Во многих странах мира напечатано более семи миллионов экземпляров книг Ф. Пола Уилсона; он является автором таких бестселлеров, как «Сторожевая башня» («The Кеер»), экранизирован в 1983 году, и «Могила» («The Tomb»). В 1998 году он «воскресил» своего популярного антигероя Ремонтника Джека и недавно опубликовал седьмой роман из серии о Джеке, «Врата» («Gateways»). Студия «Beacon Films» в настоящее время занимается «раскруткой» этого персонажа на телевидении.

В 2003 году студия «Lions Gate» выпустила на кассетах малобюджетный фильм по мотивам рассказа «Полуночная месса» («Midnight Mass») (сам автор сыграл эпизодическую роль в одном из первых эпизодов). «Отзывы были самыми разнообразными, от „плохо" до просто „ужасно"», — рассказывает Уилсон. Впоследствии он скомбинировал рассказ с двумя произведениями-предшественниками, «Дело рук Господних» («The Lords's Work») и «Страстная пятница» («Good Friday») и создал на их основе остросюжетный роман, описывающий битву людей с нежитью.

В предлагаемой вниманию читателя новелле, динамичном триллере, который перекликается с книгами «Я — легенда» («I am Legend») Ричарда Мэтсона и «Салимое удел» («Salem's Lot») Стивена Кинга, Уилсон выступает с новой вариацией на известную тему, в то же время изображая своих кровопийц в строго традиционном стиле…

 

I

Прошла почти целая минута с того момента, как он стукнул медным молотком по тяжелой дубовой двери. Дверь, должно быть, достаточно прочна. В конце концов, ведь и дверной молоток здесь в форме креста. Но нет, они считали нужным, щурясь, рассматривать гостя сквозь замочную скважину и выглядывать из боковых окошек, расположенных справа и слева от двери.

Равви Зев Вольпин вздохнул и позволил осмотреть себя. Он не мог осуждать людей за меры предосторожности, но эти показались ему чересчур предусмотрительными. Закатное солнце ярко светило в спину раввину; на фоне сияющего неба вырисовывался его силуэт. Что им еще нужно?

«Может быть, мне раздеться догола и станцевать?»

Он мысленно пожал плечами и глубоко вдохнул влажный морской воздух. По крайней мере здесь прохладно. Он приехал на велосипеде из Лейквуда, находившегося всего в десяти милях отсюда, дальше от побережья, но там было по меньшей мере на двадцать градусов жарче. Величественная громада дома-убежища, выстроенного в стиле тюдор, отгораживала его от Атлантического океана, но повсюду чувствовался соленый морской воздух и доносился ритмичный грохот прибоя.

Спринглейк. Морской курорт, населенный ирландцами-католиками, посещаемый еще с конца прошлого века. Зев огляделся вокруг, обозревая тщательно отреставрированные викторианские здания, огромные особняки, тянущиеся вдоль пляжа, дома поменьше, выстроившиеся аккуратными рядами на улицах, идущих прочь от океана. Многие из них еще обитаемы. Не то что в Лейквуде. Лейквуд стал городом-призраком.

«Неплохое убежище, — решил он и подумал: — Сколько таких домов находится в собственности Католической Церкви?»

Серия щелчков и стуков снова привлекла его внимание к двери — кто-то в спешке отодвигал один за другим бесчисленные засовы. Дверь отворилась внутрь, и на пороге возник молодой человек нервозного вида в длинной черной сутане. Взглянув на Зева, он скривил губы и потер рот тыльной стороной запястья, чтобы скрыть улыбку.

— И что показалось вам таким смешным? — поинтересовался Зев.

— Простите. Я просто…

— Понимаю, — кивнул Зев, отметая объяснения, и взглянул на деревянный крест, свисавший на веревке с его шеи. — Понимаю.

Бородатый иудей в мешковатом саржевом костюме, ермолке и с крестом на шее. Весело, правда?

Ну так что, nu? Этого требовали нынешние времена, все вынуждены были делать это, если хотели выжить. А Зев хотел выжить. Кто-то должен продолжать жить, чтобы сохранить традиции Талмуда и Торы, даже если во всем мире не останется ни одного еврея.

Зев в ожидании стоял на залитом солнцем крыльце. Священник молча наблюдал за ним. Наконец Зев спросил:

— Так как, можно Вечному Жиду войти?

— Я не могу вас прогнать, — сказал священник, — но вы, конечно, не думаете, что я приглашу вас.

Ах да. Очередная предосторожность. Вампир не может пересечь порога дома, если его не попросят войти, следовательно, не приглашайте в дом никого. «Добрый новый обычай», — подумал он.

Равви ступил внутрь, и священник тут же захлопнул за ним дверь, один за другим заложил все засовы. Когда он обернулся, Зев протянул ему руку:

— Равви Зев Вольпин, отец. Благодарю, что впустили меня.

— Брат Кристофер, сэр, — представился тот, улыбаясь и тряся руку Зева. Его подозрения, по-видимому, полностью улетучились. — Я пока не священник. Мы не можем предложить вам многого, но…

— О, я не задержусь у вас. Я пришел лишь поговорить с отцом Джозефом Кэйхиллом.

Брат Кристофер нахмурился:

— Сейчас отца Кэйхилла здесь нет.

— А когда он вернется?

— Я… я точно не знаю. Видите ли…

— У отца Кэйхилла очередная пьянка, — раздался из-за спины Зева зычный голос.

Обернувшись, Зев увидел пожилого священника, который глядел на него из дальнего угла вестибюля. Седовласый, тучный, в черной сутане.

— Я равви Вольпин.

— Отец Адамс, — назвался священник, выступая вперед и протягивая руку.

После того как они обменялись рукопожатием, Зев спросил:

— Вы сказали, что у него «очередная» пьянка? В первый раз слышу, что отец Кэйхилл — пьяница.

— Очевидно, существует много вещей, которых мы не знали об отце Кэйхилле, — сухо ответил патер.

— Если вы имеете в виду грязную историю, случившуюся в прошлом году, — возразил Зев, чувствуя, как в нем поднимается давний гнев, — то я, например, ни минуты в это не верил. Удивляюсь, что кто-то может принимать на веру хотя бы слово.

— Его виновность или невиновность в конечном итоге не имеет никакого значения. Ущерб репутации отца Кэйхилла — fait accompli. Отец Пальмери вынужден был требовать его удаления ради блага прихода Святого Антония.

Зев понял, что причины подобного отношения скрывались в «очередной пьянке» отца Джо.

— Где я могу найти отца Кэйхилла?

— Я думаю, он где-то в городе, выставляет себя на посмешище. Если вы каким-либо образом сможете его немного вразумить, постарайтесь, прошу вас. Он не только губит свое здоровье алкоголем, он позорит духовенство и Церковь.

«И последнее беспокоит вас больше?» — хотел было спросить Зев, но придержал язык.

— Я попытаюсь.

Он дождался, когда брат Кристофер откроет все замки, и вышел навстречу солнечному свету.

— Попробуйте зайти к Мортону, это вниз по Семьдесят первой, — шепнул молодой человек, когда Зев проходил мимо него.

Зев ехал на велосипеде по Семьдесят первой. Было странно видеть на улицах людей. Их было немного, но больше, чем когда-либо будет в Лейквуде. И он знал, что вампиры сжимают мир в своих тисках, проникают в католические общины и здесь тоже с каждым днем будет становиться все меньше и меньше жителей.

Ему показалось, что он проезжал мимо забегаловки с именем Мортона, когда направлялся в Спринглейк. И тут он увидел ее впереди, у железнодорожного переезда — белая одноэтажная коробка с оштукатуренными стенами, на одной из которых висела вывеска, написанная большими черными буквами: «Мортон. Алкогольные напитки».

В ушах его прозвучали слова отца Адамса: «Очередная пьянка»…

Зев подвел велосипед к двери и подергал за ручку. Заперто крепко. Заглянув внутрь, он увидел хаос, валяющийся мусор, пустые полки. Окна были забраны решетками, стальная задняя дверь закрыта так же надежно, как и парадная. Так где же отец Джо?

Затем он заметил подвальное окошко на уровне земли, рядом с переполненным мусорным баком. Окошко оказалось незапертым. Зев опустился на колени и распахнул его.

Вглядываясь в могильную тьму, он ощутил на лице дуновение прохладного, затхлого воздуха. Ему пришло в голову, что он может нарваться на неприятности, если просунет голову внутрь, но необходимо было попытаться. Если отца Кэйхилла здесь нет, Зеву придется пуститься в обратный путь в Лейквуд, и все путешествие окажется напрасной тратой времени.

— Отец Джо? — позвал он. — Отец Кэйхилл?

— Опять ты, Крис? — ответил кто-то слегка заплетающимся языком. — Иди домой, а? Со мной все будет в порядке. Я попозже вернусь.

— Это я, Джо. Зев. Из Лейквуда.

Он услышал, как кто-то волочит по полу ноги, и затем в луче света, лившегося в окно, показалось знакомое лицо.

— Ну, черт меня побери. Это и впрямь ты! Я уж подумал, что это брат Крис пришел, чтобы отволочь меня в убежище. Он все боится, что меня сцапают, если я не вернусь засветло. Ну, и как у тебя дела, ребе? Рад видеть тебя живым. Давай заходи!

Зев заметил, что глаза у отца Кэйхилла остекленели, а сам он едва заметно раскачивается, словно небоскреб на ветру. На священнике были выцветшие джинсы и черная майка с рекламой тура Брюса Спрингстина «Tunnel of Love».

Сердце у Зева сжалось при виде друга, находящегося в таком состоянии. Такой mensch, как отец Кэйхилл, не должен вести себя, словно shikker. Наверное, он зря сюда пришел. Зев пожалел, что они встретились таким образом.

— У меня не так уж много времени, Джо. Я пришел сказать тебе…

— Пропихивай сюда свою бородатую задницу и выпей со мной, а не то я выйду и сам тебя притащу.

— Хорошо, — согласился Зев. — Я войду, но пить не буду.

Он спрятал велосипед за мусорным баком и протиснулся в окно. Отец Джо помог ему спуститься на пол. Они обнялись, хлопая друг друга по спине. Отец Джо был выше ростом, гигант по сравнению с Зевом. При росте шесть футов с четвертью он казался выше на десять дюймов, в свои тридцать пять выглядел моложе на много лет; у него были мускулистая фигура, густые каштановые волосы и — в лучшие дни — ясные голубые глаза.

— Ты поседел, Зев, и похудел.

— Сейчас не так уж легко доставать кошерную пищу.

— Любая пища сейчас становится редкостью, — дотронувшись до креста, свисавшего с шеи Зева, он улыбнулся. — Изящный штрих. Хорошо гармонирует с цицитами.

Зев пощупал бахрому, высовывающуюся из-под рубашки. Старые привычки легко не умирают.

— Знаешь, я даже немного привязался к нему.

— Так чего тебе налить? — спросил священник, обведя жестом ряды ящиков с алкогольными напитками. — Мой личный запас. Назови свой яд.

— Я не хочу пить.

— Ну, давай, ребе. У меня здесь есть самая настоящая «Столичная». Ты обязан выпить хотя бы один глоток…

— Зачем? Потому что ты решил, что нельзя пить в одиночку?

Отец Джо улыбнулся:

— Туше!

— Ладно, — согласился Зев. — Bissel. Я выпью один глоток при условии, что ты не сделаешь ни одного. Потому что я хочу поговорить с тобой.

Священник мгновение обдумывал это предложение, затем потянулся за бутылкой.

— Договорились.

Он щедро налил водки в бумажный стаканчик и протянул Зеву. Тот отхлебнул. Он редко пил спиртное, а когда все же решал выпить, предпочитал ледяную водку прямо из холодильника. Но эта оказалась вкусной. Отец Кэйхилл уселся обратно на ящик виски «Джек Дэниелс» и сложил руки на груди.

— Nu? — спросил патер, пожав плечами, словно Джеки Мейсон.

Зев не мог не рассмеяться:

— Джо, я по-прежнему подозреваю, что у кого-то из твоих предков в жилах текла еврейская кровь.

На минуту он ощутил легкость, почувствовал себя почти счастливым. Когда же он в последний раз смеялся? Наверное, целый год назад; да, за их столиком в задней части гастронома Горовица, как раз перед историей в приходе Святого Антония и задолго до появления вампиров.

Зев вспомнил день их знакомства. Он стоял у прилавка Горовица и ждал, пока Юссель завернет ему заказанную stuffed derma, когда вошел этот молодой гигант. Он был намного выше всех присутствовавших раввинов, выглядел чистокровным ирландцем, словно один из членов «Paddy's Pig», и носил воротничок католического священника. Он сказал, что, по слухам, это единственное место на всем побережье Джерси, где можно достать приличный сандвич с солониной. Он заказал порцию и весело предупредил, что лучше бы ему оказаться хорошим. Юссель осведомился, что он знает о хорошей солонине, на что священник ответил, что он вырос в Бенсонхерсте. А около половины присутствовавших в тот день у Горовица — да и во все остальные дни, если уж на то пошло — были родом из Бенсонхерста, и не успел священник оглянуться, как все принялись расспрашивать его, знает ли он такой-то магазин и такой-то гастроном.

Затем Зев сообщил патеру — со всем должным уважением к стоявшему за прилавком Юсселю Горовицу, — что лучшие в мире сандвичи с солониной делают в иерусалимском магазине деликатесов Шмуэля Розенберга в Бенсонхерсте. Отец Кэйхилл ответил, что он там бывал и согласен на сто процентов.

И тут Юссель подал ему сандвич. Когда священник откусил огромный кусок солонины с ржаным хлебом, tummel, обычный в магазине кошерной еды в обеденное время, смолк, и у Горовица стало тихо, словно в shoul воскресным утром. Все смотрели, как ирландец жует и глотает. Подождали. Внезапно на его лице появилась эта широченная ирландская улыбка.

— Боюсь, что мне придется изменить свое мнение, — сказал он. — Горовиц из Лейквуда делает самые лучшие в мире сандвичи с солониной.

Под звуки аплодисментов и дружеского смеха Зев отвел отца Кэйхилла к заднему столику, который затем стал их обычным местом, и сел рядом с этим сдержанным и притягательным иноверцем, который с такой легкостью завоевал симпатию полного зала незнакомых людей и доставил такую mechaieh Юсселю. Он узнал, что молодой священник — новый помощник отца Пальмери, настоятеля католической церкви Святого Антония, находившейся в северной части Лейквуда. Отец Пальмери служил здесь многие годы, но за это время Зев всего лишь пару раз видел его. Он принялся расспрашивать отца Кэйхилла — который хотел, чтобы его называли Джо, — о жизни в Бруклине, и они проговорили целый час.

В течение последующих месяцев они так часто сталкивались у Горовица, что решили регулярно встречаться и обедать вместе по понедельникам и четвергам. Эти встречи продолжались не один год; они обсуждали религию — о, эти богословские дискуссии! — политику, экономику, философию, жизнь вообще. Во время этих обедов они решали большую часть мировых проблем. Зев был уверен, что они решили бы их все, если бы скандал в церкви Святого Антония не привел к изгнанию отца Джо из прихода.

Но это было в другом измерении, в другом мире. В том мире, который существовал до вампиров.

Зев покачал головой, размышляя о нынешнем положении отца Джо в пыльном подвале винной лавки Мортона.

— Это насчет вампиров, Джо, — начал он, сделав еще глоток «Столичной». — Они захватили Святого Антония.

Отец Джо фыркнул и пожал плечами:

— У них теперь численный перевес, Зев, не забывай об этом. Они захватили все. А почему приход Святого Антония должен отличаться от всех прочих приходов мира?

— Я не имел в виду приход. Я имел в виду церковь. Глаза католического священника слегка приоткрылись.

— Церковь? Они захватили само здание?

— Каждую ночь, — ответил Зев. — Они приходят туда каждую ночь.

— Это же святое место. Как им это удалось?

— Они осквернили алтарь, уничтожили все кресты. Церковь Святого Антония — больше не святое место.

— Очень плохо, — отозвался отец Джо, опустив взгляд и печально качая головой. — Это была красивая старая церковь. — Он снова взглянул на Зева. — А откуда ты знаешь, что происходит в приходе Святого Антония? Это не так уж близко от твоей общины.

— У меня больше нет общины в прямом смысле этого слова.

Отец Джо протянул огромную ладонь и схватил его за плечо.

— Прости, Зев. Я слышал, как сильно пострадал ваш народ. Ничего не стоило их захватить, а? Мне правда очень жаль.

«Ничего не стоило». Точное выражение. О, они отнюдь не глупы, эти кровопийцы. Они знали, кто наиболее уязвим. На какой район они ни нападали бы, они всегда выбирали в качестве первых жертв евреев, а среди евреев — прежде всего ортодоксальных. Умно. Где еще существовала такая низкая вероятность наткнуться на крест? Это сработало в Бруклине, и они пришли на юг, в Нью-Джерси, распространяясь, словно чума, они направлялись прямо в город с самым большим скоплением yeshivas в Северной Америке.

Но после холокоста в Бенсонхерсте члены общин Лейквуда быстро поняли, что происходит. В реформистских и консервативных синагогах по субботам начали выдавать кресты — для многих было уже слишком поздно, но часть людей спаслась. Последовали ли ортодоксы их примеру? Нет. Члены общин укрывались в домах, shoule и yeshivas, читали и молились.

И были уничтожены.

Крест, распятие — они обладали властью над вампирами, отгоняли их прочь. Его собратья-раввины не желали принимать этот простой факт, потому что прикосновение к кресту несло за собой разрушительные последствия. Взять в руки крест означало отринуть две тысячи лет истории еврейского народа, признать, что Мессия приходил, а они его не заметили.

Правда ли это? Зев не знал. Об этом можно будет поспорить потом. А в тот момент гибли люди. Но раввины хотели спорить об этом сейчас же. И пока они спорили, их паству уничтожали, словно скот на бойне.

Как бранил их Зев, как умолял их! Слепые, упрямые дураки! Если дом твой горит, неужели ты откажешься тушить пожар водой потому лишь, что тебя всю жизнь учили не верить в воду? Зев пришел на совет раввинов с крестом, и его вышвырнули вон — буквально выбросили за дверь. Но по крайней мере ему удалось спасти немногих прихожан. Слишком мало.

Да, он вспомнил своих братьев, ортодоксальных раввинов. Всех тех, кто отказывался взглянуть в лицо реальности и признать страх вампиров перед распятием, тех, кто запрещал своим ученикам и прихожанам носить кресты, тех, кто смотрел, как эти самые ученики и прихожане умирали десятками лишь затем, чтобы снова восстать и обратиться против своих наставников. А вскоре и сами раввины принялись блуждать по своему району, выслеживать выживших, охотиться в других yeshivas, других приходах, пока вся община не была ликвидирована и не присоединилась к армии вампиров. Великий ужас пришел и ушел: люди ассимилировались.

Раввины могли бы спастись, могли бы спасти свой народ, но они не желали понять происходящее. Что, размышлял Зев, было вполне естественным. Разве поколение за поколением не учили они людей отворачиваться от остального мира?

Те дни начала войны, дни беспорядочной бойни, закончились. Теперь, когда власть принадлежала вампирам, кровопролитие приняло более организованную форму. Но урон народу Зева был нанесен — и урон этот оказался непоправимым. Гитлер остался бы доволен. Нацистское «окончательное решение» было воскресным пикником по сравнению с делом рук вампиров. То, что гитлеровский рейх не смог сделать за годы Второй мировой войны, вампиры закончили в несколько месяцев.

Нас осталось так мало. Так мало, и мы так рассеяны. Последняя Диаспора.

На какое-то время горе почти сломило Зева, но он запрятал его вглубь, закрыл на замок в том месте, где хранил свои печали, и думал, как повезло его жене Шане — она умерла от естественных причин до того, как начался этот кошмар. У нее было слишком нежное сердце, она не пережила бы того, что произошло с их общиной.

— Мне жаль гораздо сильнее, Джо, — произнес Зев, усилием воли возвращаясь к настоящему. — Но, поскольку мой народ уничтожен и у меня почти не осталось друзей, я использую дневные часы для скитаний. Так что можешь называть меня Вечный Жид. И во время этих скитаний я встречаю кое-кого из твоих старых прихожан.

Лицо священника застыло. Голос зазвучал ядовито:

— Неужели и в самом деле? И как поживает мое любящее стадо?

— Они потеряли всякую надежду, Джо. Они хотят, чтобы ты вернулся.

Он рассмеялся:

— Хотят, разумеется! Так же сильно, как гоготали мне в спину год назад, когда мое имя смешивали с грязью. Да, они хотят моего возвращения. Бьюсь об заклад!

— Этот гнев, Джо. Это не подобает тебе.

— Дерьмо собачье. Был когда-то такой Джо Кэйхилл, наивное ничтожество, верившее, что преданные прихожане поддержат его. Но нет. Пальмери сообщает епископу, что поднялся слишком большой шум, епископ убирает меня, а люди, которым я посвятил свою жизнь, молча стоят и смотрят, как меня вышвыривают из моего прихода.

— Простым людям нелегко противиться воле епископа.

— Возможно. Но я не могу забыть, как они тихо стояли в стороне, пока у меня отнимали положение, достоинство, доброе имя, все, что у меня было в жизни…

Зеву показалось, что сейчас у Джо сорвется голос. Он уже хотел протянуть к нему руки, когда священник кашлянул и распрямил плечи.

— А тем временем я превратился в парию там, в убежище. Долбаный прокаженный. Некоторые из них и впрямь верят… — Он с рычанием оборвал себя. — А, какая разница? Все кончено. В любом случае, как я предполагаю, большая часть прихожан мертва. И если бы я остался там, то сам бы погиб. Так что, наверное, все было к лучшему. И вообще, кому какое дело.

Он потянулся к стоявшей рядом бутылке «Гленливета».

— Нет-нет! — воскликнул Зев. — Ты обещал!

Отец Джо отдернул пальцы и скрестил руки на груди.

— Продолжай, бородатый. Я слушаю.

Отец Джо явно изменился к худшему. Мрачный, язвительный, апатичный, полный жалости к себе. Зев начинал удивляться, как он мог называть этого человека другом.

— Они забрались в твою церковь, осквернили ее. Каждую ночь они продолжают марать ее кровопролитиями и богохульствами. Неужели для тебя это ничего не значит?

— Это приход Пальмери. Я отстранен. Пусть он позаботится об этом.

— Отец Пальмери — их лидер.

— Разумеется. Он же их настоятель.

— Ты не понял. Он руководит вампирами в непристойностях, которые они совершают в церкви.

Отец Джо напрягся, и отсутствующее выражение исчезло из его глаз.

— Пальмери? Он один из них? Зев кивнул:

— Хуже того. Он лидер местной ячейки. Он организует их ритуалы.

Зев увидел по глазам священника, как в нем разгорается гнев, увидел, как руки его сжались в кулаки, и на мгновение подумал, что сейчас вырвется на волю прежний отец Джо.

«Давай же, Джо. Покажи мне этот старый огонь». Но тот лишь тяжело осел обратно на ящик.

— Это все, что ты хотел мне сообщить? Зев, скрывая разочарование, кивнул:

— Да.

— Отлично. — Джо схватил бутылку виски. — Потому что мне необходимо выпить.

Зев хотел уйти, но нужно было остаться, прощупать немного глубже и увидеть, что еще осталось от его старого друга, сколько места занимает в нем этот новый, ядовитый, чужой Джо Кэйхилл. Может быть, еще есть надежда. И они продолжали беседовать.

Внезапно он заметил, что за окном стемнело.

— Gevalt! — воскликнул Зев. — Я не заметил, как время пролетело!

Отец Джо тоже казался удивленным. Он подбежал к окну и высунулся наружу.

— Проклятие! Солнце село! — Он обернулся к Зеву. — О Лейквуде и речи быть не может, ребе. Даже убежище слишком далеко — мы не станем рисковать. Похоже, мы застряли здесь до утра.

— Тут безопасно?

Отец Кэйхилл пожал плечами.

— А почему нет? Насколько мне известно, за последние несколько месяцев здесь бывал только я, и то днем. Будет весьма странно, если одна из этих пиявок в образе человеческом надумает бродить тут сегодня.

— Надеюсь, что ты прав.

— Не беспокойся. С нами все будет в порядке, если мы не привлечем внимания. У меня есть карманный фонарик, если понадобится, но нам лучше всего просидеть здесь в темноте и проболтать до восхода солнца. — Отец Джо улыбнулся и взял с одного из ящиков огромный серебряный крест, по меньшей мере в фут длиной. — Кроме того, мы вооружены. И честно говоря, это не самое худшее место для ночевки.

Он подошел к ящику «Гленливета» и открыл новую бутылку. Его способность поглощать спиртное была невероятной.

Зев тоже считал, что уголок неплохой. Вообще-то со времен холокоста ему приходилось проводить ночи в гораздо более отталкивающих местах. Он решил не терять времени даром.

— Итак, Джо. Наверное, я должен рассказать тебе еще немного о том, что происходит в Лейквуде.

Спустя несколько часов они утомились, и разговор иссяк. Отец Джо, снабдив Зева фонариком, вытянулся на ящиках и уснул. Зев попытался устроиться поудобнее, чтобы вздремнуть, но сон не шел к нему. И он слушал, как друг храпит в темноте подвала.

Бедный Джо. Столько гнева в человеке. Хуже того — боли. Он чувствует, что его предали, обошлись с ним несправедливо. И у него есть на то причины. Но теперь, когда мир разлетелся на куски, это зло не исправить. Джо должен забыть о прошлом и продолжать жить, но, очевидно, не в состоянии. Какой стыд. Необходим какой-то толчок, чтобы вырвать его из депрессии. Зев думал, что новости о происходящем в приходе Святого Антония разбудят в священнике интерес, но это, казалось, лишь привело к тому, что он стал пить еще больше. И Зев боялся, что отец Джо Кэйхилл безнадежен.

Зев закрыл глаза и постарался отдохнуть. Нелегко было устроиться с болтавшимся на груди крестом, и он его снял, но положил поблизости. Он уже начал засыпать, когда услышал снаружи какой-то шум. У мусорного бака. Металлический звук.

«Мой велосипед!»

Соскользнув на пол, он на цыпочках подкрался к спящему отцу Джо, потряс его за плечо и прошептал: — Кто-то нашел мой велосипед!

Священник всхрапнул, но не проснулся. Громкий лязг заставил Зева обернуться, и неловким движением он задел бутылку. Он попытался подхватить ее на лету, но в темноте промахнулся. Звон бьющегося стекла разнесся по подвалу, словно пушечный выстрел. Чувствуя, как запах виски заглушает запахи плесени, Зев прислушался к звукам, доносящимся снаружи. Ничего.

Наверное, это было какое-то животное. Он вспомнил енотов, совершавших набеги на контейнер с мусором у его дома… когда у него еще был дом… когда у него был мусор…

Зев подошел к окну и выглянул наружу. Да, скорее всего животное. Он открыл раму на несколько дюймов и почувствовал на лице прикосновение прохладного ночного воздуха. Вытащив из кармана пальто фонарик, он направил в отверстие луч света.

И чуть не выронил фонарик при виде бледного, оскалившегося дьявольского создания — обнажив клыки, вампир зашипел. Зев отпрянул, а чудовище рывком просунуло голову и плечи в окно; в воздухе мелькнули скрюченные пальцы, но промахнулись. Затем вампир прыгнул в окно и бросился на Зева.

Тот попытался увернуться, но вампир был проворнее. При столкновении фонарик вылетел у Зева из рук и покатился по полу. Он вскрикнул, и рычащее чудовище подмяло его под себя. Невозможно было сопротивляться его мощному натиску. Вампир уселся на Зева, отбросил в стороны его молотящие воздух руки, разорвал когтистыми пальцами воротник, обнажив горло, и вытянул шею жертвы, открыв уязвимую плоть. Вампир наклонился, приблизив к шее клыки, и его тлетворное дыхание ударило Зеву в нос. Он отчаянно закричал.

 

II

Отца Джо разбудили вопли, полные ужаса.

Он потряс головой, чтобы прогнать сон, и тут же пожалел, что не остался лежать спокойно. Голова весила по меньшей мере фунтов двести, рот был полон отвратительной на вкус ваты. Зачем он это с собой делает? После этого он чувствует себя больным; к тому же ему начинают сниться кошмары. Как сейчас.

Он услышал еще один испуганный крик — всего в нескольких футах от себя.

Он взглянул в ту сторону. В слабом свете фонарика, валявшегося на полу, он увидел Зева, лежащего на спине, отчаянно отбивающегося от…

Проклятие! Это не сон! Сюда забрался один из кровососов!

Одним прыжком Джо очутился рядом с тварью, которая тянулась клыками к горлу Зева. Схватив вампира за шиворот, он оторвал его от пола. Тело оказалось странно тяжелым, но это его не остановило. Джо чувствовал, как нарастающий гнев делает его сильнее.

— Гниль поганая!

Схватив вампира за шею, он швырнул его о стену. Тварь ударилась о бетон с силой, от которой у человека переломались бы все кости, но чудовище лишь сползло вниз, одним движением прокатилось по полу и вскочило на ноги, готовое к атаке. Джо знал, что как он ни был бы силен, ему никогда не одолеть вампира. Обернувшись, он схватил свое большое серебряное распятие и бросился на врага.

— Голоден? Вот этого пожри!

Тварь, обнажив клыки, зашипела на него, и Джо ткнул нижним, более длинным концом креста ему в глотку. По серебру побежал бело-голубой свет, отразившийся в полных ужаса глазах, и плоть врага начала с шипением трескаться. Вампир испустил полузадушенный крик и попытался увернуться, но Джо не собирался его отпускать. От ярости он покраснел: гнев забил фонтаном из какого-то скрытого источника и бурлил внутри него. Джо проталкивал крест все дальше в глотку твари. Глубоко в горле вампира сверкнула вспышка, осветив бледное тело изнутри. Он попытался ухватиться за крест и вытащить его, но стоило ему прикоснуться к серебру, как пальцы его загорелись и начали дымиться.

Наконец Джо отступил, позволив извивающемуся врагу вскарабкаться по стене и уползти через окно в темноту. Затем он обернулся к Зеву. Если с ним что-то произошло…

— Эй, ребе! — окликнул он, опускаясь на колени рядом со стариком. — С тобой все в порядке?

— Да, — ответил Зев, с трудом вставая на ноги. — Благодаря тебе.

Джо рухнул на ящик: как только испарился гнев, его охватила слабость. «Я и не предполагал, что со мной может такое случиться», — подумал он. Но оказалось так чертовски приятно сорвать злобу на этом вампире. Слишком приятно. И это беспокоило его.

«Моя душа разрушается… как и все в этом мире».

— Было уже близко, — сказал он Зеву, в порыве радости сжимая плечо старика.

— Да уж, точно, ближе не бывает, — согласился Зев, надевая ермолку. — У меня к тебе просьба, отец Джо: если когда-нибудь у меня высосут кровь и я превращусь в вампира, будь добр, напомни мне, чтобы я держался подальше от тебя.

Джо впервые за долгое время разразился смехом. Было так хорошо посмеяться.

С первыми лучами солнца они выкарабкались наружу. Оказавшись на свежем воздухе, Джо потянулся, расправляя сведенные судорогой руки, а Зев проверил, на месте ли велосипед.

— Ой, — воскликнул Зев, вытаскивая велосипед из-за бака. Переднее колесо было так помято, что несколько спиц сломалось. — Посмотри, что он наделал. Похоже, мне придется возвращаться в Лейквуд пешком.

Но Джо гораздо больше, чем велосипед, интересовало местонахождение их ночного гостя. Он знал, что вампир не мог далеко уйти. Он и не ушел. Они нашли врага, вернее, то, что от него осталось, за мусорными контейнерами; разлагающийся, скорченный труп, покрытый черной коркой и дымящийся в свете утреннего солнца. Между зубами у него все еще торчало серебряное распятие.

Джо, приблизившись, осторожно вытащил свой крест из отвратительных останков.

— Судя по всему, сосать кровь тебе уже не придется, — сказал он и тут же почувствовал себя глупо.

Перед кем он здесь изображает мачо? Зев уж точно на это не купится. Слишком не похоже на него. Тот знал, что подобные высказывания не в характере отца Джо. Но в конце концов, а какой у него сейчас характер? Когда-то он был приходским священником. Сейчас он никто. Даже меньше, чем никто.

Выпрямившись, он взглянул на Зева:

— Пойдем в убежище, ребе. Я куплю тебе что-нибудь на завтрак.

Джо повернулся и направился прочь, но Зев остался стоять, глядя на тело у своих ног.

— Говорят, они не уходят далеко от мест, где провели всю жизнь, — заметил Зев. — Если он жил где-то поблизости, значит, он не еврей. Вероятно, католик. Скорее всего, ирландец.

Джо остановился и оглянулся, уставившись на свою длинную тень. Восходящее солнце, скрытое дымкой, светило ему в спину, порождая гигантскую фигуру с темным крестом в руке; на земле образовалась янтарная клякса в том месте, где свет проходил сквозь непочатую бутылку виски, которую Джо держал в другой руке.

— Ты это к чему? — спросил он.

— Думаю, Kaddish для него не совсем подойдет, так что я просто размышляю, кто бы мог прочесть над ним заупокойную молитву, или что вы там делаете, когда умирает кто-то из ваших людей.

— Это не один из наших людей! — огрызнулся Джо, чувствуя поднимающуюся в душе горечь. — Он вообще не был человеком.

— Да, но ведь когда-то раньше он был им, до того, как его убили и он превратился в одного из них. Так что, может быть, сейчас ему не помешает скромная помощь.

Джо все это не нравилось. Он чувствовал, что на него давят.

— Он этого не заслуживает, — возразил он и тут же сообразил, что угодил в ловушку.

— А я думал, что этого заслуживает даже последний грешник, — заметил Зев.

Джо понял, что потерпел поражение. Зев был прав. Он сунул крест и бутылку в руки другу — возможно, немного грубо, — подошел к скрюченному трупу, опустился на колени и совершил над ним последние обряды. Закончив, он вернулся к Зеву и вырвал у него свое имущество.

— Ты лучше меня, Гунга Дин, — бросил он, направляясь прочь.

— Ты говоришь так, словно, став вампирами, они отвечают за свои действия, — задыхаясь, упрекнул его Зев, спеша рядом и стараясь догнать широко шагавшего Джо.

— А ты думаешь, нет?

— Нет.

— Ты в этом уверен?

— Ну, не совсем. Но они совершенно точно перестают быть людьми, так что, наверное, мы не должны подходить к ним с человеческими мерками.

При звуках убеждающего голоса Зева Джо вспомнились споры, которые они вели в лавке Горовица.

— Но, Зев, мы же знаем, что-то от старого характера остается. Я имею в виду — они живут в родных городах, обычно в подвалах своих бывших домов. Они охотятся за людьми, которых знали при жизни. Это не просто безмозглые хищники, Зев. Они обладают остатками сознания. Почему же они не могут подняться над собой? Почему они не… сопротивляются?

— Не знаю. По правде говоря, это мне никогда не приходило в голову. Забавно было бы: немертвые отказываются от пищи. Я предоставил отцу Джо придумать что-нибудь в этом духе. Мы должны обсудить этот вопрос на пути в Лейквуд.

Джо невольно улыбнулся. Так вот в чем все дело.

— Я не собираюсь в Лейквуд.

— Отлично. Тогда обсудим это сейчас. Возможно, жажда крови слишком сильна, чтобы сопротивляться.

— Возможно. А возможно, они просто не пытаются.

— Ты слишком суров, друг мой.

— Да, я парень жесткий.

— Ты когда-то был другим.

Джо ожесточенно взглянул на собеседника:

— Ты не знаешь, какой я сейчас. Зев пожал плечами:

— Может, ты прав, а может, и нет. Но неужели ты и правда думаешь, что сможешь сопротивляться?

— Разумеется, черт подери.

Джо не знал, говорит ли он серьезно. Возможно, он просто морально готовился к тому дню, когда ему предстояло действительно оказаться в подобной ситуации.

— Интересно, — проговорил Зев, когда они начали подниматься по ступеням парадного крыльца убежища. — Ну что ж, я лучше пойду. У меня впереди долгий путь. Долгий, одинокий путь до самого Лейквуда. Долгий, одинокий, возможно, опасный путь для несчастного старика, который…

— Хорошо, Зев! Хорошо! — перебил его Джо, сдерживая смех. — Я все понял. Ты хочешь, чтобы я отправился с тобой в Лейквуд. Зачем?

— Просто мне нужна компания, — с невинным видом ответил старик.

— Нет, неправда. Что там творится в твоих иудейских мозгах? Что ты затеял?

— Ничего, отец Джо. Совершенно ничего.

Джо пристально уставился на друга. Пропади все пропадом, если он не преследует какую-то цель. Что у Зева на уме? Хотя, какого черта. Почему бы и не пойти. Ему больше нечем заняться.

— Ладно, Зев. Ты победил. Я пойду с тобой в Лейквуд. Но только на один день. Просто чтобы составить тебе компанию. И я не собираюсь подходить к церкви Святого Антония, ясно? Ты понял меня?

— Понял, Джо. Прекрасно понял.

— Отлично. А теперь убери с лица эту улыбочку, и мы раздобудем себе поесть.

 

III

Солнце поднималось к зениту; они шли на юг вдоль кромки прибоя, ступая босыми ногами по сырому песку заброшенного пляжа. Зев никогда не делал такого. Ему понравилось чувствовать песок между пальцами ног, прохладу воды, заливавшей его щиколотки.

— Знаешь, какой сегодня день? — спросил отец Джо. Он закинул кроссовки за плечо. — Веришь или нет, но сегодня Четвертое июля.

— Ах да. Ваш День независимости. Мы никогда не обращали большого внимания на светские праздники. Слишком много у нас религиозных. А почему ты думаешь, что я тебе не поверю?

Отец Джо расстроенно покачал головой:

— Это Манаскван-бич. Знаешь, как обычно выглядело это место Четвертого до прихода вампиров? Сплошные тела, ступить было некуда.

— В самом деле? Да, думаю, сейчас солнечные ванны не такая распространенная прихоть, как когда-то.

— Ах, Зев! По-прежнему образец лаконичности. Но я скажу тебе одно: пляж чище, чем когда-либо. Ни одной пивной банки, ни одного шприца. — Он указал вперед. — Но что это там?

Когда они подошли поближе, Зев разглядел два обнаженных тела, вытянувшиеся на песке: это были мужчина и женщина, оба молодые, с короткими стрижками. Бронзовая кожа блестела на солнце. Подняв голову, мужчина пристально взглянул на них. Посреди лба его красовалась татуировка — голубое распятие. Потянувшись к лежащему рядом рюкзаку, он вытащил огромный сверкающий никелированный револьвер.

— Просто идите! — приказал он.

— Ладно, ладно, — ответил отец Джо. — Мы просто идем мимо.

Когда они проходили мимо парочки, Зев заметил на лбу у девушки такую же татуировку. Он успел разглядеть и остальные части тела, и где-то глубоко внутри шевельнулось полузабытое чувство.

— Очень популярная татуировка, — заметил он.

— Неплохо придумано. Такой крест нельзя выронить или потерять. В темноте, наверное, он не поможет, но при свете может дать кое-какое преимущество.

Повернув на запад, они покинули побережье, добрались до шоссе № 70 и направились вдоль него через мост Бриэль в графство Оушен.

— Помню, какие здесь были кошмарные пробки каждое лето, — сказал отец Джо, когда они трусили по пустому мосту. — Никогда не думал, что буду скучать по дорожным пробкам.

Срезав угол, они оказались на шоссе № 88 и придерживались его всю дорогу до Лейквуда. По пути им иногда попадались люди — в Бриктауне, в Оушен-Каунти-Парке, где они собирали ягоды, но в самом Лейквуде…

— Настоящий город призраков, — сказал священник, когда они шагали по пустынной Форест-авеню.

— Призраки, — согласился Зев, печально кивая. Они шли долго, и он устал. — Да. Полный призраков.

Перед его мысленным взором возникли тени погибших раввинов, студентов yeshivas, бородатых, в черных костюмах, черных шляпах, целеустремленно вышагивающих туда-сюда в будние дни, гуляющих с женами по субботам, детей, тянувшихся за ними, словно выводки утят.

Погибли. Все погибли. Пали жертвами вампиров. Теперь они сами стали вампирами — большинство из них. У него заныло сердце при мысли об этих добрых, мягких мужчинах, женщинах и детях — сейчас, днем, они скорчились в подвалах своих бывших домов, но с наступлением темноты они выйдут, чтобы охотиться на других, распространять заразу дальше…

Зев стиснул в пальцах свисавший с шеи крест. Если бы только они послушали!

— Я знаю одно место недалеко от церкви Святого Антония, где можно спрятаться, — сказал он священнику.

— Ты уже достаточно прошел сегодня, ребе. И я повторяю: мне нет дела до церкви Святого Антония.

— Останься на ночь, Джо, — попросил Зев, схватив молодого священника за локоть. Он уговорил его прийти сюда; нельзя позволить ему уйти теперь. — Посмотри, что натворил отец Пальмери.

— Если он стал одним из них, он больше не священник. Не называй его отцом.

— Они по-прежнему называют его отцом.

— Кто?

— Вампиры.

Зев увидел, как сжались челюсти Джо. Он сказал:

— Может быть, я сам быстро схожу к церкви…

— Нет. Здесь не так, как у вас. В городе их полно — наверное, в двадцать раз больше, чем в Спринглейк. Они сцапают тебя, если ты не успеешь. Я отведу тебя.

— Тебе нужно отдохнуть, дружище.

На лице отца Джо отразилась искренняя забота. Зев заметил, что добрые чувства в нем начинают брать верх со времени их вчерашней встречи. Может быть, это хороший знак?

— Я отдохну тогда, когда мы доберемся до нужного места.

 

IV

Отец Джо Кэйхилл смотрел, как луна восходит над его бывшей церковью, и размышлял, разумно ли было приходить сюда. Мгновенное решение, принятое этим утром при свете дня, сейчас, с наступлением темноты, показалось ему безрассудным и авантюрным.

Но пути назад не было. Вслед за Зевом он поднялся на второй этаж двухэтажного офисного здания, находившегося через дорогу от церкви Святого Антония, и здесь они дождались ночи. Должно быть, раньше здесь размещался офис какой-то юридической фирмы. Здание было разгромлено, оконные стекла выбиты, мебель разнесена на куски, но на стене все еще висел старый диплом Юридической школы университета Темпль, и один диван остался более или менее целым. Зев прилег вздремнуть, а Джо уселся, отхлебнул немного своего виски и углубился в тяжелые мысли.

Главным образом он думал об алкоголе. В последнее время он пьет слишком много, он понимал это; так много, что уже боялся, что не сможет вовремя остановиться. Так что сейчас он выпил совсем чуть-чуть, только для того, чтобы снять напряжение. Он выпьет остальное позже, когда вернется оттуда, из этой церкви.

Он не сводил взгляда с церкви Святого Антония с тех пор, как они пришли. Ее тоже сильно покалечили. Когда-то это была небольшая красивая каменная церковь, скорее, миниатюрный собор, напоминавший о готике своими островерхими арками, крутыми крышами, башенками, украшенными лиственным орнаментом, стеклянными окнами-«розами». Сейчас стекла были разбиты, кресты, венчавшие колокольню и фронтоны, исчезли, и все в гранитном здании, напоминавшее крест, было изуродовано до неузнаваемости.

Как он и предчувствовал, при виде этого здания ему вспомнилась Глория Салливан — молодая хорошенькая женщина, добровольно работавшая в приходе. Ее муж служил в Нью-Йорке, в компании «Юнайтед Кемикал Интернэшнл», каждый день ездил туда и слишком часто отправлялся в заграничные командировки. Джо и Глории нередко приходилось встречаться по церковным делам, и они стали добрыми друзьями. Но Глории почему-то взбрело в голову, что между ними уже существует нечто большее, чем дружба, и однажды ночью, когда Джо был один в доме, она заявилась к нему. Он постарался объяснить ей, что, как бы привлекательна она ни была, она не для него. Он принял некие обеты и не намеревался их нарушать. Он сделал все, что мог, чтобы смягчить ее разочарование, но отказ уязвил ее. И разозлил.

Все могло бы остаться по-прежнему, но вскоре ее шестилетний сын Кевин вернулся из церкви, где он был служкой, с рассказом о священнике, который заставил его снять штаны и трогал его. Кевин так и не сказал, какой именно священник сделал это, но Глория Салливан знала это точно. Ошибки быть не могло — это сделал отец Кэйхилл: человек, который отверг искреннее предложение ее любви и ее тела, мог быть только гомосексуалистом, если не хуже. И совратитель несовершеннолетних был хуже.

Она сообщила это в полицию и в газеты.

Джо еле слышно застонал, вспомнив, как внезапно его жизнь превратилась в ад. Но он твердо решил выдержать бурю, уверенный, что настоящий преступник рано или поздно будет выявлен. У него не было доказательств — да и сейчас нет, — но если кто-то из священников церкви Святого Антония был педерастом, то, очевидно, не он. Оставался отец Альберто Пальмери, пятидесятипятилетний настоятель прихода Святого Антония. Однако прежде чем Джо смог докопаться до истины, отец Пальмери потребовал, чтобы отца Кэйхилла удалили из прихода, и епископ согласился на это. Джо ушел, но дурная слава последовала за ним в убежище, находившееся в соседнем графстве, и тяготила его до сегодняшнего дня. Единственным источником недолгого утешения от бессильного гнева и горечи, сжигавших его и отравлявших ему каждое мгновение жизни, была бутылка — а это, он знал наверняка, был тупик.

Так зачем он согласился вернуться сюда? Чтобы помучить себя? Чтобы посмотреть на Пальмери и полюбоваться, как низко тот пал?

Возможно, и так. Может быть, вид Пальмери, оказавшегося наконец в своей стихии, заставит его выбросить из головы весь этот эпизод в приходе Святого Антония и присоединиться к остаткам человеческого рода — которым он сейчас нужнее, чем когда-либо.

А возможно, и нет.

Мысль о возвращении к прежней жизни была заманчивой, но за последние несколько месяцев Джо все меньше волновали окружающие люди и события.

Кроме, может быть, Зева. Друг не бросил Джо в самую трудную минуту, защищал его перед всеми, кто соглашался выслушать его. Но поддержка ортодоксального раввина значила в приходе Святого Антония слишком мало. А вчера Зев на велосипеде проехал до самого Спринглейка, чтобы увидеться с ним. Старина Зев оказался прав.

Он был также прав насчет числа вампиров здесь. Лейквуд кишел этими тварями. Завороженный отвратительным зрелищем, Джо наблюдал, как вскоре после заката улицы наполнились ими.

Но его больше беспокоили те, кто вышел наружу до заката.

Люди. Живые люди.

Предатели.

Если и существовало что-то более низкое, воистину заслуживающее смерти больше, чем сами вампиры, то это были живые люди, сотрудничавшие с ними.

Кто-то дотронулся до его плеча, и он подскочил. Это был Зев. Он протягивал ему что-то. Джо взял предмет и поднял его, разглядывая в свете луны: крошечный полумесяц, свисающий на кольце с цепочки.

— Что это?

— Серьга. Местные вишисты носят такие.

— Вишисты? Как во Франции?

— Да. Именно так. Рад видеть, что ты не настолько невежествен, как все ваше поколение. Люди-вишисты — так я называю коллаборационистов. Эти серьги — отличительный знак для местной группировки вампиров. Их не трогают.

— Где ты это достал?

Лицо Зева было скрыто в тени.

— Прежний владелец… потерял их. Надень.

— У меня не проколоты уши.

В луче лунного света показалась старческая рука, и Джо заметил длинную иглу, зажатую между большим и указательным пальцами.

— Это я могу исправить, — сказал Зев.

— Может быть, тебе не следует смотреть на это, — прошептал Зев, когда они, припав к земле, притаились в густой тени западного крыла церкви Святого Антония.

Озадаченный, Джо прищурился на него в темноте:

— Ты пробуждаешь во мне чувство вины, приводишь меня сюда, а теперь у тебя такие мысли?

— Это так ужасно, что я не могу передать словами. Джо поразмыслил. В мире за стенами этой церкви столько ужаса. Зачем еще смотреть на то, что происходит внутри?

«Потому что когда-то это была моя церковь».

Несмотря на то что был всего лишь викарием и так и не был полностью введен в должность, несмотря на то что его бесцеремонно вышвырнули отсюда, приход Святого Антония был его первым приходом. Он пришел. И он должен узнать, что они там делают.

— Покажи мне.

Зев подвел его к куче обломков камня под разбитым грязным окном и указал вверх: изнутри лился слабый свет.

— Загляни туда.

— Ты не идешь со мной?

— Спасибо, одного раза мне хватило.

Джо вскарабкался на кучу так осторожно, как только мог, ощущая усиливающееся зловоние, подобное запаху гнилого, разлагающегося мяса. Зловоние исходило изнутри, из разбитого окна. Собравшись с силами, он выпрямился и высунулся из-под подоконника.

На мгновение он был ошеломлен, подобно человеку, который выглянул в окно городской квартиры и увидел бесконечные холмы канзасской фермы. Это не могла быть церковь Святого Антония.

В мерцающем свете сотен церковных свечей он рассмотрел голые стены, с которых сняли все украшения и декоративные тарелки с картинами крестного пути; темная дубовая обшивка была исцарапана и выдолблена в тех местах, где изображалось хоть что-то, отдаленно напоминающее крест. Пол тоже был в основном голым, скамьи, когда-то стоявшие аккуратными рядами, были вырваны и изрублены на куски, острые обломки кучей возвышались в задней части помещения, под хорами.

И огромное распятие, находившееся за алтарем и доминировавшее над церковью, — от него осталась лишь часть. Поперечины креста были отпилены, и безрукое изображение Христа в человеческий рост висело вниз головой у задней стены санктуария.

Джо охватил все это одним взглядом, затем его внимание привлекло нечестивое сборище, занявшее этой ночью церковь Святого Антония. Предатели — вишисты, как назвал их Зев, — находились на периферии. Они выглядели как нормальные, обычные люди, но в ухе у каждого болталась серьга в виде полумесяца.

Но другие, те, кто собрался в санктуарии, — Джо почувствовал, как при виде их в нем разгорается ярость. Они плотным кольцом окружили алтарь. Их бледные звериные лица, лишенные всяких признаков человеческого тепла, сочувствия, порядочности, были обращены вверх. Гнев Джо вспыхнул с удвоенной силой, когда он увидел объект их пристального внимания.

Обнаженный подросток со связанными за спиной руками был подвешен за щиколотки над алтарем. Он задыхался и всхлипывал, его пустые от ужаса глаза были широко раскрыты, он явно лишился рассудка. Со лба его содрали кожу — по-видимому, «вишисты» нашли подходящее средство против татуировок с крестом, — кровь из только что отсеченных гениталий медленно стекала вниз по животу и груди. И рядом с ним, у алтаря, стояло чудовище в длинной сутане с окровавленным ртом. Джо узнал узкие плечи, седые волосы, свисающие с лысоватого черепа, но был потрясен при виде кровавой лисьей улыбки, с которой оно обратилось к своим собратьям, столпившимся внизу.

— Пора, — произнесла тварь высоким голосом, который Джо сотни раз слышал с кафедры церкви Святого Антония.

Отец Альберто Пальмери.

Снизу протянулась рука с отточенным лезвием и перерезала мальчику горло. Кровь хлынула ему на лицо, и вампиры принялись пихаться и пробиваться вперед, подобно птенцам стервятника, стремясь поймать открытыми ртами капли и алые струйки.

Джо отшатнулся от окна, и его вырвало. Он почувствовал, как Зев схватил его за руку и повел прочь. Он смутно помнил, как они пересекли улицу и направились к разгромленному офису.

 

V

— Зачем, во имя Господа, ты заставил меня смотреть на это?!

Зев взглянул через комнату в ту сторону, откуда доносился голос. Он различал смутные очертания фигуры отца Джо — тот сидел на полу, прислонившись к стене, с открытой бутылкой виски в руке. Со времени их возвращения священник выпил всего один глоток, не больше.

— Я решил, что тебе следует знать, что происходит в твоей церкви.

— Ты это уже говорил. А какова истинная причина? Зев пожал плечами в темноте:

— Я слышал, что у тебя не все в порядке, что еще до того, как все рухнуло, ты уже почти погиб. И когда настал безопасный момент, я пришел проведать тебя. Как я и ожидал, я нашел человека, озлобленного на весь мир и отдавшегося этой злобе. Я подумал, что неплохо бы указать этому человеку какой-то более конкретный предмет для ненависти.

— Ублюдок ты! — прошептал отец Джо. — Кто дал тебе такое право?

— Наша дружба дала мне на это право. Как, по-твоему, я должен жить спокойно, зная, что ты опускаешься и сидишь без дела? У меня больше нет собственной паствы, так что я обратил внимание на тебя. Я всегда был несколько навязчивым раввином.

— Ты и сейчас такой. Вышел спасать мою душу, да?

— Мы, раввины, не спасаем души. Направляем их — возможно, с надеждой указываем им правильный путь. Но лишь ты сам можешь спасти свою душу, Джо.

На некоторое время в воздухе повисло молчание. Внезапно серьга-полумесяц, которую Зев дал отцу Джо, упала в лужу лунного света на полу между ними.

— Почему они это делают? — спросил священник. — Эти вишисты — почему они пошли на предательство?

— Первые предатели делали это неохотно, поверь мне. Они согласились потому, что вампиры взяли в заложники их жен и детей. Но прошло немного времени, и оставшиеся в живых люди начали выползать из нор и предлагать вампирам свои услуги в обмен на бессмертие.

— Зачем затруднять себя работой на них? Почему бы просто не пойти и не дать себя укусить первому же кровососу?

— Я сам вначале задавался подобным вопросом, — ответил Зев. — Но, наблюдая за холокостом в Лейквуде, я понял тактику вампиров. Они сами выбирают тех, кто вступит в их ряды, так что, получив полный контроль над населением, они изменили образ действий. Видишь ли, они не хотят, чтобы в одном месте сосредотачивалось слишком много их сородичей. Это как в лесу, где слишком большая популяция хищников, — когда стада дичи истреблены, плотоядные умирают с голоду. Так что у вампиров теперь иной способ убивать. Ведь только тогда, когда вампир высасывает кровь из горла, пронзив его клыками, жертва становится одним из них. Человек, из которого выпустили кровь, как из того мальчика в церкви, умирает навсегда. Он мертв, как если бы его переехал грузовик. Он не восстанет завтра ночью.

— Понял, — сказал отец Джо. — Вишисты торгуют своей возможностью выходить при свете дня и выполняют для вампиров грязную работу в обмен на бессмертие, которое получат потом.

— Верно.

В негромком смехе отца Джо, разнесшемся по комнате, не было слышно веселья.

— Превосходно. Я никогда не перестану удивляться, глядя на своих ближних. Способность человека творить добро меркнет лишь в сравнении с его способностью пасть в бездну зла.

— Отчаяние делает с нами странные вещи, Джо. Вампирам это известно. И они лишают нас надежды. Таков их метод. Они превращают наших друзей, соседей, лидеров в наших врагов, оставляя нас в одиночестве, в полной изоляции. Некоторые люди не в силах вынести отчаяние — они кончают с собой.

— Отчаяние, — повторил Джо. — Мощное оружие. После долгой паузы Зев спросил:

— Так что ты собираешься предпринять теперь, отец Джо? Очередная горькая усмешка.

— Предполагаю, мне следует объявить, что я нашел новую цель жизни и отныне стану бродить по свету в качестве бесстрашного истребителя вампиров.

— Это было бы неплохо.

— К черту! Я собираюсь всего лишь перейти эту улицу.

— И пойти в церковь Святого Антония?

Зев увидел, что отец Джо сделал большой глоток из бутылки и плотно завернул крышку.

— Да. Посмотрим, что я смогу предпринять.

— Отцу Пальмери и его банде это может не понравиться.

— Я тебе сказал, не называй его отцом. И пошел он к дьяволу! Никто не может проделать то, что сделал он, и остаться безнаказанным. Я верну мою церковь.

В темноте Зев улыбался себе в бороду.

 

VI

Остаток ночи Джо бодрствовал, давая Зеву поспать. Старику нужен отдых. А Джо все равно не смог бы уснуть. Он был слишком возбужден. Он просидел до утра, глядя на церковь Святого Антония.

Они ушли перед рассветом — темные фигуры показались из парадных дверей и спустились по ступеням, словно прихожане после ранней службы. Джо заметил, что скрежещет зубами, разыскивая среди них Пальмери, но в полумраке не смог найти его. Когда солнце показалось над крышами домов и верхушками деревьев на востоке, улица внизу была уже пуста.

Он разбудил Зева, и они вместе направились к церкви. Тяжелые дубовые, окованные железом двери, каждая из которых представляла собой половину остроконечной арки, были закрыты. Джо распахнул их и закрепил крючками, чтобы они не закрывались. Затем он, пройдя через вестибюль, очутился в центральном нефе.

Несмотря на то что он был готов к зловонию, миазмы заставили его отшатнуться. Когда судороги в желудке прекратились, священник заставил себя идти дальше, между двумя кучами разломанных и разнесенных в щепки скамей. Зев шел рядом, прижав ко рту носовой платок.

Прошлой ночью Джо понял, что церковь превратилась в руины. Теперь он увидел, что все гораздо хуже. Дневной свет, заглянув во все уголки, осветил то, чего нельзя было разглядеть при слабом мерцании свечей. Полдюжины разлагающихся трупов свисало с потолка — прошлой ночью он не заметил их, — еще несколько валялось на полу вдоль стен. Некоторые тела были разрублены на куски. За алтарной оградой, поперек кафедры свешивалось обезглавленное женское тело. Слева от алтаря возвышалась статуя Девы Марии. Кто-то прилепил на нее резиновые груди и огромный пенис. И у задней стены санктуария стоял крест, с которого вверх ногами свисал безрукий Христос.

— Моя церковь, — шептал Джо, проходя там, где когда-то был центральный проход, по которому отцы вели к алтарю своих дочерей. — Посмотри только, что они сотворили с моей церковью!

Джо приблизился к массивному каменному блоку, который когда-то был алтарем. Раньше алтарь стоял у дальней стены санктуария, но отец Джо передвинул его вперед, чтобы служить мессу, находясь лицом к прихожанам. Сейчас нельзя было узнать алтарь, вырубленный из цельного куска каррарского мрамора. Он был так густо запятнан засохшей кровью, спермой и фекалиями, что под слоем этого вполне мог быть и пенопласт.

Отвращение Джо постепенно ослаблялось, таяло в разгоравшемся огне ярости, тошнота проходила. Он хотел очистить помещение, но здесь было слишком много работы, слишком много для двух человек. Безнадежно.

— Одец Джо?

При звуке незнакомого голоса он обернулся. В дверном проеме неуверенно маячила тощая фигура. Человек примерно пятидесяти лет робко двинулся вперед.

— Одец Джо, эдо вы?

Теперь Джо узнал Карла Эдвардса. Подергивающийся всем телом человечек, который помогал носить корзину для пожертвований во время воскресной мессы в 10.30. Выходец из Джерси-Сити — почти все местные жители были оттуда родом. Он уставился на Джо; лицо его сильно исхудало, глаза лихорадочно блестели.

— Да, Карл. Это я.

— О, благодаредие Богу! — подбежав, он упал перед Джо на колени и заплакал. — Вы вердулись! Благодаредие Богу, вы вердулись!

Джо поднял его на ноги.

— Ну-ну, хватит, Карл. Возьми себя в руки.

— Вы вердулись дас спасти, правда? Бог послал вас сюда покарать его, да?

— Покарать — кого?

— Одца Пальмери! Од один из их! Од замый худжий изо всех! Од…

— Я знаю, — прервал его Джо. — Знаю.

— О как хорошо, что вы здесь, одец Джо! Мы здадь не здали, что дедадь, с тех пор как эди кровососы пришли. Мы все молились, чдобы кто-то вроде вас пришел, и вот вы здесь. Эдо чудо, черт возьми!

Джо хотел было спросить Карла, где был он и все эти люди, которые теперь так нуждались в нем, когда его выпроваживали из прихода. Но это была старая история.

— Это не чудо, Карл, — возразил Джо, мельком взглянув на Зева. — Равви Вольпин привел меня сюда.

Когда Карл и Зев пожимали друг другу руки, Джо прибавил:

— Вообще-то я просто проходил мимо.

— Проходили мимо? Дет. Эдого не можед быдь! Вам дада остаться!

Джо увидел, как гаснет огонек надежды в глазах маленького человечка. Что-то сжалось, перевернулось у него внутри.

— Что я могу сделать здесь, Карл? Я всего лишь человек, и я один.

— Я помогу! Сделаю все, что ходиде! Только скажиде!

— Ты поможешь мне убраться здесь?

Карл огляделся и, по-видимому, впервые заметил трупы. Он съежился и заметно побледнел.

— Да… кодечно. Все, что надо.

— Ну? Что скажешь? — обратился Джо к Зеву.

— Почему я должен говорить тебе, что делать? Это не моя церковь.

— И не моя.

Зев махнул подбородком в сторону Карла.

— Думаю, он другого мнения.

Джо медленно обернулся. В сводчатом нефе царило полное молчание — лишь жужжали мухи вокруг мертвецов.

Огромная уборка. Но если работать целый день, они смогут многое сделать. А тогда…

А тогда — что?

Джо не знал. Он соображал на ходу. Он подождет и посмотрит, что принесет ночь.

— Можешь достать нам что-нибудь поесть, Карл? Я бы продал душу за чашку кофе.

Карл взглянул на него как-то странно.

— Это просто такой оборот речи, Карл. Нам нужно подкрепиться, если мы хотим поработать здесь.

Глаза человечка снова загорелись.

— Дак, здачит, вы осдаедесь?

— Ненадолго.

— Я добуду поесть! — возбужденно крикнул Карл и побежал к двери. — И кофе. Я здаю кое-кого, у дее еще есдь кофе. Она поделидся с одцом Джо. — У двери он остановился и обернулся. — А, и еще, одец, я дигогда не верил дому, чдо говорили про ваз. Нигогда.

Джо попытался сдержаться, но не смог:

— Было бы гораздо лучше, если бы ты сказал это год назад, Карл.

Тот опустил взгляд.

— Да-а. Думаю, лудьше. Но я все изправлю, одец. Обязадельдо. Можеде на медя положидься.

И он исчез за дверями. Обернувшись к Зеву, Джо увидел, что старик закатывает рукава.

— Nu? — произнес Зев. — Тела. Прежде всего, думаю, следует убрать отсюда тела.

 

VII

Вскоре после полудня Зев почувствовал, что устал. Жара и тяжелый труд сделали свое дело. Ему необходимо было остановиться и отдохнуть. Присев на алтарную ограду, он огляделся. Почти восемь часов работы — а они едва сделали самое необходимое. Но церковь выглядела и пахла лучше.

Уборка облепленных мухами тел и отрубленных конечностей оказалась самым неприятным. Отвратительная работа, от которой все внутри переворачивалось, заняла почти все утро. Они вынесли трупы на маленькое кладбище за церковью и похоронили их там. Эти люди заслуживали настоящих похорон, но сегодня для этого не было времени.

Когда с трупами было покончено, отец Джо сорвал оскверняющие предметы со статуи Девы Марии, и они обратили все внимание на огромное распятие. Через некоторое время им удалось найти в куче ломаных скамей гипсовые руки Христа. Руки по-прежнему были пригвождены к отпиленным кускам распятия. Пока Зев с отцом Джо сооружали из подручных средств скобы, чтобы прикрепить обратно руки, Карл нашел швабру и ведро и приступил к длительной, трудоемкой процедуре уборки нефа.

Теперь распятие приняло первозданный вид — гипсовый Иисус в натуральную величину снова обрел руки и был закреплен на восстановленном кресте. Отец Джо и Карл поместили крест на старое место. Несчастный человек висел как раньше, над санктуарием, во всем своем мучительном великолепии.

Неприятное зрелище. Зев никогда не мог понять пристрастия католиков к подобным мрачным изображениям. Но пока вампиры их боятся, Зев был полностью «за».

В желудке у него заурчало от голода. По крайней мере они неплохо позавтракали. Карл вернулся из утренней экспедиции с хлебом, сыром и двумя термосами горячего кофе. Сейчас Зев жалел, что они ничего не оставили про запас. Может быть, в рюкзаке завалялась корка хлеба. Он отправился в вестибюль, чтобы проверить это, и обнаружил у дверей алюминиевую кастрюлю и бумажный пакет. Кастрюля была полна тушеной говядины, а в мешке лежало три банки пепси-колы.

Он высунул голову наружу, но на улице никого не было. Так продолжалось весь день — иногда Зев замечал одну-две фигуры, заглядывающие в парадную дверь; задержавшись у входа на мгновение, словно желая убедиться, что слышанная новость верна, они бросались прочь. Зев взглянул на оставленную еду. Должно быть, группа местных пожертвовала часть своего запаса консервов и напитков. Зев был тронут.

Он позвал отца Джо и Карла.

— Похоже на «Динти Мур», — сказал отец Джо, проглотив кусок тушеного мяса.

— Точно, — подтвердил Карл. — Узнаю маленькие картошки. Женщины прихода, должно быть, сильно обрадовались, чдо вы вернулись, езли достали дакие консервы.

Они устроили пир в ризнице, небольшом помещении недалеко от санктуария, в которой хранились облачения священников, — так сказать, Зеленой комнате клириков. Зев нашел, что мясо приятно на вкус, но слишком пересолено. Однако жаловаться он не собирался.

— Мне кажется, я такого никогда не пробовал.

— Я бы весьма удивился, если бы ты ел подобное, — сказал отец Джо. — Сильно сомневаюсь, что какие-либо из продуктов марки «Динти Мур» являются кошерными.

Зев усмехнулся, но внезапно его охватила сильная грусть. Кошерный… какими бессмысленными казались сейчас все обряды, которые когда-то регулировали его жизнь. До лейквудского холокоста он был таким страстным поборником строгих ограничений в еде. Но те дни остались позади, подобно тому, как исчезла община Лейквуда. Зев тоже изменился. Если бы он не изменился, если бы по-прежнему соблюдал обряды, то не мог бы сидеть здесь и ужинать с этими двумя людьми. Он должен был бы находиться где-то в другом месте и есть особую пищу, приготовленную особым образом, из отдельной посуды. Но какой цели в действительности служили в современном мире законы о пище? Это была не просто традиция. Эти обычаи воздвигали еще одну стену между верующими евреями и инородцами, отделяли их даже от тех евреев, которые не соблюдали обрядов.

Зев заставил себя проглотить большой кусок тушеного мяса. Пора сломать все преграды между людьми… пока еще есть время и остались люди, ради которых имеет смысл делать это.

— С тобой все в порядке, Зев? — спросил отец Джо. Зев молча кивнул — он боялся расплакаться. Несмотря на все анахронизмы, он тосковал по жизни в старые добрые времена, которая закончилась год назад. Она прошла. Все исчезло. Богатые традиции, культура, друзья, молитвы. Он чувствовал, что его уносит куда-то далеко — во времени и в пространстве. Он нигде не сможет чувствовать себя как дома.

— Ты уверен? — Молодой священник казался искренне озабоченным.

— Да, все в порядке. Настолько в порядке, насколько можно ожидать после почти целого дня ремонта распятия и поглощения некошерной пищи. И осмелюсь заметить, не так уж это приятно.

Старик отставил в сторону свою миску и поднялся со стула:

— Все, пошли. Надо продолжать работу. У нас еще много дел.

 

VIII

— Солнце почти зашло, — заметил Карл.

Джо, чистивший алтарь, выпрямился и пристально взглянул на запад через одно из разбитых окон. Солнца не было видно — оно скрылось за домами.

— Теперь ты можешь идти, Карл, — сказал он маленькому человечку. — Спасибо тебе за помощь.

— А куда вы пойдете, одец?

— Я останусь здесь.

Карл сглотнул, и его выпирающий кадык судорожно задергался.

— Да? Чдо ж, хорошо, я доже осданусь. Я сказал, что исправлю все, верно? И потом, думаю, что кровососам не слижком понравидся новая, улучшенная церковь, когда они сегодня ночью вернудся, а? Не думаю, чдо они смогут в дверь войти.

Джо улыбнулся Карлу и оглядел церковь. К счастью, был июль, дни стояли длинные. У них хватило времени, чтобы навести порядок. Пол был вымыт, распятие починено и водружено на свое место, как и большая часть картин с изображением стояний крестного пути. Зев обнаружил их под скамьями, взял те, которые не были испорчены до неузнаваемости, и повесил на стены. Стены были усеяны множеством новых крестов. Карл нашел молоток и гвозди и соорудил несколько дюжин крестов из обломков скамей.

— Нет. Не думаю, что им понравятся новые украшения. Но ты можешь достать для нас кое-что, если удастся, Карл. Огнестрельное оружие. Пистолеты, винтовки, дробовики, все, из чего можно стрелять.

Карл медленно кивал:

— Знаю несколько парней, которые с эдим могут помочь.

— И немного вина. Немного красного вина, если у кого-то осталось.

— Получите его. Он поспешил прочь.

— Ты что, планируешь последний бой Кастера? — поинтересовался Зев, прибивавший к восточной стене кресты Карла.

— Скорее битву при Аламо.

— Результат тот же, — ответил Зев с характерным пожатием плеч.

Джо вернулся к чистке алтаря. Он занимался этим делом уже больше часа. Он взмок от пота и знал, что от него пахнет, как от медведя, но не мог бросить работу, пока алтарь не станет чистым.

Прошел еще час, и он был вынужден сдаться. Бесполезно. Это никогда не отчистить. Вампиры, должно быть, что-то проделали с кровью и прочей гадостью, и смесь эта глубоко впиталась в камень.

Джо сел на пол, прислонился спиной к алтарю и позволил себе отдохнуть. Ему не нравилось отдыхать, потому что в это время он мог размышлять. А когда он начинал размышлять, то осознавал, как ничтожны его шансы дожить до завтрашнего утра.

По крайней мере он умрет сытым. Их тайный поставщик оставил им на обед у дверей свежего жареного цыпленка. При одном воспоминании о еде рот Джо наполнялся слюной. Кто-то явно очень обрадовался его возвращению.

Но, по правде говоря, каким бы он ни был несчастным, он не был готов к смерти. Ни сегодня ночью, ни когда-либо еще. Он не жаждал Аламо или Литл Бигхорн. Все, чего он хотел, — это задержать вампиров до рассвета. Одну ночь не позволить им войти в церковь Святого Антония. И все. Это будет посвящением — его посвящением. Если он найдет возможность воткнуть кол в гнилое сердце Пальмери, тем лучше, но на это он не рассчитывал. Одну ночь. Просто чтобы дать им понять, что они не могут делать все, что им угодно, где угодно и когда угодно. Сегодня ночью на его стороне внезапность, так что, возможно, это сработает. Одну ночь. А потом он отправится своей дорогой.

— Что, мать вашу, вы сделали?

Услышав вопль, Джо поднял голову. Тучный длинноволосый мужчина в джинсах и фланелевой рубашке стоял в вестибюле, уставившись на частично восстановленный неф. Когда он подошел поближе, Джо заметил серьгу в форме полумесяца.

Предатель.

Джо сжал кулаки, но не пошевелился.

— Эй, я с вами говорю, мистер. Это ваших рук дело? Ответом ему был лишь ледяной взгляд, и он обернулся к Зеву.

— Эй, ты! Жид! Ты какого дьявола тут делаешь? — Он начал наступать на Зева. — А ну давай снимай эти поганые кресты…

— Только тронь его, я и тебя пополам разорву, — тихо предупредил Джо.

Вишист внезапно остановился и уставился на него:

— Ты, козел! Ты что, чокнутый? Ты знаешь, что сделает с тобой отец Пальмери, когда придет?

— Отец Пальмери? Почему ты продолжаешь звать его так?

— Он хочет, чтобы его так называли. И он назовет тебя трупом, когда появится здесь!

Джо поднялся на ноги и взглянул на вишиста исподлобья. Человек отступил на два шага, внезапно потеряв свою самоуверенность.

— Передай ему, что я буду его ждать. Скажи, что отец Кэйхилл вернулся.

— Ты поп? Не похож.

— Заткнись и слушай. Скажи ему, что отец Кэйхилл вернулся и зол как черт. Скажи именно так. А теперь выметайся отсюда, пока цел.

Человек развернулся и шмыгнул в наступающую тьму. Джо взглянул на Зева и увидел, что тот улыбается себе в бороду.

— Отец Кэйхилл вернулся и зол как черт. Мне нравится.

— Сделаем наклейку на бампер с такой надписью. А пока давай закроем двери. Сюда начали забредать криминальные элементы. Я поищу еще свечей. Темнеет.

 

IX

Он облачился в ночь, как в смокинг.

Одетый в свежую сутану, отец Альберто Пальмери свернул с Каунти-лейн-роуд и зашагал к церкви Святого Антония. Ночь была прекрасна, особенно потому, что принадлежала ему. Теперь все ночи в этой части Лейквуда принадлежали ему. Он любил ночь. Он чувствовал единство с нею, ощущал всю ее гармонию и диссонансы. Темнота заставляла его почувствовать себя таким живым. Странно — ему пришлось умереть, чтобы по-настоящему стать живым. Но это было так. Он нашел свою нишу, свое призвание.

Какой стыд — на это потребовалось так много времени. Все эти годы он пытался подавить свои наклонности, пытался быть членом их общества, проклиная себя после того, как давал волю своим аппетитам, как это все чаще происходило в конце его бренного существования. Он должен был полностью отдаться им давным-давно.

Лишь приход немертвых освободил его.

Подумать только — он боялся немертвых, каждую ночь в страхе прятался в подвале церкви, огородившись крестами. К счастью, он прятался не настолько тщательно, как ему казалось, и один из тех, кого он сейчас зовет братьями, смог подкрасться к нему в темноте, когда он задремал. Теперь он знал, что в результате этой встречи не потерял ничего, кроме крови.

А взамен получил весь мир.

Ведь теперь это был его мир! По крайней мере, этот уголок мира принадлежал ему, уголок, в котором он мог свободно делать все, что ему угодно. Кроме одного: у него не было выбора относительно крови. Это было новое стремление, более сильное, чем все остальные, и от него нельзя было избавиться. Но он не имел ничего против жажды крови. Он даже находил любопытные способы ее утоления.

Впереди показалась дорогая, оскверненная церковь Святого Антония. Он полюбопытствовал: что припасли для него сегодня его слуги? У них было довольно богатое воображение. Они еще не успели утомить его.

Но, приблизившись к церкви, Пальмери замедлил шаг. По коже его побежали мурашки. Здание изменилось. Что-то было не так, что-то внутри. Что-то было неладно со светом, струившимся из окон. Это был не прежний, знакомый свет свечей, это было что-то еще, что-то другое. От этого у него внутри все задрожало.

По улице к нему устремились фигуры. Живые люди. Ночное зрение позволило ему различить серьги и знакомые лица нескольких из его слуг. Когда они приблизились, он ощутил тепло их крови, пульсирующей под кожей. Его охватила жажда, и он подавил желание вонзить клыки в одного из них. Он не мог позволить себе такое удовольствие. Необходимо держать слуг в подвешенном состоянии, заставлять их работать на себя и свою группу. Вампиры нуждались в услугах живых предателей, чтобы устранить препятствия, которые «дичь» ставила на их пути.

— Отец! Отец! — кричали они.

Ему нравилось, когда они называли его «отцом», нравилось, будучи немертвым, одеваться, как один из врагов.

— Да, дети мои. Что за жертву приготовили вы для нас сегодня?

— Жертвы нет. Отец, у нас неприятности!

В глазах у Пальмери потемнело от гнева, когда он услышал о молодом священнике и иудее, которые осмелились попытаться снова превратить церковь Святого Антония в святое место. Услышав имя священника, он взорвался:

— Кэйхилл?! Джозеф Кэйхилл снова в моей церкви?!

— Он чистил алтарь! — сказал один из слуг.

Пальмери большими шагами направился к церкви, слуги засеменили следом. Он знал, что ни Кэйхилл, ни сам Папа Римский не смогут отчистить этот алтарь. Пальмери лично осквернил его; он научился проделывать это, став главарем группировки вампиров. Но что еще осмелился вытворить этот щенок?

Что бы это ни было, все необходимо исправить. Немедленно!

Пальмери взбежал по ступеням, распахнул правую створку — и завизжал от мучительной боли.

Свет! Свет! Свет! Белые копья пронзили глаза Пальмери и обожгли его мозг, словно две раскаленные кочерги. Его затошнило, и, заслонив лицо руками, он, шатаясь, отступил в прохладную, уютную темноту.

Прежде чем утихла боль, отступила тошнота и вернулось зрение, прошло несколько минут.

Он этого никогда не поймет. Он всю жизнь провел рядом с крестами и распятиями, окруженный ими. Но, превратившись в немертвого, он не может выносить их вида. Вообще-то с тех пор, как он стал вечно живым, он не видел ни одного креста. Крест перестал быть предметом. Это был свет, мучительно яркий свет, ослепительно белый свет, и смотреть на него было просто пыткой. В детстве, в Неаполе, мать запрещала ему смотреть на солнце, но однажды, во время солнечного затмения, он взглянул прямо на сияющий диск. Боль при взгляде на крест оказалась в сотню, нет, в тысячу раз хуже. И чем больше было распятие, тем сильнее была боль.

Сегодня ночью, заглянув в церковь, он испытал жуткую боль. Это могло означать лишь одно: этот Джозеф, этот молодой ублюдок, восстановил огромное распятие. Это было единственное возможное объяснение. Он набросился на своих слуг:

— Идите туда! Уберите это распятие!

— У них ружья!

— Тогда идите за подкреплением. Но уберите его!

— Мы тоже достанем ружья! Мы можем…

— Нет! Он мне нужен! Священник нужен мне живым! Я хочу оставить его для себя! Тот, кто его убьет, умрет очень мучительной смертью, и умрет не скоро! Ясно?

Все было понятно. Слуги, не ответив, поспешили прочь. Пальмери отправился за остальными членами своей группы.

 

X

Джо, облаченный в сутану и стихарь, вышел из ризницы и направился к алтарю. Он заметил Зева на посту у одного из окон. Священник не стал говорить другу, как смешно тот выглядит с дробовиком, принесенным Карлом. Старый раввин держал ружье осторожно, словно оно было наполнено нитроглицерином и могло взорваться при малейшем движении.

Зев обернулся и улыбнулся при виде его: — Вот теперь ты выглядишь как прежний отец Джо, которого мы все знаем.

Джо слегка поклонился ему и подошел к алтарю. Все в порядке: у него было все, что нужно. У него был требник, найденный днем среди обломков скамей. У него было вино; Карл добыл около четырех унций кислого красного babarone. В одном из шкафов в святилище он обнаружил грязный стихарь и пыльную сутану и надел их. Облаток, однако, не нашлось. Придется обойтись коркой хлеба, оставшейся от завтрака. Потира тоже не было. Если бы он знал, что ему придется служить мессу, он запасся бы всем необходимым. В качестве последнего средства Джо воспользовался открывалкой, найденной в доме священника, и отрезал верхнюю часть от одной из банок пепси, оставшихся от обеда. Никакого сравнения с золотым потиром, которым он пользовался со дня посвящения в сан, но более похоже на чашу, которой пользовался Иисус во время той первой мессы — Тайной Вечери.

Ему не нравилось присутствие оружия в церкви Святого Антония, но выбора он не видел. Они с Зевом представления не имели об огнестрельном оружии, а Карл знал не многим больше; вероятно, попытайся они воспользоваться им, они причинят больше вреда себе, чем врагам. Но, может быть, вид оружия немного отпугнет вишистов, заставит их поколебаться. Все, что ему нужно, — это пробыть здесь еще некоторое время, чтобы успеть провести освящение.

«Это будет самая необычная месса за всю историю», — подумал он.

Но он намеревался довести ее до конца, даже если потом его убьют. А это было вполне возможно. Эта месса может оказаться для него последней. Но Джо не боялся. Он был слишком возбужден, чтобы бояться. Он глотнул виски — лишь для того, чтобы унять дрожь, — но это не помогло утишить гул адреналина, от которого трепетала каждая клетка его тела.

Он разложил предметы на белой скатерти, принесенной из дома священника, чтобы закрыть грязный алтарь. Затем взглянул на Карла:

— Готов?

Карл кивнул и заткнул за пояс пистолет тридцать восьмого калибра, который проверял.

— Уже давно, одец. Мы это учили на уроках латыни, когда я был маленьким, но думаю, я смогу это провернуть.

— Просто постарайся как следует и не беспокойся насчет ошибок.

Месса. Оскверненный алтарь, сухарь вместо облатки, банка из-под пепси — потир, пятидесятилетний служка с пистолетом за пазухой, и паства, состоящая из одинокого еврея-ортодокса с дробовиком.

Джо поднял взгляд к небесам.

«Ты ведь понимаешь, Господи, не так ли, что все это устроено второпях?» Время начинать.

Он прочел Евангелие, но обошелся без проповеди. Он попытался вспомнить, как обычно служат мессу, чтобы лучше согласовываться с запоздалыми ответами Карла. Во время приношения даров главные двери распахнулись и вошла группа людей — десять человек, у всех в ушах болтались серьги-полумесяцы. Уголком глаза он заметил, как Зев отошел от окна и двинулся к алтарю, направив на них свой дробовик.

Оказавшись в главном нефе и миновав сломанные скамьи, вишисты рассыпались по сторонам. Они начали срывать со стен изображения сцен крестного пути и самодельные кресты Карла и ломать их на куски. Карл, стоявший на коленях, поднял взгляд на Джо; во взгляде его был вопрос, рука потянулась к пистолету за пазухой.

Джо покачал головой, не прерывая хода богослужения.

Когда все маленькие кресты были сорваны, вишисты устремились за алтарь. Джо, бросив быстрый взгляд через плечо, заметил, что они начали ломать починенное распятие.

— Зев! — негромко произнес Карл, кивая в сторону вишистов. — Останови их!

Зев взвел курок ружья. Звук разнесся по церкви. Джо услышал, что возня у него за спиной прекратилась. Он приготовился к выстрелу…

Но выстрела не последовало.

Он посмотрел на Зева. Старик встретился с ним взглядом и печально покачал головой. Он не мог сделать этого. Под аккомпанемент возобновившегося шума и язвительного смеха за спиной Джо едва заметно кивнул Зеву, показывая свое одобрение и понимание, и поспешил закончить мессу и провести освящение.

Подняв вверх корку хлеба, он вздрогнул — гигантское распятие с грохотом рухнуло на пол, и сжался, услышав, как враги снова отрывают от креста недавно прикрепленные поперечины и руки.

Он воздел к небу руку с банкой из-под «пепси», полной вина, а в это время вишисты с угрожающими криками и ухмылками окружили алтарь и нагло сорвали у него с шеи крест. Зев и Карл попытались было спасти свои кресты, но их одолели.

И тут появилась новая группа, и по коже Джо побежали мурашки. Их было по меньшей мере сорок, и все они были вампирами.

Во главе их шел Пальмери.

 

XI

Пальмери, скрывая неуверенность, приблизился к алтарю. Распятие и невыносимый белый свет, исходивший от него, исчезли, но что-то по-прежнему было не в порядке. Что-то пугало его, побуждало спасаться бегством. Что?

Возможно, это просто остаточный эффект распятия и всех этих крестов, которыми они облепили стены. Должно быть, так. К утру это тревожное ощущение пройдет. О да. Его ночные братья и сестры позаботятся об этом.

Он сосредоточил внимание на человеке у алтаря и рассмеялся, когда понял, что тот держит в руках.

— Пепси, Джозеф? Ты пытаешься превратить пепси в Кровь Христову? — Он обернулся к своим собратьям-вампирам. — Видели вы это, мои братья и сестры? Неужели мы должны бояться этого человека? И посмотрите, кто с ним! Старый еврей и приходской юродивый!

Он услышал их свистящий смех — они образовали полукруг у него за спиной, широкой дугой окружая алтарь. Еврей и Карл — он узнал Карла и удивился, каким образом ему удавалось так долго скрываться от них, — отступили за алтарь, став по бокам Джозефа. А Джозеф… его смазливое ирландское лицо так побледнело и исказилось, рот образовал жесткую, прямую линию. Он выглядит напуганным до смерти. И у него есть на это все основания.

Пальмери при виде отваги Джозефа подавил свой гнев. Он был рад, что молодой священник вернулся. Он всегда ненавидел его за легкость в обращении с людьми, за то, что прихожане толпами шли к нему со своими проблемами, — а ведь у него не было и сотой доли опыта их старшего и более мудрого настоятеля. Но с этим было покончено. Тот мир рухнул, и на месте его возник новый, ночной мир — мир Пальмери. И когда Пальмери покончит с отцом Джо, никто больше не сможет приходить к нему за советом. «Отец Джо» — как он ненавидел это имечко, с которым прихожане начали обращаться к этому сопляку. Что ж, сегодня ночью их отец Джо послужит неплохим развлечением. Похоже, это будет забавно.

— Джозеф, Джозеф, Джозеф, — произнес он, остановившись и улыбаясь молодому священнику, стоявшему по другую сторону алтаря. — Этот бесполезный жест так характерен для твоего заносчивого нрава.

Но Джозеф лишь окинул его яростным взглядом, и на лице его отразилась смесь пренебрежения и отвращения. И от этого гнев Пальмери вспыхнул с новой силой.

— Я вызываю у тебя неприязнь, Джозеф? Мой новый облик оскорбляет твою драгоценную ирландскую чувствительность, взращенную в пивной? Мое бессмертие тебе отвратительно?

— Тебе удалось вызвать у меня эти чувства еще при жизни, Альберто.

Пальмери позволил себе улыбнуться. Джозеф, вероятно, думает, что выглядит храбрецом, но дрожь в голосе выдала его страх.

— Всегда наготове быстрый ответ, Джозеф. Ты вечно считал себя лучше меня, всегда ставил себя выше.

— В качестве совратителя несовершеннолетних — ни на дюйм выше.

Ярость Пальмери достигла предела:

— Великолепно. Какая самоуверенность. А как насчет твоих пристрастий, Джозеф? Тайных страстей? Каковы они? Тебе всегда удавалось справляться с ними? Неужели ты настолько совершеннее всех нас, что никогда не поддавался соблазну? Могу поклясться: ты думаешь, что, даже став одним из нас, сможешь победить стремление пить кровь.

По изменившемуся лицу Джозефа он увидел, что угодил в цель. Он подступил ближе, почти касаясь алтаря.

— Думаешь, верно? Ты и в самом деле считаешь, что сможешь с этим справиться? Что ж, мы об этом позаботимся, Джозеф. К рассвету у тебя в жилах не останется ни капли крови, а когда взойдет солнце, тебе придется прятаться от его света. Снова придет ночь, и ты станешь одним из нас. А тогда все правила исчезнут. Ночь будет принадлежать тебе. Ты сможешь делать все, что угодно, все, что ты когда-либо желал. Но жажда крови будет преследовать тебя. Тебя не удовлетворит глоток крови твоего бога, которую ты так часто пил, ты будешь сосать человеческую кровь. Ты будешь жаждать горячей человеческой крови, Джозеф. И прежде всего тебе придется удовлетворить эту жажду. И я хочу быть рядом, когда это произойдет, Джозеф. Я хочу быть рядом, чтобы рассмеяться тебе в лицо, глядя, как ты пьешь алый нектар, и смеяться каждую ночь, глядя, как кровавая жажда уводит тебя в бесконечность.

Так оно и будет. Пальмери был уверен в этом так же твердо, как в своей собственной жажде. Он страстно желал дождаться того мгновения, когда сможет окунуть дорогого Джозефа лицом в грязь его собственного отчаяния.

— Я как раз собирался закончить богослужение, — холодно ответил Джозеф. — Ты не возражаешь, если я доведу мессу до конца?

На этот раз Пальмери не смог удержаться от смеха.

— Ты и впрямь думаешь, что эта тарабарщина сработает? Ты решил, что сможешь служить мессу на этом?

Протянув руку, он сорвал с алтаря скатерть; требник и хлебная корка полетели на пол, и открылась замаранная мраморная плита.

— Неужели ты возомнил, что сможешь провести Пресуществление здесь? Ты веришь во всю эту чушь? В то, что хлеб и вино на самом деле превращаются в… — Он попытался произнести имя, но оно не давалось. — В тело и кровь Сына?

Один из членов банды вампиров, Фредерик, выступил вперед и с усмешкой склонился над алтарем.

— Пресуществление? — произнес он самым что ни на есть елейным голосом, выхватив из рук Джозефа банку из-под пепси. — Это значит, что здесь кровь Сына?

Предупреждающий импульс пронесся в мозгу Пальмери. Что-то было такое в этой банке, что-то такое, из-за чего он не мог как следует сфокусировать на ней взгляд…

— Брат Фредерик, я считаю, тебе не следует… Ухмылка Фредерика стала еще шире.

— Всегда мечтал отведать крови Бога.

Члены ячейки засмеялись свистящим смехом, глядя, как Фредерик подносит банку к губам и пьет.

И тут изо рта Фредерика возник столб невыносимо яркого света, сразив Пальмери. Внутренность черепа вампира засветилась, из его ушей, носа, глаз — изо всех отверстий в его голове — хлынули лучи чистого белого света. Свечение распространилось по его телу, проникло вниз: в глотку, грудь, брюшную полость, осветив изнутри ребра, и затем просочилось сквозь кожу. Фредерик расплавился на месте, его плоть задымилась, размякла и растеклась, словно горячая светящаяся лава.

Нет! Этого не может быть! Только не сейчас, когда Джозеф у него в руках!

Банка выпала из растворяющихся пальцев Фредерика и угодила на алтарь. Ее содержимое вытекло на грязную поверхность, и взгляду предстал еще один всплеск нестерпимого сияния, более мощный, чем предыдущий. Ослепительно яркий свет быстро распространялся по алтарю, стекал по бокам, двигаясь, словно живое существо, охватил весь камень и заставил его сиять, словно частичку огня, оторванную от самого Солнца.

И от света исходил обжигающий жар, который заставил Пальмери отступать все дальше и дальше, пока он не вынужден был повернуться и вслед за своими собратьями сломя голову бежать из церкви Святого Антония в прохладную, приятную, безопасную тьму за ее дверями.

 

XII

Пока вампиры спасались бегством в ночь, а вслед за ними — подхалимы-вишисты, Зев с любопытством, смешанным с отвращением, рассматривал лужу гниющих останков, которые только что были вампиром по имени Фредерик. Взглянув на Карла, он заметил на его лице застывшее выражение изумления. Зев дотронулся до алтаря — он стал чистым, сверкающим, отчетливо была видна каждая прожилка на мраморной поверхности.

Здесь действовала страшная сила. Невероятно могущественная сила. Но это открытие не ободрило его, а, напротив, привело в уныние. Давно ли это происходит? Неужели так бывало во время каждой мессы? Как получилось, что он прожил целую жизнь, не имея об этом понятия?

Он обернулся к отцу Джо:

— Что произошло?

— Я… я не знаю.

— Чудо! — произнес Карл, проводя ладонью по поверхности алтаря.

— Чудо и переплавка, — сказал отец Джо. Подняв с пола банку из-под «пепси», он заглянул внутрь. — Представь себе: ты заканчиваешь семинарию, принимаешь рукоположение, служишь бесчисленное количество месс — и веришь в Пресуществление. Но после всех этих лет увидеть его на самом деле…

Зев увидел, как он провел пальцем по банке и попробовал его на вкус. Он скорчил гримасу.

— В чем дело? — спросил Зев.

— Все равно это кислое barbarone… с привкусом пепси.

— Неважно, какой у него вкус. Если Пальмери и его приятели скрылись, то это стоящая вещь.

— Нет, — слегка улыбнувшись, отозвался священник. — Это кока-кола.

И они засмеялись. Шутка была не такая уж и смешная, но Зев обнаружил, что хохочет вместе с этими двумя. Это была скорее реакция после напряжения. Бока у него болели. Он вынужден был прислониться к алтарю, чтобы не упасть.

Однако возвращение вишистов умерило их веселье. Враги бросились в атаку, держа перед собой тяжелое пожарное одеяло. На этот раз отец Джо не стал безмолвно стоять и смотреть, как захватывают его церковь. Он обошел алтарь и встретил их лицом к лицу.

Он был величествен и ужасен в своем гневе. Его высокая фигура и поднятые кулаки на несколько мгновений остановили негодяев. Но затем они, должно быть, вспомнили, что их двенадцать, а он один, и ринулись в атаку. Взмахнув массивным кулаком, он ударил первого из нападающих прямо в челюсть. От удара человек взлетел в воздух и повалился на следующего. Оба рухнули на пол.

Зев упал на одно колено и потянулся за дробовиком. На этот раз, поклялся он себе, он воспользуется ружьем и перестреляет этих паразитов!

Но тут кто-то прыгнул ему на спину и придавил его к полу. Попытавшись приподняться, он увидел отца Джо в окружении врагов — он размахивал кулаками, и с каждым ударом один из вишистов летел на землю. Но их было слишком много. Священник скрылся под грудой нападавших, и в этот момент тяжелый сапог ударил Зева в висок, и он провалился в темноту.

 

XIII

…Пульсирующая боль в голове, резь в щеке, и голос, свистящий, но грубый:

— Ну-ну, Джозеф. Очнись. Просыпайся. Не хочу, чтобы ты пропустил это!

Перед глазами возникло землистое лицо Пальмери; оно парило над ним, и улыбка его была похожа на оскал черепа. Джо попытался пошевелиться, но обнаружил, что связан по рукам и ногам. Правая рука ныла и раздулась вдвое: должно быть, он сломал кисть о челюсть вишиста. Подняв голову, он увидел, что растянут за руки и ноги на алтаре, покрытом пожарным одеялом.

— Мелодраматично, согласен, — произнес Пальмери, — но подходяще, как ты думаешь? Я хочу сказать: мы с тобой когда-то символически приносили в жертву нашего бога каждый будний день и по нескольку раз по воскресеньям, так что этот алтарь вполне может служить твоим жертвенником.

Джо закрыл глаза, борясь с приступом тошноты. Этого не может быть.

— Думал, ты победил, верно? — Не дождавшись ответа, Пальмери продолжал: — Даже, если бы тебе удалось навсегда изгнать меня отсюда, чего бы ты этим добился? Сейчас нам принадлежит весь мир, Джозеф. Хозяева и стадо — вот какова расстановка сил. Мы — хозяева. И сегодня ночью ты присоединишься к нам. А он — нет. Voila!

Отступив, он картинным жестом указал в сторону балкона. Джо оглядел полутемное, освещенное лишь свечами помещение церкви, не зная еще, что он должен увидеть.

Затем он различил фигуру Зева и застонал. Ноги старика были привязаны к перилам балкона; он висел головой вниз, налитое кровью лицо и полные ужаса глаза были обращены к Джозефу. Священник откинулся на спину и попытался натянуть веревки, но они не поддавались.

— Отпусти его!

— Что? И дать пропасть всей доброй, густой жидовской крови? Что ты! Ведь эти люди — избранники Божии! Они — лакомство!

— Ублюдок!

Если бы только он мог добраться до Пальмери, всего на минуту.

— Тсс, Джозеф. Только не в доме Божием. Еврею следовало быть поумнее и бежать вместе с Карлом.

Карл сбежал? Это хорошо. Бедняга, наверное, ненавидит себя за это и всю оставшуюся жизнь будет считать себя трусом, но он сделал все, что мог. Лучше остаться жить, чем умереть так, как Зев.

«Мы квиты, Карл».

— Но ты не волнуйся за своего раввина. Ни один из нас не дотронется до него. Он не заслужил права вступить в наши ряды. Чтобы выпустить из него кровь, мы воспользуемся бритвой. И когда он умрет, то умрет навсегда. Но ты — дело другое, Джозеф. О да, с тобой все будет по-другому. — Его улыбка стала еще шире. — Ты мой.

Джо хотел плюнуть Пальмери в лицо — не столько затем, чтобы выразить свое отвращение, сколько затем, чтобы скрыть страх, волнами накатывавший на него, — но не смог, во рту у него пересохло. При мысли о превращении в вампира он ослабел. Провести вечность, как… он бросил взгляд на сосредоточенные лица собратьев Пальмери, столпившихся под телом Зева… как они?

Он не станет таким, как они! Он этого не допустит!

Но что делать, если выбора у него нет? Что будет, если превращение сведет на нет жизнь, полную самопожертвования, и все подспудные страсти сорвутся с цепи, уничтожат все его представления о том, как нужно жить? Честь, справедливость, чистота, истина, порядочность, честность, любовь — вдруг эти основы его жизни превратятся в бессмысленный набор звуков?

Внезапно в мозгу родилась мысль.

— Предлагаю тебе сделку, Альберто, — сказал он.

— Едва ли возможно торговаться в твоем положении, Джозеф.

— А почему бы и нет? Ответь мне на такой вопрос: немертвые когда-нибудь убивают друг друга? То есть случалось ли одному из вас протыкать колом сердце другого вампира?

— Нет. Разумеется нет.

— Ты уверен? Лучше бы ты убедился в этом наверняка, прежде чем привести в исполнение свой сегодняшний план. Потому что если меня насильно превратят в вампира, в голове у меня останется только одна мысль: найти тебя. И когда я тебя найду, то не стану загонять кол тебе в сердце; я прибью тебя за руки и ноги к сваям на Пойнт Плезент, и там ты увидишь восход солнца и почувствуешь, как оно медленно превращает тебя в головешку.

Улыбка Пальмери погасла.

— Это невозможно. Ты изменишься. Тебе захочется благодарить меня. Ты будешь удивляться, зачем сопротивлялся мне.

— Лучше убедись в этом как следует, Альберто… ради своего же блага. Потому что у меня будет целая вечность на то, чтобы выследить тебя. И я тебя найду. Я клянусь в этом на своей могиле. Подумай об этом.

— Думаешь, меня испугают пустые угрозы?

— Вот мы и посмотрим, пустые ли они, верно? Но вот мое условие: отпусти Зева, и я оставлю тебя в покое.

— Тебе так дорог старый еврей?

— Он приходится мне тем, кого у тебя никогда не было при жизни и никогда не будет: он мой друг.

«И он вернул мне мою душу».

Пальмери наклонился ближе к нему, и Джозефа обдало смердящим тошнотворным дыханием.

— Друг? Как можно дружить с мертвецом? — С этими словами он выпрямился и обернулся к балкону. — Кончайте с ним! Немедленно!

Под яростные угрозы и мольбы Джозефа один из вампиров вскарабкался на кучу обломков, к Зеву. Зев не сопротивлялся. Джо увидел, как старик в ожидании конца закрыл глаза. Вампир протянул к нему руку с лезвием, и Джо подавил рыдание, полное горя, ярости и беспомощности. Он уже собирался зажмурить глаза, как вдруг заметил огненную арку, возникшую в одном из окон и пронесшуюся по воздуху. Огненный шар ударился о пол, раздался звон бьющегося стекла, ухнуло вырвавшееся на свободу пламя.

Джо приходилось слышать о подобных вещах, и он сразу же догадался, что видит перед собой «коктейль молотова» в действии. Брызги горящего бензина попали на одежду ближайшего вампира, и тот принялся с воплями кружить по церкви, хлопая себя по пылающей одежде. Но его крики потонули в реве новых голосов — их была сотня, если не больше. Оглядевшись, Джо заметил людей — мужчин, женщин, подростков, — они карабкались в окна, прорывались через главную дверь. Женщины держали над головой кресты, мужчины вооружились длинными деревянными кольями — это были остро заточенные ручки от швабр, черенки грабель и лопат. Джо узнал большую часть лиц — эти люди годами посещали мессы, которые он служил здесь.

Прихожане церкви Святого Антония вернулись, чтобы потребовать обратно свою святыню.

— Да! — вскричал он, не зная, смеяться или плакать. Но при виде бешенства во взгляде Пальмери он рассмеялся: — Ты проиграл, Альберто!

Пальмери рванулся было к горлу своей жертвы, но, съежившись, отшатнулся: к алтарю подбежали женщина с высоко поднятым распятием и мужчина с колом — это был Карл и женщина, которую, как вспомнил Джо, звали Мэри О'Хара.

— Говорил же я, чдо вас не брошу, верно, одец? — воскликнул Карл, ухмыляясь и вытаскивая швейцарский нож с красной ручкой. Он начал перепиливать веревку у правого запястья Джо. — Верно?

— Именно так, Карл. Кажется, я сейчас при виде тебя обрадовался, как никогда в жизни. Но каким образом?..

— Я им сказал. Я обежал весь приход, из дома в дом. Я говорил, чдо у одца Джо неприядносди, чдо мы его бросили один раз, но вдорой раз не должны бросать. Он вернулся за нами, и мы должны вернудься за ним. Все просдо. И тогда они начали бегадь из дома в дом, и не успел я оглянуться, как у нас уже была маленькая армия. Мы пришли поддать им как следует, одец, извини меня за выражение.

— Поддайте всем, кому сможете, Карл.

Джо взглянул в остекленевшие от ужаса глаза Мэри О'Хара, которая поворачивалась из стороны в сторону, глядя вокруг; он заметил, как дрожит в ее руках распятие. В таком состоянии она мало кому может наподдать, но она здесь, Господь милосердный, она пришла сюда спасать его и церковь Святого Антония, несмотря на очевидный страх, переполнявший ее. Сердце его наполнилось любовью к этим храбрым людям и гордостью за них.

Освободив руки, Джо сел и взял у Карла нож. Перерезав веревки, стягивавшие его ноги, он оглядел церковь.

Самые старые и самые молодые из прихожан стояли на постах у окон и дверей, держа перед собой кресты, чтобы отрезать вампирам путь к отступлению, а в центре помещения царил хаос. Вопли, крики, время от времени выстрелы эхом отдавались от стен церкви Святого Антония. Люди втрое превосходили вампиров по численности; по-видимому, твари были ослеплены и приведены в замешательство присутствием такого количества крестов вокруг. Несмотря на сверхчеловеческую силу, им, похоже, действительно наподдали как следует. Несколько монстров, наколотых на деревяшки, уже корчились на полу. Джо наблюдал, как две женщины с распятиями в руках загнали вампира в угол. Тварь скрючилась, закрыв руками лицо, и какой-то мужчина с заостренной ручкой от граблей наперевес набросился на него и пронзил насквозь, словно копьем.

Но и часть прихожан, окровавленные, неподвижно лежали на полу — вампиры и вишисты тоже унесли с собой немало жертв.

Джо высвободил ноги и спрыгнул с алтаря. Он осмотрелся, ища Пальмери, — ему необходимо было найти Пальмери, — но жрец вампиров затерялся в суматохе. Джо поднял взгляд к балкону и увидел, что Зев по-прежнему висит там, пытаясь освободиться. Джо бросился через неф на помощь старику.

 

XIV

Зева раздражало, что он болтается здесь, словно салями в витрине гастрономического магазина. Он снова попытался согнуться вдвое, чтобы достать веревки, связывавшие его ноги, но не смог дотянуться. Он никогда не был силен в физических упражнениях; сидение прямо на полу всегда давалось ему с трудом, так неужели он решил, что сможет проделать такой сложный маневр, вися в воздухе вверх ногами? Он упал вниз, утомленный усилиями, и почувствовал, как кровь снова устремляется ему в голову. Перед глазами возник туман, в ушах зашумело, и ему показалось, что кожа на лице сейчас разлетится в клочья. Еще немного — и с ним случится удар или что похуже.

Вися вниз головой, он наблюдал за битвой, происходившей под ним, и с радостью видел, что вампиры терпят поражение. Эти люди — заметив среди них Карла, Зев понял, что они принадлежат к приходу Святого Антония, — были полны ярости, с дикой злобой нападали на вампиров. Месяцы сдерживаемого гнева и страха перед мучителями вылились в свирепую вспышку жестокости. Зрелище выглядело почти пугающим.

Внезапно он почувствовал, что его схватили за ногу. Кто-то развязывал узлы. Спасибо Тебе, Господи. Скоро он снова встанет на ноги. Веревки ослабли, и он решил, что должен по крайней мере попытаться помочь своему освободителю.

«Еще раз, — подумал Зев. — Попытаюсь еще раз».

Со стоном он приподнялся, напрягшись, вытянул руки, чтобы за что-нибудь схватиться. Из темноты возникла рука; он потянулся к ней. Но радость Зева сменилась жутким страхом, когда он ощутил ледяной холод пальцев, сжимавших его ладонь, с нечеловеческой силой тянувших его вверх, через балконные перила. Его едва не стошнило при виде ухмыляющегося лица Пальмери, показавшегося меньше чем в шести дюймах от его собственного.

— Это еще не конец, еврей, — негромко произнес он, и его зловонное дыхание проникло в нос и горло Зева, чуть не удушив его. — Мы еще посмотрим, кто кого!

Он почувствовал, как свободная рука Пальмери ткнула его в живот и ухватилась за пряжку пояса, а другая рука вцепилась в рубашку у шеи. И прежде чем он смог пошевельнуться или вскрикнуть, его подняли над полом и перебросили через перила балкона.

И дьявольский голос зашептал ему в ухо:

— Джозеф назвал тебя своим другом, еврей. Посмотрим, правду ли он говорил.

 

XV

Джо преодолел половину пути через неф, когда над творившимся внизу безумием разнесся голос Пальмери:

— Останови их, Джозеф! Останови их немедленно, или я сброшу твоего друга вниз!

Джо, взглянув вверх, обмер. Пальмери стоял, перегнувшись через ограждение балкона, отводя взгляд от нефа и появившихся в нем крестов. В вытянутых руках он держал Зева, и старик висел в воздухе над торчащими вверх обломками скамей, как раз над особенно длинной и острой щепкой, направленной прямо ему в спину. Зев переводил испуганный взгляд с Джо на гигантское копье внизу.

Джо услышал, что шум схватки вокруг него немного стих, затем бой прекратился — все взгляды были прикованы к сцене на балконе.

— Человек, напоровшись на деревянный кол, умирает точно так же, как и вампир! — крикнул Пальмери. — И так же быстро, если кол пронзает ему сердце. Но если проткнуть живот, то его ждет многочасовая агония.

В церкви Святого Антония воцарилась тишина; враги отступили в противоположные углы, и посредине остался один Джо.

— Чего ты хочешь, Альберто?

— Во-первых, уберите все эти кресты, чтобы я смог видеть!

Джо обернулся вправо, туда, где столпились его прихожане.

— Спрячьте их, — велел он. Поднялся недовольный ропот, и он добавил: — Не выпускайте их из рук, просто уберите из виду. Прошу вас.

Медленно, сначала один, затем остальные, люди спрятали кресты и распятия за спины и под пальто.

Слева послышалось облегченное шипение вампиров, вишисты радостно зашумели. Услышав эти звуки, Джо почувствовал себя так, словно ему под ногти загоняли раскаленные иглы. Наверху Пальмери повернулся лицом к Джо и улыбнулся:

— Так-то лучше.

— Что тебе нужно? — спросил Джо, и внутри у него все перевернулось — он отлично знал, какой последует ответ.

— Предлагаю сделку, — отвечал Пальмери.

— Меня в обмен на него, я так полагаю? — произнес Джо.

Пальмери улыбнулся еще шире:

— Совершенно верно.

— Не надо, Джо! — вскрикнул Зев.

Пальмери грубо тряхнул старика. Джо услышал его слова: «Сиди тихо, еврей, не то я сломаю тебе позвоночник!» Затем вампир снова взглянул вниз, на Джо.

— Следующее, о чем я тебя попрошу, — вели своему сброду отпустить народ мой. — Он рассмеялся и снова обратился к Зеву: — Слыхал, еврей? Цитата из Библии — Ветхий Завет, ни больше ни меньше!

— Договорились, — не задумываясь ответил Джо. Справа от него прихожане все, как один, задохнулись от изумления, и церковь Святого Антония наполнилась криками «Нет!» и «Вы не можете сделать этого!» Кто-то поблизости от него выкрикнул особенно громким голосом: «Это всего лишь вшивый еврей!»

Джо резко обернулся и узнал Джина Харрингтона, плотника. Он указал большим пальцем себе за спину, в сторону вампиров и их прислужников.

— Если судить по твоим словам, тебе скорее место среди них, Джин.

Харрингтон отступил на шаг и уставился себе под ноги.

— Простите, отец, — произнес он голосом, в котором слышалось рыдание. — Ведь вы только что вернулись к ним!

— Со мной все будет в порядке, — мягко ответил Джо. И он был уверен в своих словах. Где-то глубоко в его сознании таилось убеждение, что он пройдет через это; если он сможет обменять себя на Зева и встретиться лицом к лицу с Пальмери, то выйдет победителем из этой игры или, по крайней мере, сыграет вничью. Теперь, когда он уже не был привязан, подобно жертвенному ягненку, когда он был свободен, снова мог распоряжаться своими руками и ногами, он не мог представить себе смерть в руках собратьев Пальмери.

А кроме того, один из прихожан дал ему небольшое распятие. Он крепко сжимал его в пальцах.

Но сначала нужно освободить Зева. Это превыше всего. Он поднял взгляд на Пальмери.

— Хорошо, Альберто. Я иду к тебе.

— Подожди! — остановил его Пальмери. — Кто-нибудь обыщите его.

Джо заскрежетал зубами, когда один из вишистов, жирный, немытый грубиян, вышел вперед и начал рыться у него в карманах. Джо уже подумал было, что сможет скрыть распятие, но в последний момент его заставили показать руки. Вишист ухмыльнулся в лицо Джо, выхватив у него из ладони крест и пряча его в карман.

— Теперь он чист! — крикнул толстяк и толкнул Джо в направлении вестибюля.

Джо помедлил. Ему предстояло спускаться в змеиную яму безоружным. Взгляд в сторону прихожан показал ему, что пути назад тоже нет.

Он продолжил идти, на ходу сжимая и разжимая напряженные, потные пальцы. У него есть еще шанс выбраться живым отсюда. Он слишком рассержен, чтобы умирать. Джо молился, чтобы, когда он окажется вблизи от бывшего настоятеля, тлевший внутри гнев на то, что Пальмери делал, когда еще был настоятелем, и на то, что совершил с церковью Святого Антония с тех пор, как перестал им быть, вырвался наружу и дал ему силы разорвать врага на кусочки.

— Нет! — крикнул сверху Зев. — Забудь обо мне! Ты начал здесь дело, ты должен довести его до конца!

Джо не обратил внимания на слова друга.

— Я иду, Альберто.

Отец Джо идет, Альберто. И он зол как черт. Действительно зол.

 

XVI

Зев чуть не свернул себе шею, наблюдая, как отец Джо скрывается под балконом.

— Джо! Вернись! Пальмери снова встряхнул его.

— Брось это, старик. Джозеф никогда никого не слушал, а теперь он не будет слушать тебя. Он все еще верит в добродетель, честь и преданность, в победу добра и правды над тем, что он считает злом. Он придет сюда, полный готовности пожертвовать собой ради тебя, но в глубине души он уверен, что в конце концов победит. Но он ошибается.

— Нет! — вскрикнул Зев.

Но он сердцем чувствовал, что Пальмери прав. Как сможет Джо противостоять Пальмери, наделенному чудовищной силой, вампиру, который может держать Зева в воздухе так долго? Неужели его руки никогда не устанут?

— Да! — прошипел Пальмери. — Ему суждено проиграть, а мы победим. Мы победим по той же причине, что и всегда. Мы не позволяем такой глупой и преходящей вещи, как чувства, мешать нам действовать. Если бы там, внизу, мы побеждали, а ситуация была бы обратной, — если бы Джозеф держал одного из моих собратьев над этой деревянной палкой, — неужели ты думаешь, что я сомневался бы хоть одну минуту? Секунду? Никогда! Вот почему Джозеф и эти люди боролись напрасно.

«Напрасно…» — подумал Зев. Видимо, большая часть прожитых им лет была напрасной. И все его будущее. Сегодня ночью Джо умрет, а Зев останется жить, еврей с крестом на шее; все традиции его прошлого растоптаны и преданы огню, а впереди — ничего, кроме огромной пустой бесконечной равнины, где ему суждено блуждать в одиночестве.

Со ступеней балкона послышался какой-то шум, и Пальмери повернул голову.

— Ах, это ты, Джозеф, — произнес он.

Зев не видел священника, но все равно крикнул:

— Уходи, Джо! Он обманет тебя!

— Кстати, об обмане, — сказал Пальмери, перегибаясь еще дальше через перила, в качестве предупреждения для Джо. — Надеюсь, ты не собираешься натворить каких-нибудь глупостей.

— Нет, — раздался усталый голос Джо откуда-то из-за спины Пальмери. — Никакого обмана. Втащи его на балкон и отпусти.

Зев не мог допустить этого. И внезапно он понял, что нужно сделать. Он изогнулся, схватил Пальмери за ворот сутаны, одновременно поднял ноги и уперся ступнями в один из столбиков перил. Пальмери обратил к нему встревоженное лицо, и Зев, собрав все свои силы, судорожным рывком оттолкнулся от перил, потянув за собой Пальмери. Священник-вампир потерял равновесие. Даже его огромная сила не могла помочь ему, и ноги его оторвались от пола. Зев увидел, как расширились от ужаса его бессмертные глаза, когда нижняя часть его тела перевалилась через ограждение. Они полетели вниз, и Зев обхватил Пальмери руками и прижал к себе его холодное и странно худое тело.

— Что случится со старым евреем, то случится и с тобой! — крикнул он в ухо вампиру.

На мгновение перед ним возникло лицо пораженного ужасом Джо, стоявшего на вершине лестницы, он услышал его прощальное «Нет!». Этот крик заглушил раздавшийся рядом вопль Пальмери, выкрикнувшего то же слово, затем все его тело содрогнулось от удара, позвоночник сломался, и рвущая на части, не поддающаяся описанию, невыносимая боль обожгла грудь. В какой-то миг он увидел, как деревянное острие пронзило его и Пальмери тела.

А потом он больше ничего не чувствовал.

Пока над ним смыкалась ревущая тьма, он думал: удалась ли его попытка, этот последний отчаянный, неразумный поступок. Он не хотел умирать, пока не узнает этого. Ему необходимо было знать…

Но затем все исчезло.

 

XVII

Джо кричал, сам не зная, что, свесившись через перила и глядя, как падает Зев, и подавился собственным криком, увидев, как окровавленный обломок скамьи прошел сквозь облаченную в сутану спину Пальмери прямо под ним. Он видел, как Пальмери извивался и вертелся, словно пронзенная острогой рыба, затем безвольно упал на неподвижное тело Зева.

Радостные крики смешались с воплями ужаса, и церковь снова огласилась шумом битвы, а Джо отвернулся от этого зрелища и упал на колени.

— Зев! — вслух простонал он. — Господь милосердный, Зев!

Заставив себя подняться на ноги, он, спотыкаясь, направился к лестнице, прошел через вестибюль и очутился в церкви. Вампиры и вишисты спасались бегством, настолько же пораженные и деморализованные смертью своего лидера, насколько эта смерть вдохновила прихожан. Медленно, но верно они отступали перед бешеным натиском людей. Но Джо едва обращал на все это внимание. Он пробрался к тому месту, где лежал Зев, пронзенный деревянным колом, под уже начинавшим разлагаться трупом Пальмери. Он поискал в остекленевших глазах старого друга признаки жизни, намек на пульс на его горле, под бородой, но все было напрасно.

— О Зев, тебе не нужно было делать этого. Не нужно было.

Внезапно его окружила толпа ликующих прихожан церкви Святого Антония.

— Мы сделали эдо, одец Джо! — выкрикнул Карл; его лицо и руки были запятнаны кровью. — Мы их всех поубивали! Мы отвоевали нашу церковь!

— Благодаря человеку, который лежит здесь, — ответил Джо, указывая на Зева.

— Нет! — воскликнул кто-то. — Благодаря вам! Слушая радостные крики, Джо покачал головой и ничего не ответил. Пусть порадуются. Они это заслужили. Они отвоевали крошечный кусочек своей планеты, клочок земли, не более. Небольшая победа, в этой войне она имеет так мало значения, но тем не менее, это победа. Их церковь снова принадлежит им, по крайней мере сегодня ночью. И они намерены удерживать ее.

Хорошо. Но одну вещь нужно изменить. Если они хотят, чтобы их отец Джо остался с ними, им придется согласиться переименовать церковь.

Церковь Святого Зева.

Джо понравилось, как это звучит.