Таул проснулся, не зная, где он. Когда в голове прояснилось, он понял, что все еще находится на Ларне. Он не помнил, как уснул, — теперь он лежал в какой-то каморке на каменной скамье. Он встал, и его спина подсказала ему, что он проспал на твердом довольно долго.

Он не помнил, как его перенесли в это место, — он вообще ничего не помнил после ухода из пещеры. Таул встревожился. Ответ оракула помнится ясно, а дальше — провал. Между тем пора возвращаться на корабль. Капитан Квейн сказал, что отплывет по истечении суток. Кто знает, который теперь час? Надо уходить немедленно. Таул направился к двери, но тут вошел младший из четырех.

— Здравствуй, — сказал он. — Надеюсь, ты хорошо отдохнул.

— Как я сюда попал? — спросил Таул.

— Так всегда бывает после пророчества: тот, кто ищет ответ, лишается всех своих сил. Беспокоиться тут не о чем. Даром пророчество никому не дается. Ты устал, и мы отнесли тебя сюда, чтобы ты мог выспаться.

— Сколько же я проспал? — Таул не поверил ни единому слову — после пророчества ему вовсе не хотелось спать.

— Много часов. Уже светает.

— Мне надо идти — не то мой корабль уйдет. — Таул вспомнил разговор о цене перед посещением пещеры. — Скажи, сколько я вам должен?

— А-а, это, — небрежно бросил молодой. — Думаю, не так много. Тебя, кажется, попросят только доставить в Рорн кое-какие письма. Ты ведь туда плывешь? — Что-то в голосе собеседника пробудило подозрения Таула. Раньше ему показалось, что он него потребуют гораздо большего, чем доставка каких-то писем.

— И это все? — спросил он.

— Ну разумеется. Не надо верить всему, что рассказывают о Ларне поздними вечерами у камелька. За предсказание мы не требуем ничего, кроме мелких услуг. Ты вызвал особое наше расположение, и мы решили не нагружать тебя сверх меры. Пойдем со мной, и я отдам тебе письма.

Таулу вручили два письма, запечатанных воском, и объяснили, куда и кому их отнести. Затем человек в клобуке проводил его вниз по тропе. Все это время Таул не мог избавиться от неприятного ощущения. Что-то тут не так. Не может быть, чтобы четверо так просто отпустили его, дав ему лишь письма в город, куда он и без того плывет. А больше всего беспокоили половина дня и ночь, выпавшие из его памяти.

Но вот он оказался на берегу, и пришлось подумать о другом. Надо налечь на весла, пока «Чудаки-рыбаки» не поставили паруса. Свежий воздух был настоящим блаженством после затхлого храма и пещеры. С каждым вдохом настроение Таула улучшалось. Скоро он покинет это проклятое место. Таул решил, вернувшись в Вальдис, непременно рассказать Тирену об ужасной судьбе ларнских оракулов. Ни одного юношу не должна больше постигнуть подобная участь.

Таул стащил лодку в море, с наслаждением погрузившись до пояса в холодную воду, сел и взялся за весла. Наконец-то он убрался с этого острова. Вскоре он уже быстро работал веслами, вкладывая в это всю свою силу, — это помогало ему не думать о Ларне.

Трудно был вспомнить, где стоят «Чудаки-рыбаки». Туман кольцом окружал Ларн, скрывая его от проходящих кораблей. Таул правил на юго-запад, надеясь где-то там наткнуться на свое судно. После нескольких часов на веслах он начал беспокоиться: уж теперь-то он должен увидеть корабль. Он вынул весла из воды и стал прислушиваться. Ему почудился слабый звук. Вот опять — это звучит сигнальный рог, в который дуют на кораблях в тумане. «Чудаки-рыбаки» подают ему весть. Таул, сразу приободрившись, стал грести с новой силой на зов рога.

Немного времени спустя из тумана выступили высокие мачты корабля, и это зрелище наполнило радостью сердце Таула. «Чудаки-рыбаки» не бросили его. Он подгреб ближе, туман разошелся, и с борта его окликнули:

— Эй, на шлюпке!

Вся команда высыпала на палубу, чтобы встретить его. Среди них Таул различил капитана Квейна, приветственно вскинувшего руку. Матросы грянули хором «ура», а капитан крикнул:

— Ну, ребята, открывайте бочонок — наш друг вернулся.

* * *

— Нет, Боджер, не верь, что мельничиха готова на все за отрез на платье и цыпленка в придачу.

— Но про нее так говорят, Грифт.

— Брось, Боджер, мельничиха живет в достатке. А вот жена свечника как раз не прочь. Всем известно, что на свечках богатства не наживешь.

— Не похоже, чтобы и жена свечника бедствовала, Грифт, — она всегда лучше всех одета.

— То-то и оно, Боджер! Как может женщина, чей муж еле-еле серебряную монету в месяц заколачивает, позволить себе носить тонкие ткани? Да и стол у нее что надо — сплошь жареные цыплята.

— Но мастер Галч уверяет, Грифт, что переспал с мельничихой за отрез и цыпленка.

— Мастер Галч мог бы и поберечь свои денежки, Боджер. Мельничиха ложится с каждым, кто штаны носит, — и не ради мзды, а только чтоб свою похоть потешить.

— Так, может, и у меня бы с ней вышло, Грифт?

— Я бы, Боджер, тебе не советовал.

— Почему, Грифт?

— К несчастью, Боджер, мельничиха делилась с другими своими прелестями столь щедро, что подхватила дурную болезнь. И если ты не хочешь, чтоб яйца у тебя сгнили и отвалились, держись от нее подальше.

— Хорошо, что упредил, Гриф, — ты настоящий друг.

— Мой долг — осведомлять тебя о таких вещах, Боджер.

— А мастер Галч, Боджер? Он, выходит, заразился?

— Ну как тебе сказать, Боджер, — стоит посмотреть, как он ходит, и сразу сдается, что его сливы скоро отпадут.

Оба солдата, откинувшись к стене, пригубили свой эль.

— Слышь, Грифт, утром я стоял на стене и могу поклясться, что видел в лесу каких-то всадников.

— А какие на них были цвета, Боджер?

— Они были далеко, Грифт, но мне сдается, что это наемники.

— Как видно, это те, которых нанял лорд Баралис. Хотел бы я знать, нашли ли они юного Джека.

— Его я не заметил, Грифт.

— Надеюсь, теперь он уже далеко. Парень правильно сделал, что ушел из замка. Здесь он никогда бы не прижился. В точности как его мать — та тоже вечно витала в облаках.

— Я слыхал, его мать была ведьма.

— Да уж, чего о ней только не болтали. Она красивая была, а родом южанка, судя по выговору, да только кто знает, была она ведьмой или нет. Хотя я тоже слыхал всякое.

— А что, Грифт?

— Говорят, она однажды сделала чересчур пылкого ухажера лысым.

— Лысым, говоришь?

— Что твое колено.

— Так это, часом, не мастер ли Фраллит? У него плешь не хуже, чем у тебя.

— На устах моих печать, Боджер. — Грифт хлебнул эля и больше ничего не стал говорить.

* * *

Мейбор не мог взять в толк, куда девался нанятый им убийца. Он отрядил Крандла на его поиски, но слуга так и не нашел Скарла. Своего дела убийца не выполнил — утром Мейбор собственными глазами видела Баралиса.

Мейбор прогуливался по саду, дыша свежим воздухом, как советовала ему знахарка, и вдруг увидел своего врага — тот крался вдоль стены замка в компании здоровенного недоумка Кропа. Мейбора он, к счастью, не заметил — Мейбор предпочитал не попадаться Баралису на глаза, пока с тем не будет покончено. Да только когда это будет, если человек, которому это поручено, взял и исчез куда-то?

Мейбор не знал даже, где Скарл живет: в замке или в городе. Подробности своей частной жизни убийца держал при себе. Возможно, он счел Баралиса столь опасным, что пошел на попятный. Но Мейбор не думал, что причина в этом, — он и раньше имел дело со Скарлом и хорошо его знал. Не тот это человек, чтобы отступать перед опасностью.

Мейбор шагал по комнате, одетый в платье своего слуги. Весь свой гардероб он приказал сжечь и теперь оказался в унизительном положении человека, которому нечего надеть. Его сыновья были слишком худы, чтобы позаимствовать вещи у них, — вот и пришлось ему напялить отвратительную, не слишком-то чистую одежду Крандла. Мейбор заказал, конечно, замковому портному новые вещи, но они будут готовы не раньше чем через неделю.

Он, блестящий лорд Мейбор, вынужден гулять по замковым садам в одежде простого слуги. Баралис еще ответит ему за это!

Мейбор начал испытывать сильный страх перед ядами. Что Баралис отравит в следующий раз? Постель? Или обувь? Мейбор попытался уговорить Крандла пробовать его пищу и вино, но неблагодарный холуй наотрез отказался. Если Баралиса не уберут в скором времени, ему, Мейбору, придется за большие деньги нанять для этого особого человека. Такие дерут почем зря — ну, правда, и ремесло у них опасное.

Так что Мейбор был крайне недоволен убийцей: тянул-тянул, да так ничего и не сделал. Когда Скарл наконец выполнит договор, Мейбор не колеблясь отдаст приказ перерезать ему горло. Не хватало еще отдавать тридцать акров своих садов человеку, который так медлит с порученным ему делом.

Постучавшись, вошел Крандл.

— Чего тебе? Нашел человека по имени Скарл?

— Нет, ваша милость, никто не знает, где его искать.

— Куда же он, негодяй, девался? — топнул ногой Мейбор.

— Мне тут пришло кое-что в голову, ваша милость, может, я, конечно, и ошибаюсь.

— Говори уж, не тяни. — Мейбор взял осколок зеркала и стал разглядывать болячки на лице.

— Вы ведь знаете, ваша милость, что в бальном зале после вашего ухода случился пожар?

— Знаю, знаю, — нетерпеливо бросил Мейбор.

— Так вот, один человек тогда сгорел заживо.

— А Скарл-то тут при чем? — Мейбор с большим удовольствием выдавил назревший гнойный прыщ.

— Сгоревшего никто не смог опознать, ваша милость, и никто не заявил о чьей-либо пропаже.

Мейбор замер — он понял, к чему клонит Крандл. Помолчав, он спросил:

— Как выглядел труп?

— Я слыхал, бедняга обгорел, как головешка, — от лица ничего не осталось.

— Нашли при нем что-нибудь?

— Говорят, будто бы только нож уцелел.

— Нож принадлежал ему?

— Вроде бы да. И чудной это нож, доложу я вам, — не какой-нибудь там столовый ножичек.

— Поди прочь! — молвил Мейбор.

Он никогда не видел ножа, который имел при себе Скарл, но знал, что единственное оружие наемного убийцы должно быть чем-то из ряда вон выходящим. Мейбор присел на кровать и стал обдумывать сказанное Крандлом. В последний раз он виделся с убийцей в день, предшествовавший кануну зимы. С тех пор Мейбор о нем не слышал, и поручения своего Скарл не выполнил.

Мейбор невольно содрогнулся. Что, если Скарл попытался убить Баралиса и потерпел неудачу? Что, если это Баралис убил Скарла, а после разжег пожар, чтобы скрыть следы? Мейбор слышал странные вещи об этом пожаре. Крандл говорил даже, что некий дворянин видел там, где вспыхнул огонь, человека в черном. А Баралис как раз и одевается в черное. Мейбор позвонил Крандлу. Кричать он больше не мог — горло не позволяло.

— Да, мой господин?

— Я хотел бы поговорить с дворянином, о котором ты упоминал. С тем, кто видел, как начался пожар.

— С господином Толленом? С ним намедни страшное несчастье приключилось.

— Какое несчастье? — похолодел Мейбор.

— Упал на косу и вспорол себе живот. Тут же и скончался.

— Не кажется ли тебе странным, Крандл, что человек вдруг взял и упал на косу?

— Теперь, когда вы это сказали, и вправду стало казаться. Он ведь не крестьянин, Толлен-то.

— Хорошо, Крандл, теперь иди. Я должен обдумать то, что ты мне рассказал.

Мейбор мерил шагами комнату. Даже и крестьянин никогда не упадает на косу. Это дело рук Баралиса. Он убил дворянина, чтобы никто не мог связать его, Баралиса, имя с пожаром. И как-то умудрился убить Скарла. А тот был не какой-нибудь простак — в своем ремесле не знал себе равных. Слишком прыток он стал, Баралис. Мейбор шагал, ломая голову над тем, как убрать врага с дороги.

* * *

Перед Бринжем лежали огромные, неоглядные сады. С вершины холма, где он стоял, открывался вид на стройные ряды низких голых яблонь, уходившие куда-то за горизонт. Сады лорда Мейбора. Бринж усмехнулся про себя и нащупал в кармане письмо. Грубые пальцы встретились с гладкой бумагой, и по телу прошел нетерпеливый трепет.

Бринж знал, какую ценность представляют эти сады: здесь вызревали лучшие яблоки Четырех Королевств. Из них, сочных, с легкой кислинкой, вырабатывали лучший в Обитаемых Землях сидр. Его вывозили во все концы света, и знатоки охотно платили любые деньги за кружку этого медового нектара.

Яблоневые сады были главным промыслом на востоке Четырех Королевств. Тот, кто не выращивал яблони, либо гнал сидр, либо сбивал бочки, либо растил для сидра хмель. А в городе Несторе все, от младенцев до старух, выходили собирать яблоки, когда наступало время. Старики утверждали, что для хорошего сидра главное — собрать яблоки вовремя, когда они слегка пожелтеют и на них начнет проступать румянец. Из яблок без румянца сидр получается горький, из чересчур красных — излишне сладкий.

Бринж достал письмо из кармана и старательно развернул его. Он не мог прочесть ни слова из того, что там написано. Когда черный всадник поздним вечером вчерашнего дня доставил ему это письмо, Бринжу пришлось унизиться и дать его для прочтения жене. Потом-то он, конечно, избил ее до бесчувствия — чтобы не вздумала разболтать в деревне содержание письма. Пока он охаживал ее ремнем, ему померещился проблеск надменности в ее водянистых гляделках. Бринжа взбесила мысль, что жена может счесть себя выше его потому лишь, что умеет читать. Охваченный праведным гневом — должен же муж показать иногда жене, кто хозяин в доме, — он стал искать глазами более весомое орудие наказания. Избрав для этой цели тяжелый чугунок, он молотил им жену со злобным наслаждением, пока она не лишилась сознания.

Расправа с женой возбудила его, и он обратился мыслями к ее младшей сестре, своей свояченице Герти. В канун зимы она сидела у него на коленях, тяжелая и теплая, и нарочно прижималась к нему. Когда жена вышла, чтобы помешать жаркое, Бринж попросил у Герти поцелуй, и она охотно согласилась. Поцелуй был вовсе не сестринский — Герти просунула свой язычок меж его зубов, и Бринжа пронзила дрожь.

Стоя на холме, Бринж воображал себе пышные прелести свояченицы. Давно пора, думал он, взять себе новую жену — и задастая молодка Герти подошла бы ему как нельзя лучше. Сперва, правда, придется куда-то деть старую. Бринжа охватило негодование. Эта старая скотина только и знает, что шпынять его, а теперь, из-за письма, еще и нос задирать станет. Ничего, он ее еще не так проучит.

Бринж поднял письмо к бледному утреннему небу. Скоро настанут славные деньки. Он получит много золота, переедет в другой город и ляжет в постель с молодой женой. Бринж спрятал письмо поглубже и бодрой походкой, с огоньком в глазах, направился вниз, в деревню.

* * *

Как только за часовым закрылась дверь, Джек бросился к Мелли. Она спала, уложенная на низкую деревянную скамью. Джек, стараясь не разбудить девушку, ощупал ее спину сквозь тонкое платье. Рубцы все еще оставались вспухшими и воспаленными. Джек содрогнулся при мысли, что было бы с Мелли, если бы бичевание не прервали. Мелли есть за что благодарить наемников.

Джек осторожно нажимал на кожу вокруг рубцов, проверяя, нет ли под ней гноя. Спина Мелли стала куда тверже прежнего, и Джек вздохнул с облегчением. Кажется, ему удалось остановить заражение, выпустив гной, — теперь Мелли пойдет на поправку. Но даже и поправившись, с глубоким состраданием думал он, она будет носить на себе эти рубцы от веревки всю жизнь. Со временем они поблекнут, но все-таки останутся при ней — следы позора, которые не спутаешь ни с чем. Джек нежно отвел темную прядь от лица Мелли. Болезнь сделала ее красоту еще пронзительнее. Джек боялся даже думать о том, какие ужасы пережила она в Дувитте. Склонившись над Мелли, он коснулся губами ее лба.

Мелли проснулась, и в ее глазах вспыхнул ужас, сменившийся узнаванием, а затем и раздражением.

— Чего это тебе вздумалось торчать надо мной? — спросила она, садясь и протирая глаза.

Джек сразу почувствовал себя полным дураком — он украл поцелуй, а его поймали на этом! Он поспешно откинул волосы назад, чтобы принять более приглядный вид.

— Часовой только что вышел, вот я и решил поглядеть на тебя... — Джек искал, как бы выразиться поделикатнее, — поглядеть, как ты себя чувствуешь.

Мелли смотрела на него с почти открытой враждебностью.

— Спасибо, я чувствую себя превосходно — и тебя это, во всяком случае, не касается. — Она запахнулась в одеяло.

— Дело в том, что после... после происшествия в Дувитте у тебя началась горячка. — Из глаза встретились, и Мелли отвернулась первая.

— Я не желаю говорить о Дувитте, — отрезала она, но тут же раскаялась и добавила уже гораздо мягче: — Прошу тебя, Джек... Я даже думать не могу об этом месте.

— Больше я не стану о нем говорить, — учтиво, как ему хотелось надеяться, склонил голову Джек. — Но давай поговорим о другом, пока можно. Часовой того и гляди вернется.

— Где это мы? — оглядела их тесную темницу Мелли.

— Где-то в часе ходьбы от замка Харвелл. Когда нас привезли сюда, светало, и я разглядел вдали его стены.

— Стало быть, мы в городе?

— Нет — в каком-то подземелье, насколько я могу судить. Мы немного прошли по лесу, а потом вместе с лошадьми спустились вниз. Ты все это время спала — ты много спишь в последние дни. — Джек запнулся, набрал побольше воздуха и задал наконец вопрос, который давно уже вертелся у него на языке: — Кто ты, Мелли? — Он глядел на нее в упор своими карими глазами. — И зачем ты убежала из замка? — Произнеся это, он с опозданием сообразил, что и его можно подвергнуть такому же допросу.

— Я могла бы спросить тебя о том же, Джек. Зачем надо было наемникам разыскивать тебя? — Мелли говорила с манерой и уверенностью знатной дамы. Она, конечно же, и есть знатная дама, привыкшая повелевать и отдавать приказания.

— Я ученик пекаря здесь, в замке... вернее, был им. Я сделал нечто неподобающее и бежал, боясь последствий. — Джек понурил голову — пусть лучше думает, что он вор.

— А я убежала... — неожиданно мягко сказала Мелли, теребя платье, — я убежала потому, что отец хотел выдать меня за ненавистного мне человека.

— Значит, этих людей нанял твой отец?

— Нет, он никогда бы не опустился до того, чтобы прибегать к услугам наемников. — Произнеся это с явной гордостью, Мелли резко повернулась к Джеку. — Но ты — ты должен знать, кто их нанял! — Не успел Джек ответить, как открылась дверь и вошел Баралис.

— Вот вам и ответ, дорогая, — промолвил он своим тихим, влекущим голосом. Джек покосился на Мелли — ей удалось скрыть свое удивление.

— Лорд Баралис, — с благосклонным кивком произнесла она. — Полагаю, вы пришли освободить меня? — Но Джек уловил беспокойство в ее уверенном тоне.

— Если вы соблаговолите последовать за мной, госпожа, я провожу вас в более пристойное помещение. — Баралис сделал приглашающий знак, и Джек взглянул на его руки. Скрюченные и корявые, как и прежде, они были покрыты свежими шрамами. Баралис перехватил его взгляд, и Джек испытал страх, встретившись с холодными серыми глазами лорда. Не в силах выдержать, он отвернулся.

— Идемте же, — вновь обратился Баралис к Мелли.

— А если я откажусь? — подняв голову, надменно молвила она.

— У вас нет выбора, госпожа моя. — По знаку Баралиса на пороге возникли двое часовых с мечами наголо. Джек видел, как трудно Мелли сохранять спокойствие.

— Я это вижу, лорд Баралис. — Джек не мог не восхищаться ее самообладанием. — Вы позволите по крайней мере, чтобы мой человек сопровождал меня? — Джек не знал, оскорбляться ему или радоваться, что Мелли о нем не забыла.

— К сожалению, моя дорогая, об этом не может быть и речи. Ваш человек... — Баралис помолчал, давая понять, что раскусил ложь Мелли, но, как галантный кавалер, не желает разоблачать ее, — ...ваш человек останется здесь. Прошу вас, пойдемте со мной.

Мелли вышла, взглянув напоследок на Джека. Баралис подождал, пока она не скрылась из виду, и сказал Джеку уже совсем другим голосом:

— С тобой я поговорю после.

Мелли уловила своим острым слухом то, что сказал Джеку Баралис, и поняла, что ее спутник сказал ей не всю правду.

Королевский советник не стал бы трудиться, чтобы вернуть в замок какого-то мелкого воришку. Этот ученик пекаря не так прост, как кажется.

Баралис вел ее по длинному каменному коридору, где чувствовалась промозглая сырость подземелья. На стенах рос бледный прозрачный мох. Мелли протянула руку, чтобы потрогать его.

— Не делайте этого, — предостерег Баралис, и Мелли испуганно отдернула руку. — С этими мхами никогда не знаешь, насколько они ядовиты.

Пройдя еще немного, Баралис свернул направо и остановился перед прочной тяжелой дверью. Мелли равнодушно следила, как он пытается открыть засов своими скрюченными руками. При виде этих рук в ней шевельнулось какое-то смутное воспоминание — далекое, еще из детства. Шевельнулось и пропало.

Баралис открыл дверь и ввел Мелли в комнату, освещенную множеством свечей и на удивление теплую. Здесь имелись столы и стулья, на полу лежали ковры.

— Надеюсь, здесь вам понравится. Мой слуга Кроп натаскал все эти вещи из замка. И все же обстановка, боюсь, получилась довольно скудная. — Мелли видела, что Баралис скромничает: он, должно быть, затратил немало труда, чтобы устроить ее с удобствами. — Я также взял на себя смелость предложить вам кое-какое угощение. — Баралис указал на низкий столик, где стоял поднос с холодной закуской. На сердце у Мелли потеплело при виде жареной птицы, телячьей колбасы, яиц ржанки, внушительного куска красного сыра, круглого хлеба и оранжерейных фруктов. Но она быстро отвела глаза, чтобы не выдать своему тюремщику, как ей хочется есть.

— Вполне достаточно на первое время, — холодно промолвила она, надеясь, что теперь он уйдет и даст ей поесть свободно.

— Вы, вероятно, пожелаете принять ванну и переодеться. Я велю принести вам что-нибудь из платья. — Баралис хотел уйти, но Мелли задержала его.

— Зачем вы привезли меня сюда? — спросила она. Баралис помолчал немного, думая, отвечать ей или нет, и наконец сказал с легким вздохом:

— Скажем так, дорогая, — у нас с вами общие интересы.

И Мелли отчего-то догадалась, что он имеет в виду.

— Вы тоже не хотите, чтобы я выходила замуж за принца Кайлока, лорд Баралис?

— А вы умница, Меллиандра, — слегка улыбнулся он. — Куда умнее своего отца. — Он слегка поклонился ей и вышел, задвинув железный засов с той стороны.

Мелли набросилась на еду, а мысль ее между тем лихорадочно работала. Теперь все стало на свои места: Баралис ненавидит ее отца и не хочет, чтобы Мейбор стал тестем будущего короля и дедом будущего наследного принца. Потому он и схватил ее, прежде чем отец успел это сделать. Как же Баралис намерен поступить с ней? Мелли не верилось, что он способен причинить ей какой-то вред. Не стал бы он так заботиться о ее удобствах, если бы замышлял убить ее. Мелли решила, что больше не станет думать об этом. Все было слишком вкусно, и ей не хотелось портить себе аппетит тревожными предчувствиями.

Она налила себе бокал легкого красного вина и по привычке потянулась за кувшином с водой, чтобы разбавить его. Но тут же остановилась и решила выпить чистого вина. Правила поведения придворных дам ее больше не касаются. Она поднесла кубок к губам и сделала большой глоток. До чего же приятно нарушать правила! Ей попался на глаза заботливо приготовленный для нее серебряный столовый ножичек — но Мелли презрела его и ухватилась за дичь голыми руками, с хрустом вывернув ножку.

* * *

Баралис потер руки, массируя их. С кануна зимы он не мог распрямить пальцы: они пригибались к ладоням. Каждый день он втирал лечебные масла в красную лоснящуюся кожу, надеясь вернуть рукам хоть какую-то гибкость. Ему все труднее становилось совершать самые простые действия: смешивать снадобья, писать письма, задвигать засовы.

Заперев дверь, он прошел несколько шагов по коридору, остановился перед глухой стеной и нажал на нее большим пальцем. Стена бесшумно отошла назад. Кроп встал при входе Баралиса, виновато покраснев. Баралис сразу понял причину его смущения — Кроп держал на руках маленького зверька.

— Я же запретил тебе, Кроп, брать моих животных из клеток. Это не домашние баловни, чтобы гладить их и нежить. — В обязанности Кропа входило кормление животных — и он питал дурацкую привязанность к несчастным тварям.

— Виноват, хозяин, — пробубнил он. — Сейчас унесу зверюшку в замок и запру.

— Сейчас она мне ни к чему, дурак безмозглый. Нагрей-ка воды да снеси нашей гостье. И вот это тоже отнеси. — Баралис кивнул на стопку белья и одежды.

— Слушаюсь, хозяин. — Кроп сгреб тонкие вещицы в охапку.

— И еще, Кроп. Я не желаю, чтобы меня беспокоили до конца дня. Как закончишь здесь, ступай в мои комнаты и займись там чем-нибудь. Да прихвати с собой своего грызуна. Я не хочу сидеть тут с этой большой крысой. — Баралис с растущим нетерпением стал смотреть, как Кроп пытается взять зверька, не выронив одежды. Наконец верзила затолкал животное себе в карман. Баралис обратил внимание на болезненный вид грызуна — яд, который он на нем попробовал, действует медленнее, чем ожидалось. Зверьку полагалось бы уже сдохнуть.

Кроп ушел, и Баралис стал думать о другом. Утром ему назначена аудиенция у королевы — он должен вручить ей свежую порцию лекарства для короля. Баралис надеялся выяснить во время этой встречи, насколько преуспела в своих розысках королевская гвардия. Главное, чтобы след не привел к нему.

Мысли Баралиса устремились к девушке. Экая соблазнительная штучка! Немного поизносилась, правда, по сравнению с прежним, но тем лучше: совершенство никогда не привлекало Баралиса. Он еще не решил, что с ней делать. Время терпит: здесь ее никто не найдет. Нет никого, кто знал бы об убежище, как называет это место Баралис, хотя от него и ведет к замку подземный ход. Этот ход, должно быть, вырыли несколько сотен лет назад на случай осады — и о нем, как и о многом другом, давно забыли.

Баралису было чем гордиться. События снова повернулись в его пользу. Его наемники нашли не только дочь Мейбора, но и мальчишку — не преминув, конечно, потребовать за это добавочной платы, неблагодарные скоты. Баралис решил дать Джеку помучиться несколько дней, прежде чем допросить его о происшествии с хлебами. Два-три дня в темнице, на хлебе и воде, сделают его сговорчивее.

Баралис прошел к дальней стене, откинул выцветший, побитый молью гобелен, нащупал пробитое в камне отверстие величиной с ноготь большого пальца и приник к нему глазом.

Перед ним открылась комната Мелли. Баралис улыбнулся, увидев, как жадно она поглощает пищу, откусывая колбасу большими кусками и вливая вино в свое нежное горло. Мясо, как видно, застряло в зубах, и Мелли принялась, не чинясь, ковырять в них фазаньей косточкой. Выплюнула досаждавший ей кусочек и выпила еще вина.

Кто-то постучал к ней — Баралис тоже слышал стук. Мелли ответила «войдите», и в комнату ввалился Кроп с громадным ведром горячей воды. Баралис весело наблюдал, как страх и отвращение отразились на лице Мелли при виде слуги. Он заметил также, как ее глаза остановились на открытой двери, — не убежать ли, думает она, пока Кроп выливает кипяток в лохань? Девушка потихоньку встала и двинулась к двери, но тут Кроп оглянулся.

— Не надо, госпожа, — сказал он так тихо, что Баралису пришлось напрячь слух. Дочь Мейбора, явно удивленная мягкостью его голоса, вернулась на место. — Будьте осторожны, — сказал Кроп, вылив свое ведро в ванну. — Подлейте побольше холодной воды, прежде чем садиться, не то ошпаритесь. — Он вышел и тут же вернулся с одеждой и бельем, бережно уложив все это на кровать, а после, неуклюже откланявшись, ушел совсем.

Девушка рассмотрела вещи, которые он принес, и Баралис увидел, что она осталась довольна. Судя по красным лохмотьям, что были сейчас на ней, она давненько не надевала ничего приличного.

Попробовав воду в ванне, она отдернула палец и, удостоверившись, что Кроп не солгал, добавила холодной воды из другого ведра. Баралис облизнул губы, когда она стала расшнуровывать платье. Он не раз на своем веку видел, как раздеваются женщины, но это зрелище куда интереснее, если женщина не знает, что за ней наблюдают. При любовнике она жеманится, подбирает живот и выпячивает грудь, наедине же с собой сутулится, почесывается и без стеснения пускает газы.

Мелли быстро скинула юбку, а следом корсаж. Ее высокие белые груди восхитили Баралиса. Потом она повернулась спиной, и он ахнул. На белой коже отпечатались шесть глубоких багровых рубцов — явно свежих, ибо на двух еще сохранилась запекшаяся кровь. Что это такое? Наемники ни словом о них не обмолвились. Баралис не мог оторвать глаз от этого зрелища: прекрасная молочная кожа, чудесные ноги и ягодицы — все это казалось еще великолепнее благодаря безобразным красным рубцам. Они не отнимали у нее красоту, а лишь усиливали ее. Баралис ощутил движение в чреслах.

Мелли, взяв мыло, щетку и полотняную тряпицу, осторожно вошла, в воду. Некоторое время она мокла, сидя в ванне по самый подбородок. Потом намылила щетку, потерла ноги, помыла тряпицей более нежные места, а после принялась за спину и поморщилась, когда ткань коснулась рубцов. Отложила тряпицу и осторожно ощупала свои раны. Сделав это, она, как видно, испугалась и вышла из ванны. Вода стекала по ее стройному телу. Она оглядела комнату — Баралис догадывался, что она ищет зеркало. Хорошо, что он позаботился доставить его.

Мелли бросилась к зеркалу, роняя капли воды на роскошный ковер. Изогнув шею, она обследовала свою спину, сморщилась и упала на пол, заливаясь слезами.

Баралис покинул свой пост, решив, что пока довольно. Слезы девушки не тронули его. Он тщательно оправил гобелен и устроился на мягком стуле, налив себе вина.

Хотелось бы ему знать, получил ли уже Бринж его письмо. С садами Мейбора желательно разделаться поскорее, а Бринж в полной мере наделен тем, что Баралису более всего нравится в людях, — жадностью.