Эпизод первый
СЕРДЦЕ МУМИИ
Чарльз Борегард
Клуб "Диоген" расположен за неприметной дверью на лондонской улице Пэлл-Мэлл, на задворках Уайтхолла. Через его вполне обыкновенное фойе проходят самые нелюдимые и необщительные люди города. Список его членов представляет собой величайшую (если не считать Палаты лордов) коллекцию оригиналов, мизантропов, гротескных личностей и разгуливающих на воле лунатиков.
Созданное якобы для удобства той разновидности людей, которые стремятся жить в оплаченной изоляции от себе подобных, это скромное заведение на самом деле представляет собой нечто куда большее. Звуконепроницаемые комнаты на верхнем этаже зарезервированы для Тайного Совета клуба, состоящего из пяти человек, каждый из которых имеет непосредственное отношение, преимущественно благодаря не слишком значительным должностям, к правительству Ее Величества.
Чарльз Борегард находится в распоряжении клуба "Диоген", и когда к нему обращаются, это неизменно влечет за собой путешествие в какой-нибудь отдаленный уголок земли и затрагивает конфиденциальные вопросы, касающиеся интересов Великобритании. Хотя Борегард считает себя чем-то средним между дипломатом и курьером, порой ему приходится быть и детективом, и взломщиком, и самозванцем, и чиновником. Тайная деятельность правительства предоставляет ему возможность заниматься разнообразной и захватывающей деятельностью.
Кое-какие из дел клуба "Диоген" известны за его пределами как "Большая Игра".
Чарльз Борегард впервые появился в заслужившей шумное одобрение новелле Кима Ньюмана "Багровая власть" (Red Reign) в "Антологии вампиров" (The Mammoth Book of Vampires, 1992), которую автор позднее расширил до снискавшего награды романа "Анно Дракула" (Anno Dracula, 1992). С того времени Борегард, вместе с ирландской журналисткой Кэтрин Рид, оказавшейся вампиром, появлялся в сиквелах "Кровавый Красный Барон" (The Bloody Red Baron, 1995) и "Слезный суд" (Judgment of Tears, 1998), хотя в этих романах действует иная временная шкала, нежели в "Семи Звездах". Кейт Рид, являющуюся также главной героиней рассказа Кима Ньюмана "Дракула Копполы" (Coppola's Dracula) в "Антологии Дракулы" (The Mammoth Book of Dracula, 1997), придумал Брэм Стокер, но этот образ так и остался незаконченным. Генри Уилкокс позаимствован у Э. М. Форстера, Томас Карнаки — у Уильяма Хоупа Ходжсона, а инспектор Лестрейд, разумеется, у сэра Артура Конан Дойла.
Клуб "Диоген" тоже был придуман Конан Дойлом — его членом был брат Шерлока Холмса Майкрофт — в рассказе "Переводчик с греческого" (The Greek Interpreter, 1893), но лишь один из соавторов сценария и режиссер фильма "Частная жизнь Шерлока Холмса" (The Private Life of Sherlock Holmes, 1970) Билли Уайлдер утвердил этот клуб в статусе конспиративного звена разведывательной службы.
Он был размером с человеческое сердце. Чарльз Борегард заслонил его ладонью с расставленными пальцами и зажмурил один глаз, но камень все равно был виден.
— Обычно рубины бывают меньше, не так ли? — спросил он.
Профессор Трелони пожал плечами. — Наверно. Я египтолог, а не геолог. Строго говоря, рубин — это совершенно прозрачный красный корунд, хотя в широком смысле этот термин применяют просто для красных драгоценных камней вроде некоторых разновидностей шпинели и фаната. Среди специалистов по драгоценным камням идет спор, истинный ли это рубин. Корунды, как вам известно, — сапфир и прочие, — уступают по твердости алмазу. "Семь Звезд" по меньшей мере так же тверд, как и алмаз.
Трелони постучал по "Семи Звездам" костяшками пальцев, касаясь его перстнем с бриллиантом. Он не попытался поцарапать им бесценный камень. Вероятно, из страха повредить кольцо.
— Так это красный бриллиант? — предположил Борегард.
Трелони приподнял пышные брови.
— Вполне возможно, если таковые существуют. Или, может, неизвестный современной науке драгоценный камень. Разновидность, возможно, некогда известная правителям-фараонам, канувшая в безвестность и теперь вновь открытая во славу нашей дражайшей королевы.
С того самого момента, как развернули материю, обнажив камень, Борегарду хотелось потрогать его. Но он держал руки подальше. Как ни глупо, у него было ощущение, что камень горяч, как огонь, словно его только что выплюнуло из жерла вулкана.
— Почему он называется "Семь Звезд"?
Трелони улыбнулся, сморщив обветренное лицо.
— Не будете ли вы любезны прибавить света в газовой лампе?
Борегард подчинился. Пламя взметнулось со змеиным шипением, давая больше света. Цокольный этаж Британского музея был разделен на множество запасников, кабинетов и лабораторий. Берлога Трелони, в которой на удивление царил порядок, предназначалась в данный момент для изучения загадочного камня.
Трелони натянул белые хлопчатобумажные перчатки и поднял предполагаемый алмаз. Ему пришлось широко раздвинуть большой палец и мизинец, чтобы надежно обхватить его.
— Взгляните сквозь камень, на пламя.
Борегард обошел вокруг стола. Трелони держал драгоценный камень на манер линзы. В красной глубине горело семь звезд. Борегард переместился, и огни исчезли. Он передвинулся обратно, и они вспыхнули снова. Семь огненных точек, знакомый узор.
— Большая Медведица, — прокомментировал он.
Трелони положил камень обратно.
— Большая Медведица, Повозка Шарлеманя, старый добрый Плуг. Известная также, насколько я знаю, под названиями Семизвездие, Семь Пашущих Быков и — у индусов — Семь Старцев, или Семь Праведных Древних Мудрецов. Или, как сказали бы наши американские сородичи, Большой Черпак. Кстати, ради Аида, как вы думаете, что такое черпак?
— Ковшик. Вы интересуетесь астрономией, профессор?
Трелони рассмеялся и указал на камень:
— Я интересуюсь вот этим. Все остальное я узнал из энциклопедии.
— Это природный эффект?
— Если нет, то древнеегипетские ювелиры владели забытыми нынче секретами. Что, между прочим, является не такой уж невероятной гипотезой. Мы до сих пор толком не знаем, как они ухитрились построить пирамиды. Я склонен, однако, считать эти звезды естественным, или сверхъестественным, явлением.
— Сверхъестественным?
Брови Трелони снова изогнулись.
— Видите ли, существует проклятие.
— Ну разумеется.
Теперь, без света позади, камень казался мертвой глыбой, огромным сгустком крови. Наверняка его история связана с кровью, и немалой.
— Я не могу принимать проклятия слишком всерьез, — объявил Трелони. — Любое древнее место по меньшей мере трижды проклято. Если учитывать всю коллекцию вредных для живущих людей предметов из разных нечестивых могил, пришлось бы считать Британский музей самым проклятым местом во всей империи. Но сотни посетителей каждый день бредут но его лестницам без всяких дурных последствий для себя. Разумеется, если только до этого они не побывали в пирожковой на Грейт-Рассел-стрит.
Борегарду подумалось, что профессор, возможно, пытается скрыть страх.
— И все же, — задумчиво добавил тот, — у этой маленькой вещицы есть свои секреты.
— Уверяю вас, профессор, меня не было бы здесь, если бы эти секреты не воспринимали вполне всерьез высокопоставленные люди.
— Я понимаю.
Трелони был открытым человеком, вовсе не похожим на занудного профессора. Он провел в пустынях и на раскопках гораздо больше лет, чем в аудиториях и запасниках. Борегарду он понравился с первого взгляда. Однако профессор был осторожен с ним.
Должно быть, Борегард казался ему загадкой: не полисмен, не дипломат, и все же ему поручили это щекотливое дело. Предполагалось, что, если Борегарду придется объяснять, кто он такой, тот назовет себя слугой королевы и не станет упоминать о клубе "Диоген", этом придатке государственной власти, с которым он был связан.
— С того момента, как "Семь Звезд" был найден…
— В Долине Мага, два года назад, — уточнил Трелони.
— Умерло девять человек. В связи с этим камнем.
Трелони пожал плечами. Борегард знал, что большинство умерших были коллегами профессора.
— В этом нет ничего таинственного, Борегард. Этот камень представляет огромный академический интерес, но и стоимость его тоже огромна. Традиционные расхитители гробниц считают, что египтологи, так сказать, браконьерствуют в их угодьях. Для нас эти останки — удивительные отсветы утраченной истории, но для поколений феллахов [18]Феллахи — египетские крестьяне.
захоронения давно умерших все равно что поля с картошкой, которую надо выкопать и продать.
Взгляд Борегарда все время возвращался к камню. Это был один из тех предметов, что наделены притягательной силой. Даже без света позади в нем был огонь.
— Насколько я понял, он был найден внутри мумии?
Трелони кивнул:
— Вещь необычная, но уже известная. Это была мумия Пай-нет'ема, одного из слуг Менептаха III. Судя по обрывочным записям, фараон, похоже, полагался на него, как наша добрая королева — на лорда Солсбери. Влиятельный советник. А Менептах — бездельник, переложивший скучнейшую управленческую рутину на людей вроде старины Пай-нет'ема.
— Он и есть тот самый маг, в честь которого назвали долину?
— Почти наверняка нет. Тело Пай-нет'ема было втиснуто между множества других гробниц. Место погребения очень скромное, особенно учитывая его влиятельность. По справедливости, он должен был бы быть похоронен в фиванском подобии Вестминстерского аббатства. Сначала мы думали, что это мумия одного из слуг Пай-нет'ема, но факты — "Семь Звезд" не в последнюю очередь — показали, что это его собственное тело.
— А камень?
— Мы перевезли мумию сюда для исследования. Когда мы с сэром Джозефом Уэмплом наблюдали за тем, как ее разбинтовывали, нам показалось, что в груди у нее вспыхнул огонь. Игра света, но потрясающе. Это уникальная находка. Каирский музей древностей принялся бекать и мекать и просить свою мумию назад и камень, разумеется, тоже! Однако лорду Кромеру удалось убедить хедива, что самым достойным образом действий будет преподнести "Семь Звезд" в дар королеве в честь ее юбилея.
— Впоследствии сэр Джозеф был убит?
Трелони кивнул:
— Какой-то злодей перерезал ему горло. В его же кабинете. Четырьмя дверьми дальше по коридору. Тупым ножом. Вид был такой, будто ему рвали шею голыми руками.
— Но камень уцелел?
— Вообще-то, он был в сейфе. Для особо ценных вещей у нас есть специальные стальные камеры.
Борегард видел полицейские отчеты. Была осторожно допрошена половина лондонских ученых-египтологов, подозреваемых в приверженности некоему изуверскому культу. Никаких арестов не последовало.
Смерть сэра Джозефа привлекла к "Семи Звездам" внимание клуба "Диоген". Майкрофт Холмс, член Тайного Совета, вырезал заметку из "Таймс" и предсказал, что это дело переадресуют по их ведомству.
— Мумию вернули в Каир?
Борегард полагался на свою излюбленную тактику, задавая вопрос, ответ на который знал. Майкрофт учил, что факты сами по себе часто менее важны, чем то, как человек их преподносит.
— В том-то и дело, — ответил Трелони, хмуря брови. — Тот, кто убил сэра Джозефа, похитил мумию. Эти останки были довольно легкими. И все же не так-то просто было бы миновать нашего крепкого ночного сторожа. И в денежном плане не слишком выгодно. Мумий у нас полно. Погребальные украшения большинства из них были разграблены тысячелетия назад. Не находись драгоценный камень внутри Пай-нет'ема, грабители забрали бы его вместе с прочим могильным имуществом.
— Древние мертвецы нужны тем, кто занимается некой оккультной практикой, — заметил Борегард.
— Боже правый, для чего?
— Амулеты, зелья, тотемы и тому подобное. Составная часть магических ритуалов.
Трелони ничего не ответил. В Оксфорде он был членом оккультного сообщества, Ордена Овна.
— Глаз мумии, собачий коготь и всякое такое, — не отступал Борегард.
Наконец Трелони фыркнул.
— Некоторые болваны в самом деле интересуются всей этой чушью, — признал он. — В студенческую пору я и сам ввязался в такую компанию. Сыновья тех дурней, с которыми я был знаком, возможно, все еще платят бешеные деньги за толченый конский навоз, выдаваемый за прах магов Атлантиды. Может быть, бедные кости Пай-нет'ема чего-то и стоят на этом странном рынке. Надеюсь, полиция расследует эту сторону дела.
— Я тоже.
Борегард снова взглянул на "Семь Звезд".
— Я не слишком стану убиваться, если камень отправится в Тауэр, — сказал Трелони. — Не побоюсь сказать вам, что смерть сэра Джозефа напугала меня. Ученый во мне говорит, что я не должен выпускать камень из рук, пока все его тайны не будут разгаданы. Но осторожность подсказывает, что пусть лучше о нем позаботится кто-ни-будь другой.
— И этот другой — я?
Трелони печально улыбнулся. Он накрыл "Семь Звезд" покрывалом.
— От Менептаха к Пай-нет'ему, — сказал профессор, — а теперь от Абеля Трелони к королеве Виктории. От фараона к правительнице империи всего за каких-то три тысячи лет. Может быть, этим все и окончится. Что касается моей роли, то я очень на это надеюсь.
Борегард спустился по лестнице. К концу дня людские толпы поредели. Он коснулся полей шляпы, приветствуя Дженкса, человека из "Диогена", который был одет в униформу служителя и работал здесь, присматривая за происходящим, особенно с момента убийства сэра Джозефа.
Древнеегипетский зал, всегда такой популярный, сейчас был почти пуст. В помещении господствовала над всем огромная безносая голова с жуткими бесстрастными глазами. Борегарду захотелось взглянуть на мумии, чтобы получить представление о пропаже.
Под стеклом лежало обмотанное бинтами тело молодой девушки.
Борегард подумал о своей покойной жене, Памеле. Она похоронена в горах Индии, бесконечно далеко отсюда. Окажется ли она тысячелетия спустя выставленной на всеобщее обозрение, типичный экземпляр из XIX века нашей эры?
На мгновение он ощутил связь. С этой девушкой.
Табличка гласила, что имя ее неизвестно, но она дочь богатого человека. В ее захоронении были обнаружены глиняные фигурки — ушебти , [21]Ушебти — изображающие слуг погребальные статуэтки из гробниц.
которые должны были стать ее слугами в загробной жизни. Бинты покрывали лицо и тело замысловатым узором — "елочкой". Под древней материей все еще выделялся нос.
У Борегарда возникло ощущение, что он — лишь миг, краткая пауза в истории, которая началась задолго до него и будет еще долго продолжаться после его смерти. Люди приходили и уходили, но некоторые вещи оставались, будучи вечными.
Он подумал о "Семи Звездах", чей покой никто не тревожил три тысячи лет. И кто знает, каким древним был этот камень, когда его погребли внутри Пай-нет'ема?
По хребту Борегарда пробежал холодок. Он чувствовал спиной чей-то взгляд, но единственным, что отражалось в стеклянной витрине, была слепая каменная голова.
Он обернулся и увидел женщину, бледнолицую, в дымчатых очках. Почти девушку, прекрасную и хрупкую. На миг ему подумалось, что она, должно быть, тоже слепая, но она наблюдала за ним.
Он уже был готов заговорить с ней, но она стремительно исчезла.
В другой жизни…
Он снова взглянул на мумию, не понимая, почему это он так разволновался.
Он пожелал Дженксу всего наилучшего и покинул музей.
Улица Пэлл-Мэлл была разукрашена донельзя. Лондон постепенно исчезал под жизнерадостными полотнищами патриотических украшений в цветах национального флага в честь семидесятипятилетнего юбилея королевы. За шестьдесят лет ее пребывания на троне в Британии и Британской империи произошли невообразимые перемены. Королева пережила конституционные кризисы, являя собой пример правителя, недосягаемый для многих из ее подданных, включая ее собственных детей.
От Британского музея он взял открытый кеб, наслаждаясь ранним июньским вечером. Юбилей, хотя еще и не полностью обрушился на город, все же заставлял готовиться к этому событию. Люди надели праздничные шарфы и ленты во славу королевы, которая правила при помощи любви, а не страха, которым Менептах и ему подобные орудовали будто плетью.
За годы службы Борегард видел взлеты и падения империи. Он ненавидел мелочность и жестокость, которые существовали в этом городе так же, как и в самых отдаленных уголках земли, но искренне восхищался стремлением к порядочности и благородству, живущим в возвышенной душе Виктории. Для него Юнион Джек был не торговой маркой некоего гигантского финансового концерна или знаком, которым ощетинившийся британский бульдог метил свою территорию, но знаменем, означавшим, что невинные и беспомощные находятся под его защитой.
Он вошел в фойе клуба "Диоген", и его предупредительно проводили в помещение Тайного Совета. Майкрофт Холмс, игравший роль огромного паука в центре национальной разведывательной сети, восседал в своем изготовленном на заказ кресле, сложив пирамидкой пухлые пальцы и задумчиво хмуря брови. Целую минуту он не реагировал на Борегарда, заканчивая какие-то мысленные расчеты.
— Борегард, — произнес он наконец. — Это тонкое дело.
Борегард согласился.
— Вы видели безделушку?
— Это отнюдь не безделушка. Рубин величиной с мой кулак.
— Это не рубин.
— Я не в силах понять, при чем тут геология.
— Этот камень следует рассматривать со всех точек зрения, чтобы лучше разобраться в его многогранности. Это драгоценный камень, не имеющий себе подобных.
— Совершенно с вами согласен.
— Вероятно, он не привлечет к себе такого внимания, как "Кохинор", или "Лунный Камень", или "Глаз Маленького Желтого Бога". Но он куда более поразителен.
— Он омыт кровью.
— Как и все великие камни.
— У этого и вид соответствующий.
— Скажите, Борегард, а что насчет огоньков?
— Семь Звезд. Расположенных точно как в Большой Медведице. Просто невероятно. Как будто камень — это звездная карта.
— Стент, королевский астроном, предположил, что "Семь Звезд" — упавший на землю метеор. Возможно, это послание с тех звезд.
Борегарда снова передернуло. Ему не хотелось думать о красной вспышке, которая мчалась к Земле тысячелетия назад.
— Это странная штука, — признал он.
— А что насчет убийства сэра Джозефа Уэмпла и похищения мумии?
Борегард вновь мысленно перебрал то немногое, что услышал.
— Трелони всячески старался не относиться всерьез к предположению, что мумию могли украсть для того, чтобы использовать в магических ритуалах. И все же он, правда в юности, сам участвовал в подобных ритуалах. На мой взгляд, он именно это и подозревает, но не осмеливается предложить такую версию, чтобы не стали слишком пристально приглядываться к его прошлому.
Пухлое лицо Майкрофта скривилось в легком раздражении.
— Нам многое известно об Абеле Трелони и Ордене Овна. Вы слышали про Деклана Маунтмейна?
— Из фениев?
— Не совсем. Мы вплотную подобрались к нему, чтобы посадить в тюрьму в связи с той историей, когда на "Лордз" был заложен динамит, но он ускользнул из сети, нашел мелких сошек, принявших на себя удар.
Борегард помнил это отвратительное злодеяние. Чудом никто не погиб. — Маунтмейн — псих, — провозгласил Майкрофт, — но опасный. Большинство сторонников ирландского гомруля[26] Гомруль — движение последней трети XIX — начала XX в. за ограниченное самоуправление Ирландии при сохранении верховной власти английской короны.
дистанцируются от него. Братство фениев считает его наихудшим из пустозвонов. Он сочинил памфлет, который был запрещен как непристойный, где утверждалось, что известные члены кабинета министров и церковные деятели создали культ, исповедующий языческое поклонение богине, воплотившейся в нашей королеве. Предположительно мы похищаем девиц легкого поведения с улочек Ист-Энда и ритуально потрошим их в храме под Букингемским дворцом.
Борегард считал, что подобное предположение просто омерзительно.
— Сам Маунтмейн во все это не верит. Он просто пытается перенести свои собственные методы и повадки на тех, кого считает своими врагами. Он знаток оккультных наук и остается Великим Пуу-Ба[27]Пуу-Ба (Pooh-Bah) — занимающий несколько должностей (по имени персонажа в комической опере "Микадо"); человек, имеющий много обязанностей; важничающий человек.
Ордена Овна. Его верования — смесь язычества и сатанизма, с небольшой примесью индуизма и древнеегипетского вздора. Он мелет чушь об Атлантиде, и Р'льех на плато Ленг, и Старших Богах со Звезд. Без сомнения, все это очень таинственно и жутко.
— Вы полагаете, что за покушением на "Семь Звезд" стоит этот Маунтмейн?
— Я не полагаю ничего, что не может быть доказано. У Маунтмейна давние связи с Трелони. Он коллекционер всяких загадочных диковин. В его распоряжении целое состояние, пополненное деньгами, выманенными у тех, кто поддерживает его сомнительные политические игры. Он никоим образом не единственный мерзавец такого рода — вы слышали, как я говорил, что горец Алистер Кроули является молодым человеком, за которым стоит понаблюдать, — но в настоящее время он наихудший из всего этого ничтожного сброда.
— Должен ли я осторожно навести справки о Деклане Маунтмейне?
— Если полагаете, что это имеет смысл.
Как всегда с Майкрофтом, Борегард чувствовал, что его провели но лабиринту мыслей к заранее известному умозаключению. Такова была манера Великого Человека — вытягивать свои собственные идеи из других.
— Отлично. Думаю, я знаю, с чего начать.
Всего в сотне ярдов от клуба "Диоген" находились помещения "Пэлл-Мэлл Газетт". Борегард неспешно прогуливался, обдумывая две стороны стоящей перед ним в данный момент задачи.
Когда Майкрофт упомянул Дектана Маунтмейна, он понял, что ему следовало бы ввести в игру Кэтрин Рид. Среди сотрудников "Газетт" она была единственной женщиной-репортером с постоянной занятостью, во всяком случае, когда не оказывалась за решеткой за суфражистскую агитацию. Кейт знала про ирландский гомруль не меньше любого мужчины, потому что сама участвовала в нем, хотя, глядя на ее очки, вы бы этого никогда не подумали. Она была также мастерица разузнавать о важных персонах информацию, не делавшую им чести. Борегард был уверен, что Кейт наверняка что-нибудь да известно про Маунтмейна.
Другой стороной медали являлось то, что Кейт обладала ненасытным любопытством и цепкостью клеща. Всякий раз, когда ей задавали вопрос, она отвечала на него вопросом. И требовала ответа за ответ. С этими своими обезоруживающими манерами и хватким, как капкан, умом, она могла смекнуть, что к чему, и проследовать за ним по пятам к тому, что, на ее взгляд, могло сгодиться для печати. Клуб "Диоген" гордился тем, что является наименее известным из подразделений Британского правительства.
Майкрофт решительно питал отвращение к появлению названия их организации в газетах, не говоря уж о своем собственном имени. Подобные вещи он оставлял для своего более знаменитого, хоть и менее проницательного брата.
Кейт была подругой Памелы. Как и его покойной жене, ей удавалось видеть Чарльза Борегарда насквозь, словно он был сделан из оконного стекла. А теперь он собирается завербовать ее для конфиденциального поручения.
Ему подумалось, уже не в первый раз, что он, должно быть, спятил. Он знал, где находится укромное местечко Кейт в недрах издательства, но легко смог бы отыскать его в любом случае. По крику.
Крупный, хорошо одетый мужчина, с налившейся кровью от ярости шеей неистовствовал.
— Только вылези из-под стола, и я тебя отхлещу!
Борегард узнал Генри Уилкокса, финансового магната.
Он сразу догадался, что "Газетт", должно быть, напечатала некую историю за подписью Кейт, разоблачившую какие-нибудь неблаговидные делишки Уилкокса.
— Вылезай, трусливая душонка! — ревел магнат.
Уилкокс стоял возле прочного стола. Он бил по нему хлыстом для верховой езды.
Стол вздрагивал.
Кейт, сделал вывод Борегард, спряталась под ним.
Он подумал, не стоит ли ему вмешаться, но отказался от этого намерения. Кейт Рид не любила, когда другие сражались вместо нее, хотя сама имела привычку ввязываться в любую случившуюся драку.
Уилкокс свирепо хлестнул пишущую машинку.
Стол подпрыгнул, и маленькая женщина вылетела из своего убежища.
— Как вы смеете! — завопила она. — Генри Уилкокс, вам должно быть воистину стыдно!
Магнат, столь же внушительный телесно, как и финансово, опешил. Кейт, рыжеволосая и веснушчатая, часто нерешительная в приличной компании, была в ярости. Поднявшись на цыпочки, она приблизила свое лицо вплотную к лицу Уилкокса и поправила очки с толстыми стеклами.
— Эта заметка, в которой упоминается мое имя, — начал он.
— Вы отрицаете факты? — перехватила инициативу Кейт.
— Дело не в этом! — прорычал он.
— А я думаю, что в этом. Может, нам следует опубликовать дополнительную статью? Вы хотите, чтобы была изложена ваша позиция. Что же, мистер Уилкокс, это ваш шанс.
Кейт подняла свой стул и заправила в пишущую машинку лист бумаги.
— Прежде всего вопрос насчет возраста девочки. Как вам показалось на первый взгляд?
— Я пришел сюда не для того, чтобы меня оскорбляли.
— Правда? А куда вы ходите, чтобы вас оскорбляли? Я догадываюсь, что то заведение, в котором работает ваша юная подружка, предлагает немало разнообразных удовольствий.
— Подобное поведение не пристало вашему полу.
У Кейт Рид был такой вид, будто она вот-вот начнет выдыхать огонь.
— Я полагаю, что стремление познать детей в библейском смысле этого слова — благородное и достойное занятие для могущественного мужского пола.
— Это клевета!
— Нет, это злословие. Клеветой оно будет, только если мы напечатаем это. И если будет доказано, что это ложь.
— Она ни за что не даст вам доказательств.
— Ваша оскверненная голубка? На сколько вы готовы держать пари?
Все лицо Уилкокса налилось кровью. Борегард гадал, не хватит ли его вот-вот удар. Судя по тому, что он смог понять, мужчина был совершеннейшей свиньей.
Кейт быстро печатала, вонзая в клавиши пальцы, будто маленькие ножи.
— Не угодно ли вам взять адреса адвокатов "Газетт"? Ваш юрист сможет связаться с ними, когда эта статья будет напечатана.
Уилкокс пробормотал слово, которое Борегард никогда не предполагал услышать в присутствии дамы. Кейт, не краснея, продолжала печатать.
Финансовый магнат нахлобучил шляпу и удалился, раздраженно протиснувшись мимо Борегарда.
— Глупая маленькая потаскушка, — сказал он.
— Девочка или я? — крикнула ему вслед Кейт.
Борегард заменил Уилкокса на линии огня, встав у стола Кейт. Она подняла глаза, чуть улыбнулась и продолжала печатать.
— Чарльз, привет тебе! В какую неприятность я угодила на этот раз?
— Ты, похоже, вполне способна сама отыскать их сколько угодно.
— Этот человек покупает детей для ужасных целей. И все-таки для него это, похоже, окончится получением титула. Пожалованием в рыцари!
— Сомневаюсь.
— Другие до него получали. — Она разом перестала печатать и взглянула на него. — О, я понимаю. Словечко, замолвленное кому надо. Зачеркнутое имя в списках. Сомкнутые ряды. Ничего в открытую, знаете ли, если это может взбудоражить толпу. Только недомолвки. Кое-что еще не доделано, видите ли. У него все в порядке с деньгами, и с домом, и с видами на будущее. Но он не джентльмен. Ты, наверно, можешь это сделать. Я не недооцениваю вашего призрачного влияния. Но увидеть, как этому чудовищному типу набросают черных шаров, — вовсе не предел моих мечтаний. Я бы охотнее посмотрела, как его лишат шаров вовсе.
Борегард был шокирован. Кейт всегда была резкой, но он никогда не слышал, чтобы ее голос звучал с таким чувством.
Она успокоилась и оперлась локтями о стол. Прическа ее растрепалась.
— Прошу прощения. Я не должна была налетать на тебя. Ты здесь ни при чем.
Борегард вытащил лист из машинки. Кейт печатала детские стишки.
— Мистер Стед больше не напечатает ничего про Уилкокса, — призналась она, имея в виду редактора. — Он готов провозгласить целый крестовый поход, с жаром разоблачая "роль падших девиц в современном Вавилоне", но, честно говоря, нашим юристам далеко до тех, которых может себе позволить Уилкокс. Стед хочет остаться в бизнесе.
Кейт взяла бумажный лист, скомкала его в шарик, кинула и промахнулась мимо мусорной корзины.
Борегард прикидывал, как лучше подступить к делу.
— Какие у тебя планы насчет юбилея? — спросил он.
— Никак ты желаешь сопроводить меня на эту небольшую церемонию в Тауэр, и при этом предполагается, что я не буду знать, что ты затеваешь? Будь это так, я бы заподозрила, что ты просто заманиваешь меня туда, чтобы меня смогли заковать в кандалы и заточить в самую глубокую из подземных тюрем.
— Я подумал, что тебе как репортеру это могло бы быть интересно.
— Она довольно славная старушка, наша королева. Но я не считаю, что она должна править на моей земле. Или еще в нескольких красных пятнах на карте. Я предполагала, что отпраздную юбилей, уютно приковавшись к какой-нибудь славной ограде, одетая в цвета ирландского флага и оплевываемая патриотическими толпами.
Борегард не мог не заметить слабую трещинку в рассчитанном возмущении Кейт.
— Могу я повлиять на твой выбор?
Она посмотрела на него с комической жалостью.
— Конечно не могу, — продолжил он, улыбаясь. — Однако нужда заставляет. Что тебе известно о Деклане Маунтмейне?
Комическое выражение разом стерлось с лица Кейт.
— Чарльз, нет!
— Не понял.
— Во что бы ни ввязался Маунтмейн, не суйся в это. Бывают дураки, и мерзавцы, и мошенники, и изверги. Он — все это разом. По сравнению с грехами Маунтмейна делишки Генри Уилкокса — просто небольшие шалости.
— Всплыло его имя.
— Я не желаю иметь с ним ничего общего. Что бы это ни было.
— Значит, ты не хочешь быть моей гостьей в Тауэре. Увидеть Камень Семи Звезд.
— Это совсем другое дело. Это предложение я принимаю. Благодарю вас, любезный господин.
Она поднялась и перегнулась через стол, чтобы поцеловать его в щеку.
— Что мне надеть? Что-нибудь зеленое?
Он рассмеялся:
— Неужто осмелишься?
Она хихикнула.
Глубина ее антипатии к Маунтмейну омрачала их веселье. Борегард с тревогой подозревал, что Майкрофт направил его на верный путь и что ему крайне не понравится, куда этот путь его приведет.
Во внутреннем дворе Британского музея расхаживали полисмены. В нескольких высоких окнах горел свет. Борегард понял, что освещенное помещение — это зал Древнего Египта.
Его вызвали из дома в Челси шифрованной запиской. Перед тем как его разбудил слуга, Бэрстоу, ему снился египетский сон, и он плыл вниз по Нилу на барке, преследуемый оравой людей Махди — что действительно было с ним в этой жизни — и фараона времен Исхода, — чего, конечно, не было.
В зале констебли в касках стояли над укрытым простыней телом. Маленький человечек с бакенбардами и в котелке был раздражен.
— Доброе утро, Лестрейд.
— Доброе? — переспросил инспектор. В окнах розовел рассвет. — На мой взгляд, это больше похоже на начало очередного проклятого долгого дня.
Вокруг все было вверх дном. Витрина мумии, которую он недавно разглядывал, была разбита, осыпав египетскую девушку стеклянными осколками. Другие экспонаты сброшены со своих мест и раскиданы вокруг.
— Не нужно говорить вам, как все это неприятно, — заметил Лестрейд, кивая констеблю, который поднял простыню.
Это был Дженкс. С разорванным горлом.
— Мы думали, он был просто смотрителем, — сказал Лестрейд. — Потом нашли его документы, и похоже, что он из вашей компании.
— Да-да, — произнес Борегард, не вдаваясь в комментарии.
— Без сомнения, крутился здесь в связи с последним делом. Убийством Уэмпла. За спиной у работающей не покладая рук полиции.
— Дженкс лишь приглядывал за некоторыми предметами. Вы же знаете, что здесь в подвале хранится драгоценность короны.
— Хранилась.
Слово прозвучало, как удар молота.
— Хранилище было взломано. Никакой хитрости или ума. На мой взгляд, похоже на динамит. Взрыв перебудил сторожей во всем здании. Тех, что проспали все это.
— Камень Семи Звезд исчез?
— Еще бы.
Борегард глянул на рану Дженкса.
— Это похоже на то, что было у Уэмпла?
Лестрейд кивнул:
— Разорвано от уха до уха, чем-то зазубренным и не слишком острым.
Борегард видел отметины на убитых тиграми в Индии, следы нападения крокодилов в Египте, работу львов в Трансваале, жертв волков в Сибири и на севере Канады.
— Может, это животное, — сказал он.
— Мы думали об этом. В случае с Уэмплом все было на месте, если вы понимаете, о чем я. Изорвано так и сяк, но не изжевано, не порвано на куски, не съедено. Звери так не делают. Они всегда хотя бы попробуют съесть то, что убили.
По какой-то причине он подумал про женщину в дымчатых очках, которая была здесь, когда он в последний раз видел Дженкса. В его воспоминании зубы у нее были острые, как у гурмана-каннибала.
— Это странно.
— Я не люблю странностей, сэр. Они всегда означают, что бедных полицейских типа меня отпихнут в сторону и запустят на мою территорию умников вроде вас или того парня с Бейкер-стрит. Что мне по душе, так это убийца, который напивается, лупит дубиной жену, потом сидит и рыдает, пока не явится полиция. Вот правильное убийство. А это — просто злодейство.
— Ваш убийца совершил сегодня ночью две грубые ошибки, Лестрейд. Забрав "Семь Звезд", он ограбил королеву. А убив Дженкса, возбудил гнев клуба "Диоген". Я не хотел бы оказаться на его месте.
Лондонским адресом Деклана Маунтмейна был георгианский особняк на Уимпоул-стрит. Подходящее логово для змеи, норовящей свить гнездо на самой груди империи.
Борегард посчитал, что лучше будет действовать напрямую. Интересно было, учитывая события прошедшей ночи в музее, оценить состояние Маунтмейна этим утром. Не звенит ли у него в ушах, как если бы он оказался вблизи от места взрыва в замкнутом пространстве?
Он постучал в прочную дверь парадного входа особняка Маунтмейна и дожидался на ступенях, пока дворецкий не открыл ему.
— Мистер Маунтмейн не принимает посетителей, сэр, — сказал слуга с заостренным лицом. — Он захворал.
— Меня он примет, — уверенно заявил Борегард.
Дворецкий колебался:
— Вы доктор, сэр? Доверенный доктор?
Борегард посмотрел вверх и вниз по улице, словно подозревая, что за ним следят. Как и следовало ожидать, в дверном проеме за дюжину домов от них виднелся какой-то мешок, очертаниями подозрительно похожий на человека. А это был совсем не тот район, в котором джентльменам дозволялось свободно спать посреди дороги под звездами.
— Вы полагаете, следует говорить о таких вещах на улице, где всякий может услышать вас?
Дворецкий был укрощен и — если только Борегард не ошибся самым жестоким образом — перепуган.
Дверь широко распахнулась, и Борегарду позволили войти. Он попытался поддерживать впечатление, что он — скомпрометировавший себя врач, явившийся с тайной миссией милосердия. Выдавать себя подобным образом за другого было на удивление легко, особенно если не пытаться на самом деле быть тем, кем стараешься казаться, а просто позволить остальным строить предположения и не противоречить им.
В передней у Маунтмейна было темно. Окна все еще занавешены. Полоска дрожащего света под дверью свидетельствовала, что одна из комнат занята, и можно было расслышать тихие голоса. Дворецкий повел Борегарда не к этой двери, а к другой, и открыл ее.
Горела одна-единственная лампа — тусклый фонарь на столе. На диване лежал человек, накрытый простыней. Он стонал, и на добрую четверть простыни расползлось черно-красное пятно.
Дворецкий добавил света в лампе, и Борегард взглянул на лежащего мужчину. Тот был смертельно бледен под глубоко въевшейся грязью, зубы стиснуты, на лбу крупные капли пота.
Борегард приподнял простыню.
В человеке словно долотом выдолбили дыру, разорвав на нем рубаху и обнажив ребра.
Раненый мужчина схватил Борегарда за руку.
— Священник, — вымолвил он. — Позовите священника.
— Ну хватит, Бэкон, — раздался басистый голос. — Неужто ты так легко отступил от своих принципов и вернулся к жалкой вере твоих ничтожных предков?
Борегард обернулся.
В дверном проеме стоял человек, который, как он понял, и был Декланом Маунтмейном. Невысокий и плотный, с высоким лбом, кажущимся еще выше оттого, что в его черных волосах появились залысины, Маунтмейн в любом случае выглядел впечатляюще. Он был в широкой куртке с поясом и сапогах для верховой езды, испачканных, без всяких сомнений, кровью. Не самая подходящая одежда, чтобы слоняться по дому в ожидании завтрака, но идеальная для полуночных приключений с кражей и убийством.
Рана Бэкона неоспоримо напоминала смертельные ранения, полученные Дженксом и Уэмплом.
— Кто вы такой, сэр? — осведомился Маунтмейн. — И что вам за дело до открытой раны молодого Бэкона? Вы не чертов врач, это ясно.
Борегард подал ему свою визитную карточку.
— Я хотел проконсультироваться с вами как с экспертом по оккультным вопросам.
Маунтмейн взглянул на визитку, насмешливо приподнял бровь, затем отвесил дворецкому пощечину, отбросившую того к стене.
— Ты никчемный болван, — бросил он своему слуге.
— Этот человек нуждается в заботах врача, — сказал Борегард. — И, как он сам сказан, священника.
Маунтмейн шагнул к нему.
Борегард почувствовал, как Бэкон сильнее сжат его руку при приближении Маунтмейна. Потом хватка внезапно ослабла.
— Нет, он нуждается в заботах гробовщика, — возразил Маунтмейн.
Мертвая рука Бэкона упала. На рукаве Борегарда была кровь.
— Очень печально, — заметил Маунтмейн, стараясь говорить неспешно, невзирая на раздражение, душившее его. — Несчастный случай. Его сбил кеб.
Если верить Майкрофту, люди, которые добровольно пускаются в объяснения, которых от них никто не просил, наверняка лгут. Борегард понял, что Маунтмейн настолько презирает всех остальных, что даже не потрудился сочинить более правдоподобную историю.
Куртка Маунтмейна запылилась и воняла. Он узнат запах Дня Гая Фокса, остающийся после взрыва динамита.
— Теперь в результате моего мягкосердечного решения предоставить приют этому незнакомцу меня ждет множество утомительных хлопот. Я был бы вам признателен, если бы вы покинули этот дом, чтобы я мог заняться надлежащими, причем прискорбно дорогостоящими, приготовлениями.
Борегард взглянул на лицо мертвого мужчины. На нем все еще лежала печать страха.
— Если я могу вам чем-то помочь, — рискнул он, — я готов сообщить о случившемся в полицию. Я до некоторой степени формально связан с ней.
Маунтмейн смотрел на Борегарда, размышляя.
— В этом нет необходимости.
— Как, вы сказали, звали этого молодого человека, Бэкон?
— Так он сказал, когда его принесли в дом.
Маунтмейн развел руками и оглядел свою испачканную кровью и грязью одежду. Он не сказал этого прямо, но подразумевалось, что он в таком виде, поскольку тащил с улицы раненого прохожего. Теперь, когда ярость его поостыла, он отчасти демонстрировал хитрость, которой Борегард ожидал от столь опасного человека.
— Дело, по которому я обратился…
— Нельзя ожидать, чтобы я мог думать об этом теперь, — заявил Маунтмейн. — Здесь труп, нарушающий нормальную обстановку. Изложите ваши вопросы в письменном виде и отошлите моему секретарю. А теперь, если вы будете гак любезны удалиться…
Дверь Маунтмейна захлопнулась за Борегардом. Он стоял перед домом, мысли так и роились у него в мозгу.
Он посмотрел туда, где в дверном проеме раньше валялся бродяга, но там было пусто. Он почти готов был думать, что тем самым кулем, возможно, была Кейт, заинтересовавшаяся этим делом. Она, конечно же, не погнушалась бы замаскироваться под уличного мальчишку.
При нем умер человек.
Как бы часто такое ни случалось, это шокировало. Смерть глубоко потрясала его, затрагивая ту частицу его сердца, которая, как он думал, была погребена вместе с Памелой. Всякая смерть возвращала его в тот горный край, к его жене, залитой кровью, и их мертворожденному сыну. Тогда он рыдал и бесновался, и пришлось держать его, чтобы он не зарубил пьяного врача. Теперь его долг был не выказывать никаких чувств, делая вид, что он испытывает их так же мало, как, по-видимому, сам Маунтмейн. Как будто бы смерть была, самое худшее, нарушением привычного комфорта.
Он сосредоточился. Руки его не дрожали. Ровной походкой он направился прочь от дома. Наблюдающему за ним не пришло бы в голову, что он занят важным делом.
Маунтмейн и Бэкон и бог знает сколько еще их сообщников были в музее прошлой ночью и, несомненно, установили заряды, которые разнесли сейф. У этого человека привычка иметь дело с динамитом. Должно быть, он хотел заполучить "Семь Звезд", хотя пока неясно, интересовал ли камень Маунтмейна из-за своей стоимости, политической значимости или же, неведомой на данный момент, оккультной силы.
Он как бы ненароком остановился и достал портсигар. Потом шагнул под кров дверного проема, чтобы раскурить сигару, развернувшись и немного пригнувшись, чтобы заслонить огонек спички от ветра. Он помедлил, дожидаясь, когда спичка загорится на всю длину и осветит дверной проем. За железную скобу для очистки подошв обуви зацепился обрывок материи, какая-то серая тряпица, заскорузлая от грязи.
Он выдохнул дым своей превосходной сигары и подобрал лоскуток, как будто выронил его, когда доставал из кармана спички. Тот едва не рассыпался у него в руках, и он осторожно убрал его в свой серебряный портсигар.
Мимо катил двухколесный кеб, выискивавший клиентов. Борегард остановил его.
Утрата "Семи Звезд" потрясла Трелони. В его кабинете все было вверх дном, коридор рядом почернел от взрыва. У Борегарда создалось впечатление, что Маунтмейн переборщил с динамитом. Вокруг все еще бесцельно слонялись люди Лестрейда.
— И вот так с самой Долины Мага, — сказал Трелони. — Кровь, выстрелы, смерть. В Египте подобных вещей ожидаешь, но не здесь, в Лондоне, в Британском музее.
— Вы знаете человека по имени Маунтмейн?
— Деклан Маунтмейн? Наихудший тип из всех, кто сует нос в оккультные дела. Поверхностные теории и отвратительные личностные качества.
— Разве вы не были близки с ним в Оксфорде? В Ордене Овна?
Трелони был изумлен, что об этом стало известно.
— Я бы не сказал "близки". Я лишь ненадолго заинтересовался этими вещами. Невозможно преуспеть в египтологии, не попытавшись понять оккультную практику. Мы с Маунтмейном без конца спорили, и я давным-давно порвал с ним. Для него это все — ради власти , а не ради знания.
— Я полагаю, что прошлой ночью Маунтмейн похитил "Семь Звезд".
Пораженный Трелони сел.
— Он общается со многими мерзавцами. Он мог знать ювелиров и скупщиков краденого, которые согласятся иметь дело с такой добычей, — продолжал Борегард.
Трелони покачал головой:
— Если это был Маунтмейн, то он похитил камень не ради денег. Кажется, я упоминал, что "Семь Звезд" тверд, как алмаз. На самом деле он намного тверже. Сомневаюсь, чтобы его можно было разрезать на более мелкие камни для продажи. Будь это возможно, это было бы просто счастье, хотя, быть может, в результате бедствия просто рассеялись бы по всему свету.
— Если не деньги, то?..
— Магия, Борегард. Маунтмейн верит в эти вещи. И что касается его, похоже, это действует. В Оксфорде у него вышла ужасная ссора с одним из преподавателей, и он наложил на того парня заклятие. Это было что-то страшное.
— Он заболел и умер?
— В конечном итоге. Сначала он лишился своего места, положения в обществе, репутации. Его признали виновным в ужасных вещах, а он утверждал, что его заставили голоса.
— И "Семь Звезд"?
— Был бы неизмеримо важен для Маунтмейна. Есть упоминания в неких книгах, из тех, что мы держим под замком и не указываем в каталогах. Там есть упоминания о Камне Семи Звезд, хотя и потерянном со времен Менептаха. У него зловещая репутация.
— Маунтмейн мог знать об этом?
— Разумеется.
— Мог он захотеть использовать камень в чем-то вроде ритуала?
— Несомненно.
— С какой целью?
Трелони покачал головой:
— Что-нибудь циклопического масштаба, Борегард. Если верить "Аль Азифу" [34]"Аль Азиф" — арабское название древнего магического манускрипта "Некрономикон", предположительно выдуманного Г. Ф. Лавкрафтом. Его создание приписывается некоему Абдулу Аль-Хазреду, жившему, по утверждению Лавкрафта, в VIII в.
безумного араба Аль-Хазреда, в последний раз камень был средоточием оккультных сил в разгар казней египетских.
Борегард достал свой портсигар.
— Что вы скажете об этом?
Трелони осмотрел обрывок материи.
— Это что, с места взрыва?
Борегард не ответил.
— Я слышал, что одна из мумий наверху повреждена. Это похоже на погребальные пелены. Ткань, безусловно, древняя. Знаете, вам не стоило бы забирать это в качестве сувенира.
Борегард взял лоскуток у него из рук и снова сложил его.
— Думаю, я еще немного подержу его у себя.
Кейт не выманила у него всю историю, но несколько наименее секретных фактов он ей все-таки подкинул.
Они были на Ковент-Гардене, в кафе. Тент был задрапирован флагами. На самом видном месте горделиво красовался портрет королевы.
— Ты считаешь, что камень у Маунтмейна? В его городском доме? И что там же находится еще и труп?
Борегард отпил маленький глоток чаю и кивнул.
— Если тут замешаны Ирландия и динамит, подобные мелочи, как надлежащие правовые процедуры и ордера на обыск, обычно идут коту под хвост. Так почему на сцене не появился Лестрейд с дюжиной полисменов и не перерыл этот дом снизу доверху?
— Это не так-то просто.
— Именно так просто, Чарльз. И ты это знаешь.
— Должен тебе сказать, что твой соотечественник меня не слишком интересовал.
Кейт едва не рассмеялась:
— "Мой соотечественник"! Я думаю, ты не стал бы возражать, если бы я начала регулярно называть Черную Бороду, Чарли Писа, Джонатана Вайлда и Бэрка и Хэара "твоими соотечественниками".
— Извини. А Бэрк и Хэар были ирландцами.
— Я верю в гомруль для народа Ирландии, и Египта, и Индии, коли на то пошло. Интерес Маунтмейна к своей родной стране состоит в замене бестолкового и несправедливого правления Англии чудовищной и тиранической властью Деклана Маунтмейна. Ты читал его памфлеты? Он возводит свой род к ирландским магам-королям, кем бы они ни были. Если он когда-нибудь доживет до семидесятипятилетия, то отпразднует его, вырывая еще бьющиеся сердца у девственниц Уиклоу. Как бы противен мне ни был Юнион Джек, Вики хотя бы не настаивает, чтобы ее министры резали людям глотки в Букингемском дворце. Во всяком случае, со времен Палмерстона.
— Тебе не случилось сегодня утром проходить мимо городского дома Маунтмейна в костюме, позаимствованном у бродяги?
Глаза Кейт округлились:
— С чего ты это взял?
— Просто заметил кое-что уголком глаза.
— Что ты собираешься делать с этим своим проклятым камнем?
Борегард задумался.
— Я тут подумал, что мог бы попытаться тоже украсть его.
Кейт улыбнулась, прищурив глаза под очками. Она куда привлекательнее, чем принято считать, подумалось ему. Лицо, которое делает красивым характер (и ум), куда лучше того, чья красота — заслуга природы (и косметики).
— Вот это отличная идея! Чарльз, меня всегда восхищали твои редкие попытки заняться воровством. Даже не думай ввязаться в такую авантюру без меня.
— Кейт, ты же знаешь, что это совершенно невозможно.
— Тогда почему ты упомянул об этом? Ты слишком хорошо меня знаешь, чтобы думать, что я просто помашу тебе платочком на прощание и предоставлю храбро заняться своим делом, а сама всю ночь напролет буду дрожать за твою жизнь. Будь уверен, Чарльз, тот юнец, которого ты видел, — не первый труп, который отыщется в непосредственной близости от Деклана Маунтмейна.
Он мог сдаться сейчас или мог проспорить целый день и сдаться к вечернему чаепитию. А мог уступить теперь и сказать Кейт, что ограбление намечено на завтрашнюю ночь, а потом попытаться проделать это сегодня же.
— Кстати говоря, — заметила она, — если ты раздумываешь, не сказать ли мне, что ты не собираешься лезть в тот дом сегодня ночью, так я тебе не поверю.
— Хорошо, Кейт. Ты можешь пойти со мной. Но в дом ты не полезешь. Ты будешь ждать снаружи, чтобы предупредить меня о любой опасности. Свистом.
— Мы обсудим детали, когда до них дойдет дело.
— Нет, теперь. Кейт, обещай мне.
Она сморщила нос и смотрела куда угодно, только не на него.
— Обещаю, — сказала Кейт. — Я буду на стреме.
Он поднял чашку, и она чокнулась с ним своей.
За кражу, — сказала она, — и за погибель мерзавцев всех национальностей!
Условившись с Кейт встретиться позже, Борегард взял кеб до Челси. Он хотел нанести визит одному из своих ближайших соседей по Чейни-Уок. Он был не слишком сведущ в оккультизме и хотел узнать о нем побольше, прежде чем соваться в логово Маунтмейна.
Сэр Томас Карнаки, прославленный "охотник за привидениями", пригласил Борегарда в свою уютную гостиную.
— Прошу прощения, что помешал вам.
У Карнаки в гостях был похожий на актера мужчина. Хозяин отмахнулся от его извинений.
— Мы с Машеном просто болтали. Вы, несомненно, знакомы с его последним трудом.
Борегард не знал такого автора.
— Рад познакомиться с вами, мистер Борегард, — сказал Машен, протягивая костлявую руку. В его речи слышался валлийский акцент, смягченный жизнью в Лондоне.
— Я пришел порасспросить вас о предмете, имеющем отношение к вашей сфере деятельности.
— Возможно, Машен тоже сумеет помочь, — заметил Карнаки.
Щеголеватый маленький человечек предложил Борегарду бренди, от которого тот отказался. Он хотел сохранить голову ясной для ночного дела.
— Вы слышали про Камень Семи Звезд?
Карнаки и Машен ничего не ответили, но переглянулись, демонстрируя характерное поведение людей, которых вынуждают ступить на зыбкую почву.
— Вижу, что слышали. Думаю, вам известно о том, что его недавно обнаружили внутри мумии?
— Я сомневался в его подлинности, сказал Машен, — Это подделка.
— Профессор Трелони убежден, что камень подлинный, — сообщил Борегард Машену. — Он, безусловно, столь же древний, как и мумия. Три тысячи лет.
— Что просто означает, что это древняя подделка. Имитация предмета, который, вероятно, никогда не существовал.
— Конечно, существует проклятие, — вставил Карнаки.
— Разумеется, — согласился Борегард.
— Можно даже сказать, проклятие проклятий.
— Трелони упоминал про казни египетские.
— Лягушки, саранча, чирьи, кровь, мошкара и так далее, — нараспев перечислил Машен.
— Кровь уже была здесь.
— Я думаю, едва ли нам нужно бояться казней египетских. Фараон, в конце концов, держал израильтян в рабстве. В нашей империи все свободны.
Карнаки, сияя, прихлебывал свой бренди. Для него этот разговор был чем-то вроде настольной игры. Он гордился тем, что никогда не волнуется.
— Это ошибка — слепо принимать Исход за истину, — отметил Машен. — В египетских документах мало что говорится о племенах израильтян. А записи о казнях почти вовсе удалены оттуда. Конечно, египтяне верили, что если забыть вещь или человека, то они перестанут существовать. Стереть казни из истории означало как бы предотвратить их в ретроспективе.
Борегарду подумалось, не мог ли Маунтмейн счесть себя этаким ирландским Моисеем. Он решил назвать имя.
— Вы знаете Деклана Маунтмейна?
Какой бы бурной ни была реакция на это имя Кейт, Карнаки и Машен превзошли ее. Охотник за привидениями поперхнулся, выплюнув бренди обратно в стакан, а тонкие губы Машена сжались в нитку от злости и отвращения.
— Это ведь один из ваших собратьев по оккультизму, не так ли? — не без хитрости подсказал Борегард.
— Маунтмейн хочет вернуть вещи, — сказал Машен. — Старые вещи. Вещи, которые лучше было бы оставить потустороннему миру.
Это он охотится за "Семью Звездами"? — спросил Карнаки. Борегард позабыл, что у этого маленького человечка — природное чутье детектива. — Камень и Маунтмейн вместе — это было бы ужасным сочетанием.
Во время поездки в кебе он отвлекся на размышления о казнях египетских. Во-первых, воды Нила превратились в кровь. Во-вторых, полчища лягушек. В-третьих, пыль обернулась тучами мошкары. В-четвертых, нашествие мух. В-пятых, мор скота. В-шестых, эпидемия фурункулеза. В-седьмых, молнии и град побили урожай зерна и домашнюю живность. В-восьмых, саранча. В-девятых, тьма, накрывшая землю на три дня. И в-десятых, смерть всех первенцев в стране.
В Исходе эта история объясняется как-то странно. Все это из-за Бога и фараона. Создается такое впечатление, что Господь насылает на Египет казни, но при этом поощряет фараона игнорировать их, "ожесточив его сердце" против того, чтобы дать свободу израильским племенам. Борегард знавал в Индии чиновников, которые вели себя так же, одновременно вводя ужасающие наказания и поощряя преступников не обращать на это внимания, в качестве оправдания тому, что наказания продолжаются.
В целом это было не то поведение, которого можно ожидать от приличного Бога. От кого-нибудь из жутких и таинственных древних Маунтмейнов — возможно.
Карнаки, кажется, предполагал, что израильтяне на самом деле тут ни при чем. Все дело в казнях.
Результатом всех десяти должно было стать величайшее опустошение. После случившегося, когда не осталось ни зерна, ни скота, а большинство людей сошли с ума от болезни или утрат, хаос продолжался бы на протяжении жизни нескольких поколений.
Будь Борегард фараоном, он испытывал бы законное возмущение несоразмерностью наложенного наказания.
Он вышел из кеба на Кавендиш-сквер.
Кейт прикатила на велосипеде. На ней были бриджи и твидовая кепка. Он предпочел не спрашивать ее, не замаскировалась ли она под мальчишку.
Они пошли по Уимпоул-стрит.
— Как ты думаешь, где Маунтмейн держит камень? — спросила она.
— Я не надеюсь найти его. Просто хочу прощупать почву. Потом Лестрейд со своими крепкими молодцами смогут обшарить особняк и вернуть украденное.
— Плохой из тебя взломщик.
— Хотелось бы верить, Кейт.
— Это здесь? Выглядит не так уж зловеще.
Дом Маунтмейна стоял темный. Борегард не заблуждался насчет того, что, следовательно, дом либо пуст, либо в нем все спят. У него сложилось впечатление, что Ирландский Маг многие свои дела творил подальше от окон. В комнате, где умер Бэкон, окон не было вовсе.
Ты предпочитаешь для своего незаконного вторжения окна первого или второго этажа, Чарльз?
— Ни то ни другое. Я надеюсь попасть внутрь через подвал.
Перед домом была установлена металлическая ограда с заостренными вверху прутьями. Ступени к парадной двери поднимались над рядом окон, расположенных на уровне земли. Он предполагал, что они ведут в кухню или в винный погреб.
— А ты заметил изображение над аркой двери?
Борегард поднял глаза. В камень было вделано нечто, напоминающее блестящие шляпки гвоздей.
— Большая Медведица.
Блестящие точки выстроились в виде созвездия. Он взглянул в ясное небо. Несмотря на теплый свет газовых ламп, в небесах сверкали звезды.
— Все это ведет к Большой Медведице, сказала Кейт, — К звездам.
— Я пошел. Запомни, если что, свисти. Если я не вернусь, сообщи Лестрейду.
— И клубу "Диоген"?
Ему было неловко слышать это название из ее уст.
— И ему тоже.
— И еще одно, — настойчиво сказала она.
Он посмотрел на нее. Она поцеловала его, поднявшись на цыпочки, чтобы чмокнуть его в губы.
— На счастье, — пояснила она.
Он ощутил горячую нежность к Кейт Рид. Добрая душа. Он сжал ее плечо, быстро пересек улицу и ловко перескочил через решетку.
Первое окно, которое он попробовал, было заперто. Он вытащил перочинный нож и выковырял им древнюю замазку. Оконное стекло вынулось целиком, и он отставил его в сторону. Черная штора внутри заколыхалась под порывами ночного ветерка.
Он проскользнул за штору, коснувшись резиновыми подошвами вымощенного плитами пола примерно в шести футах ниже окна. Под ногами у него хрустнуло стекло.
В комнате было темно. Он стоял недвижно, как статуя, прислушиваясь к хрусту, оглушительному, будто орудийный залп. Его дыхание было ровным, сердце билось размеренно. Он привык к ночным похождениям такого рода, но это не повод для самонадеянности.
Кто-то что-то разбил здесь?
Он рискнул зажечь спичку и увидел, что находится в кладовой. Тут было холодно, как в погребе, но банки и бутылки на полках, рядами выстроившихся вдоль стен, не имели отношения к домашнему хозяйству. Плавающие в них мертвые глаза таращились на него.
Если бы он проверил следующее окно, то увидел бы, что оно разбито. Каким-то незадачливым или же менее опытным взломщиком.
За осколок стекла, все еще торчащий в раме, зацепился крохотный лоскуток. Это был обрывок материи, похожий на тот, что все еще лежал в его портсигаре. Он подумал о ворохе тряпок в виде человеческой фигуры и вздрогнул. Спичка обожгла ему пальцы. Он взмахнул рукой и выронил ее.
В глазах у него плясали отсветы язычков пламени. Он сосредоточился на двери и взялся за ручку. На случай, если бы та оказалась запертой, у него была при себе отмычка. Он потянул, и дверь отворилась легче, чем он ожидал. Он ощупал косяк и понял, что дверь была заперта, но ее взломали. Сам замок вырвали из дерева, но металлический язычок был по-прежнему выдвинут и неподвижен.
Он вышел в коридор. Глаза его постепенно привыкали к темноте. Он двинулся по проходу, пробуя двери. Все они были взломаны, с вырванными замками. Кто-то уже проник в этот дом до него.
Он достал револьвер.
Все помещения были, как и то, в котором он побывал, хранилищами магических предметов. Он узнавал некоторые оккультные принадлежности. Одна комната, закуток без окон, была отдана под древние книги, и в ней все было перевернуто вверх дном. Бесценные фолианты валялись на полу, страницы торчали из них, будто мясо из ран.
В дверь наверху оглушительно застучали.
Это не могла быть Кейт. Она бы свистнула.
Вниз просочился свет. В передней зажгли газовую лампу. Послышались шаги и раздраженные возгласы.
Маунтмейн сам шел отворять собственную дверь. Наверно, он выгнал дворецкого.
Борегард не мог сдержать улыбки.
Свет высветил в конце коридора двойные двери из какого-то металла. Они были помяты, замок вырван.
— Какого дьявола вам надо? — прорычал Маунтмейн.
— "Семь Звезд", — громыхнул знакомый голос.
— Что это такое? И кто вы такой?
— Вы знаете это не хуже моего, Деклан. Я не настолько изменился со времен Оксфорда.
Это был Трелони.
— Убирайтесь из дома, или я вызову полицию!
— И прекрасно, — отозвался Трелони на угрозу Маунтмейна.
— "Семь Звезд", вы сказали?
— И мумию! Где Пай-нет'ем?
Маленькая ручка дернула Борегарда за рукав.
Сердце его сжалось, он развернулся, вскидывая револьвер и целясь прямо в перепуганное лицо.
Кейт свистнула, почти беззвучно.
Он не стал тратить слова на протесты. Она нарушила данное ему обещание и вошла в дом. Должно быть, она видела, как сюда вломился Трелони.
Маунтмейн и Трелони продолжали переругиваться. Похоже, скоро начнется потасовка. Едва ли Маунтмейн услышит, как они ходят у него под ногами.
Он кивнул Кейт и двинулся к двойным дверям.
Сделав глубокий вдох, он толчком отворил их.
Комната была большая, ее тускло освещали масляные светильники. Кейт открыла рот при виде непристойных барельефов, покрывавших стены и алтарь. Похожие на рыб химеры и перепуганные нимфы совокуплялись с угрюмым неистовством.
Борегард изумился, увидев Камень Семи Звезд, открыто лежащий на алтаре. Он впитывал в себя свет ламп, и его звезды пылали.
Едва увидев камень, Кейт задохнулась.
На полу лежал еще один украденный предмет, лицом вниз перед алтарем. Пелены на его лодыжках и руках были размотаны, и он лежал, будто огородное пугало, но не свернувшееся клубком, чтобы отдохнуть, а скорее скорчившееся в муках.
Мумия Пай-нет'ема.
Кейт перешагнула через мумию, глядя на "Семь Звезд". Ее протянутые к камню пальцы дрожали, кончики их покраснели от его сияния.
— Какая красота, — выдохнула она.
Борегард не рассчитывал, что все будет так легко.
— Может, просто взять его и уйти? — спросила Кейт.
Борегард колебался.
— Пошли же, оставим Маунтмейна в дураках!
Она схватила камень и вскрикнула.
Тонкая длинная рука метнулась вперед, и сильные пальцы ухватили ее за ногу, бросив наземь.
Не может быть, чтобы это была мумия. Должно быть, кто-то, завернутый в сгнившие бинты, гротескный страж камня.
Услышав крик, Маунтмейн и Трелони прекратили спор.
Человек-мумия поднялся — руки и ноги разбинтованы — и отшвырнул Кейт прочь. Кепка ее свалилась на пол, и волосы рассыпались. Драгоценный камень отбрасывал кровавые отсветы на впалую грудь мумии.
С мертвой маски смотрели живые глаза.
Борегард поймал Кейт и крепко обнял ее. Он держал человека-мумию под прицелом своего револьвера.
Маунтмейн влетел в комнату и обомлел.
— Что, во имя Глааки!..
Безгубый рот улыбнулся под древним полотном.
За плечом Маунтмейна возник Трелони. Он протиснулся мимо ирландца и навис над мумией.
— Держитесь подальше, профессор, — предостерег Борегард.
Трелони потянулся к "Семи Звездам". Мумия выбросила руку с костлявыми пальцами к горлу профессора и вырвала ему глотку. Кровь дождем хлынула на камень, и тот, казалось, вобрал ее в себя.
Трелони упал на колени, еще пытаясь вдохнуть воздух разорванным горлом. Потом он повалился вперед, уже мертвый. Мумия склонила голову, словно отдавая ему дань.
Борегард трижды выстрелил в грудь монстра, туда, где должно было находиться сердце. Он увидел, как из замотанного в тряпье тела брызнули фонтанчики пыли. Мумия пошатнулась, но не упала.
Маунтмейн пятился от алтаря.
— Назойливый идиот! — рявкнул он на Борегарда. — Теперь вы довольны?
— Что это? — указал Борегард на мумию.
— А вы как думаете? Это Пай-нет'ем, который хочет получить обратно свой камень. Единственное, чего он всегда хотел.
Мумия встала перед алтарем.
Борегард видел, что ошибся. Это не мог быть переодетый человек. Ноги были слишком тонкие, будто забинтованные кости. Это было древнее, иссохшее существо, каким-то образом ожившее, в котором еще теплилась душа.
— Он — спасение вашего прогнившего мира, — сказал Маунтмейн. — Но он разорвет вас в клочья. Пусть мой план не завершен, но вам от этого радости будет мало. Мистер Борегард, и вы, юный господин, кто бы вы ни были, желаю вам всего наилучшего.
Ирландский Маг выскользнул за дверь и, захлопнув, запер ее за собой.
Они оказались в ловушке лицом к лицу с Пай-нет'емом.
— "Юный господин!" — усмехнулась Кейт, — Каков наглец.
Эта мумия убила Уэмпла, Дженкса, Бэкона и Трелони. И других. Всех, кто стоял между нею и Камнем Семи Звезд. Теперь Маунтмейн полагал, что она убьет Борегарда и Кейт.
Мумия легонько подергивалась, словно мягкая кукла. Ошметки плоти еще свисали с ее когтистой руки. Она застыла перед алтарем, где покоился камень.
Борегард готов был броситься на Пай-нет'ема, защитить Кейт. Он не думал, что сумеет победить в рукопашной схватке. Так же ясно было, что его револьвер бесполезен против этого живого мертвеца из древней могилы. Неужели все три тысячи лет, что он лежал там, семь искр в камне согревали его?
Сквозь тонкие пелены Борегард видел, что Пай-нет'ем в замешательстве.
— Возьми его, — сказал Борегард, указывая на камень. — Он был украден у тебя. От имени моей королевы я с почтением возвращаю его тебе.
Услышал ли его Пай-нет'ем? Смог ли он понять?
Мумия схватила камень и прижала его к груди. "Семь Звезд" погрузился в нее, и отверстие затянулось. Казалось, в груди Пай-нет'ема пульсирует красное пламя. Он бессильно осел на пол.
Кейт выдохнула и уцепилась за Борегарда.
Он поцеловал ее волосы.
На рассвете Деклан Маунтмейн был в тюрьме, его задержали на вокзале Виктория, когда он пытался сесть на поезд, согласованный с отплытием парохода. Учитывая два трупа (три, считая мумию) в его доме, некоторое время ему придется провести под стражей. "Семь Звезд", решил Борегард, должен остаться гам, где он есть. Камень уже не казался ему подходящим дополнением к коллекции Ее Величества, и он взял на себя смелость уступить его нации фараонов и пирамид. У него была идея, которую Виктория одобрила бы.
Кейт, которой пришлось держаться в сторонке, пока в доме крутился Лестрейд, сидела на ступенях крыльца, поджидая его.
— Дом битком набит ворованным добром, — сказал он ей. — Манускрипты из университетских библиотек, вещи из музеев. Нашлись даже части тел, слишком отвратительные, чтобы говорить о них, похоже, не слишком древнего происхождения.
— Я же тебе говорила, что Деклан Маунтмейн — скверный тип.
— Больше он нас не побеспокоит.
Кейт странно взглянула на него.
— Я бы не была в этом так уверена, Чарльз. Мы ведь не можем просто заявиться в суд и честно рассказать все, как было, правда?
Кейт почесала ногу, там, где мумия схватила ее.
— Как бы мне хотелось написать об этом, просто чтобы увидеть лицо Стеда, когда он забракует эту статью.
Она встала, взяла его под руку и повела прочь от дома Маунтмейна. Был день юбилея. Флаги развевались, и улицы заполнял народ. Лондон начинал свой великий праздник.
— Я не попаду в Тауэр, — сказала Кейт. — А я ведь уже выбрала платье.
— Вполне возможно, что ты все-таки окончишь Тауэром.
Она шлепнула его по руке.
— Да ну тебя, Чарльз!
— Боюсь, лучшее, что я могу предложить, — это прогуляться в Британский музей, взглянуть на Пай-нет'ема, вернувшегося в свой саркофаг. Сомневаюсь, что он будет выставлен в экспозиции. Я рекомендовал, чтобы его убрали из каталогов и затеряли где-нибудь в недрах коллекции.
Кейт была задумчива.
— Ничего не разрешилось, Чарльз. "Семь Звезд" остался загадкой. Мы не закрыли эту книгу, а просто перелистнули страницу, оставив ее тем, кто еще не родился. Так ведь всегда и бывает, верно?