Прилив набирал силу. Сколько бы Емъек ни наблюдал, как вода захватывает песок, всякий раз он очаровывался этим незаметным и неотвратимым наступлением. И пускай он изучал это в школе, пускай знал о воздействии луны на море – сейчас для него наука не имела никакого значения. То, что он ощущал, не могли выразить ни слова, ни формулы.

– Быстрей! Солнце уже низко! – поторопила его Гююне, и он прибавил шаг.

Пытался бежать, но по колено в воде это невозможно. А поскольку двигались они навстречу вечернему морю, вскоре воды стало по грудь – и тогда они поплыли.

Емъек отставал. Он умел плавать – невозможно жить в Речной Бороде и не научиться, а он провёл там пять месяцев. Но Гююне выросла на берегу моря да вдобавок была Наездницей.

Пару раз она останавливалась и поджидала его. Её было хорошо видно на фоне заходящего солнца. Такой, по плечи в воде, он её и встретил. Она была как продолжение волн – и море было словно часть её тела… В тот миг он и решил задержаться в Лунных Следах – не зная, свободна ли она, сколько ей лет и какие у неё метки.

К счастью, Гююне обрадовалась, что он остаётся. И не только из-за своих планов на будущее. Ей нравилось слушать, как Емъек рассказывает о странствиях, пережитых и прочитанных. Нравилось учить тому, что нужно уметь в приморской деревне. А ему нравилось, что это нравится ей.

Небо переполнялось красками – и они отражались в море. Тысячи оттенков сменяли друг друга так быстро, что Емъек не успевал вспомнить их название или просто осознать, что есть и такой цвет.

От этой красоты хотелось кричать. Но если открыть рот, в него сразу же попадёт солёная морская вода – Емъек узнал это на собственном опыте. Так что он выкинул из головы лишние мысли и постарался нагнать Гююне.

У него почти получилось, как внезапно между ним и женщиной откуда-то из глубины поднялись длинные блестящие тела. Стая окружила их, и стало шумно: отовсюду раздавалось сопение, фырканье и писк. Вода как будто вскипела… А в следующий миг дельфины пропали.

И всплыли неподалёку, фыркая и выпуская струйки воды. С людьми остались двое. Один с белым пятном у гребня – Гююне ходила только с ним. Второй потемнее, с длинным шрамом на лбу.

– Это Емъек. Это Чрандра, – представила их женщина, забираясь на своего дельфина. – Не бойся! Он детей катает. Он привык.

Емъек не боялся – он смущался. Одно дело, балансировать на лодке или на узком мостике. Но садиться на живое существо… Такого он раньше не делал. «Только с людьми», – вдруг подумал он, и почувствовал, как кровь прилила к щекам от волнения.

Аналогия была странная. Но она помогла. Это было похоже на любовь, потому что это было взаимно.

Во время тренировок на берегу, где дельфина заменяла отполированная волнами огромная коряга, Гююне часто говорила ему: «Не каждый человек может стать Наездником – и не каждый дельфин подставит спину. Ты никого не обидишь».

Они не обсуждали, сможет ли Емъек стать Наездником. Или чем он хочет заняться. Гююне даже не спрашивала, когда он покинет Лунные Следы.

Поначалу Емъек ждал этого вопроса, готовился к нему, продумывая свой ответ. Он перестал тормозиться и начал закрашивать мужскую метку – и пробудет с Гююне до конца месяца. А потом, если у них не получится, ей придётся решать, есть ли смысл в продолжении.

Но чего хочет он сам? Емъек не знал. У него была цель дойти до Закатного моря – он добился этого. Но «я уйду, как увижу белых китов» тоже не ответ.

К счастью, письмо от Инкрис освободило его от раздумий о будущем. «Когда исчезнет старая Стена, вернусь, чтобы посмотреть на новую», – решил он, гуляя по берегу моря. Наездники вставали поздно, и пока Гююне спала, Емъек помогал рыбакам вытаскивать лодки и просушивать сети.

Постепенно он перестал тревожиться о том, что делать дальше. Может быть, он останется в Лунных Следах, пока Гююне не родит. Может быть, дойдёт до Зелёных Парусов, последней деревни на западном берегу, и повернёт обратно. А может быть, поплывёт дальше на запад в компании исследователей, которые каждый год снаряжали корабль и отправлялись изучать необжитые земли.

Емъек не знал. И ему было всё равно. Ему совсем не хотелось размышлять о завтрашнем дне – даже вечер казался страшно далёким. Он научился этому у Наездниц. А они – у дельфинов.

Чрандра терпеливо ждал, пока Емъек заберётся на его спину. Дельфин не реагировал на ёрзанья человека, и лишь слегка шевелил плавниками и хвостом, удерживаясь в одном положении.

– Ну как, удобно? – со смехом спросила Гююне, нарезая вокруг них круги.

Она выглядела одним целым со своим дельфином – чутко отзывалась на каждое его движение, вовремя пригибалась, выпрямлялась точно в тот момент, когда он оказывался в высшей точке прыжка… И Емъек мысленно вписал ещё одно умение в список «то, чем я никогда не стану».

Ни зависти, ни сожалений: список «То, чему я научился» понемногу рос, там уже появилась и ночная ловля крабов, и сбор устриц, а самое ценное из последнего – плетение рыбачьих сетей. Ещё был список «То, что я хочу освоить», и на первом месте там стояло умение рулить большой рыбачьей лодкой.

«То, чем я никогда не стану» следовало тоже пополнять. Как говорила бабушка Тари: «Для вывязки нужны и нити, и отверстия между ними».

Вздохнув, Емъек тихонько похлопал по макушке Чрандры, точно позади дыхала. Как учили. Дельфин неспешно поплыл вслед за товарищем.

Не было ничего обидного в том, что его приравняли к детям, – Емъек с трудом удерживался на широкой скользкой спине. Лежать было ещё труднее, чем сидеть, но дельфин двигался очень аккуратно, он бережно поддерживал неловкого человека, не давал соскользнуть. А для Емъека это был тяжкий труд – просто не свалиться!

– Можешь слезть, – великодушно разрешила Гююне.

Он уже забыл про цель этой поездки – так был увлечён! Сполз в воду, тяжело дыша. Погладил дельфина по гладкому боку, благодаря за терпение. И вдруг услышал пение.

Над темнеющими волнами звучал слаженный хор. Высокие голоса то сплетались в унисон, то выводили каждый свою простую мелодию. Казалось, море пело вместе с небесами.

Емъек едва не задал глупый вопрос: «Кто это?» Он знал, кто. Он читал об этом сотни раз, пытался представить, рассматривал иллюстрации в альбомах и яростно мечтал вырасти – и отправиться на запад, чтобы увидеть своими глазами.

Белые киты. Их массивные тела светились в сумраке. Они отдыхали, лёжа на поверхности воды, и любовались закатом. Как и дельфины, киты тоже фыркали и сопели, но фонтаны воды из их дыхал понимались высоко вверх. И киты были гораздо спокойнее.

Они пели, провожая солнце, прощаясь с красотой уходящего дня и надеясь, что завтра повторится всё лучшее, что было сегодня.

Емъек их понимал.