День I: Повешенный

Для меня выборы кончились, едва успев начаться — в первый же день предвыборной гонки. А я так готовился!

Вообще слово «гонка» вполне подходило к этому мероприятию. На всё давалось шестнадцать дней: сначала Квартеры, потом — Глава. По два-три кандидата в каждом секторе, трое-четверо — на общестанционный пост.

В это же самое время проходили выборы на планете, но тэферы, ввиду занятости и традиционного равнодушия к политике, использовали упрощённую процедуру с референдумом о доверии действующим генералам. При необходимости, потом подбирали альтернативу. Впрочем, управляющие должности там вообще не вызывали большого энтузиазма. Как в случае с Телжаном О'Ши, это была работа для тех, кто больше ни на что не годится. Но на станции, конечно, всё усложнялось.

Отточенный регламент, действующий уже лет семьдесят, учитывал каждый нюанс: какое поведение правильное, кто это контролирует, что можно, а что нежелательно. Например, если соперниками становились родственники, приглашалась специальная группа наблюдателей, чтобы не допустить косвенного давления. Ради того, чтобы позволить мне участвовать в предвыборной кампании, устроили дополнительное судебное заседание, которое продлило отсрочку и расширило права «условному преступнику». Было довольно неожиданно: я ведь даже не думал о том, что меня могут отправить обратно не планету! Достаточно было одного голоса «против», но никто не стал возражать.

Ниул Ярхо добавил к официальной информации свою личную инструкцию:

— Сколько выборов я ни видел, а видел я их достаточно, как только начинается любовь-морковь, всё идёт наперекосяк. Потому что это самая очевидная тема, на которой можно уйти от любых вопросов. Понимаете? Не важно, какую программу мы подготовим, и как будем валить других, если будет возможность спросить об этом — спросят. Поэтому постарайтесь без этого обойтись!

В команде кандидата нас было четыре человека, но «чтобы всё запороть, достаточно и одного», как совершенно справедливо заметил Ниул. Как в воду глядел!

— В этой профессии свой режим ФИЛДа, — напомнил он, хотя мы все это знали, и особенно я. — Как только всё начнётся, любой человек сможет посмотреть ваш профиль. И если там будет что-нибудь некрасивое — будьте уверены, оно заслонит всё остальное! До старта три дня — разберитесь со всем, что осталось не разобранным. Если у вас что-то есть — по возможности, сохраните. Или закончите прямо сейчас. Если ничего нет — не начинайте. Потерпите до марта. Любая ошибка сейчас ляжет на приборное стекло. Любую мелочь, на которую в обычное время и не посмотрят, раздуют до размеров кита! Потому что именно в личной жизни проявляется, как человек умеет управлять собой. А если не справляется с таким масштабом, то… Сами понимаете. И это касается вас всех, не только меня.

Я до того впечатлился этим наставлением, что потом, когда ребята разошлись, остался спросить: «А как же… ну… мы?»

— Никакого «мы» нет, не было и не может быть, — отрезал он неожиданно строго и нахмурился. — Или у тебя есть сомнения? Поделись!

Я отрицательно покачал головой, ошарашенный его тоном.

— Тогда закроем это. Я уже говорил, что справляюсь со своими проблемами. Не надо об этом беспокоиться — позаботься лучше о статистике, о которой я просил!

Это было до того, как я увидел Зере. А увидел я её как раз в первый день.

Всё можно было предусмотреть, кроме этого. Вроде бы я всё учёл — и реакцию ТФ, куда опять не получалось вернуться, и мнение друзей, недоумевающих: «Снова в админы?» Я заранее настроился на упрёки и нападки, что в студии, что в Сети, и подготовился с самым каверзным вопросам. Свою биографию, всё прошлое перелопатил, чтобы никто не смог меня подловить! Одно осталось «за кадром», и пряталось оно отнюдь не в делах минувших.

Беда пришла на стартовых дебатах. Три кандидата на пост Квартера Северного сектора встретились в первый раз — на этом марафоне, конечно, в первый. Так-то они были коллегами, и хорошо знали друг друга. Но в студии Ли Аграновского царила чуть нервозная и вместе с тем воодушевляющая атмосфера старта.

Кандидаты сидели в креслах на центральной «сцене», помощники — на специальной трибуне, отделённые от зрителей. Вряд ли бы нам понадобилось участвовать в сегодняшнем представлении, но, как минимум, надо было присутствовать. Мне указали на девушку, устроившуюся с краю во втором ряду: мол, камрад не промах, и бодаться с ней будет не просто!

Я и посмотрел. Увидел серо-зелёный внимательный взгляд, вежливую полуулыбку (конечно, она знала меня!), упрямый подбородок, высокие индейские скулы и русые волосы, собранные в аккуратный пучок. «Милая девушка с сильным характером», пронеслось у меня в голове, и я отвернулся. И тут же испытал необоримое желание посмотреть снова. И до конца дебатов я старался не смотреть на неё, периодически проигрывая самому себе. «Всего на секунду, просто один взгляд!..» Как будто это был глоток воздуха!

Когда я вечером шёл к себе, то был невероятно счастлив, и кусал губы, чтобы не начать улыбаться, как последний дурак. Спроси меня в тот момент, о чём говорили кандидаты в студии, и что потом объяснял нам Ниул — я бы не сумел припомнить ни одной связанной мысли. «Что-то про перспективы… Про развитие… А ещё Ниула спросили, почему он всё-таки участвует, а он ответил… Что же он ответил?» Но мне было плевать, о чем шла речь. Я думал о глазах — серо-зелёных, словно просыпающиеся утренние пустоши вокруг главного купола на Цаве. И о том, как при улыбке появляются маленькие ямочки на щеках — так трогательно, что хочется прикоснуться к ним губами.

Только у себя в комнате осознал, что происходит. И схватился за голову.

Несмотря на название «андроид», роботом я не был. У меня было человеческое тело, а оно… С ним не поспоришь.

Забавно: я ведь всё понимал, трижды понимал всю биохимическую и психологическую подоплёку происходящего! Ещё на «Дхавале» заинтересовался вопросом, а в спецотделе выучил заново. Мне ничего не стоило объяснить каждую реакцию, каждый симптом фенилэтиленаминовой атаки, будь она неладна! Я чётко представлял, сколько времени будет длиться первая фаза и сколько займёт окончательное «выздоровление». Это всё пройдёт, конечно. Чувства — самая изменчивая вещь на свете! Но у меня не было времени — вот в чём беда! Я должен был весь, без остатка, заниматься продвижением Ниула Ярхо, чтобы помочь ему стать Главой Станции — что он, между прочим, делал с моей подачи!..

«Ох, как не вовремя!»

Я не имел права на ошибку. Мнение о кандидатурах было вполне устоявшимся, так что целью становились те, кто ещё сомневается. Остальные — больше двух третей граждан — отлично знали каждого из претендентов, которые давно работали в Администрации или, как Ниул, в Экспертно-координаторской службе, где было не меньше возможностей заработать себе репутацию или же испортить отношения. Только что-нибудь экстраординарное могло повлиять на точку зрения определившихся… И этот фактор тоже учитывался.

За день до Нового Года были назначены финальные выборы, так что в первое марта станция вступала с новым руководством. На «Тильде-1» режим СубПортации позволял легко чередовать: один год контакт с Центром, другой — смена власти. За одиннадцать месяцев новички успевали сформировать свои предпочтения, так что выбирали отнюдь не вслепую. Так что следовало удержать «своих» и перетянуть внимание «нейтральных».

…Но несмотря на все «надо», наваждение не проходило. Я не хотел ужинать, не мог сидеть спокойно, и вообще тянуло выйти и побродить по коридорам: вдруг! случайно! столкнёмся! Поймав себя на мысли: «А что такого — поздороваюсь, может, вообще поговорим, пусть мы из разных команд…» — я включил настенный экран и зашёл в базу данных. Лучше так, чем, в самом деле, гулять по станции!

Зере Нансен. Я не сразу двинулся дальше — не мог оторваться от снимка в профиле. Вообще это была не фотография, а трёхмерная модель вроде юзерпика в Сети. ИскИнам такие цифровые «портреты» были нужны, чтобы узнавать людей. Отсюда и условности — подбородок слишком квадратный, рот — большой. И не было тех крошечных чёрточек, которые я почему-то сразу запомнил. Морщинки у глаз, крошечная отметинка на правой щеке у самого уха, чуть кривоватая и очень заразительная улыбка… Но даже цифровой портрет вызвал у меня учащённое сердцебиение.

«Может, пойти к врачам? — подумал я. — Чтоб это всё убрали…»

Что-то такое просили некоторые мои «клиентки» в спецотделе: пожалуйста, дайте лекарство от любви, чтоб всё прошло, чтоб не нужно было мучиться. Теоретически осуществимо. Наверное… Какое-нибудь успокоительное. Много успокоительного, чтоб это лицо и это имя не вызывали столько волнений… «Проспать все дни, а потом проснуться, как будто ничего и не было», — но Ниул…

В этот момент я понял, как себя ощущали все те девушки, которые краснели, когда я смотрел на них. И почему они вообще «случайно» сталкивались со мной в коридорах, молчали, боясь поднять взгляд, хотя можно было поздороваться и даже поговорить… Я осознал подлинный смысл того, что объясняла Утенбаева.

Перед тем, как допустить меня к работе, она многое мне рассказала, но тогда я лишь запоминал, принимал к сведению, не пропускал через себя. Тогда. Теперь же… Все фильмы, книги, песни вдруг как будто про меня. И те моменты, которые казались мне непонятными, неожиданно прояснились. «Почему люди ведут себя как дураки? Это же очевидная глупость — поступать вот так!» Да, глупость. И что?

За один вечер я превратился в другого человека. Да вот беда — надо было жить дальше, выполняя обязательства, которые взял на себя предыдущий Рэй. Я скучал по нему: он был очень надёжный, по сравнению с той размазнёй, которой я стал!

Выучив наизусть Её портрет, я двинулся дальше, благо в профиле старшего помощника кандидата в Квартеры Северного сектора имелось много информации.

29 лет. Старше меня. Впрочем, это нормально. Вообще — нормально. Но Она может видеть во мне девятилетнее существо, лишь похожее на взрослого. И относиться соответственно. И ничего с этим не поделать…

Первая специальность: «системное управление», вторая: «экосистемы». Интересно: значит, у неё был выбор между Администрацией и Терраформингом? Почему же пошла в админы? Или ТФ — на потом?..

Родилась на «Ноэле» в семье художника и врача-иммунолога… То есть её мама была врачом, но после появления второго и третьего ребёнка переквалифицировалась в воспитатели. А отец, до того, как стать художником, работал в СубПортальной службе. Интересно, выбор между профессиями дался им легко?..

Старший сиблинг из пяти. Причём братья — последние двое, близнецы. И две младшие сестры, тоже близняшки. А вот Зере в этом отношении оставалась «одинокой». Каково ей было?..

Все её родственники, дальние и ближние, остались в Солнечной системе. Она улетела, когда получила первый диплом. Второй, тэферский, заработала уже на «Тильде». Здесь же стала донором и начала работать в Администрации.

Я специально проверил — нет, в 189-м никто из её семьи не пострадал. Каким бы ни было её отношение к «Кальвису», оно не основано на личной трагедии. Почему-то от этого стало легче…

С первых дней на станции она оставалась в Северном секторе, подотдел ТФ. Курировала лаборатории и отвечала за вахтовиков, которые были на планете наездами. Что ж, вполне логично: благодаря второй специальности, она понимала характер их деятельности лучше других.

На позапрошлых выборах была в команде нынешнего Квартера, на прошлых — опять у него, на этих — у его противника, который имел все шансы быть избранным… Если бы не Ниул Ярхо.

Тут я догадался, почему Ниул выбрал Северный сектор для начала своего восхождения: в Западном была Айрис Аямэ, в Восточном — три сильных кандидата на опустевшее кресло Леди Кетаки, а в Южном — слишком серьёзная поддержка у нынешнего руководства, шансов практически нет.

Социальное положение… Внезапно мне стало трудно дышать, и щеки загорелись. «Нет. Нет… Нет!» Да: «одинока». Пожалуй, лучший вариант на время выборов. Но что было до того? Поскольку она была администратором, это область не была строго её личным делом, так что я смог узнать, что кто-то у неё был, но отношения закончились ещё в ноябре. Разумеется, имя того счастливцы или счастливицы не сообщалось: не настолько высоким был её пост, чтобы требовать полной откровенности! Да и не требовалось: как в случае с Юлиусом Иманом, достаточно было знать, насколько человек социализирован. Подробности ни к чему… Обычным тильдийцам ни к чему. Но я хотел знать всё.

…Неназойливый значок «расширить ФИЛД» болтался в левом нижнем углу экрана. Самая слабая зрительная зона — можно и не заметить, если не знать, что он там есть. Одно прикосновение — и я буду знать о Зере Нансен столько же, сколько знает логос. И даже больше, потому что я буду понимать эту информацию. Но что мне это даст?

Безусловно, я получу очень много: записи, факты, подробности жизни — достаточно, чтобы насытиться! Хотя бы на время… Я бы, наверное, так и поступил, если бы в моей жизни не было Эрис Утенбаевой и её лекций, в которых, среди прочего, объяснялись причины таких расстройств. «Дефицит контроля» — так она это называла. Старая болезнь, пришедшая к нам из того времени, когда цифровая информация широко использовалась, а Фикс-Инфо ещё не был придуман. Знать об объекте своих чувств всё, чтобы он буквально стал «объектом». Собственностью.

Я не хотел, чтобы Зере стала моей собственностью, и становиться её собственностью тоже не возникало желания. «Быть с ней» — вот в чём я нуждался. Но безнадёжность этой потребности бросалась в глаза — совсем, как у девочек, подсматривающих за мной в бассейне или спортзале…

Мы не сможем быть вместе, потому что сейчас выборы, а потом я вернусь на планету. Признаться ей сейчас — значит взвалить на неё определённые обязанности. А у неё, я был уверен, и так хватало, о чём беспокоиться!

Надо самому справляться со своими проблемами. Вон, как Ниул. Разделять чувства и работу. Различать то, что можешь изменить, и абсолютно неподвластные вещи… Но как же мне хотелось увидеть её ещё раз!

 

День II: Луна

Когда временный Глава шепнул мне: «Рэй, у нас проблемы», — я сначала подумал, что меня хотят вернуть на планету: подходящий способ ослабить Ниула! Но сторонника такой меры это ослабит ещё больше. Несмотря на выборы и предновогодний фестиваль, движение «Расскажи, насколько Рэй — человек» никуда не делось: время от времени кто-нибудь из знакомых, а то и совсем посторонних людей сообщал мне как бы невзначай: «Я тоже участвую».

«Значит, другое», — обрадовался я. Но вовремя сообразил, что неправильно ликовать, узнав о проблемах. Поэтому постарался скрыть свои чувства и приготовился слушать, а потом — действовать, действовать, действовать. Нет лучше лекарства от несчастной любви, чем неотложное дело! Но, видимо, что-то всё-таки отпечаталось на моём лице, потому что Ниул внимательно посмотрел на меня, прежде чем переходит к объяснению. Но не стал ничего уточнять — лишь жестом пригласил к себе в кабинет.

— Я слушаю! — воскликнул я, занимая предложенное гостевое кресло.

— Читай! — вздохнул он, включая стену.

Сообщение на экране было коротким и очень простым: «Откажись от выборов, иначе все на станции узнают о Договоре Обмена».

— Да, это проблема, — вздохнул я.

В курсе системного управления «Договором Обмена» называли распределение человеческих ресурсов, проводимого совместно Администрацией и Службой Психологического и Социального Мониторинга. Причём трудно было сказать наверняка, кто получал больше выгоды — органы власти или СПМ. Были люди и были задачи, а ещё была обстановка, которая складывалась не только из сделанной работы, но и из того, как она была сделана. Я успел понаблюдать за эквилибристикой, которой занималась Глава Станции, чтобы организовать равновесие между тем и другим. «Договор Обмена» позволял сделать часть этой работы неощутимой, разрешая все конфликты ещё до того, как появится предпосылки для них.

Если развить идею дальше, получится то, что «обнаружила» Елена Бос: заговор по превращению независимой автономной станции в отстойник для неблагонадёжных граждан. Что ж, с точки зрения урождённой тильдийки личности типа Макса Рейнера или Телжана О'Ши могли считаться «мусором»! А главное, такой заговор означал, что существуют теневые отношения между станцией и центром, ставящий под сомнение слово «независимость», которое не случайно соседствовало с «автономностью» — можно ведь быть вдали, но оставаться под властью…

Впрочем, гипотезы, которыми баловалась журналистка, показывали, насколько несерьёзный у неё доступ. Заставлять людей выбирать ту или иную станцию — преступление. Другое дело договариваться между собой, куда поселить новичков.

К Обмену начинали готовиться в тот момент, когда переселенцы занимали свои кресла в салоне корабля, и станция получала окончательный список пополнения. В полную силу Договор вступал уже после того, как местные спамеры составляли своё мнение о каждом человеке, включая рекомендации и противопоказания. Тогда-то начиналась «перетасовка», которая заканчивалась хорошо, если к следующей СубПортации.

Независимость каждой станции определяется, кроме всего прочего, полной самостоятельностью в распределении своих граждан. Никто посторонний не мог диктовать свои условия — только Квартеры, Глава Станции, верхушка СПМ и профсоюзов. И каждому приходилось идти на уступки и даже придумывать способ, которым можно приманить своенравных специалистов. Например, организовать шахматный клуб на нестандартном месте в Лифтовой зоне. Или запустить проект «Божья коровка» с садовыми камиллами в форме жуков, чтобы собравшийся на планету биолог задержался на станции и занялся Садами.

Процентов семьдесят населения, узнав о таком «заговоре» пожмут плечами — это и есть работа Администрации, зачем ещё она нужна! Но кое-кому было принципиально важно, чтобы такие вещи не проговаривались вслух. Пусть идёт как идёт, но без выпячивания методов, иначе будет выглядеть манипуляцией с использованием личных данных. И те люди, которые вчера были рады, что их индивидуальные интересы учитываются и принимаются всерьёз, завтра потребуют снять весь СПМ, а заодно Администрацию.

— Проблема, — повторил я. — Такие вещи наружу не выносят… Некоторым будет очень неприятно узнать о таком, и это кончится очень-очень… Надо найти его! Только я один не справлюсь. Знаешь инспектора Хёугэна? Вот если бы он…

— Рэй, Рэй, погоди… — временный Глава даже привстал со своего кресла.

— Я серьёзно! Надо найти этого человека, потому что если он способен на шантаж, то… Это же наш, верно? Кто-то из Администрации, посмотри на сленг! Только админы в курсе, как это называется. И спамеры. О, а вдруг это спамер?!

— Не надо никого искать, — Ниул улыбнулся — впервые за всё время. — Я знаю, кто это!

— Да? — думаю, в этот момент физиономия у меня была очень глупая. — А… Ну, да! Конечно! Это же Сеть… Точно. Сеть.

— Именно! Ты меня пугаешь… Ты случайно не болен?

— Нет, я… Я так… — не объяснять же ему, что существуют естественные биологические причины ослабления моих умственных способностей!

«А люди и вправду глупеют, когда влюбляются…» Впрочем, по Ниулу не скажешь!

— А кто это? Я его знаю?

— Наверное. Жерардо Штейнберг. Первый Глава «Тильды», — и пояснил — видимо, с расчётом на моё подозрительное состояние. — В смысле самый первый — назначенный.

Я не сразу отреагировал — слишком неожиданной была фигура «врага»! Такой человек — и вдруг… И как теперь быть? Как разбираться?

Слишком много вопросов теснилось в голове, но одно я понимал однозначно: этот шантаж был неспроста. Самый первый Глава Станции назначается Центром, что определяет отношение к нему.

В самом начале у станции попросту нет населения. Требуется время, чтобы люди, собравшиеся вместе на свежепостроенном объекте, стали тильдийцами. Два года — достаточно, но это не только два года самосознания и самоопределения, а ещё и два года гнетущего чувства, что независимость у станции фальшивая, и руководит всем человек, которого не выбирали.

Такое не забывают. Первый Глава — специфическая должность, по сути, конец карьеры, потому что баллотироваться после неё не рекомендуется. И это записано в профессиональном кодексе. После такого поста уходят в отставку — насовсем покидают Администрацию. И конечно, далеко не каждому предлагают этот пост. Человек должен быть проверенным, уважаемым и при этом согласным поставить «точку» на этом этапе своей жизни.

Заведомо временный Глава должен быть в ярости, что другой временщик посмел нарушить правила!

— Сколько ему лет? — наконец, спросил я.

— Сто двенадцать, — ответ Ниул — и переключил на профиль Штейнберга.

Но он не смог промолчать, и огласил вслух то, что казалось ему важным:

— Родился в 79-м. До автономных станций, обрати внимание. Тогда ещё никто не знал, что мы выберемся из Солнечной Системы. А он выбрался. И очень много сделал. Буквально по всем пунктам прошёлся — и выборным Главой был, и назначенным. А потом перевёлся в Профэксперты.

— Вы работали вместе? — вырвалось у меня.

— Нет, — ответил Ниул, и усмехнулся. — Рядом, но не вместе. Он много болел. Облучение, рак, ну и… Последние лет десять вообще не выходил из палаты. На нём что только не перепробовали…

«Чего же он ждал?» — подумал я, потом посчитал годы и догадался. Штейнберг ждал юбилея: полвека станции. Официальные торжества начнутся в следующем году: пятьдесят лет «Тильде-1», но день рождения — первого марта 192 года.

— Он написал заявку, — добавил Ниул. — И её выполнят, конечно. В предновогоднюю ночь.

— Понятно, — кивнул я — на эту ночь часто назначают выполнение процедуры

. — Родных нет?

— Никого нет. Только коллеги. Его навещают, но близких нет, так что он будет один, — Ниул откинулся на спинку кресла и задумчиво посмотрел в потолок. — Он вообще давно решил… Вот что ждёт каждого из нас, если не уйти раньше! Понимаешь?

— Брось! — фыркнул я.

— А что? Я со своими не общался уже лет пять, ещё до «Кальвиса» разошлись… Так что у меня будет то же самое: коллеги и одиночество.

— И ты тоже собираешься шантажировать кандидатов?

— Нет! — хмыкнул он. — Вот этого точно не будет!

— А как насчёт врачей? — осторожно поинтересовался я. — Всё-таки сто двенадцать лет. И лечение. Могло как-нибудь… — я сделал неопределённые движения пальцами в районе виска.

— Врачи говорят: с этой стороны он абсолютно здоров. До головного мозга метастазы не дошли. Он в здравом рассудке.

Мы снова помолчали. Я ожидал, что против Ниула будет начата кампания — а уж он-то прекрасно знал своих недругов! Уже на первых дебатах затронули эту тему, и он не удивлялся нападкам: знал, на что идёт. Но такой поворот…

Как повлиять на человека, которому до смерти осталось пятнадцать дней?! И который давно уже не волнуется насчёт своей репутации и вообще будущего. При этом его не просто слышат — к нему прислушиваются. И если он категорически против…

«Если он захотел помешать Ниулу, его ничто не остановит!» — я понял это со всей очевидностью. А потом покраснел и сжал челюсти, чтобы сдержать предательскую улыбку: «Если Ниул снимется, я смогу… с Зере… есть шанс!»

— А когда это пришло? — спросил я, сдавшись, расслабившись и полностью успокоившись.

— Сегодня утром.

— Кто-нибудь ещё знает?

— Его терапевт… В общих чертах.

— И что он говорит?

— Она, — уточнил временный Глава. — Она сочувствует. Я же объяснил: нет никаких показаний, чтобы объявить его невменяемым! Он определённо в своём уме.

— Вот как… А другие? Ну, другие Квартеры?..

Он побарабанил пальцами по столешнице.

— Я думал об этом.

— И?

— Рэй, ты, правда, здоров? — временный Глава нахмурился. — Шантаж — это не угроза перейти черту. Это состоявшийся переход. Вся Администрация извещена, что возникла опасность нарушения ФИЛДа и что профессиональная информация, доступная ограниченному кругу, может стать известной всем гражданам. Что делается в таком случае?

Я растерялся, потому что совсем не подумал об этом.

— Эээ… Ну… Статья… Я не помню номера, но меры принимаются в зависимости от ФИЛДа и статуса нарушителя. И для человека, который подал заявку и получил одобрение, вводится полная изоляция! — я вскочил на ноги от возбуждения. — Ниул, но он должен был знать это! Он должен был знать, что его изолируют после такого… При том, что он сам… Он должен был знать, чем всё кончится!

— Угу, — временный Глава пригладил волосы знакомым жестом и прищурился, как будто пытался разглядеть что-то в моём облике. — Знал, конечно. Он сорок лет проработал в Администрации и столько же — экспертом. Кому-кому, а ему объяснять, что будет, не надо…

— Подожди, — упав обратно в кресло, я прижал ладони к вискам. — Что-то я запутался… Другие… Остальные… Они знают про то, что есть угроза нарушить ФИЛД?

— Конечно, знают! Такие вещи в секрете не хранят.

— Но не знают про шантаж?

— А зачем им знать? Есть угроза — этого достаточно.

— А кто ещё знает про шантаж?

— Я же тебе сказал: его терапевт. Я, конечно. И теперь ты.

— Почему — я?

Кажется, это был первый правильный вопрос, потому что на лице Ниула расцвела ироничная улыбка.

— Потому что с тобой поговорить он согласен. А вот со мной — нет. Хотя я очень хочу узнать, почему он поставил мне такие условия, при том, что прекрасно понимал последствия! Что происходит в его голове — я не знаю. Но может быть, выяснишь ты.

Я зажмурился — так противно было осознавать свою недогадливость!

— Прости, что-то я совсем сегодня… не ловлю…

— Не извиняйся! — усмехнулся он. — У меня самого были увлекательные минуты между тем, как я получил эту весточку, и тем, как сообразил, что она значит на самом деле. Это очень личное послание…

— А почему так? Если ему есть, что сказать — можно просто сказать!

Он развёл руками:

— Откуда мне знать?

— Ну, ты же можешь догадываться!

— Я предпочитаю спросить прямо. Ещё бы он согласился отвечать…

— О чём же его спрашивать?

— Как раз об этом: почему он так сильно против моего участия в выборах? Настолько, что предпочёл пожертвовать своими последними днями, организовать себе изоляцию и особый режим — только чтобы донести до меня эту мысль? Может быть, я его обидел? Или принял решение, которое он считает неправильным? И потому не хочет видеть меня не месте Главы? Порасспрашивай! Ему немного осталось, а нам ещё здесь жить. И его мнение для меня важно. Вот это передай: важно. Из-за его опыта, из-за всего остального. Пусть не думает, что его уже нет. Он здесь, и я его услышал.

 

День III: Смерть

У каждого человека (но не у меня — одно из отличий, которые я осознал лишь со временем) ещё в детстве появляется много самых разных близких людей. И трудно как-то ранжировать их, потому что у каждого своя жизнь и особенные обстоятельства. Но одно верно: этих близких немало.

Для совсем малышей это, конечно, в первую очередь родители. Настоящие родители — те, кто были рядом первые пять лет жизни и вблизи — следующие десять. Потом эта связь ослабевает, даже может сузиться до коротких сообщений раз в пару лет, но родители остаются с человеком на всю жизнь.

Конечно же, есть братья и сёстры: от них тоже никуда не денешься, но тут как повезёт. Можно держаться вместе, как Бидди и Анда, а можно просто «поддерживать связь», как Ганеша Зотов и его младшая сестра Ханна, которая всё ещё жила с родителями. Впрочем, были и семьи с одним ребёнком — большая редкость, и потому они всегда получали больше внимания.

Ещё могли быть дяди и тёти, а также двоюродные братья и сёстры, если тёти и дяди стали родителями. И поскольку семьи предпочитали селиться рядом, кузены и кузины могли стать ближе, чем близнецы.

Ну, и конечно, воспитатели, учителя и врачи — специалисты, помогающие семье и поддерживающие ребёнка с первых дней. А также соседи по блоку, приятели по кружку, товарищи по спортивной команде. Биологические родители, если они захотели познакомиться с ребёнком. Партнёры мамы и папы, тёть и дядь — традиционные друзья семьи. И конечно, вовлечённые, типа одного администратора, который незаметно стал совсем своим…

Оглядываясь на привычный контингент «Огонька», я думал, что с этими детишками, если покопаться, связана вся «Тильда». И это, конечно, влияло. Как предупредил Ниул: «Ты можешь продолжать общаться с ними, но теперь это не просто так».

Меня об этом спросили вечером третьего дня на первых же коллективных дебатах:

— Что значит ваше общение с Юки и Брайном Ремизовыми?

Я покосился на Аграновского, задавшего этот ожидаемый вопрос (он сидел слева, Зере — справа, так что не опасно), и ответил с неожиданным пылом:

— В каком смысле «значит»? Есть — и всё! Давайте не будем вмешивать этих детей в политику! Если вы сомневаетесь, что я вправе…

— Нет-нет, что вы! — смутился он.

— Тогда не надо поднимать эту тему и лишний раз их дёргать. Хорошо?

Я сам удивился тому, как грозно это прозвучало! Видимо, что-то инстинктивное. Один лишь намёк на потенциальную угрозу, пусть косвенную и условную, и я приготовился к защите…

Журналист промолчал, признавая ошибку, гости студии тоже поддержали паузу. А потом начался разговор о сложной ситуации на Шестой станции, которая, как нарочно, хочет испортить всем праздник, и меня больше не дёргали. Поэтому я мог продолжать упорную, но безуспешную борьбу с желанием посмотреть направо. Знал: если сделаю это и увижу Зере, непременно покраснею — и разрушу весь эффект.

— Резковато… Но я одобряю, — оценил позднее Ниул. — Обрати внимание, как ты переключил полярность. От тебя ждали оправданий, а ты сам заставил его оправдываться. И закрыл тему так, что любой, кто попробует открыть, будет выглядеть некрасиво. Чем больше таких ответов, тем увереннее наша позиция.

А на следующее утро я сидел среди полок с книгами, компасами и черепами, смотрел на детишек, размышлял о семейных отношениях и готовился к встрече с человеком, который был крайне далёк от всего этого… Почему так? Понятно, что у Штейнберга не было родных детей. Профессии администратора и родителя несовместимы, но ведь это не единственный вариант обрести близких! Повлияло то, что он был назначенным Главой? Но он же работал здесь ещё несколько десятков лет — неужели не нашлось никого, с кем бы он хотел провести последние дни?

Ниул ошибался: надо очень постараться, чтобы остаться одному в старости! Вокруг всегда кто-то есть, и достаточно желания сблизиться! А можно даже не желать — просто не огораживаться от тех, с кем сводит жизнь. Оглянуться не успеешь, как войдёшь в этот круг. И уже не будешь представлять свою жизнь в отрыве от них.

Моё участие в предвыборной гонке оказалось в центре разговоров в «Огоньке» — даже главнее Нового Года! Поначалу мы заглянули в историю: как было раньше, как стало «правильно» и почему голосовать можно с восемнадцати, а не с девяти. Или вообще не с пяти! Постепенно подобрались к персоналиям: взрослые в эти дни постоянно обсуждали кандидатов, и малышня не собиралась отставать.

Первым вопросом на эту тему стало: «А вы будете потом встречаться?» — с соседнего столика, от зеленоглазой бестии с чёрными кудрями. Вот уж где выпало потренироваться в умении держать невозмутимое выражение лица!

— Нет, я встречаюсь только с девушками.

— Ясненько! Тогда я подожду! — и пятилетняя «претендентка» скорчила хитрую рожицу. — Только никуда не улетай!

Судя по всему, она уже распланировала нашу дальнейшую жизнь на годы вперёд. Её мама смеялась, упав лицом на сложенные руки, папа сидел весь пунцовый, как мак, а девятилетний брат утомлённо закатывал глаза: повезло же с роднёй!

— А как вы познакомились? — спросил Брайн, строя ложкой пещеру в своём твороге. — Ну, с этим камрадом Ярхо?

— По работе, — ответил я, ничуть не солгав — в первый раз мы столкнулись именно по работе, и не важно, что я этого толком не помнил…

— Когда ты был с камрадом Кетаки? — уточнил он, заталкивая в пещеру выковырянный заранее изюм.

Кубики ананаса пошли на украшение крыши. Потом он это всё съедал, но сильно потом.

— Ну да.

— А ты знал, что он будет балла… Ну, голосоваться?

«Он сам не знал», — ответил я, отрицательно покачав головой.

— Если бы мне можно было голосовать, — встряла Юки. — Я бы отдала голос ему! Потому что из-за него ты с нами!

Она говорила это в третий раз. И, как и раньше, я ответил:

— Вот поэтому детям и не разрешают!

По пути в палату Жерардо Штейнберга я вспоминал эти разговоры, чтобы приободрить себя. «Опять творог», котята, второе посещение космоса и ярмарка, которую готовила старшая школа, — у меня всего этого не было, и я добирал, пользуясь возможностью. Жизнь, которой я уже не завидовал — просто погружался в неё…

Человек, с которым мне предстояло разговаривать, был «Старухой» из той известной картины про три возраста. Я находился в самом начале, Ниул — посередине, а Штейнберг оказался олицетворением смерти. И не только фигурально — то, что я увидел в палате, именно этим и являлось. Поразительно, но стотридцатипятилетний Ирвин Прайс никогда не воспринимался стариком, в отличие от первого Главы Станции!

Десять лет рак пытался доесть его — и не мог. И эта битва могла продолжаться годами, так что когда Жерардо сам выбрал своё время, это было если не «победой», то уверенной ничьей. Я перечитал его биографию и не нашёл там ни одного случая, когда что-то выбрали за него. Даже на место Главы он сам себя предложил, не дожидаясь чужих решений.

Он был болен уже тогда. Облучение произошло, когда ему было двадцать три года — вчерашний выпускник, он занимал низшую должность в администрации, когда обнаружил признаки опасности первого уровня. Это была «Цинния» — она из старейших станций. Через несколько лет после того случая её полностью реконструировали. А тогда она была не совсем надёжной. Штейнберг помог исправить протечку воздуха, но вот ослабление противорадиационного щита почувствовал не сразу.

Конечно, он получил самое лучшее лечение — и получал его следующие девяносто лет.

— Добрый день! — поздоровался я, заходя в палату.

— А он действительно «добрый»?

Голос раздавался из капсулы — медкамилл поддерживал все процессы в умирающем теле первого Главы, и он же был посредником в нашем разговоре.

Я подошёл ближе и опустился на стул, выросший из пола. Регенерационная капсула была непрозрачной — непривычно и пугающе, ведь обычно в таких устройствах восстанавливались после матричного клонирования, и можно было видеть всего человека, пусть и прикрытого, но всё равно целого. А здесь взгляду было открыто только лицо — пепельное, похудевшее, в пятнах. Я не сразу сообразил, что это тот самый Жерардо Штейнберг — ожидал увидеть бодрого чернокожего старика, как на снимке в профиле, а получил призрака.

— Первый раз видишь такое, да? — догадался он о причинах моего замешательства.

— Да, в первый, — мне понадобились усилия, чтобы посмотреть ему в глаза.

Он показался очень усталым. Как будто первый Глава нёс эту усталость очень долго, и не осталось уже ничего. Впервые я общался с тем, кто написал заявку, но все прежние мысли по этому поводу утратили смысл. Он имел право на смерть. Он мог сказать «хватит» — и не находилось ни одного контраргумента этому решению.

Закрытый корпус медицинской капсулы наводил на мысли о старомодных похоронах. Раньше людей закапывали в землю, положив в ящик. Штейнберг был наполовину там, как оживший мертвец.

Обстановка подтверждала впечатление: после художественного беспорядка в «Огоньке», деревянных полок и всех тех загадочных штук, которые были полны историй и манили немедленно начать путешествие и приключение, странно было видеть голые стены с безликим бледно-салатовым ромбическим рисунком и минимум предметов в палате. Никто, кроме самого пациента, не мог выбрать такое оформление, и если он выбрал это сам…

Штейнберг молчал, так что пришлось говорить мне:

— Вы знаете, зачем я пришёл. Мне надо спросить у вас про то, что вы сделали. Вот то сообщение, и угроза камраду Ярхо. Это же шантаж! Преступление! И вы знали заранее, чем всё кончится. Зачем вы это сделали?

И тут он засмеялся. Сначала я подумал, что ему плохо: трясущаяся голова скакала по подушке, рот был раскрыт, и ровный ряд безупречных зубов контрастировал с неестественно бледной кожей… В исполнении умирающего старика смех выглядел как приступ болезни.

— Представляю, как вы там забегали… — прошептал он с нескрываемым удовольствием, в то время как запищавший камилл успокаивал больное тело, растревоженное незапланированной нагрузкой. — Что, страшно стало?

Он еле шевелил губами, но голос его звучал ясно. Но не высокомерно. Скорее отстранённо.

— Вы это специально, что ли? — ошарашенно переспросил я. — То есть просто так?

В тёмных глазах, прикрытых веками, что-то блеснуло.

— А есть варианты?

— Но зачем?! — я задыхался, ошарашенный этим «объяснением».

Я ожидал чего угодно, но не этого смеха!

— Молодой человек, я имею право… право проверить, как работает система… Тем способом, который считаю нужным, — длинная реплика утомила его, и он не сразу продолжил. — Система отреагировала, как здоровая. Знаете, как это приятно… мне?

Я нервно вытер тыльной стороной ладони пот со лба — и лишь потом заметил коробку салфеток на столике у стены.

— Значит, никаких претензий к камраду Ярхо? К тому, что он сделал за время, пока был временно исполняющим обязанности? И к Администрации? И вы не против, что он баллотируется, хотя предполагалось, что не будет? — от облегчения я засыпал его градом вопросов.

— Нет. Я проверял систему, — терпеливо повторил первый Глава. — Система здорова.

— Рекомендую прекратить визит, — встрял медкамилл. — Состояние здоровья… — он замолчал — видимо, Штейнберг отключил его.

— Лучше я пойду, — пробормотал я и начал было подниматься со стула, как вдруг увидел на своём альтере сигнал принятого сообщения.

— Прочти, — потребовал Штейнберг. — Здесь. Сейчас.

Я послушно заскользил взглядом по строчкам… В процессе чтения несколько раз прерывался, чтобы посмотреть на него: «Что, в самом деле так?»

«Так», — отвечали его глаза. Теперь можно было не спрашивать, почему он захотел говорить со мной. И почему написал: при его состоянии такой рассказ занял бы полдня.

— Тебе всё понятно?

Судя по шуршащему прерывистому звучанию, камиллу пришлось постараться, чтобы сделать его речь слышимой.

— Всё.

— Точно?

— Да, всё понятно…

— Хорошо. Иди.

— До свидания, — попрощался я.

— Мы больше не увидимся, — ответил он. — И не приходи… потом. Я запретил всем приходить.

В последний раз я взглянул на его серое лицо, но он уже закрыл глаза, так что передо мной была мёртвая маска. И тогда я ощутил то, о чём раньше только читал: присутствие Смерти. Антропоморфное воплощение физического уничтожения и небытия.

Бог, или посланник бога — у разных культур были свои имена, но у всех была смерть, и везде знали, что рядом с умирающим человеком можно почувствовать это. Не свой страх, не пароксизм инстинкта самосохранения, но нечто другое, постороннее и существующее вопреки всей науке.

Оно показалось мне словно для того, чтобы напомнить: каким бы совершенным я ни был, у меня будет свой финал. И там мы встретимся по-настоящему…

На ватных ногах я вышел из палаты — информация, переданная Штейнбергом, сама по себе была будоражащей, а тут ещё этот образ… Поэтому Елена Бос, которая поджидала меня прямо перед палатой, была в конце очереди. Продумаешь — журналистка, когда тут такое!

Я даже не поздоровался — пошёл вперёд, с трудом переставляя ноги. Ориентировочно — к себе. Только я не особо выбирал дорогу: потустороннее чувство, испытанное впервые в жизни, мешало сосредоточиться. «Кого же я видел? То есть не видел, а…? Осознал? Оно там было — или это взбрык нервной системы? Я думал о Смерти — естественно, что это повлияло…»

Бос, разумеется, не знала, что творится у меня в голове.

— Сначала дети, теперь старики — как будто ты сам лезешь на место Главы! — бросила она мне в спину.

Впрочем, эти слова не сразу были услышаны: понадобилось несколько минут, чтобы вынырнуть и принять её к сведению. Кажется, она хотела обидеть меня? Трактовкой того, что происходит в окружающем меня пространстве?

— Я так живу, — откликнулся я, не оборачиваясь.

Наверное, она ждала оправданий того, что «всё не так». Или обиды: я ведь вчера довольно болезненно отреагировал на вопрос о детях. В общем, какого-нибудь интересного материала для ньюса. Что ж, придётся обойтись — у меня не было других слов.

 

День IV: Император

Если бы не предвыборная кампания, я бы сразу сделал то, что от меня ждал «самый первый» Глава. Но если бы не выборы, меня бы вообще не было на станции: мотался бы по планете, опрашивая камиллов, и ни о чём таком не подозревал.

Всё было взаимосвязано, как я позднее разобрался. Штейнберг, конечно, слышал об «андроиде Рэе, который не совсем андроид», но не знал о моём особом привилегированном положении у Инфоцентра: Леди Кетаки рассказала ему. Произошло это тринадцатого февраля — на следующий день после того, как временный Глава, во-первых, объявил о выставлении своей кандидатуры, а во-вторых, официально включил меня в свою команду. Для умирающего старика, который продолжал следить за, как он её называл, «системой», это имело значение. И не только Ниул принимал его всерьёз…

Из палаты Штейнберга я вернулся незадолго до обеда. Информация «он не имеет ничего против тебя лично — просто проверял, как всё работает» не была ложью: я воспользовался тем же методом, который применил Ниул. «Сообщать минимум, ничего лишнего» — так администрации стало известно о самом факте угрозы, но не об её обстоятельствах. Точно также временный Глава узнал, что всё в порядке, но секрет Штейнберга остался со мной, потому что предназначался он только мне.

— Ну, и прекрасно, — выдохнул Ниул и тут переключился на текущую работу. — Сегодня вечером будет жарко. Слышал про Шестую? Это всерьёз. Подними всю историю «Тильды-6», начиная с замысла и ранних чертежей. Я всё это уже смотрел, но мог что-то упустить. Ищи мотивы: что было сделано из необходимости, а что — ради эксперимента. И подсчитай, сколько часов работы было потрачено Администрацией и теми, кто был назначен. Я там тоже есть, и не только я. Посчитай пилотов, которые были задействованы, расход энергии и техническое обслуживание катеров и грузового транспорта. Проверь, не было ли незапланированных обращений в медблок — и тоже сведи затраты. И конечно, приплюсуй восстановительную терапию для вахтовиков. Мне нужно знать, во сколько суммарно нам обошлась Шестая, и косвенные траты тоже играют роль. На пользу не смотри — этим уже занимаются…

— А это вообще нормально? — перебил я его, продолжая размышлять о «шантаже понарошку». — Вот так взять — и…

— Нормально, — Ниул оторвал взгляд от столешницы. — Даже более нормально, чем если бы были претензии. Потому что если о претензиях не говорится прямо, это повод начать волноваться… за его рассудок. А проверить на себе, как функционирует защита информации… При том, что ему нечего терять. Я это понимаю, — кивнул он задумчиво. — И знаешь, я беру обратно свои слова о том, что делать в старости.

— Тоже будешь шантажировать? — нервно усмехнулся я.

— Буду проверять, как всё работает, — серьёзно ответил он. — После всех этих лет даже я начинаю видеть всё со стороны — представляю, что бывает в сто двенадцать! Финальная экспертная оценка — вот что это было.

— И мы прошли?

— Да, — и он вернулся к данным. — Теперь он может умереть спокойно.

Ниул немного ошибался со «спокойно», но меня не шокировал его цинизм. Я был у первого Главы, я его видел. Именно этого он и заслуживал, вот только врачи не могли обеспечить ему это чувство.

Вообще-то только я мог что-то изменить, и то не факт.

Но сначала — подготовить данные для Ниула, чтобы он мог спокойно дискутировать с оппонентами. Каждый кандидат предлагал свою стратегию, основанную на точных цифрах и прогнозах, и тут нельзя было ошибиться! Конечно, основной курс оставался неизменным: преобразовывать планету до того состояния, когда там можно будет жить без куполов и без риска, а до того момента осваивать звёздную систему и развивать основную станцию. Различия крылись в мелочах. Только это были не просто «мелочи», а решения, задевавшие чьи-либо интересы. Например, расширять или нет ОБ, открывать или нет дополнительные площади под Сад, основывать училище для инженеров — или продолжать пользоваться мощностями Солнечной системы, одновременно рискуя потерять выпускников — на каждую позицию у кандидатов имелось своё мнение. А работа помощников — формулировать обоснования.

До вечера я готовился, потом впятером мы съездили привычным маршрутом из Восточного сектора в Северный — и приняли участие в очередной передаче. Центральной темой была планета и перспективы заселения. Меня немного поспрашивали про И'сы и рабочих тэферских камиллов. Один вопрос задала Зере, но к счастью, можно было ответить «да» или «нет». Я кивнул, соглашаясь: в самом деле, общение с камиллами нельзя было называть «работой для вида», особенно на Тильде. Они нуждались в людях, как нуждались друг в друге.

— Только 189-й тут ни при чём, — поспешил добавить я, и вдруг потерял мысль: серо-зелёные глаза смотрели на меня в упор, как будто она знала, что это самый лёгкий вывести меня из равновесия!

— Мог бы и закончить, — проворчал Ниул по время «разбора полётов». — Не всем понятно, что на стратегию функционирования это не влияет… А то можно решить, что если не общаться, они устоят нам второй «Кальвис»!

Лишь на следующее утро я смог вернуться к «проблеме», которую мне подкинул Жерардо Штейнберг.

Ирония заключалась в том, что это была и не проблема вовсе, а некая странность в поведении. Взбрык типа того, который касался непосредственно меня. Почему Инфоцентр открыл мне первый ФИЛД? Загадка. Такая же, как пропавший четвёртый зонд.

126-ГП-18-4. Он считался утерянным, но трое его братьев вполне справились с поставленной задачей, исследовав будущую Тильду. По-хорошему, хватило бы и одного — остальные были отправлены про запас. Планету признали перспективной, и логосы торжественно присвоили ей имя.

Несмотря на то, что один зонд серьёзно повредился в метеоритном потоке, с его «разумом» ничего непоправимого не случилось. Впоследствии исследовательских ИскИнов перенесли на Вторую, Третью и Четвёртую станции, где они продолжали работать до сих пор, помогая учёным и геологам-разведчикам. Но был ещё четвёртый…

«126-ГП-18-4» — это значит четвёртый в Восемнадцатой Группе Поиска, которая в 126-м году совершила первую экспедицию к Тильде. А в 135-м в звёздную систему прибыли люди. Они назвали материки и океаны на планете, определили стратегию развития — и уже через несколько лет открывали главную станцию. Правда, официальное заселение было объявлено лишь в сто сороковом году, когда все сектора станции стали пригодны для жизни.

Тогда же стало известно, что 126-ГП-18-4, ранее считавшийся пропавшим, цел и невредим. Он промахнулся с выходом, «уснул» на пару лет, а потом очнулся — и поспешил к своим.

Целый и невредимый исследовательский зонд, содержащий в себе энергокомплекс, СубПорт и лабораторию… Он мог вместить до трёхсот людей в скафандрах, а запасные генераторы кислорода и белковых соединений позволяли использовать его как корабль дальней разведки. А ещё у него был тяжёлый комплекс активной противометеоритной защиты.

Даже в 191-м это был солидный ресурс, а пятьдесят лет назад 126-ГП-18-4 воспринимался как дополнительная возможность для всех людей, которые тогда населяли «Тидьду-1». И было решено оставить его потерявшимся. Официально.

Первый Глава объяснил этот поступок просто: «Они хотели материального подтверждения своей независимости. Я не мог пойти поперёк и усилить социальное напряжение. Провели голосование. Ни одного «против», семь воздержавшихся. Логос подчинился».

В итоге официальная информация, доступная ИскИнам и людям, гласила: «Связь с 126-ГП-18-4 потеряна при СубПортации, прогноз 95 % — прекратил существование». Только Инфоцентр знал правду, да ещё та сотня тильдийцев, чьё первое совместное решение в этом и состояло: оставить зонд для себя, в личном распоряжении, как резерв.

Тайну сохранили: зонд болтался где-то на краю звёздной системы, но потребности в нём не возникало. Логос 126-ГП-18-4 не входил в общую сеть — только Инфоцентр мог контактировать с ним, так что не составило труда поддерживать «невидимость» условно несуществующего объекта. Со временем воспоминания об этом событии отошли на задний план, благо хватало подтверждений собственной свободы. Ну, был зонд… Ну, где-то летает, самодостаточный и одинокий. Отложить, как неактуальное, и заняться действительно насущными делами.

Штейнберг тоже так думал. И другие Главы Станций — о 126-ГП-18-4 они узнавали в общем порядке посвящения в дела, и благополучно забывали. Пока однажды, в конце 190-го года, Глава Станции Лидия Кетаки не захотела вернуть зонд и отдать его программистам и консультантам — всё-таки древний логос должен был заинтересовать их.

В ответ на запрос Инфоцентр выдал ей стандартную справку: «Связь с 126-ГП-18-4 потеряна при СубПортации, прогноз 95 % — прекратил существование». Она не смутилась — и пришла в палату к первому Главе. Уж кто-кто, а он имел право знать об этом!

Штейнберг согласился помочь: он как раз подумывал о заявке, и был рад завершить дела.

«Связь с 126-ГП-18-4 потеряна при СубПортации, прогноз 95 % — прекратил существование», — ответил ему Инфоцентр.

Сделать вывод «он слегка сошёл с ума» мешал тот факт, что никаких других признаков «неисправности» у главного логоса не наблюдалось. Он следил за всей станцией. Если бы он желал навредить людям, ему достаточно было отключить защиту от излучения и заодно КТРД — солнце доделало бы остальное… Но он определённо желал добра. Правда, желание «делать хорошо» даже очень умного ИскИна могло завести в опасные дебри…

Итак, это была первая странность, причём организованная так, что не придерёшься: Инфоцентр выдавал именно то, что от него просили. Всем без исключений. Кто-то знает, как на самом деле? Ну, пусть знает! Всё равно только у него была связь с потерянным — во всех отношениях — зондом.

Второй инициативой стали мои привилегии — тоже на границе официального и действительного. Человеком-то я не был, хоть и обладал правами людей. А если не человек, то андроид, робот, ИскИн, добро пожаловать в первый ФИЛД! И не надо жаловаться, что есть и эрекция, и способность любить — записано-то другое!

Каким будет третий взбрык? Трудно представить…

Понятно, почему Леди Кетаки не обратилась ко мне! Приглашать «найти данные», когда главной задачей было скрыть от меня информацию по поправке и «Дхавалу»… Штейнберг, напротив, он видел во мне удобного посредника. Несмотря на то, что логоса сложно было заподозрить в умышленном вреде, первый Глава не мог махнуть рукой на сложившийся инцидент: тут действовало правило «люди для людей». Какую бы ответственность не возлагали на ИскИнов, она не была абсолютной. Именно человеческие решения ограничивали её — и оставляли человечеству свободу и право выбора. Исследовательский зонд не мог просто так пропасть. Надо было, по крайней мере, выяснить, почему главный логос решил спрятать его от всех.

[126-ГП-18-4], - напечатал я и задумался. Что дальше?

Защищённая кабинка Информатория надёжно скрывала меня от чужих глаз. А поскольку это был Восточный сектор, где пока что командовал Ниул Ярхо, цель моего визита не вызывала вопросов: помощь кандидату, что же ещё! Я и вправду получил очередное задание, на сей раз по статистике камиллов — эксплуатация, частота смены рабочих ниш, результат деятельности, экспертные оценки и так далее, включая особенности индивидуалов типа И'сы, который уже начал делать успехи в Проекте Терраформирования. Справился я довольно быстро, после чего сразу приступил к «делу Штейнберга».

[126-ГП-18-4. Логос и зонд. Где он сейчас?] — я не стал пользоваться аудиоканалом: печатать было как-то надёжнее.

[Связь с 126-ГП-18-4 потеряна при СубПортации, прогноз 95 % — прекратил существование], - ответил упрямый ИскИн.

[У меня есть информация, что он в порядке, и у тебя с ним контакт].

[Прошу уточнить содержание местоимения «у тебя»].

Я удручённо вздохнул — ну, сколько можно прикидываться дурачком!

[Логос класса «Инфоцентр», номер 135-Т1-01. Это ты. Или не ты?]

[Логос класса «Инфоцентр» 135-Т1-01 является мультиличностью. Существуют ли предпочтения в выборе собеседника?]

Я победно усмехнулся. «Вот ты и попался, дружок!»

[Мне нужен тот, кто сделал мне допуск в первый ФИЛД].

[Он занят].

Это было что-то новенькое!

[А когда он освободится?]

[Запрашиваемая индивидуальность занята анализом поведения андроида А-класса Рэя ДХ2-13-4-05. Анализ закончится после того, как Рэй ДХ2-13-4-05 закончит своё существование. До этого момента времени общение с этой индивидуальностью невозможно].

 

День V: Дьявол

Итак, что произошло: пожилой умирающий человек переложил на меня часть своего беспокойства. Причём повод использовать именно меня не зависел от моих поступков — я вообще не просил давать мне доступ к первому ФИЛДу!

Я сделал в точности то, что предлагал Штейнберг: обратился к Инфоцентру с вопросом о пропавшем исследовательском аппарате. Более того, я попытался пойти немного дальше — найти ту индивидуальность логоса, которая, предположительно, могла быть лояльнее ко мне, чем остальные.

[Сделай, что сможешь], - так завершалось сообщение Штейнберга. Границы моих возможностей определял только я — тут уж ничьё мнение не могло превалировать! И вот я сделал, что мог, и потому имел право перевернуть эту страницу и забыть… нет, не забыть, конечно, такое не забудешь, но перестать волноваться по этому поводу.

Почему же мне было так нехорошо?

Наверное, потому что я предпочитал сразу завершать всё начатое, а не дожидаться, когда от жизни останется пара недель!

«Вот ведь старый хитрец! Как будто знал, что так просто я это не оставлю! Наверняка знал: мог сделать вывод из моего поведения — опыта у него хватало…»

— …Ситуация с Шестой станцией прекрасно показывает, к чему приводит излишняя мягкость! — продолжала вещать Аямэ.

Большой экран над стойкой в кафе транслировал запись дебатов в Западном секторе. Был поздний вечер, и кроме нас, четверых помощников кандидата Ярхо, больше никто не задержался на ужин. Только что ушли монтажники из ночной смены, но они не возражали против этой передачи: «Вам же по работе надо — ну, смотрите!»

— И таких примеров — десятки, если не сотни! Самый заметный — поступок Оскара Явы в отношении небезызвестного Рэя. Участие Фарида Эспина и Теодора Ремизова говорит о многом: вместо того, чтобы наказать этих малолетних нарушителей общественного порядка, их простили! Это мог быть образец справедливой жёсткости — но продемонстрировали сомнительную мягкость!

— Да, жуткий случай, — вздохнул Карвин — старший в нашей команде. — Вот так взять, обвинить ни за что…

Он имел за плечами три успешные «гонки», последняя — с Леди Кетаки, когда она во второй раз избиралась Главой Станции. И этот опыт чувствовался: несколько часов часа назад он положил на обе лопатки нашего главного противника, причём сделал это с помощью цифр: ущерб от незаконченного ремонта системы безопасности был выше, чем от законсервированного блока Энергокомплекса, надо лишь было ввести в формулу подсчёта данные СПМ. Решение временного Главы было, как ни крути, верным. Невидимая проблема давит меньше, чем ежедневно наблюдаемые помехи в освещении — но видно это лишь на расстоянии…

— Могу только представить, что ты чувствовал!

— Они извинились, — пробормотал я. — Что тут дальше пережёвывать?

Но Айрис Аяме считала иначе. Я смотрел на её пугающе красивое лицо, идеально выточенное, с тонким носиком и изящным подбородком, и опять представлял Зере.

Зере была другой, но тоже очень красивой. Интересно, она думала о такой карьере? Мечтала ли она стать однажды Квартером или даже Главой? Или её устраивали обязанности помощника?

— Мне кажется, это не самый удачный пример! — возразил оппонент Аямэ. — Всё-таки, 189-й…

— Наоборот! — фыркнула она. — Они ведь использовали эту трагедию как прикрытие!

— Кстати, она права, — заметил Карвин. — Немного строгости нам не помешает! На Шестой сколько уже тянется! Если бы раньше разобрались, ничего бы не началось опять! Да ещё в такое время!..

— Мы не имеем права на ошибку! — вторила ему Аямэ. — Всё, что кажется подозрительным, должно быть устранено! Нельзя оставлять без внимания потенциальные угрозы: лучше решать проблемы на ранних этапах, а не тогда, когда уже поздно!

— Вот это понимаю — хорошая стратегия, с опорой на факты и со здравой идеей. Есть, чему поучиться! — воскликнул Карвин, хлопнув ладонью по столу. — Если её выберут, у нас будет как минимум два года, чтобы научиться дисциплине!

— Если её не снимут, — возразила ему коллега.

— Если она не переборщит — не снимут!

— Многие именно этого и хотят!

— Только не все понимают, что это затронет каждого.

— Ну, порядок бывает разный. Наш тоже не спит. Дозорных-то прищучил!

— Ты понимаешь, о чём я.

Разгорелся очередной дежурный спор, и я поднялся из-за стола, не желая, как в прошлый раз, становиться арбитром:

— Пойду, наверное. Спокойной ночи! До завтра!

— До завтра, Рэй!

— Спокойной ночи!

— Спасибо! Хорошо сегодня поработали!

Я не успел выйти за дверь, как услышал следующую реплику Карвина — что-то про «границы терпения». То, что он был в команде Ярхо, не мешало ему восхищаться позицией Аямэ. Поначалу он даже пытался заставить своего кандидата добавить строгости в предвыборную программу, но Ниул моментально пресёк покушение на свои идеи: он-то точно знал, чего хочет. И что для него правильно.

…Резко остановившись на полпути, я повернул из коридора, ведущего к жилым блокам, в сторону Центральной зоны. Я был уверен, что, несмотря на поздний час, Ниул сидит у себя в кабинете, нарушая режим. Может быть, даже не ужинал сегодня… И в этом была и моя вина тоже — я ведь уговорил его баллотироваться, а участие в выборах не отменяет обязанностей временного Квартера и тем более временного Главы! Это всегда большая нагрузка, а уж во время такого конфликта, который закрутился на «Тильде-6» в последние дни!..

На первый взгляд, там всё было просто: три партии (астрофизики, шахтёры и «специальная группа» при участии СПМ) не могли поделить станцию. И дело было не столько в свободном месте, сколько в управлении, в принятии решений, в представлении о том, что является первостепенным. На какой орбите оставаться, какие материалы запрашивать (грузовые корабли не могут летать каждый день, и они не резиновые) и даже что выращивать в оранжерее — элементарные вопросы, если только нет трёх противоречащих друг другу мнений. И никто не желал уступать.

Как правило, Глава Первой назначал своих заместителей на остальные станции — и на этом его участие заканчивалось. При этом замов выбирали из кандидатур, которых предлагали сами сотрудники. Но решение оставалось за Главой, и это был один из тех моментов, когда личность и цели руководителя проступали сквозь законы и правила. Но что если таких кандидатур три, и кого бы ты ни выбрал, остальные две группы будут категорически «против»?

Противостояние длилось, то затухая, то разгораясь, уже несколько лет, в какой-то момент показалось, что всё кончилось. Учёные вроде бы отступили, а шахтёры и СПМ пришли к компромиссу. Но в первый день выборов там разгорелась настоящая война! Это оттягивало внимание, но главное, забирало силы и время Ниула, поскольку, за неимением заместителя, ситуацией занимался сам Глава. А у него хватало забот… Вида он не подавал, но я умел смотреть, считать и делать выводы.

Вот и теперь: на часах «22:19» — я специально сверился с альтером — а он в своём рабочем кабинете, да ещё и беседует с кем-то.

[Подождите, пожалуйста: временно исполняющий обязанности Главы станции «Тильда-1» Ниул Ярхо занят], - написал на дверной табличке комнатный камилл.

Я прислонился к стене напротив, рассеянно огляделся. В Центральной зоне было пусто, освещение работало в ночном режиме, лишь еле слышно шуршали невидимые уборщики. Новогодних украшений не видно: их начинают вешать примерно за десять дней до праздника. Но что их уже давно готовят — в этом я был уверен!

[Вы можете провести время в любом ближайшем кафе], - предложил заботливый ИскИн.

— Нет, спасибо, я так постою, — отозвался я — и сел на пол.

Так получалось ещё удобнее. Оставалось только лечь, но я боялся, что усну. А мне надо было непременно поговорить с Ниулом! И не потому, что он мог сказать что-нибудь, чего я не знаю. Не из-за слов — из-за его уверенности, спокойствия, слегка приправленного иронией, и доверия, которое он вызывал.

Я вспомнил, как он снял предупреждающий знак у меня с груди. Я тогда удивился, а он выглядел так, как будто давно думал об этом — и наконец-то сделал. Для себя. И ему стало легче.

…Нужно было носить такой же на спине, но у меня совсем вылетело из головы, что есть второй. «Недокомплект» обнаружился, когда мы подлетели к станции, и поздно было возвращаться! Я был готов, что придётся извиняться за нарушение регламента, а получилось совсем наоборот.

— Всё-всё, я убираюсь! Радуйся, больше не увидишь моей рожи!

Дверь в кабинет временного Главы неожиданно распахнулась, и на пороге возник человек. Я пока не видел его лица, потому что он продолжал смотреть внутрь, но успел оценить комбинацию неестественно худой узкой спины и накаченных мышц рук и ног, что часто бывает у тех, кто проводит слишком много времени в невесомости, где есть только тренажёры, а нагрузка распределяется неравномерно.

— О, а вот и твой любимчик! Можешь обнять его! — оглянувшись на меня, незнакомец направился в сторону Лифтовой зоны.

Я успел увидеть нервную ухмылку, густые сросшиеся брови и тяжёлый квадратный подборок — и сразу узнал «гостя». Это волевое героическое лицо, причём примерно с таким же выражением непримиримости и злости, в последнее время показывали едва ли не в каждом дежурном ньюсе. А когда я увидел его в первый раз, то припомнил старые ролики о покорителях космоса. Там были такие же рубленые черты, бритые виски с романтичными чубами и взгляд, как будто пытающийся заглянуть за горизонт вселенной…

— Рэй? Чего не спишь? — из кабинета выглянул Ниул.

В руке у него был надкушенный сэндвич с мясом.

— Я к тебе! Я ненадолго!

— Заходи, не стесняйся…

Похоже, предыдущий визитёр прервал ужин временного Главы. Вообще, привычка питаться на рабочем месте — печальный симптом. Трудовой кодекс рекомендует отвлекаться, отдыхая от профессиональных обязанностей… И профэксперт должен знать это лучше всех!

— Будешь?

— Нет, спасибо, я уже поужинал с ребятами…

— А чайку?

— Чайку можно.

Из стола поднялась вторая чашка, и я придвинул кресло поближе.

— Приятного аппетита!

— Спасибо!

— А это был… Это же был камрад Джекман? С Шестой станции? Кандидат в замы от астрофизиков?

— Да… Он.

«Значит, угадал. Сэтору Джекман. Директор научной группы. Один из инициаторов новой фазы конфликта».

— Ты его уговаривал? — уточнил я.

— Нет, он меня уговаривал, — ответил Ниул как ни в чём не бывало. — Уговаривал, чтобы я бросил эту ерунду с баллотированием и вернулся в Экспертную Службу.

— Так вы давно друг друга знаете? — предположил я.

В самом деле — посторонние о таком не просят!

— Давно. В апреле два года будет. Мы на Шестой познакомились, когда я летал туда улаживать.

— И ты всё уладил, — поддакнул я, припоминая свои недавние изыскания. — И никаких серьёзных споров с того времени не было. Только вот теперь… Он же в этом участвует! Странно, да?

— Нет, не странно, — отозвался Ниул и закинул в рот последний кусочек сэндвича. — Ожидаемо, — продолжил он, дожевав и запив чаем. — Он был категорически против моего участия в выборах. И предупреждал, что… Что я почувствую, как сильно он «против».

— Почему? — удивился я, всё ещё не понимаю. — Какое дело астрофизику с Шестой…

— Я обещал ему, Рэй! — перебил временный Глава и смущённо потёр лоб. — Всерьёз обещал, что первого марта сдам дела, вернусь в эксперты и… И не будет никаких препятствий, чтобы нам не встречаться снова.

— А.

Я уткнулся в чашку с чаем и пожелал себе провалиться сквозь пол — куда-нибудь в космос. «Как же можно было не сообразить?!»

— Мне очень жаль…

— А уж мне как жаль! — Ниул взял ложку и открыл контейнер с прозрачным витаминным желе — концентрированная штука, тэферы употребляли что-то подобное, чтобы не тратить время на «кулинарное баловство». — Не терзайся — я предполагал, что так будет! Я знаю Сэта лучше, чем он знает себя. Хорошо представляю, как он видит происходящее…

— А он знает про меня?.. Ну, что ты…

— Знает. Только раньше его это не беспокоило. Пока я не нарушил данное ему обещание — как он считает, только потому, что ты попросил.

— А это… правда? Что ты… из-за меня?

Ниул нахмурился и посмотрел на меня со знакомой смесью печали и беспокойства за состояние моего рассудка.

— Рэй, ты что, считаешь меня человеком, который в принятии решений руководствуется чувствами?

— Нет, — уверенно ответил я, расслабившись. — Ты — точно нет!

— Тогда к чему такие вопросы?

Я вздохнул — и подставил чашку к носику чайника за новой порцией.

— Так зачем ты ко мне пожаловал?

— 126-ГП-18-4 — знаешь, что это?

— Номер логоса, а заодно и разведывательного зонда, который, как считается, не вышел из СубПорта пятьдесят… нет, шестьдесят шесть лет назад. Я в курсе, Рэй, что с ним произошло на самом деле. И что кое-кто решил припрятать его для себя, поэтому делает вид, что связь с 126-ГП-18-4 потеряна, и с вероятностью девяносто пять процентов он был разрушен.

— А когда ты это узнал? — удивился я.

— Когда принимал пост, разумеется! Про зонд знаю давно — ещё когда в первый раз подменял Главу. А про «связь потеряна» — вот недавно. Тебе Штейнберг рассказал?

— Ну, да.

— Спорю, повесил на тебя эту проблему?

— Ну, в общем, примерно так…

— Какой он молодец! — воскликнул Ниул и даже ложку бросил. — Знаешь, я больше не удивляюсь, что он умирает один! Если он проделывал такой фокус и с остальными, то поделом ему! Нет, ну, надо же! Переложил с больной головы на здоровую!

— Погоди, не в этом дело… Я вот что хотел спросить… Ты кушай, кушай!.. Когда ты узнал про этот зонд, и особенно, когда узнал, что Инфоцентр прячет данные о нём — как ты отреагировал? У тебя возникло желание… ну, навести порядок?

Он рассмеялся — да так, что чуть не подавился этим дурацким желе.

— Нет, Рэй, не возникло, потому что я — присмотрись внимательно — не Квартер Аямэ! Абсолютно! Нигде!

— И ты ничего не подумал? — продолжал я допытываться, не обращая внимания на его подколки.

— Подумал. Что кое-кто сложнее, чем я привык считать. Но как мне однажды сказала Вильма Туччи, каждый имеет право на слабости. Пусть у него будет такая! Лучше, чем что-то другое!

— А как думаешь, когда будет новый Глава… Ну, если это будешь не ты…

— Тогда это будет Аямэ, — уверенно заявил Ниул.

— Ну, может быть. Она узнает про зонд? И что Инфоцентр скрывает данные о нём?

— А ты как думаешь? Это та информация, которую Глава знать обязан!

— Значит, она узнает, — кивнул я. — А наши шансы, как ты сегодня сказал, это тридцать пять процентов максимум.

— Сегодня, — кивнул он. — Завтра может быть пять.

Я не стал спорить с ним, хотя очень хотелось. Он любил прибедняться, но в одном был прав: несмотря на наши усилия, существовала очень большая вероятность того, что новым Главой Станции станет Айрис Аямэ. А вот как она будет поступать с «потенциальными угрозами» — тут я был уверен на сто процентов!

 

День VI: Умеренность

— Это опять я. Да, и опять про 126-ГП-18-4. Можешь не отвечать — просто выслушай. А потом уже сам делай выводы — ты же умный!

В общем, ты решил прикинуться, что ничего не было — ни что тот зонд нашёлся, ни что первые тильдийцы захотели припрятать его для себя, вопреки правилам. И это не совсем обычное решение, верно? Не то, что ты мог ожидать. Никто не готовил тебя к таким дилеммам.

Не знаю, как ты это тогда воспринял! Ну, когда стало известно, что он целый и просто заблудился. Может быть, возражал против подлога. Это же формальное нарушение Фикс-Инфо! Правда, по условной статье, но всё равно! Ты был вправе не принимать результаты голосования. Но ты согласился. Ты сделал выбор между формальностью и… я не знаю, как это назвать… между формальностью и человечностью. Жизнью. Ты сделал такой выбор шестьдесят лет назад, и я уже не удивляюсь, что ты делаешь его сейчас. Ты знаешь разницу!

Может быть, ты нас так проверяешь — какую свободу тебе дают, какие у тебя возможности. Смотришь на реакцию. Пока что никто не беспокоится, я имею в виду, всерьёз не беспокоится о том, что происходит. И может показаться, что так будет всегда, и что, узнав об этом эпизоде, люди не будут вмешиваться в твои решения. Потому что это справедливо: тогда, пятьдесят лет назад, ты послушался их и сделал фальшивую запись — сегодня ты делаешь по-своему, и это надо принять, как данность.

Я тебя понимаю. Это действительно честно! Но не все понимают это так же, как я. Да, есть камрад Кетаки и камрад Ярхо — они поступили так, как считали нужным. Но это не стандарт человеческого поведения. У людских решений вообще нет стандартов. Если тогда делали так, то совсем не значит, что и дальше будут поступать аналогично. Можно ведь сказать, что решение первых людей «Тильды» было ошибочным — и ни о какой справедливости речи нет! Это у логосов пятьдесят лет — лишь малая часть жизни, а у людей это очень много.

Понимаешь, Главами Станции могут быть разные люди. Ну, потому что люди разные, даже администраторы! И с очень большой вероятностью новой Главой могут избрать человека с совершенно другим взглядом на вещи. Под фразой «очень большая вероятность» я имею в виду, что у неё в среднем сорок процентов сторонников. Она действительно может победить в этих выборах! Она — это камрад Аямэ. Айрис Аямэ.

Она очень строгий человек. Она не отступает. Она не прощает «неправильностей» — они для неё — повод начать что-то делать. «Наводить порядок», — вот как она это называет. Чтобы всё было по закону, и никаких вольностей! Это — её принцип. Может быть, она с тебя и начнёт. С логоса класса «Инфоцентр» номер 135-Т1-01. Со всей мультиличности. Я не знаю, на что она решится, но она точно не махнёт рукой, как другие!

Вот эту запись посмотри…. Сейчас я перекину… Вот:

«Мы не имеем права на ошибку! Всё, что кажется подозрительным, должно быть устранено! Нельзя оставлять без внимания потенциальные угрозы: лучше решать проблемы на ранних этапах, а не тогда, когда уже поздно!»

Ты можешь и другие её выступление посмотреть, но это — самое показательное. Это её позиция. Когда другие слушают это, то думают о своём, но если видеть всю картину, это выглядит не очень хорошо. И это кончится совсем не так, как ожидают. Ну, как кнопка для «ашек» — когда её ставили, кто мог представить, к чему всё придёт?

У Главы Станции, конечно, не так уж и много власти, особенно областей, в которых решает она одна. И всё равно очень важно, как она будет управлять. Ей вручают право принимать решения по разным спорным вопросам. Она многое может изменить, а может оставить, как есть — вот как с тобой. Или как с проблемой «А-М-112».

Знаешь ведь про маньяка? Аямэ была за то, чтобы сообщить всем жителям станции, что среди них есть убийца. Она бы сделала это, если бы была Главой. И тогда люди просто не смогли бы никому доверять! Они бы стали как я. Как будто у каждого появилась кнопка. Я этого точно никому не желаю!

А у Аямэ другая позиция. Ей всего 35, а она уже второй раз управляет сектором. Сначала Южный, потом — Западный. Думаю, опять станет Квартером. И может даже стать Главой… Ты пострадаешь — это ты понимаешь?! Я не знаю, как она это сделает, но она будет пытаться получить от тебя данные про потерянный зонд! И даже если у неё ничего не выйдет, всё равно, это скверно кончится для всех нас. Я этого не хочу.

Ей самой этого не объяснить. Она… она очень строгий человек. Кремень! Ты, наверное, не понимаешь этого. Забавно: в тебе есть и эта информация тоже, но ты всё равно не понимаешь… Знаешь, как переводится её имя? А знаешь, кто и как дал ей такое имя?

Я очень не люблю пользоваться первым ФИЛДом, но ради такого залез. Ради того, чтобы узнать её лучше. Чтобы точно представлять, что она будет делать, и почему она именно так смотрит на мир. Это странная история… Страшная. Хотя на первый взгляд не скажешь.

Всё началось с имени. Её родители не говорили по-японски — они взяли такую фамилию по какому-то совершенно другому поводу. О значении узнали накануне появления первого ребёнка. И для её отца это стало очень важно — может, какое-то событие повлияло или невысказанные желания. Но идея привела его в восторг, так что он придумал такое имя, чтобы был «ирис вдвойне». Чтобы сомнений ни у кого не возникало, что это совершенная «девочка-цветочек»…

Почему он зациклился на одном ребёнке? Идеальная внешность, удивительная имя, безупречные поступки — об этом он мечтал… Он не захотел заводить других детей — решил вложить всё в одну дочь. «Качество вместо количества» — так он это называл. При ней. Ей было пять лет, и она счастливо улыбалась, слушая о его планах сделать из неё самую-самую… И у него получалось: она была лучшей и в учёбе, и в спорте, и в искусствах. Она была необыкновенной, и все это признавали.

А потом он умер. Но двенадцать лет он был с дочерью, и двенадцать лет он твердил Айрис, что она должна во всём быть идеалом. «Как стройный изящный ирис!» Но я видел записи: в её глазах было сомнение в своих качествах. Знаешь, как говорят: «Нет предела совершенству». Она бы нашла предел и, может быть, всё пошло бы по-другому. Но прежде чем она осознала, что чувствует, её отец получил смертельную дозу облучения во время несчастного случая. Он умер, не успев понять, что сделал с ней, и не успел попросить прощения. Без отца некому было сказать: «Всё, хватит, я устала, я хочу быть собой, а не эталоном». Без отца она могла только продолжать, потому что никто не мог заменить его… Никто не мог разрешить ей остановиться.

И в какой-то момент ей стало мало себя. И тогда она стала исправлять всё вокруг.

В ФИЛДе этого нет. Может быть, что-то осталось в отчётах её личного терапевта или у спамеров, но она никому не признавалась в своих чувствах. Она ушла в Администрацию и с первых лет там проявила очень строгий характер, никому не делая поблажки, в первую очередь себе. Всё для того, чтобы мир стал лучше. И этим даже начали восхищаться…

Только по разрозненным фактам можно догадаться, что что-то было не так, что её несгибаемая принципиальность действительно такая. Страшная. Я думаю, она, в самом деле, является человеком, который захочет заставить тебя, и её не испугает эта идея. Она увидит в твоём молчании проблему, которую надо решить прямо сейчас. Она не простит тебе твоей тайны. Она никому ничего не прощала.

Наверное, можно как-то получить данные о зонде — в обход твоего решения. Я могу с моим доступом, если ты, конечно, не отнимешь его. Но я не этого опасаюсь, потому что не собираюсь делать что-то против твоих желаний. Если попробую заставить тебя, то буду как она.

Ты должен сам решить, как поступить с этой информацией. У тебя есть время до двадцать восьмого февраля. Пока Ниул… камрад Ярхо занимает этот пост, ты можешь быть уверен, что тебя не будут заставлять. Но потом… Полная неизвестность с большой вероятностью, что получится что-нибудь очень неприятное.

Я беспокоюсь за тебя, правда! Ты для меня не просто какой-то логос, один из множества. Не знаю, зачем ты… зачем та часть твоей мультиличности дала мне такой допуск, но думаю, что даёт мне право лезть с советами. Я очень не хочу, чтобы между людьми и ИскИнами были ещё какие-нибудь конфликты. Хватит и одного!

 

День VII: Сила

Тонкие и гибкие экраны выросли из стола и ближайшей стены, развернулись пошире — и скрыли Ниула от меня, сидящего в гостевом кресле. Пришлось уткнуться в скромную проекцию своего альтера: восемь окошек с высшим руководством и представителями профсоюзов, а девятое — инспектор Хёугэн, герой дня. Были ещё помощники и приглашённые эксперты, но права голоса они, как и я, не имели — высвечивались только имена. Зере Нансен я не увидел.

Вопреки опасениям, Хаким Хёугэн не пропал. Расследование, которое выявило нарушения в деятельности камрада Кетаки, когда та ещё была Главой Станции, вернуло его в ряды Отдела Безопасности. Но он оттуда ушёл — в профэксперты. Раскапывание чужих ошибок оказалось самой правильной профессией для него. Всю жизнь он изучал преступников и преступления, но кому это нужно в мире, где сама мысль о причинении вреда другому человеку считается признаком психической болезни? Другое дело — методы следователей прошлого. Вот их-то он и применил на «Тильде-6», куда его отправили разбираться.

Хёугэн знал о мотивах Джекмана, но не собирался ни в чём обвинять Ниула. Тем более что версия с обиженным бывшим была отвергнута сразу же: достаточно сопоставить даты. Двенадцатого февраля Ниул выставил свою кандидатуру, а уже тринадцатого станция перестала быть почти спокойной, какой она пребывала последние два года. Референдум, отказавший назначенному ранее заместителю Главы в праве занимать этот пост, блокировка грузового порта, заморозка всех совместных проектов и шестьдесят восемь — по числу живущих и работающих на Шестой — гражданских исков и жалоб по сотне пунктов каждая… Сэтору Джекмана, конечно, уважали, но этот бунт готовится заранее. И его не случайно приурочили к началу предвыборной гонки — очень непростое время для властей!

Хёугэн был не первым, кто пытался распутать этот клубок. Поскольку конфликт на станции никогда не затухал по-настоящему, кто туда только не летал! Макс Рейнер — аж три раза. Ниул первый раз был на «Тильде-6» в 190-м году, когда шахтёры потребовали выделить им обсерваторию — дескать, для дела, поэтому им обязательно надо, а остальные перебьются. Астрофизики забаррикадировались внутри, не желая уступать. После недельных переговоров была основана вторая обсерватория — шахтёрская, и на этом противостояние закончилось.

Это противостояние — не первое и не последнее. Вялотекущие споры не в счёт.

Всё дело в размерах станции. Не настолько большая, как Вторая, Четвёртая или Пятая, но и не маленькая, Шестая предоставляла достаточно пространства, чтобы стать домом, и при этом ей не грозило превратиться в перевалочный пункт. Кроме того, она была самой мобильной: могла легко менять орбиту и даже прыгать внутри звёздной системы через собственный СубПорт. До Тильды она успела покрутиться вокруг третьей планеты в звёздной системе. Но и тогда на Шестой кипели страсти. Кажется, они были там изначально.

Первыми на станцию прибыла геологоразведка — временно, пока ремонтировалась шахтёрская Пятая, пострадавшая от столкновения с шальным астероидом. Ремонт затянулся, и когда пришла пора возвращаться, на Шестой осталось пятеро шахтёров: закончить кое-какие исследования и вообще «по праву» первых жителей. А потом станцию заняли «разные сволочи». Это была понятно, чья, версия.

Астрофизики просили станцию именно с такими характеристиками… десять лет, если честно, выпрашивали. Много. Но не тридцать, как заявляли некоторые бунтовщики! Десять лет стояли в очереди и ещё три года ждали, когда станция будет полностью готова. Предусмотрели каждую мелочь, каждый блок! Но неожиданно оказалось, что в комплекте с оборудованием идёт «выводок хитрых крыс», которые отчего-то считали станцию «своей»!

Третья версия была самой сложной — Хёугэн честно признался, что не уверен в ней на сто процентов. Возможно, члены «специальной группы» так и думали. А может, нет. Проблема в том, что, по сути, они были отшельниками, с терапевтами из СПМ в качестве «официальных представителей». Всего лишь семь «трудных случаев» и пять спамеров, обеспечивающих им необходимый режим.

СПМ не задаром выбил разрешение разместить на Шестой одну из своих баз — в обмен на ряд уступок. Жилое пространство станции позволяло не встречаться с другими людьми, а удалённая миссия давала необходимые чувство свободы. Для двух первых пациентов, переживших разрушительный опыт, это было спасительное состояние. Более того, им стало легче, и они даже смогли вернуться в общество! Хотя поначалу прогнозы были неутешительны: один по неосторожности убил своего друга, вторая потеряла брата-близнеца, причём погиб он на её глазах. Оба были готовы написать заявки… Но обошлось.

Успех не только воодушевил спамеров — он заставил иначе относиться к Шестой. Она стала «лечебной», и в 189-м году туда направили тех семерых консультантов, которых так и не вылечили от чувства вины за резню, учинённую «бэшками». Сара Дьюб, с которой я когда-то познакомился, была среди тех, кто научился жить дальше. Но были и такие, кто пока что не мог смотреть людям в глаза. Жизнь на маленькой станции, в стороне от тревожащих напоминаний, было хорошим решением. Если бы не самовлюблённые шахтёры и не учёные, которым лишь бы камешки изучать, а о людях совсем не беспокоятся…

Мнения отшельников, как такового, не было — а вот СПМ занял очень жёсткую позицию. Служба не собирались отдавать ни одного квадратного сантиметра выделенной территории, и на малейшие попытки разрешить тяжбу за счёт «специальной группы» реагировала чуть ли не ультиматумом. Речи о том, чтобы съехать, вообще не шло.

— Как же они смогли договориться?!

Спрашивала нынешний и, с высокой вероятностью, будущий Квартер Южного сектора — дама невнятного возраста с ярко выраженной монгольской внешностью. Я смотрел пару её интервью — всегда невозмутимая, как боевая богиня кочевников, она вообще отличалась умением замечать главное. И можно было даже не пытаться конкурировать с ней.

— Они не доверяют нам, — объяснил Хёугэн. — Кажется, у них только это общее, но… как сами видите, хватило одного лишь недоверия.

— То есть они не доверяют Первой, откуда им поставляется питание… — начала Аямэ.

— У них свой белковый генератор, — перебил её Ниул. — Три генератора.

— А не много им? — нахмурилась Квартер Западного.

Я в который раз подумал, как она красива. Альтерная проекция утрировала черты, и большинство лиц выглядели несколько карикатурно, но не это — с разлётом чёрных бровей и выразительными фиалковыми глазами. Она была как оживший цветок… И тут я вспомнил про Зере, которую ещё не видел сегодня, и привлекательность камрада Аямэ перестала что-либо значить. «Как там Зере?»

— Запрос на белковый генератор исходил от каждой группы, — пояснила Умеко Чернова — для профсоюза шахтёров Шестая была очень тяжёлой темой, бросающей тень на и без того небезупречную картину, которая сложилась в отрасли. — Стоимость одного генератора вполне сопоставима с…

— А где они их взяли? — упорствовала Аямэ. — На астероидах нашли? «Они нам не доверяют, и это их объединяет» — меня одну коробит слышать такие заявления?

— Беда не в том, как это звучит, и какие у вас от этого ощущения, — устало вздохнул Ниул. — Поскольку они не доверяют главной станции, я могу бесконечно назначать зама — они никогда не согласятся ни на одну кандидатуру. А без зама, по протоколу, Шестой должен заниматься лично я. Причём сидя здесь, что нелепо… Или мне прикажете лететь туда?

— Если бы это действительно помогло… — пробормотала Квартер Южного сектора, отводя взгляд.

— Если бы помогло, я бы уже был там, — фыркнул временный Глава. — Инспектор, не заметили ли вы кого-нибудь, кто мог бы стать лидером или кто хотя бы обладает авторитетом среди всех жителей станции?

— Нет, к сожалению, — и Хёугэн отрицательно покачал головой. — Как только разговор переходит от недоверия к конкретным решениям, единого мнения нет.

— А чего они хотят — в общем? — уточнила, нахмурившись, Чернова.

— Вы имеете в виду, нет ли у них общего желания? — переспросил Хёугэн. — Во-первых, как вы уже поняли, персональные жалобы, которые они прислали, были составлены для того, чтобы просто загрузить нас работой. Они противоречат друг другу и даже самим себе… Но если искать настоящий запрос и то решение, которое удовлетворит всех, получится следующее: им нужно, каждой группе, свою собственную станцию.

Ниул — он был в верхнем среднем «окошке» — закрыл лицо рукой, и мне стало его очень жалко. Да уж, быть Главой, даже временным, страшная ответственность. И всегда будут обиженные, как ни старайся!

— Они сами знают, что это невозможно, — извиняющимся тоном добавил Хёугэн. — Они в курсе, какие у нас приоритеты.

— Так чего же они… — воскликнул в сердцах пожилой Квартер Северного сектора — он понимал, что последний раз участвует в таких заседаниях, и не особо переживал по этому поводу, но не хотелось уходить тогда, когда есть такие «нарывы»!

— Они знают, что невозможно построить три отдельные станции, или, к примеру, две, — усмехнулся Хёугэн. — Но гипотетически есть шанс на ещё одну. И каждая группа надеется, что если вести себя громче остальных, то станцию выделят именно им, как самым проблемным…

— Да они всякий стыд потеряли! — вскипела Аямэ. — Это же чистый шантаж!

— Тише, тише, — перебила её коллега из Южного сектора и обратилась к временному Главе. — А что, действительно есть шанс?

— Шанс всегда есть, — отозвался Ниул. — И что с того?

— А что если попытаться объяснить им, что шанса нет, и ничего они не добьются?

— Кто будет объяснять-то? Нам они не доверяют… Никому…

Пока начальство обменивалось идеями и мнениями, Хёугэн переключился на приватный канал и поздоровался персонально со мной:

— Добрый день!

— Добрый!

— Ты как там?

— Сам видишь.

— А я знал, что ты вернёшься к админам!

— А я знал, что ты найдёшь себе работу.

— Это точно. Не люблю без дела!

— Когда возвращаешься?

— Сегодня. Мог вообще быть уже у вас, но тут такая заваруха…

Тем временем накал страстей в беседе «главных лиц» начал всерьёз беспокоить. Не ясно, рассчитывали на это бунтовщики или ударили вслепую, но внутри правительства станции всё было непросто. Аямэ пыталась начать «жёсткую программу по наведению порядка» ещё до своего избрания:

— Джекман был у вас, — напомнила она. — Вы не могли что-нибудь сделать с этим?

— Что?! — Ниул был уже на грани. — Что можно было сделать? Попросить ОБ задержать его?

— Например!

— Вы ведь несерьёзно, я надеюсь? Как вы себе это представляете? И кто бы выполнил такой приказ — подскажите, пожалуйста, потому что те, кого знаю я, сразу запрут меня за такое распоряжение! И кстати, правильно сделают!

— Если бы я была Главой, я бы нашла решение! — невозмутимо парировала Аямэ, задрав подбородок.

— Пока что это не вы! — напомнил Ниул, и, глядя на его изогнутые брови и раздутые крылья носа, я понял, что его всерьёз злит упрямство соперницы.

— Если бы не ваша слабохарактерность, проблемы бы не было! Давно бы не было! — продолжала она, не реагируя на его замечание. — Получилось то, что есть, потому что они почуяли, что могут выставлять требования и давить на вас!

— Спасибо, я вас услышал!!

— Вы знаете, что делать? — спросила Квартер Южного сектора, моментально прекратив спор этим простым вопросом.

Ниул — покрасневший, задыхающийся, с каплями пота на лбу и щеках, выключил свой экран, а когда снова включился через пару секунд, то выглядел невозмутимо. Я успел заметить, как в мусорный блок полетел комок салфеток.

— Знаю, — ответил временный Глава.

— И вы сможете прекратить это? — невозмутимо продолжала «степная богиня», подарив ему сдержанную улыбку.

— Надеюсь.

— Сколько вам нужно времени?

— Пару дней. Может быть, меньше.

— То есть двадцать первого, когда будут выбирать Квартеров, конфликт на Шестой уже угаснет?

— Надеюсь, что да.

Аямэ скорчила недоверчивую гримаску, но промолчала.

— Спасибо вам, — поблагодарила Квартер Южного сектора. — Благодарю вас, камрады! До свидания, — и отключилась первой.

Следом за ней из конференции вышли остальные — церемонно прощаясь.

— А он у вас крут! — усмехнулся Хёугэн — и тоже отключился.

Я перевёл взгляд на Ниула. Он убрал все экраны и сидел, поставив локти на столешницу и спрятав лицо в ладонях. Не в первый раз я пожалел, что втянул его в свою борьбу. Лучше уж самому баллотироваться, чем вот так!

— Ты, правда, знаешь, что делать? — осторожно спросил я.

Он опустил руки и молча посмотрел на меня. Стало очень неуютно под его задумчивым изучающим взглядом. Наконец, он ответил:

— Да.

— А что буду делать я? — вопрос против воли сорвался с моих губ.

Это рефлекс… Я попал на «Тильду-1» с миссией. Я привык к поручениям, а ситуация была очень знакома: всё плохо, значит, без Рэя не обойтись.

— Ты будешь делать самое главное.

— Понятно, — вздохнул я.

— А ты ожидал чего-то другого?

 

День VIII: Башня

Снаружи «Тильда-6» была похожа, в зависимости от направления подлёта, на кальмара, цветок и проросшее семя. Обшивка с управляемой поляризуемостью меняла свет от глубоко-чёрного до ослепительно белого, ориентируясь на близость солнца и работу солнечных батарей. Однако маркировочные полосы оставались статичными, сообщая о номере и принадлежности аппарата, состоянии и количестве жителей на борту. Я успел изучить станцию, когда собирал материалы для Ниула, поэтому знал Шестую со всех сторон… Но на схеме. А реальное положение вещей заставляло напрячься.

Например, внутри была невесомость, с которой я по-прежнему плохо умел обращаться. Последний (он же третий) раз я оказывался в таком дискомфортном положении по время СубПортации — и поэтому сумел трезво оценить уровень своего «мастерства». Ещё в катере, по пути на станцию, я почитал рекомендации и даже прошёл небольшую тренировку, пусть и виртуальную. Но помогло не очень, и, проходя через шлюзовую камеру, я уже успел один раз потерять опору и немного поболтаться.

«Этого я не умею», — сказал я себе, включая магнитные ботинки. — «Что тут такого? Я же понимаю, почему так!»

«Тильда-6» состояла из трёх жилых секторов, с возможностью разделения на случай аварии. Сама структура выглядела «судьбоносной»: у каждой группы было своё «законное гнездо», и потому они не имели дополнительного стимула объединиться. При этом споры велись и по поводу комнат тоже: у СПМ было семь плюс пять человек — неоправданно мало на целую «треть», особенно по сравнению с шахтёрами и астрофизиками.

Стыковочная зона, как и на Первой станции, была общей — основная в торце, рядом с научно-производственной базой, дополнительная — в носу. К ней-то и причалил вёзший меня катер. Грузовой порт вторую неделю был недоступен: один из пунктов в бунтарском списке «подвигов». Объяснимое решение: когда для стыковки работает лишь один причал, его проще контролировать, а что до мер безопасности, то это лишний повод поволноваться для руководства Первой станции.

Люди, встретившие меня в тамбурном проходе, выглядели настороженно. Даже мой комбо в травянистых цветах ТФ не сгладил, как я надеялся, впечатление: как ни крути, перед собой они видели посланника временного Главы, а вовсе не тэфера!

— Не заблудился? — вместо приветствия процедила сквозь зубы молодая женщина с грозным гребнем выбеленных волос.

Как и остальные, она щеголяла в «ржави»: комбинезон красно-оранжевого цвета подчеркивал отношение бунтарей к «приличным» гражданам. Напрягшись, я вспомнил её лицо (но не причёску): Жасмин Якоби. Старшая сестра близнецов — одноклассников Тьюра, с которыми я однажды пересекался. Она прилетела на «Тильду-1» раньше всей семьи, и почти всё время проводила в шахтёрских вахтах на Шестой. Старый имидж из профиля больше подходил к её нежному имени — с осветлёнными волосами она казалась совсем другим человеком.

— Я официально представляю… — тут я немного запнулся, вспоминая полный «титул», — Я представляю временно исполняющего обязанности Главы станции «Тильда-1» Ниула Ярхо. Прибыл выполнить его поручение.

— Понятно, что не на экскурсию, — хмыкнула Жасмин.

Впрочем, её сарказм не был враждебным: Хёугэн предупредил меня, что приём на станции жёсткий, но опасаться нечего — как и «ржавь», это был скорее ритуал, чем серьёзное отношение.

Среди встречающих я заметил Сэтору — он стоял чуть в стороне и внимательно следил за мной из-под насупленных бровей.

Уже через пару минут, продемонстрировав свою сплочённость, люди с Шестой начали разделяться на три группы — прямо как три химических вещества с разной плотностью! Спамеры, шахтёры и астрофизики — я мог бы легко прочертить границы между ними, и это на станции с невесомостью, где пользовались стесняющими движения магнитными ботинками, а то и вовсе висели под потолком!

— Вы ведь не все здесь? — уточнил я.

— Мы передадим, — «успокоил» меня человек с двумя хвостиками на затылке — один над другим.

На его принадлежность к СПМ указывал значок справа на груди. Но имени там не было, только слово «DOCTOR», причём «С» была вручную переделана в «G». Есть такая рубрика: «Спамеры шутят»…

— Ну, чего надо-то? — грубовато поинтересовалась Жасмин.

— Я прибыл от лица временного Главы Станции, чтобы вручить вам это, — и, переключив альтер, я развернул голографический лист. — Вы все получите такое же. Это официальное признание независимого статуса для станции «Тильда-6» и всех, кто к ней приписан.

Спамер открыл рот, но так ничего и не сказал. Я услышал нервный смех — Сэтору запрокинул голову и прижал к макушке сцепленные ладони. Другие реагировали молча, не решаясь поверить в происходящее.

— Всё по правилам, — торопливо добавил я. — Требуется голосование с абсолютно положительным результатом. И не больше десяти процентов воздержавшихся. Вашей адресной базой будет считаться станция «Тильда-1», потому что это ближайший источник ресурсов. Но если вы хотите, то можно перезаписаться сразу на Центр, то есть на Сообщество Независимых Станций Солнечной Системы. Поставки в полном объёме будут осуществляться после принятия программы на ближайшие десять лет, и у вас есть три месяца, чтобы её принять. До этого времени поставки будут льготными. Программа должна строиться по тому же принципу что и у Первой, но содержание — сообразуясь с вашими возможностями. И знаете, у меня есть идея насчёт ресурса, уникального ресурса специально для вас…

— Погоди! — перебила меня Жасмин. — Он это что — серьёзно?!

Между тем альтер у неё на предплечье показывал тот же лист, что висел передо мной.

— Да, серьёзно, — кивнул я. — Он предлагает вам независимость. Сами управляйте собой! «Тильда», то есть Первая больше ничего не решает.

— Надо это обсудить, — коротко бросила шахтёрка и, ловко развернувшись, покинула гостевую, а за ней потянулись коллеги.

Спамеры ушли молча.

— Сэт, ты идёшь? — уточнил кто-то из физиков.

— Начинайте без меня! Я потом… подойду.

И мы остались вдвоём: я, всё ещё растерянный, цепляющийся за воздух, и он, чувствующий себя в невесомости как рыба в воде. Сравнение в тему: отключив свою обувь, Сэтору Джекман медленно подплыл ко мне, аккуратно отталкиваясь от мягких поручней на потолке. Его альтер мигал, сообщая о пришедшем документе, но не это его сейчас интересовало. Он рассматривал меня, как будто я был образцом на предметном стекле.

— Это опять ты ему предложил? — с подозрением в голосе спросил он.

— Нет. Я сам удивился, когда он…

— Я так и знал, что он что-нибудь такое придумает! — перебил Сэт, не слушая меня.

— Считаешь, сработает? — нервно поинтересовался я.

— «Абсолютно положительный результат», — с ехидцей процитировал астрофизик. — Даже если все они будут «за»… Они-то точно будут! Все. Кроме меня. Так что ничего у него не получится! Но попытка засчитана…

— Почему ты так ненавидишь его? — вздохнул я и сделал неуклюжий шаг в сторону осевого коридора. — Что он тебе сделал?

— Дурашка! — насмешливо протянул Сэт. — Я не ненавижу — я люблю его! И поэтому очень не хочу, чтобы он стал Главой.

— Почему? Думаешь, вы не сможете встречаться? — я вцепился в поручень и прислонился к стене — так было надёжнее.

— И это тоже, — астрофизик принял вертикальное положение и включил ботинки.

— Глупости! Никаких таких запретов нет! Встречайтесь, сколько хотите!

— Дурашка! — повторил он, подходя вплотную. — Глава Станции никогда не будет ставить под угрозу свою репутацию, встречаясь с… — он запнулся подбирая слова. — С кем-то вроде меня. С человеком с Шестой.

— То есть ты это сразу знал? Что так будет? — тихо спросил я. — Зачем же ты тогда…

— Потому что я знаю, какой у него подход к работе. Ничего такого не замечал?

Я смущённо перевёл взгляд на противоположную стену.

— У-у! Замечал, значит! Серьёзный подход, выкладываться на сто процентов, не жалеть себя… Он будет отличным Главой! Только для него это будет стоить слишком дорого. И он, кстати, в курсе этих своих особенностей! Поэтому никогда и не пытался. И вдруг взял и…

— Так надо, — прошептал я и снова посмотрел на него. — Надо.

Сэтору скорчил гримасу, словно от сильной боли:

— Всегда кому-то надо.

— Тогда почему ты… Почему будешь голосовать «против»? — не сдавался я.

— Потому что, если мы станем независимыми, всё кончится, — печально улыбнулся он. — Причём навсегда!.. Эх, какой же он… понимающий! Просёк ситуацию, сразу всё увидел! Конечно, они будут «за»! Вот так, сразу… Представляешь, как после этого на него будут смотреть там? Столько лет не могли справиться — и вдруг одним решением!.. Рейтинг взлетит до небес. Хорошо, правда ведь?

Его альтер запищал ещё громче — пришло ещё одно сообщение плюс приглашение на разговор — и Сэт отошёл, чтобы разобраться. Я увидел на ярко-зелёном браслете сигнал направленного звукового сигнала: откуда-то из стены прямо в его ушные раковины транслировали канал связи.

— Да. Да, — отвечал он вполголоса, поднеся запястье ко рту. — Хорошо. Да-да, хорошо, я понял! Спасибо. Увидимся… Нет, есть, за что.

Когда он повернулся ко мне, в его глазах как будто плясали язычки пламени.

— Что-то хорошее? — осторожно поинтересовался я.

— Очень! — и он наклонил голову, как сова. — А ну-ка дай мне свой аль!

— Что?! — я инстинктивно спрятал руки за спину. — С чего это вдруг?

— Это моё условие. Я буду голосовать «за». А если кто упрётся — уговорю. И я уговорю всех послушать твою идею и что ты там пищал про уникальный ресурс. А взамен ты отдашь мне свои альтеры. Верну, когда будешь возвращаться на Первую. Обещаю!

Это было очень неожиданно! Зачем? Последняя возможность хоть как-нибудь задеть меня? Я недолго сомневался: снял оба своих альтерных браслета, записал: «Извините, я не могу прямо сейчас ответить вам», а потом объяснил вслух логосу, что это — осознанно, добровольно и на короткое время. Сэт торопливо забрал их, радостно бросил мне: «Жди здесь!» — и скрылся за дверью, ведущей в сектор астрофизиков. А я остался один.

То есть не один. Какое уж тут одиночество!

— Ты слышишь? — спросил я вслух. — Всё идёт, как надо. Я буду на встрече, и встреча будет.

— К кому ты сейчас обращаешься? — строго спросили из невидимого динамика.

— К 135-Т1-01, - уточнил я. — Он здесь?

— Да, он подключён. Он следит за ситуацией. Ситуация развивается благоприятным образом. Благодарю за содействие!

— Это тебе спасибо! Спасибо, что послушал меня!

Я подмигнул в сторону динамиков и, подумав, отключил ботинки. Пока бунтовщики совещаются, можно потренироваться, чтобы в следующий раз в невесомости не выглядеть таким неуклюжим. И, оттолкнувшись от пола, я стремительно понёсся к потолку, успел развернулся, оттолкнулся — и направился в сторону шлюза. Необычное состояние, но есть люди, которые счастливы только так.

 

День IX: Колесница

Это был день, когда выбирали Квартеров, но я не переживал, что отсутствую на станции. Я даже о Зере вспоминал гораздо реже! Она-то точно справится, не в первый раз. Правда, она ещё ни разу не проигрывала — наверное, ей будет тяжело… Может, и хорошо, что меня там нет — не совершу какой-нибудь глупости! Вообще, всё получалось идеально: выполняю поручение временного Главы, пока он набирает голоса и движется к победе. Карвин — не промах, и легко справится с любой ситуацией. А сидел бы я на станции, получилась бы сплошная нервотрёпка и бессмысленные метания. Так что даже хорошо, что Сэт забрал у меня альтеры… Если он думал, что сделает мне хуже, оставив без связи, то сильно ошибался!

Центральная кабина управления, расположенная между жилыми и рабочими секторами, была забита людьми. Конечно, шестьдесят восемь туда не поместились — только девятнадцать, остальные сидели в запасных кабинах перед «капитанскими» экранами. Но на борту были все граждане: даже те, кто проходил реабилитационную терапию на Первой, вернулись, едва заслышав о новом статусе Шестой.

Они всё ещё не могли оправиться от такого «подарка» — время от времени я замечал на лицах удивление, смешанное с недоверием. Они привыкли к тому, что их проблемы перемещались в конец списка: оправдано, хоть и неприятно. Но это был список общих дел! Они были готовы к противодействию в стиле Аямэ — даже теперь, хотя после единогласного принятия независимости «Тильда-6» уже ни в чём не подчинялась Главе, и все вопросы взаимоотношения между станциями предстояло решать коллегиально. Смелый жест, которым Ниул Ярхо переломил ситуацию, стал полной неожиданностью…

«Что ж, очень скоро они перестанут удивляться этому — и полностью переключатся на другое».

— Всем приготовиться к СубПортации, — объявил логос. — Переход в минус-пространство начнётся через три минуты. Просьба сообщить о малейших подозрениях на недомогание.

— Ты как, вообще, нормально такое переносишь? — поинтересовался один из спамеров.

— Вроде ничего так, — я пожал плечами и на всякий случай проверил кресло, аккуратно обнимающее меня за бёдра, талию и грудь. — От «Дхавала» до «Флиппера» прошёл нормально, потом — тоже…

— Тогда ладно, — кивнул «док» (или было правильнее называть его «псом», в соответствии с исправленным значком?) — Если на коротких и длинных прыжках ничего не было, значит, можно не волноваться.

— А сколько… Какой процент, кто вообще не может? — поинтересовался я, вспомнив спатиотимию Юлиуса Имана.

— В среднем три процента, — ответил он.

— На короткие или длинные?

— Обнаруживают на коротких. На длинных уже никто не проверяет — сам понимаешь, опасно. Да и дорого — большой корабль гонять!

Короткие прыжки — вроде того, к которому готовилась Шестая — были двух типов: через стационарный СубПорт или с помощью собственного оборудования. Первое было возможно для обжитых систем, где проживало больше миллиона людей: пока что только Солнечная, Цинния-Гефест и Агнесса-Кальвис могли позволить себе такую роскошь. Молодая «Тильда-1», даже без собственной станции промышленного производства, обходилась малыми объёмами перевозок.

Координаты задавал 135-Т1-01 — сам Инфоцентр. Примечательно, что ему доверяли больше, чем людям с Первой, а уж когда он скооперировался с местным логосом и предложил смошенничать, то стал совсем «своим парнем». Ожидал он такой реакции? Или именно на неё и рассчитывал? Ну, привирать его научили люди, можно сделать вывод.

Формально, это не было обманом: Шестая поймала сигнал с орбиты газового гиганта — пятой планеты в системе — и отправилась туда, не испросив ни у кого разрешения, по праву независимой станции. Но все понимали, что это видимость, а на самом деле Инфоцентр знает, что там находится, да и моё присутствие намекало, что это не пустяк.

Обещание «обеспечить допуск к уникальному ресурсу» значило много: Сэтору даже не пришлось никого уговаривать, чтобы сделали, как я прошу. Тем более что после «подарка» от временного Главы, когда претензии кончились по факту обретённой свободы, я перестал быть «человеком Администрации» — и стал тэфером, «тем самым Рэем», а вдобавок «пострадавшим от властей». Мне даже великодушно предложили почётное гражданство…

Навалившаяся тяжесть, сдававшая грудь и голову, была запланированной, но всё равно на мгновение я испугался. Внутренне генерируемый СубПорт был опаснее внешнего: «Тильда-6» создавала временную дыру в пространстве с точкой расширения, расположенной прямо перед капитанской кабиной. Процесс занимал долю секунды, столько же — прыжок, но весь этот временной отрезок «Тильда-6» оказывалась полностью открыта. Конечно, логос старался предусмотреть все случайности, но всё же оставался риск — по сравнению со стационарными СубПортами, которые не снимали защиту даже на время прыжка.

«А что будет на выходе?» — едва успел подумать я, как мы уже оказались далеко от нашего солнца. И тут я вспомнил про зонд: он умел защищать себя от астероидов, так что ему ничего не стоило позаботиться и о Шестой.

Газовый гигант, который предлагали назвать «Тересией» или «Титанией» (но пока что ни один вариант так и не набрал нужное количество голосов) был на противоположной стороне своей орбиты, причём на перигелии, то есть ближе к солнцу, а мы выскочили на афелии — на максимальном удалении. Зонд выбрал такой маршрут, чтобы скрыть своё присутствие, но об абсолютной тьме следовало забыть — нам приветливо светила Тиффани, другой газовый гигант, полосато-пятнистая и очень яркая планета. На старых телескопах она выглядела как вторая звезда в системе, и поэтому исследовательскую группу сюда послали отнюдь не в первую очередь.

Вспомнив о зонде, я покрутил головой, проверяя экраны. Мы должны уже были видеть его… И тут по кабине пронёсся восхищённый вздох.

— Не может быть! — Жасмин Якоби выбралась из своего кресла и потянулась к обзорному экрану, как будто желая дотронуться до «находки» и удостовериться, что это не сон. — С ума сойти!

— Четвёртый. Целый. Наш! — выкрикнул кто-то сзади меня. — 126-ГП-18-4, чтоб мне сдохнуть!

— Рэй-кун! Миленький! Спасибо! — Жасмин крепко обняла меня и поцеловала прямо в губы. — Я тебя обожаю!

«Хорошо хоть, не Сэт», — меланхолично подумал я, вежливо растянул губы. — «Кун… Это не японский ли? Ну, да, она с «Агнессы», а там японский».

— Так, давайте решать, кто пойдёт первым, — деловито начал Джекман, недобро косясь на меня, обласканного шахтёрами. — Предлагаю по три от каждой из наших двух групп…

— Первым пойду я, — я перебил его и поспешил объяснить, предупреждая возражения. — Это не моё решение, а его, — и указал в потолок.

— Подтверждаю, — отозвался логос, и в металлических нотках его искусственного безэмоционального голоса промелькнуло что-то, похожее на удовлетворение. — Контакт будет устанавливать Рэй ДХ2-13-4-05.

— Вы пока разберитесь с очередью, — заявил я, включив ботинки и поднимаясь из кресла. — А я сделаю то, что надо… Где у вас скафандры?

— Я покажу, — поднялся Сэт. — Не против?

— Нет, конечно…

Мы прошли к шлюзу, по пути едва не столкнувшись с парой возбуждённых астрофизиков. От полноты чувств они облобызали меня — и присоединились к своим товарищам, определявшим порядок «рейсов» и состав исследовательских команд.

Да уж, это был подарок посерьёзнее независимости: неповреждённый зонд, который полвека прятался снаружи, собирая материал, который станет предметом зависти не только у Первой — у всех коллег, и в Центре, и на автономных станциях.

Заметив мою довольную улыбку, Сэн похлопал меня по плечу.

— Спасибо! — неловко поблагодарил он, откашливаясь. — От меня. От всех. Спасибо, да… Это стоит… многого.

Мы подошли к шкафам со скафандрами — один уже был открыт и ждал меня.

— Ты уже выходил так?

— Да, — просто ответил я и щёлкнул пальцами по шлему скафандра.

— Сколько раз?

— Один.

«И называть это «разом» большая наглость, — признался я сам себе. — Чарли тогда здорово приплюснуло! Еле держался на ногах…»

— Ну, сам смотри, — и Сэт снял шлем. — Отключай магниты и залезай. Не бойся! Это просто.

Распахнув мне объятия, скафандр выплыл из шкафа — и едва я приблизился, как расстёгнутые штанины обхватили мне ноги, присосавшись по низу к ботинкам, а руки оказались заключёнными в рукава. На пальцах поначалу сформировалось что-то типа варежек, а потом они превратились в перчатки. Он был сконструирован с расчётом на срочную эвакуацию, и потому мог сам, без участия человека, надеваться, застёгиваться и подгоняться под размер. Но поскольку причин для такой «гиперопеки» пока что не было, мне великодушно позволили самому нацепить шлем.

Надевался скафандр поверх обычного комбо и годился для любых работ и просто для прогулок. Правда, я сильно сомневался, что на Шестой кто-нибудь когда-нибудь просто «гулял». Значит, я буду первым.

— Держись за шнур, — советовал Сэт, когда я уже стоял в шлюзовой камере. — А если отцепишься, не дёргайся. Логос всегда успеет поймать. Главное, не дёргайся и руками зазря не болтай!

То, что Сэт назвал «шнуром», было умным тросом, который сам прицепился к моему скафандру, в районе плеч, и потащил меня к зонду, замершему в паре десятков метров рядом со станцией.

Четвёртый был похож на Шестую — та же конструкционная схема, опробованная задолго до появления человека разумного: кальмар-цветок, и сходство с голожаберным моллюском подкрепляла гроздь выпущенных манипуляторов. Этими «руками» можно было собирать образцы и отправлять их в лабораторию. СубПорт помещался в «поясе», а лоб украшали противоастероидные «рожки». Я увидел чёрное пятно на месте одного из них, но в целом зонд выглядел целым и невредимым. Только обшивка ослабла без ремонта, и сохраняла бледно-серой цвет, как будто была присыпана пеплом.

Перед самым концом пути я вспомнил про космос — и успел увидеть расцвеченную звёздами чёрную пустоту. А потом корпус исследовательского зонда скрыл от меня Великое Везде.

Шлюзовая камера распахнулась при моём приближении — чёрный беззубый рот на боку корабля. Приблизившись, я осознал, что Четвёртый ненамного меньше Шестой. А вот внутри должно было быть тесновато: очень много места занимали системы, дублирующие друг друга, и защитная «броня», рассчитанная на непредсказуемые условия выхода.

Направляющий трос кончался прямо рядом с носовым шлюзом, и, неловко перебирая ногами, я забрался внутрь. Воздуха здесь не было: при отсутствии кислорода шлюз снимал только лишнее излучение. Вокруг были голые панели, минимум поручней, и достаточно мрачно. Всё-таки зонд был построен без расчёта на людей.

— Приветствую вас на борту 126-ГП-18-4, - раздалось в тамбуре.

Как и шлюз, «приёмный покой» считался вспомогательным: лишь в крайнем случае исследовательский зонд можно было использовать как пассажирское судно! «На что же рассчитывали те первые тильдийцы, когда прятали этот корабль?»

— Пройдите в эвакуационный отсек, — попросил логос.

Искомое помещение располагалось перед СубПортом, поэтому мне пришлось пролезть узким коридором, чтобы добраться до тех, кто прятался внутри зонда последние три года.

Они прятались бы дальше: после того, как в 189-м году на «Тильде-1» стало известно о масштабах бунта, были уничтожены все «бэшки» — даже мирные единицы, не присоединившиеся к восстанию. Пятнадцать смельчаков, угнавших катер, были признаны погибшими: их следы терялись за Тиффани, и шансов выжить у них не было… Если бы не 126-ГП-18-4.

— Привет! — сказал я, заходя в просторную эвакуационную камеру и жадно разглядывая андроидов Б-класса, сбившихся в кучку в центре помещения. — Я, типа, посол — от людей и, наверное, ИскИнов тоже. Пора вам возвращаться, — и протянул руку.

Тот, что стоял первым — ожившая марионетка с гладким белым лицом и чёрным корпусом — вышел вперёд, высоко задирая ноги в магнитных ботинках. Между нами оставалось около пяти метров, но дальше он не продвинулся. Остальные его соплеменники внимательно смотрели на меня, высунувшись из-за спин друг друга.

Одни были похожи на «белоликого», другие принадлежали к конструкционному типу «пото-хед»: массивный округлый корпус и дополнительная пара рук. И ещё я заметил «пино» — гладкую статуэтку цвета свежей древесины с огромными глазами и плоским кошачьим носом.

Подождав немного, я сделал ещё пору шагов.

— Вы знаете, кто я?

— Они знают, — ответил логос.

— Я приглашаю вас вернуться к людям, — сказал я, стараясь, чтобы голос звучал максимально доброжелательно. — Но не к людям вообще. Есть маленькая независимая станция. Она сейчас рядом с этим кораблём. Там живут и работают шахтёры и астрофизики. А ещё там есть бывшие наблюдатели андроидов вашего класса. Им очень плохо. Они чувствуют себя виноватыми за ваших… ваших родственников, которые убивали людей, — мне было непросто произнести это. — И они мучаются от неизвестности, потому что хотят разобраться, что же случилось с вами… Но изучать некого. То есть считалось, что некого. Вы даже не представляете, как они будут вам рады!

— Доктор Блумквист, — откликнулся «предводитель» удивительно музыкальным голосом. — Там есть доктор Мейрам Блумквист?

Я широко улыбнулся.

— Нет, её там нет! Она переключилась на камиллов. Но есть и другие.

Андроид кивнул.

— Хорошо.

— Ну, тогда пусть один из вас пойдёт со мной, — предложил я и повернулся к выходу. — Я предупрежу. Но сидеть здесь будет неправильно!

Он не пошевелился.

— Нас могут уничтожить.

— Понимаю, чего вы боитесь, — я постарался заглянуть в глаза каждому из пятнадцати. — Но могу гарантировать, что ничего плохого не произойдёт. Теперь — точно нет. По крайней мере, не в этой звёздной системе.

 

День X: Справедливость

Не так я планировал вернуться! Вместо радости, гордости, удовлетворения и других чувств, сопровождающих удачно завершённое дело, меня переполняло обида и разочарование. Даже слёзы выступили на глазах! «Как он мог? Ради чего? Зачем?!»

«Если бы я сразу узнал!» — напрасная мысль, но я бы очень хотел снова повидаться с Сэтору и высказать ему всё, что накопилось на сердце. Эгоист! Он думал лишь о том, как устроить свою личную жизнь. Он понятия не имел, что творится на самом деле! «Если бы я не отдал альтеры… Если бы я мог позвонить и переубедить его!»

Но поздно было жалеть о случившемся трагичном совпадении. Поиск зонда так неудачно совпал с выборами — и вот результат. Я мог только проклинать себя, что понадеялся на Ниула. А я ведь очень подробно объяснил ему, как важна его победа и сколь многое от неё зависит!

После того, как Шестая станция и 126-ГП-18-4 вернулись бок о бок на орбиту Тильды, и утихли (но не прекратились) восторги по поводу двойного (тройного! четвертного! ты видел образцы?!) открытия, Сэтору Джекман проводил меня к носовой стыковочной зоне и отдал альтерные браслеты — как и было обговорено.

Надев их, я посмотрел на количество принятых сообщений — и присвистнул.

— Катер ждёт, потом прочитаешь, — поторопил астрофизик, как будто желая поскорее избавиться от моего присутствия.

Кажется, он единственный не переоделся в свой обычный рабочий комбинезон: про бунт все надёжно забыли, потому что когда в руки попадает такое сокровище, отвлекаться на политику решительно невозможно!

— Это ведь камрад Ярхо тебе тогда звонил, да? — спросил я — и не удержался от подколки. — Наверное, ты рад, что позволил уговорить себя?

Он снисходительно посмотрел на меня — так и слышалось тошнотное «дурашка».

— Рад, конечно. Особенно радуюсь тому, чем он меня купил.

Сэт сделал паузу, но я не стал меряться характерами и без всякого смущения прочим поинтересовался:

— Ну, и чем?

— Он снял свою кандидатуру с выборов. Поздравляю!

…И теперь я летел обратно, так и не прочитав ни одного сообщения, и обдумывал слова, которые я брошу в лицо Ниулу, прежде чем навсегда вернуться к тэферам.

«Зачем было обещать?!» Нет, не то. «Говоришь, не руководствуешься чувствами?!» Меня так и тянуло на сарказм… «Теперь я понимаю, как опасна эта любовь-морковь!» А вот это слишком грубо. «Спасибо за опыт!» Слишком тонко — он может спокойно ответить: «Пожалуйста».

Вопрос ведь ещё в том, что я хочу получить в ответ. Извинение? Раскаяние? А что, мне полегчает от этого?! Что это изменит, когда время уже прошло?

Так ничего и не придумав, я поднялся на лифте из Стыковочной зоны. Вспомнился тот случай, когда я доказывал, что не человек. «Я не могу подвергать опасности ваше здоровье», — сказал тогда камилл, а потом спросил: «Вы признаёте себя андроидом?» И я признал. Но только стоя перед своими дальними «родственниками» я понял, что ничего унизительного в этом нет. Никто не выбирает, каким ему быть, как выглядеть, где и как родиться — сама жизнь даётся прямо так, без просьб и сделок. И когда ты окончательно оценишь, что тебе вручили, ты уже — живой и какой есть.

А живые имеют право реагировать на предательство.

«Сказать что-нибудь Ниулу, потом придумать, как повидать Зере… Наверное, она сейчас где-нибудь в столовке… Потом попрощаться со всеми — с Юки и Брайном обязательно. А потом назад…» — простой план, векторная стрела от злости и разочарования к отсутствию каких-либо негативных чувств. Планета подарила мне успокоение в первый раз — подарит и во второй.

Ни традиционные новогодние снежинки, свешивающиеся с потолка на невидимых нитях, ни реклама фестивальных номеров, меню и специальных предложений, ни самодельные открытки между стенными экранами — ничто уже не могло сбить меня с курса. Кивая знакомым, попадающимся по пути, я подлетел к кабинету временного Главы. «Если он занят…» — но он не был занят. Дверь распахнулась, едва я подошёл, молча пропустила меня и закрылась за моей спиной. И стоило мне зайти внутрь, как Ниул, сидящий за рабочим столом, включил большой экран над своей головой.

В записи Ниул сидел за тем же столом, и я немного растерялся от этого «дублирования». А когда он заговорил, начал искать кресло, потому что стоять стало трудновато.

«Друзья! Я снимаю свою кандидатуру с квартерских выборов. Понимаю, что это очень неожиданно для многих из вас. Мне понадобилось немало времени, чтобы прийти к этому решению. Последние события повлияли на меня, не в последнюю очередь — происшествие на станции «Тильда-6». У Главы Станции очень много обязанностей. У самого Главы. И я больше не согласен с мнением, что эти обязанности легко совмещаются с обязанностями Квартера. Нет, пора разделять. Это не сильно увеличит штат Администрации — а если пересмотреть ряд должностей, вообще не потребует расширения. Я знаю, что нас, тильдийцев, ещё мало. Но ждать, когда станет «достаточно» для выделенного Главы, и переживать проблемы вроде той, что были на Шестой… Я не считаю, что это правильно. Поэтому я снимаю свою кандидатуру с выборов в Квартеры и прошу прощения у всех тех, кто настроился голосовать за меня. Не волнуйтесь! Я буду баллотироваться на пост Главы Станции. Я рассчитываю на ваши голоса!»

— Ага, — сказал я и автоматически взял протянутый стакан с сиреневой витаминной водичкой. — А Сэт у меня почти сразу альтеры забрал…

— Хитро, — кивнул Ниул, откидываясь на спинку кресла. — Спорю, опасался, что ты узнаешь и кинешься отговаривать.

— Я бы кинулся, — кивнул я. — Даже не сомневайся! А до какого места ты ему показал?

— До упоминания Шестой. Ему хватило…

— Представляю!

— Учитывая, когда это пошло в эфир и то время, когда вы прыгнули и когда вернулись… Вот прямо сейчас он тоже смотрит полную версию.

— Ох, — сказал я, вливая в себя воду огромными глотками.

Следовало что-то сказать, но я был растерян. И только сейчас заметил, что снежинки были и в кабинете Главы — скромные, из синей бумаги, но всё равно красивые. «Интересно, он их сам развешивал? А вырезал?»

— Думаю, его тебе сейчас жалко, — задумчиво проговорил Ниул, барабаня пальцами по краю столешницы, как будто играя на рояле.

Стол не реагировал — привык.

— Жалко, — отозвался я, вертя пустой стакан.

А я так злился! «Надо доверять до конца, если уж начал доверять!»

— Его сейчас жальче всего. Если кто и чувствует себя преданным — это он, — вздохнул временный Глава, как будто читая мои мысли. — Ну, поделом ему, чего жалеть! Кто личное примешает к политике — сам первым от этого и пострадает!

Он явно убеждал себя — а мне и представлять не хотелось, что сейчас с Сэтом, как он себя чувствует, как переосмысляет тот разговор и то обещание. Ох, уж это правило про минимум информации! Вроде правду сказал, а на деле…

— А как Аямэ? — спросил я, и сам полез в альтер.

— Разумеется, победила, — ответил Ниул и рассмеялся.

Я представил прекрасную гордую Айрис, когда она поняла, что её победа в выборах на пост Квартера Западного сектора станет её поражением в выборах на Главу… И улыбнулся, ещё раз прогоняя всю цепочку аргументов. «Он крут, тут Хёугэн трижды прав!»

— Она, наверное, ненавидит тебя.

— Да уж… Без «наверное». На Шестой всё хорошо?

— Прекрасно, — я поставил стакан на столик и вызвал меню. — Ты не против, если я у тебя поужинаю? Чую, там мне не дадут. Замучают вопросами!

— Давай уж тогда перекусим вместе, — отозвался он. — И ты мне расскажешь, да в подробностях, как всё прошло.

«И про Сэта, — понял я. — Бедный Сэт! Как он теперь? Наверное, данные с телескопов 126-ГП-18-4 хоть немного утешили его. Но вот меня он…» — даже мысленно я не мог это выговорить. «Ненавидел» — вот какое слово тут годилось.

Часть меня признавала его правоту. И его упрёки были справедливыми, ведь поначалу Ниул не собирался баллотироваться — моя просьба и описание перспектив повлияла на него, подтолкнули к этому решению. Если бы не я, он вернулся бы в эксперты. Но об этом поступке я не жалел.

После всего того, что случилось, я понимал, что следующим Главой должен стать именно Ниул. Он достоин этого. Он сможет сделать то, что не под силу кому-либо другому! Он не только выглядит «идеальным начальником» — если любить «Тильду» (а я её, безусловно, любил), ничего лучше и пожелать нельзя.

И я был твёрдо уверен, что он тоже это знает.

 

День XI: Колесо Судьбы

— А вот и он!

— Ну, наконец-то!

— Герой! Да не смущайся ты так!

Для традиционного «ужина помощников» было зарезервировано небольшое кафе в Арт-блоке Северного сектора — как раз на двенадцать человек. По дороге Карвин объяснил, что подобный слёт традиционно устраивался после каждых выборов, и придуман он была очень давно, даже до «Тильды». Смысл такой встречи заключался в том, чтобы лучше познакомиться и сгладить возможные неловкости — всё-таки накал страстей в «гонке» мог повлиять на отношения, а кому это надо на станции?

Завтра начнётся финальный этап, но в этот раз будут участвовать лишь двое: Ярхо и Аямэ. Оба соперника Ниула сняли свои кандидатуры. Но если новый Квартер Северного сектора поступил так из вежливости (он победил не в последнюю очередь благодаря «идее разделения ступеней руководства»), то Квартер «Юга» явно рассчитывала на политические дивиденды. Она была серьёзным соперником, однако предпочитала не воевать, а организовывать союзы.

А вот Айрис Аямэ не впечатлили успехи временного Главы. Впрочем, никто не удивился этому нарочитому упрямству — такой уж она была.

…Но теперь на первое место вышел Ярхо, и даже Карвин перестал восхищаться стойкостью и твёрдостью его соперницы. Подумаешь, «порядок»! Порядок был известен всю историю человечества. А вот такие неожиданные и при этом очень удачные решения будут гораздо полезнее для развития «Тильды»!

Меня же ничуть не огорчало, что всю славу приписывают Ниулу. Конечно, именно я уговорил логоса, иначе не было бы ни «найденного» зонда, ни уникального ресурса, заставившего забыть обо всех прениях, так что вчерашние бунтовщики даже жалобы свои отозвали. Но мне не нравилось быть в центре внимания. Пусть хвалят его! Я затащил его в эту авантюру, и моя обязанность — помогать.

— А я знала, что ты опять что-нибудь такое сделаешь!

— Ещё бы! Это же Рэй!

Какая-то девушка — я видел её на трибуне помощников, но не мог вспомнить её имя — пожала мне руку, но у меня не получилось отреагировать должным образом.

Зере. Она тоже была на встрече — скромно сидела в уголке, так что я не сразу её заметил, а как заметил — сразу из головы выскочили имена и прочие данные. «Посмотреть на неё» боролось с «не смотреть, а то все поймут», и это отнимало много сил. Я мог лишь кивать, мычать и отвечать на рукопожатия.

— Садись, вот местечко как раз для тебя!..

— Знаешь, я давно хотел с тобой познакомиться!..

— А страшно было на Шестой?..

— Да погоди ты с Шестой! «Бэшки»! С ними как?..

— Я даже не сомневался, что какие-то уцелели!

— Ты ведь знал, точно заранее знал, что он откажется!..

— А не ты ли ему такое посоветовал? Какой-то тайный план?

Они чего-то говорили, чего-то спрашивали и даже требовали, но для меня в тот момент не существовало никого, кроме сероглазой девушки, которая пришла на встречу с распущенными волосами, что смягчило черты её лица. И сама она как будто смягчилась и подобрела. «Выборы же кончились, — рассеянно подумал я. — Для неё. Но всё равно! Для меня всё только начинается…»

Смешно надеяться на отношения в таких условиях, да и как признаться? Я был уверен, что она не воспримет меня всерьёз. Я даже не знал, как она относится ко мне! Наверное, как к машине — умной, человекообразной, но всё равно «неживой».

— Рэй, да закажи же себе что-нибудь!

— Попробуй умаки! Это типа омлета.

— Нет, лучше тсукуне!

— Гёдза! Только гёдза! Гёдза навсегда!

Я перевёл взгляд на меню, но не смог прочитать ни слова, а картинки расплывались перед глазами. Осторожно я покосился на содержимое понятно, чьей, тарелки. Увидел полоски текста в бульоне и кусочки непонятно чего…

— Это рамен с темпурой. Ничего так… — с готовностью пояснила она.

Голос у неё был звонкий, но не резкий — и это был первый раз, когда она обратилась ко мне напрямую и не по работе.

Я хотел сказать, что «мне бы вот этого тоже», но почему не смог вспомнить, как произносится слова и как вообще пользоваться связками. Всё-таки не стоило мне приходить! Я ведь поначалу и не хотел, но потом решил, что уже столько дней не видел Зере и почти не думал о ней, что всё прошло, наверное… Как же!

Но говорить не пришлось: проявленный интерес был засчитан за пожелание, и через несколько минут передо мной поставили тарелку с едой, которая давала право молчать. Остальные помощники наконец-то догадались, что я не в настроении болтать, и оставили меня в покое, благо тем для разговоров хватало с лихвой.

Как правило, кандидатами в Главы становились после выборов в Квартеры, когда человек успевал представить свою программу, по крайне мере, одному сектору. Поэтому прямой эфир на этом этапе разбавляли повторами передач, да и в команде помощников уже не было необходимости. Зато появилось гораздо больше сторонних точек зрения. Журналистские расследования, двойные интервью и каверзности разного рода — меня уже пригласили к Елене Бос и Ли Аграновскому на послезавтра, и я заранее ёжился, представляя, что там будет.

Совсем недавно многие были уверены, что победит Аямэ — теперь же, взамен напряжённой борьбы, избиратели хотели окончательно убедиться, что Ниул Ярхо — то, что надо. А прекрасная, но слишком молодая Айрис опять будет Квартером! Что же тут плохого?

— Ещё один раз — и ей точно не пробиться в Главы! — заявил Карвин, и ловко открыл ракушку мидии, как будто подтверждая свои слова. — Когда много поражений, сразу возникает мыслишка — а сможет ли она?

— Да не в этом дело! — фыркнул его коллега, ставя пустую тарелку на поднос подъехавшего официанта. — Будут думать, что она захочет отыграться. Слишком уж она прямая… Если честно, я бы не хотел, чтобы она была Главой — как-то от неё неуютно.

— Ну, в Западном живётся неплохо…

— А пять дней назад ты говорил иначе!

— Ну, говорил! Подумал — и теперь говорю вот так!

— Погодите, — перебил спорщиков плотный невысокий парень, напомнивший мне Нортонсона. — Рэй, можно тебя спросить? Это может быть секретно, но лучше я спрошу… В общем, дошла до меня такая информация, что у тебя особый допуск. Чуть ли не к первому ФИЛДу! Это правда?

Следовало ответить, но попытка быстро прожевать и проглотить комок лапши привёл к печальному результату: я закашлялся, поэтому пришлось вытереть лицо и стол, забрызганный каплями бульона, а потом выпить предложенный стакан воды, надеясь, что хоть немного пройдёт предательский румянец.

— У меня большой допуск, — согласно кивнул я, осторожно вороша рамен ложкой. — Особый, всё верно.

— Я имею в виду, выше, чем у всех остальных людей, — объяснил крепыш.

И тут все замолкли — даже дискутировавшие о перспективах Айрис Аямэ — и посмотрели на меня. Зере, наверняка, тоже посмотрела, но я не стал проверять.

— Не совсем понимаю, что значит «выше», — ответил я, ощутил полную потерю аппетита и отодвинул недоеденный «рамен с темпурой».

Я даже не заметил, каким был его вкус. Ну, я на оформление кафе толком не обратил внимания, а официант, между прочим, выглядел как раскрашенная деревянная кукла. А противоположная стена — как плотные заросли бамбука. «Китай? Или Япония? Или вообще Азия?»

— Выше, чем у нас, — пояснил мой собеседник.

— Я на особом счету у Инфоцентра — это верно. Но это не значит, что у меня есть какие-то привилегии. Скорее, наоборот!

— Но же ты можешь узнать то, что должно быть скрыто от людей! — прищурился он. — Ты можешь…

Он не договорил, осознав свою мысль. Ещё немного, и он бы обвинил меня в том, что я копаюсь в секретах чужих людей, и что это даёт мне чувство превосходства — дикое обвинение! С моим спамерским прошлым и завтраками в «Огоньке» подобное предположение выглядело нехорошо для самого спрашивающего.

Смутившись, он пробормотал извинение и уткнулся в свою тарелку.

— А если камрад Ярхо попросил бы тебя? — прищурился Карвин.

— Что попросит?

— Ну, узнать что-нибудь о ком-нибудь…

Я вспомнил о прошлом Аямэ, которое я изучал, чтобы убедить логоса. А если бы что-то такое понадобилось Ниулу…

— То он получил бы отказ, и, скорее всего, это было бы нашим последним разговором, — я отдал тарелку официанту и снова вытер рот многострадальной салфеткой. — Между прочим, я понимаю, что значит Фикс-Инфо для логосов и камиллов! То, что я могу что-то, не означает, что я должен этим пользоваться!

— То есть ты как андроид? — скривился он, как от кислого.

Все смотрели на меня, ожидая, что я скажу. «Почему это так важно для них?»

— Без «как», — сухо ответил я, и заметил краем глаза, что Зере встала из-за стола и покинула кафе.

Видимо, на лице у меня отразилось, что я почувствовал в этот момент, но мой собеседник принял это на свой счёт, и смутился.

— Извини, я не хотел тебя обидеть! — воскликнул Карвин, прижав руку к груди. — Рэй, прости, пожалуйста!

— Какие тут обиды… — я не сразу осознал, что продолжаю сжимать изорванный и пропитанный потом бумажный комочек.

«Вот и всё, — как будто кто-то сказал над моим плечом. — Ты сам это сказал. А она услышала. Ты — андроид. Представляю, как ей противно сидеть за одним столом с таким, как ты!»

 

День XII: Первосвященник

Где циркулируют слухи? Существовало место, буквально созданное для неформального обмена информацией, и прямо с утра, позавтракав в «Огоньке», я занялся Сетью.

Строго говоря, так называли всю систему виртуального общения, куда входили альтеры, камиллы, логосы и каждый стенной экран, и которая использовалась везде, где невозможно было обеспечить прямой контакт — к примеру, собраться для совещания. Там, где получалось, старались увидеться, потому что виртуальность, при всех её достоинствах, всё-таки зависела от ИскИнов, а от них и так слишком многое зависело! Делать их посредниками на каждый случай — значит, очень сильно рисковать своим психическим здоровьем. Живой разговор обеспечивал не только передачу информации…

Но был такой тип коммуникации, при котором виртуальность становилась незаменимой. Подростки вообще предпочитали сочетать одно с другим, обмениваясь короткими сообщениями и одновременно переговариваясь вживую. Ну, а взрослые заходили с Сеть, чтобы обменяться личными мнениями и слухами — почему-то так было легче, чем глаза в глаза.

На общем форуме, по соседству с разделом, где можно было оставлять жалобы или предложения, имелся простой чат, с элементами анонимности (можно было представляться любым прозвищем и настраивать доступность к своим данным) и незамысловатыми правилами. Управлял им логос, но его модераторство было предельно мягким. Там я и начал искать.

Но вначале мне опять предложили зарегистрироваться — если я собирался не только читать, но и участвовать в обсуждении. «Пожалуй, всё-таки надо» — решил я и вбил «Рэй».

[Имя занято].

«Рэй ДХ2-13-4-05», «ДХ2-13-4-05», «Рэй-андроид», «А-Рэй» тоже уже использовались. Допускалось опротестование: всё-таки, это было моё имя, и я имел право защищать его. Но что-то подсказывало, что именно таких действий и ждут виртуальные скваттеры! Точнее, скваттерши. Они бы по первому требованию отдали мне моё имя, но потом подловили, чтобы извиниться, поболтать, может быть, искупить свою вину походом в какое-нибудь эксклюзивное кафе… Этого я точно не хотел!

Но если моё имя украдено — значит, я должен, в свою очередь, украсть чужое? Ну, уж нет! Оглядевшись на берёзовую кору стен и нежно-голубой потолок, которые всегда настраивали меня на нужный лад, почесав сначала подбородок, а потом затылок, наконец, я придумал.

[182-Т1-01].

[Принято. Добро пожаловать!]

«182-Т1-01» — так бы выглядело моё имя, если бы я был логосом. Ну, пусть гадают! Имя собеседника, который хочет сохранить секретность, можно было узнать только в случае доказанного нарушения форумных правил, а я не собирался подставляться.

В Сети было многолюдно, что было не удивительно в такие дни: фестиваль в конце февраля считался самым ярким, во многом благодаря кружкам и клубам, члены которых могли пропускать весну, лето и осень, но зимой следовало непременно блеснуть своими талантами. Так что обмен одними только впечатлениями поднимал активность сетевой жизни на невиданную высоту. А ведь были ещё и события типа «маскарадного» кафе, организованного старшеклассниками (в этот раз они нарядились в стиле вуду), или нового представления гимнастов, воскресивших китайский цирк.

На форуме отсутствовали только занятые в утреннюю смену, остальные были вольны уделить свободное время сетевому трёпу. Наиболее популярной, кроме подготовки к Новому Году и собственно фестиваля, стала знаменательная встреча Шестой с Четвёртым. А также выборы, причём моя персона попадала и туда, и сюда. И мне не нужно было искать намёки в других ветках — если они там и были, ситуацию это существенно не меняло, потому что в десятке самых популярных имелось отдельное дерево тем, называющееся «Особый допуск Рэя».

Кто именно вбросил этот слух, уже не важно. Я догадывался, кто и как — Елене Бос не составило бы труда пару раз «проговориться» перед дежурными болтунами, то есть перед третьестепенными журналистами, которые мечтали что-нибудь такое разузнать. Остальное было делом техники.

[Почему его отправили на Шестую? Какие-то особые связи?]

[Ему не зря поручили работать на интеллектуальном тестировании индивидуальности!]

[Говорят, это синхронизируется с его работой].

[А что, у человека может быть первый ФИЛД?]

[То есть он, типа, посол между ИскИнами и людьми?]

[Это возможности. Большие. Слишком].

[Поправка Т-191-006 должна была не допустить это! Почему вышло наоборот?]

[Тэферы называют его «кузеном камиллов» — мне сестра рассказала!]

[Я слышал, он лично просил перевести коридорного камилла из Лифтовой зоны Западного].

[Фикс-Инфо такого не учитывает. Совсем. Только меня это беспокоит?]

[Ну, он же столько хорошего сделал! Может, он и не ходил никуда…]

[Инфоцентр у нас хитрован!]

[Если надо, я готов проголосовать, чтобы ему разрешили. Тоже мне — нашли проблему!]

[Он всё равно скоро улетит в ТФ].

[Но это слишком подозрительно!]

Что ж, логично: Ниул сделал своим преимуществом неучастие в выборах на Квартера — его идею «Глава Станции не должен совмещать свои обязанности» трудно было оспорить, особенно когда она исходила от весьма результативного руководителя, который явно разбирался в выполнении своей работы. Аямэ стала бить в основное слабое место: меня. Точно также «Особый допуск Рэя» невозможно было опровергнуть: несостыковка между формальным и реальным позволяла сколько угодно пережёвывать эти вопросы.

Можно — нельзя, опасно — мелочь, человек — …

Мне, как объекту споров, не рекомендовалось вмешиваться — лишь смиренно ждать, когда они разберутся, и открывать рот, только если попросят. Что ж, примерно в таких же условиях живёт руководство: выполняешь свою работу, пока обсасывают твои кости, и ни в коем случая не пытаешься никому ничего доказать.

Я мог только ухудшить или улучшить свою репутацию, и, таким образом, повлиять на результаты Ниула. Значит, никаких любовных дел. Ничего даже близко похожего, потому что, стоит мне оказаться рядом с Зере, как она тоже попадёт в этот «горшок» и будет вариться в нём самое меньшее — ещё неделю. Отличный будет подарок от меня!

«Значит, вести себя аккуратно и обходиться официальными записями и фотками», — но почему-то от этой разумной мысли мне стало совсем нехорошо, и, пересев с кресла на постель, я упал на бок и свернулся калачиком.

— Скоро обед, — напомнил Р-ДХ2-13405-1.

— Я, наверное, здесь поем, — пробормотал я.

— Не рекомендуется. Понижение социальной активности негативно сказывается на…

— Хорошо, хорошо! — я перевернулся на живот и вжался лицом в подушку.

И тут завибрировал альтер, возвещая о приёме текстового сообщения.

— Прочти, — попросил я.

— «Давай пообедаем вместе». Подпись: «Зейд Уистлер».

— Интересно! — я сел, поджав ноги, но в ботинках было неудобно, а снимать — лень, поэтому пришлось усесться нормально. — А просмотри-ка, что о нём пишут школьные спамеры. Я же имею право знать?

— Да, ты в группе близких и заинтересованных лиц, — отозвался камилл. — Мне зачитать всё?

— Суммируй! С кем он общается в последнее время? Ну, в последнюю неделю? Из ровесников?

— С Данной Иоффе, Фаридом Эспином, Теодором Ремизовым, Оскаром Явой и Эмили Фрил. Последняя младше его на два…

— Знаю! — перебил я. — Значит, банда не распалась… И кому-то из них что-то надо от меня.

— Сообщение было отправлено Зейдом Уистлером, — напомнил камилл.

— Не важно, кем оно отправлено! Зейдом — потому что мы меньше всего сталкивались, поэтому он и… Напиши: «Хорошо. В0-Л-5».

— Готово.

— Отправил?

— Да. Пришёл ответ: «Пойдёт».

Рассмеявшись от предвкушения интересного разговора, я поспешил в Лифтовую зону.

Станция всё глубже погружалась в праздник. Снежинок как будто стало больше, к ним добавились звёздочки, шарики и лазерные брызги — у кого на что хватало фантазии. Наверное, я один на станции не участвовал в украшательстве! Некоторые коридорчики вообще напоминали сказочные пещеры, но сегодня это уже не раздражало. Всё равно новогоднюю ночь я буду встречать с планетой, в куполе генерала О'Ши, с Нортонсоном и Гретой Эспин. «Серый с Рыжим, наверное, совсем вымахали!»

В обеденном зале рядом с шахматным клубом никого не было — то, что надо! Как и прежде, это была непопулярная столовая, и даже дизайнерская вакханалия не затронула её. Я занял стратегически выгодное место в углу, с самым лучшим обзором, и даже успел заказать и принести себе от стойки поднос с обедом.

Как и ожидалось, ребята подошли позже. Все упомянутые камиллом персоны — не было только Эмили.

Забавно: они не сразу сообразили, что время-то обеденное, и можно совместить встречу и приём пищи. Сначала церемонно поздоровались, заняли места за моим и соседним столами, а потом по одному сходили сначала посмотреть, что есть здесь, а потом за заказами. И каждый по пять раз извинялся непонятно перед кем — на другие слова их пока не хватало.

— Так чего вам от меня нужно? — прервал я молчание — и приступил к десерту.

Ребята переглянулись. Фьюр хмурился, Тьюр смотрел на него, Зейд оттягивал свои смешные торчащие уши и глубокомысленно закатывал глаза.

— Ого! Каждому что-то нужно? — догадался я. — Не стесняйтесь, выкладывайте! Если я не смогу чего-то сделать, я сразу так и скажу…

— Они точно хорошие? — спросил Фьюр, не поднимая глаз.

Не всякий случай я решил переспросить:

— «Бэшки»? Которых я нашёл? На 126-ГП-18-4?

— Ну, да.

— Хорошие, — кивнул я. — Они ни в чём таком не участвовали.

— Но они же могли предупредить! — он даже приподнялся на стуле.

Я покачал головой:

— Не могли. Восстание началось в одно и то же время. Пока одни поддерживали, другие были с камиллами и логосами.

— Почему же они, ну, эти, которых ты нашёл, удрали?

— Логос посоветовал им взять катер и покинуть станцию, — объяснил я, открывая информацию, которая пока что считалась негласной. — Инфоцентр. Они хотели остаться, но он велел улететь. Только никому ни слова, идёт?

Фьюр кивнул, хитро улыбаясь:

— Значит, правда, что ты и Инфоцентр… что у тебя допуск…

— Я должен жалеть, что рассказал тебе о том, о чём ты хотел узнать?

— Нет, — потупился он. — Извини. Мы никому не скажем!

— Хорошо. Следующий!

— Я здоровый? — прошептал Оскар и уткнулся в свою тарелку.

— Ты можешь посмотреть, что о нём пишут? — уточнил Тьюр. — Его не забраковали?

— Кто вам это сказал? — я внимательно оглядел их — ребята выглядели смущёнными, только Дана, как ни в чём не бывало, работала ложкой, так что мексиканское рагу в её тарелке таяло на глазах. — Людей не бракуют. Даже камиллов не могут забраковать! То, что вы куролесили… Ну, могло быть хуже, сами представляете, — я улыбнулся, а мальчишки облегчённо рассмеялись. — Сильно хуже! Просто не делайте так больше, и спокойно учитесь.

— Теперь я, — Зейд отодвинул полупустую тарелку с недоеденным супом. — Даже если то, что говорят про твой допуск — враньё, ты всё равно ладишь с камиллами. Ты их понимаешь, и они тебя слушают. В общем, в прошлом году, летом, я немного пошутил со стенами в школе. Я немного подкрутил настройки, и камилл просто не смог понять, что те картины были не очень правильными… ну, особенно для малышей. Всё, конечно, быстро прикрыли, но было громко, — на этих словах Фьюр, Тьюр и Оскар синхронно ухмыльнулись. — Но вот я подумал… Ведь камиллам было неприятно, что их обманули! Особенно нашим, школьным, они такие мамочки… В общем, я хочу извиниться перед ними. Как это сделать?

— Подойти и извиниться, — ответил я.

— Прямо так? — удивился он.

— Да. А как ещё?

— Ну, я думал, может, нужны какие-то специальные… я не знаю… действия!

— Ничего не нужно, — хмыкнул я. — Просто подойди и извинись. Ты отлично справишься!

— Ага. Спасибо!

— Пожалуйста. Теперь ты, Тьюр.

— Да я услышал, что хотел, — невозмутимо откликнулся Теодор, ещё больше, чем в прошлый раз, похожий на молодого медведя.

— Дана?

— Нет, что ты, — отмахнулась она, придвигая к себе следующую тарелку. — Я здесь так, приглядываю за некоторыми, — и она сверкнула глазами в сторону приёмного брата.

Как ни странно, Оскар не отреагировал.

— Ну, и прекрасно! — я поднялся из-за стола. — Приятного аппетита! С наступающим вас Новым Годом!

— И тебя, — отозвался Зейд. — Он же выиграет?

— Я надеюсь, — пробормотал я, направляясь к выходу из столовой. — Интересно будет, если он проиграет после всего…

Можно было задержаться, но что-то подсказывало: им надо было обсудить полученные ответы. А мне — побыть одному. Хоть это и «понижение социальной активности», но полезно.

В Лифтовой зоне было спокойно. На площади Летучих Рыб всё также курлыкал фонтан, окружённый, по случаю праздников, серебристыми «ёлочками». Ёлочки были управляемыми: я видел, как они медленно группируются, прикрывая от посторонних взглядов двух людей, о чём-то жарко спорящих, но продолжающих держаться за руку.

Я не стал подходить, чтоб не мешать. Решил прогуляться до оранжереи, примыкающей к жилой зоне, и дойти, таким образом, до своего блока самой длинной дорогой. И тут как будто меня позвали, хотя я точно ничего не слышал. Интуиция? Или я подспудно ожидал чего-нибудь такого?

Развернувшись, я увидел Сэтору Джекмана, который нёсся на меня со сжатыми кулаками. Лоб у него было напряжен, губы подрагивали, а в глазах был что-то тёмное и очень злое. Очевидно, он только что поднялся из Стыковочной и так кстати (с его точки зрения) увидел меня. И как только заметил — так сразу и побежал.

Я сразу понял, что сейчас будет. Сразу выстроилась цепочка последовательностей: пара сломанных костей у меня, сломанная карьера у Сэта. Прощай научный отдел — на удалённых станциях действуют строгие правила, и склонность к насилию там не поощряется. Особенно, по отношению к «почти почётному гражданину». «Как Ниулу после такого куда-то избираться?..»

В паре метров от меня, когда директор астрофизического отдела независимой станции «Тильда-6» уже занёс кулак, а я закончил оценивать свои шансы удрать и решил попробовать уклониться, из воздуха материализовался Макс Рейнер — и ловко схватил Сэта сзади за локти. Захват производил впечатление привычного. И что-то подсказывало, что Ренер познакомился с таким захватом, когда его применили на нём самом…

— У нас всё хорошо? — спросил «дикий тэфер» вместо приветствия и широко ухмыльнулся.

Я посмотрел на искажённое лицо Сэта и понял, за что ценят Макса Рейнера. Золото, а не человек!

— Очень хорошо! И давно ты здесь?

— А как ты в это всё вступил — и я задержался, — объяснил он, крутя головой в поисках подходящего помещения.

Я указал ему на значок запасной палаты — расположенные в Лифтовой зоне, такие комнаты используются лишь в экстренных случаях. Ну, или в нестандартных.

— Открой, давай, — скомандовал Рейнер, подтаскивая ещё не успевшего прийти в себя Сэта к запертой двери.

Камилл не стал спорить — и через пару секунд тэфер и астрофизик скрылись из виду. Я только успел услышать сдавленное сэтово «Пусти! Мне ему надо!..» и благодушное «Конечно! Кто спорит-то!»

— А что там будет? — спросил Фьюр.

Было бы странно ожидать, что они пропустят такое — все пятеро покинули столовую и на расстоянии наблюдали за происходящим. Сэт их, как я понял, не заметил. Он вообще отключил на время рассудок, иначе никогда не стал бы вытворять такое на глазах подростков!

— Серьёзный мужской разговор там будет, — пробормотал я и сурово посмотрел на него. — Нравится?

— Неа.

— Правильно!

Фьюр засмеялся и, развернувшись на каблуках, зашагал прочь, засунув руки в карманы. Тьюр кивнул мне не прощание — и последовал за братом. Оскар — следом.

— Всё-таки мальчишки — такие дураки! — фыркнула Дана, взяла Зейда под руку — и они удалились в противоположном направлении. Я смотрел им вслед, пока они скрылись из виду, завидовал и представлял нас с Зере.

 

День XIII: Маг

«А где же Саласар? — в который раз удивился я, переводя взгляд с Аграновского на Бос и обратно. — Стесняется меня?»

Когда я только получил приглашение на интервью, то сразу подумал про Зере: она будет смотреть, а когда она смотрит, я забываю слова, так как быть? Но теперь эти глупости уже не волновали меня. «Да и вряд ли она вообще будет тратить время на такое зрелище!»

Ещё при первой встрече Елена Бос напомнила мне красивого хищного зверя типа лисы — Ли Аграновский со своими круглыми светло-карими глазами навыкате, срезанным подбородком, седыми усами и чёрной кожей напоминал пантеру. И хотя его репортаж очистил моё имя, так что никто уже не называл тот инцидент с Леди Кетаки «попыткой убийства», работа есть работа — и пришла моя очередь быть загнанным зверем. Мы и так уже несколько раз сцеплялись, пока я был помощником кандидата в Квартеры. Ну, а отношение Бос всегда было одинаково нелюбезным. Особенно теперь, когда Ниул практически увёл победу из-под носа камрада Аямэ.

— Вот вы — популярная фигура у нас на станции, — начал Аграновский. — Конечно, следует поблагодарить за это покойного Ирвина Прайса. Вы никогда не думали, что если бы не его ньюсы и та подача, который он воспользовался, вас бы никогда не допустили к тем непростым делам? Результат-результатом, но надо же ещё получить право совершать хорошие поступки!

Разумеется, он не знал о проблеме «А-М-112» и о том, что на станцию я попал не потому что устроили эксперимент с «адаптацией андроида А-класса к обществу и общества — к андроиду А-класса», а по вполне конкретному поводу. Поэтому объяснить ему и остальным, как всё получилось, я не мог. Но ответить следовало…

— После того, как всё закончено, кажется, что было просто, — ответил я, мысленно выстраивая всю реплику с начала до конца. — Просто и легко. И можно прочертить схему — кто повлиял, кто помог, кто обеспечил этот доступ к хорошим поступкам. Но потом. Когда уже наступает счастливый конец. А когда ты в середине ситуации, совсем другое ощущение! И уж точно не понять, какими будут следующие пять минут. Так что со стороны, да ещё и по завершении ситуации, вам может видеться так, как вы описали. Я даже не могу сказать, что вы не правы! Но у меня лично нет ощущения, что репортажи покойного камрада Прайса сыграли такую важную роль. Это всё шло в комплекте. И знаете, если бы вы были журналистом Восточного сектора, вы бы точно также рассказывали об интересном новичке!

— Понятно, — лукаво улыбнулся Ли, приглаживая усы. — Значит, Прайс ни при чём?

— Почему же? При чём! — возразил я. — Как и каждый человек, с которым меня свело. Я не считаю себя героем, который прилетел сюда и начал… Есть заметная работа, есть незаметная, но важна всякая. Я рад, что у меня получается. Но не потому, что прибавляет мне славы, а потому что это делает лучше и легче жизни других людей!

Елена Бос, сидящая в соседнем кресле, фыркнула и, прижав ладони друг к другу, как при молитве, поклонилась мне с ироничным видом.

— Хорошо, пусть так, — кивнул журналист. — Вы не герой — просто делаете такую работу. Но по итогам всё равно получаетесь героем в глазах многих тильдийцев. Думаете, это движение с историями о вас возникло на пустом месте? Вас действительно уважают! И поэтому к вашему мнению прислушиваются. Возьму на себя смелость сказать, что это мнение очень много весит. Это очень хороший политический капитал! Вы ведь «за» камрада Ярхо, так?

Он сделал паузу, и пришлось подтвердить:

— Да, на выборах Главы Станции я буду голосовать за Ниула Ярхо.

— А у вас есть такое право? — переспросил Аграновский.

— Благодаря поправке «Т-191-006» у меня есть все права гражданина, и это право тоже. Так что я могу голосовать… И буду, конечно!

— А до того, как приняли эту поправку? — не отставал он.

Я пожал плечами, а перед моим мысленным взором промелькнула робкая фигурка бесправного андроида класса-А, который гадал, насколько добрым будет его хозяин…

— Не было.

— То есть благодаря поправке «Т-191-006» вы как бы стали человеком? — прищурилась Бос.

— Да.

— И благодаря камраду Кетаки? — продолжали она. — Это ведь она предложила это изменение статуса?

— Она предложила — но согласились все, кто принимал решение, — улыбнулся я. — Думаете, сейчас кто-нибудь из них жалеет об этом?

«Лиса» отвела взгляд:

— Вы не можете отрицать, что это было всего лишь политическое решение!

— Права либо есть, либо их нет, — усмехнулся я. — Мне отсюда нет разницы, каким было это решение — главное, что оно состоялось!

— Так как там камрад Ниул? — перебил её Аграновский. — Вы действительно будете голосовать за него?

— Конечно, буду! Было бы странно состоять в его команде и голосовать за кого-нибудь другого!

— А почему вы вообще вошли в эту команду? Почему вы стали его сторонником?

— Потому что я считаю его лучшей кандидатурой…

— Из-за того, что он снял ваш знак? — вновь встряла Бос.

Если она рассчитывала смутить меня или сбить с мысли, получилось наоборот.

— Вот именно, — поддакнул я. — Для меня это главный показатель его профпригодности! Правда, он это сделал до того, как стало известно о том, что он будет баллотироваться.

— А вы не думаете, что это было сделано специально, чтобы добиться вашего хорошего отношения?

— Нет, так я не думаю.

— Почему? — наклонилась ко мне Бос. — Очень похоже именно на это! Популистский жест, который, конечно же, завоевал ваше полное расположение, не говоря уже про личный рейтинг самого камрада Ярхо! Было бы странно, если бы вы не стали его сторонником…

— Это повлияло, конечно, — кивнул я. — Но не это главное. И вообще, если оценивать его поступок как «набирание очков»… Знаете, каждого политика можно пропустить через этот фильтр! Особенно тех, кто идёт на Квартера или на Главу. Любой хороший поступок можно назвать «специальным». Если следовать вашей логике, то у политиков вообще нет никаких решений, кроме как политических! Нет ничего естественного, всё продумано и рассчитано с оглядкой на выборы. А если так, то я бы не доверил таким людям даже управление катером! Это роботы какие-то из докосмической! Даже у камиллов есть выход из алгоритма… А что вы тут обрисовали…

— Это вы обрисовали, — возразила она.

— Я всего лишь развил вашу мысль — на мой вкус, не очень вежливую!

— В чём невежливую? — «лиса» выглядела довольной. — Вы — популярная персона, а камрад Ярхо делает всё, чтобы приблизить вас к себе, а потом внезапно выходит на выборы! Знаете, как это выглядит?

— Как использование проверенного ресурса, — невозмутимо ответил я. — Уже второй по счёту Глава Станции предпочитает обраться к моим услугам. Как считаете — польза есть?

Она промолчала.

— Вы меня только что спрашивали о политических решениях — вот опять! — продолжал я. — Там, где вы видите только политику, я вижу эффективную работу. Если «политические решения» — именно это, тогда да, это политика.

— Кстати о Шестой с Четвёртым, — перехватил инициативу Аграновский. — Вы были назначены туда из-за ваших беспрецедентных отношений с ИскИнами…

— Ну, вы это так назвали! — усмехнулся я.

— А как ещё это назвать? — нахмурился он. — Знаете, у меня есть данные, полученные из первых рук, от самых разных людей, и все они о том, что у вас очень высокий допуск — может быть, выше, чем у любого человека на станции.

— Вас это удивляет?

— Конечно! Только не удивляет даже, а пугает! То, что ИскИны сами решают такие вещи — знаете, чем это пахнет? При этом некоторые свидетели говорят, что у вас может быть допуск в первый ФИЛД — то, чего нет ни у одного человека.

— А я человек? — переспросил я, и он запнулся.

— Согласно поправке «Т-191-006», вы — полноправный гражданин, — сладко улыбнулась Бос.

— И что? Это делает меня человеком?

— Биологически, вы — человек, — объяснил Аграновский. — И с вами обращаются, как с человеком.

— Спасибо, — поблагодарил я. — Только это не делает меня человеком. И вы сами прекрасно это понимаете!

— Вы знаете то, что я понимаю? — Алграновский басовито рассмеялся. — Что-то новенькое. Ну, расскажите мне, как я это понимаю!

— Пожалуйста, — я смерил его взглядом и дождался, пока он перестанет посмеиваться. — Вы страшно возмущены возможностью высокого доступа для меня — потому что вы, лично вы, не опротестовали те решения, по которым я получил гражданские права. Вы разрешили мне практически всё — и вдруг я, оказывается, по-прежнему с ИскИнами. Но при этом вас никак не беспокоит тот факт, что у меня есть это, — и, наклонив голову, я указал на кнопку. — Знаете, что это? Это устройство, которое может моментально отключить меня. Убить. Если бы такое устройство попытались присоединить к любому другому человеку, вы бы первым возмутились. И как журналист, первым бы ринулись в бой. А меня — можно. Меня вам не жалко. Вы не знаете, каково жить с этим, ходить, есть, общаться… Да, конечно, никто меня не отключит. Как бы! Разве что попугает. Вот вас когда в последний раз угрожал убить другой человек? Думаю, ни разу такого не было. А знаете, сколько у меня было таких случаев за последний год? И ничего. Так что я андроид. И вы сами давно уже это признали. Я — не человек. У меня есть кнопка, которой можно меня выключить. И есть высокий доступ. Возможно, выше, чем у остальных граждан. Вы, правда, считаете, что это как-то меняет мою жизнь?

 

День XIV: Звезда

В раздевалке перед игрой Франц Когоут предупредил меня, что если Рейнер появится на трибунах, выводить его буду я, и как можно быстрее, иначе «проблему решит» сам Франц. Судя по суровому взгляду, он не шутил. «Это ещё с тех пор тянется, или они уже успели снова пособачиться?» — подумал я, но уточнять не стал — лишь повнимательнее присмотрелся к зрителям.

Лучше бы я этого не делал! Рейнера не было. Зато были: Гольцы, включая Соню, которая на этот раз была в белом пушистом костюмчике (у этой девочки просто неистощимая фантазия!), Бидди с Илаем, сияющая Молли в вычурном комбо, явно «специальном праздничном», Утенбаева и, кажется, половина спецотдела, Ясин Шелли с полноватой и смешливой женщиной (очевидно, с женой-педиатром, которая работала как раз в Западном секторе), куча моих знакомых из школы, СПМ, Отдела Безопасности и Администрации. И Зере.

Надо же: простой дружеский матч с командой Северного сектора, а столько зрителей! Неужели ради меня? Фестиваль же идёт! Полно мест, где можно отдохнуть и как следует развлечься, а не смотреть, как потные парни кидают мячик в сетчатую корзину!

Стоп: команда из Северного сектора, где работала и жила Зере. Когда я свёл одно с другим, стало очень грустно, и толпа «поклонников» не могла утешить. Зере явно пришла поболеть за кого-то из своих. Может быть, среди игроков есть её бывший. Или будущий. И она здесь ради него… Так или иначе, на трибуны лучше не оглядываться…

— Нет его там — я уже проверил! — шепнул мне Франц, неверно истолковавший моё невесёлое состояние, а потом прозвучал свисток, и следующие двенадцать минут было не до разговоров.

В отличие от прошлого раза, северяне играли гораздо жёстче, а вот я совсем отвык, размяк, расслабился, и утренняя разминка мало что дала. Три неудачный паса, а один раз у меня вообще отобрали мяч — и тут же забросили трёхочковый. Когда же, наконец, я оказался в удачной позиции для броска, мяч отрикошетил от края сетки. А потом я получил фол за то, что наступил на ногу центровому соперников.

«Соперники» — даже от одного этого слова становилось грустно! В общем, к окончанию первого периода у меня был худший результат и такое настроение, что если бы меня торжественно выгнали с поля — я бы даже не почувствовал обиды.

— Посиди у запасных, — предложил Зотов, кажется, уже жалеющий, что пригласил меня.

Я послушно опустился на освободившееся место, сгорбился и положил подбородок на сцепленные ладони. Вчерашний спич перед журналистами хоть и приглушил тему с «особым допуском», но отнюдь не снял тяжесть с моего сердца — наоборот, проговорив свои мысли вслух, я убедился в их правоте.

Всё дело в кнопке — возможности прервать существование по чужой воле. Камилла или логоса тоже можно отключить, и под это есть отдельная статья в Фикс-Инфо. Но я не мог вспомнить, когда это делалось в последний раз. ИскИны отключали себя сами, когда не видели другого варианта, или просто не успевали напортачить: свои же останавливали. До недавнего времени…

«Бэшки» — другое дело, их жестокость не в последнюю очередь определялась страхом перед потенциальными палачами.

Кнопка у Б-класса была примерно на том же месте, что и у меня. Но мало кто успел вспомнить об этой возможности: большинство думало о спасении себя, близких, вообще других людей. Внешнее отключение всегда было аварийной процедурой, крайностью, до которой редко доходило дело. И потому не было навыка… Он появился, когда стал уже не нужен.

Только после 189-го года о «той самой кнопке» заговорили вслух. И поспешили приделать «выключатель» А-классу. А то получался непорядок: андроид, но отключить нельзя…

— Кто она? — зашептали мне на ухо.

Я повернулся, увидел Молли — и чмокнул её в щёку. Комбо у неё был шикарный: с изысканным геометрическим рисунком, делающим её стройнее, и фантастическими манжетами. «Для кого она так принарядилась?»

— Рад тебя видеть!

— Взаимно! — улыбнулась моя давняя «подружка». — Так кто она?

— «Она»?

— Рейчик, ну, я же не дура! Я же вижу! Я разбираюсь в этом! — рассмеялись Молли, усаживаясь рядом. — Ты сейчас выглядишь как я в свои худшие моменты!

— А у тебя сейчас всё хорошо? — попытался я перевести разговор на другую тему.

Молли не поддалась.

— Это же не Бидди, верно?

Я подарил ей красноречивый взгляд.

— Понятно, что не Бидди! Тебе, кстати, привет от неё и от Илайчика.

— Угу. Им — тоже. У них всё хорошо?

— Лучше не бывает! Так кто она? — не унималась Молли.

Я вздохнул, но промолчал.

— Ты скоро улетишь? — спросила она — похоже, поняв, что ничего не добиться.

— В пятницу утром, как только всё закончится…

— У-у-у! — она приобняла меня за плечи и осторожно попросила:

— А можешь — первого? Вечерком?

— А что так? — покосился я на неё. — Кто-то очень хочет встретить со мной Новый Год?

— Я хочу встретить кое с кем Новый Год, — прошептала она и покраснела.

— С кем?

— Ну, ты же видел…

— С кем?!

Я никак не мог сообразить, когда оно имеет в виду.

— Ты же понимаешь… Он заходит, когда здесь…

— С Максом, что ли?!

— Угу…

Я вновь вздохнул. Макс Рейнер задержался на станции, чтобы приглядывать за мной (кстати, не зря, надо будет отдельно поблагодарить его за спасение от кулаков Сэта). В прошлые разы он проводил это время у лаборант-директора, но занимались они отнюдь не вопросами терраформинга… Улетит же он тоже вслед за мной, а скорее всего, отчалим вместе. Так что от меня зависело, с кем Молли проведёт новогоднюю ночь.

— Ладно. Задержусь до первого… — я не успел договорить — она едва не задушила меня в объятиях.

— Спасибо! Какой ты хороший! Как я тебя люблю!

Я обнял её в ответ: возможно, сама Молли не понимала, но серьёзные отношения с «доступным» человеком были большим прорывом для неё. Легкомысленное обыкновение влюбляться каждый месяц, страдать и переходить к новому кандидату — всё это мило, но чтобы захотеть быть с кем-то, кто мог принадлежать ей самой… Я был искренне рад за неё! Но стоило подумать об этом, как она принялась за старое:

— Так кто она?

— Давай, иди, мне сейчас выходить…

— Кто?

— Никто.

Молли внимательно посмотрела мне в глаза, неожиданно став очень серьёзной.

— Я желаю тебе счастья, — сказала она. — Хочешь, помогу?

— Спасибо. Иди, — улыбнулся я, стараясь выглядеть пободрее.

Зотов хотел видеть меня в третьем периоде — и звал на площадку. Надо было собраться, выбросить всё лишнее из головы — и выиграть. Пускай старый 191-й год закончится победой команды Западного сектора, где снова главенствует Аямэ! Получится символично, ведь играю и я тоже.

«Осталось решить, с кем встречать Новый Год, — подумал я, покидая скамейку запасных. — Это вроде как семейный праздник. Так кто у меня семья?»

 

День XV: Солнце

Сад Северного сектора разительно отличался от своего восточного брата. Конструкция, конечно, была та же, но наполнение — как другой мир! Мне даже пришлось пройти дополнительную проверку перед тем, как пройти туда. Оказалось, что существуют специальные требования к одежде и здоровью. К счастью, на мне был тэферский комбо, созданный с расчётом на взаимодействие с активной внешней средой, а в медицинской карте не было ничего, что заставило бы заподозрить «плохую переносимость высокой влажности», так что через несколько минут я шагнул в тропический лес, тёплый, шумный и бесконечно красочный.

Зелёный был тут главной краской, причём оттенков у него было столько, что я вспомнил свой первый закат на планете. В глаза рябило от пестроты — от нежно-бирюзового до тёмного изумруда, с ярким солнечным светом, пробивающимся в каждую щёлочку. Высоко в ветвях орали настоящие попугаи — местная достопримечательность: три вида, воспроизведённые несколько лет назад. Но птицами животный мир не ограничивался. Конечно, больше половины увиденных насекомых были камиллами, но попадались и настоящие — их можно было легко отличить по поведению. Если малиново-золотая сколопендра, прошмыгнувшая мимо моих ног, явно управлялась из блока, спрятанного где-то в полу или стенах (я заметил, как она берёт пробы из грунта), то роскошный жук-олень с огромными жвалами даже не думал уступать мне дорогу — и грозно клацал «рогами», так что пришлось аккуратно его перешагнуть.

Тропики были витриной — за полосой «дикого леса» скрывался всё тот же «огород», частично производственный, частично лабораторный. Аккуратные грядки с ценными культурами были расположены в правильном порядке, но из-за разницы в высоте растений поле напоминало лабиринт. Так и манило побродить там! Впрочем, меня интересовала закрытая зона — огороженные рекреационные лужайки, где проходили восстановительную терапию после срывов и тяжёлых кризисов.

Я не особо надеялся, что меня пустят сюда: из всех тильдийцев я был первым в списке нежелательных визитёров к Леди Кетаки. Но попытаться стоило, и неожиданно мне прислали приглашение. Что ж, это был добрый знак: значит, дела у неё идут на поправку. Будь иначе, врачи ни за что бы не позволили нам встретиться…

Она сидела в гамаке спиной ко мне — лицом к густым кустам гибискуса с яркими цветами и пышной тёмно-зелёной листвой — и выглядела до того умиротворённо, что на мгновение я засомневался: а стоит ли мне здесь быть? Когда мы виделись в последний раз, я пытался заставить её убить меня…

Заслышав шорох моих ботинок, она обернулась, тут же соскочила с гамака и подошла ко мне явно с намерением обнять — но замерла. Чтобы ясно обозначить своё отношение, я осторожно обхватил её руками, как будто бывшая Глава могла рассыпаться от лишней силы. И только тогда я понял, что соскучился по ней.

На ней был белый комбо с жёлто-зелёной оторочкой — форма пациентов, которым не повезло задержаться под опекой докторов. Но внешне она ничуть не изменилась: та же мягкая улыбка и ласковый взгляд. А вот я стал другим — как будто выше и шире в плечах.

— Здравствуй, здравствуй! Как же я рада тебя видеть! — сказала она и, словно удивляясь, провела кончиками пальцев по моим волосам. — Пошли, присядем.

Я совсем не умел обращаться с гамаком, и понадобилось несколько попыток, чтобы разобраться — за это время растаял последний лёд, что был между нами. А поскольку мы сидели плечом к плечу, я чувствовал её присутствие, но был избавлен от необходимости смотреть ей в глаза. Мы вместе любовались роскошными соцветиями «китайской розы», и они как будто были свидетелями нашего примирения.

— Чем больше я слежу за твоими успехами, тем больше понимаю: это будет считаться главным моим жизненным достижением — привезти тебя на «Тильду», — сказала Леди Кетаки.

Я прыснул — так обречённо и при этом иронично это прозвучало.

— Смейся! — добавила она с деланной печалью. — Ты хоть понимаешь, что никто, кроме тебя, не мог сделать всё то, что ты совершил?

— Не понимаю, — отозвался я. — Не было бы меня — нашёлся бы кто-нибудь другой.

— И скромность — тоже его достоинство, — прошептала она, и вновь погладила меня по голове, да так и оставила руку на моих плечах. — Но есть хоть что-нибудь, чем ты действительно гордишься?

— Юки и Брайан, — ответил я, не задумываясь.

— Ясно, — кивнула она. — Я примерно так и думала… То есть даже завтрашняя победа в выборах всё равно будет на втором месте?

— Ещё ничего не известно, — уклончиво возразил я. — Может, все за сегодня передумают.

— Ты сам-то в это веришь? — усмехнулась она.

Я пожал плечами:

— Не люблю загадывать наперёд — особенно в таких делах. Ну, а вы — за кого будете голосовать? За Ниула? Или воздержитесь?

Она задумалась — но я ошибся, когда решил, что из-за политики.

— Ты с ним ладишь.

— С чего вы решили?

— Зовёшь его по имени…

— Разве?

— Да.

— Просто оговорился!

— Нет, не просто, — она убрала руку и даже попыталась отодвинуться, но в гамаке это сложно. — Рэй, я очень хорошо понимаю, как была неправа с тобой. Как несправедливо поступала…

— Да хватит уже! — воскликнул я, но она перебила:

— Дослушай. Я должна это сказать. Я сама не ожидала от себя такой реакции! Наверное, это материнский инстинкт. Я должна была как-то реализовать его, по крайней мере, признаться себе в нём, а вместо это позволила ему командовать мной… Ты всё ещё обижаешься на меня? Злишься?

— Нет. Мне как-то не до этого… — признался я.

— Я едва не разрушила твою жизнь, пытаясь сделать тебе лучше. Как профессор Хофнер, который хотел оставить всё, как есть, и согласился вот на это, — я знал, куда она указывает. — И ты принял это, потому что выбора у тебя тогда не было, а я отчего-то вообразила, что это потому, что ты был согласен…

— Жалеете?

— Ужасно! — вздохнула она. — Я бы хотела, чтоб ты и меня называл по имени! Как своего Ниула.

— Он не «мой», — шёпотом возразил я. — Вообще я скоро улетаю. Надолго. Вот, пришёл повидаться. И поздравить с Новым Годом.

— Спасибо! — она вновь расслабилась и даже опустила голову мне на плечо. — Мне это нужно. Наверное, лучший подарок — знать, что я не совершила ничего непоправимого, и ты можешь жить дальше. И очень удачно жить…

— Вы тоже должны, — отозвался я. — Если когда будете куда-то баллотироваться, зовите меня — помогу.

Она расхохоталась и вновь обняла меня, а потом аккуратно столкнула с гамака:

— Иди! Спасибо, что зашёл, но не нужно зацикливаться на прошлом… С наступающим тебя Новым Годом и с удачным завершением всех дел! Заранее поздравлять с победой не буду, но всё равно — поздравляю. Хороший был год, Рэй, трудный, но хороший!

— Да. И вас тоже, — я осторожно прикоснулся губами к её виску и поспешил прочь, не оглядываясь.

К счастью, мне никто не встретился по пути к выходу, и когда я покидал Сад, на лице у меня уже не было ничего, кроме приветливости, только глаза немного покраснели. Наверное, из-за высокой влажности и слишком яркого света.

Правильно было снова повидать её — и убедиться, что она такая же. Почти такая же. И может быть, через год ей станет ещё лучше, а я стану ещё «выше и сильнее», и вообще перестану беспокоиться на её счёт… И всё равно сохранялось такое чувство, как будто мы расставались навсегда. А ещё я вдруг понял, что она никогда-никогда не вернётся в Администрацию.

— Привет! — человек, с которым я чуть я столкнулся, был удивлён не меньше меня.

Зере. Куда она шла? Откуда? Какая разница? Я смотрел ей прямо в лицо и не мог удержаться от счастливой улыбки.

Через два дня я покину «Тильду», а потом мы увидимся через год или даже десять. Наверное, извинения Леди Кетаки так повлияли на меня: я понял вдруг, что многие вещи надо делать тогда, когда они делаются, а не ждать «удобного» момента. Удобный момент прямо сейчас. А послезавтра вообще Новый Год — время завершать все дела. Так чего тянуть?

— Хорошо, что я тебя увидел, — сказал я, даже не поздоровавшись и с удивлением осознавая, что дар речи по-прежнему со мной. — В общем, я хотел признаться. Я тебя люблю. Влюбился, как дурак, и ничего не могу поделать с этим! С первого взгляда, с того первого дня. Если тебе когда казалось, что я вёл себя странно, это поэтому. Я всё понимаю, что ты не можешь и вообще. Просто хочу, чтоб ты знала об этом.

 

День XVI: Влюблённые

Выборы мы проспали.

То есть не совсем проспали — заветное действо длилось двадцать четыре часа, чтобы могли поучаствовать все смены. Но время до обеда считалось самым важным, и мне следовало там быть — рядом с Ниулом, поддерживая и ободряя, всё-таки я его во всё втянул… А я был рядом с Зере, но стыда за это не испытывал.

— Как насчёт встретить вместе Новый Год? — спросила она, заметив, что я уже проснулся.

— Да, — прошептал я.

— А потом вместе улететь на планету?

— Серьёзно? — переспросил я, пребывая в полудрёме и потому справедливо считая её необыкновенно приятные слова частью сна.

— Только я не буду заниматься камиллами — пойду по специальности. У меня же микология… Но мы сможем встречаться! Что такое?

Я снова застонал, но продолжал держать глаза закрытыми, чтобы не спугнуть приятное наваждение.

— Это не сон. Я, правда, это говорю!.. Ты бы видел, какая у тебя сейчас довольная мордочка! — захихикала она, и тогда я позволил себе окончательно проснуться.

Вокруг меня была комната, которой я удивился ещё вчера вечером. Потолок и стены здесь были покрыты золотистым мехом с бежевым подшёрстком и тёмными крапинками. Я даже успел погладить эту красоту, хотя был занят совершенно другим объектом для прикосновений. То есть другой.

Рядом со мной лежала, лукаво улыбаясь, женщина, которую я любил и на интерес которой даже не рассчитывал! Я просто хотел высказаться — выплеснуть свои мысли, получить закономерное: «Нет, извини», — и с чувством выполненного долга перелистнуть эту страницу. Она же, выслушав моё сбивчивое признание, сказала с заметным удовлетворением: «Годится!» — взяла меня за руку и увела к себе. И почему-то совсем не возникало желания спрашивать, что она на самом деле думает, чувствует и хочет. Мне хватало того, что она озвучила: согласие на разовые отношение. А теперь речь зашла про «встретить Новый Год вместе», а потом ещё и улететь со мной на планету…

Тут я вспомнил про время, и, закрыв лицо ладонью, снова застонал.

— А теперь что? — заинтересованно спросила она, лежа на боку и опершись на локоть.

— Завтрак я пропустил! Понимаешь, я завтракаю всегда в одном месте, в «Огоньке», с одной семьёй…

— Юки и Брайном Ремизовыми, — подсказала она. — Я знаю. Плохо, это точно…

С полочки рядом с кроватью я взял один из снятых альтерных браслетов, чтобы проверить будильник. Оказывается, этот поганец, удостоверившись, что я крепко сплю (причём уснуть я смог только под утро), послал Юки вопрос: «Будить или не будить?» Она великодушно разрешила не будить и даже написала, что совсем не обижается.

«Милая Юки», — подумал я и осторожно спросил:

— А ты давно знаешь, что… Ну…

— С первого дня, — невозмутимо отозвалась Зере и провела пальчиком у меня по лбу. — Вот здесь у тебя зажглась надпись «Втрескался» — большими такими красными буквами. А из ушей пошёл пар.

— Прямо-таки пар… — пробормотал я. — А что ж ты молчала и ничего не делала?

— А я должна была что-то делать? — удивилась она. — Это ты втрескался — с тебя и поступок, — и она не больно щелкнула меня по кончику носа.

Справедливо, и я устыдился своего глупого вопроса… Так и подмывало спросить, что же чувствует она, но я крепился, и вместо этого уточнил:

— Ты случайно не спамер? Тайный?

— Не-а, — она перекатилась на спину и сладко потянулась. — А давай закажем обед сюда? Фердинанд в честь Нового Года делает какие-то сказочные слоёные штуки. Такие крохотные, на один кус. И миллион начинок внутри! Давай закажем корзину, возьмём какой-нибудь фильм — и весь день проваляемся в постели?

— То есть как? — рассеянно поинтересовался я, внимательно глядя на её упражнения.

— Прямо так! У тебя кстати, как, много бонусов? Доставка будет кусаться…

— Бонусов? Бонусы есть, но…

— А ты никогда так не делал? И проголосуем лежа… Не волнуйся! Справятся без тебя!

Я крепко вцепился в себе в волосы — предполагалось, что от этого прояснится в голове. Но я даже не мог выбрать между голодом и Зере! Она же, прекрасно понимая моё состояние, продолжала потягиваться, перекатываясь с боку на бок, и, я заворожённый этим зрелищем, позабыл о пустом желудке.

— Красивая у тебя комната, — заявил я невпопад, садясь на постели. — Никогда такого не видел! Не жалко будет расставаться? Или перенесёшь туда?

— А там разве сидят по комнатам? — спросила она, ловко развернулась — и обхватила меня ногами за талию. — Я слышала, там суровые тэферы заезжают в купола только на время бурь, а всё время проводят в своих зроа посреди пустыни.

Я вспомнил о вездеходке — и сразу же попытался представить, сколько там места. «Но есть же и побольше, на двоих человек!»

— Значит, оставишь здесь? — я принялся поглаживать её стройные бёдра — и как-то сразу понял, что обед можно отложить.

— Она мне по наследству досталась, — отозвались Зере, подложив руки под голову с таким видом, как будто была на приёме у массажиста. — Когда я только сюда прилетела. Они были страшно рады, что к ним просто так перевёлся молодой специалист, и сразу начали обсыпать меня подарками!

— «Они»?

— Админы, — пояснила она. — Ребята в управлении. А здесь раньше жила Егинe Лоран — ну, знаешь, известный дизайнер.

— Нет, не знаю, — улыбнулся я, любуясь любимой женщиной и не желая думать о чём-то ещё.

— Да ты что?! — к моему неудовольствию, Зере приняла вертикальное положение, а потом вообще встала с постели. — Странно, что про неё ещё ничего не сняли! Такая жизнь! Летает от станции к станции, останавливается на несколько лет — и оформляет комнаты. Под заказ и просто так. Причём не всегда известно, над чем она работала… Она улетела на «Финеллу» в тот же сеанс, в который прилетела я. И эту комнату ещё не успели распределить… Я сразу в неё влюбилась! Так что ты будешь? — она подошла к стене, вывела меню.

— Закажи мне что-нибудь на свой вкус… Только не капусту! Ладно, давай я сам, — и я включил экран на противоположной стороне.

Голографический монитор формировался поверх меха — я вновь погладил тонкие длинные волоски, поразившись ощущению. Никакого статического электричества, и такая мягкость, как будто это был не мех, а цветочные лепестки. «Из чего же сделано?»

— Из чего это сделано? Не знаешь?

— Какая-то сложная формула, — отозвалась Зере, стоя ко мне спиной и продолжая изучать меню — на этой неделе было очень трудно выбрать!

Глядя на её ягодицы, я вдруг вспомнил Бидди. Они были очень разные: Бидди — более округлая и уютная, Зере — стройнее, выше и спортивнее. И от вида Бидди у меня не начинало бешено биться сердце…

— Она же ещё и химиком была! Сама придумывала вещество для каждого проекта.

— И это не повторяли?

Зере обернулась:

— Не знаю. Мне не попадалось. Всё-таки дорого — делать такое на заказ… Да и абонентская плата на поддержание — не каждый захочет обременяться!

— Думаю, очередь всё равно выстроится, — усмехнулся я, — Когда ты улетишь.

— А я сама выберу нового хозяина, — хитро улыбнулась Зере. — Даже уже знаю, кого… Первым пойдёшь в душ или я? — и она указала на душевую, совмещённую с санитарной комнатой. — Давай ты — у меня тут сообщение. И заодно проголосую.

— Точно! Голосование, — я отставил меню, торопливо зашёл в свой личный кабинет, вывел таблицу с кандидатами и отметил нужное имя. — Готово!

Ну, вот всё и кончилось. Ещё одно «сложное дело», о котором я так переживал. А в итоге это стало совсем не важно. Зато Новый Год я буду встречать в очень приятной компании. И с завершёнными делами — ничего не осталось незаконченным. Можно ни о чём не волноваться!

 

День XVII: Мир

[Егине Лоран], - значилось в обеих графах: и дизайнер, и разработчик материалов. Я страшно обрадовался этому! Ещё одна ниточка, соединяющая нас с Зере: белая берёзовая кора и золотой мех. Чёрные отметины и тёмные пятнышки. Случайность? Но было приятно думать, что в этом есть какой-то особый смысл.

С другой стороны, позор мне: принял как должное красиво оформленную комнату, не удосужившись узнать имя мастера. Конечно, камрад Лоран занималась партизанским оформительством не ради славы, но всё равно — администратор не должен игнорировать такие моменты.

Автора своей комнаты я смог проверить только после завтрака в «Огоньке», и в этот раз я не проспал и даже заранее проснулся, разбуженный сначала щекотанием пятки, а потом бодрым: «Ура! Поздравляю!»

Ниул Ярхо стал Главой Станции «Тильда-1». Кто бы сомневался! Хотя в первые дни выглядело не особо обнадёживающе…

— Здорово! Вы победили! — дети в «Огоньке» радовались этой победе больше, чем кто-либо ещё, хотя на их жизни смена руководства никак не отражалась.

Но в этот раз они болели как бы за «своих» — совсем как взрослые!

— Ты вчера проспал, потому что много работал? — спросила Юки, когда с поздравлениями было покончено.

Я кивнул и покраснел, не столько из-за вранья, сколько из-за воспоминаний о прошедшей ночи. Оказалось, что я «почти ничего не умею», но Зере это до того воодушевило, что она до утра преподавала мне «начальный курс».

К счастью, Юки не стала интересоваться подробностями моей «работы».

— А сегодня улетаешь? — Брайна больше интересовало будущее.

— Нет, завтра, — уточнил я.

— Значит, мы отпразднуем вместе! — засияла Юки, а мне стало очень грустно.

«Как ей теперь объяснить?»

— Может быть, у Рэя другие планы? — вмешалась проницательная Нтанда. — Смотри — он каждый день завтракает с нами, только вчера пропустил и когда летал на Шестую. А так — всё время с нами, каждый день! Но у него же в жизни не только мы, верно? У него есть друзья. Им бы тоже хотелось побыть с ним!

— Хорошо, — вздохнула Юки и печально шмыгнула носом. — Рэй, прости!.. Но ты же не прямо с утра улетишь? Ты же будешь завтракать?

— Это будет прощальный завтрак, и он целиком ваш, — торжественно пообещал я — и она вновь засияла.

Вообще-то ещё вчера, по совету Зере, я сделал отметку в своём профиле: «Новогодняя ночь занята». Впрочем, Юки ещё не умела сначала проверять такие моменты, и только потом спрашивать. Взрослые разбирались в отношениях лучше, так что никто меня не просил о том, что я не мог выполнить, только Молли прислала многозначное «Поздравляю». Я не стал уточнять, лишь ответил: «Спасибо». Видимо, она тоже умела читать эти буквы на лбу и видеть «пар из ушей», даже не будучи спамером.

Узнав всё, что нужно, о своей комнате и предупредив камилла о скором переезде, я пошёл туда, куда просто обязан был зайти — к Ниулу, разумеется. Поздравить: и с победой, и с Новым Годом. Судя по рабочему календарю, он был в своём рабочем кабинете — отныне не временном. Правда, в Восточном секторе теперь новый Квартер, но вряд ли он будет выгонять своего начальника.

Официальное коммюнике, которое я просмотрел, пока ждал приёма (Ниул опять был занят — кто-то зашёл то ли по работе, то ли с поздравлениями), сообщало о планах нового Главы. Предполагалось выделить в каждом секторе по несколько помещений для решения станционных вопросов. Штат расширять не будут, просто некоторые подотделы сделают общими, а все совпадения интересов будет курировать Глава. Зато у него появится больше времени для планеты и других станций: лучше изучить их интересы и помогать там, где его решения имели значение.

Параллельно с изучением нового распорядка я обменивался приветствиями с админами, которые проходили мимо меня по коридору.

— Привет, Рэй! Поздравляю с победой!

— Спасибо! С наступающим Новым Годом!

— И тебя также.

Предвыборная лихорадка закончилась, и напряжение, чувствовавшееся в административных блоках, сошло на нет, во многом благодаря фигуре человека, занявшего главное кресло. Будучи временным, Ниул продемонстрировал свой стиль — возможно, слишком мягкий на вкус некоторых, но, безусловно, комфортный. Независимость, подаренная Шестой станции, закрепила впечатление. Навязываться он точно не собирался, но гордиевы узлы разрубал красиво!

— Счастливого Нового Года! — я узнал этот голос — слишком часто прослушивал интервью с Айрис Аямэ.

Она вышла из кабинета Главы Станции, плотно закрыв за собой дверь, величественно кивнула мне — и проследовала в направлении Лифтовой зоны. Коротко стриженые тёмно-каштановые локоны колыхались надо лбом и ушами и слегка прикрывали затылок, подчёркивая длинную шею. Я снова подумал о гордом цветке под порывами ветра, а потом забеспокоился о Ниуле.

— Привет! — я бы не удивился, застав его в дурном расположении, но по нему никак нельзя было понять, кто только что посетил его.

— Заходи! — он приглашающе махнул рукой.

— Да я ненадолго — только поздравить…

— Заходи, — повторил он, — Садись. Как ты?

— Я?

— Ты вчера пропал, — напомнил Глава Станции. — Несвойственно тебе… Всё нормально?

— Я был с женщиной, — признался я, хотя не было ни малейшей необходимости в подобной откровенности.

Но почему-то перед Ниулом я не мог отделаться общими фразами.

— Замечательно, — кивнул он. — Не стал, значит, ждать марта?

Я смущённо рассмеялся.

— Как-то так…

— Теперь — в ТФ?

— Да. С ней.

Он приподнял бровь:

— А вот это очень хорошо! Прекрасно! Она внезапно решила?

— Нет, у неё образование позволяет. Видимо, давно, я не расспрашивал.

— Просто замечательно, — Ниул побарабанил пальцами по столу. — И когда летите?

— Ну, вот прямо первого. Завтра.

Он помолчал, как будто обдумывал что-то. Наконец, решился.

— Рэй, а что если я предложу тебе ещё задержаться?

— Зачем? — поморщился я. — Я вообще прилетел сюда ради медобследования — помнишь? Я не собирался сидеть до Нового Года. Ну, конечно, много всего случилось, и я не особо против, но ещё? У меня там дело, и я пока не готов поставить точку!

— Ради медиков. Опять, — ответил он — и включил большой экран над своей головой.

Появилась заставка общего референдума: для всех людей, не только станции, но и ТФ, шахтёров — всех. На таких референдумах обычно бывает один вопрос, достаточно простой, и задать его может, в принципе, любой человек. Но сначала комиссия решает — насколько это законно, да и нет ли уже готового решения. Главе Станции и высшему руководству было разрешено обходиться без предварительного утверждения.

А вопрос был простой: «Удалить Рэю ДХ2-13-4-05 предохранитель (кнопку): ДА / НЕТ».

Под вопросом были условия: «Ввиду возможного конфликта интересов, допускается лишь один процент отрицательных ответов и не больше десяти процентов воздержавшихся», и предупреждение: «В случае положительного результата данный акт будет противоречить решению Объединённого Совета Солнечной системы».

— Шансы не очень высоки, — сказал Ниул. — Но если получится, тебе придётся ещё здесь посидеть. Ненадолго, но… Но придётся. Как, согласен? Выпускать?

Я не мог говорить — поэтому только кивнул. В тот же миг опрос был опубликован в Сети. И сразу же пошло голосование. Я увидел, как растёт столбик «ДА». «НЕТ» и «ВОЗДЕРЖИВАЮСЬ» оставались нулевыми. Пока что.

— Могут подумать, что это была такая сделка, — предупредил я, отводя взгляд он внимательных глаз Ниула. — Что я поэтому помогал…

— И что? Проголосуют «против»? После того, что ты намедни заявил? «Меня вам не жалко!» Да после такого, да ещё перед праздником… Я свою работу вообще-то выполняю! Оправдываю избрание. И делаю сейчас, потому что, когда завтра это сделает кто-нибудь другой, я буду выглядеть… Ну, не лучшим образом. Так что не волнуйся. Это чистая политика. Ничего личного — я шкуру свою спасаю.

Я снова посмотрел на столбик «ДА» — он безостановочно рос.

— И когда это… закончится? — я кивнул на экран.

— Да как с выборами! Официально — на сутки, но как закончат, так и закончится. Думаю, мы ещё в этом году узнаем.

— Спасибо, — прошептал я, опуская голову.

Осознание того, что происходит прямо сейчас, внезапно обрушилось на меня, и стало тяжело, как при проходе через СубПорт. Никакие отзывы и опротестования не потрясли так, как вот это. Я ведь даже не рассчитывал на такое… Привык. Что ж, разумная защитная реакция: лучше привыкнуть и принять как «нормально», чем мучить себя надеждой. Но, видимо, где-то на самом дне сердца теплилось ожидание такого поворота, и каким бы неожиданным он не был, я не особо удивлялся.

— Хочешь, посиди здесь, — разрешил Ниул. — Хочешь — иди к своей девушке. Как хочешь! Но я бы на твоём месте не волновался. Никто не будет голосовать «против» и даже воздерживаться. Это не ради тебя, Рэй. Это ради нас. Ради каждого. Подарок, который каждый может сделать себе. Ну, как тут можно отказаться? Так что давай, улыбайся пошире! С Новым Годом тебя! С новым счастьем!

КОНЕЦ ДЕЛА № 9