На закате подъезжаем к моему дому, и Крис паркует свой «Порше-911» среди куда более скромных машин. Думаю, это обстоятельство не укрылось от его внимания.
— Я быстро. — Выскакиваю из машины, но Крис уже обходит багажник. Удрать не удалось. — Тебе не обязательно идти со мной.
— Но я хочу, — возражает он не допускающим возражения тоном и берет за руку. — Веди.
Смиряюсь с поражением и покорно бреду к зданию из красного кирпича. Найти свою дверь много времени не занимает. Достаю из сумки ключи и медлю. Дневники так и лежат на кофейном столе. Спрятать их от неожиданного гостя не удастся — просто невозможно.
Крис обнимает меня сзади и берет ключи, отпирает дверь и распахивает настежь.
Бросаюсь в комнату и начинаю лихорадочно складывать тетради в стопку. Единственное, что хорошо в данной ситуации, — это возможность отвлечься от убогой обстановки: простого коричневого дивана и столового гарнитура за пятьсот долларов.
Дверь захлопывается. Внезапный стук действует на взвинченные нервы таким образом, что две тетради выскальзывают из рук и падают на пол. Как всегда, когда я что-то роняю, Крис оказывается рядом и немедленно их поднимает.
Сажусь на диван и кладу дневники на стол, а потом забираю из его рук оставшиеся два. Он сидит рядом, внимательно наблюдает за моей суетой и не обращает ни малейшего внимания на источник тревоги.
— Что случилось, детка? Почему мое появление здесь так тебя нервирует? Я испытываю нежные чувства не к твоей квартире, а к тебе!
Замираю от изумления. Крис испытывает ко мне нежные чувства! А ведь это означает, что все, что между нами происходит, не ограничивается одним лишь сексом.
— Причин несколько, но главная в том, что я действительно не хочу, чтобы ты видел мое тесное, более чем скромное жилище.
Крис продолжает смотреть с удручающим вниманием.
— А что еще? Только не говори, что больше ничего. Сама призналась, что причина не только в квартире.
Смотрю на дневники и испытываю неодолимое желание рассказать о них Крису.
— Не знаю, как ты прореагируешь. — Перевожу на него неуверенный взгляд. — Боюсь, что это моя страшная тайна, способная повергнуть тебя в бегство.
— Я не убегу, Сара. — Он хватает мои ноги, кладет к себе на колени и крепко держит. Берет в плен. Интересно, осознает ли он это? Думаю, что да. Крис умеет добиваться своего. — Говори немедленно.
— Тетради на столе — это дневники Ребекки Мэйсон. — Слова выплескиваются, и на душе сразу становится легче. — Ее личные записи, самые интимные признания и мысли.
— Дневники Ребекки Мэйсон, — спокойно повторяет Крис. Выражение его лица так же бесстрастно и непроницаемо, как интонация. — Ты принесла их из галереи?
— Нет. Соседка купила на аукционе контейнер с вещами — многие так поступают: приобретают не оплаченные хозяевами хранилища, а потом распродают содержимое и получают немалую прибыль. Подруга тоже хотела так поступить, но ее богатый жених — доктор, с которым она едва знакома, — умыкнул ветреное создание в Париж. В результате контейнер утратил актуальность и остался в моем распоряжении.
— Хочешь сказать, что обладаешь доступом к контейнеру с вещами Ребекки?
— Да. Избавиться от них не хватило духу. Захотелось разыскать хозяйку и все вернуть. Поэтому я начала читать дневники и обнаружила между нами так много общего, что желание найти девушку, которая все это написала, переросло в необходимость.
— И поэтому ты отправилась в галерею.
Тон Криса уже не равнодушный, а острый, как сталь; лицо приобрело непроницаемое выражение. Мой рассказ ему очень не нравится; незачем было откровенничать. Робко пытаюсь оправдаться:
— Я очень беспокоилась за ее безопасность. И сейчас беспокоюсь, но… случилось так, что добрые намерения вышли из-под контроля.
Крис опускает мои ноги, выпрямляется и сосредоточенно смотрит на дневники. Секунды текут, напряжение в комнате нарастает и, кажется, в любой момент прорвется.
Перестаю дышать: он берет одну из тетрадей и открывает наугад. Начинает читать и на глазах каменеет. В страхе замираю и я, лихорадочно пытаясь придумать, как предотвратить взрыв его гнева.
Наконец он поднимает глаза.
— И вот это ты читаешь?
— Не знаю, о каком именно эпизоде ты говоришь, но я прочитала почти все, потому что волновалась за Ребекку и искала какую-нибудь подсказку относительно ее дальнейшей судьбы.
Крис сует мне дневник.
— Читай вслух.
— Что?
— Читай вслух эту долбаную страницу, Сара. Хочу узнать, понимаешь ли ты, что здесь написано.
— Понимаю, — шепчу едва слышно и дрожащими руками беру дневник.
— Читай, — безжалостно повторяет Крис.
Открываю рот, чтобы возразить, но суровый взгляд заставляет смолчать. Не могу понять реакцию Криса и не знаю, почему он хочет, чтобы я читала дневник вслух, но подчиняюсь. Смотрю на летящий почерк и начинаю медленно читать:
— «Сегодня он меня наказал. Наказание было неизбежным. Я это знала. Вспоминаю ход событий и спрашиваю себя, не дразнила ли его намеренно, позволив себе флирт с другим мужчиной. Просто… не понимаю, как ему удается меня делить и в то же время в полной мере мной обладать. Стоя на коленях с привязанными к столбу руками и ожидая первого удара плети, отчетливо сознавала, что в эту минуту заключаю в себе весь его мир. Для него не существовало ничего иного, кроме комнаты и того, что он хотел со мной сделать. Того, что хотела от него я. Мечтала о надвигающейся боли, как сама того не ожидала. Боль. Боль приносит избавление. Удар плети убивает все остальные чувства. Боль прошлого отступает, а вместо нее приходит…»
Крис забирает у меня дневник и с ненавистью швыряет на стол. Привлекает к себе и сжимает ладонями шею, как делает всегда, когда хочет продемонстрировать силу.
— Так вот о чем твои фантазии, Сара?
— Нет, я…
— Только не ври.
— Это… не понимаю, что ты хочешь мне сказать.
— Ты не знаешь, во что впутываешься.
Но он-то отлично знает: интуиция подсказывает.
— Я не…
Крис властно накрывает губами мои губы и целует жестко, безжалостно, горячо, соблазнительно — пока не начинаю задыхаться. Когда же наконец отпускает на свободу, ладонь грубо ласкает грудь, бедра прижимаются к моим, дыхание вырывается жаркими судорожными порывами, а голос напоминает рычание:
— Если бы ты только знала, до чего заманчиво преподать тебе незабываемый урок!
«Да. Да, пожалуйста. Научи меня!» Каждая клеточка моего существа рвется узнать, чем он мне угрожает. Страха нет — только раскаленное добела вожделение и отчаяние.
— Сделай же это, — требую я с вызовом. — Сделай, Крис!
Он толкает меня на диван и накрывает собой.
— Сама не знаешь, во что ввязываешься, Сара.
— Так покажи! — выдыхаю я. — Объясни!
Крис закидывает мои руки за голову.
— Черт возьми, Сара, надо бы. Надо бы выбить из тебя дурь и вышвырнуть эти проклятые дневники. — Он утыкается лицом в шею, но вдруг исчезает и оставляет в кромешной пустоте.
Сажусь, изнемогая от тоски по тому неведомому наслаждению, в котором мне только что было отказано. Крис стоит спиной ко мне, запустив пальцы в длинные светлые волосы.
— Проклятие! — восклицает он в бессильной злобе. — Что ты со мной делаешь, женщина?
Крис балансирует на рубеже самообладания и бешенства, а мне не терпится узнать, что скрывается за его словами. Разве можно было представить, что тяга к неизвестному окажется столь непреодолимой? Быстро встаю, подхожу и не оставляю времени на ответный маневр. Падаю на колени и принимаюсь ласкать выпирающее сквозь джинсы мужское достоинство. Он хочет меня, хочет преподать тот самый урок, о котором говорил. И я тоже хочу.
— Что ты делаешь, Сара?
— Дарю тебе наслаждение, как ты дарил мне. — Задираю его рубашку, прижимаюсь губами к животу и в то же время расстегиваю пуговицу на джинсах.
— Сара, — шепчет Крис внезапно осипшим голосом. Оказывается, я действую на него так же, как и он на меня. Расстегиваю молнию на джинсах, запускаю руку в трусы, глажу твердую горячую плоть и одновременно освобождаю его от одежды.
Он смотрит сверху вниз почти плотоядным взглядом, и мне это нравится. О да, очень нравится! Он принадлежит мне — весь, до последней клеточки. Смотрю ему в глаза, высовываю язык и слизываю жемчужную каплю.
Ресницы трепещут, тело напрягается, но руки остаются без движения. Хозяин положения он, а не я. Провожу языком по члену, и с губ срывается легкий вздох. Вдохновленная успехом, осторожно беру плоть в рот и знаю, что продолжение неминуемо.
Язык делает свое дело, и не напрасно. На голову мне ложится ладонь.
— Перестань дразнить, — хрипло приказывает он. — Возьми глубже.
Люблю, когда этот мужчина повелевает. Страстно желаю принять инициативу на себя, но когда командует он, готова беспрекословно выполнить любой приказ. Стараюсь втянуть его целиком и жду, когда он окончательно скроется во влажных недрах моего рта.
— Хорошо, детка. Возьми все.
Выполняю распоряжение и начинаю ритмично скользить вверх и вниз. Мускулы на его ногах напрягаются, каменеют. Он выгибается мне навстречу и с силой вцепляется в волосы.
Мне уже приходилось заниматься оральным сексом: Майкл любил поставить на колени. Но еще ни разу в жизни это занятие не распаляло мою страсть. А сейчас я изнываю от вожделения; пот льет градом, грудь болит и тяжелеет нестерпимо, так что приходится ласкать ее самой, чтобы ощутить хотя бы небольшое облегчение.
— Сильнее, — командует Крис. — Глубже.
Надавливаю жестче и спустя мгновение ощущаю во рту солоноватую струю. Слышу хриплый рык, чувствую, как содрогается сильное тело. Звериное рычание удивительным образом пронзает насквозь и подводит вплотную к оргазму. Собственная власть воспламеняет. Ощущаю во рту вкус его освобождения и впервые в жизни глотаю охотно и с удовольствием. Хочу его… хочу до боли.
Крис на миг замирает, а потом сбрасывает напряжение и оживает. Прежде чем успеваю осознать, что происходит, поднимает меня, срывает рубашку и бюстгальтер. Толкает лицом на диван и спускает джинсы. Одной рукой прижимает к себе, а другой проникает в горячую влагу между ног.
— Тебе понравилось делать это со мной?
— Да. — Короткое слово вырывается со свистом.
— А тебе хотелось почувствовать меня внутри своего тела? — Пальцы творят невообразимое, и я уже совсем, совсем близко…
— Да, — отвечаю одними губами, не в силах произнести вслух даже самое короткое слово. Тело сжимается и конвульсивно содрогается. Колени слабеют, и Крису приходится меня держать. В глазах темнеет, и во тьме мелькают разноцветные искры. Затерявшись в сладострастных впечатлениях, не ощущая течения времени, распластываюсь на Крисе и постепенно начинаю мучительно сознавать, что джинсы и трусы неблагородно обитают где-то под коленками.
Крис нежно проводит ладонями по моим рукам и возвращает нижнюю часть одежды на место. На миг отходит, но тут же появляется с рубашкой в руках и надевает ее через голову.
Подводит к дивану, садится сам, сажает меня на колени и прижимается лбом к волосам. Не знаю, сколько мы так сидим, но вставать не хочу.
— Ты ведь понимаешь, что, судя по этой записи, Ребекку подвергли истязанию, правда?
Совсем как меня, думаю я, но вслух не произношу. Отстраняюсь и смотрю на него.
— Да. Именно это беспокоит больше всего. В дневниках описан не просто секс, а нечто большее; откровения Ребекки внушают необъяснимый, почти сверхъестественный страх. В галерее утверждают, что Ребекка в отпуске… и при этом вся ее жизнь собрана в одном контейнере. Не сходится. С ней что-то случилось, но никто не волнуется, никто не ищет ее.
— Ты по-настоящему встревожена. — Крис не спрашивает, а утверждает.
— Так и есть. Если бы что-то случилось со мной, хотелось бы знать, что кому-то моя судьба небезразлична.
Он обнимает еще крепче.
— Значит, мы обязательно выясним, что с ней произошло.
— Мы?
— Мы, детка. Найму частного сыщика.
Не верю своему счастью.
— Правда?
— Если ты действительно считаешь, что она в опасности, значит, надо докопаться до истины.
Целую его в губы.
— Спасибо.
— В знак благодарности можешь разрешить остаться у тебя на ночь. Закажем китайскую еду или что-нибудь еще — что захочешь — и посмотрим фильм.
— Ты же хотел отвезти меня к себе домой.
— А сейчас думаю, что тебе будет приятно остаться в своем мире. И мне тоже.
— Но моей квартире далеко до той роскоши, к которой ты привык.
— В твоей квартире есть ты, Сара, а больше ничего и не нужно.