Благодаря своему выгодному стратегическому положению между Персией, открытыми всем ветрам степями Центральной Азии и торговыми путями к Индийскому субконтиненту, Афганистан всегда был соблазнительным куском для супердержав. Когда примерно в 330 г. до н. э. армии Александра Великого вторглись в Афганистан, глазам местных жителей представилось внушительное и в то же время устрашающее зрелище. Впереди наступающих войск скакали разведчики. Высоты на обоих флангах контролировали быстрые и выносливые солдаты с дротиками. Основу войска Александра составляли плотные колонны кавалерии и пеших воинов, подобно змее извивавшиеся по афганским дорогам. Некоторые воины были одеты в украшенные плюмажами шлемы, пурпурные туники и сверкающие доспехи. Александр начал свою азиатскую кампанию четырьмя годами ранее, а завоевание Афганистана было ее главной целью. Прежде чем появиться на границе Афганистана, армия Александра уже покорила территории современных Турции, Сирии, Ливана, Израиля, Египта, Ирака и Ирана 1.
Одно из самых интересных описаний кампании было сделано римским историком Квинтом Курцием Руфом. Он писал, как Александр построил своих солдат перед походом на Афганистан и обратился к ним с такими словами:
…В новой и, сказать правду, непрочной империи, игу которой варвары покоряются с протестом, нужно, солдаты, время, чтобы они приучились к более мягкой власти и чтобы их грубый нрав смягчился. Плодам тоже требуется определенное время, чтобы созреть, даже лишенные разума, они мягчеют каждый по своему закону. Что же? Или вы думаете, что столько племен, привыкших к иным правам и власти, не связанных с нами ни религией, ни нравами, ни языком, стали нам покорны с того времени, как были разбиты нами в бою? Их сдерживает ваше оружие, а не их расположение; кто боится нас в нашем присутствии, станет врагом в наше отсутствие. Мы имеем дело с дикими зверями, хотя они и посажены в клетки, но их может смягчить не природа, а долгое время… тогда-то вы поспешите вернуть свое, тогда-то вы возьметесь за оружие. Но насколько лучше раздавить его, пока он напуган и едва владеет своим рассудком!2
По свидетельству Руфа, речь Александра была встречена с большим энтузиазмом 3. Великая армия вошла в Афганистан с территории современного Ирана. Около современного города Герат на западе Афганистана она остановилась. Тут был основан город-гарнизон Александрия-Арейа. Затем армия направилась на юг, в долину реки Гильменд. Эта крупнейшая река Афганистана имеет протяженность 1150 км и несет свои воды от гор Гиндукуш на севере до долины Гильменд на юге. Местные крестьяне используют ее для орошения своих полей. Берега реки покрыты плодородной почвой, на них высаживали фруктовые деревья и рощи финиковых пальм. В те времена долина была густо заселена и богата продовольствием, поэтому армия Александра остановилась там, чтобы дождаться окончания суровой зимы перед маршем на север. Ранней весной армия вышла в долину реки Кабул, пробиваясь сквозь тающий снег и лед. Постоянный пронизывающий холод причинял ей тяжелый урон.
Руф писал: «Армия, оказавшаяся в полном отрыве от цивилизации, вынесла все тяготы и лишения, которые только можно было представить – жажду, холод, усталость, отчаяние. Из-за страшного непривычного холода погибли многие солдаты, многие отморозили ноги, очень многие ослепли из-за ярких солнечных лучей, отражавшихся от снега»4.
Добравшись до долины Кабула, армия наконец получила провиант и прочие необходимые припасы. Афганская кампания Александра продолжалась до весны 327 г. до н. э., когда он перешел Гиндукуш и вошел в Индию. Гиндукуш представляет собой обширную горную страну, протянувшуюся вдоль Южной Азии. На востоке, недалеко от стыка границ Китая, пакистанской части Кашмира и Афганистана, Гиндукуш пересекается с Памирским хребтом. Затем он тянется на юго-запад через Пакистан и Афганистан и в западном Афганистане постепенно распадается на несколько относительно низких хребтов. Еще в древности контроль над высокогорными перевалами Гиндукуша имел огромное стратегическое значение, поскольку обеспечивал доступ в долины северной Индии. Через них шли армии Александра Великого, а спустя века – воины Чингисхана, Тимура и Бабура. Они вдохновили британского писателя Эрика Ньюби, который написал книгу о путешествии по Гиндукушу: «Здесь, в Арайю, одном из самых отдаленных мест на земле, обдуваемом всеми ветрами Азии, где горы казались костями, прорывающимися через кожу, я ощутил происхождение из страны, которая будет существовать в неизменном виде независимо от того, какие катастрофы постигнут остальное человечество»5.
Афганская кампания стала одной из самых трудных из всех, что довелось вести Александру Великому. Его противниками были не привычные европейские армии, а племена, которые жили в здешних степях и горах. И те, и другие сражались варварскими методами. Армия Александра превосходила своих азиатских противников в техническом плане, но ей нужно было очищать и удерживать обширные территории. Поэтому приходилось непрерывно вести войны на истощение с местным населением на многих фронтах и обращаться с ним без малейшей жалости. Солдаты грабили города, убивали либо обращали в рабство их жителей и, если сталкивались с сопротивлением, совершали дикие жестокости. Это можно было назвать если не геноцидом, то массовыми убийствами 6. Несмотря на пролитые моря крови, армии Александра Великого так и не удалось покорить население Афганистана. После его смерти в 323 г. до н. э. и без того слабый контроль над регионом рухнул.
После Александра Великого попытку завоевать Афганистан предприняли мусульмане. Нападение произошло примерно в 652 г. н. э., спустя два десятка лет после смерти в Медине пророка Мухаммеда, когда пришедшая с Ближнего Востока арабская армия захватила Герат. Однако им не удалось обратить в ислам непокорные местные племена. В результате в регионе продолжал существовать непрочный конгломерат из буддистов, зороастрийцев, индуистов и приверженцев других религий. Он сохранялся вплоть до возникновения Халифата. В 1221 г. по Афганистану и северным районам Индии пронеслись монгольские орды Чингисхана, оставившие после себя лишь смерть и разрушения. Созданная им империя простиралась от Китая до Кавказа. Монголы опустошили Афганистан. Чтобы исключить возможность мятежей, они истребляли население и стирали с лица земли города. Такая печальная участь постигла, например, Герат.
Позднее, в том же веке, горы Афганистана пересек венецианский путешественник и исследователь Марко Поло. Он отмечал, что «в этом королевстве есть много узких перевалов и естественных крепостей, так что жители не опасаются, что захватчики смогут как-то докучать им. Их города построены на вершинах гор или в местах, где удобно обороняться. Местные горы отличаются необыкновенной высотой»7. В 1383 г. завоевать Афганистан попытался великий полководец Тимур. Первым опять пал Герат. Тимур стал последним монгольским правителем, которому удалось создать огромную империю с территорией, простиравшейся от современной Индии до Средиземного моря. Бедность, кровопролитие и опустошения, оставленные армиями Тимура, стали причиной появления множества легенд, которые вдохновили многих писателей, например, Кристофера Марло – автора книги «Тамерлан» (Tamburlaine the Great). В начале XVI века армия могольского императора Бабура покинула территорию современного Ирана и переправилась через реку Аму-Дарья, которая спустя много лет служила границей между Советским Союзом и Афганистаном. Потомок Чингисхана, Бабур захватил Кабул в 1504 г., в возрасте 21 года. В 1522 г. он захватил Кандагар и предпринял повторную попытку захватить Индию, но так и не сумел здесь закрепиться. От моголов в Афганистане до сих пор остались многочисленные следы персидской культуры – от языка до музыки, живописи и поэзии.
В XIX веке британцы трижды вторгались в Афганистан и вели там жестокие войны, стремясь справиться с влиянием в регионе Российской империи. Британия провела линию по Аму-Дарье, и ее лидеры четко дали понять, что будут препятствовать любой попытке России двинуться на юг от этой реки. Но британцы заплатили большую цену за свой интерес к Афганистану. Первая англо-афганская война, продолжавшаяся с 1839 по 1842 г., закончилась унизительным поражением Британии. Отступление начали 16 000 солдат, их численность постепенно уменьшалась – из-за засад, ужасного холода и снега по колено. В конце концов, к своим вышел один человек. Уильям Брайдон (так звали единственного выжившего) вспоминал: «Это был ужасный марш, под непрекращающимся огнем неприятеля, когда офицеры и солдаты из-за снежной слепоты не знали, куда идти, и их становилось все меньше»8.
В 1878 г. британская армия снова вторглась в Афганистан, и началась вторая англо-афганская война. Почти 33 500 солдат начали наступление на трех фронтах, но их ряды косили холера и страшная жара – дневная температура воздуха в тени превышала сотню градусов (по Фаренгейту – т. е. 38° по Цельсию). Некоторые британские офицеры даже не посещали своих солдат, попавших в госпиталь, чтобы избежать шока от того, что они могли там увидеть 9. 27 июля 1880 г., во время сражения у населенного пункта Майванд, афганцы, лояльные Аюб-Хану, нанесли британцам поражение. Несмотря на одержанную в сентябре 1880 г. победу в сражении при Кандагаре, британцы предпочли уйти из Афганистана. Этому способствовали сильные антивоенные настроения в метрополии. После окончания боев генерал-лейтенант, сэр Фредерик Робертс отмечал: «Это может быть ударом по нашему самолюбию, но я уверен в своей правоте, когда говорю, что чем меньше афганцы видят нас, тем меньше они будут испытывать к нам неприязнь. Когда в будущем Россия рискнет вторгнуться в Афганистан или пройти по его территории в Индию, мы получим хорошую возможность подчинить афганцев нашим интересам, если в промежутках будем избегать вмешиваться в их дела»10. Его слова оказались пророческими.
Тем не менее, в 1917 г. из-за революции в России императорский режим Николая II рухнул, и Россия в обозримом будущем не могла представлять стратегическую угрозу. В 1919 г. британские лидеры начали третью англо-афганскую войну и в том же году (8 августа 1919 г.) подписали договор в Равалпинди, в котором признавалась государственная независимость Афганистана. Британские политики долгое время рассматривали Афганистан как стратегически важное буферное государство, защищавшее британские интересы в Индии от русской экспансии. В течение восьмидесяти лет британцы боролись с разрастающимся мятежом пуштунских племен на юге и востоке Афганистана. Когда Афганистан стал независимым, пуштуны пришли к власти. Они имели собственный язык (пушту) и неписаный свод законов или кодекс чести – Пуштунвалай, определявший социальный порядок и обязанности людей, а также такие ключевые понятия, как честь, солидарность, гостеприимство, взаимопомощь, стыд и месть. Пуштуны играли важнейшую роль в афганской истории в XX веке.
В 1919 г. король Аманулла-Хан начал модернизацию страны, но в 1929 г. его сверг Хабибулла Калакани, таджик по национальности. Калакани отстранили от власти через несколько месяцев после восстания пуштунов. Монархию возглавили члены пуштунского клана Мусахибан. Созданная ими династия правила почти пять десятилетий, с 1929 по 1978 г. Первым королем – выходцем из клана стал Мухаммед Надир-Шах, выросший в Британской Индии, служивший в армии в звании генерала и, перед тем как взойти на престол, проживший немало лет на юге Франции. В 1933 г. он был убит, и королем стал его сын, Мухаммед Захир-Шах, которому тогда было девятнадцать лет. В течение многих лет король оставался в тени, а правительство возглавляли его родственники. Наибольшую известность приобрел Дауд-Хан, двоюродный брат и зять Захир-Шаха. Он получил образование во Франции и в 1953 г. стал премьер-министром. Дауд-Хан был горячим сторонником пуштунского ирредентизма, включая создание великого «Пуштунистана» в границах населенных пуштунами областей Афганистана и Пакистана. Но в 1963 г. Захир-Шах, в конце концов, получил контроль над правительством и начал кампанию радикальных реформ, направленных на модернизацию и демократизацию страны.
Крах государства
В 1967 г. Рональд Нойман закончил обучение в Университете Калифорния-Риверсайд, получил ученую степень магистра политических наук и отправился в Афганистан, где его отец, Роберт Нойман, занимал пост посла США. Нойман-старший был профессором Калифорнийского университета, когда президент Линдон Б. Джонсон предложил ему стать послом. «Я заинтересовался политикой под влиянием отца, – вспоминал Рональд Нойман много лет спустя. – Из-за него в десятом классе я решил пойти на внешнеполитическую службу»11.
Эта поездка в Афганистан стала для Рональда Ноймана первой и последней перед тем, как почти через сорок лет он пошел по стопам отца и тоже стал американским послом в этой стране. Нойман путешествовал по Афганистану вместе с женой. Они проехали от Герата до Кабула. Часть того же маршрута повторил много лет спустя Рори Стюарт, описавший его в своем опубликованном в 2001 г. бестселлере «Места где-то между» (The Places in Between) 12. В Бадахшане, горной области на северо-востоке Афганистана в самом сердце Гиндукуша, Нойман участвовал в охоте на знаменитого барана Марко Поло (памирский аргали). Вернувшись из своего путешествия в Азию в конце XIII века, великий итальянец описал этих зверей весом под сто килограммов как «диких баранов огромных размеров» с рогами «длиной в шесть ладоней»13 (венецианская ладонь – мера длины, равна 0,3774 м). «Это было экзотическое приключение, настоящее путешествие в прошлое», – вспоминал Нойман 14.
Он также проехал по туннелю Саланг, пробитому в горах Гиндукуша и соединяющему север и юг Афганистана. В 1955 г. правительство Афганистана подписало с Советским Союзом соглашение о строительстве туннеля, который был открыт в 1964 г. Он оставался самым высокогорным автомобильным туннелем в мире до 1973 г., когда в Скалистых горах в США был открыт туннель «Эйзенхауэр Мемориал», который был немного длиннее и располагался немного выше. Для туристов и путешественников в те времена туннель Саланг был одним из главных чудес страны, если не всей Центральной Азии.
Страна, по которой Рональд Нойман путешествовал в 1967 г., наслаждалась несколькими десятилетиями стабильности и довольно сильным правительством. Каждый год в Кабул приезжали толпы туристов из Америки и Европы. Афганская столица была модным местом для молодых туристов-«дикарей», заполнявших городские кофейни и магазины ковров. Король Захир-Шах ввел репрезентативную форму правительства, за что удостоился самых высоких оценок от американского руководства. В совершенно секретной записке (под грифом «только лично»), направленной вице-президентом Спиро Агню президенту Ричарду Никсону в 1970 г., король характеризовался как «выдержанный серьезный человек, глубоко преданный своей стране» и «кажется, очень искушенный во внешнеполитических вопросах»15. Ему было тогда примерно 55 лет, у него была большая лысина, аккуратные усы. Создавалось впечатление, что он лучше чувствовал себя в европейской одежде, чем в традиционной афганской.
В 1964 г. король созвал Лойя-джирга (Большой совет), одну из самых свободных и влиятельных за всю историю афганского государства. Лойя-джирга подготовила новую конституцию Афганистана, устанавливающую двухпалатную законодательную власть и независимый суд. Конституция также закрепляла систему «сдержек и противовесов», основанную на разделеннии исполнительной, законодательной и судебной властей. В докладах Государственного департамента деятельность Захир-Шаха одобрялась, ее называли «программой движения к демократии» и отмечали, что король эффективно поддерживает стабильность в стране 16. Центральное правительство Афганистана было слабым, но Захир-Шах поддерживал в стране законность и порядок, используя метод разделения ответственности. В городских районах, например, в Кабуле, за обеспечение порядка и удовлетворение потребностей населения отвечало государство. В сельских районах за порядок и безопасность отвечали племена, кланы или общины. В случаях возникновения в сельских районах серьезных конфликтов в дело могли вмешаться государственные органы безопасности. Следовательно, мир и стабильность в стране поддерживались благодаря разделению полномочий между центром и периферией.
Однако к началу 70-х годов в стране появились признаки усиливающейся экономической и политической нестабильности. В августе 1971 г. у посла Роберта Ноймана состоялся тяжелый разговор с Захир-Шахом. Реагируя на замечания о растущей напряженности в отношениях, Нойман «решил жестко напомнить об отсутствии в стране прогресса, особенно об ухудшении ситуации в экономике». Он предостерег Захир-Шаха, заявив, что политическая обстановка становится все более нездоровой, а население чувствует себя безнадежно. «За проведенные мною здесь четыре с половиной года я еще не слышал на всех уровнях общества столько высказываний об ощущении безнадежности относительно способности нового правительства что-либо сделать»17. Были также сообщения о коррупции в правительстве и о волнениях в племенах, подрывающих общественную безопасность 18. Общественное мнение начало настраиваться против Захир-Шаха, которого все чаще считали высокомерным и оторвавшимся от жизни. В меморандуме, подготовленном по случаю окончания срока пребывания на должности, посол Нойман писал о короле:
Прилагательные «уклончивый», «осторожный», «хитрый», «умный» и т. д., которые приходят в голову, когда думаешь о короле, лучше всего характеризуют трудности, с которыми сталкиваются наблюдатели, как афганские, так и иностранные, пытающиеся дать оценку этому человеку и его деяниям. Он не писал мемуары и автобиографию, его официальные выступления были редки и, как правило, скучны. Встречаясь с представителями разных слоев афганского общества, он предпочитал не говорить, а слушать. По этой причине никто толком не знал о его взглядах19.
В 1972 г. до американских дипломатов в Афганистане и их контактов в разведке все чаще начали доноситься слухи о возможном перевороте. Во время одной из встреч Вахид Абдулла, директор департамента информации Министерства иностранных дел Афганистана, спросил посла Ноймана, как Соединенные Штаты отнеслись бы к переходу власти к Мухаммеду Дауд-Хану. Дауд, занимавший пост премьер-министра с 1953 по 1963 г., был известен своей прогрессивной политикой, особенно в вопросах прав женщин. Вахид Абдулла очень хотел узнать о возможной реакции США и уклончиво заметил, что «[Дауд] знает, что я здесь»20. Переворот казался неизбежным. В апреле 1972 г. Госдепартамент получил информацию о том, что переворот может произойти в течение «пары недель» и его возглавит Дауд 21. На протяжении 1972 и 1973 гг. американская и советская разведки собирали информацию о возможном перевороте 22.
26 июня 1973 г. Захир-Шах улетел в Лондон, чтобы пройти лечение по поводу кровоизлияния в глазу, полученное, по данным Госдепартамента, «во время игры в волейбол»23. Завершив лечение, Захир-Шах отправился в Италию, где планировал провести короткий отпуск. «Отпуск» оказался намного длиннее, чем кто-либо мог ожидать – король смог приехать в Афганистан лишь в апреле 2002 г., когда пал режим «Талибана». 16 июля 1973 г. Дауд при поддержке афганской армии совершил государственный переворот. Реакция Соединенных Штатов была неоднозначной. Например, в докладе Совета национальной безопасности Генри Киссинджеру отмечалось, что в годы пребывания Дауда на посту премьер-министра в 50-х годах он проявил себя «сильным руководителем» и «приложил значительные усилия в области модернизации экономики и вооруженных сил». В докладе говорилось также, что Дауд обратился к Советскому Союзу за экономической и военной помощью, и содержалось предупреждение, что он «может пойти на более тесное сотрудничество с Советами»24.
В то время Афганистан находился на «задворках» внешней политики Соединенных Штатов. «США практически не имели интересов в Афганистане, – признавал Грэм Фуллер, возглавлявший резидентуру ЦРУ в Кабуле в 1975–1978 гг. – Но там существовали хорошие возможности вербовки советских дипломатов и сотрудников КГБ, а также китайцев». Фуллер окончил Гарвардский университет и получил ученую степень сначала бакалавра, а затем и магистра в области советских и ближневосточных исследований. Он учился там вместе с уважаемым историком, специалистом по России Ричардом Пайпсом и будущим советником президента Соединенных Штатов по национальной безопасности Збигневом Бжезинским. Фуллер никогда не работал в Москве и за «железным занавесом», но все интенсивнее занимался поисками слабых мест Советского Союза. «Я интересовался ситуацией в «мягком подбрюшье» Советского Союза, поэтому я хотел служить в Афганистане». На протяжении 70-х годов ЦРУ с возрастающей озабоченностью следило за контактами Дауда с Советским Союзом и афганскими коммунистическими партиями. «Мы знали, что у Дауда очень тесные связи с Советами, – вспоминал Фуллер. – Вовлеченность Москвы в афганские дела становилась все сильнее»25.
Саурская революция
Возглавляемый Даудом государственный переворот оказался для Афганистана поворотным пунктом. После пятидесяти лет пребывания у власти пуштунов и относительной стабильности вся структура государственной власти подверглась основательной встряске. В течение нескольких последующих лет властные структуры функционировали все хуже, поэтому Дауд предпринял попытку ввести жесткий контроль со стороны центра. Москва, предоставлявшая Афганистану военную помощь с 1955 г., в свою очередь, с возрастающей тревогой изучала разведывательные сводки, в которых говорилось об усилении нестабильности в стране 26. В апреле 1978 г. был убит видный коммунистический деятель Мир Акбар Хайбер. К похоронной процессии присоединились более 15 000 демонстрантов, требовавших восстановления справедливости. Обстановка серьезно накалилась. Дауд отреагировал арестами лидеров марксистов, но его действия спровоцировали жесткий ответ. 27 апреля 1978 г. (месяц саур по принятому в Афганистане лунному календарю) офицеры афганской армии при поддержке офицеров ВВС осуществили государственный переворот, сопровождавшийся человеческими жертвами. Дауд был убит. 30 апреля военные передали власть Революционному совету, возглавлял который Нур Мухаммед Тараки. Последний оперативно подписал Указ № 1, провозглашавший образование Демократической Республики Афганистан 27. Москва постаралась стабилизировать ситуацию и немедленно предоставила помощь в виде бронетранспортеров, радиостанций, автоматов Калашникова и пистолетов Макарова 28.
В Соединенных Штатах на свержение Дауда отреагировали по-разному. Резидент ЦРУ Фуллер вспоминал: «В одном из первых докладов, которые я отправил в Вашингтон, содержалась всесторонняя информация о людях, которые вошли в новое правительство. Они все были членами Коммунистической партии, и мы располагали их неплохими биографиями. Но Госдепартамент и Американское Агентство международного развития подняли крик», поскольку американское законодательство запрещало им оказывать помощь коммунистическим партиям. «Они были вынуждены перекрыть все каналы финансовой помощи афганскому правительству. Но я называл вещи своими именами – Советы наступали»29.
Тараки родился в июле 1917 г. в бедной крестьянской семье в провинции Газни. В середине 40-х годов он основал левую партию «Виш залмиян» («Пробудившаяся молодежь»). В 1953 г. Тараки отправился в Вашингтон, где занял должность пресс-атташе посольства Афганистана. Когда король Захир-Шах назначил Дауда премьер-министром, Тараки публично объявил об уходе с должности и дал пресс-конференцию, во время которой назвал афганское правительство «кучкой феодалов». Согласно имеющейся информации, бывший пресс-атташе был скоро отозван и «по прибытии в Кабул позвонил деспотичному Дауду из кабульского кинотеатра: «Я – Нур Мухаммед Тараки. Я только что прилетел. Мне можно ехать домой или сразу в тюрьму?»30. Тараки было позволено ехать домой, но он был взят под надзор полиции. В 1965 г. он способствовал созданию Народно-Демократической партии Афганистана, которая в 1967 г. раскололась на две фракции: «Хальк» (народ), которую возглавил Тараки, и «Парчам» (знамя) во главе с Бабраком Кармалем.
Фракция «Хальк» выступала за немедленное свержение существующего правительства и создание коммунистического государства по советскому образцу. Фракция «Парчам» была за постепенное движение к социализму. Она аргументировала это тем, что в Афганистане не было развитой промышленности и, соответственно, пролетариата для осуществления истинно пролетарской революции, о которой говорится в «Коммунистическом манифесте». Острая взаимная неприязнь и разногласия между фракциями в будущем привели к краху Демократической Республики Афганистан и Саурской революции.
Во многих аспектах Бабрак Кармаль был полной противоположностью Тараки. Он родился в богатой семье в небольшой деревне неподалеку от Кабула. Его отец имел звание генерала и занимал высокое положение в обществе. Бабрак Кармаль учился на юридическом факультете Кабульского университета и вскоре стал активным членом студенческого профсоюза. В советском досье на Кармаля содержатся намеки на то, что он иногда больше думал о внешних проявлениях, чем о существе вопроса: «Он – искусный оратор, очень эмоциональный, но склонен к абстракциям в ущерб конкретному анализу» и «плохо разбирается в экономических вопросах, которые интересуют его на общем уровне»31. Кармаль все активнее занимался политикой, становясь убежденным марксистом, и в результате угодил на пять лет за решетку. В тюрьме его промосковские левые взгляды окрепли благодаря контактам с некоторыми сокамерниками, среди которых был, например, Мир Мухаммад Сиддик Фарханг. После освобождения Кармаль принял участие в выборах и был избран в нижнюю палату Национальной Ассамблеи, депутатом которой был много лет и зарекомендовал себя как противоречивая фигура. Когда в 1996 г. Кармаль скончался в возрасте 67 лет, афганская радиостанция «Голос шариата» подвела итог его жизни, высказавшись без намека на симпатию: «Во время своего нелегитимного пребывания у власти Бабрак Кармаль совершил все возможные преступления. Бог навлек на него лишения и боль. В итоге он умер от рака в больнице, принадлежащей его хозяевам – русским»32.
Столкновения между соперничающими фракциями продолжились осенью 1978 г. Одновременно в сельских районах происходили мятежи, организованные исламистами – противниками режима. Тараки проводил массовые аресты, пытал заключенных и тайно казнил оппонентов в масштабах, которые Афганистан не видел на протяжении почти столетия. На правительственном митинге в Кабуле в октябре 1978 г. лидеры страны представили новый государственный флаг Афганистана, на котором отсутствовали традиционные национальные цвета – черный, зеленый и красный. Подчеркивая свои промарксистские взгляды, они развернули красный флаг, на котором был нарисован сноп пшеницы и желтая звезда в верхней части. После этого по всей стране начались волнения. Жители восточных горных областей пуштуны взялись за оружие и включились в борьбу с правительством. Несколько районов на востоке страны – например, провинция Кунар, Гиндукуш, провинция Бадахшан – превратились в оплоты антиправительственных сил. Народно-Демократическая партия Афганистана ответила массовыми репрессиями, новыми арестами и казнями. Началось массовое дезертирство – тысячи солдат покидали свои части. Армия таяла на глазах. Ситуация в Афганистане вызывала все большее беспокойство советского руководства, которое направило в страну дополнительные контингенты агентов КГБ33.
В 1979 г. ситуация еще более ухудшилась. В феврале одетые в полицейскую форму вооруженные исламисты похитили американского посла Адольфа Дабса. Они забаррикадировались в номере кабульского отеля и пытались торговаться с афганским правительством. Через два часа подразделение сил безопасности взяло номер штурмом, Дабс при этом был убит. Советник президента Джимми Картера по национальной безопасности Збигнев Бжезинский заявил, что смерть Дабса стала «трагедией, в которой имели место или неумелость Советов, или тайный сговор»34. В следующем месяце начались массовые демонстрации протеста в Герате, которые сопровождались актами насилия. Солдаты 17-й дивизии вооруженных сил Афганистана, получившей приказ подавить беспорядки, в массовом порядке дезертировали. В совершенно секретной записке, подготовленной советской разведкой, был сделан вывод, что 17-я дивизия «развалилась. Входившие в нее артиллерийский и один из пехотных полков перешли на сторону мятежников». В документе говорилось также, что «руководителями мятежников являются идеологически мотивированные религиозные фанатики» и что они идут «под знаменем ислама, поэтому солдаты обращают оружие против правительства»35. Премьер-министр Тараки умолял Советы о срочной военной помощи, и глава советского правительства Алексей Косыгин обещал прислать вооружение, боеприпасы и военных советников 36.
Однако Советы колебались в вопросе отправки в Афганистан войск. Косыгин заявил Тараки: «Если мы введем войска, положение в вашей стране не только не улучшится, а, напротив, ухудшится». Косыгин подчеркнул, что население Афганистана поднимется против советских войск, как и могучие соседи – Пакистан и Китай, которые получат помощь от Соединенных Штатов 37. Центральный Комитет Коммунистической партии Советского Союза направил советскому послу в Афганистане Александру Пузанову записку под грифом «совершенно секретно», в которой говорилось, что «хотя вопрос отправки советских войск изучается во всех деталях», «это будет использовано враждебными силами прежде всего в ущерб интересов [Демократической Республики Афганистан]»38. Член Политбюро и будущий руководитель Советского Союза Константин Черненко отмечал, что если СССР введет войска и они «нанесут ущерб афганскому населению, то нас точно обвинят в агрессии. И мы никуда не денемся»39.
Мятежники удерживали Герат в течение трех дней, грабя склады с оружием и выслеживая правительственных чиновников. Тараки приказал частям афганской армии, дислоцированным в Кандагаре, выдвинуться к Герату и блокировать его, пока не подойдут две танковые бригады, направленные им из Кабула. Затем по его приказу бомбардировщики Ил-28 с военно-воздушной базы в Шинданде нанесли удары по некоторым районам Герата и штабу 17-й дивизии. К тому времени, когда мятеж был, наконец, подавлен, погибли до 5000 человек, включая сотню советских военных советников и членов их семей. Их головы мятежники насадили на шесты и носили по городу. Новости о событиях в Герате лишь увеличили количество случаев дезертирства и мятежей в афганской армии. Например, в мае механизированная колонна 7-й дивизии перешла на сторону мятежников в провинции Пактия, расположенной рядом с пакистанской границей в восточном Афганистане 40.
Разрушение афганских государственных структур продолжалось. В июне 1979 г. советское руководство, напуганное растущей угрозой гражданской войны, перебросило в Афганистан спецгруппу офицеров КГБ, переодетых в штатское, для охраны посольства в Кабуле 41. Масштабы мятежей расширялись, и в сентябре Тараки был вызван в Москву для консультаций. По возвращении в Кабул он был взят под арест своим заместителем Хафизуллой Амином и убит.
Амин, пуштун из города Пагман, расположенного недалеко от Кабула, имел ученую степень магистра образования, полученную в Колумбийском университете в Нью-Йорке. В досье Амина, подготовленном советской разведкой, он характеризовался как «человек очень энергичный, деловитый, твердый во взглядах и поступках, стремящийся добраться до сути вопроса. Обладает талантом привлекать к себе людей, которые затем поддаются его влиянию»42. Советское руководство чувствовало, что Амин слишком близок к Соединенным Штатам, и считало, что он хочет проводить более «сбалансированную политику» в отношениях с Западом. В совершенно секретной аналитической записке, направленной советскому лидеру Леониду Брежневу, содержалось предупреждение: «Известно, в частности, что представители США на базе своих контактов с афганцами приходят к заключению о возможности изменения политической линии Афганистана в направлении, более устраивающем Вашингтон»43. В нескольких докладах КГБ, подготовленных для Политбюро, выражалось опасение, что Амин может обратиться за помощью к американцам 44. Однако представители ЦРУ совершенно определенно отвергали наличие таких контактов. «Это был абсолютный нонсенс, – вспоминал Грэм Фуллер. – Я бы дрожал от счастья, будь у меня контакты такого рода с Амином, но их не было»45.
8 декабря 1979 г. в личной резиденции Брежнева состоялась встреча в узком кругу ключевых фигур Политбюро: главного идеолога Михаила Суслова, председателя КГБ Юрия Андропова, министра обороны Дмитрия Устинова и министра иностранных дел Андрея Громыко. Андропов и Устинов выразили серьезные опасения относительно того, что Соединенные Штаты пытаются усилить свое влияние в Афганистане, а Пакистан предпримет попытки аннексировать населенные пуштунами районы Афганистана. К концу встречи группа предварительно решила предпринять шаги в двух направлениях: во-первых, КГБ должен убрать Амина и заменить его на Бабрака Кармаля, во-вторых, следует серьезно рассмотреть вопрос отправки в Афганистан советских войск для стабилизации обстановки в стране 46.
10 декабря 1979 г. Устинов отдал устный приказ Генеральному штабу начать подготовку к развертыванию одной воздушно-десантной дивизии и пяти дивизий транспортной авиации. Он также приказал повысить уровень готовности двух мотострелковых дивизий Среднеазиатского военного округа и увеличить до штатов военного времени численность личного состава понтонного полка 47. Узнав о принятом решении, начальник Генерального штаба Николай Огарков вышел из себя и заявил, что войска не смогут стабилизировать ситуацию. Он назвал решение «безрассудным».
Устинов оборвал его в резкой форме: «Вы собираетесь поучать Политбюро? Ваша единственная обязанность – выполнять приказы».
Огарков ответил, что афганскую проблему следует решать политическими, но ни в коем случае не военными средствами, и подчеркнул, что афганцы никогда не реагировали положительно на иностранную оккупацию»48.
По всей вероятности, окончательное решение направить советские войска в Афганистан было принято днем 12 декабря небольшой группой советских руководителей, в том числе Брежневым, Сусловым, Андроповым, Устиновым и Громыко. Они выпустили директиву «направить несколько контингентов советских войск… на территорию Демократической Республики Афганистан с целью оказания интернациональной помощи дружественному афганскому народу» и «создания благоприятных условий для предотвращения антиафганских действий со стороны соседних государств»49. Члены группы были согласны с тем, что ситуация в Афганистане серьезно угрожает безопасности южных границ Советского Союза и что США, Китай и Иран, поддерживая афганский режим, могут извлечь для себя преимущества. В частности, Афганистан может в будущем стать американской передовой базой, расположенной совсем рядом с «мягким подбрюшьем» Советского Союза – республиками Средней Азии. Здесь важную роль сыграла идеология 50. Суслов и глава международного отдела Центрального Комитета КПСС Борис Пономарев считали, что Советский Союз должен противостоять исламскому фундаментализму. Устинов был убежден, что боевые операции могут быть завершены быстро, возможно, за несколько недель или месяцев. Так же думал и Брежнев 51.
«Все будет кончено через три-четыре недели», – сказал Брежнев советскому послу в США Анатолию Добрынину 52.
Существовала также оппозиция вводу войск, особенно в Генеральном штабе. Генералы Николай Огарков, Сергей Ахромеев и Валентин Варенников, отвечавшие за подготовку плана вторжения, направили Устинову соответствующий рапорт. В нем они предупредили Устинова о большой вероятности восстаний, особенно в стране с преобладающей гористой территорией, населенной воинственными племенами 53.
Ввод советских войск в Афганистан
Рональд Нойман наблюдал за вторжением Советов издалека.
В 1970 г. он пошел по стопам своего отца и поступил в Государственный департамент в качестве работника внешнеполитической службы. Отработав первую командировку в Сенегале, Нойман начал специализироваться на Ближнем Востоке. В 1973 г. он был назначен консулом в Тебризе (Иран). После этого Нойман работал референтом в американском посольстве в Иордании, заместителем главы миссии в Йемене, заместителем директора отдела Аравийского полуострова и заместителем главы миссии в Объединенных Арабских Эмиратах.
«Периодически я разговаривал с отцом об Афганистане – это продолжалось вплоть до его смерти», – сказал мне Нойман. Нойман-старший долгое время был членом Дартмутской конференции, представлявшей собой форум, на котором представители интеллектуальных и политических кругов обсуждали проблемы советско-американских отношений. Ее сопредседателями были Евгений Примаков (среди прочих), впоследствии ставший премьер-министром Российской Федерации, и аналитик ЦРУ Гарольд Сондерс, позднее ушедший в Совет национальной безопасности. В 1960–1981 гг. конференция собиралась тринадцать раз – попеременно в Советском Союзе и Соединенных Штатах. В ее работе принимали участие немало влиятельных экспертов. Во время войны в Афганистане конференция работала наиболее активно, собираясь каждые шесть месяцев. «Благодаря Дартмутской конференции отец был хорошо информирован о развитии ситуации в Афганистане и рассказывал мне о ней во время наших с ним бесед», – вспоминал Рональд Нойман 54.
Перед самым Рождеством 1979 г. элитные советские части начали прибывать в Кабульский аэропорт и на военно-воздушную базу в Баграме. Части 357-й и 66-й мотострелковых дивизий пересекли советско-афганскую границу в районе Кушки (Туркмения) и двинулись на юг по главному шоссе. 360-я и 201-я мотострелковые дивизии переправились на афганский берег Аму-Дарьи по понтонным мостам из Термеза (ныне – Узбекистан). Эта река длиной более 1400 км отделяла Афганистан от Советского Союза и протекала по территории Средней Азии. В Афганистане практически нет железных дорог, поэтому Аму-Дарья играла исключительно важную роль во время ввода войск как транспортная артерия, ведь по ней можно было организовать движение барж.
360-я мотострелковая дивизия достигла Кабула на Рождество, по пути взяв под контроль ключевой перевал Саланг и одноименный туннель, а 201-я дивизия шла на Кундуз и далее на восток в провинции Бадахшан и Баглан 55. По состоянию на 27 декабря 1979 г. в Афганистане находилось 50 000 советских военнослужащих, из них 5000 солдат и части спецназа (элитные части специального назначения) заняли позиции вокруг Кабула. Русские уничтожили основной телефонный коммутатор Кабула и взяли под контроль радиостанцию и Министерство внутренних дел. Советские десантники также захватили почту, склады с боеприпасами и прочие правительственные учреждения.
Подразделения специального назначения КГБ, переодетые в афганскую форму, атаковали президентский дворец. Охранники Хафизуллы Амина оказывали сопротивление в течение нескольких часов, но были, в конце концов, сломлены. Спецназовцы КГБ убили Амина 56. Из аэропорта приехал Бабрак Кармаль, который взял на себя руководство правительством страны и обратился к ее гражданам по «Радио Кабул»:
«Сегодня был остановлен… конвейер пыток, запущенный Амином и его прихвостнями, кровавыми палачами, узурпаторами и убийцами десятков тысяч наших соотечественников… Наступил новый этап Апрельской революции, совершенной благодаря нерушимой воле героического афганского народа… Бастионы деспотизма кровавой династии Амина и его сторонников – сторожевых псов Надир-Шаха, Захир-Шаха и Дауд-Хана, наймитов мирового империализма во главе с американскими империалистами – уничтожены. От них не осталось ни камня»57.
Советы имели все основания для волнения относительно возможного американского вмешательства в афганские события. В начале 1979 г. администрация президента Картера начала рассматривать возможности оказания помощи афганским мятежникам по тайным каналам. Весной Збигнев Бжезинский предложил несколько способов подорвать влияние русских на их собственном «заднем дворе». Он убедил президента Картера санкционировать первую поставку оружия мятежникам. Она состояла из старых 3,03-линейных (7,7 мм) английских винтовок «Ли-Энфилд»58. 30 марта 1979 г. заместитель советника по национальной безопасности Дэвид Аарон провел в Белом доме мини-заседание Специального координационного комитета по Афганистану. На встрече заместитель государственного секретаря по политическим вопросам Дэвид Ньюсом заявил, что Соединенным Штатам следует противостоять растущему присутствию Советского Союза в Афганистане, а представитель Пентагона Уолтер Слокомб спросил, не будет ли полезно «втянуть Советы во вьетнамское болото».
Аарон закончил встречу вопросом ко всем членам комитета: «Существует ли интерес в поддержании [афганского] повстанческого движения, или риск того, что мы спровоцируем русских, слишком велик?»59
В течение следующих нескольких недель шли дискуссии высокопоставленных чиновников разных ведомств о возможных действиях США в Афганистане. Сотрудник центрального аппарата ЦРУ Арнольд Хорелик направил директору агентства Стэнсфилду Тернеру справку о возможной реакции Советского Союза на оказание Соединенными Штатами помощи мятежникам. В ней Хорелик утверждал, что тайная помощь лидерам афганской оппозиции нанесет ущерб русским. 6 апреля под председательством Бжезинского состоялось заседание Специального координационного комитета, на котором обсуждались возможные действия США в Афганистане. Рассматривались различные сценарии от поставок оружия и помощи в подготовке боевиков до более безобидных способов поддержки оппозиции.
После длительных дебатов группа рекомендовала ЦРУ начать оказание невоенной помощи оппозиционным группировкам, и 3 июля 1979 г. президент Картер подписал первое распоряжение об оказаниии помощи афганским моджахедам. Оно предусматривало тайную поддержку проводимых оппозицией пропагандистских мероприятий, предоставление оппозиции возможности ведения пропаганды по радио через третьи страны, предоставление оппозиции финансовой поддержки путем выделения наличных денежных средств и поставку ей небоевого имущества 60. Бжезинский, у которого планы Советского Союза в регионе вызывали особое беспокойство, заявил Картеру, что русские могут не остановиться на Афганистане: «Я предостерег президента относительно того, что если русские победят в Афганистане, то они смогут добиться образования независимого Белуджистана и тем самым получат доступ к Индийскому океану.
При этом Пакистан и Иран будут расчленены»61.
Тем не менее, существовали существенные разногласия относительно намерений русских. ЦРУ направило президенту Картеру и другим членам Совета национальной безопасности совершенно секретный меморандум, вывод которого гласил, что «маловероятно, что оккупация русскими Афганистана является первым этапом реализации многоступенчатого плана быстрого установления гегемонии над всей юго-западной Азией». Скорее всего, она объясняется тем, что Советы очень озабочены коллапсом государственной власти в стране, входящей в их сферу влияния. Арнольд Хорелик попытался найти компромисс. В записке на имя Бжезинского он написал, что ввод советских войск в Афганистан представляет собой «качественный поворот в советской внешней политике в регионе и по отношению к государствам «третьего мира»». Передавая документ Бжезинскому, Стэнсфилд Тернер приложил к нему собственный комментарий:
«Я бы хотел добавить от себя, что я был бы немного более категоричен, чем это сказано в документе, в плане того, что поведение русских в Афганистане не является отклонением от нормы. Я согласен с тем, что у нас нет подтверждений того, что русские твердо намерены продолжать проводить агрессивную политику в странах «третьего мира»… Тем не менее, я считаю, что результаты их деятельности за последние пять-шесть лет свидетельствуют о растущем желании определить пределы нашего терпения. «Разрядка» не стала препятствием для их все более настойчивого поведения в Анголе, Эфиопии, Кампучии и Йемене. Это не должно повторяться снова, даже если мы вернемся к политике «разрядки». В документе делается вывод, что настойчивость русских в будущем будет, вероятно, зависеть от того, насколько «успешной» сочтет советское руководство интервенцию в Афганистане»62.
Несмотря на столь противоречивые оценки, едва ли существуют надежные свидетельства того, что советские лидеры хотели поставить под контроль Пакистан, Иран и получить доступ к Индийскому океану. Скорее, они были озабочены коллапсом власти в Афганистане и подозревали, что Соединенные Штаты и соседи Афганистана попытаются заполнить образующийся вакуум.
Представляется невероятным, что русские вообще вмешались бы в события в Афганистане, если бы сначала там не рухнуло государство. Эксперт по Афганистану Барнетт Рубин в своей книге «Распад Афганистана» (The Fragmentation of Afghanistan) пишет: «В конечном счете, продолжительность мятежа и сопутствующий развал государства стали результатом его [государства] внутренней слабости». Затем он продолжает: «Основной причиной столь быстрого распространения мятежа стал фактический распад армии из-за серии бунтов, выразившихся как в виде дезертирства солдат с небольших постов, так и массовых беспорядков почти во всех основных гарнизонах»63. Восстание охватило афганские города – включая Герат на западе, Джелалабад на востоке и, в конечном итоге, сам Кабул.
Некоторым высокопоставленным афганским чиновникам, например, Исмаил-Хану и Абдулу Рауфу, которые приняли участие в мятеже, удалось бежать и присоединиться к оппозиции. Таким образом, не вызывает сомнения, что именно распад афганской армии в конце 70-х годов, а не мощь оппозиции, стал главной причиной распространения мятежа 64. Власти страны оказались не в состоянии восстановить законность и порядок и обеспечить удовлетворение основных потребностей населения. Советский Союз ввел войска в Афганистан, чтобы заполнить образовавшуюся пустоту.