Грудь Бена превратилась в клубок черных вен, которые ползли с правого плеча к животу. Они вились вокруг шеи, как плющ вокруг древесного ствола, поднимаясь к уху. Вначале Эмили подумала, что идущие внахлест чешуйки размером с гитарный медиатор, покрывающие правое плечо Бена, просто игра света, но, приблизившись, поняла – это самая настоящая чешуя, как у ящерицы, только крупнее.

Эмили подняла взгляд, желая убедиться, что Рианнон не может видеть того, что видит она, потому что удалилась в ванную с зубной щеткой и бутылкой воды. Услышав, как за ней захлопнулась дверь, Эмили осторожно перевернула Бена на живот. Тот не издал ни звука: видимо, состояние, которое она ошибочно принимала за сон, было скорее сродни коме.

Спина мальчика полностью заросла такой же чешуей, что и плечо. Панцирь покрывал его ягодицы, бока и ноги до самых колен. Преодолевая отвращение, Эмили легонько провела по чешуйкам ладонью, и от ее прикосновения они встали дыбом, как шерсть на спине разъяренного кота. А внизу, под панцирем, что-то вздымалось и пульсировало.

Эмили снова перевернула Бена на спину. Глаза малыша были плотно закрыты, дышал он учащенно, почти как возбужденная собака. Набрав для храбрости побольше воздуха в легкие, Эмили большим пальцем приподняла Бену одно веко.

Она не увидела ни белка, ни зрачка, ни радужки. На их месте оказался твердый красный шар, изъязвленный множеством крошечных ямочек, и в центре каждой из них виднелось черное пятнышко. Эмили дала глазу закрыться, снова завернула ребенка в одеяло и на шаг отошла от кровати.

Глядя на неподвижно лежащего мальчика, Эмили воспроизводила в памяти момент, когда она прикончила пришельца-кукловода, управлявшего Саймоном. Тогда в последний миг из темноты вырвался отросток и ударил Бена. Эмили ошибалась, когда думала о мотивах инопланетянина. Он вовсе не собирался убивать никого из них – хотел перекроить их, превратить в собственное подобие, и в последнюю секунду своей жизни отчаянным усилием заразил Бена.

Ангелоподобного, невинного Бена.

Запредельное отчаяние сжало Эмили в своих тисках и вонзило острые зубы в самые потаенные глубины ее души.

– Ну как он?

Эмили не заметила, как в комнату вернулась Рианнон. Теперь девочка стояла в дверях ванной, и в ее взгляде было куда больше тревоги и озабоченности, чем полагалось бы для ребенка ее лет.

Эмили отчаянно продиралась сквозь дебри заполонивших ее голову мыслей в поисках подходящего ответа. Как ей сказать Рианнон, что ее братишка превращается во что-то чужеродное? А если она скажет, что с Беном все в порядке, когда на самом деле ничего подобного и близко нет, что тогда? Пока малыш переродился лишь отчасти, но что им делать, когда в нем не останется вообще ничего человеческого? Кем или чем он станет? Если он превратится в подобие одного из тех монстров, с которыми Эмили уже встречалась, то наверняка постарается поскорее прикончить и ее саму, и свою сестру.

– Да все так же, – сказала она в конце концов, вкладывая заранее приготовленные таблетки в рот мальчика и заливая их водой.

Бен рефлекторно сглотнул. Его дыхание воняло, как помойная яма, и Эмили поспешила отвернуться.

Рианнон двинулась к лежащему брату.

– Он все еще спит, – шепнула Эмили, тесня девочку в противоположном направлении. – Лучше бы тебе сейчас его не трогать. Ему надо как следует отдохнуть, чтобы справиться с болезнью.

Слова лжи легко слетели с ее губ, и Рианнон, кажется, ничего не заподозрила.

– Может, все-таки перекусим?

– Я дико голодная, – оживилась Рианнон.

Эмили дернула колечки на крышках консервных банок, которые приготовила девочка, и переложила их содержимое в кастрюльку. Помешивая пищу на маленьком огне портативной плитки, она пыталась осознать только что увиденное и решить, как поступить в подобной ситуации, какой из вариантов выбрать. Можно просто схватить Рианнон в охапку и бежать, оставив Бена тут. Вот только как потом объяснить это его сестре? Рианнон, конечно, умна, но она всего лишь ребенок. Даже если Эмили покажет ей сейчас, что происходит с ее младшим братишкой, это может ничего не изменить. Рианнон чертовски ему предана.

Эмили разложила подогретую пищу по тарелкам.

– Спасибо, – сказала Рианнон, пододвигая к себе одну из них.

– Угу.

Теперь Эмили действовала на автомате. Она открыла банку собачьих консервов для Тора и смешала их в миске с сухим кормом. Налила немного воды ему, а потом и им с Рианнон – в две пластмассовые кружки.

– Я думаю, тебе лучше сегодня спать отдельно от Бена. В другой кровати.

Рианнон подняла взгляд от тарелки и спросила:

– Почему?

Действительно, почему?

– Я точно не знаю, заразный Бен или нет. Если ты подхватишь от него… ну ты понимаешь. Ничего хорошего в этом не будет.

Поразмыслив несколько секунд, Рианнон согласилась и вернулась к еде. Видимо, мысль о том, что она была в постоянном тесном контакте с братом последние два дня, даже не пришла ей в голову.

В изножье кроватей был уголок для чтения: журнальный столик и пара кресел с высокими спинками. Эмили решила, что проведет там ночь и не спустит с Бена глаз.

После еды Эмили водрузила на стол лампу и положила рядом «моссберг». Пошарив в шкафу, она обнаружила запасное одеяло – ночью ей не избежать озноба, так что оно пригодится.

Рианнон решила, что хочет вывести Тора на вечернюю прогулку, и Эмили была очень этому рада. Бен начал подавать признаки жизни. Она заметила это еще во время обеда, когда одеяло, укутывавшее мальчика стало легонько, почти незаметно подрагивать, будто Бена одолевали какие-то мышечные спазмы. Эмили не была уверена, но ей показалось, что страшные неземные глаза шевелятся под веками, словно у человека, который видит сон. Она ни за что не оставила бы Рианнон с ним наедине. Только не сейчас.

Когда за окном стемнело, Рианнон забралась в кровать и укрылась одеялом.

– Спокойной ночи, Эмили, – сказала она.

– Спокойной ночи, – ответила Эмили, усаживаясь в кресло и подтыкая вокруг себя одеяло. На стол она положила подушку: так ей, может быть, удастся хоть немного отдохнуть.

– Спокойной ночи, Бен, – услышала Эмили шепот Рианнон. – Я люблю тебя.

* * *

Эмили боролась с усталостью, с трудом заставляя себя бодрствовать.

Светодиодная лампа стояла достаточно низко, чтобы не мешать сну Рианнон, но ее света вполне хватало, чтобы Эмили могла видеть очертания Бена на противоположной кровати. Ее усталый мозг все возвращался к событиям последних дней. Эмили то виделся милый малыш, которого она встретила так недавно, то кожа Бена, вдруг, будто в дрянном кино, превратившаяся в чешую.

От изнеможения мысли путались и разбегались в разные стороны.

Настал миг, когда она проиграла битву, и ее голова упала на подушку раз, потом второй. Пять минуточек, и все, больше мне не надо, думала она, устраиваясь поудобнее. Только пять…

Ее разбудило рычание Тора.

…пять минуточек.

Вздрогнув, она вскинулась, и сердце в груди совершило кульбит. Что это за место? И который сейчас час? В полумраке комнаты снова зарычал Тор, и Эмили окончательно проснулась, уставившись туда, где должен был спать пес. Он сидел, напряженно оскалившись и медленно пятясь от постели Рианнон. До Эмили долетало тихое посапывание девочки, которая крепко спала, свернувшись калачиком и укрывшись с головой одеялом. Бен – или некто, когда-то бывший Беном, – сидел в ногах на спинке ее кровати. Половину его лица покрывала черная сеть сосудов: точно такую же Эмили видела у него на спине. Глаза его теперь были открыты, и странные уродливые влажные шары блестели в свете лампы.

Склонив голову к спящей Рианнон, он сидел возле нее на корточках и, принюхиваясь, тянул носом воздух. Рот его был широко раскрыт, и слюна двумя ручейками текла из уголков рта, образуя на одеяле небольшое влажное пятно.

Бен нагнулся ближе к Рианнон, и Эмили с трудом подавила крик, когда изо рта мальчика вырвалось толстое черное щупальце языка и рассекло воздух над спящей. Потом язык убрался обратно в рот, оставив за собой след густой пенящейся слюны.

– Иисусе сладчайший, – выдохнула Эмили.

Тор снова взрыкнул, и голова мальчика стала медленно поворачиваться, пока его взгляд не уперся в пса.

Хлюп! Язык Бена мелькнул в направлении Тора, и пес снова зарычал, вздыбив шерсть и шагнув в сторону кровати.

– Тихо, малыш, – шепнула Эмили. – Сиди смирно.

Голова Бена в молчании повернулась на звук ее голоса.

Очень выверенным движением Бен покинул свой насест и опустился на четвереньки между кроватями, быстро прополз по полу, вскарабкался на свою кровать и зарылся в одеяло.

Эмили смотрела, как глаза Бена закрылись, а быстрое дыхание замедлилось, став почти нормальным.

К Эмили пришло глубокое, болезненное осознание того, что нечто, лежащее теперь на кровати, хоть и имело сходство с ребенком, но больше уже не было человеком. Перед ней был продукт инопланетной биотехнологии, которая перекраивала на свой лад человеческие тела, творя из них живые инструменты для собственных нужд. Сколько пройдет времени, прежде чем лежащее под одеялом существо снова проснется и попытается переделать Рианнон? Или убить их всех?

Изменения, происходившие с Беном, явно достигли переломного момента. Вряд ли, когда взойдет солнце, в этом создании хоть что-то останется от мальчика. Она должна остановить это сейчас, пока не проснулась Рианнон и пока новое существо не стало сильнее нее.

Эмили тихо поднялась с кресла и взяла с журнального столика подушку. Потом она проверила, как там Рианнон, убедилась, что девочка по-прежнему крепко спит, и тихонько подошла к кровати Бена. Тот свернулся клубочком под одеялом, так, что голова едва-едва торчала наружу. Во сне Бен выглядел почти нормальным, кошмарные глаза скрывались под опущенными веками, и лишь черная сеть пульсирующих на виске сосудов выдавала его новую сущность.

Эмили наклонилась, не обращая внимания на зловонное дыхание мальчика.

– Прости, Бен. Мне очень-очень жаль, – прошептала Эмили, положила подушку на лицо малыша и прижала ее так, чтобы перекрыть доступ воздуха. Ноги Бена задергались, сбивая одеяло, и Эмили почувствовала, как он пытается отпихнуть подушку, причем его руки куда сильнее, чем у обычного четырехлетнего мальчика. Ей пришлось приналечь на подушку всем телом, и только после этого сопротивление постепенно стало слабеть и наконец совсем прекратилось.

Для верности она прижимала подушку еще какое-то время. Ей казалось, что прошли часы, хотя, возможно, все произошло за считаные минуты.

Когда она наконец убрала подушку с неподвижного тела, Бен был мертв.

Господи, что она наделала?

Она уцелела, вот что. Она сделала все, чтобы выжить.

Она поступила так, как должна была поступить. Четко и ясно: она сделала то, что должна была сделать, чтобы они с Рианнон остались в живых.

Ответив таким образом на свой собственный вопрос, Эмили перевернула тело Бена на бок так, чтобы татуировка черных сосудов на его щеке и груди была незаметна со стороны. Пальцы мальчика скрючились, когда он вцепился в подушку, и ей пришлось потратить некоторое время, чтобы хоть как-то распрямить их. Потом она положила руки малыша вдоль тела и под конец сунула ему под голову подушку. Ту самую, которую использовала, чтобы задушить его.

К тому времени, как она закончила, в кровати лежал обычный маленький мальчик. Мальчик, который умер во сне. Мирно и безболезненно. Именно это должна увидеть Рианнон. Эмили не разделит с ней эту ношу, и девочка не узнает истину о смерти брата.

Эмили натянула одеяло Бену до самого подбородка, отошла в сторону и глубоко вздохнула, чтобы подавить последовательно возникшие рвотные позывы и желание заорать. Вместо этого она вернулась в свое кресло и укуталась одеялом.

Боль вернется завтра, когда ей придется объяснять Рианнон, что ее братик мирно скончался ночью во сне.

Ей никогда уже не удастся отделаться от этой боли. Она будет преследовать Эмили до конца ее жизни.

* * *

Утро бесшумно вползало в комнату через пегое от грязи окно мотеля.

Эти часы между тьмой и светом Эмили провела в ожидании, погруженная в мешанину мрачных размышлений и тяжелых эмоций. Рефлексировать и сомневаться в правильности решения было не в ее характере, но сейчас она снова и снова прокручивала в голове варианты: вдруг можно было что-то еще сделать, как-то спасти Бена, вылечить его, вернуть к человеческой жизни. Но каждый раз она приходила все к тому же выводу: нет. Она ничего не могла поделать. Выбор был очевиден: ждать, подвергая себя и Рианнон смертельной опасности, или поступить так, как она поступила.

Но то, что она совершила, камнем лежало у нее на сердце, и сейчас, когда неподвижное тельце Бена остывало в шести футах от нее, казалось, что ей никогда не избыть эту ношу.

За все время бодрствования Эмили Рианнон едва ли шевельнулась; если не считать пары невнятных сонных слов и вздохов, она спокойно проспала всю ночь.

Никогда раньше Эмили не была свидетельницей чьего-либо пробуждения. Оказалось странно увлекательно наблюдать, как спящий начинает шевелиться, а его сознание медленно всплывает из глубин сна к реальности. Рианнон закопошилась под одеялом, сбив его ногами, и перевернулась. Одну руку она сунула под щеку, вторую закинула за голову, в направлении изголовья кровати. Потом ее веки затрепетали, рука из-под щеки тоже двинулась к изголовью, и девочка почти кошачьим движением потянулась. Ее зевок сигнализировал, что она близка к пробуждению, и Эмили поспешно пригнулась к журнальному столику, положила голову на руки, закрыла глаза и притворилась спящей.

* * *

– Эмили!

Услышав пронзительный крик Рианнон, Эмили немедленно вошла в роль, которую, она знала, ей предстоит отныне играть, и открыла глаза.

– Что такое? – сказала она самым удивленным голосом, какой только смогла изобразить.

Рианнон стояла в изголовье кровати Бена, откинув одеяло с белеющего в утреннем свете тельца.

– Бен не шевелится, – сказала она полным паники голосом. – Мне кажется, – выдавила она, и ее голос дрогнул, а по щекам заструились слезы: – Что он не дышит.

Эмили поднялась с кресла и двумя быстрыми шагами поравнялась с Рианнон. Тыльной стороной ладони она коснулась головы мальчика, потом взяла его тонкую ручку, изображая, что пытается нащупать пульс, но рука уже окоченела, стала жесткой и негнущейся, и Эмили видела на ней характерную трупную синюшность. К этому она была готова, но совершенно не ожидала того, что трансформация, начало которой она наблюдала ночью, будет продолжаться и после смерти. Да, изменения шли теперь не так быстро, но сеть черных прожилок неумолимо расползалась по лицу и груди Бена даже после того, как его жизнь оборвалась.

Эмили взяла руки Рианнон в свои и заставила себя заглянуть в глаза девочки:

– Милая, мне очень-очень жаль, но…

– Нет! – закричала Рианнон, пытаясь вырвать руки и протиснуться мимо Эмили к телу брата.

Эмили преградила ей путь и крепче сжала руки девочки, преисполненная решимости не дать ей увидеть изменений, которые произошли с Беном.

– Его больше нет, детка. Бен умер.

– Нет! Нет! Нет! – Она снова и снова повторяла это единственное слово, словно оно было каким-то волшебным заклинанием, которое благодаря усилию ее воли сможет чудесным образом вернуть брата к жизни.

Эмили прижала плачущую девочку к груди и обвила руками, не давая вырваться из объятий. Наконец Рианнон обмякла, и рубашка Эмили промокла на груди от ее слез.

– Тсссс! – нежно приговаривала Эмили, прижавшись щекой к макушке девочки и поглаживая ее по волосам.

Наверное, никогда прежде она не видела такой воплощенной скорби. Казалось, надломилась глубинная сущность, душа этого ребенка, и теперь каждая клеточка ее юного тела источает страдание. Ничем не прикрытое, обнаженное отчаяние Рианнон было душераздирающим и страшным. Когда ее рыдания превратились в сдавленные всхлипы, Эмили крепче прижала девочку к себе, беря на себя часть ее боли.

* * *

Они похоронили Бена в клумбе с розами перед входом в отель.

Эмили попыталась найти лопату, но не смогла, поэтому отломала деревянную спинку от стула в фойе и вырыла ею неглубокую могилу. Когда она закончила, ее руки были покрыты мозолями и ссадинами. Начал моросить дождик. Эмили, и без того взмокшая от пота, промокла окончательно.

Она принесла из комнаты Бена. Тот был по-прежнему закутан в одеяло, которое стало теперь его погребальным саваном. Она положила тело в могилу, где начали уже скапливаться лужицы дождевой воды. Земля вокруг быстро превращалась в грязь.

Стоя на краю могилы, Рианнон помогла Эмили забросать тело брата влажной землей, пока наконец на месте его последнего упокоения не вырос небольшой размокший холмик. Оборвав с розовых кустов немногие оставшиеся цветы, они возложили их под крестом, который Эмили соорудила из деревянных ножек все того же разломанного стула.

Эмили не могла сказать, плачет ли Рианнон. Лицо девочки ничего не выражало, и, если по ее щекам и текли слезы, они смешались с каплями дождя, который все усиливался. Вдалеке блеснула молния, следом за ней спустя несколько секунд раздался низкий удар грома.

Эмили обняла Рианнон за плечи.

– Пора, – сказала она так мягко, как только могла, и медленно увела девочку обратно в номер гостиницы, чтобы переодеться в сухое. А разум тем временем снова и снова атаковали тревожные мысли.

У нее не было полной уверенности, но все же, когда она опускала окоченевшее тельце в холодную мокрую землю, ей показалось, что она почувствовала внутри одеяла какое-то шевеление.

* * *

Они остановились переночевать на заправке где-то чуть севернее Флинта. С тех пор как они покинули мотель, Рианнон почти всю дорогу пребывала в угрюмом молчании, скорчившись на заднем сиденье внедорожника. Она отказывалась от еды, и Эмили пришлось то уговаривать, то мягко упрекать ее, чтобы заставить в конце концов сделать глоток-другой воды. В настоящий момент девочка спала в «дюранго» под присмотром Тора, а Эмили тем временем выбралась наружу и отошла подальше, чтобы ее не было слышно.

Она пообещала себе, что не станет плакать во время разговора с Джейкобом, и даже подумывала не рассказывать ему о том, что случилось с Беном. Эмили была уверена, что у Джейкоба и без нее предостаточно забот, и сомневалась, что сможет внятно изложить историю Бена, – такой она была сумбурной и невразумительной.

Эмили придерживалась этого плана ровно до момента, пока не услышала напряженный от волнения голос Джейкоба:

– Эмили? Слава Богу. С тобой все в порядке?

От звуков этого голоса она разрыдалась так, что несколько минут не могла даже поздороваться. Слова просто не могли пробиться сквозь парализовавшую ее боль. Когда в конце концов к ней снова вернулся дар речи, она смогла медленно рассказать о стремительном преображении Бена после нападения инопланетянина.

– Я… мне пришлось… – Эмили уже готова была признаться в том, что сделала, но Джейкоб перебил ее прежде, чем она успела найти слова:

– Эмили, хватит. Я не хочу этого знать. – Его голос звучал размеренно и успокаивающе. – Я так понимаю, что ты сделала то единственное, что должна была сделать по одной простой причине. Это уже не тот старый добрый мир, каким он был раньше. Тот мир умер, ушел навсегда. Теперь правила изменились, и, чтобы выжить, мы должны делать все, что они нам диктуют. Все мы, Эмили. Чего бы это ни стоило.

– У меня не было выбора, – сказала она больше себе, чем Джейкобу.

– Я знаю, – ответил он. – Теперь это в прошлом. А ты должна сосредоточиться на будущем. Ты должна выжить.

Нажав полчаса спустя кнопку отбоя, Эмили чувствовала, как почти простила себе то, что была вынуждена сделать так недавно. Но, медленно бредя к автомобилю, она сомневалась, что когда-либо окончательно смирится с ценой, которую ей пришлось заплатить.