– Черт побери, Либби, нельзя брать все на себя!

Либби взглянула на лестницу, а затем опять на Джона.

– Я знаю. – Она старалась говорить тихо, чтобы не разбудить Каро, которая не должна догадываться о ее планах. – Думаю, у меня все получится.

– Послушайте, – он понизил голос и взял Либби за руку, чтобы увести ее подальше от лестницы. – Никто не поймет, что вы сделали для Пилар и Каро, лучше, чем я. Хватит, остановитесь. Я не позволю вам впутываться в это дело.

– Джон, иначе нельзя. Вы сами говорили, что она не собирается сбавлять обороты и будет работать до тех пор, пока не свалится замертво. Что, по всей видимости, произойдет довольно скоро. В моем распоряжении три недели или около того – пока Ленгдон не отменит запрет. Потом я уже не смогу помочь Каро.

– Почему вы так уверены, что память вернется к вам, как только вы окажетесь рядом с деревом?

Как жаль, что сейчас не время говорить правду. Как она мечтала довериться ему, но понимала всю абсурдность своего желания и поэтому сказала лишь следующее:

– Я должна вернуться в свою жизнь!

Его глаза загорелись, и он приблизился к Либби. Джон взял ее за плечи и слегка наклонился – наверное, решил поцеловать. Либби с готовностью потянулась к нему, подставив для поцелуя губы. Но Фолк внезапно отшатнулся, и из ее груди вырвался вздох разочарования.

– Я уже думал об этом, – сообщил он, глядя в сторону и засунув руки в карманы брюк. – Возможно…

Либби, догадываясь, что он хотел сказать, потрясла головой, чтобы не дать ему договорить. Нельзя позволить ему даже думать об этом. Хотя, Бог свидетель, как она желала услышать эти слова. Нет, нельзя вводить его в заблуждение!

– Я уеду, как только получу разрешение, – решительно заявила она. – Я не могу остаться здесь навсегда. Но прежде я должна убедиться, что с Каро все в порядке. Я от нее услышала о Томасе Кейне. Поверьте, если мы отыщем его и устроим их встречу, Каро перестанет изнурять себя работой.

– Откуда такая уверенность? – спросил он, стараясь скрыть огорчение. – А вдруг он женат?

– Что вы! – Либби потрясла головой. – Он ведь любил Каро. Я больше чем уверена, что он не нашел ей замены.

Было видно, что капитан не разделял ее оптимизма, тем не менее спорить с ней он не стал.

– Если пять лет назад он не отказался ради нее от моря, почему вы думаете, что Томас сделает это теперь? В результате мы принесем Каро скорее вред, чем пользу: могут открыться старые раны.

– Никакие это не старые раны, Джон. Каро по-прежнему очень остро переживает разлуку с любимым.

Она попыталась представить, что чувствует женщина, когда расстается с горячо любимым человеком, и поняла, что знает. Нарисовав в воображении сцену расставания с Джоном, она нутром ощутила тяжесть потери. Пусть между ними не было близости, пусть они даже никогда не говорили вслух о своих чувствах. Она была уверена, что любит его. Любит так, как никого не любила в своей жизни. И со всей определенностью она могла заявить: что никогда не избавится от этого чувства.

– Не знаю, Либби. Я не любитель вмешиваться в чужую жизнь.

Он боится. Она читала это в его глазах. Он боялся окунуться в нормальную жизнь, боялся сблизиться с кем-либо. Она подозревала, что ему стоило больших усилий и времени отгородиться от людей, замкнуться в себе.

– Джон, вы же не будете отрицать, что вам дорога Каролина. Так помогите мне, пожалуйста! – умоляла Либби. – Я не могу уйти и оставить все как есть. Мне будет казаться, что я своими руками подписываю ей смертный приговор.

Борьба, которую он вел сам с собой, отразилась на его лице. В последние дни броня, в которую он заковал себя, дала трещину. И вот наконец маска упала! Он не мог скрыть, как беспокоится за Каро. А когда посмотрел Либби в глаза, не сумел скрыть своих чувств к ней.

– Что вы скажете Каро? – спросил он, нехотя уступая.

– Это моя забота. Я кое-что придумала.

Либби не знала, плакать ей или смеяться.

Он решил помочь ей! Ей удалось достучаться до него, пробить стену безразличия. Она заставила его чувствовать вновь!

Это была победа, если б не одно «но». Если все, что она задумала удастся и Каро вновь соединится с Томасом, домоправительница, вероятно, уедет, а через каких-нибудь три недели то же самое сделает и она.

Она вернется в свою жизнь, в свое время. И Джон останется один. Но на этот раз ему будет гораздо хуже. Если он снова стал чувствовать, то его удел – боль и одиночество.

– Я до сих пор не могу поверить, что он согласился, Либби! – воскликнула Каро. Медленно встав на ноги, она прошлась но комнате. Либби настаивала, чтобы та еще пару деньков полежала, но Каро ни в какую не соглашалась, и доктор позволил ей ежедневно на несколько часов вставать с постели.

Сделав несколько шагов, она рухнула в кресло у окна, не в силах справиться с одышкой. Либби горела желанием прийти на помощь своему другу, но упрямая женщина не любила, когда ее опекали. Поэтому девушке пришлось разрешить Каро кое-что делать самой.

Порой сдерживать себя было очень трудно.

– Я сказала, что поездка в Пенсаколу поможет вернуть мне память. А вдруг меня там уже ищут или узнают на улице? – призналась девушка Каролине. – Но главное, я хочу вытащить отсюда Джона на денек-другой. В последнее время он был мрачнее тучи, вероятно, из-за Джеронимо. Ему необходимо отвлечься, иначе он изведет себя.

Поскольку почти все, что она говорила, было правдой, ее голос звучал убедительно, и Каро кивнула.

– Пилар с радостью согласилась пожить у нас пару дней, – добавила Либби. Заметив, как у Каро вытянулось лицо, девушка торопливо добавила: – Думаю, ей нужно время, чтобы разобраться в своих проблемах. И мне пришло в голову, что вы могли бы ей помочь, пока меня здесь не будет.

Глаза Каролины загорелись, и Либби поняла, что ей удалось преодолеть последнюю преграду. Она понимала Каро, как никто другой. Помогать людям – это призвание, и тут уж ничего не попишешь! Либби это было известно по собственному опыту.

– Я ведь рассказывала вам, что у Пилар в семье не все гладко. Ей нужно время, чтобы разобраться в своих чувствах и решить, что делать дальше. Она понимает, что временная разлука с мужем поможет ей принять верное решение. Если Пилар переберется к нам и будет ухаживать за вами, никто не узнает, что у нее с Кристофером нелады.

– Конечно, – тут же согласилась Каро. Ее любящая душа оживала у Либби на глазах: ей снова есть о ком заботиться, кому помогать. Без этого она не представляла себе жизни!

– Заметано! – воскликнула Либби, направляясь к двери. – Сейчас же пойду к ней. Пусть приходит утром, как только мы с Джоном уедем.

Она выскользнула из комнаты и закрыла за собой дверь. Затем, задрав юбку, чтобы та не путалась под ногами, промчалась вихрем по лестнице и ворвалась в кухню, где Пилар с Джоном дожидались ее.

При виде Либби Пилар резко обернулась, а Джон выскочил из-за стола.

– Она купилась! С потрохами! – завопила Либби и высоко подняла руку. Пилар уже знала этот жест. Она вскинула свою ладонь и с размаху хлопнула по руке Либби, чего леди, как известно, делать не пристало.

– Ништяк! – прокричали они хором. Джон отпрянул, пораженный их странным поведением. Но Либби была слишком возбуждена. Ну и черт с ним, пусть думает, что у нее крыша поехала! Ее сейчас занимало совсем другое. Как удержаться от того, чтобы не обнять его крепко-накрепко. Продолжая смеяться, она повернулась к нему и вскинула ладонь. Он уставился на нее, и удивление, смешанное с беспокойством, отразилось на его лице.

– Ништяк! – наконец воскликнул Фолк, хлопнув рукой по ее ладони. – Что бы это ни значило, – добавил он со смешком, когда женщины радостно обнялись.

В полдень на следующий день они прибыли в Пенсаколу. Уставшие, в пыли. Либби предпочла ехать верхом без седла, чем несказанно удивила Джона. Она слишком неуверенно чувствовала себя верхом на лошади, а уж в седле и подавно. Он не произнес ни слова. Лишь поднял бровь, но уступил. Чтобы чувствовать себя комфортно, она под платье надела леггинсы.

При виде родного города Либби впала в панику. Джон повел ее в гостиницу на Гавермент-стрит. И хотя названия улиц были ей знакомы, все вокруг выглядело совершенно чужим. А когда ее взору открылась гавань, полная кораблей, и оживленный порт, у нее перехватило дыхание. В ее время гавань была почти пустой. Большинство крупных судов предпочитали швартоваться в портах Мобила и Нового Орлеана.

– Узнаете? – спокойно спросил Джон. Ни минуты не думая, Либби брякнула «нет», и на ее глаза навернулись слезы. Она пыталась отыскать хоть один знакомый дом из кирпича или камня, но, за исключением церкви и здания суда, все было чужим.

– Не волнуйтесь, – ласково успокоил он девушку, и его большая ладонь накрыла маленькую ручку Либби. – Всему свое время.

Она моргнула, чтобы смахнуть слезинку, и повернулась к нему. Только сейчас до нее дошло, о чем он спрашивал и что услышал в ответ. Нет, больше обманывать ей невмоготу.

– Это мой родной город, – заявила Либби, с интересом рассматривая проезжавшие мимо коляски и экипажи.

У Джона округлились глаза.

– Так вы вспомнили?

– Да, вспомнила. Вспомнила, как здесь было прежде.

– Прежде.

– Прежде чем я уехала в форт Пикенс.

– Неужели так много здесь изменилось меньше чем за неделю?

Он уцепился за то, что она говорила; а вдруг удастся восстановить всю картину. А она-то думала, что удивит его. Либби молча кивнула, когда до нее дошло, как далеко на самом деле было до ее дома.

– Вы даже представить себе не можете, – печально ответила она Фолку. – Увы, это так.

Отель, в котором они остановились, в ее время не существовал. Она обескураженно рассматривала его помещения. Как могло такое солидное и большое здание исчезнуть с лица земли? Она даже не слышала о нем, а здесь так оживленно! Множество людей сновало по вестибюлю.

Джон зарегистрировался у портье и взял ключи от двух соседних комнат. Либби, словно окаменев, молча поплелась за ним к старомодному лифту. С замиранием сердца она следила за тем, как он полз на третий этаж. Ей казалось, что она в ловушке и эта мука никогда не кончится. Когда наконец двери лифта открылись, девушка вздохнула с облегчением. Современные лифты не вызывали у нее таких ощущений» и она решила на будущее, что будет подниматься по лестнице. Она не настроена рисковать.

Номер оказался довольно симпатичным и мало чем отличался от современных гостиничных номеров. Единственное «но», – отсутствие туалета. Уборная, которой пользовались постояльцы, была в холле.

Все ее вещи Джон затолкал в кожаный баул. Кинув его на кровать, Либби расправила складки платья. На стене и двери были крючки, вероятно, вместо вешалки. Либби повесила на один из них свою единственную смену – второе платье было на ней, затем выложила белье в ящик бюро. В умывальнике оказалась вода, и она с удовольствием умылась и причесалась.

Когда Джон постучал в дверь, Либби открыла ему и пригласила войти. Он окинул взглядом прихожую, а затем комнату: было видно, что Фолк нервничает.

– Я подумал, что неплохо бы подзаправиться, прежде чем мы отправимся на поиски Томаса, – сказал он, чувствуя себя неуютно наедине с Либби.

У нее вертелось на языке, что не стоит выходить на незнакомые улицы, но она не решилась предложить Джону подобное без каких-либо объяснений, которые, увы, пока не была готова дать. Либби улыбнулась и кивнула.

– Звучит заманчиво, – солгала она.

На этот раз они спустились пешком. Всю дорогу Джон не проронил ни слова. Наконец они подошли к маленькому кафе на углу.

– Как вам это местечко? – поинтересовался капитан.

Либби опять пришлось напустить на себя равнодушный вид. В ее время здесь не было никакого кафе. На этом углу находилось центральное отделение ее банка.

– Недурно.

Они вошли и уселись за железный столик, напоминающий, хотя и весьма отдаленно, современный прилавок, с которого продают мороженое. Официантка в черной юбке и белой блузке приняла заказ и тут же скрылась в глубине зала за вертящейся дверью, вероятно ведущей в кухню.

– Вы вспомнили еще что-нибудь? – спросил Джон, когда они остались вдвоем.

Либби вздрогнула и посмотрела на него.

– Что? О нет, ничего существенного.

– Вообще ничего? Может, для вас это несущественно, а на самом деле – жизненно важно.

Как ей было неприятно обманывать его! Почему ей казалось прежде, что окружение, в которое она попала, не волнует ее? Почему ей раньше не пришло в голову, как трудно будет видеть свой родной город чужим? Все очень просто. В гарнизоне она жила в мире иллюзий. Поскольку в ее время там не было гарнизона, она до конца не сознавала, что произошла с ней. Легкость, с которой она привыкла к жизни в форте Барранкас, сыграла с ней злую шутку. Чувствовать себя чужим в родном городе было нестерпимо больно.

– Вы уверены, что с вами все в порядке? – заметив ее бледность, поинтересовался Джон. – Наверное, не стоило вам так скоро трогаться с места.

– Я в порядке, – проворчала Либби, разглядывая картинки на стенах. Какой только рекламы здесь не было! От детского питания до зубного порошка! Люди на картинках выглядели очень странно: ярко-красные щеки, тонкие черты лица. Женщины были одеты по последней моде, но Либби казалось, что они выглядят как музейные экспонаты.

– Ничего не понимаю! – поморщилась досадливо девушка, не переставая вертеть головой. – Женщины на картинках похожи друг на друга, но женщины, которых я видела в жизни, все разные.

Ее вопрос, как видно, не смутил Джона.

– Все дело в том, что женщины на портрете хотят выглядеть соответственно моде. Если сегодня модны глубоко посаженные глаза, то они заставляют художника следовать моде, независимо от того, какие у них глаза на самом деле.

– Вы шутите! – воскликнула девушка, переводя взгляд с одной картины на другую. – Все женщины на одно лицо! Как же будущие поколения узнают, как в действительности выглядели женщины в это время?

Джон засмеялся. Показалась официантка с двумя чашками чая. Он подождал, когда она удалилась, а затем ответил Либби.

– Они не хотят, чтобы их помнили таким, какие они в действительности, они желают остаться в памяти потомков такими, какими хотели бы быть.

Либби разинула рот:

– Чепуха какая-то. Мы ведь никогда не узнаем, кто в жизни выглядел как на портрете, а кто изменил свою внешность в угоду моде.

– Мы? – растерянно переспросил Джон.

Опять проговорилась, надо все время контролировать себя, подумала девушка и отпила немного чая, так как внутри у нее все пересохло.

– Я хотела сказать, что наши потомки никогда не узнают, как мы выглядели на самом деле.

– Думаю, в будущем с этим проблем не будет. Неподалеку отсюда джентльмен из Бостона открыл фотоателье. Художник имеет право на фантазию, а на фотографии люди получаются такими, какие есть на самом деле.

Трудно поверить, но факт. Она попала во время, когда фотография была большой редкостью. Она ждет не дождется, когда снова окажется в эпохе «Полароидов» и видеокамер, моментальных фотографий на каждом углу.

Официантка принесла жареных цыплят и вареные овощи, но Либби не почувствовала их вкуса. Червь сомнения закрался в ее душу: а вдруг ей не удастся осуществить все, что она„наметила. Мысль о том, что ей еще раз придется увидеть Палафокс-стрит, причал и гавань, была настолько невыносимой, что она мечтала как можно скорее вернуться в Барранкас. Еще несколько недель и этот кошмар будет позади. Господи, за что ей такие муки?

С другой стороны, поездка в город была ее инициативой. С каким трудом ей удалось уломать Джона! Она не может теперь дать задний ход. Он уже заметил, что с ней творится что-то неладное, поэтому ей надо быть более осторожной. Если она проговорится, ей кранты. Он потащит ее прямиком к гарнизонному доктору, что в конечном итоге отсрочит ее возвращение на остров.

– Мы можем идти? – Голос Джона вернул ее к действительности.

Она собралась с силами. Придется пройти и через это испытание. Ходить по центру Пенсаколы не тяжелее, чем осознание того факта, что ты путешествуешь во времени. Она сильная и выдержит это. Если не ради себя, то ради Каролины.