Дэвид Шоу живет на Голливудских Холмах и собирает все, имеющее отношение к Существу из Черной Лагуны. Его сборник эссе из журналов «Fangoria» и «Wild Hairs» получил в 2001 году Международную премию гильдии писателей в жанре «хоррор» в номинации нон-фикшн. Последние книги автора — это заключительный том трилогии «Потерянный Блох» («Lost Bloch») (озаглавленный «Преступления и наказания» («Crimes and Punishments»)) и «Элвислэнд» («Elvisland»), эпохальный сборник коротких рассказов Джона Фэрриса — и то и другое под его редакцией; возрожденное, доработанное и приукрашенное издание его первого сборника — «Видя красное» («Seeng Red»); изданный в мягкой обложке его четвертый сборник «Загадочные орхидеи» («Cript Orchids»); новый сборник рассказов о живых мертвецах, названный «Зомби Джэм» («Zombie Jam»), и новый значительный роман «Дождевые пули» («Bullets of Rain»).

«„Неделя с нежитью" („A Week in the Unlife“) — поясняет Шоу, — это возвращение к преготовскому и пострайсовскому взрыву в литературе о вампирах, когда книг о кровососах стало так много, то они могли заполнить в книжном магазине почти стеллаж и стали распадаться на поджанры. Появились вампиры-панки, порновампиры, корпоративные, гомосексуальные, спермовампиры, всяких вариантов понемногу вокруг все того же грошового мотива. Это вампиры — но зараженные ВИЧ! Это вампиры — но они ненавидят волков-оборотней байкеров. Того и гляди, начнешь от всего этого блевать кровью, как Удо Кайер из „Крови для Дракулы" („Blood for Dracula").

Результатом всего этого нескончаемого потока стало преобладание ультраконсервативного, неоригинального, демографичного, пустого и даже болезненного. Не считая „Дракулы" (или в наше время „Салимова Удела" („Salem's Lot")), исходные или эпохальные работы остались по большей части непрочитанными (такие как „Золотой" („The Golden") Люциуса Шепарда). Любителям этого жанра следовало бы отыскать и вновь открыть для себя книгу „Я — легенда" („Am Legend") Ричарда Матесона и „Потомков гадюки" („Progeny of the Adder") Лесли Уиттена. Практически девяносто процентов лексики сегодняшней популярной литературы о вампирах вышло или развилось из того или другого или обоих этих фундаментальных романов.

Как раз желание избавить тему вампиризма от свойственной ей выхолаженности и вызвало к жизни вышеупомянутые книги. Перед писателем, имеющим дело со столь затасканной тематикой, стоит крайне нелегкая задача: „Преодолей меня, если сможешь".

Чрезмерное количество литературы о вампирах и стремление иметь ее все больше и больше — это само по себе уже некая новая форма вампиризма. Охотник за вампирами из „Нежити" умерит ваше желание погружаться в этот мир».

Предлагаемый рассказ, суть которого в несогласии с этим жанром, прекрасно вписывается в данную антологию…

Когда закалываешь кровососа, его кровь извергается густым черным потоком, тягучим, как мед. Я видел, как она пузырится. Тварюга билась и извивалась, стараясь вытащить кол, — они всегда пытаются это сделать, если не доведешь все до конца, — но, как выразился бы Стокер, с третьего удара с ним было покончено на все сто.

Счет им я потерял давно. Неважно. Я уже даже не рассматриваю их как бывших когда-то человеческими существами и не испытываю по отношению к ним никакого сочувствия. Я не вижу в их глазах ни грусти, ни любви, ни подкупающей мягкости. Лишь похоть, ярость, что его перехитрили, и низменность устремлений.

 

1

Ведение дневника — занятие традиционное. Пусть так. Хотите, зовите меня несущим вахту, часовым. Когда они погружаются в свой коматозный сон, я подкрадываюсь и приканчиваю их. Пока они бодрствуют, прячусь я. И успешнее, чем они.

Они вовсе не такие находчивые, какими их пытаются преподнести вам беллетристика и кино. Хитрости у них хватает и звериной смекалки. Но я опытная гончая: распознаю приметы, читаю их следы, сам воздух говорит мне об их присутствии. Невидимое или эфемерное для обычного человека зримо для меня.

И вот вам мой дневник, на случай, если мне вдруг не повезет.

Солнце заходит. Пора вздремнуть.

 

2

Естественно, полицейские принимают меня за маньяка-убийцу. Это неизбежно; то же самое было и с моими предшественниками. Держаться подальше от глаз. Осторожность стала моей второй натурой. Полицейские действуют рационально и не спеша; они имеют дело с повседневными происшествиями, хватает дел и без кровососов.

Полиция любит останавливать и обыскивать людей. К счастью, молоты, колья и кресты еще не запрещены в этой стране. Поднятые брови, шутки, подтрунивание, но до арестов дело не доходит. Когда они сами поймут, какая чума накрыла их город, они вспомнят меня, возможно, с благодарностью. Мой удел — одиночество. Я знаю, ничего другого не жду. Пускай.

Город за городом. Я неплохо отыскиваю их логова. Для меня их методы убийства — как сигнальный красный огонь. Полицейские обращают внимание только на всяких стебанутых, не знают, что с чем связано; они хватают и сажают за решетку простых смертных, ничего не видят.

Я не так глуп, чтобы просто оставлять кровососов лежать. Хотя вся эта дрянь обычно исчезает сама, орудия могут быть обнаружены. Иногда остается что-то еще. Городские свалки и канализация позволяют надежно и удобно разделаться с отходами, неизбежными в выполнении моей миссии.

Потери во вражеском стане. Быть бы мне советником у властей предержащих, работать бок о бок с ними. Слишком сложно. Чересчур большое разнообразие. Ситуация, где невозможен надлежащий контроль. Кровопийца смывается, используя любую щель, поди тут разберись.

Вывод: никому не доверяй.

 

3

Сегодняшняя была в женском обличье. Забавно. Таких меньше, чем вы могли бы подумать.

Имелся у нее любовник из числа людей, послушаешь ее — прямо Ромео и Джульетта. Бывать у него могла только по ночам и только после насыщения, ведь и кровососа страсть может завести куда как далеко.

Я думаю, она намекала на свое нездешнее искусство по части плотской любви; наверное, ее слова были просто попыткой не дать мне уничтожить ее.

Чтобы соблазнять смертных, рот ей был ни к чему. Я вонзил кол ей в мозг, через рот. Она была продукцией недавнего розлива: не растаяла и не испарилась. Трахая ее останки, я с удивлением обнаружил, что внутри она тепла, а не холодна, как труп. Тепла. У некоторых из них человеческое тепло сохраняется долго. Но все равно уходит.

 

4

Прежде я не встречал таких, кто расставался бы с жизнью без борьбы, но сегодняшний вел себя так, как будто сам приглашал меня освободить его от бремени нежизни. Он не отрицал своей сущности и не пытался одурачить меня. Спросил только, может ли сначала со мной поговорить.

В комнате на четвертом этаже, окна в которой были закрашены черной краской, он начал говорить. Сказал, что всегда ненавидел вкус крови; сказал, что предпочитает ананасный сок или даже кофе. Пока мы говорили, он и в самом деле сварил кофе.

Я дал ему допить чашку, прежде чем вонзил ему ясеневый кол глубоко в грудь, откуда брызнула черная жижа, разбавленная выпитым кофе.

 

5

Сегодня подумалось: надо бы заиметь «Полароид» или что-то вроде того, тогда был бы и визуальный материал на случай, если этот дневник когда-либо станет достоянием общественности. Хорошо бы иметь иллюстрации, свидетельства. Я подумал о тех фразах, которые сплошь и рядом слышишь в кино. Уверен, вам они знакомы: «Нет никаких вампиров!», «Что за чушь!» Или в том же духе: «Бред — но зато эффект налицо!» или «Нам не должны быть препятствием глупые народные суеверия!»

Действительно: нащелкать снимочков на память, пока кровососы не испарились как облачко. Трепотня, что ты не можешь запечатлеть их на снимках, тоже идет из кинематографа. Столько вымысла пущено в оборот, что кровососам — настоящим — ничего не стоит разгуливать в центре города — безнаказанно. В то время как мы с вами беседовали, это слово и мне показалось неподходящим. Но, проанализировав его употребление, посмотрев репортажи, интервью с представителями правоохранительных органов в нашей стране и выяснив, что, несмотря на очевидный пафос в восприятии массами коннотации данного слова, его как раз активно употребляют, и для носителя русского языка оно вполне естественно воспринимается в данном контексте, я решил оставить первоначальный вариант. Однако, если у вас возникли другие соображения на этот счет, мне будет очень интересно с ними ознакомиться, говоря языком полицейских сводок.

Неплоха идея записать на пленку звуки, издаваемые ими, когда они умирают. Видеозапись с ними, умоляющими о пощаде. Можете не сомневаться, у всех тех заядлых киноманов глаза полезут на лоб.

 

6

Как много их в этом городе. Чувствуешь, насколько это не в твою пользу. Я говорил уже, что потерял счет.

Сегодня есть неплохая возможность сделать шаг вперед. Как и они, я становлюсь более уязвимым, если слишком долго ничего не предпринимаю, а наибольшая осмотрительность состоит в том, чтобы менять образ действий и быть непредсказуемым.

Это легко. Мне многого не надо. Большая часть того, чем я владею, это я сам.

 

7

Они стопорнули меня на шоссе № 10, на выезде из города, из-за сломанной задней левой «габаритки». Мой факсимильный портрет украсил лобовое стекло патрульной машины. Дневник забрали в качестве свидетельства, так что пока я пользуюсь самодельным пером и клочком студенческой записной книжки, который надеюсь включить в дневник позднее.

В камере, рассчитанной на четверых, я совсем один. В серой литой двери оконце для передачи пищи, не как в наглухо закрытой камере полицейского участка. По пути в камеру я заметил, что и они поймали кровососа. Скорее всего, случайно; наверное, они и не догадываются, кто у них в руках. Тут нет ни восхода, ни заката, и если он выбирается наружу по ночам, они об этом так и не узнают. Но я-то знаю. Пока не буду ничего говорить. Я весь на виду и в невыгодном положении. Вместо одного, ускользнувшего сегодня, я смогу уничтожить десятерых на следующей неделе.

 

8

Следующая неделя. Я оправдан наконец. Я успокоился, как только они показали мне фотоснимки. Понятия не имею, как им удалось собрать данные о нескольких последних кровососах, которых я изловил. Сразу будто гора с плеч. Теперь мне незачем пускаться в объяснения по поводу дневника, который, как вы можете видеть, мне возвратили сразу. У них были тысячи вопросов. Они хотели знать о молотах, кольях, о предпочтительном методе нанесения смертельного удара. Я предупредил их, что следует избегать широких облав, особенно по ночам, когда враг всего сильней.

На этот раз они прислушались к моим словам, это меня очень взбодрило. Теперь борьба сможет выйти на новый уровень.

Они также дали понять, что мне не придется оставаться за решеткой. Привести в порядок кое-какие бумаги, и я снова буду там, среди них. Один чиновник — не полисмен, а врач — поздравил меня с хорошо выполненной нелегкой работой. Он пожал мне руку, от имени всех их, как он сказал, и упомянул, что собирается писать книгу о моей деятельности. Как волнующе!

По моей просьбе кровосос из соседней камеры был переведен в другую. Я сказал им, что для большей надежности им следует пользоваться одним из моих кольев. Это, впрочем, голое тщеславие с моей стороны. Я вытачиваю свои колья из ясеня на токарном станке. Дал им знать, что согласен, чтобы мои колья служили рабочей моделью для надлежащего производства того количества, которое потребуется им вскоре.

В следующий раз надо бы спросить у охраны, откуда у них такое количество кровососов на свежих форматах восемь на десять. Все эти имена и даты. Первоклассная документация.

Кажется, я даже немного завидую.