Ким Ньюман — романист, критик и журналист. Произведения «Ночной мэр», «Дурные сны», «Яго», серия романов и рассказов «Anno Dracula», «Кворум», «„Настоящий доктор Шейд“ и другие рассказы», «Знаменитые чудовища», «Семь звезд», «Непростительные истории», «Мертвые ходят быстро», «Жизнь — это лотерея», «Назад в СССА» (в соавторстве с Юджином Бирном), «Там, где закопаны тела», «Доктор Кто: время и относительность», «Человек из клуба „Диоген“» и «Тайные записки клуба „Диоген“» были изданы под его собственным именем. Под псевдонимом Джек Йовил он выпустил романы «Вампирша Женевьева» и «Оргия кровавых паразитов».

Также он является автором нескольких не художественных произведений. Среди них: «Кошмарные фильмы», «Страшно, аж жуть» (в соавторстве с Нилом Гейманом), «Хоррор: 100 лучших книг» и «Хоррор: еще 100 лучших книг» (обе совместно со Стивеном Джоунсом), «Фильмы о Диком Западе», «Путеводитель Британского института кино по фильмам ужасов», «Фильмы миллениума» и обзоры фильмов «Люди-кошки» и «Доктор Кто» из серии «Путеводитель Британского института кино по классическим фильмам».

Он является редактором и постоянным автором журналов «Зрение и звучание» и «Империя». В своих работах он затрагивает самые разнообразные темы. По его рассказу «Недельная женщина» был снят эпизод в сериале «Голод», и сам он выступил автором сценария и режиссером короткометражного фильма «Пропавшая девушка».

На счету Ньюмана премия Брэма Стокера, Международная премия критиков произведений в жанре хоррор и Британская премия фэнтези. Родился он в лондонском пригороде Брикстон, вырос в графстве Сомерсет, учился в университете Сассекса, а сейчас живет в Лондоне, в районе Ислингтон.

Как рассказывает автор, «„Человек, который сошел с призрачного поезда“ был написан для моего сборника „Человек из клуба „Диоген““ в основном для того, чтобы задать фон для Ричарда Джеперсона, главного героя этих рассказов (и заодно создать парочку загадок на будущее). К тому же я просто люблю рассказы, действие в которых происходит на поездах, и всегда хотел написать нечто подобное. Смутно вспоминаю, как в шестидесятые был увлечен британским сериалом „Секстон Блейк“, в некоторых эпизодах которого действие тоже происходило на поездах, в чем я усматриваю связь с „Ночным ужасом“ (1946) — это фильм с Бэзилом Рэтбоуном в роли Шерлока Холмса, в котором использован тот же прием. Как в фильме „Сбрось маму с поезда“ метко замечает персонаж Билли Кристалла: „В каждом удачном романе присутствует поезд“».

 

Каллерс-Холт

— Десять часов, шеф, — сказал Фред Регент. — Так указано в расписании. При том, как ползет эта черепаха, я не удивлюсь, если следующий поезд придет через десять месяцев.

Ричард Джеперсон пожал плечами. На лице проступили желваки.

Над мокрым полем висело хмурое осеннее небо в серую и розовую полоску. Фред обошел полустанок. Никого. Типичная для Британии картина. О том, что на Каллерс-Холт бывают люди, он догадался только по неубранному мусору. Грузные полиэтиленовые мешки были сложены на внешнем дворе полустанка, как во время войны складывали мешки с песком. Забастовка мусорщиков уже вроде как закончилась, но кто знает, может быть, известие об этом еще не дошло до этих краев. Если верить указателю, до деревни Каллер было три мили, однако, если в конце дороги и находился какой-то населенный пункт, вечер этого тяжелого тусклого дня огнями он не скрашивал.

Фред даже не знал точно, в какой стороне находится Каллер.

Ричард стоял на платформе у багажа, всматриваясь в озаренную умирающим светом даль сквозь круглые очки с зелеными стеклами. На нем были длинный, до земли, лиловый дорожный плащ с отделкой из тесьмы, блестящие виниловые садомазохистские штаны (уступка современной моде) и фиолетовая шляпа с закрученными полями.

Фред знал, что человек из клуба «Диоген» беспокоится о Ванессе, а когда чувствительный беспокоится о ком-то, кто, как было известно всем, может прекрасно сам за себя постоять, вероятно, можно начинать паниковать.

Рассвет этого дня они встретили намного южнее, после одной крайне неприятной работенки в Корнуолле. На них повесили Алистера Гарнета, чиновника из правительства, который занимался изучением трудовых затрат времени. Этот господин из министерства имел плохую привычку отдавать распоряжения, когда понимал, что загнан в угол. Если бы местные полицейские слушали Ричарда, а не «советника», погибло бы меньше людей. Разрубленные части тел, найденные внутри каменного круга, пришлось рассортировать на две кучи: козы и подростки. Нелюдимая и замкнутая семья, извращенная десятилетиями служения пищевым корпорациям, изобрела собственную темную религию. Обряжаясь в церемониальные маски из пачек для кукурузных хлопьев с прорезанными для глаз дырами, члены клана Пенритвиков совершали отвратительные жертвоприношения гоблинам Хрусту, Треску и Хлопу.

Подобные кровопролития всегда повергали Ричарда в мрачное настроение, что неудивительно. Фред с превеликой радостью дал бы пинка под зад Гарнету, если бы не знал, как ведутся дела в 1980-х.

Когда они, испытывая отвращение к еде и зарекшись покупать хлопья до конца своих дней, после долгого и утомительного пути оказались наконец в приморском селении Меваджисси, где снимали комнату, домовладелица вручила им телеграмму Ванессы, срочный вызов в Шотландию.

Оставив разгребать дело Пенритвиков Гарнету, Ричард и Фред сели на скоростной поезд до Паддингтона. Оттуда добрались на такси на другой конец Лондона, даже не заглянув в свои дома в Челси и Сохо, чтобы переодеться или перекинуться парой слов с подругами (которых, разумеется, вывел бы из себя подобный, ставший уже знакомым поворот событий), и выехали из Юстона на дизеле с автоматическими дверями.

Поезд, похоже, десятилетиями впитывал запах сигарет «Бенсон энд Хэджис» и теперь охотно им делился. Фред, после того как бросил курить, не мог находиться в прокуренном вагоне или пабе, не испытывая тошнотворного чувства зависти. Сначала они делили купе первого класса с юной блондинкой, футболка которой (со словом «GASH» на всю грудь и анархистским символом на месте А) была по всей длине сколота булавками, напоминая зашитый после вскрытия труп. Она спокойно листала комиксы «Банти» и «Леди», куря сигарету за сигаретой с таким привычным удовольствием, что Фреду захотелось, чтобы с багажной полки на ее розовую панковскую прическу свалилась какая-нибудь наковальня, как в мультиках. В Питерборо ее встретил некий господин средних лет на «рендж-ровере», после чего купе оказалось полностью в распоряжении Фреда и Ричарда.

За Линкольном что-то случилось с поездом, и дальше он под насмешливые крики мальчишек («Эй, подкиньте дровишек!») полз, как улитка. Велосипедисты с легкостью обгоняли его, а длинные туннели он, наверное, проезжал со скоростью никак не больше, чем дюйм в минуту. Эта мука продолжалась часами. Естественно, все планы пошли псу под хвост. Предусмотренные пересадки были пропущены. Единственный альтернативный вариант маршрута, который смог предложить проводник, предполагал, что они высадятся в Йорке, пересядут на идущий со всеми остановками поезд до Каллерс-Холт, оттуда на служебном поезде доберутся в Инвердит и пересядут там на состав, идущий в Портнакрейран. В теории это было выполнимо. На практике все оказалось иначе. Проводник составлял маршрут, пользуясь расписанием, действительным до первого сентября предыдущего года. В Каллерс-Холт, кроме них, никто не сошел.

За путями стоял широкий рекламный щит. На некогда ярком, а ныне выцветшем плакате была изображена длинная унылая очередь безработных под девизом: «Лейборизм не работает — голосуй за консерваторов!» Поверх него кто-то намалевал краской: «Будущего нет». На прилепленной тут же мятой листовке, напечатанной на мимеографе, была изображена королева с булавкой в носу.

— Что-то здесь не так, Фредерик, — задумчиво сказал Ричард.

— Да, страна катится коту под хвост, и никому до этого нет дела.

— Не только. Вот смотри: сингл «Боже, храни королеву» был выпущен на серебряный юбилей королевы Елизаветы, за два года до выборов. Так почему же его реклама наклеена поверх плаката тори?

— Тут дикие места, шеф. Вряд ли здесь следят за хитпарадами.

Ричард снова пожал плечами. Эта загадка была не настолько важной, чтобы тратить на нее мысленные силы.

У них имелись более насущные проблемы. А главная — это Ванесса.

Их подруга и коллега была не из тех людей, которые легко поддаются панике. Она не стала бы присылать телеграмму, если бы дело не было действительно важным. Задержись они на ночь, и могут не успеть.

— Не нравится мне все это, Фредерик, — проронил Ричард.

— Мне тоже, шеф.

Ричард пожевал усы и посмотрел на расписание, уже изученное Фредом. Всегда подтянутый, теперь он казался изможденным. Густые тени пролегли у него под глазами.

— Как ты говоришь, десять часов, — сказал Ричард. — Если поезд прибудет вовремя.

— Можно переночевать в зале ожидания, — предложил Фред. — Будем спать по очереди.

В зале они увидели несколько жестких скамеек и пару стульев, прикованных цепями к трубам. Стол был завален прошлогодними и еще более древними журналами и комиксами: Патрик Мовер улыбался с обложки «Тит-Битс», Робот Арчи блуждал в джунглях в «Лайон». Крошечную книжную полку занимали дешевые книги в мягких обложках: «Челюсти», «Мандинго», «Эротические приключения девушки с автостоянки», «Дзен и искусство ухода за мотоциклом», «Засасывающая яма» Гая Н. Смита. Ричард щелкнул выключателем; ничего не произошло. Фред обнаружил двухуровневый электрокамин в рабочем состоянии и включил его, подняв облачко жженой пыли. Когда сгустилась ночь, хитроумное приспособление засветилось красивым оранжевым светом, но долгожданного тепла так и не дало.

Фред обмотался шарфом, поднял воротник своей куртки и нахохлился. Ричард растянулся на скамейке, как факир на ложе из гвоздей.

Новое правительство не испытывало щенячьего восторга перед клубом «Диоген». Комиссия по расследованию давала власть таким людям, как Алистер Гарнет. Номер Десять требовал решений, «как обеспечить голубое небо» для того, что, по его выражению, пришло на смену «эре, когда во главе британской интеллигенции стояла кучка энтузиастов-любителей». Ричард говорил, что восьмидесятые не станут спокойным десятилетием для чувствительных. Конечно, чувствительность была хорошим козырем, но, когда его нервная система начинала давать сбой, он становился похожим на ворону в павлиньих перьях. Когда его вызвали в Комитет, впечатления он не произвел.

Фред знал, что паранойя Ричарда не беспочвенна. Гайки затягивались все туже, и команда постепенно распадалась. Ему настоятельно рекомендовали перевестись в Нью-Скотленд-Ярд, дослужиться до детектива-инспектора и заняться «настоящей полицейской работой». Бунтовщики, террористы и хапуги нуждаются в твердой руке. Оперативные силы и патрульные группы пребывали в состоянии боевой готовности. Подыграй он «мальчикам в тяжелых ботинках», и у него сформировалась бы своя команда, он стал бы профессионалом. Решение нельзя было откладывать.

Впрочем, раньше он полагал, что Ванесса останется в клубе. Ричард мог бы возглавить Кабальный совет, занимался бы разработкой операций и продолжал бы чувствовать. Она пошла бы на передовую, стала бы учить новичков брать в оборот все, что выползает из удлиняющихся теней.

Теперь же он не был уверен, что это возможно. Если они не доберутся до Ванессы вовремя…

— Когда-то до Портнакрейрана шел проходящий ночной поезд, — прервал молчание Ричард. — «Шотландская стрела». До 1962 года паровоз, после дизель, а потом… Потом появились вертолеты.

— Вертолеты? — растерянно переспросил Фред.

— НАТО. По соображениям безопасности поезд «Шотландская стрела» катался еще долго после того, как пришла пора отправить его на свалку. Потом необходимость в нем отпала. Чертов технический прогресс.

Ричард сел, снял и сложил очки, после чего засунул их в передний карман за изумрудное цветение носового платка.

— Я на нем начинал, Фредерик, — сказал он. — На «Шотландской стреле». Все где-то начинали…

— Кроме наших, — улыбнулся Фред.

Ричард тоже улыбнулся, не без печали.

— У тебя это был случай на пирсе в Симуте. У твоей любимой Зараны это был Голем из Сохо. У профессора Корри это было проклятие Нотерн Барстоус. У меня это была «Шотландская стрела»… Призрачный поезд.

Любопытство Фреда взыграло. Он проработал с Ричардом Джеперсоном больше десяти лет, но о его молодости ему были известны только разрозненные обрывки фактов.

Ричард и сам ничего не знал о своем раннем детстве. Его, осиротевшего во время войны, нашел в лагере беженцев майор Джеперсон, британский офицер, который рассмотрел в нем чувствительность. Ричард рос, проводя в клубе «Диоген» времени не меньше, чем с приемным отцом. О своей жизни до лагеря у него не сохранилось никаких воспоминаний, даже татуировка на запястье оставалась для него загадкой. Нацисты были чрезвычайно щепетильны во всем, что касалось учета. Однако порядковый номер на руке Ричарда не совпадал ни с одним именем из списков. Набор цифр даже не был похож на номера других выживших в Холокосте или известных жертв. Бытовало мнение, что немцы тоже рассмотрели в мальчике необычные способности и пытались использовать их в лаборатории, впоследствии уничтоженной вместе со всеми документами и, предположительно, остальными подопытными перед приходом армии союзников. Мальчишка каким-то образом избежал зачистки, получил психологическую травму, но остался жив. Майор Джеффри Джеперсон назвал его Ричардом в честь Ричарда Риддла, мальчика-детектива, которым он восхищался в детстве.

О том, чем занимался Ричард после войны и до случая в Симуте, Фреду было мало что известно. После смерти Джеффри в 1954 году покровителями Ричарда в клубе стали легендарный Эдвин Винтроп, уже тоже покойный, и сэр Джайлз Галлант, который ушел в отставку, покрытый позором. Ванесса появилась задолго до симутского случая. Она, как и Ричард, имела привычку на все вопросы отвечать уклончивыми фразами, не поднимая шума. Фред знал только то, что ее знакомство с их патроном могло бы стать неплохим сюжетом для фильма ужасов. Каждый раз, когда об этом упоминалось, она невольно прикасалась к почти невидимому шраму на лбу и, содрогнувшись, спешила перевести разговор на другое.

— Что ж, мы почти в конце пути, — промолвил Ричард. — Думаю, тебе пора узнать эту историю.

На станции они застряли на всю ночь. Самое подходящее время для страшной истории.

— Фредерик, — начал Ричард, — то был 195… год, и меня только что отчислили из Оксфорда…

 

Действие первое: Юстон, Лондон

I

То был 195… год, и Ричарда Джеперсона только что отчислили из Оксфорда. Так же, как из Лондонской школы экономики. И из Кембриджа. И из Манчестерского политехнического института. И из Королевской академии драматического искусства. И из Хэрроуской школы искусств. И из… Впрочем, достаточно сказать, что его отчислили из многих уважаемых учебных заведений, ни одно из которых не наделило его должной квалификацией.

Вначале Джеффри Джеперсон определил его в Сент-Кутберт, свою старую школу. Ричард не удержался в «Сент-Кастард», как он его называл, с чего и началась печальная история его натянутых отношений с учебными заведениями. После смерти майора Эдвин Винтроп занял in loco parentis. Он посоветовал ему относиться к учебе, как к столу с холодными закусками: бери то, что тебе нравится. Сам Винтроп называл себя выпускником Фландрии и Соммы, хотя в свое время получил в Олл Соуле степень бакалавра с отличием первого класса по классической и натурфилософии. Поскольку Ричард был известен обостренным инстинктом — чувствительностью, как все говорили, — ему позволили руководствоваться своим чутьем. И он стал «новым универсальным человеком», хотя учителя только качали головой, когда он приобретал разрозненные и несистематизированные знания в никак не связанных областях, потом бросал их и переходил к чему-то другому.

Несмотря на то что клуб «Диоген» выплачивал ему значительное денежное пособие, он периодически устраивался на работу. Ричард принимал участие в археологических раскопках и исследованиях. Он прошерстил всю Европу в поисках своего прошлого и не нашел ничего, кроме подозрительных пробелов, что только заставило его с большим вниманием относиться к настоящему. Он провел лето на кондитерском заводе в Барнсли, делая чай и подвергаясь непрекращающимся домогательствам со стороны женского коллектива. Он снимался в кино в Италии, в «Елене Троянской» (в одной из сцен он на заднем плане спрыгивал с лошади). Он возил документы между британскими посольствами в Южной Америке. Он изучал магию (пока что только сценическую магию) у старого иллюзиониста в Балтиморе. Он рыл котлованы, снимался как модель для каталогов, работал на рыболовецких суднах, писал статьи для многочисленных журналов — всего не перечислишь.

Между учебой и разнообразными авантюрными начинаниями он успел отслужить в армии. Служил он в военно-воздушных силах Великобритании, но самолетов в глаза не видел. Клуб поспособствовал, чтобы его определили в систему бункеров под Нью-Форестом. Он помогал военным ученым, работавшим с каким-то колебательно-волновым устройством. Через полтора года он получил зашифрованное послание, предписывающее сорвать вялотекущий эксперимент. Хоть ему нравились ребята, занятые секретным проектом, и в последнее время работа эта даже вызывала у него интерес, он указание выполнил. Эксперимент не удался, и, как ему позже дали понять, вторжение в нашу плоскость существования опасных внепространственных существ было предотвращено. Вот как работал клуб под началом Эдвина Винтропа: превентивно, односторонне, искореняя сорняки до того, как они прорастут, в основном скрытно, с целесообразной жестокостью. Крышка держалась на горшке плотно, хотя никто не знал, кипела ли в нем похлебка.

После службы в ВВС Ричард один сезон подвизался статистом в театре «Олд Вик» и играл на саксофоне в «Фриджидеириз». Когда эта ду-уоп группа была в шаге от подписания контракта с промоутером Ларри Парнсом (из компании «Парне, Шиллинг энд Пенс»), их вокалистка вышла замуж за инженера-сметчика. Хоть она записала довольно сносную версию «Помады на твоем воротнике», не так давно ставшей хитом в исполнении Конни Фрэнсис, Ричард не собирался уговаривать ее остаться. Откровенно говоря, «Фриджидеириз» была паршивой группой.

Ричард даже не знал своего возраста, понимал только, что ему должно быть не меньше двадцати. Наконец Эдвин почувствовал, что настало время ему угомониться и взяться за дело, к которому его готовили. Ричард переехал в принадлежавший клубу дом эпохи короля Георга в Челси. Там время от времени за ним присматривала домработница-ирландка, которая периодически уезжала домой рожать детей. Он медитировал, не пропускал ни одного выпуска радиопередачи «Полчаса с Хэнкоком» и читал Уильяма Морриса и Хэнкса Янсена. Эдвин велел ему ждать вызова.

Одевался Ричард в эдвардианском стиле или как стиляга: алый бархатный сюртук с угольно-черными лацканами (складная бритва пряталась в специальном кармане в рукаве), остроносые замшевые ботинки с каучуковой подошвой и на змейке, жилет фокусника с семнадцатью потайными карманами, карманные часы на цепочке, оставшиеся от приемного отца, галстук-шнурок с серебряными кончиками, синие обтягивающие джинсы, которые сидели на тощих ногах, как вторая кожа. Тонкие усы его лишь недавно сформировались настолько, что уже не требовали подчеркивания карандашом для бровей. Зафиксированный «Брилкримом» кок возвышался на голове, как конструктивистская скульптура из черной сахарной ваты.

Если он считал, что жизнь его началась тогда, когда заработала память, опыт его был довольно ограничен. Он ни разу не видел голую женщину, кроме как на страницах журнала «Здоровье и эффективность». Он не умел водить машину, хотя собирался научиться. Он никогда не убивал людей. У него не было ни одного перелома. Он никогда не ел авокадо.

Все это изменилось в течение одного года.

Однажды утром к нему приехал курьер-мотоциклист с инструкциями. Ричарду предписывалось сесть в коляску, чтобы его доставили в клуб «Диоген». Сегодня, понял он, состоится его дебют.

Лицо отставного сержанта морской пехоты, стоявшего на охране у двери, сделалось пунцовым, когда мимо него легкой походкой прошел Ричард. В клубе «Диоген» бывают самые необычные люди, но одежда и волосы Ричарда действовали, как красная тряпка на быка, на любого человека старше двадцати пяти лет, в особенности на мужчин среднего роста в униформе с короткой стрижкой и наградными лентами. Да, ходили разговоры о драматургах и поэтах, которые назывались «сердитые молодые люди», но старшее поколение не собиралось просто так терять монопольное право негодовать, брызжа слюной.

Собственное отражение, которое Ричард заметил на черном мраморе колонн в фойе, понравилось ему. На создание такого образа уходили часы работы. Прыщи, которые досаждали ему несколько лет назад, теперь исчезли, правда, появилось какое-то розовое пятнышко, требовавшее внимания.

Пока облаченный в шелка лакей вел его мимо кабинетов клуба, знаменитых своей неизменной тишиной, он раздувался от гордости. При виде его обычные члены клуба изображали фырканье, что совпадало с впечатлением, которое он вызвал у охранника. Лакей открыл внутреннюю дверь и посторонился, пропуская Ричарда. В таких глубинах здания Ричард не бывал с детства. Тогда он был собственностью приемного отца, который привел его сюда напоказ. Теперь же он получил право войти сюда самостоятельно. Он получил право ходить по коридорам клуба, изучать архивы, посещать частные коллекции, получать задания. Он был не просто пожизненным членом, унаследовавшим этот титул от майора Джеперсона, а ценным кадром, имеющим талант, который может послужить клубу в определенных обстоятельствах.

Он шел по стопам гигантов. Майкрофт Холмс, чиновник викторианской Англии, стоял у истоков «клуба для самых антиклубных людей», но на самом деле являлся внештатным сотрудником британской разведки и полиции. Чарльз Бьергард, первый и самый ценный член клуба, великий охотник на загадки 1880—90-х годов, занимал пост председателя-провидца Кабального совета вплоть до середины нынешнего века. Карнакки, охотник за привидениями. Несколько внушающих страх личностей, действовавших тайно под личиной «Доктора Шейда». Адам Левеллин де Вере Адамант, авантюрист и искатель приключений, чье исчезновение в 1903 году до сих пор числилось в списке нераскрытых дел. Катриона Кайе, постоянный помощник Винтропа, первая женщина, получившая полное членство в клубе. Флэксман Лоу. Сэр Генри Мерривейл. Роберт Болдик. Курситор Дум.

Ричарда проводили наверх в затемненную приемную. Плащ его принял дежурный в тюрбане. Ему отвели мгновение перед полупрозрачным зеркалом, чтобы он проникся значительностью великой традиции, чести, которой он будет удостоен перед Кабальным советом. Он похлопал себя по карманам, проверил ширинку и поправил галстук. Рукав уже не отягощался бритвой. Где-то между улицей и приемной его обыскали и лишили клыков.

Обтянутая сукном дверь отворилась, и молчаливому сикху пришлось слегка подтолкнуть Ричарда, чтобы он шагнул в короткий темный коридор. Одна дверь закрылась позади него, другая открылась впереди. Ричард ступил в Звездный кабинет Кабального совета.

— Боже мой, Эдвин, — кисло промолвил кто-то, — и вот к этому все свелось? Это какой-то стиляга, чтоб его!

Решительности у Ричарда слегка поубавилось.

— А по-моему, он милашка, — промурлыкал женский голос, указывающий на пристрастие к сигаретам и виски, как у Джоан Гринвуд или у Фенеллы Филдинг. — Победитель бала-маскарада в четвертом классе.

Последние остатки его чувства собственного достоинства растеклись лужей по полу.

— Да расслабься, парень, — сказал другой комментатор, щелкнув пальцами. — Шмотки — шик!

Лучше ему не стало.

Эдвин Винтроп занимал одно из трех мест за столом, за которым когда-то работал Майкрофт. У него были тяжелые веки и стального цвета усы. Если бы даже Ричард не был настроен улавливать «вибрации», он бы все равно сразу понял, кто здесь главный. Рядом с ним сидела Катриона Кайе, маленькая симпатичная женщина, ровесница века. Он была в голубовато-сером платье, ее шею украшала нить жемчуга. Единственная из Внутреннего круга, кто отнесся к нему как к мальчику, теперь она была единственной, кто воспринимал его как взрослого. Она была сердцем и душой клуба «Диоген». Эдвин осознавал, что склонен к деспотизму, и держал Катриону рядом. Только благодаря ей он не превращался в чудовище. По правую руку от Эдвина стоял пустой стул. Сэр Джайлз Галлант, его противовес в Кабальном совете, отсутствовал.

— Если мы закончили издеваться над мальчиком, может, перейдем к делу? — нетерпеливо произнес Эдвин. — Ричард, добро пожаловать и все, что полагается. Это группа…

Эдвин представил всех по очереди. Ричард добавил новые лица к уже известным ему именам и кратким биографическим данным.

Доктор Гарри Катли, сердитый мужчина в твидовом пиджаке и с трубкой в зубах, возглавлял кафедру физики в провинциальном университете. Он неожиданно попал в поле зрения клуба после того, как занятия квантовой механикой привели его к парапсихологии. Когда Эдвин освободил пост Самого ценного члена клуба, чтобы возглавить Кабальный совет, сэр Джайлз предложил это место Катли. Ученый наконец получил необходимые фонды и ресурсы, чтобы проводить исследования, о которых мог только мечтать, но при одном условии: все результаты должны направляться не его университетскому начальству, а Кабальному совету. После этого им пришлось найти других людей, способных понять работу Катли и определить, что может утечь на открытый интеллектуальный рынок, а к чему мир еще не готов. Однако в действительности Катли сменил один вид обиды на другой. Он знал вещи, которых, кроме него, в этом мире не знал никто, но коллеги списали его со счетов, посчитав приспособленцем, которого не любят студенты и бывшая жена которого спит с другими преподавателями факультета. У Катли были глаза в красных прожилках, как у пьяницы, торчащие в разные стороны волосы и пульсирующая враждебная аура, самая явная из всех, которые доводилось видеть Ричарду, как будто его мысли были написаны над ним в облачках, как в комиксе.

Блондинкой с сиплым голосом, в черном трико и розовом шифоновом шарфе, была Анетт Амбуаз. Губы она не красила, зато не жалела подводки для глаз и носила прическу, как у Жанны д’Арк в исполнении Джин Сиберг. Она курила сигареты «Голуаз» через длинный эмалированный мундштук. В ее жилах текла смешанная английская и французская кровь, и жила она на два города: в Лондоне, в районе Фицровия, и в Париже, на левом берегу Сены. Юность ее прошла во французском Виши. Во время войны она сотрудничала с Сопротивлением и разведкой союзников. Клуб заметил ее из-за беспрецедентного везения; другими словами, она пережила всех остальных агентов в своем районе. Если Катриона обладала врожденной способностью интуитивно, постигая и соединяя в цельную картину разрозненные факты, предсказывать опасность, то Анетт думала шахматными ходами — два прыжка вперед, один в сторону. После войны она занималась другими вещами. Тридцатилетняя бывшая танцовщица с множественными растяжениями мышц, она написала и издала брошюру «Эктоплазма и экзистенциализм». Способность предвидеть недалекое будущее наделила ее каким-то жизнерадостным фатализмом. Разговаривала она без акцента, но время от времени показывала свою французскую сторону, когда пожимала плечами и роняла ça va.

Долговязым и тощим хипстером был Дэнни Майлз, известный Ричарду под прозвищем Майлз Волшебные Пальчики. Этот пианист играл в джазовом ансамбле, прославившемся тем, что в клубе Рони Скотта исполнял композицию «Боюсь подойти к тебе» целое отделение концерта. Его зеленую водолазку дополняли хлопчатобумажные брюки и аккуратно подстриженная эспаньолка. Пальцы его беспрестанно двигались, как будто он играл на бесконечной клавиатуре или читал какой-то захватывающий роман, напечатанный шрифтом Брайля. Слепой от рождения, Майлз еще в детстве развил в себе дополнительные чувства. Обретя зрение в ранней юности, Майлз оказался в новом для себя мире зрительных образов, но остроты остальных органов восприятия не утратил. Кроме острого слуха, он был наделен особым даром. Ричард и Анетт невидимыми антеннами (Катриона называла их «щупальцами») воспринимали физическую температуру в помещении, но Майлзу достаточно было положить ладони на какой-либо предмет, чтобы узнать его прошлое, связи или истинную природу. Лучше всего прикосновение Волшебных Пальчиков действовало на неодушевленные предметы.

— Это парень Джеффри, — пояснил Эдвин. — Мы возлагаем на него большие надежды.

Через Майлза Ричард получил кое-какую невербальную информацию: понял, как все эти люди относятся друг к другу, что вызывает у них несогласие и к кому можно будет обратиться, когда он останется один. Катли походил на футбольного тренера, которому приходится мириться с пристроенным в команду племянником члена правления. Он ненавидел «болтовню про потустороннее» и норовил любые паранормальные явления вернуть в рамки физических законов. Анетт эмоционально находилась на другом уровне, но к Ричарду она испытывала смутную приязнь, как тетушка, но не родная. К тому же ее несколько тревожило его будущее, что уверенности в себе ему не придавало. Ричард поблагодарил Майлза кивком, которого никто другой не заметил.

В общем, имела место примерно следующая ситуация: Ричард знал то, о чем большинству людей приходилось догадываться. Растущей проблемой было то, что он почти не встречал других людей, которые чувствовали и понимали бы так же, как он. Поначалу он думал, что англичане просто по природе своей слишком вежливы, чтобы говорить о вещах, которые для него были очевидными. В «Сент-Кастард» это сильно усложнило ему жизнь. Если бы он более-менее сносно не владел крикетной битой, его бы, наверное, сожгли на костре за домиком старосты.

— Вот и познакомились, — подытожил Эдвин. — Теперь давайте поговорим о том, почему мы все здесь собрались. Кто-нибудь слышал о «Шотландской стреле»?

— Это поезд, — лениво отозвался Майлз. — Ночной. Идет от Юстона до Эдинбурга.

— Да, — кивнул Эдвин. — Точнее, это поезд, который выходит из Лондона в семь часов вечера раз в двое суток и едет не до Эдинбурга, а дальше, до Портнакрейрана и озера Лох-Линни.

— Это загадочный поезд? — спросила Анетт, сложив ладони. — Обожаю такие истории!

Эдвин кивнул и передал слово Катрионе.

II

— В 1923 году локомотив № 3473-Б впервые выехал из депо в Эгаме, — начала издалека Катриона Кайе, клубный коллекционер историй с привидениями. — Это был паровоз класса «А1 Атлантик». Для тех из нас, кто не разбирается в поездах, — новенький блестящий паровоз с трубой, колокольчиками и свистком. Этот локомотив одним из первых в Британии преодолел барьер скорости в сто миль в час. Лондонско-шотландско-айлская железнодорожная компания представила первенца на выставке 1924 года, когда и окрестила его «Шотландской стрелой». Бутылку шампанского разбила о скотоотбойник эксцентричная леди Люсинда Трегеллис д’Олни. К счастью, после этого она исчезает из нашего повествования. ЛШАЖ прослышала, что их конкуренты собирались запустить экспресс Лондон — Эдинбург, поэтому своему экспрессу удлинили путь через Шотландию до Портнакрейрана. Такого рода единоличные решения были не редкостью до того, как железные дороги перешли в государственную собственность. Изначально «Стрелу» раскрасили в пурпур и золото. Даже в те времена, когда было принято всячески украшать скоростные транспортные средства, этот локомотив считался красавцем.

«Шотландская стрела» быстро приобрела популярность среди бездельников, которые хотели с утра опрокинуть рюмочку на Пикадилли, днем выпить в Эдинбурге, после чего развеять хмель в голове прогулкой по шотландским горам, постреливая во что-нибудь пернатое или рогатое. Все было прекрасно до 1931 года, когда произошла катастрофа.

Об Инвердите давно ходит нехорошая молва. В XVIII веке рыбаки часто доставали из Лох-Гаэр человеческие кости. Через несколько десятилетий это привело к поимке одного мелкого фермера-людоеда, о котором потом даже сложили песню «Страшный Джок Мак-Гаэр». Толпа разорвала людоеда, когда его везли на виселицу. Во времена междуцарствия шотландский фанатик от христианства Сэмюэл Дручен, которому надоело постоянно слышать о деятельности англичанина Мэтью Хопкинса, устроил собственную массовую охоту на ведьм. Как вы знаете, настоящие ведьмы не тонут. Поэтому Дручен стал пришивать к платьям своих колдуний железные грузила. В 1601 году местный хроникер записал, что «охваченный адским огнем плевок преисподней» упал в воду с громким шипением. Тем не менее именно из-за катастрофы на железнодорожном мосту Инвердит стал ассоциироваться с трагедией.

Что именно произошло в тот день, остается загадкой, но… Однажды ранним туманным утром в ноябре «Шотландская стрела» пересекала Инвердитский мост, когда — то ли посредством человеческого вмешательства, то ли из-за проделок гремлинов, то ли вследствие изношенности металла, то ли из-за обычной случайности, — локомотив отделился от остального состава. Локомотив как ни в чем не бывало доехал на всех парах до противоположной стороны моста. Но потом мост обрушился, унеся с собой восемь пассажирских вагонов и один почтовый. Состав опустился на дно озера Лох-Гаэр. Погибли все, кроме одной везучей девочки, которой удалось выплыть.

Следственная комиссия сняла обвинение с Дональда Мак-Ридли, машиниста поезда, хотя многие считали, что он сам отцепил пассажирские вагоны, чтобы спасти свою шкуру. Только Николас Боулер, кочегар, знал, что случилось на самом деле. Но он, вместо того чтобы давать показания, лег на рельсы и был обезглавлен обычным пригородным поездом. Карьера Мак-Ридли как машиниста закончилась. Кое-кто говорит, что, подобно Томасу Эдварду Лоуренсу, который под фамилией Росс записался в авиацию, он сменил имя и пошел в чернорабочие. Что он работал в любую погоду в бригаде по обслуживанию путей и вечерами в страхе озирался по сторонам, ожидая услышать шаги безголового кочегара.

Какими бы ни были действия Мак-Ридли в то утро, машиниста нельзя винить в обрушении моста. Последовавшую отвратительную грызню между городским советом Инвердита и ЛШАЖ смог прекратить только суд. Одна группа адвокатов утверждала, что прочный и надежный мост не обрушился бы, если бы «Шотландская стрела» не проносилась по нему на скорости, намного превосходящей рекомендованную. Другая группа возражала, что восемьдесят девять человек не погибли бы, если бы мост не представлял собой шаткую и совершенно ненадежную конструкцию, готовую обвалиться от любого дуновения ветра. Страсти накалялись. Кто-то из газетчиков раскопал местную легенду, согласно которой одна из ведьм Дручена прокляла свои грузила, когда ее топили, и поклялась, что ни один кусок железа не сможет в безопасности пересечь озеро. Выражение «местная легенда» на языке Флит-стрит означает: «я это сам только что придумал».

«Стрела» курсировала только между Лондоном и Эдинбургом до 1934 года, когда был воздвигнут и проверен на безопасность новый мост. Разгорелся даже небольшой скандал из-за количества стали, использованной для постройки сооружения. Насколько можно судить, ведьмы не имеют ничего против стали. Потом поезд снова стал ходить до Портнакрейрана.

Помня о случившемся, те, кто не имел финансовых интересов в этой части железной дороги, не спешили садиться на «обреченный на смерть экспресс». Только мрачно улыбающиеся коммерсанты с их потеющими женами и детьми отправились в первую поездку по возрожденному маршруту. Можете представить, какой прокатился по вагонам вздох облегчения, когда Инвердитский мост остался позади.

Контрольный пакет акций ЛШАЖ принадлежал некоему Дугласу Джилклайду из Килпартинджера, тому самому, который выпорол кнутом своего секретаря, когда услышал, как тот назвал его «лордом Убилпассанджиром». Для его светлости, этого парвеню, возвеличенного Ллойд Джорджем, стало делом чести снова превратить «Шотландскую стрелу» в успешное предприятие. Он покрыл локомотив новым слоем пурпура и заменил золотую отделку на цвета своего недавно приобретенного тартана, из-за чего, по словам очевидцев, поезд стал походить на сувенирную коробку овсяных лепешек.

Лорд Килпартинджер привлек к себе внимание тем, что променял скорость поезда на удобства для пассажиров. С 1934 года «Шотландская стрела» становится чудовищно роскошным видом транспорта. Все в подушках, раковины из каррарского мрамора, слуги в килтах цветов Джилклайда, выполняющие каждую прихоть пассажиров. Поезд получил репутацию светского раута на колесах. Локомотив № 3473-Б тянул вагон для проведения балов, вагон-ресторан, способный потягаться с «Крайтерионом», и спальные вагоны с купе, похожими на номера в «Савойе». Вдобавок к облаченным в твидовые костюмы любителям охоты «Стрела» нашла поклонников и среди модного общества. Дебютантки резервировали места на месяцы вперед в надежде найти здесь достойную партию. Одной или двум даже удалось выйти замуж до того, как их изнасиловали. Когда разгневанный отец исключил из рода виконта Сент-Джона Малтринчема по прозвищу Крикун, тот выхлопотал себе постоянный абонемент на проживание в поезде и сделал «Шотландскую стрелу» своей резиденцией, где и жил, пока одна беременная девица из мюзик-холла «Ветряная мельница» не перерезала ему горло где-то между Троссаксом и Крианларичем.

Он был не единственной жертвой. Журнал происшествий «Стрелы» разросся до нескольких томов с душераздирающими историями. Люди бросались под поезд, забирались на крыши вагонов и погибали в туннелях, лишались голов, игнорируя предупреждающую надпись «Из окон не высовываться», открывали двери и выбрасывались из поезда на полном ходу. Само собой, множество происшествий со смертельным исходом случилось в непосредственной близости от Инвердита. Началось какое-то повальное безумство. Люди заказывали место на «Стреле», не собираясь возвращаться. Обычно это делалось так: ставили пластинку на механическую виктролу, а потом, когда поезд въезжал на мост, совершали элегантный самоубийственный прыжок под песню Бинга Кросби о «золотом прощании». Если неправильно подгадать время, можно было врезаться в одну из опор и опуститься вниз в разобранном виде.

Килпартинджер не собирался останавливаться на достигнутом. Он стал приглашать таких знаменитостей, как Ноэль Ковард, Элси и Дорис Уотерс, Джесси Мэттьюс и Грейси Филдс, которые выступали перед пассажирами в пути. В поезде подавались возбуждающие напитки, благодаря которым пассажиры и некоторые исполнители могли оставаться бодрыми и энергичными ночь напролет. Менее известный из братьев Гудини освободился из наглухо закрытого сундука в почтовом вагоне и появился в тендере с углем. «Палладиум на колесах» стал сдавать позиции после того, как один известный чревовещатель был отправлен в психиатрическую лечебницу после спора с собственной куклой. Его номер начался с обычных шуток, потом кукла стала приставать к женщинам. Чревовещатель был одержим. Кукла насмехалась над ним, когда его избили разъяренные пассажиры. В конце концов он схватил большой нож и отрубил голову глумливой кукле, отхватив заодно три собственных пальца.

Нечего и говорить, что пошли разговоры. Среди железнодорожников «Стрелу» прозвали «призрачным поездом». В 1938 году, работая над одной книгой из своей серии «Призрачные дороги», я получила возможность ознакомиться с журналом происшествий. Я тактично побеседовала с пассажирами. Все они испытывали смутное, несформированное чувство «неправильности». Они видели тревожные вещи и ощущали тревогу. Поезд обрастал легендами. Похабная кукла и распутник с перерезанным горлом — самые обычные из них. Некоторые постоянные пассажиры боялись ездить на «Стреле», но не могли противиться, как будто еще больше боялись того, что сделает с ними локомотив № 3473-5 за предательство. Настоящие любители поезда называют только номерами, без имен. Лорд Килпартинджер сначала письмами и угрозами пытался заставить меня отказаться от написания книги, но потом пригласил меня на чай в «Фортнам энд Мейсон» и начал оправдываться, что, мол, любой поезд, который функционирует много лет и перевозит такое количество пассажиров, хочешь не хочешь, начинает обрастать страшными легендами, а я с тем же успехом могу заняться расследованием трагедий, связанных с рейсом Паддингтон — Суиндон в 5:12. К тому же он только что купил контрольный пакет акций моего издателя и интересовался, не намерена ли я переключиться на написание книг о выращивании цветов или о том, как устроить званый ужин.

Когда я собралась уходить, еле сдерживая возмущение, его светлость снова попытался меня переубедить насчет поезда. «В конце концов, — сказал он, — я проехал на „Шотландской стреле“ больше миль, чем кто-либо, и ничего плохого со мной, как видите, не случилось». Через месяц он сел на поезд в Юстоне на какой-то юбилейный рейс, в своем тартане и со счастливой улыбкой на лице, позируя газетчикам в окружении облаков пара. Войдя в свое купе, он исчез и не появился в угольном тендере. Он не сходил ни в Эдинбурге, ни в Портнакрейране. Было решено, что он тайно покинул поезд, чтобы избежать процедуры банкротства, которая, как позже выяснилось, ожидала ЛШАЖ.

Может быть, Килпартинджер стал еще одним анонимным путевым рабочим на своей любимой линии, чтобы махать молотом рядом с опозоренным Мак-Ридли. Или растворился в шотландском тумане и занялся поклейкой обоев. Если встретите его, передавайте горячий привет.

Когда Лондонско-шотландско-айлская железнодорожная компания приказала долго жить, «Стрела», казалось бы, должна была исчезнуть, но ее спасла война. Роскошь отошла на второй план, «Стрела» была признана особо ценным транспортным средством и начала обслуживать Школу специального контингента военно-морских сил в Портнакрейране. Клуб «Диоген» был занят на других фронтах, но выделил молодого парапсихолога с отвесом и анемометром для плановой проверки. Он пришел к выводу, что в поезде и в путях на Инвердитском мосту имеет место незначительная аномалия. Если бы Кабальный совет прислушался ко мне, а не к этому яркому юнцу, мы бы сейчас, возможно, не оказались в таком положении.

Вскоре последовала еще одна странная история. Похоже, тот, кто использует «Стрелу» для особых случаев, обречен на победу. На прошлой неделе я изучила архивы — невыносимо нудное занятие, скажу я вам, — и могу подтвердить, что это правда. «Особые случаи», как вы, наверное, догадались, это эвфемизм «беспощадной битвы», что очень многое объясняет. Большинство моряков, которых перевозили на «Стреле», оказались особенно агрессивными, бесстрашными и, следовательно, эффективными в бою. Большинство из этого большинства получили свои медали посмертно. Чем чаще человек ездил на «Шотландской стреле», тем более экстремальным становилось его поведение. Мы не публикуем сведений о британских служащих, осужденных за военные преступления, но из менее чем десятка гнилых яблок Второй мировой пятеро были постоянными пассажирами «Стрелы». Американцы тоже ездили на призрачном поезде. Мы не имеем официального доступа к их архивам, но у них есть свои Александры и Калигулы.

После войны железные дороги были национализированы. В книжках «Паровозик Томас и друзья» на смену толстому управляющему пришел толстый контролер. ЛШАЖ поглотила «Бритиш рейл». Локомотив № 3473-8 все еще на ходу, но пурпур потускнел до цвета разбавленного сока черной смородины, а тартан скрылся под слоем серой копоти. Ни Ноэль, ни Герты с Дейзи, ни Арчи Эндрюса на нем уже не встретишь. Если, конечно, вы не против сделать пересадку в Эдинбурге, есть более дешевые и быстрые способы добраться до Лох-Линии. Но «Шотландская стрела» все еще подпадает подкатегорию «ценное транспортное средство», что спасает ее от лишенного всякой сентиментальности топора, под который идут все не приносящие прибыли железнодорожные ветки и мелкие деревенские станции.

Аномалии так и не прекратились.

III

— В нашем распоряжении имеется масса самых разных примеров сверхъестественного, — сказал Эдвин, продолжая рассказ Катрионы. — Призраки, материализация, биолокация, звуки, не имеющие источника, полтергейст, эхо из далекого прошлого, приступы предвидения, одержимость, самовозгорание, фантомы, эльфы, феи, откровения, духи и черт его знает что еще. В спальных вагонах мало кто спит хорошо. Как правило, пассажир думает, что несколько устал от поезда, и решает несколько дней провести за убийством английских лис, а не шотландских куропаток. Однако определенный процент пассажиров испытывает куда более неприятные ощущения, от сильнейшего ухудшения самочувствия и нервного истощения до исчезновения и… смерти.

— К чему это ты, Эд? — спросил Катли, который что-то записывал в блокнот.

Ричард увидел, как Эдвин просчитывает, как ему сохранить тузов в рукаве, открыв карты, что в этих кругах было обычным делом.

— «Бритиш рейл» испытывает определенные трудности с кондукторами, проводниками и грузчиками, — признал Эдвин. — Даже кондуктор, прослуживший на «Стреле» годы, голову даст на отсечение, что все эти страшилки — грязные выдумки. Его можно назвать «античувствительным». Не ведающим зла.

— Почему об этом вспомнили сейчас? — поинтересовалась Анетт, выдыхая дым, и горящим кончиком сигареты нарисовала в воздухе вопросительный знак.

— В том-то и дело, Анни, — сказал Эдвин. — С тех пор как на «Стреле» стало ездить меньше людей, аномалия проявляется не так ярко, как раньше, когда делом занималась Кэт. Но американцы выразили озабоченность, и теперь британское правительство испытывает дипломатическое давление. А вы знаете, к кому обращаются наши министры, когда упыри да призраки начинают греметь цепями без разрешения.

Эдвин развел руки, давая понять, что говорит об этой комнате.

Ричард очень внимательно выслушал рассказ Катрионы Кайе. Что-то в этой истории зацепило его.

— У нас имеются рукопись мисс Кайе и ее отчет времен войны, — произнес Гарри Катли голосом учителя. — Все должны ознакомиться с ними до четверга, после чего начнем заново. Те из вас, кто был со мной в деле о культе пумы Эджли-вейл, знают мои привычки. Те, кто не был, скоро их узнают. Анетт, сходи в библиотеку и просмотри все статьи о «Шотландской стреле» с того дня, когда был изготовлен бойлер. Волшебные Пальчики, сходи в депо, поговори с машинистами, с рабочими… Попытайся их разговорить, вдруг они вспомнят еще какие-нибудь происшествия. Ты… Извини… Парень Джеперсона…

Катли прекрасно знал, как его зовут, но ждал, пока ему подскажут.

— Ричард.

Самый ценный член клуба сверкнул веселой улыбкой.

— Спасибо. Я запомню. Не Грязный Герберт, а Ричард. Ричард Джеперсон. Парень Дик. Рики Ролл-энд-рокер. Все, зафиксировано в памяти. Так вот, Ричард, ты пострижешься в Юстоне, и попытайся не вспарывать кресла в кинотеатре и не пугать старушек по дороге. Купишь нам билеты на «Стрелу» на четверг. Мне и Анетт возьмешь первый класс, в спальном вагоне, Волшебным Пальчикам — койку во втором классе и железнодорожный эквивалент третьего класса для себя. Мы должны охватить весь поезд.

— Я могу поехать в почтовом вагоне, если нужно.

Катли обдумал предложение.

— Клуб может занять четыре купе, — как бы между прочим обронил Эдвин. — Если все будут в первом классе, никто не станет возражать, если мы начнем бродить по поезду. Имея билеты на другие места, Ричард и Дэнни не смогут заходить туда, где, вероятно, будет происходить самое интересное.

— Как скажешь, — согласился Катли. — Если деньги считать не нужно, мы можем позволить себе и золотые сидения для унитазов с мягкими подушками. Дики, кстати, можно детский билет купить.

Ученый привык в своем захолустном университете экономить на всем, боясь сокращения и без того скудного бюджета. Еще он не любил, когда его ставили во главе группы, а потом у всех на глазах делали подсечку. Эдвин назначил Катли Самым ценным членом клуба, но имел привычку выступать вперед и принимать решения вместо своего преемника. Катриона положила ладонь на локоть Эдвина с легким упреком, который заметили только сам Эдвин и Ричард.

— Сохраняйте все счета. Билеты на автобус и прочее. Я обо всем должен отчитаться, comprenons-oui? — Теперь Катли сверлил глазами Ричарда, потому что не мог пялиться на Эдвина. У Ричарда от интриг уже болела голова.

— Это тот же дом с привидениями, только на колесах, — сказал Катли. — Для домов с привидениями существуют определенные скучные процедуры, которые будут соблюдены. Предварительная проверка, проверка на месте, каталогизация наблюдаемых феноменов и эффектов. Когда это будет сделано, я дам оценку результатам и предложу способ дальнейшей работы. Если аномалию можно будет устранить научными или религиозными средствами, никто не станет жаловаться.

Анетт, буду благодарен за список возможных ритуалов изгнания бесов и снятия порчи. Найдешь колокольчик, блокнот и фонарь железнодорожника? Конечно, мы всегда можем рекомендовать снять поезд с эксплуатации и перестать пользоваться линией. Если не страдает никто из пассажиров, пусть духи сколько угодно стенают на голых рельсах, от этого никому хуже не станет.

Ричард поднял руку, как школьник.

Катли не без раздражения в голосе осведомился:

— В чем дело, парень?

— Я тут подумал, сэр, если бы поезд можно было снять с эксплуатации, его бы уже сняли. Наверняка есть какая-то причина, почему он до сих пор ездит.

Ричард посмотрел на Эдвина. То же сделали и все остальные. Катриона погладила его по руке.

Наконец Эдвин ответил:

— Что ж, видимо, бессмысленно пытаться хранить секреты в обществе талантов.

Дэнни Майлз присвистнул.

— А в чем дело? — подхватил Катли.

— «Шотландская стрела» должна оставаться в строю. Школа специального контингента теперь преобразована в базу подводных лодок. Это жизненно важное орудие устрашения нашей державы.

— Это пистолет, прижатый к голове врага, когда тот прижимает свой к нашему брюху.

— Кэт участвует в Олдермастонских походах и хочет добиться запрета на изготовление ядерных бомб, — объяснил Эдвин. — Как частное лицо она имеет право на такую позицию. Но в клубе мы не обсуждаем политику правительства и можем только давать советы…

Анетт чуть не прыснула. Она явно знала Эдвина Винтропа лучше, чем Ричард.

— Каждые сорок восемь часов, — продолжил Эдвин, — в Вашингтоне собираются математики и при помощи специального электровычислительного устройства генерируют цепочки цифр, которые вводятся в электронно-коммуникационную сеть, доступную только из надежно защищенного места в Пентагоне и из нашего английского военного министерства. Такой же терминал имеется в Париже, но это всего лишь макет. Французы могут делать с ним все, что угодно, но повлиять на работу большой машины они не в состоянии. Мы не хотели, чтобы они, обидевшись на какую-нибудь мелочь, в приступе неприязни начали третью мировую. Анни, твоя французская половина этого не слышала. Когда цифры попадают в сеть, они должны быть доставлены президенту Соединенных Штатов, премьер-министру Великобритании и нескольким избранным офицерам на передовых линиях Западного альянса. Мы не используем телефонную связь, телеграф, телеграммы и почтовых голубей, мы посылаем курьеров. Цепочки цифр мы называем «марш-коды». Пока они не будут набраны без ошибок на клавиатуре специальной цифронаборной машины, не будет установлена ни одна боеголовка, не взлетит ни одна ракета, не будет сброшена ни одна бомба. Без «марш-кодов» у нас нет ядерного оружия.

— А с ними мы можем уничтожить Землю, — вставила Катриона.

— Так что же выходит, — сказал Майлз, помахав рукой для значительности, — у нас есть «Б-52», летающие над всей Арктикой, ядерные подлодки, которые плавают, наверное, в каждом море, вычислительные машины размером с обсерваторию и храбрые солдаты, которые сидят в траншеях, готовые ответить на любую угрозу со стороны безбожников коммунистов… И все это зависит от того, успеет какой-то придурок на семичасовой поезд из Юстона или нет?

— Именно так, — кивнул Эдвин.

— Это безумие какое-то. — Майлз закатил глаза.

— Как я уже говорил, вопросы государственной безопасности находятся вне сферы нашей деятельности. Теперь вы понимаете, почему правительство исходит пеной. Если выяснится, что «Стрела» небезопасна, НАТО окажется под угрозой. Помимо призраков, они думают и об обычных шпионах. Одна из причин, по которой «марш-коды» до сих пор переправляются поездами: наши дьявольски хитрые друзья из разведки считают, будто русские и мысли не допускают о том, что мы можем на самом деле доверить столь важное дело паре младших офицеров, едущих на ночном поезде.

— Надеюсь, что встречу шпионов, — мечтательно произнесла Анетт. — Всегда представляла себя в образе Маты Хари. Можно мне соблазнить парочку юных лейтенантов?

— Забудь про них, Анни, — сказал Эдвин. — Им и так не сладко теперь, когда развернулась борьба за мир во всем мире. Один слег с нервным срывом, один застрелился, один неожиданно ушел в монастырь. Об этом никто не должен узнать за пределами этой комнаты, но за прошедшие годы было несколько случаев, когда наша система безопасности несколько часов кряду находилась на грани коллапса, потому что коды не прибыли вовремя. Только представьте себе какого-нибудь несчастного генерала, на которого возложена обязанность докладывать президенту о подобных ситуациях. Или представьте, что другой стороне каким-то образом станет известно о возможности нанести первый удар. Если уж подносить к их голове пистолет, пусть лучше они не знают, что в нем сбит боек.

У Ричарда свело желудок, как будто он проглотил полпинты соленых моллюсков и запил их клубничным молочным шейком. Несмотря на «скучные процедуры для домов с привидениями» Катли, это было нечто более интересное, чем ходить вокруг дома священника в Борли, выискивая холодные точки. Тошнота прошла, и, к своему жгучему стыду, он вдруг понял, что физически находится в состоянии сильного возбуждения. Он подумал, что в коридорах власти это обычное явление… Хотя, с тех пор как у него сломался голос, ему казалось, что днем большего внимания все же заслуживают те минуты, когда он не демонстрирует свою эрекцию всем вокруг. Узкие брюки лишь усугубляли ситуацию. Он вспыхнул, когда Анетт, возможно, бессовестно заглянув в ближайшее будущее, улыбнулась ему.

— Янки будут знать, что мы в деле? — спросил Катли.

— Теоретически — только на самом высоком уровне. Ребята на поезде ничего не знают. Им внушили, что они — подсадные утки и что конверты, которые они перевозят, имеют отношение к негласным азартным играм между ведомствами, которые якобы организовал один сержант автопарка в Форт Бакстере, Канзас. Если будет нужно, ведите наблюдение за курьерами, но не приближайтесь. Ваша задача — собрать конкретные сведения о том, какие темные силы там собираются и что нам угрожает. Давно мечтаю закончить собрание словами: «Это задание может сделать войну короче на полгода». На втором месте у меня другая фраза: «Судьба мира в ваших руках», что, увы, истинная правда. Я уверен, что мы будем гордиться тобой, Гарри.

IV

Ричард прошел под дорическими арками вокзала Юстон в пять часов, за два часа до отправления «Шотландской стрелы». Он слился с толпой горожан, встречавших пригородные поезда.

— «Стар», «Ньюз», «Стандарт»! — кричали шестидесятилетние «мальчики», размахивая вечерними газетами.

В большинстве заголовков так или иначе упоминался Хрущев, колотивший туфлей по столу в ООН. Первый секретарь не вел бы себя как медведь, если бы знал, что у дядюшки Сэма штаны бывали спущены по восемнадцать часов подряд. Если бы его спутник заметил брешь в занавесе, Никита Сергеевич вполне мог бы запустить в нее одну-две ракеты, просто чтобы посмотреть, что будет.

— Можешь даже не думать об этом, парень, — произнес голос рядом с его ухом. — Миру ничто не грозит, во всяком случае, до полуночи. Потом все расплывчато… Мадам Амбуаз все видит. Не забивай свою хорошенькую головку.

Он узнал Анетт по запаху (смесь аромата «Живанши» с сигаретами «Голуаз») еще до того, как услышал ее или увидел. Она развернула его и поцеловала в обе щеки, отнюдь не формально. Влажный кончик ее языка задел уголки его губ.

Для поездки она надела черное коктейльное платье, перчатки до локтей, блестящую черную шляпку с убранной в сторону вуалью и горжетку из цельной шкурки песца с зашитыми глазами. На этот раз она накрасила губы — тонкие линии кричащего красного цвета. В общем, она выставляла себя этакой Одри Хепберн и ждала от него восхищения, которое, разумеется, последовало.

— Молодец, — сказала она, похлопав его по щеке.

Тут же в голове у него появилась картинка: Анетт в белье, черном, французском, изысканном. Видение взволновало его, и Анетт усмехнулась.

— Я это сделаю, — сказала она. — Считай, что это фокус.

Анетт скинула бретельку платья, показала черное кружево.

— Все правильно, — добавила она. — Но извини, я не могу сейчас развлекаться. С тобой так легко возбудиться. Редко получается поиграть с тем, кто знает.

Она постучала себя пальцем по виску и жестами изобразила жуткую колдунью.

Похоже, легкий флирт доставлял ей превеликое удовольствие, что, в свою очередь, довольно сильно тревожило Ричарда. Анетт Амбуаз могла бы сойти за роковую женщину в каком-нибудь фарсе уэст-эндского театра, но в деле, которым занимался клуб «Диоген», не говоря уже о настоящей войне, она была проверенным, опытным бойцом. А он до этого всего лишь переключал какие-то провода. Если она знает достаточно, чтобы бояться, ему следует дрожать от ужаса.

— Правда же великолепные арки? — сказала она. — Через пару лет их снесут. Идиоты и мещане.

— Ты видишь будущее?

— Я читаю газеты, дорогой. Но иногда вижу и будущее. Возможное будущее.

— А что насчет..?

Она фыркнула, открыла кулак и дунула, как будто сдувая пушинки с одуванчика.

— Взрыв? Не на этой неделе, думаю. Не на этой, если мы будем иметь к нему отношение.

Она прикоснулась к камню рукой в перчатке и пожала плечами.

— Ничего не чувствую, любовь моя, — сказала она. — Конечно, это ведь по части Волшебных Пальчиков. Прикосновение, которое так много значит.

Анетт взяла его за руку и повела на вокзал. Рядом с ними носильщик толкал тележку, на которой лежали сундук с оббитыми металлом углами, несколько розовых чемоданов разных размеров, косметичка и шляпная картонка. У Ричарда был всего один предмет багажа — кожаный саквояж, который он нашел в шкафу.

— Вот наш главный, — сказала Анетт, кивнув.

Гарри Катли сидел за буфетным столиком и пил чай.

Его персональное облако зависло у него над головой. Ричард задумался, придет ли Эдвин их проводить, но решил, что не придет.

Анетт остановилась и придержала Ричарда.

— Милый, пообещай, что будешь поаккуратнее с Гарри, — сказала она, поджав губы и поправляя его галстук так, будто он был подарком, который она собиралась преподнести.

Ричард пожал плечами.

— Другого я и не планировал.

— Чтобы быть грубым, не нужно что-то планировать. Ты такой же, как я, ты чувствуешь. Попробуй еще и думать. Господь свидетель, я думать не буду. Вы с Гарри не пара, вы единое целое. Не спеши его сбрасывать со счетов. Теперь идем. Будь паинькой.

Гарри поднял глаза и, увидев, что они приближаются, помахал им сложенной газетой.

— Где Майлз? — спросил он.

Они не знали. Гарри поцокал языком.

— Наверное, пьет «чай» в какой-нибудь джазовой забегаловке.

— С удовольствием выпью чаю, спасибо, — сказала Анетт.

Гарри посмотрел на чашку у себя в руке.

— Только не это пойло, — злобно обронил он. Женщина за прилавком услышала, но ее это явно не трогало.

— Значит, поужинаем на поезде? — сказала Анетт. — Попробуем знаменитой роскоши «Шотландской стрелы».

— Только не забывай чеки сохранять, — напомнил Гарри.

— Хватит быть занудой, — сказала Анетт, приблизилась к ученому и поцеловала его в щеку. Тот и бровью не повел. — Отличное будет приключение.

— Как в прошлый раз?

— Ну, будем надеяться, что не настолько отличное.

Гарри закатил рукав твидового пиджака и показал линию красных шрамов, уходящих от запястья к локтю.

— Культ пумы, — прокомментировала Анетт. — Мяу.

Ричард рассудил, что у Анетт тоже остались шрамы на память о деле Эджли-вейл. Самый ценный член клуба покончил с этим культом. Очередная победа клуба «Диоген». В этой партии силы зла проиграли всухую. Гарри даже на какую-то долю секунды улыбнулся, когда Анетт заурчала и потянулась по-кошачьи.

В то же мгновение Ричард понял разницу между своим даром и даром Анетт. Он получал, а она отдавала. Он улавливал чувства других, она могла заставить их чувствовать то, что чувствовала она. Полезная штуковина, если Анетт была в настроении. Во всем остальном она была, как канарейка в шахте.

Неожиданно рядом с ними возник Майлз.

— Привет, кошечки, — сказал он и поднял бровь так, что Анетт издала еще одно «мяу». — Готовы в путь?

— Если должны, никуда не денешься, — отозвался Гарри.

Волшебные Пальчики оделся надело, как карикатурный квартирный вор: черные джинсы, узкий вязаный свитер, берет, саквояж. Не хватало только маски.

У пассажиров, едущих на «Шотландской стреле» первым классом, имелся отдельный зал ожидания, примыкающий к платформе, на которой готовился к отправке поезд. Они предъявили билеты маленькому лысому розовощекому шотландцу в униформе.

— Добрый вечер, — произнес он тоном метрдотеля. — Меня зовут Арнольд, я проводник. Если я чем-то смогу быть вам полезен, сразу обращайтесь.

— Арнольд, проводник, — повторил Гарри, запоминая имя.

Анетт распорядилась, чтобы ее багаж и три их сумки занесли в вагон.

Никакой особенной энергии Арнольд не проявил, обычная вежливая любезность. Принимая во внимание возраст и внешний вид Ричарда, это было необычно. Вероятно, с точки зрения проводника, покупка билетов в купейный вагон первого класса автоматически возводила пассажира в число избранных. Пассажир был всегда прав, независимо от того, в какой кричащий наряд он одет и какой дрянью смазаны его волосы. Ричард понял, что Арнольд был человеком из категории «не ведающих зла», о которых упоминал Эдвин. Его не посещали призраки. Маленький проводник, наверное, имел иммунитет на потустороннее, как некоторые люди никогда не болеют простудой. Или же он очень, очень хорошо притворялся.

Быть может, залу ожидания не помешала бы хорошая уборка, но в нем еще сохранились остатки былого великолепия. В то время как пассажирам второго и третьего классов приходилось довольствоваться скамейками на платформах, снобы с билетами первого класса могли нежить толстые зады на подушках диванов, обитых тканью лилового цвета, такого же оттенка «сочный кровоподтек», как диваны в купе «Шотландской стрелы». Здесь же подавался бесплатный чай из шипящего электрического чайника, что заставило Катли недовольно пробурчать что-то о потраченных в буфете трех пенсах (и о сохраненном чеке).

Стены зала, подобно фамильным портретам в родовом замке, украшали фотографии в рамках, на которых были запечатлены церемония именования (где присутствовала ненавистная Катрионе леди Люсинда), первые заезды 1928 и 1934 годов (лорд Килпартинджер в фуражке машиниста) и установление рекордов скорости. Разумеется, никаких упоминаний Инвердитского моста.

Начали прибывать остальные пассажиры. Трудно было себе представить молодых людей, более похожих на секретных агентов, чем эти двое: стрижки американских морских десантников, гражданские костюмы точно по фигуре, которые еще даже не обзавелись складками, одинаковые желтые портфели, где, очевидно, и хранились пакеты чрезвычайной важности. Когда Анетт окинула их критическим взглядом, один легонько толкнул другого локтем, и тот растянул губы в зубастой улыбке, от которой на его взращенных на американской кукурузе щеках проступили ямочки.

— Так где шпион? — прошептала Анетт.

— Мы сами шпионы, — так же шепотом ответил Ричард. — Помнишь? Мата Хари.

Трое моряков в белых костюмах походили на ушедших в самоволку сослуживцев главных героев фильма «Увольнение в город». Один был сильно пьян, а его друзей явно страшила возможность встречи с береговым патрулем. Наверняка они тоже ехали в Портнакрейран, хотя было бы удивительно, если бы они действительно путешествовали первым классом. Арнольда униформа союзников, судя по всему, удовлетворила.

Миссис Свит, пожилая дама в свободном клетчатом пальто, очень волновалась о сохранности своих коробок с ружьями. Арнольд терпеливо выслушал пространную инструкцию о том, как их должно хранить.

За ней вошел священник, и первой мыслью Ричарда было, что это переодетый чикагский гангстер. Чисто выбритые щеки и острый мыс волос на лбу невольно наводили на мысль о том, что под мышкой у него спрятан железный прут, а в рукаве — латунный кастет. Тем не менее он буквально излучал праведную благожелательность. Ричард упрекнул себя, что пора бы уже научиться не судить о людях по внешности.

Неожиданно у двери поднялся шум. На Арнольда и охранника налетела рослая женщина средних лет в платье с цветочным узором и в шляпке, украшенной восковыми кистями винограда и мертвыми засушенными розами.

— Есть у меня билет, есть, запропастился только куда-то, — затараторила она. — Подождите-ка минуту. Ага, вот! Мой билет и моя карточка.

У дамы был четкий лондонский выговор, к тому же она обладала голосом, который, как говорят, способен расколоть хрусталь. Что-то в ней насторожило Ричарда. Анетт и Майлз тоже это почувствовали. Сработала психическая сигнализация.

— Что? — спросил Гарри, увидев, что вся группа одновременно насторожила уши.

— Спокойно, — произнесла Анетт.

Ричард почувствовал, как учащенно забилось сердце в груди. Он сделал пару глубоких вдохов, и оно немного успокоилось. Майлз присвистнул.

— Моя карточка, — повторила женщина. — Эльза Никлс. Миссис. Медиум-экстрасенс. Я еду помогать несчастным душам, привязанным к этому месту. Душам, которые не могут обрести покоя. Которые застряли на вашем призрачном поезде.

Арнольда интересовала не столько ее карточка, сколько билет, который оказался в вагон третьего класса. И не на полку, а на сидячее место рядом с багажным вагоном, на котором спать мог разве что опытный гуттаперчевый акробат, не ощущающий боли ни в спине, ни в ногах.

Проводник сообщил ей, что этот зал ожидания предназначен для пассажиров, едущих первым классом. Ее это не смутило.

— Я не собираюсь ехать первым классом. Мне всего лишь нужно найти купе мясника. Я ощущаю сильнейшие вибрации. Неудивительно, что ваш поезд набит призраками.

«Медиум-экстрасенс» вытянула шею и обвела зал взглядом, в отличие от Ричарда, открытым и недвусмысленным. Она внимательно, не скрываясь, осмотрела каждого из присутствовавших.

— Добрый вечер, святой отец, — сказала она угрюмому священнику, который улыбнулся в ответ, показав гнилые зубы. — Вам бы подправить их надо, — посоветовала она. — Сходите в Службу здравоохранения, там вам их вырвут и поставят новые, фарфоровые, как у меня. — Она широко улыбнулась, обнажив черный провал между ровными белыми пластинками.

Священник не обиделся, но, когда выдавил из себя ответную улыбку, выглядел еще страшнее.

Взгляд миссис Никлс, скользнув по Гарри, Ричарду и американским морячкам, прошелся по Анетт («хотела бы я иметь фигурку для такого платья, красавица») и остановился на Волшебных Пальчиках.

— У тебя дар, дружок. Я это сразу чувствую. Ты видишь то, что находится за Сферой Видимого.

Майлз не стал возражать.

— Чувствую беспокойную душу. Или ее скорое появление, — сообщила она. — Но ничего, я наведу порядок. Для этого мы и нужны, чтобы порядок наводить.

Миссис Свит спряталась за «Таймс» и стоически не обращала внимания ни на что.

Гарри что-то пробормотал, так, чтобы его не услышала миссис Никлс.

Эта женщина была осложнением, не предвиденным «скучными процедурами» Гарри. Ричард почувствовал, как Самый ценный член клуба лениво подумал, что миссис Никлс лучше будет не сесть на поезд, а лечь под него.

Впервые подобные размышления он «подслушал» еще в школе, когда ему во всей отчетливости представились фантазии учителя латинского языка: тот воображал, как расстреливает из пулемета их третий класс. Ричард пришел в ужас и растерялся: что лучше, промолчать и тем самым взять на себя часть вины или рассказать и превратиться в глазах окружающих в сумасшедшего? Даже если он предотвратит бойню, никто об этом не узнает. Два дня он боролся с этой дилеммой, цепенея от страха всякий раз, когда встречал на школьном дворе учителя латыни с рассеянной улыбкой на лице и кровавой баней на уме. Потом Ричард уловил подобную мысль во время чемпионата по крикету, когда капитан одной из команд очень живо представлял себе, как забьет битой своего бэтсмена, постоянно терявшего мяч. С нервной дрожью, но и с облегчением он понял, что все люди каждый день представляют себе какие-нибудь зверства. Пока что ему не встретился ни один человек, который действительно хотел бы воплотить свои фантазии в жизнь. Более того, мысли о насилии до определенной степени приглушали склонность к убийству — люди, не думающие об убийствах, были более склоны их совершать.

— Прошу, прошу, — сказала миссис Никлс, отступая в сторону, чтобы пропустить в зал кого-то с правильным билетом.

Девочка лет восьми-девяти в голубой куртке с капюшоном и с очень серьезным заспанным лицом была вверена заботам «Шотландской стрелы» в лице проводника Арнольда. Ричард, имевший немного опыта общения с детьми, надеялся, что ее посадят подальше от него. Дети в его представлении были часовыми минами со включенным таймером.

— Как тебя зовут? — спросила Анетт, наклонившись.

Девочка ответила что-то невнятное и еще глубже спряталась под капюшон.

— Не знаешь? Тут нечего стыдиться.

Миссис Никлс и Анетт были сражены. Интуиция подсказывала Ричарду, что ни у первой, ни у второй нет живых детей. Если миссис Никлс в самом деле была медиумом, этому можно не удивляться. Дети — они как губки, впитывают в себя все твое внимание. Многие таланты зачахли, когда в доме появилась коляска.

Анетт обнаружила на шее девочки большую бирку, прямоугольник коричневого картона.

— «Собственность капитан-лейтенанта Александра Коатса, ВМФ», — прочитала она. — Это твой папа?

Девочка покачала головой. Под капюшоном был виден только нос в веснушках. В своей курточке она была больше похожа на гнома, чем на ребенка.

— Ты что, посылка?

Капюшон кивнул. Анетт улыбнулась.

— Но ты же не в багажном вагоне будешь ехать?

Капюшон снова покачался из стороны в сторону.

Арнольд объявил, что поезд подан на посадку. Американцы сгрудились там, где англичане начали выстраиваться в ровную очередь. Анетт взяла девочку за руку.

Посылка Коатса подняла голову, и Ричард увидел лицо девочки. Его поразили ее глаза: огромные, изумрудные, взрослые. Остальное лицо вокруг этих очей пока еще не выросло. Полоса веснушек пересекала нос, как боевая раскраска апачей. Рыжие косички выглядывали из-под капюшона и лежали на груди, как две колокольные веревки.

— Меня зовут Ванесса, — сказала она, обращаясь прямо к нему. — А тебя?

Девочка была странной. Он не чувствовал ее, совершенно.

— Это Ричард, — ответила за него Анетт. — Не обращай внимания на его вид. Я уверена, вы подружитесь.

Ванесса протянула лапку, и Ричард с удивлением пожал ее.

— Добрый вечер, Ричард, — сказала она. — Я могу это по-французски сказать: «Бонсуар, Ришар». И по-немецки: «Гутен абенд, Рихард».

— И тебе добрый вечер, Ванесса.

Она вежливо присела, а потом обхватила его руками за талию и прижалась щекой к его животу.

Это сбило Ричарда с толку окончательно. Его обнимали, как пони, как подушку или как дерево, но не как человека.

— У тебя появилась поклонница, — обронил Волшебные Пальчики. — Мои поздравления.

Ванесса прижалась к нему покрепче, но он все так же не знал, что с ней делать.

На помощь пришла Анетт. Она оторвала от него девочку.

— Не советую подбирать приблудных животных и детей, — заметил Гарри.

Ричард проследил взглядом за Анетт, которая повела девочку из зала. Протянув билет Арнольду, Ванесса обернулась.

Эти глаза!

V

Ричард был последним в очереди к Арнольду. Все разошлись по своим вагонам. Миссис Никлс прошествовала по платформе до вагонов третьего класса. Моряки последовали за ней.

Он осмотрел локомотив № 3473-5. С первого взгляда он производил впечатление большой мощной машины. Огромное хитроумное устройство из поставленного на службу человеку железа. Потом заметил следы износа. Некогда гордые пурпурные бока потускнели и покрылись грязью, медные детали почернели и потрескались. Гигантская труба изрыгала похожие на грибы облака дыма. Ричард почувствовал запах угля, огня, смазки, нефти. Почувствовал давление в бойлере и жар, который от него исходил. Махина обдала струей влажного пара платформу.

— Плохой зверь, — сказал Майлз, приложив кончики пальцев к металлу.

Как говорила Анетт, его талант заключался в том, что он мог понимать суть неодушевленных или считающихся неодушевленными предметов. Его прислали сюда, чтобы он оценил локомотив.

— С чертовщинкой, как цирковой лев, попробовавший вкус человеческой крови. Ему понравилось и хочется еще.

— Спасибо, успокоил.

Майлз хлопнул его по плечу. Волшебные пальчики на секунду задержались на нем, и Ричард почувствовал, как по его телу прошел холодок. Потом Майлз осторожно убрал руку.

— Не бойся, дружище. Я знавал автобусы, превратившиеся в маньяков-убийц. Да большинство машин без пяти минут маньяки. Неудивительно, что ведьмы железо не любят. Идем, Рич. «По местам! Нас ждет „Атчисон, Топика и Санта-Фе“».

Арнольд дунул в свисток, издавший истошный крик ночной птицы, на который локомотив ответил ревом динозавра. Паровоз заскрежетал, спугнув стайку голубей с вокзальных арок.

— На четырнадцатой платформе заканчивается посадка на поезд «Шотландская стрела» до Эдинбурга и Портнакрейрана. — Голос по системе громкой связи «Тайной» звучал так, будто объявления читал вчерашний выпускник курсов дикторов Би-би-си. — Время отправления — семнадцать часов ровно.

Ричард и Майлз поднялись в вагон. Вдоль него шел широкий коридор с роскошной ковровой дорожкой, с дверями в спальные купе.

— Ты едешь рядом со мной, — сказала Анетт, пристраивавшая поблизости Ванессу. — Как удобно.

Он посмотрел на Майлза Волшебные Пальчики, который сочувственно (но с оттенком зависти) пожал плечами и пошел искать свое место.

Ричард осмотрел купе. Оно напоминало сжатый гостиничный номер: встроенная одноместная кровать, закрепленный столик (с обязательным набором канцелярских товаров и чернильницей) со стулом, полочка с бутылками в металлических подставках, «ванная» размером со шкаф с раковиной (да, мраморной) и унитазом (без золотого сиденья). Вторую кровать можно было снять с верхней полки, но пока она оставалась сложенной. Из фильмов и книг, в которых описывались убийства в поездах, он знал, что верхние полки, как правило, используют для хранения трупов. Кожаный саквояж замер преданной собакой у изножья кровати. Полотенце и туалетные принадлежности были отправлены в ванную.

На первый взгляд все в купе первого класса казалось первоклассным, но потом белое накрахмаленное постельное белье проявило некоторую изношенность и тот сероватый оттенок, который появляется у ткани от слишком частой стирки. На раковине в голубых прожилках в сливном отверстии обнаружились оранжевые пятна ржавчины, а цепочка пробки оказалась сломанной. На емкости для воды виднелись ожоги от сигарет. «Пожалуйста, воздержитесь от пользования туалетом во время стоянки поезда», — гласила табличка в рамке над унитазом. Снизу кто-то довольно аккуратным почерком добавил: «Нарушители будут расстреляны».

Вдруг Ричарду показалось, будто он увидел что-то в зеркале над раковиной, и он с трудом сдержался, чтобы не обернуться. У него не было ни малейших сомнений, что там ничего не окажется. Он всмотрелся в зеркало, не обращая внимания на свежий прыщик на лбу, и стал выискивать неровности или царапины на серебряном покрытии. Подышал на стекло. На какую-то секунду проступили похожие на руны, написанные задом наперед буквы. Он сумел прочитать: «ОПАСНОСТЬ», «ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ» и «НЕ В ДУХЕ». Ниже было нарисовано сердце, несколько крестиков и монограмма в виде двух соединенных «А».

— Попался, — сказала Анетт из коридора и засмеялась.

Он тоже не смог сдержать улыбку. Шляпки на ее голове уже не было. Она замерла в расслабленной позе в дверном проеме. Край платья чуть-чуть приподнят, открывая черный кружевной верх чулка, на отведенных назад плечах лежат волны шелковистых волос. Она начертила в воздухе двойное «А» и выпустила идеально ровное колечко дыма.

Анетт потащила его по коридору, и они присоединились к Гарри и Майлзу в следующем вагоне. В дни лорда Килпартинджера здесь располагался бальный зал, но теперь он был превращен в место отдыха пассажиров первого класса.

Волшебные Пальчики нашел пианино и принялся наигрывать мелодию песенки «Сбежавший поезд». Анетт, забравшаяся в похожее на корзину кожаное кресло, восхищенно захлопала в ладоши.

В дальнем конце вагона сидел священник. Возможно, он готовил проповедь, но, судя по его виду, можно было подумать, что он писал записки с угрозами, которые потом подложит поддвери нервных престарелых дам. Проводник Арнольд прошествовал через весь вагон и сообщил им, что бар откроется, как только тронется поезд.

— Ура! — оживилась Анетт. — Я возьму «буравчик».

Она вкрутила в мундштук новую сигарету.

Арнольд снисходительно улыбнулся и не стал просить Майлза не бренчать по клавишам. Они были пассажирами первого класса и, если хотели, могли хоть качаться на люстрах (в которых не хватало нескольких лампочек, что, впрочем, не мешало им наполнять весь вагон ярким светом).

— Впечатления? — спросил Гарри, раскрывая папку и готовя шариковую ручку.

— Здесь все чисто, — сказала Анетт. — До Питерборо никто не умрет.

— У этой коробчонки нутро никуда не годится, — сказал Майлз Волшебные Пальчики, неожиданно оборвав игру. — Но мы подружимся. Думаю, она откроет мне свои тайны, — добавил он и пропел, аккомпанируя себе: — Сбежавший поезд заехал на горку и загуде-е-е-л…

Гарри посмотрел на Ричарда:

— Джеперсон. Есть что добавить?

Ричард подумал о взрослых глазах девочки.

— Нет, Гарри, ничего.

Гарри сжал кончик ручки зубами. Колпачок уже был изрядно искусанным.

— Надеюсь, эта поездка не окажется напрасной, — сказал Самый ценный член клуба.

— Не окажется, — пообещала Анетт. — Вот увидите.

Свисток издал еще один долгий истошный вопль, крик Тарзана — Джонни Вайсмюллера из горла кастрированного гиганта.

— …и загуде-е-е-л…

Без какого бы то ни было рывка, гладко, как будто скользнув с берега в реку, «Шотландская стрела» отъехала от платформы и начала быстро набирать скорость. Ричард почувствовал, как заходили поршни, как закрутились большие колеса, как натянулись муфты, поддаваясь непреодолимой тянущей силе…

У него сладко засосало под ложечкой. Все мальчишки любят поезда. В каждом романе должен присутствовать поезд.

— …инженер сказал: «Остановить нужно поезд! Виноват инженер…»

Игру Майлса прервал резкий толчок. Крышка пианино захлопнулась, как медвежий капкан.

Джазмен выругался и отдернул руки. Костяшки пальцев были ободраны. Он помахал ими перед собой, взвизгнув:

— Черт, больно!

— Первая кровь, — сказала Анетт.

— Эта тварь нетерпелива, — заметил Майлз. — Она хочет показать, кто здесь главный. Она намерена убивать.

Гарри осмотрел пианино, поднял и опустил крышку. Она должна была держаться на защелке.

— Защелка была закрыта, — объявил Майлз, предупреждая вопрос. — Я в этом уверен.

Гарри заметил, что защелка легко могла открыться от движения поезда, и он был прав. Записывать в папку это происшествие он не стал.

Но Анетт не сомневалась, что это нападение.

— Оно знает, что мы здесь, — сказала она. — Оно знает.

Путешествие продолжалось. За окном мелькали тени, свет казался очень далеким. Поезд, не сбавляя скорости, пронесся мимо какого-то полустанка, на миг явив бледные, полные зависти лица ожидающей толпы на платформе. Они ждали дизель, чтобы разъехаться по своим «виллам» в Хитчине или Хаслмире и провести остаток дня, слушая радио, но каждый из них, наверное, хотел в эту минуту находиться на борту ярко освещенной, исторгающей клубы дыма, несущейся, как ветер, «Стрелы». Едущей в Шотландию, страну тайн, романтики, приключений.

По телу Ричарда прошла дрожь.

 

Действие второе: в «Шотландской стреле»

I

Сквозь стук колес Анетт услышала свой крик.

Она находилась в темном коридоре. Один каблук ее был сломан, а лодыжка подвернута.

Поезд обыскивали. Требовали документы, раздавали пощечины, открывали сумки, расшвыривали их содержимое. Скоро ее поймают и допросят. Потом часы агонии, позор и освобождение. Она будет держаться так долго, как только сможет. Но она сломается.

Он знала, что заговорит.

Пальцы обвили ее шею и, как тиски, сжали мягкую плоть под челюстью.

Ее крик оборвался. Она не могла даже проглотить слюну. Воздух перестал поступать в легкие.

Рука подняла ее на ноги. Спина ее прижалась к холодному, как лед, окну. Она оказалась стиснута так, что даже не могла двигаться.

Она почувствовала зловонное дыхание, но перед глазами у нее была только темнота.

Поезд проехал сквозь луч прожектора.

Ослепительный свет наполнил коридор. Мелькнули военные знаки отличия: двойная молния, повязка на руке с ломаным крестом, кокарда в виде черепа, полированный козырек, похожий на клюв стервятника. Но под козырьком пустота, нет даже глаз.

Боши поймали ее!

Она попыталась забыть то, что хранилось у нее в голове. Имена, пароли, ответы, явки, время, цепочки цифр. Но все, что она знала, горело у нее в сознании, готовое выплеснуться.

Тот, кто ее пленил, поднял вторую руку, показывая ей черный блестящий «люгер». Ствол, холодный, как скальпель, прижался к ее щеке.

Свет снова погас.

Пистолет уткнулся ей в лицо. Выстрел разорвал кожу. Щека лопнула, как персик. Ствол протиснулся между зубами. Горький металл наполнил рот.

Хватка на шее ослабла — знак презрения. Она втянула в легкие воздух и начала говорить.

— Анни, — раздался голос Гарри Катли. Рука его зависла над ее щекой, в которой чувствовалась горячая боль. — Очнись.

Ее хлестали по щекам.

Она все говорила, выдавала старые имена, коды:

— Доктор Лашасс, Мади Ольм, Мулен Вьель, Ла Ваш, Аш-360… — Она захлебнулась словами.

Гарри сидел рядом, наклонившись над ней. Она лежала на диване в вагоне для отдыха. Тут же стояли Майлз и Ричард. Проводник Арнольде переброшенным через руку белым полотенцем поднес коктейли.

Она вспомнила, что хотела «буравчик».

— Где ты была? На войне?

Она кивнула. Гарри прижимал ее к дивану, как припадочную, но неожиданно отпустил и поднялся. Анетт села и натянула сбившееся платье. Ничего, слава богу, не порвалось. Интересно, что с лицом?

Сердце готово было выпрыгнуть из груди. Она все еще чувствовала прикосновение ледяной руки и маслянистый вкус железа. Когда она моргала, в глазах появлялась двойная эсэсовская молния.

— Хочешь чего-нибудь? Воды? Чаю?

— Это мое, — сказала она и потянулась за коктейлем. Выпила залпом, и в голове сразу прояснилось. Анетт поставила бокал обратно на поднос. — Нельзя ли повторить?

Арнольд кивнул. Всем остальным пришлось разобрать напитки, чтобы он смог выполнить просьбу. «Отвертку» взял Майлз, разбавленный виски — Гарри, «Деву Марию» — Ричард. Арнольд, никак не прокомментировав ее заказ, удалился готовить вторую порцию «буравчика».

— Видела ужасы? — спросил Майлз.

Она взялась за лоб:

— Не то слово.

— Плохой сон, — разочарованно произнес Гарри. Его ручка зависла над раскрытой папкой с бумагами. — Вряд ли это было проявление.

— Разве она не должна была спать, чтобы увидеть сон? — вставил Ричард. — Ведь она стояла, когда это началось.

— Значит, реакция бегства. Припадок.

Гарри склонялся к рациональному объяснению. Обычно Анетт это нравилось. Благодаря Гарри расследования не впадали в крайности. Он не давал ей и всем остальным агентам терять голову. Призраки, как правило, оказывались обычными квартирными ворами, скрывающими лица под светящимися в темноте масками скелетов. Летающие тарелки были метеозондами. Под грязными тряпками оживших мумий прятались веселящиеся студенты-медики. Но на этот раз он не видел очевидного. На «Шотландской стреле» действительно водились призраки. Да еще, чего доброго, маленькие зеленые марсиане и ходящие боком древние египтяне.

— У тебя раньше бывали припадки? — спросил Ричард.

— Нет, Ричард, — терпеливо ответила она. — Припадков у меня не было.

— Но у тебя ведь случаются… м-м-м… видения?

— Не такие, — сказала она. — Это было что-то новое. И нехорошее. Поверь. Оно протянуло ко мне руки и ударило.

— Оно? — нахмурился Гарри. — Пожалуйста, постарайся говорить более конкретно, Анни. Что это за «оно»? Почему «оно», а не «они»?

Сердце ее уже билось с обычной скоростью. Она понимала, что Гарри (какой же он надоедливый!) имеет в виду, и хотела помочь.

— То, что это «оно», еще не означает, что нет «их». Армия, например, «она», но в ней много солдат.

Гарри злится на Ричарда за то, что тот его как-то назвал.

— С тем, что пришло за мной, я никогда раньше не сталкивалась, — продолжила она. — Я вижу то, что может случиться. И не в видениях, как выразился Ричард. И «голоса» я тоже не слышу. Я просто знаю, что будет или что может быть. Как будто пролистываю вперед несколько страниц и читаю, что случится потом.

Гарри, Ричард и Майлз пятятся от нее.

Нет, они все еще стояли рядом. Они не отойдут от нее и на минуту.

— Я заглядываю за угол. В будущее. Это было откуда-то из другого места.

— Из прошлого? — предположил Ричард. — Призрак?

— Из прошлого? Да. Призрак? Не в традиционном понимании. Скорее, воплощение, олицетворение. Это был не один человек. Это было мое представление о самом худшем, что может случиться. Оно проникло в меня, узнало, чего я больше всего боюсь, и сыграло на этом. Но там был и поезд. Я ехала в поезде. Оно обитает здесь. Самое страшное. Самое страшное на свете.

— Драматично, Анни, но не особенно полезно.

Гарри надел колпачок на ручку.

— Прислушайтесь к ее словам, — сказал Ричард и положил руки ей на плечи — взрослый поступок для такого молодого человека. — Это не истерика. Она это все не воображает. Она рассказывает о том, что происходило. Нужно записать ее рассказ.

Но Гарри не был склонен обращать внимание на мальчишку Джеперсона.

— Не могу, — возразил он. — Это помехи. Они испортят общую картину. Нам нужны поддающиеся наблюдению феномены. То, что можно измерить. Через что можно выйти на их источник. Схожу за инструментами.

— У нас и так есть инструменты, — твердо сказал Ричард. — Поточнее настроенные, чем твои штуковины, старик. У нас есть Анетт и Волшебные Пальчики.

Себя он не включил, хотя следовало бы.

Негодование охватило Гарри, когда Ричард назвал его «стариком». Анетт вздрогнула от мощного напора хлынувших из него чувств. И, наверное, содрогнулась бы еще сильнее, если бы не знала заранее, что это произойдет.

Парень продолжал спорить с Гарри.

Майлз положил ладонь ей на лоб и кивнул.

— Да, что-то нападало на нее, — сказал он. Ей совсем не понравилось, как это прозвучало. — Оставило следы когтей.

— Может, хватит говорить так, будто вы вскрытие проводите? — воскликнула она. — Да, на меня напали, но я не хрупкий цветочек, который нужно защищать. Я сама могу о себе позаботиться.

Что она доказала во время войны.

Ей вспомнилась эсэсовская фуражка. Если бы ее подвергли допросу, она заговорила бы. Все рано или поздно начинали говорить. Но до этого так и не дошло благодаря ее особенностям, умению правильно выбирать шаги, не попадать в опасные ситуации. Остальным — это их имена ей вспомнились — повезло меньше. Насколько было известно ей, все они либо погибли, либо превратились в калек. Большинство из них схватили, и то, что они говорили, в конечном итоге не имело значения, потому что их все равно убили.

С тех пор она всегда правильно выбирала шаги. Подходила к краю опасности, но не заступала за него. Сейчас же она находилась в поезде, в цепочке соединенных коробок на колесах. Возможно, здесь нет правильных шагов. Возможно, здесь есть только опасность. Ее дар всегда подсказывал ей, где находиться не следует. На поезде знание того, где находиться не следует, не означало, что она могла избежать этого места.

Она привыкла доверять внутреннему голосу. Теперь он кричал ей: рви стоп-кран! Штраф за необоснованное использование стоп-крана ее не разорит. Один быстрый рывок — и сработают тормоза. «Шотландская стрела» со скрипом остановится, она сможет выпрыгнуть из вагона и убежать куда глаза глядят через поля.

Гарри, Ричард и Майлз попятились. Как ей и представлялось. Она поставила про себя галочку, радуясь тому, что за этим не последует ничего более серьезного.

Она срывает стоп-кран.

Анетт заглушила внутренний голос. Красный стоп-кран (на самом деле это была цепочка) висел над окном как ни в чем не бывало. Она не станет обращать на него внимания и вообще будет держаться подальше.

Она действительно сорвет его, или она просто представляла, каково это будет? Это невозможно определить. Она видела себя на скамье подсудимых, слышала, как ее распекают, потом она заплатила пять фунтов однофунтовыми купюрами секретарю, но у секретаря не было лица. Обычно подобное означало, что это — порождение воображения. Если бы все это должно было случиться на самом деле, она увидела бы лицо и узнала бы его позже.

Потом в голове у нее все перемешалось. Она не могла спутать это с разыгравшимся воображением. До войны детский психиатр назвал загадочный недуг Анетт «острым déjà vu». Катриона Кайе исправила диагноз на «jamais vu». У Анетт не возникало ощущения, что она в прошлом уже была в том или ином месте. У нее возникало ощущение, что она будет находиться в том или ином месте в будущем.

Открытая дверь вагона. Проносящиеся мимо ночные поля. Кто-то падает из поезда, разбивается о край гравийной насыпи. И кто-то приближается к ней сзади.

Если это то, что произойдет через несколько страниц, она предпочла бы загнуть уголок страницы в конце главы, положить книгу на тумбочку у кровати и никогда больше ее не открывать. Но мир устроен не так.

Арнольд принес вторую порцию «буравчика». На этот раз она не стала опрокидывать в себя содержимое бокала, а сделала один глоток.

— Превосходно, — сказала она проводнику, борясь с дрожью.

II

То, как быстро Анетт пришла в себя, произвело на Ричарда сильное впечатление. Два «буравчика», минута в купе на то, чтобы поправить макияж, и она снова встала в строй. Нервы у нее были чересчур натянуты, но это можно было сказать о каждом из них. Она флиртовала, вероятно, инстинктивно, порхала между коллегами, чтобы каждому уделить равное количество времени. Только Ричард замечал, что получает чуть больше внимания, чем Гарри Катли или Дэнни Майлз. Их она уже знала, а вот нового парня еще нужно было раскусить, внести в память, как Гарри вносил имена, покатать с боку на бок, пощупать, помять, проверить реакцию. А реакция, как всегда, была теплой и, подумал он, невыносимо очевидной.

Гарри с кислой миной внес какие-то записи в папку.

Жуткий священник вежливо осведомился о самочувствии леди. Анетт ответила, что она в порядке, и он, удовлетворенный, вернулся на свое место. Ричарда все еще не покидало подозрение, что священник подделывает свою ауру. Его руки убийцы, казалось, были созданы для того, чтобы обагряться чужой кровью.

Стоявшая рядом Анетт старательно отводила взгляд от стоп-крана. Конечно, в каждом, кто путешествует на поезде, при виде надписи «Штраф за ненадлежащее использование — 5 фунтов» просыпается бес противоречия, который начинает нашептывать: «Дерни, посмотри, что случится, давай, ты же знаешь, что хочешь этого». На «Шотландской стреле» бес был наглым, злым и примитивным.

Анетт пощупала двумя пальцами лацкан Ричарда.

— Настоящий, — сказала она. — Иногда я уже не могу отличить.

Он не знал, куда деть руки.

— Оставь парня в покое, Анни, — бросил Гарри. — Иди-ка, заполни бланк о происшествии. Раз уж ты думаешь, что на тебя напали, нужно все зафиксировать, пока события свежи в памяти.

Вздрогнув, она подошла к Гарри и, получив от него лист бумаги и карандаш, начала, как прилежная студентка на экзамене, заполнять бланк аккуратным почерком.

Дэнни Майлз сидел у пианино, барабаня пальцами по закрытой крышке. Синяки на руках уже потемнели. Он улыбнулся и двумя пальцами отстучал по полированной поверхности энергичное соло в стиле Джина Крупы.

— Думаешь, я следующий? — спросил Ричард.

Майлз пожал плечами.

— Осторожность никогда не помешает.

Окна вагона уже превратились в эбонитовые зеркала. Но если подойти и напрячь зрение, можно было различить природу снаружи. Вскоре в вагоне-ресторане должны были подать ужин. Единственную остановку поезд делал в Эдинбурге, в полвторого ночи, и затем, после двадцатиминутной стоянки, ехал дальше до Портнакрейрана, куда прибывал с рассветом.

Ночной экспресс был больше похож на океанский лайнер, чем на поезд. Безопасная гавань осталась позади, и они были одни посреди бескрайнего бездонного океана.

Хоть в их распоряжении имелись купе, никто не собирался спать.

Ричард достал из кармана отцовские часы и сверил их с часами над дверью в торце вагона. На его часах было десять минут десятого, часы поезда показывали без десяти девять. Последний раз свой хронометр он заводил в Юстоне, установив время по большим вокзальным часам.

Майлз, увидев, что он делает, оттянул рукав и ощупал наручные часы (привычка, оставшаяся после нескольких лет слепоты).

— Остановились, — сказал он. — На семи часах, семи минутах и семи секундах. С ума сойти.

— У меня часов нет, — сказала Анетт, оторвавшись от бланка. — Не люблю этих маленьких тикающих тиранов.

Майлз посмотрел на Гарри.

— Профессор?

Гарри достал дорожные часы из мешковатого кармана и поднес к своим наручным часам.

— Восемь тридцать две. Без десяти шесть.

— Кто рискнет предположить, сколько сейчас на самом деле? — осведомился Майлз Волшебные Пальчики.

Все посмотрели на вагонные часы, отсчитывавшие оставшиеся до ужина минуты.

— Как я и думал, — добавил джазист.

Гарри Катли порылся в папке, достал еще несколько бланков и раздал остальным. Майлз сочинил целый небольшой рассказ, а Ричард написал только два слова: «часы спешат».

— Может, теперь вы забудете о механических вещах и станете доверять живым людям, — ворчливо произнесла Анетт. — Вы же знаете, что часы идут неправильно в местах потусторонних проявлений. Так почему же вы верите термометрам, барометрам, проволочным магнитофонам и фотоаппаратам?

— Люди, бывает, тоже ошибаются, — заметил Гарри. — И даже… нет, и особенно наделенные даром.

Самолюбие Ричарда было задето. Его часы были не обычным прибором, измеряющим время. Это были часы его отца, унаследовавшего их от его деда, который сидел за одним столом с Майкрофтом Холмсом во времена первого Кабального совета. Джеффри Джеперсон прошел с этими часами всю войну. Майор, полагая, что покончил со всеми делами в лагере беженцев, посмотрел на эти часы за секунду до того, как он и мальчик с большими глазами и впалым животом впервые увидели друг друга. Эти часы свели их. Майор, движимый душевным порывом, протянул их мальчику, и мальчик, который потом стал Ричардом Джеперсоном, принял подарок с благоговением. Он молча взвесил их на руке, послушал быстрое тиканье, с восхищением рассмотрел затейливую викторианскую вязь под стеклом.

Внутри между шестеренками и колесиками находились части неведомого кристалла, которые при определенном свете искрились зеленым и голубым. Римские цифры терялись между выгравированными изображениями крошечных бородатых сатиров и круглолицых нимф.

С их тиканья начинались воспоминания Ричарда. До сих пор часы ни разу не подводили его.

Если нельзя было верить часам Джеперсона, чему вообще из того, что дал ему клуб «Диоген», можно было верить? Часы заводились ключиком, который всегда висел на цепочке. Им же можно было остановить механизм, что Ричард и сделал. Если часы не могут показывать правильное время, они вообще не должны идти. Ощущения были такие, будто умер его любимый домашний питомец, хотя он никогда не держал животных. Отстегнув цепочку, он подумал, доведется ли ему когда-либо пристегнуть ее снова. Опустив часы с цепочкой в карман, он вернул Гарри бланк.

Арнольд, явно не интересовавшийся вагонными часами, которые были частью «Шотландской стрелы», такой же, как колеса или окна, объявил, что ужин подан. Вагонные часы показывали ровно девять.

Гарри выставил и карманные, и наручные часы по вагонному времени, что отметил записью в папке.

— Я предвижу, что ты будешь заниматься этим всю ночь, — сказала Анетт. — Причем, как я предвижу, не используя талант. Это закон подлости.

Гарри рассеянно улыбнулся, не став спорить.

Ричарду вдруг стало понятно, что между Гарри Катли и Анетт Амбуаз что-то произошло. Их связывало не только участие в расследовании дела культа пумы. Гарри терпел такие ее шутки, которых не потерпел бы ни от кого другого, и дулся, как мальчишка, когда она уделяла внимание кому-то другому. Она сказала Ричарду, что не стоит недооценивать Самого ценного члена клуба.

И теперь, злясь сам на себя, он чувствовал, что ревнует.

— Отведаем угощений «Шотландской стрелы»? — сказала Анетт. — В дни Килпартинджера здешняя кухня соперничала с лучшими ресторанами Европы.

— Сомневаюсь, что «Бритиш рейл» сохранила эту традицию, — вставил Гарри. — Нам предложат по куску говядины с горкой овощей, пирог и жареную картошку или бутерброды с доисторической копченой грудинкой.

— М-м-м, — с аппетитом протянул Майлз Волшебные Пальчики. — Мои любимые.

— Да ладно вам, ребята. Наберитесь мужества. Мы противостояли злым призракам, огненным демонам, проклятиям друидов и маньякам-убийцам. Бутерброд «Бритиш рейл» не должен нас испугать. К тому же я видела меню и горю желанием попробовать перепелиные яйца.

Анетт повела их в вагон-ресторан. Кабинки в нем разделялись деревянными панелями и матовыми стеклами. Столы были накрыты на двоих и на четверых. Проходя под часами в вагоне для отдыха, Ричард поднял глаза. Какой-то миг за стеклом он видел лицо, покрытое кровоточащими цифрами. Стрелки прибиты к расплющенному носу, щеки раздуты, глаза выпучены, на растянутых губах вытатуировано имя часовщика.

«Вот, значит, куда вы попали, — подумал он, узнав Дугласа Джилклайда. — Лорд Убилпассанджир собственной персоной».

Лицо исчезло. Ричард подумал, что надо рассказать остальным об этом призраке, но вспомнил, что тогда придется заполнять очередной бланк, и не стал. Там, откуда призрак появился, их будет еще немало.

III

Они все смеялись над ним, гады!

Во рту Гарольда Катли стоял вкус золы, желчи и пирога со свининой. Он хотел велеть им заткнуться, но смог издать только какой-то пыхтящий лай, отчего гады рассмеялись еще сильнее.

— Не в то горло пошло, — прокомментировал несносный мальчишка Джеперсон.

Француженка похлопала его по спине, но не для того, чтобы прочистить ему горло. Она как будто воспользовалась случаем, чтобы врезать ему как следует.

— Возьми у профессора бланк, запиши это, — потешался битник. — Ему это понравится.

Катли встал и на ватных ногах отошел от стола. Он закашлялся и снова задышал. Теперь он мог говорить, если бы хотел. Но черта едва он будет с ними разговаривать!

Он знал, что они все ополчатся против него.

Так всегда было. В Бричестере никто не понимал его работу, и его начали считать чокнутым. Мюриэль не помогла. Она изменила ему, наверное, с каждым из них. Даже с деканом физического факультета по кличке Кокс-Фокс. Даже с чертовыми студентами! В клубе «Диоген» он оказался благодаря Эду Винтропу, который имел привычку вести себя как господин, подавлять и вытеснять. Эд привязал Гарри к клубу так, что теперь он попросту не мог уйти, любые наработки или открытия он даже не сможет назвать своими.

За ним никто не пошел. Он бросил взгляд обратно на кабинку, где Анетт ласкала своего медведя. Сука! Ублюдок! Волшебные Пальчики барабанил пальчиками по столу. Наверное, его уже развезло от пойла, которое здесь подавали. Если тут можно добыть какие-то результаты, ему придется добывать их самому.

Он им покажет!

Проводник — как там его зовут? почему он не запомнил? — стоял у него на пути, загораживая узкий проход. Катли протиснулся мимо него, сжавшись, чтобы не дай бог не прикоснуться, и зашагал дальше в сторону темноты в конце вагона.

— Позвольте! — прошамкала дурно одетая корова, старуха в клетчатом пальто, единственная, кто здесь ужинал, кроме них. Она пролила кларет на окорок и ананас и хотела обвинить в этом Гарольда Катли. — Должна сказать, что я этого не делала.

Катли придумал ответ, от которого она уже навсегда заткнулась бы, но слова перемешались где-то между мозгом и языком, еще не отдохнувшим от кашля, и вышли из него брызгами слюны и рычанием.

Женщина перестала обращать на него внимание и вилкой отправила покрасневший кусочек мяса в рот.

Он обернулся. Вагон вытянулся в длину. Его так называемая группа сидела в нескольких десятках кабинок от него в круге света, улыбаясь и веселясь, радуясь тому, что он ушел, уже даже не вспоминая, что он был рядом. Ублюдочные ублюдки! Только над ними горел яркий свет. Остальная часть вагона пребывала в полумраке.

Оказалось, что здесь были и другие ужинавшие, черно-белые, молчаливые. Тени на матовых разделительных стеклах. Накрахмаленные воротнички и размытые лица. У некоторых не хватало глаз или рта, у некоторых имелись лишние.

Мюриэль тоже была где-то здесь, как обычно, развлекалась, пока кто-то другой деньги зарабатывал.

Сука!

— Ваш билет, пожалуйста.

Проводник. Или нет? Выглядел он так же, но голос был не таким елейным. Этот голос был глубже, сильнее, с намеком на возможную грубость. Скорее голос тюремного надзирателя, а не прислуги.

Как же его звали? Альберт? Альфред? Ангес? Рональд? Дональд?

Арнольд, как Мэтью Арнольд, Томас Арнольд, Арни, Арнольдо, Арнольд. Точно. Арнольд.

— В чем дело, Арнольд? — выпалил он.

— Ваш билет, — настойчиво повторил проводник. На воротнике у него, как у полицейского, поблескивал неправильный, устаревший металлический значок ЛШАЖ.

— Вы должны все время иметь при себе билет и быть готовы предъявить его для проверки.

— Мой билет вы уже проверяли в Юстоне, — сказал Катли, шаря по карманам.

Обыскав себя, Катли обнаружил автобусный билет от Эссекс-роуд до вокзала Юстон; корешок билета в кино (кинотеатр «Эссольдо», 1 ряд, 9 место, «Голые, как задумано природой»); ярлычок, который прикололи внутри пиджака, когда он последний раз сдавался в чистку три года назад; пачку листков с заметками для лекции, которую он так и не прочитал, приглашение на обед в честь тридцатилетия службы Кокс-Фокса; вырванную из «Книги общей молитвы» страницу с нацарапанными на краях теоремами; несколько связанных носовых платков из реквизита фокусника, которые, наверное, ради смеха подложила ему какая-то сволочь; карту таро «Повешенный», которую ему подсунули в качестве предупреждения эти проклятые последователи культа пумы; его табель из начальной школы (сплошные «Посредственно»); просроченную продовольственную книжку; французскую открытку, когда-то присланную Мюриэль; документы на развод; подписанную фотографию Сабрины; турецкую купюру; картонку с пришитыми запасными пуговицами; листок, вырванный из календаря на следующий год, и первое издание «Безумного дома» Томаса Лава Пикока, которое он когда-то взял в библиотеке Бричестерского университета, да так и не сподобился вернуть, хотя мог голову дать на отсечение, что книжку эту он оставил в доме, который каким-то образом перешел Мюриэль, когда она с ним развелась. Но билета на поезд не было.

— Это не ваш? — спросил Арнольд и показал ему картонный прямоугольник.

Катли разозлился еще больше. Это уже было смешно.

— Если он все это время был у вас, почему вы сразу об этом не сказали?

— Мы должны проверять такие вещи.

Катли обратил внимание, что кондуктор перестал добавлять при обращении «сэр». Прежде чем взять протянутый билет, ему пришлось распихать разнообразные находки обратно по карманам. Даже если бы он отложил вещи, которые можно было выбросить, все равно было бы чертовски сложно поместить оставшееся в пиджак, который с каждой минутой становился все более мешковатым и тяжелым.

Арнольд молча наблюдал за ним, протягивая билет.

Вагон за проводником уже снова почти опустел. Джеперсон, Анетт и Волшебные Пальчики сидели в самом дальнем углу и беззаботно поглощали мороженое или какой-то другой изысканный, тошнотворно-сладкий десерт. Ничего такого в его продовольственной книжке не было, желчно подумал он.

Наконец он разобрался с вещами, только использованный автобусный билет и билет в кино пришлось вложить в Пикока. Книжку он сунул в боковой карман, при этом разорвав с громким треском шов. У него в запасе имелся набор пуговиц, но нитки с иголкой не было. Мюриэль всегда носила у себя на одежде иголку с уже вдетой ниткой, на всякий случай. Но ее в вагоне-ресторане уже не было. Наверное, ушла в купе к какому-нибудь кобелю и уже стояла перед ним на коленях, упрашивая взять ее. Корова! Шлюха!

— Что вам еще нужно? — воскликнул он, вырывая билету Арнольда.

— Мне нужно удостовериться, — невозмутимо ответил проводник. — Это не ваше место. Этот вагон только для пассажиров первого класса.

Как типично! Эти наглые мелкие гитлеры думают: если на них синяя форма, немного похожая на полицейскую, они имеют право указывать всем, что делать и где находиться. Одного взгляда на Гарри Катли им хватало, чтобы понять: он не из тех людей, кто привык видеть на столе розу на длинной ножке и серебряные ножи. Не из тех, кто привык, чтобы даже мороженое им подавали, чуть ли не ползая на коленях. Только на этот раз Гарри Катли был одним из них. В рваном, мешковатом, заштопанном пиджаке Катли был пассажиром первого класса. У него имелся билет на первый класс. Куплен он был не за его деньги, но он у него имелся! С видом оскорбленного достоинства он помахал билетом перед носом проводника.

— Что здесь написано, милейший?

— Прошу прощения, — отозвался Арнольд тоном, очень не понравившимся Катли. — Где что написано?

— На билете, болван! Что написано на билете?

— Третий класс, — ответил проводник. — Где вам, прошу прощения, и следует находиться. Это не ваше место. Вам здесь будет неудобно. Вы все время будете думать о своих… э-э-э… невысоких доходах.

Катли посмотрел на билет. Это, должно быть, шутка.

— Это не мой, — растерянно произнес он.

— Вы говорили, что ваш. Вы узнали его. Прошу вас не устраивать сцену в вагоне-ресторане первого класса.

— Первого класса! Я бы не назвал черствый пирог со свининой на ужин обслуживанием первого класса!

— Питание в третьем кассе, возможно, будет больше соответствовать вашему вкусу. В меню булочки, галеты, яичный порошок, рыба, мясные консервы. А теперь пойдемте. Вот, так-то лучше.

Арнольд, как будто увеличившись в росте, встал между ним и кабинкой, в которой остальные пили коктейли с шампанским. Катли попытался привлечь к себе их внимание, но Арнольд покачнулся и закрыл его от них. Катли хотел было пойти напролом, но проводник положил ладони на его плечи.

— Я должен просить вас вернуться на свое место.

— Сволочь! — бросил Катли прямо в невозмутимое лицо.

Арнольд обеими руками схватился за его лацканы. Откуда же взялся кулак, который погрузился в его живот?

Катли сложился пополам, слыша, как с треском отрывается один из лацканов. От боли у него свело кишки. Понимая, что дело серьезное, он попятился к двери в торце вагона. За ней находился второй класс, но и там ему было не место. Ему следовало находиться в самом конце состава, рядом с багажом и почтой, может быть, даже с живыми курицами и семьями неприкасаемых, сидящих на своих перевязанных веревками чемоданах. Он должен был смешаться с толпой, стать одним из серой массы ублюдков и сук. Там его место.

Но там были и вещи, которые он мог использовать. Он знал, где они находятся. Он случайно услышал это в Юстоне.

Ружья старухи!

Прихрамывая, он вышел из вагона-ресторана в темноту.

IV

— Что это с Гарри? — спросил Ричард.

— Расстройство желудка? — предположил Майлз Волшебные Пальчики.

— Я схожу за ним, — сказала Анетт, складывая салфетку. — Нам нужно держаться вместе.

Ричард коснулся ее руки. Инстинкты его тут же проснулись и насторожились. Он сразу почувствовал, что она тоже напряглась.

Гарри промчался мимо несколько удивленного Арнольда и выбежал из вагона.

— Ты оставайся, я схожу, — сказал Ричард.

Он встал. Анетт должна была восхититься его мужественным поведением. Она излучала какую-то старомодную гордость, как будто он был школьником, который не побоялся выйти на поле против лучшего бэтсмена из выпускного класса. Правда, он ожидал не совсем этого.

На Гарри Катли что-то нашло, когда он жевал пирог. Вовсе не обязательно, что это был феномен, достойный внесения в папку и заполнения бланка. Но что-то, появившееся в его глазах, когда он отшатнулся и закашлялся, говорило о том, что он видел то, чего не видел Ричард. Что-то захватило его. Даже напало на него.

— Ваш друг, сэр, — с беспокойством в голосе произнес Арнольд. — Кажется, ему стало плохо.

— Что он вам сказал?

— Ничего особенного, сэр.

— Я о нем позабочусь, спасибо, Арнольд.

— Хорошо, сэр.

Каждый раз, когда Ричард заговаривал с Арнольдом, ему приходилось подавлять в себе желание дать ему на чай. Может быть, подразумевается, что в конце путешествия нужно пожать ему руку и сунуть десятку? Он прошел по всему вагону, покачиваясь в такт движущемуся поезду. Он уже начал привыкать к «Шотландской стреле». Теперь ему приходилось сосредотачиваться, чтобы услышать стук колес, мерную работу локомотива, негромкое позвякивание столовых приборов и посуды. Теперь эти звуки его даже успокаивали. Как говорила Катриона Кайе, в самых опасных домах с привидениями ты всегда чувствуешь себя очень спокойно.

Гарри, когда уходил, натолкнулся на миссис Свит. Ричард хотел поговорить с ней, но, когда он направился к ней, она зыркнула на него так, что он понял: в ее глазах он воплощает вызов всем устоям, в которые она верила. Настоящие убийцы носят солидные костюмы от «Бертон», а вид имеют такой, что им хочется довериться. Так они сближаются с жертвами. Ричарда несколько тревожило то, что миссис Свит может иметь дополнительное оружие — какой-нибудь карманный «дерринджер» за резинкой чулка или «пепербокс» в ридикюле — на тот случай, если раненая куропатка упадет достаточно близко и ей понадобится снести голову одним убийственно-точным выстрелом. Этот поезд внушал людям странные мысли. Она, чего доброго, может захотеть и его подстрелить.

Благополучно миновав миссис Свит, он обернулся и посмотрел через ее плечо на Анетт и Майлза, после чего перешел в вагон второго класса. Он заглянул в туалет, но Гарри там не нашел. Зато заметил треснувшее зеркало и вздрогнул при виде существа с лисьим лицом, оленьими рогами и дыркой во лбу, из которой вытекала кровь. «Такими нас видят остальные», — понял он.

Вагон был пуст. Коридор не освещен. Спальных мест во втором классе не было, но здесь имелись стандартные купе, приспособленные для шести человек, в которых при необходимости могли разместиться и все десять. Благодаря темноте можно было увидеть, что находится за окнами. Этот отрезок пути проходил через древний лес. Ветви деревьев смыкались у самой колеи, касаясь листьями проносящихся вагонов.

Ричард прошел через весь вагон, заглядывая в каждое купе. Шторы везде были подняты. На одном сиденье возвышалась груда старых тряпок, которая могла быть спящим пассажиром второго класса, хотя было еще довольно рано, чтобы укладываться спать. Когда он посмотрел на сиденье еще раз, там никого не оказалось. Он был не настолько глуп, чтобы попасться на подобные фокусы, поэтому посмотрел еще раз. Что бы ни находилось на этом сиденье, оно вернулось в свою нору. Ричард только надеялся, что там оно и останется.

Это не мог быть призрак Крикуна Малтринчема с перерезанным горлом. Порочный виконт не мог оказаться во втором классе, даже мертвый. На локомотиве № 3473-5 призраков и без него хватало. Может быть, лорд Килпартинджер снова показался? Или обесчещенный старый Дональд Мак-Ридли (если, конечно, он мертв)? Безголовый кочегар? Кто-то из пассажиров, погибших в 1931 году? Одна из утопленных в Лох-Гаэре ведьм?

Пока он осматривал вагон, стало темнее. Оглянувшись, Ричард увидел, что стекло в двери между вагонами стало непрозрачным (кто-то опустил шторку?), и вагон-ресторан теперь был не виден.

— Гарри! — позвал он, чувствуя себя ужасно глупо.

Что-то пробежало мимо туалета. Быстрые, легкие шаги. Это точно не был неуклюжий Гарри Катли. Это могла быть большая кошка. Железнодорожники ведь держат кошек. В «Матушке Опоссум» была кошка. Правда, обычно их держат на вокзалах, а не в поездах.

Еще Катриона Кайе любила повторять, что иногда наблюдатели сами порождают призраков, а некоторые места просто облекают их в видимую форму. Разве за Гарри до сих пор не охотился кто-то из членов культа пумы? Разве Анетт не беспокоит что-то, связанное с войной? Ее «оно», ее Самое Страшное? Некие сущности улавливают твой самый жуткий кошмар, твои худшие воспоминания и самые темные тайны и бросают их тебе в лицо. Но ничто не выискивает в тебе минуты наивысшего счастья, затаенные мечты и самые захватывающие сны, никто не преподносит их тебе на тарелочке. Как там Волшебные Пальчики назвал это? Закон подлости?

Ричард вспомнил отцовский совет, как отделаться от тигра, если ты безоружен. Нужно сильно ударить его по носу, как будто ты стучишь в дверь. Всего один раз. Это покажет, что тебя нельзя беспокоить. После этого большая кошка убежит, как котенок, на которого брызнули водой, отложив твое убийство, растерзание и поедание на другой день. Пума — это всего лишь уменьшенный вариант тигра, поэтому совет майора Джеперсона на нее тоже должен подействовать. Разумеется, отцу никогда не приходилось испытывать этот способ защиты от тигров на практике. Эта мудрость передавалась в семье из поколения в поколение, никто ее не проверял, но с ней было спокойнее.

— Гарри?

Теперь уж Ричард чувствовал себя совсем как идиот. Едва слышная легкая поступь не могла принадлежать Гарри Катли.

Он вернулся по коридору мимо купе (тряпичного вороха все еще не было) к туалету и двери в соседний вагон. Шел он расслабленной походкой, сдерживая желание закричать и броситься бежать. Пума была кошмаром Гарри, а не Ричарда Джеперсона.

На пятачке между туалетной кабинкой и дверью никого не было. Так он думал. Ричард положил руку на дверную ручку, но затем убрал ее. Нельзя возвращаться к Анетт и Майлзу без известий о Гарри, но уходить дальше по вагонам, не сообщив им о своем видении, даже если это могло вызвать шум, тоже не хотелось. Фактически главным в их группе был Гарри, и, уходя, он должен был оставить инструкции. Не то чтобы Ричард стал бы им следовать. Вот если бы это был Эдвин Винтроп, тогда другое дело. Или Катриона Кайе, хотя она никогда никому не давала инструкций. Она только предоставляла информацию и деликатно подталкивала в нужном направлении.

Снова в голове заблеял жиденький голосок: он всего лишь юноша, он не готов к этому, он даже не знает точно, что это. К черту нытье, сказал он себе строго, стараясь повторять интонации Эдвина или отца. Ты член клуба «Диоген». Ты вхож в святая святых. Ты потенциальный Самый ценный член клуба. Тебя к этому готовили. Ты один из чувствующих, Талант.

Щелк. Он скажет Анетт, что Гарри ушел далеко по вагонам, потом предложит подключить к поискам Арнольда. Это же поезд, здесь невозможно исчезнуть (правда, лорду Килпартинджеру это удалось). Гарри просто где-то выблевывал свой пирог, его не пленил безголовый кочегар и не растерзал призрак пумы.

Ричард открыл дверь. И оказался не в вагоне-ресторане, а в спальном вагоне первого класса, освещенном тусклыми, мерцающими под потолком лампами.

В конце коридора, у открытой двери одного из купе, стояла маленькая фигура в голубой пижаме, украшенной космическими ракетами, спутниками, лунами и звездами. К шее ее была крепко привязана бирка. Пышные рыжие волосы ниспадали на грудь, почти скрывая лицо. Был виден только один глаз, и он смотрел на него.

Как звали эту девочку? Он был таким же забывчивым, как Гарри.

— Ванесса? — вспомнилось ему. — Почему ты не спишь?

Отложив на время загадку исчезнувшего вагона-ресторана, он подошел в девочке и присел перед ней, убрав волосы с ее лица. Она не плакала, но что-то явно случилось. В ее облике он увидел пустоту, которую он прекрасно знал, потому что сам был наделен такой же. Он изобразил улыбку, и девочка не скривилась в ответ. По крайней мере, она не считала его оборотнем, чья голова может украсить стену над камином. Она не засмеялась в ответ.

— Что случилось?

— Сны, — сказала она, обняв его за шею на удивление крепко и приблизив губы к самому его уху. — Плохие сны.

V

— …И потом, цыпленок, их стало двое.

Волшебные Пальчики с сожалением подумал, что знаменитые удобства «Шотландской стрелы» не включают кофеварки эспрессо. Он мог бы с помощью порции кофе наполнить энергией старую серую губку, разбудить сверхчувства и заставить их работать сверхчетко. Как большинство сов, он жил на кофе.

Анни, сложив губы, посмотрела на дверь, за которой исчез сначала неудачник Гарри, а потом малыш.

— Ты говорила, что нам не следует разделяться, и была в этом очень даже уверена, — сказал он. — Нужно было занять круговую оборону.

— Ты не помогаешь, — сказала она.

Он заразился от нее волнением? Когда Анни что-то было непонятно, все вокруг обливались холодным потом. Такова обратная сторона ее таланта.

— Спокойнее, спокойнее, — сказал он. — Добавь ледка.

Она кивнула, понимая, что он имеет в виду, и попыталась последовать его совету. У нее в голове существовал переключатель, который отключал рецепторы, отвечающие за страх. Без него она бы не пережила войну.

Дэнни Майлз во время войны был слеп. Его вместе с другими жителями Ист-Энда эвакуировали на живописные просторы Уэльса. За свои первые двенадцать лет он научился ориентироваться в родном районе Стритем по звукам, запахам, прикосновениям и вкусу, но новая обстановка (холодные порывы ветра, речь такая, что язык сломаешь, бутерброды с жареными водорослями на ужин) превратилась для него в лишенный каких бы то ни было ориентиров ад. Он сбежал с фермы мистера и миссис Джонс и на ощупь вернулся через три графства домой. Но, добравшись до своей улицы, он узнал, что ее уже не существует, а его мама и тетя Брид уехали в Брикстон. Множество лондонских детей убегали из деревень и сел, куда их отправляли на время немецких бомбардировок. Многие бежали не от бутербродов с водорослями и уик-эндов в скучной церкви, а от непосильного труда или издевательств, но, как правило, они были зрячими. Его путешествие длилось девять дней. Мама сначала не могла решить, что с ним делать, то ли отправить обратно к Джонсам с биркой на шее, то ли оставить в Лондоне и прятать его во время налетов в бомбоубежищах.

Поскольку Дэнни родился слепым, ему было трудно понять саму идею слепоты и осознать, что его сверхчувства являются чем-то необычным. А потом в его мозгу как будто щелкнул выключатель. Никаких чудесных операций, никаких ударов по голове, никаких целителей и религиозных наставников — словно передним неожиданно распахнулась дверь. Когда это случилось, в городе как раз было затемнение, так что видеть особо было нечего… Пока не взошло солнце. После этого он, наверное, целую неделю орал, как сумасшедший. Вначале яркий новый мир в его глазах оттеснил привычные звуковые и осязательные шаблоны, которыми он привык обходиться, но, когда все успокоилось, оказалось, что слух его необычайно обострился. Вскоре он уже умел играть практически на всех музыкальных инструментах. Тогда-то он и заработал прозвище Волшебные Пальчики. А потом на сцену вышел Эдвин Винтроп, им заинтересовался клуб «Диоген», и он был признан наделенным талантом.

Он уже много лет занимался этим делом. В 1953 году он разоблачил фантома «Фестиваля Британии». Потом сорвал планы Банды Безумных. Снял взрыватели с последних бомб психологической пропаганды Геббельса. Очистил Лондонский зоопарк от призрачной гориллы и обезьянки Армады. Но это было не основное его занятие, хоть оно и превратилось для него в привычку. Некоторые джазмены глотали таблетки, играли на тотализаторе, спускали деньги на выпивку или гонялись за юбками. Он боролся с привидениями и прочей бесовщиной. И не с теми призраками, которые пугают людей старыми тряпками, а с теми, кто может укусить в ответ. С такими, как пожиратели сердец. Как локомотив № 3473-5. Последний случай был непростым. Хуже фантома. Хуже призрачной гориллы. И он знал это. Анни и малыш тоже знали это, но у них не было сверхчувств. Они не могли осознать, насколько это на самом деле было страшно. Даже не страшно — жутко.

— Опять ты за свое, — проворчала Анни.

Он понял, что барабанит пальцами. «Стелла при свете звезд». Песня о призраке. Он перестал стучать.

Руки болели. Четко рассчитанный удар крышкой пианино должен был дать ему понять, кто здесь хозяин. Оба больших пальца онемели, костяшки распухли и налились кровью. Он растопырил пальцы на скатерти и спокойным тоном произнес:

— Ой, больно.

Анни захихикала.

— Это и правда больно. Что бы ты чувствовала, если бы у тебя отвалилось лицо?

Она на мгновение замолчала, потом сказала:

— Немногое.

— Эти руки — мое богатство. Я на ночь их заворачиваю в вату. Если бы я мог, я бы застраховал их на огромные деньжищи. Этот… этот поезд целился в них, как птицы целятся в глаза. Сечешь?

— Самое страшное, что может быть.

— В точку, мать.

— Не называй меня матерью. Я не намного старше тебя.

Малыш уже должен был вернуться, но пока что не показывался. И Гарри Катли потерялся где-то в поезде.

Волшебные Пальчики устремил взгляд в противоположный конец вагона. Над одной из кабинок витал сгусток старушечьей энергии. Самой старухи там уже не было, хотя он не видел, как она уходила. Арнольд, этот кондуктор-официант-мажордом-верховный жрец, тоже сделал ноги. Во всем вагоне они с Анни остались одни.

Стук колес и качка действовали ему на нервы, как навевающий тоску городской джаз. Сплошная нескончаемая синкопа! Повторение нот без мелодии.

Поначалу движение было гладким, как скольжение по зеркальному озеру. Но теперь воды были засыпаны камнями. Ножи и вилки подпрыгивали на столе. В окнах дребезжали стекла. Скатерть немного сползла со стола, и ее пришлось прижать к столешнице, чтобы она не стянула посуду на пол.

Он чувствовал это зубами, кишками, горлом. Скорость, безрассудная скорость. Эта тварь могла в любую секунду съехать с рельсов.

Темные окна как будто кто-то вымазал снаружи густой синей краской и повесил на них черные шторы. Даже подойдя окну, он не увидел ничего, кроме собственного растянутого отражения в стекле.

Они не проезжали через туннель, они могли нестись на всех парах по эстакаде над пропастью, по беззвучно рассыпающимся под ними рельсам. Одни в этой темноте.

Он поднял руку и прикоснулся кончиками пальцев к стеклу, получив пять отчетливых ледяных уколов. Прикосновением он пользовался очень осмотрительно, но сейчас было подходящее время.

— Есть что-нибудь? — спросила Анни.

Он покачал головой, но стал прислушиваться к стеклу. Оно казалось плотным, как кристалл, и с прожилками. В нем чувствовались дрожь боли и музыка поезда, бибоп с высокими нотами, тревожные свистки и уханье зловещего баса. Это было сердцебиение локомотива № 3473-5, его пульс.

Острая боль пронзила его руку и прошла через каждую из косточек кисти.

Он стоял, прижимая ладонь к оконному стеклу и расставив пальцы. Боль толчками входила в него, сначала в кисть, потом в предплечье… Потом локоть и плечо.

Анни сидела с открытым ртом, не шевелясь. Застыв.

Нет, он почувствовал на запястье ее пальцы в перчатке. Услышал запах ее духов, близко. Прикосновение ее волос, ее тепло, совсем рядом.

Но при этом он видел, что она сидит за столом совершенно неподвижно.

Как будто глаза его сделали моментальный снимок и теперь показывали ему картинку прошлого, в то время как остальные чувства продолжали ощущать то, что происходило на самом деле. Он пошевелил головой, изображение в глазах не изменилось.

Анни что-то говорила ему, но он не понимал ее слов. Она говорила на французском? Или на валлийском? Во рту появился вкус водорослей. Он услышал грохот поезда, музыку локомотива № 3473-8, которая постепенно становилась все громче и громче.

Картинка изменилась. Перед глазами появилась новая фотография.

Анни пыталась помочь, встав одним коленом на стол и обхватив двумя руками его запястье. Лицо ее перекосилось от усилия.

Но он уже перестал чувствовать ее руки, перестал ощущать ее запах.

Если глаза говорили ему, что она рядом, все остальные чувства указывали на то, что она ушла.

Зрение показывало ему набор застывших изображений, как слайды в церковном зале. Он как будто находился в кинотеатре, в котором проектор выбирал и задерживал на несколько секунд отдельные кадры, а звук шел своим чередом.

К музыке поезда присоединился крик.

Анни стояла в проходе, приподняв маленькие кулаки и открыв рот. В воздухе вокруг нее кружилось нечто, напоминающее темный смерч. Птицы или летучие мыши, двигающиеся слишком быстро для того, чтобы их можно было запечатлеть на фотографии.

Крик оборвался, но Анни по-прежнему стояла, замерев в крике. Что-то сломалось.

В следующей картинке она лежала бесформенной кучей в одной из дальних кабинок с треснутым матовым стеклом. Руки и ноги перекручены, платье сбилось.

А потом окно отпустило его. Ему показалось, что с его ладоней сорвали кожу и теперь они сочатся кровью.

Кто-то, не Анни, говорил, бубнил непонятные слова, пел джазовым скатом. Мелодию он не мог уловить.

Он решил дождаться следующей картинки, чтобы узнать, кто это, но изображение застыло и не менялось, как он ни тряс головой. Он отошел от окна и больно ударился бедром о край стола. Потом стал на ощупь пробираться вдоль ряда кабинок, продолжая видеть то, что видел, находясь у окна. Пытаясь представить свое положение в стоящей перед глазами картинке и перебирая руками спинки стульев, он шел к Анни, к тому месту, где она находилась в его застывшем видении.

Раздался звук тяжелого удара, и к безостановочному бормотанию присоединилось шипение.

Он остановился, покачиваясь вместе с движением поезда, как хипстеры, которые не танцуют, а кивают головами и двигают плечами под джаз. Он подсчитал, что должен уже находиться в трех кабинках от окна.

А потом свет вспыхнул и погас.

Картинка наполнилась коричневыми оттенками и стала похожа на старую фотографию, за которой горит ровное пламя, а потом коричневый цвет сгустился в черноту.

Он зажмурил и снова открыл незрячие глаза. Руки его лежали на спинках стульев, так он лучше чувствовал вещи, чем когда его обманывали предательские глаза. Слух оставался таким же острым, как прежде. Бормотание отвлекало внимание. Это был просто шум, не имеющий источника. С ним не соотносилось никакое тело, ничто не смещало воздух, не поднимало или не понижало температуру, не пахло одеколоном или сигаретами. В вагоне находился еще лишь один дышащий человек, Анетт Амбуаз. Она либо спала, либо была без сознания. Кроме них внутри зверя никого не было.

Ощущения были непривычные. Слепота с воспоминанием о виденном. Как будто на всем вокруг были проставлены пометки мелом, а потом стерты, но разум его сохранил их и теперь использовал как ориентиры.

На зрение это похоже не было, но он знал, что где находится.

Столы, стулья, розы в тонких вазах, окна, двери, проход между кабинками. Под ногами — ковер. Под ковром — пол вагона. Под ним — голодные колеса и старые-старые рельсы.

В темноте прорисовались фигуры. Сидящие за столами. Белые облака, похожие на яйца или бобы размером с человека, согнутые посередине, безрукие, безногие, безликие. Он услышал звон ножей и вилок, чавканье и сопение. В следующем вагоне терзали пианино. Похоже, кто-то в рукавицах пытался аккомпанировать пьяному хору, распевающему «Двенадцать пророков». Это происходило не сейчас. Это происходило до войны.

Это была «Шотландская стрела» лорда Убилпассанджира.

Как далеко до убийственного моста?

Он не чувствовал никаких запахов. Это было гораздо хуже, чем внезапная слепота. Он знал, что может обойтись без глаз. В конце концов, он когда-то так добрался из Уэльса в Лондон. У него имелись волшебные пальцы.

Кто-то звал его из очень отдаленного места.

Сейчас во рту у него стоял вкус водорослей. В Лондоне при карточной системе масла было не сыскать. Вместо масла его мама использовала какой-то жир, который нужно было замешивать в чане. В Уэльсе, где повсюду были фермы, масла было хоть отбавляй, но мистер и миссис Джонс не верили в масло. Так же, как они не верили в горячую воду. И в постельное белье — тонких покрывал из лошадиной шерсти, которые царапались, как сеть, сплетенная из крошечных крючков, им вполне хватало. И в любую музыку, кроме церковного органа. Когда Дэнни начинал барабанить пальцами, он получал по рукам. Он не должен был вставать из-за стола, даже если ему было нужно пройти десять шагов по двору до туалета, пока не съест все и не поблагодарит Господа Бога нашего за Его щедроты.

Почти каждый вечер он сидел за обеденным столом, борясь с мочевым пузырем и языком, через силу глотая невкусную еду и пытаясь не замечать, как во рту все немеет, пока пища наконец не оказывалась в желудке. «Умница, — говорила тогда миссис Джонс. — Благослови, Боже, хлеб, благослови, Боже, ребенка».

В вагоне-ресторане на каждом столе были бутерброды с жареными водорослями.

Дверь в торце открылась, грохот, ворвавшийся из затянутого парусиной промежутка между двумя вагонами, стал громче на несколько децибелов. В лицо ему ударил холодный порыв воздуха. В вагон-ресторан вошел кто-то, перемещающий большую массу воздуха. Вошедший двигался осторожно, как толстяк, который знает, что пьян, но должен произвести впечатление на лорд-мэра.

Серовато-белесое облако проступило из темноты и поплыло на Дэнни. Меловые черточки и неоновые закорючки, похожие на те, что видят зрячие на внутренней стороне век, слились в огромное брюхо, обтянутое одеждой с вертикальными полосками, — гигантская фуражка проводника, щербатая круглая луна. Дэнни видел широкого человека так, точно тот стоял на сцене в луче прожектора или был вырезан из фотографии и наклеен на черный фон.

Он узнал лицо.

Огромная лапа, вся в мазуте, протянулась к нему.

— Джилклайд, — прогремел голос, наполнивший его череп. — Лорд Килпартинджер.

Не зная, как поступить, Волшебные Пальчики подал руку. Обезьянья лапа с пальцами-бананами сомкнулась на ней и сжала с ломающей нервы и крушащей кости силой.

Боль заслонила все — он снова оказался в темноте, чувствуя руками, а не глазами его светлость в костюме Кейси Джонса. Боль прожгла огнем руку.

Перелом. На конце запястья повисла безвольная скомканная тряпка.

А потом боль исчезла. Он перестал слышать звуки, ощущать запахи и чувствовать вкус.

Впервые в жизни он не чувствовал ничего.

VI

Даже если принять на веру предположение, что все смирные английские дети — инопланетяне, в Ванессе было что-то особенное.

Она заставила Ричарда почувствовать себя так, как взрослые, даже те, кто входил в клуб «Диоген», чувствовали себя рядом с ним, когда он был юнцом. Поначалу они держались настороженно, потому что он одевался подобно тем подросткам, которые, по мнению «Дейли мейл», могут ударить в лицо, хотя, насколько он знал, стиляги были милейшими созданиями, и самые жестокие побои, которые ему пришлось испытать на своей шкуре, наносили ему одетые в безукоризненно опрятную форму школьные старосты. Пройдя эту стадию, люди просто пугались, потому что он чувствовал вещи, видел вещи, знал вещи.

А теперь он знал о Ванессе.

Он даже почти боялся ее. И это тот человек, который принимал даже самое невероятное без вопросов.

Шерлок Холмс, брат основателя клуба, говорил: «Отбросьте все невозможное; то, что останется, и будет ответом, каким бы невероятным он ни казался». Менее известно продолжение Майкрофта: «А когда отбросить невозможное не получается, обращайтесь в клуб „Диоген“». Джон Ватсон в своих записках об этом не пишет, но в архивах клуба есть упоминание о том, что великий сыщик несколько раз заходил в тупик и передавал дело своему современнику Карнакки — искателю привидений.

Очень маловероятно, что какой-нибудь фокусник-исполин мог поменять местами вагоны (или создать подобную иллюзию), пока поезд продолжал нестись сквозь окутанные ночью просторы. В архивах не было недостатка в рассказах об исчезновении предметов из закрытых помещений и тому подобных тайнах. По какой-то причине особо богатыми на них были 1920-е и -30-е годы. «Шотландская стрела» была родом как раз из той эпохи, поэтому можно предположить, что для каких-то целей ее построили так, чтобы осуществлять в ней некие ошеломляющие исчезновения. Впрочем, верилось в это с трудом. Ричард не понимал смысла подмены вагонов, а бессмысленность являлась частым признаком сверхъестественного. У домов с привидениями имелись «предательские» двери, ведущие в разное время в разные помещения. Какой-нибудь всезнайка, например Гарри Катли, мог бы предположить, что в поезде с привидениями окажется нечто в таком же духе. Однако таинственные перемещения до сих пор в поездах зафиксированы не были.

И где все? Гарри пропал. Последний раз его видели идущим в сторону вагона третьего класса. Анетт и Майлз остались в перемещенном вагоне. Проводника Арнольда, ранее вездесущего, нигде не было видно.

А остальные пассажиры остались на своих местах, там, где им и положено быть? Очень легко отвлечься на все эти фокусы, но целью всего предприятия была защита американских курьеров.

В трех купе были опущены шторки и висел знак «Не беспокоить». Одно занимала Анетт, но ее там не было. Во втором ехала Ванесса, но она стояла рядом с ним.

Загадка. Кроме курьеров здесь должны были находиться миссис Свит и зловещий священник (который наверняка и является шпионом). Они все не могли собраться в одном купе, чтобы поиграть в вист на ядерные ракеты.

Теоретически для таких ситуаций у британского правительства должны иметься другие агенты, с лицензиями на убийство, взрывающимися запонками и прочим арсеналом. При крайней необходимости Ричард мог вмешаться. Клуб время от времени оказывался вовлеченным в «обычный» шпионаж еще со времен Большой игры правительства королевы Виктории. Во время Первой мировой Эдвин служил разведчиком в авиации («Нет, это не я сбил проклятого Красного Барона. Я всего лишь фотографировал с заднего сиденья двухместного самолета, но, между прочим, каждый из этих снимков отправил на тот свет больше немцев, чем все так называемые асы вместе взятые»), до того как продолжил дело Карнакки.

— Ты не видела американцев? — спросил он девочку.

Она с важным видом покачала головой и выпятила нижнюю губку. Он хотела, чтобы больше внимания уделялось ей.

Ричард еще раз посмотрел на бирку.

— Кто такой капитан-лейтенант Александр Коатс?

Она пожала плечами: не знаю.

— Ты говорила, что он тебе не папа. А где твои родители?

Плечи опять шевельнулись.

— Неразговорчивая ты, — вздохнул он. — А где ты живешь? Обычно?

Тихий неразборчивый звук, как будто девочка не привыкла разговаривать, как какой-нибудь Каспер Хаузер в пижаме космонавта.

— Что-что, дорогая?

— Не помню, — сказала она.

Ричард ощутил прилив жалости, но почувствовал он и тревогу, уж слишком сильно это походило на его собственную судьбу. Если поезд сумел воссоздать самые страшные кошмары Анетт и Гарри, он может подобраться и укусить и его.

— А какая у тебя фамилия, Ванесса?

Очередное «не помню».

— Но у тебя должна быть фамилия, если ты не Коатс. Ванесса..?

Она покрутила головой, качнув косичками.

— Хорошо, значит, пусть будет просто Ванесса. Ванесса — хорошее имя. Это не имя святой. Оно не было позаимствовано у старины, не оттачивалось, переходя из языка в язык, как мое. Ричард, которое произошло из древнегерманского «рико гардуз», что означает «смелый вождь». Оттуда же появились Рикардо, Рихард, Дик, Дики, Дикон, Рич, Ричи, Ричард Горбун и Ричард Львиное Сердце. А твое имя, как имена Памела, Венди и Уна, появилось не так давно. Кстати, его придумал Джонатан Свифт. Ты знаешь, кто это?

— Он написал «Путешествия Гулливера».

Значит, что-то она все же помнила.

— Да. Он выдумал это имя как краткую форму другого имени (ну вот как вместо Ричард говорят Дик) для ирландской девушки, которую звали Эстер Ваномри.

— Кто она такая?

— Ах, она была поклонницей декана Свифта. Примерно как среди современных девушек бывают поклонницы Томми Стила.

— Не люблю Томми Стила.

— Элвис Пресли?

К Элвису Ванесса относилась более благосклонно.

— Мисс Ваномри была самой большой поклонницей Свифта, поэтому он специально для нее придумал особенное имя. Но ему больше нравилась другая Эстер, Эстер Джонсон, которую он называл Стелла. Я думаю, он придумал эти имена, чтобы не путать их. Стелла и Ванесса не любили друг друга.

— Они дрались?

— Можно и так сказать. Они боролись за внимание Свифта.

— Ванесса победила?

— Не совсем, милая. Они обе умерли, так и не получив его. Да он не очень-то и хотел кому-то доставаться.

Лучше не упоминать, что писатель мог жениться на Стелле.

Но что это? Он не собирался становиться учителем, и все же начал вспоминать самые неожиданные вещи для этого любознательного молчаливого ребенка. Разговор с ней успокаивал его.

— А мы кому-то достанемся?

— Боюсь, что это возможно.

— Я не хочу. Сделай так, чтобы я никому досталась.

— Конечно. Если смогу.

— Обещаешь?

— Обещаю.

Ванесса улыбнулась ему. Ричард с беспокойством подумал о том, что дал слово, когда не понимал, что происходит вокруг. Он может оказаться не в силах исполнить обещание.

Но он чувствовал, что это важно.

Ванессу во что бы то ни стало нужно было сохранить.

Они стояли рядом с купе, на двери которого висел знак «Не беспокоить». Рядом Ричард заметил приписку: «До Портнакрейрана». Штора на двери была опущена не до конца, и в купе проникала полоска света. В ней он увидел бледную руку, свисающую с нижней полки, соединенную тонкой цепочкой с портфелем на полу. Это был один из курьеров.

Во всяком случае, с ними ничего не случилось.

Ванесса устремила взгляд в щель и долго всматривалась.

— Отойди, — сказал он. — Пусть добрые американцы поспят.

Она повернулась и посмотрела на него.

— Они добрые?

— Нет, но они важные. Лучше не трогать их. Мне сначала нужно найти других людей.

— Друзей? Красивую тетю, сердитого дядю и слепого?

— Дэнни не слепой. Сейчас не слепой. Как ты узнала, что он был слепым?

Она пожала плечами.

— Просто почувствовала, наверное, — подсказал Ричард. — Да, их. Я оставил их в ресторане, но… похоже, ошибся вагоном. Раньше ресторан был там. — Он указал на дверь между вагонами. — Теперь его там нет.

— Глупости, — сказала она. — Вагон не может потеряться.

— Тебе еще многое предстоит узнать.

— Вот и нет, — заявила она, задрав веснушчатый носик. — Я уже и так много знаю.

Ричарду ее тон не понравился. Он мог бы сказать Ванессе, что ее образование не назовешь полным, если она не выучила даже своей фамилии, но это было бы жестоко. Он слишком хорошо понимал, как такое случается.

— Вагон, в котором кушают, находится за той дверью, — сказала она. — Я заглядывала туда раньше.

Она за руку повела его к указанной двери.

— Тут поосторожнее надо, — неуверенно промолвил он.

— Вот глупый, — сказала она. — Идем-идем, мистер Ричард, не бойся.

Когда кто-нибудь, пусть даже маленькая девочка, советовал ему не бояться, он тут же невольно начинал задумываться: сначала о том, чего именно ему не нужно бояться, а потом — достаточно ли хорошо человек, дающий совет, осведомлен о потенциальной опасности или безопасности той ситуации или явления, которых, по его мнению, бояться не стоит?

Лампы в коридоре вагона уже потускнели настолько, что все стало казаться озаренным лунным светом. Стекло в двери, к которой они подошли, выглядело черным, и у Ричарда возникло нехорошее подозрение, что вагоны могли снова поменяться местами и что за дверью их, вероятно, ждет холодный ночной воздух и жестокое падение на рельсы.

Он отпустил руку Ванессы и посмотрел (стараясь казаться увереннее, чем чувствовал себя на самом деле) на дверь. Он был старше девочки более чем в два раза и должен был сам ее направлять. Правда, он не знал своего точного возраста, как и того, до какой степени по-взрослому ему нужно себя вести.

Он заколебался, и девочка легонько подтолкнула его.

У двери шум поезда слышался громче, а пол раскачивался сильнее.

Ричард сказал себе, что должен открыть эту дверь. Потом увидел, что действительно ее открывает.

И едва дверь открылась…

VII

Что-то толкнуло ее с неимоверной силой. А потом перебросилось на Дэнни Майлза.

Анетт пришла в себя, лежа на столе. Ее бретельки были прибиты вилками к пластиковой поверхности. Сесть, не испортив окончательно свое платье от «Коко Шанель», она не могла. Это явно было делом рук какого-то адского демона. Или ревнивой жены.

Стол задрожал. Неужели «Шотландская стрела» разваливается на части?

Что-то колючее, похожее на переваренную жилистую спаржу с зубами, лежало у нее на лице. Она сжала зубы, почувствовала выделившийся горький сок и выплюнула инородный предмет. Это была роза на длинной ножке, украшавшая стол.

Она осторожно выдернула вилки, стараясь не разорвать ткань еще больше, и села. На скатерти расплывалась лужа влажной липкой крови. Потом она заметила нож, торчавший из ее правого бедра. Чулки были порваны. Она взялась за ручку, удивляясь, что не чувствует ничего, кроме легкого онемения. Как только она вырвала нож, острейшая боль пронзила ногу. Не обращая на нее внимания, она наскоро перевязала рану — еще один полезный навык, оставшийся после войны, — при помощи салфеток и коктейльных палочек.

Соскользнув со стола, Анетт обвела взглядом вагон-ресторан.

Дэнни Майлз сидел на пятачке между последней кабинкой и дверью в торце вагона, обхватив руками ноги и уткнувшись лицом в колени. Он дрожал, то ли от беззвучных рыданий, то ли от движения поезда.

Больше она никого не увидела. Но это не означало, что здесь больше никого нет. Кто-то же пригвоздил ее к столу. И сделано это было слишком аккуратно, слишком продуманно-цинично, чтобы быть результатом стихийного феномена, наподобие заурядного полтергейста. Нет, это сделало нечто, обладающее личностью. Нечто, считающее себя шутником. Наихудший вид привидений, на ее взгляд. Хотя, может быть, это сотворил обычный человек, который уже ушел? Никогда нельзя сбрасывать со счетов людей. Люди без всяких привидений могут творить неописуемые вещи.

Но все же здесь были привидения.

— Дэнни? — сказала она.

Он не услышал. Это настораживало — Дэнни слышал все, даже когда вам этого не хотелось. Он, наверное, нутром чувствовал то, что произносилось шепотом в соседнем здании в комнате с открытыми кранами.

— Дэнни, — позвала она громче.

Потом подошла к нему, чувствуя боль при каждом шаге.

Он не был мертв, увидела она, но от страха забился в свою раковину. Дэнни поднял голову и посмотрел по сторонам невидящими глазами.

Дэнни Волшебные Пальчики Майлз поднял бесполезные руки.

— Конец, — сказал он. — Исчезло.

Она присела рядом с ним и осмотрела его ладони. Все кости целы. Никаких ран она не обнаружила, но его руки были мертвы, как набитые песком перчатки.

— Salauds boches! — выругалась она. Ублюдочные нацисты!

Она знала, что было Самым Страшным для Дэнни Майлза.

Голова его дернулась, и он весь сжался, как будто вокруг него летала стая летучих мышей. Он понимал, что кто-то находится рядом, но не понимал, что это она. Все его чувства перестали работать. Он оказался в ловушке внутри собственного черепа.

Анетт взяла его за руки и подняла. Он не сопротивлялся. Она попробовала проникнуть внутрь его раковины, но не словами и даже не прикосновением, а внутренним голосом. Она направила мысленный посыл сквозь костяной щит вокруг его мозга, чтобы успокоить его, пообещать помощь…

Она вдруг подумала, что он уже не станет таким, как прежде, но сразу же скомкала, сжала эту мысль в маленький комочек. Он не должен этого почувствовать, не должен перенять ее отчаяние вдобавок к своему.

Это Анни…

Она попыталась поцеловать его, но лишь размазала помаду. Тогда она крепко обняла его и прижалась к его лбу своим.

Он начал вырываться. Повязка из салфетки сползла с раны. Чтобы не упасть, она схватилась за высокую тележку с несколькими уставленными десертами полками, но та покатилась по проходу, потянув ее за собой. Она ударилась головой о блестящий остов, и на нее, прямо на волосы, потекли взбитые сливки и джемы. Тележка поехала дальше, и она замахала руками, чтобы схватиться за что-нибудь неподвижное…

Дэнни, передвигаясь, как марионетка, прошел мимо нее и, покачиваясь, направился в противоположный конец вагона. Анетт видела раньше людей в таком состоянии: это был либо шок, либо «воздействие».

— Дэнни! — крикнула она ему в спину, но он ничего не слышал.

Анетт поправила повязку. Сколько крови она потеряла? Ступни как будто обросли иголками и булавками. Колено, кажется, перестало правильно сгибаться. И ее пальцы с трудом завязали узел на повязке.

Дэнни уже подошел к концу вагона. Дверь перед ним отворилась — но без его участия, поезд немного наклонился, чтобы откинуть ее, — и он провалился в темный проем. Она увидела, как отвороты его брюк и туфли скользнули во тьму, когда он выбросился — или был выброшен — из вагона-ресторана.

Это уже зашло слишком далеко.

Она протянула руку, ввела кисть в углубление в стене и крепко взялась за цепочку стоп-крана.

Она предчувствовала это, и вот ее предчувствия сбылись.

— «Штраф за ненадлежащее использование — 5 фунтов», — прочитала она вслух. — Придется раскошелиться.

Она изо всех сил потянула цепочку, вложив в это движение весь вес своего тела. Но никакого сопротивления не последовало, и она растянулась на ковровой дорожке. Выкрашенную красным цепочку ничто не сдерживало. Из углубления с металлическим лязгом полился бесконечный поток звеньев, укладываясь мотками вокруг нее. Ни шипения, ни визга тормозов, ни толчка.

Ничего. Цепочка ни к чему не присоединялась. Это была фальшивка, как спасательный жилет, нарисованный на стене корабля.

«Шотландская стрела» продолжала лететь вперед.

Мало того, грохот колес стал еще более ужасающим. Холодный ветер трепал липкие волосы Анетт.

Одна из внешних дверей между вагонами была открыта.

В голове промелькнула очередная вспышка. Открытая дверь. Кто-то падает. Разбивается.

— Дэнни! — завопила она.

Путаясь в мотках бесполезной цепочки, она с трудом поднялась. Это было видение ее Самого Страшного. Сбросив туфли, она побежала в конец вагона, когда в проходе вспыхнул свет. Она увидела распахнутую дверь, за ней — что-то похожее на уносящиеся вдаль кусты, в рассеянном свете поезда казавшиеся не зелеными, а серыми. Дэнни Майлз висел в дверном проеме, держась за раму. Его тело развевалось в воздухе, как флаг.

Она кинулась к нему, ее пальцы скользнули по его свитеру.

А потом он исчез. Она высунулась из поезда. Ветер бил в глаза, но она увидела, как он упал на гравийный откос. Несколько раз подскочив, он налетел на столб и замер, обвившись вокруг него, как выброшенное пугало.

Поезд вильнул, и Дэнни Майлз Волшебные Пальчики скрылся из виду.

Из глаз брызнули слезы, она втянула себя обратно в вагон и закрыла дверь. Это было похоже на несколько ударов в живот для затравки перед допросом, чтобы у пленного развязался язык.

Она долго просидела так, рыдая.

— Почему твоя подружка ревет? — спросил тоненький голос.

Вытирая глаза запястьем, Анетт подняла голову.

Ричард вернулся — с другой стороны, поняла она, — вместе с Ванессой. Девочка протянула носовой платок с вышитой буквой «В». Анетт взяла его, вытерла глаза и поняла, что ей нужно высморкаться. Ванесса не возражала.

— Дэнни больше нет, — сказала она Ричарду. — Оно взяло его.

Она посмотрела на коллегу, мальчика, в которого верил Эдвин Винтроп, в героя ее фантазий. Его, обращенного еще в детстве, учили, воспитывали и тренировали для того, чтобы он занял место Самого ценного члена клуба. Ричард Джеперсон должен был отвечать за такие ситуации. Главным в их группе был Гарри Катли, но знающие люди поговаривали, что Ричард — это тот человек, который возьмет все на себя, который бросит вызов самому страшному, на что способна темная сторона.

Она увидела, что Ричард растерян и понятия не имеет, что теперь делать. Она увидела черную стену, перекрывающую будущее, и отключилась.

 

Действие третье: Инвердит

I

У него не осталось ничего.

Анетт лежала без сознания. Гарри куда-то пропал. О Дэнни можно было забыть. Он ничего не мог сделать для них, они не могли помочь ему. Он оказался в крайне затруднительном положении, не имея возможности на него повлиять.

Ванесса настойчиво тянула его за рукав. Он был нужен ей. Ей был нужен покой, защищенность.

Недалеко, в одном из этих перемещающихся вагонов, спали натовские курьеры. Остальные (проводник Арнольд, жуткий священник, миссис Свит, медиум из Лондона, другие пассажиры, машинист и кочегар) закрылись в кабине локомотива. Даже если им это было неведомо, все они рассчитывали на него. Пока существовала угроза похищения «марш-кодов», на кону стояла судьба всего мира. Большие кости уже гремели в стакане перед последним броском.

Клуб «Диоген» рассчитывал на то, что он исполнит свой долг.

Он попросил девочку принести графин холодной воды из кухни и побрызгал на лоб Анетт. Женщина что-то пробормотала, но не очнулась. Он посмотрел на Ванессу. Та пожала плечами и показала жестом: выливай всю воду. Ричарду показалось, что будет крайне неуважительно поступать со взрослой женщиной, как с клоуном. Ванесса подгоняла его, улыбаясь так, как улыбается любой ребенок при мысли о том, что сейчас на его глазах кого-то взрослого окатят холодной водой. Ричард деликатно наклонил графин и пустил струйку воды на лоб Анетт. Веки ее задрожали, и он плеснул побольше. Когда на нее упали кубики льда, Анетт открыла глаза и села, отплевываясь.

— С возвращением.

Она посмотрела на него так, будто собиралась снова грохнуться в обморок, но не грохнулась. Он легонько потряс ее за плечи, чтобы привлечь внимание.

— Да, да, я поняла, — сказала она. — Хватит. И дай мне салфетку.

Как у идеального официанта (куда же все-таки запропастился Арнольд?), салфетка оказалась у него под рукой. Она вытерла мокрое лицо и провела пальцами по коротким волосам. Она хотела бы сейчас как минимум минут пятнадцать потратить на макияж, но ради большого дела была готова этим пожертвовать.

— Ты очаровательна, — сказал он.

Она с равнодушным видом пожала плечами, но про себя довольно улыбнулась. Потом она позволила ему помочь ей встать и переместиться в одну из кабинок. Ванесса уселась напротив и принялась водить по скатерти длинной вилкой.

— Я хотела остановить поезд, — сказала Анетт. — Стоп-кран не работает.

Ричард встал из-за стола, нашел цепочку, внимательно осмотрел, потом нашел еще один стоп-кран, дернул, и тоже безрезультатно.

— Я же говорила, — сказала Анетт.

— Независимое подтверждение. Гарри Катли это бы принял. Чтобы это засчиталось, нужно заполнить бланки.

Ричард сел рядом с девочкой, посмотрел на Анетт и протянул руку, чтобы смахнуть капельку, оставшуюся у нее на лице.

— Где Гарри? — спросила она.

Ричард задумался. Он успокоился, сосредоточился и попытался проникнуть чувствами сквозь все вагоны поезда.

— Его нет, — заключил он. — Но не так, как Дэнни. Гарри все еще в поезде.

— А чем он занимается, когда вот так исчезает? — с любопытством спросила Ванесса. — Молится?

— Чувствует, — ответила Анетт.

— Это как чувствовать боль?

Ричард прислушался к тому, что находилось непосредственно рядом с ним.

— Чего-то не хватает, — сказал он. — Что-то пропало.

— Время, например, — вставила Анетт. — Как долго мы едем?

Ричард потянулся к карманным часам, но вспомнил, что остановил хронометр. Над дверью между вагонами висели настенные часы. Настенные часы в вагоне для танцев, кажется, показывали правильное время, когда все остальные сбились. На этих же часах ничего нельзя было разобрать, потому что циферблат скрывало мутное, непрозрачное стекло, хотя было слышно, что они тикают.

— Я не ношу часы, — сказала Анетт, — потому что у меня великолепное чувство времени. Но я потеряла его. Я долго была без сознания?

— Очень долго, — ответила Ванесса. — Мы думали, ты умерла.

— Несколько секунд, — ответил Ричард.

— Вот видите? Никакого чувства времени.

Ричард посмотрел на ближайшее окно. Оно было таким грязным, что сквозь него ничего нельзя было рассмотреть. Даже когда лампы мигали, что происходило с ними все чаще, он ничего не видел. Он не знал, ехали они по Англии, по Шотландии или по какой-нибудь другой темной стране. Он чувствовал ритмичный стук колес поезда, причиной которого, он знал это, являются стыки на рельсах через каждые десять или двадцать футов. «Шотландская стрела» все еще катилась по рельсам.

— Мы уже проехали Эдинбург? — спросила Анетт.

Эдинбург! Это выход, способ сойти с призрачного поезда!

С вокзала он мог позвонить Эдвину. Пусть клуб использует свои связи, чтобы отменить остаток маршрута, и снимет всех остальных с поезда. Смерть Дэнни — достаточное основание для того, чтобы отменить всю операцию и закрыть линию. По Шотландии курьеров можно отправить на такси. Так, конечно, дольше, но безопаснее. Если кому-то хочется развязать третью мировую войну, ему придется подождать.

А уже потом он сможет подумать и о своей жизни.

О какой жизни?

— Я вижу вокзал, — с сосредоточенным видом произнесла Анетт. — Выходят пассажиры, загружается уголь. Они стараются не шуметь, чтобы не разбудить спящих, но несколько тонн чего-либо загрузить тихо невозможно. Не могу сказать, когда это происходит, в будущем или в прошлом. Кажется, мой талант замолчал. «Нормальная передача будет возобновлена в ближайшее время». Там черная стена…

— Мы уже останавливались один раз, — тихонько произнесла Ванесса испуганным голоском. — В Шотландии.

Вот это новость! Ричард вообразить не мог, что не заметил бы остановки.

— Совершенно верно, мисс, — сказал проводник Арнольд, приближаясь с той стороны, где должен был находиться вагон первого класса. — Я проверял билет пассажира, едущего от Эдинбурга до Портнакрейрана. Он был всего один. Не то что раньше. О, я вижу, кто-то здесь устроил беспорядок. Не волнуйтесь, мы сейчас же уберем. Сударыня, принести вам еще воды? Ваш графин, кажется, пуст.

Ричард, у которого внутри все похолодело, вдруг понял, что Арнольд либо сумасшедший, либо заодно с другой стороной. Не с той «другой стороной», как говорят о Советском Союзе (хотя и такое было возможно), а «с другой стороной» покрова Великого Древнего Неизведанного. Он мог быть вполне нормальным, когда только сел на «Шотландскую стрелу», бог знает сколько ночей назад, но теперь он один из Них, связан с тем, что Анетт называла «оно». На проводнике была форма старого образца: малиновая визитка и высокие облегающие брюки без ширинки, к галстуку приколот значок давным-давно не существующей Лондонско-шотландско-айлской железнодорожной компании, а еще у него была слишком большая, словно сошедшая с детской картинки, фуражка.

Ричарду пришлось сдержать острое желание схватить проводника за его старомодные лацканы, швырнуть на стенку, чтоб он как следует испугался, приставить к его яремной вене бритву и допросить.

— Спасибо, — сказал он проводнику. — Если не трудно, наполните, пожалуйста, графин.

Взяв графин, Арнольд ушел. Огорченная Анетт хотела что-то сказать, но Ричард поднял руку, и она закусила губу. Она все понимала. Дело было не только в поезде и в привидениях, но и в тех, кто на нем ехал. По крайней мере, в некоторых из них.

— Это что? — оживилась Ванесса, увидев бессловесный диалог взрослых. — Секреты? Расскажите немедленно! У вас не должно быть секретов, понятно?

Анетт снисходительно рассмеялась подобной детской прямоте. У уголков ее глаз появились складочки, которые она ненавидела и которые Ричарду показались ужасно милыми. Ее истинное лицо было гораздо красивее той маски, которую она показывала миру.

— От тебя никаких секретов, малышка, — сказала она, дернув Ванессу за нос.

Девочка оскорбленно вздрогнула и воткнула вилку в горло Анетт.

— Не называй меня «малышка», — произнесла она голосом взрослого мужчины. — Корова французская.

II

Ричард схватил тарелку и косым движением ударил по лицу девочки. Тарелка разбилась и рассекла Ванессе бровь. Кровь хлынула из существа в облике ребенка.

Она взревела трубным голосом, схватилась за лицо, стала бить ногами снизу по столу и извиваться, как будто ее подожгли.

Ричард посмотрел на Анетт.

Она держалась за горло. Между пальцев торчала вилка, по рукам струилась кровь.

— Не предвидела… такого, — прохрипела она и упала.

Свет погас в ее глазах.

Ванесса впилась маленькими пальчиками в лицо Ричарда, и он повалился со стула. Девочка запрыгнула ему на грудь, начала царапаться, колотить его руками и ногами. Он пополз назад, работая локтями и плечами, стараясь сбросить с себя маленького демона. Ее кровь заливала ему глаза.

Поймав одну из косичек, он дернул.

Девочка издала истошный визг на манер «мама-он-меня-обижает». Была ли это настоящая Ванесса? Или нечто иное поселилось в ней, кем бы она ни была, чем бы оно ни было?

Девочка была одержима.

Оно пряталось глубоко в складках ее разума, но раз или два проглядывало, а Ричард не обратил на это внимания.

И вот не стало еще одного члена их группы.

Анетт Амбуаз. Он был знаком с ней всего несколько дней, но они успели сблизиться. Они как будто предчувствовали, что станут близки, видели будущее, теперь так жестоко изменившееся, вместе неслись через эту ночь, стремясь побыстрее перейти ко второй части путешествия, которую, как они знали, должны были пройти уже вместе.

А теперь у него осталось только это маленькое чудовище.

Когда Ванесса завизжала, Ричард наконец сбросил ее с себя. Он с трудом поднялся на ноги. Посмотрел на Анетт, надеясь, что она в сознании, но в душе понимая, что это невозможно. Раскрыв рот, как рыба, она завалилась на бок, головой в окно, щекой к щеке со своим таким же мертвым отражением.

Вернулся Арнольд, не с той стороны, в которую уходил. В руках он держал полный графин.

— Леди это теперь не понадобится, — сказал он.

Проводник не обращал внимания на обезумевшее существо в облике девочки, которое ползало между кабинками, изгибая спину и высовывая язык — шесть дюймов розово-голубой плоти. Косички стояли торчком, как будто их тянули за невидимые нити. Существо было похоже на гигантского геккона, напялившего на себя кожу девочки, которая в некоторых местах болталась свободно, а в некоторых сидела слишком плотно. Когда его конечности двигались, кожа едва не разрывалась.

Один глаз был полностью залит кровью, второй устремлен на Ричарда.

Девочка зашипела.

А потом геккон стал двуногим. Он поднялся, напрягая спину, как натянутый лук. Передние лапы превратились в гибкие руки с безвольно висящими кистями. Живот оторвался от ковровой дорожки на проходе между кабинками. Изогнув змееподобные задние лапы, оно подпрыгнуло и встало, широко расставив ноги и опустив плечи, как будто балансируя невидимым хвостом.

— Ванесса, — сказал Ричард. — Ты слышишь меня? Это Ричард.

Существо ответило горячей волной отвратительной злобы. Ричард содрогнулся. Анетт смогла бы докричаться до маленькой девочки внутри, помочь ей. В этом заключался ее талант. Она оставила его беззащитным перед чувственной атакой.

Но он был не намерен сдаваться.

Бирка на шее геккона пропиталась кровью, слова смылись и проступили черные контуры.

Он выбросил руку и сорвал бирку. На шее Ванессы осталась красная полоса.

— Мое, — произнесла она своим обычным голосом. — Отдай, мррразь, — прохрипела она мужским голосом существа с акцентом, напоминающим шотландский. — Мое, — двумя голосами одновременно.

Он стер большим пальцем кровь с бирки. Та оказалась конвертиком из целлулоидной пленки, в котором были запечатаны несколько бумажных полосок. Ричард поскреб ногтем пакетик и увидел цепочки цифр.

Выходит, курьеры были отвлекающим элементом.

— Отдай, — произнес геккон.

Ричард понимал, что оказалось у него в руках. Это не просто цифры, это цифровой код. Его использование может вызвать Армагеддон.

— Ты этого хочешь? — спросил он, обращаясь к существу.

Губы геккона растянулись в хитрую улыбку. Глаз, не залитый кровью, подмигнул.

— Отдай цифры, — произнес он, подражая голосу девочки.

Но Ричард теперь понимал, когда существо хотело его обмануть. Видел, сколько в нем от Ванессы и сколько от геккона.

— Проводник, — сказала она. — Этот человек забрал мой билет. Пусть отдаст.

— Сэр, — обратился к нему Арнольд, — это серьезное нарушение. Могу я взглянуть на билет?

Ричард сжал пакетик в кулаке. Он не отдаст Арнольду «марш-коды». Проводник заодно с гекконом.

Глаза Ванессы закрылись, и она съежилась. Он почувствовал острый прилив жалости. Если она упала и сильно ударилась головой…

Взгляд Арнольда приобрел необычную уверенность.

— Сэр, — сказал он, сжимая ручной компостер. — Билет.

Переместившись из тела девочки в кондуктора, геккон подобрался к нему ближе, но приобрел форму, которую Ричарду было не так жалко повредить.

Он положил коды в нагрудный карман, а потом ударил Арнольда правой рукой, приложившись кулаком прямо к челюсти, отчего тот попятился на несколько шагов. Он попал в точку, от удара по которой человек отключается, но на существо в Арнольде это не подействовало. Оно бросилось вперед, целясь компостером в ухо или губу, чтобы оторвать кусок от лица.

Ричард пригнулся, и щипцы защелкнулись у него на рукаве, пробив алый бархат. Он ударил Арнольда еще несколько раз, вспоминая слова тренера по боксу о том, что во время боя нельзя злиться.

На ринге он всегда проигрывал по очкам или его дисквалифицировали, даже если он избивал противника до полусмерти. Во время поединка он вел себя не по-спортивному, его действия не были красивыми и даже отдаленно не вписывались в «Правила Куинзберри». Он слишком многому научился в том отрезке своего детства, о котором ничего не помнил.

Пригнувшись, он провел апперкот, почувствовав, как хрящ уходит в нос проводника. Щипцы под мышкой у Ричарда раскрылись и упали на пол, оставив на его рукаве два аккуратных отверстия.

Ричард, никогда не придерживавшийся правила «лежачего не бьют», вложил всю свою обиду в могучий удар ногой. Носок ботинка погрузился в бок Арнольда, заставив геккона застонать. Проводник отключился.

И тут шею Ричарда обхватила рука. Его повалили на пол.

Согнутая в локте рука Анетт сдавливала его горло, как щипцы для орехов, а ее мертвое лицо безвольно висело рядом с его щекой, вращая одним глазом.

Он почувствовал гадливость, но не от прикосновения к трупу, а оттого, что существо решило воспользоваться телом Анетт. Он не мог с ней драться, как с Арнольдом или даже как с Ванессой (он же разбил тарелку о лицо ребенка), из-за того, что связывало их всего несколько секунд.

Существо, управлявшее телом Анетт, выдернуло вилку из ее горла и поднесло ее к глазу Ричарда.

— Коды, — произнесло оно голосом, булькающим в поврежденном горле. — Быстро!

Он прижал руку к нагрудному карману. Заморгал, когда вилка приблизилась к глазу. Один удар — и металл окажется у него в мозгу.

Путешествие почти закончилось.

III

Геккон внутри Анетт зажал Ричарда в смертельной хватке. Зубцы вилки приблизились к самому глазу, отчего казались размытыми. За серыми пятнами Ричард увидел Арнольда, который наблюдал за ними с обычным выражением почтительности на лице. Все, что происходило между пассажирами, было их делом.

Кто-то отпихнул Арнольда в сторону и нацелил два двуствольных ружья на Ричарда и Анетт.

Гарри Катли! Неудачник Гарри Катли пришел на помощь!

— Ага! — воскликнул Гарри голосом театрального мужа, заставшего жену в объятиях любовника. — Я так и знал! Я сразу понял, что малышу Дики нельзя доверять. Подержи-ка его, Анни, сейчас я помогу!

Прицеливаться сразу двумя ружьями было непросто, тем более когда мишень качалась из стороны в сторону.

— Анетт не в себе! — закричал Ричард. — Посмотри на ее глаза.

Гарри пропустил его слова мимо ушей.

Наверное, он проник в багажный вагон и взял ружья миссис Свит. Набитые патронами карманы топорщились. Очевидно, он не только находился под влиянием «Шотландской стрелы», но и горел желанием выместить на ком-то свои обиды. Гарри все никакие мог точно нацелить оружие, но был так близко к Ричарду, что прицел не играл особой роли.

По крайней мере, вилку убрали от его глаза.

Геккон немного расслабился, удерживая Ричарда, как щит и мишень.

Гарри увидел залитое кровью лицо Ванессы.

— Я знал, что тебе нельзя доверять, — сказал он Ричарду. — Я стал Самым ценным членом клуба не просто так. Я все замечаю с первого взгляда, я вижу каждую мелочь, я делаю выводы, понимаю, что произошло, принимаю мгновенное решение и действую быстро и сурово.

С трудом ему удалось взвести курки одного из ружей, но при этом то ружье, которое он держал в левой руке, поднялось и ударило его по лицу. Он вздрогнул, как будто кто-то другой напал на него, и навел на Ричарда правое ружье, которое держал увереннее.

Ричард, наконец освободившись от мертвых пальцев Анетт, встал.

Стволы винтовки поднялись вместе с ним.

— Посмотри на Анетт, Гарри, — сказал он. — Оно убило ее. Оно убило Дэнни и забрало Ванессу. Оно пыталось забрать меня и теперь подбирается к тебе.

Ричард отошел в сторону, чтобы Гарри увидел Анетт.

Геккон не мог удержать труп вертикально. Кровь на истерзанной шее запеклась. Белое как мел лицо было совершенно безжизненным, но глаза дергались, повинуясь воле захватчика.

— Анни! — ошеломленно и горестно воскликнул Гарри.

— Видишь! — Ричард сделал шаг в его сторону. — Мы должны его побороть.

Оба ружья вскинулись и уперлись в грудь Ричарда.

— Стой где стоишь, умник! — прошипел Гарри. Ярость снова овладела им. — Я знаю, что все это твоих рук дело. Ты мог одурачить Эда Винтропа, но с Гарри Катли этот номер не пройдет, о нет! Слишком ты умный, вот что тебе мешает. Ты, кажется, ходил в хорошую школу, верно?

— В несколько, — признался Ричард.

— Да уж, я вижу. Они все такие, как ты, — яркие мальчики без глубины, без стержня. Все вам достается слишком просто. Все у вас как по маслу. Вам не нужно работать. Вам не нужно думать. А нас вы считаете пустым местом!

Гарри отступил на шаг, взводя курки.

Анетт с помощью Арнольда встала ровно и двинулась к ним походкой марионетки.

— Осторожно, сзади! — прошептал Ричард.

— Ну нет, меня ты этим не купишь.

Руки Анетт поднялись, ее пальцы уже приближались к шее Гарри. Когда она схватит ее, пальцы Гарри сожмутся и все четыре заряда того, чем миссис Свит любила начинять свои ружья, полетят в живот Ричарда.

— Хотя бы один раз, Гарри, сделай одолжение, выслушай меня, — сказал Ричард.

Стволы опустились чуть ниже, и Ричард замолчал. Он ничего не мог поделать со своим правильным выговором, который разбудил классовую ненависть Гарри.

Руки Анетт опустились, но не на шею Гарри, а на его плечи. Он инстинктивно вздрогнул от удовольствия. Он наслаждался собой. Все было так, как хотелось ему. Он наклонил голову и по-кошачьи потерся о мертвую руку Анетт.

Геккон использовал лицо Анетт, чтобы улыбнуться, и поцеловал Гарри в ухо. Каким-то чудом ружья не выстрелили.

— Хотя бы один раз признай, что ты проиграл, мальчик.

Глаза Анетт потухли, и она мешком повисла на спине Гарри. Ему это не понравилось. Он несколько раз моргнул.

— Не делай так, — сказал он недовольно.

Пока Гарри отвлекся, Ричард схватился за ружья и попытался поднять их. Не получилось. Гарри замотал головой так, будто отгонял назойливую осу. Анетт оторвалась от него и плюхнулась на пол.

Гарри отступил назад. Верхняя часть его тела задергалась, как будто осы уже накинулись на него. Стволы соскользнули с груди Ричарда, и он, воспользовавшись возможностью, бросился в сторону. Гарри споткнулся о ноги Анетт и полетел на пол.

Одно из ружей наконец выстрелило и пробило в потолке дыру размером с тарелку. В вагон ворвался ночной воздух. Где-то высоко вверху показались звезды.

Гарри, сам того не понимая, сопротивлялся геккону. Выходит, он не в каждого мог проникнуть, а только в неокрепший ум, в давних пленников «Стрелы» или в только что умерших. Он умел нашептывать, подчинять своей воле, управлять, играть на слабостях, но не мог просто так захватить тело.

Ричард почувствовал бесформенный гнев существа.

Потом мишенью стала Ванесса, молча стоявшая в стороне, и она снова превратилась в геккона. Она сорвалась с места, побежала, перепрыгнула через Анетт и, не опускаясь на пол, вопреки законам гравитации, полетела на Ричарда, как живая ракета.

Ударившись головой в живот Ричарда, она сбила его с ног.

Выхватив из его кармана целлулоидный пакетик, она выбежала из вагона с противным девчачьим торжествующим криком.

Звонкий смех постепенно затих.

Гарри стоял, вытирая пятно крови на пиджаке. Одно из ружей он бросил, но второе держал под мышкой. Он помахал скрюченной рукой, все еще дрожащей после выстрела. То ли сломанный, то ли выбитый из сустава большой палец торчал вбок.

Еще одна фигура, закутанная в платки, тяжело переступая толстыми лодыжками, вошла в вагон-ресторан. На миг Ричарду показалось, что это миссис Свит пришла жаловаться на кражу своих драгоценных ружей, но оказалось, что это «Эльза Никлс. Миссис. Медиум-экстрасенс», которую в последний раз он видел на вокзале.

Миссис Никлс прошла мимо Арнольда, который не призвал ее вернуться в вагон своего класса, и осмотрела окровавленные руины, мертвую женщину и обезумевших мужчин.

— Ох, знала я, что добром это не кончится, — покачала головой она. — Духи злятся, бесятся. И пока они не успокоятся, с ними ничего не поделаешь. Это все равно что запихивать зонтик в змеиное гнездо. Или совать галстук в мясорубку.

Ричард мысленно попросил Гарри не стрелять в женщину.

Он чувствовал, что Самый ценный член клуба рассматривает эту возможность. Пальба из ружей затягивает. В первый раз ты боишься, беспокоишься о шуме, об опасности, о беспорядке. Потом у тебя возникает желание сделать это снова. Тебе хочется сделать это лучше.

И не важно, на чем лежит твой палец, на спусковом крючке охотничьего ружья двадцать второго калибра или на кнопке пуска межконтинентальной баллистической ракеты, — принцип один. И даже не имеет значения, во что ты целишься. Дави на курок, жми на кнопку. Ба-бах!

— Послушай ее, Гарри, — сказал он.

Гарри не понял, что он имел в виду. Почему он должен обращать внимание на какую-то антинаучную клушу? Для него как для парапсихолога она являлась врагом, потому что своими действиями она подрывала репутацию всей отрасли, превращала серьезное дело в тему для обсуждения в воскресных газетах.

— Послушай ее акцент, — настаивал Ричард.

— О чем это он толкует, скажите на милость? — возмущенно воскликнула миссис Никлс.

Ричард рассчитывал на то, что в Гарри проснется чувство классовой солидарности. Если манеры Ричарда его бесили, то простоватый язык миссис Элси, даже если она несла чушь, должен был, наоборот, успокоить его. Разумеется, он был северянином, а она родом из Лондона, так что он мог ненавидеть ее только за это, и в таком случае Ричарду не оставалось бы ничего другого, как умыть руки, и гори оно все огнем.

Гарри опустил ружье и поднял поврежденный палец.

— Страсть какая! — воскликнула она. — Ну-ка, дай посмотреть. Семерых детей воспитала и никогда не видела, чтобы кто-то такое с собой сотворил.

Гарри позволил женщине осмотреть руку. Секунду подумав, она крепко взялась за палец, дернула и вставила сустав на место. Гарри завопил, потом выругался, но затем пошевелил пальцем и буркнул что-то в благодарность.

— Так-то лучше, — сказала миссис Никлс.

Боль разогнала туман в голове Гарри. По крайней мере, Ричарду хотелось на это надеяться.

— Мы застали эту тварь, когда она пряталась, — сказал он Самому ценному члену клуба. — Сначала пряталась в этой девочке, а потом хотела завладеть тобой, но ты отбился. Помнишь?

Гарри с мрачным видом кивнул.

— Продолжай отчет, Джеперсон, — сказал он.

— Это какая-то форма бестелесной сущности…

— Злой дух, — вставила миссис Никлс. — Жуткая тварь.

— Это не призрак. Не остатки человеческой личности. Что-то большое, злое и примитивное. Но оно умное. Оно забирается в душу. Оно понимает, кто мы, как нас можно подцепить. Хотя природа его довольно проста. Но оно склонно к насилию. Думаю, оно питается болью. Я называю его «геккон», потому что, когда оно попадает в человека, тот начинает двигаться, как ящерица. Может быть, оно гнездится в какой-то животной части человеческого мозга и дергает за ниточки оттуда. А может быть, оно просто знает, что мы не любим ползучих тварей, и устраивает представление пострашнее.

— Геккон, — протянул Гарри, пробуя новое имя. — Я запишу это. Ты открыл его, Джеперсон, тебе его и называть.

— Спасибо.

— Теперь, когда мы знаем, кто нам противостоит, нам должно быть проще его изловить. Я опишу все, что нам известно, и позже мы вернемся со специальной, более подготовленной группой. Мы пересадим этого твоего геккона из поезда в духохранилище. Там его можно будет как следует изучить.

Ричард знал, что духохранилища не всегда бывают сделаны из металла или дерева. При должном «запечатывании» духохранилищем могла стать и Ванесса.

Посмотрев на Анетт, закатившуюся под стол, Ричард сказал:

— Если это не принципиально, Гарри, мне больше хочется его не поймать, а убить.

— Нам нужно понять, как вести себя со следующим гекконом.

— Давайте сначала разберемся с этим.

Тут внимание Ричарда привлек грохот поезда. В нем что-то изменилось.

Раздался свисток. Неужели произошла очередная временная сдвижка?

— Мы что, приехали? — спросил Гарри. — Портнакрейран?.

— Нет, сэр, — ответил Арнольд, который до сих пор, похоже, не замечал ничего необычного. — Мы сбрасываем скорость, чтобы пересечь Инвердитский мост.

Ричард прислушался к стуку колес.

— Мы не сбрасываем скорость, — сказал он. — Мы разгоняемся.

IV

— В такую же ночь, как сейчас, в 1931 году, — сказала миссис Никлс, — Инвердитский мост рухнул…

Ричард понял, почему геккон убил Анетт. Она увидела, что их ожидает.

— Сейчас не время писать отчеты, — сказал он Гарри. — Мы не можем откладывать действия на потом. Геккон собирается убить нас сейчас. Он хочет этого.

Лица Гарри и миссис Никлс удивленно вытянулись.

У Ричарда появилось знакомое чувство. Он почувствовал, что знает больше других, почувствовал силу, которую дает интуиция. Чувство было теплым, соблазнительным, приятным — оно вызвало у него желание поиграть со своим открытием, намекнуть, что он проник в тайны, не доступные обычному восприятию, похвастать перед старшими. Нет, это искушение. Что, если его оставил геккон или какой-нибудь другой «злой дух»? Или же оно сидит в его разуме, в какой-нибудь ползучей его части, и эту черту характера необходимо сдерживать?

— «Марш-коды», — сказал он. — Оно получило цифры.

Миссис Никлс кивнула, как будто поняв, о чем речь. Ричард знал, она притворяется, чтобы оставаться в игре. А Гарри побелел, он действительно понимал.

— Бредовая идея — посылать эти чертовы коды поездом, — сказал Гарри. — Эд советовал не делать этого, но клуб не послушали. Из-за американцев! Проклятые янки!

— Мы тоже хороши, — добавил Ричард. — Это должно было случиться рано или поздно, но случилось именно сегодня из-за того, что мы находимся в поезде. Мы подтолкнули геккона. А ему только того и надо было. Мы необычные люди. Мы замечаем разные вещи, но и разные вещи замечают нас. Мы для них — топливо, и если обычные люди — это куски угля, то мы — галлоны топлива для реактивных двигателей. Анетт, Дэнни, ты, я.

— Я — нет, — возразил Гарри.

Ричард пожал плечами:

— Может, и нет.

— Но она?

Гарри посмотрел на Эльзу Никлс.

Ричард тоже посмотрел на нее, пожалуй, впервые. Медиум-экстрасенс. Талант. Но у нее было что-то еще. Знание.

— Как вы оказались на «Стреле», миссис Никлс? — спросил он.

— Я же говорила. Хочу помочь добрым духам и выгнать злых.

— Это хорошо. Но ведь есть множество других мест, где нужна подобная помощь и куда вы могли бы попасть, не тратясь на билет. Почему вы сели на «Шотландскую стрелу»?

Она не захотела объяснять. Гарри помог ей сесть в одной из кабинок. Арнольд тут же поинтересовался, что ей подать.

— Джин с тоником, любезный, — ответила она.

Проводник ушел. «Надеюсь, геккон не оставил в Арнольде ничего такого, что может следить за нами», — с тревогой подумал Ричард.

Весь вагон содрогался от скорости. Посуда, приборы, розы, все, что не было закреплено, подпрыгивало, скользило, переворачивалось. Воздух, проникавший в вагон сквозь дыру в потолке, поднимал края скатерти, отчего те становились похожими на сбившиеся саваны.

Вернулся Арнольд. Он шел с достоинством комика из немого кино перед потешным падением, неся на руке поднос с заказанной выпивкой.

Миссис Никлс выпила стакан джина с тоником одним глотком.

— То, что нужно, — довольно прокомментировала она.

— Почему… вы сели… на… поезд? — повторил Ричард.

— Потому что они все еще здесь. Оба. Он не то, что вы называете гекконом, но они его вырастили. Тем, что они сделали, и тем, чего не сделали, своими чувствами. Плюс все те пассажиры, которые утонули. И те, кто пришел после них, чьи жизни забрал поезд, кто отдал ему свою душу. Вот что такое ваш геккон — все несчастные души, собранные вместе и перемешанные. Оно не родилось в аду. Оно было создано искусственно. В ту ночь, когда обрушился мост. В озере что-то проснулось и прибрало их к рукам.

— Кого их?

— Ника и Дона, — сказала она, и на глазаху нее выступили слезы. — Моего мужа и… и не мужа.

— Ник… Никлс?

— Никлс — это мой псевдоним, ребятки. На самом деле я Эльза Боулер. Я была замужем за Ники Боулером.

— Безголовый кочегар! — щелкнул пальцами Гарри.

Лицо мисс Никлс исказилось, как будто она собралась заплакать. Напоминание о самоубийстве ее мужа оказалось не особенно тактичным.

— А Дон — это, стало быть, машинист. Дональд Мак-Ридли, — догадался он.

Арнольд едва не начал креститься при упоминании этого покрытого позором имени. Проводник имел какое-то отношение ко всей этой истории. Он посмотрел на миссис Никлс так, будто был человеком, наделенным настоящими человеческими чувствами, а не бесстрастным исполнительным посланником железнодорожных богов.

— Дональд, — с отвращением произнесла миссис Никлс. — Да будь он проклят! Лохматый Шотландец — так его называли девочки в буфете. Мы все работали на железной дороге, на ЛШАЖ. Я была свидетелем того, как поезду дали имя «Шотландская стрела», я в тот день разносила напитки. В тридцать первом я была помощником руководителя буфета. В конце линии, в Портнакрейране. Дон и Ник обычно не попадали на одну смену, но тогда кто-то заболел. Они оба со мной спали, и я думаю, что они это выяснили, когда оказались в кабине поезда вместе. Мост приближался, но между Доном и Ником что-то происходило. Дон после того случая пустился во все тяжкие, а Ник… Ник, бедная овечка, сделал то, что сделал. Поэтому мы никогда не узнаем, что там случилось на самом деле. Не знаю, как я сблизилась с Доном. Хотя в те дни я была глупой, безмозглой курицей. Дон был не единственным моим «не мужем». Даже после всего, что случилось. Если вам нужно назвать кого-то матерью вашего геккона, то это я.

— Машинист и кочегар спорили в кабине? Из-за вас?

Миссис Никлс кивнула, искусственные зубы клацнули, исказив ее рот. Все чувства Ричарда как будто заколебались, Лицо Гарри пошло волнами. Словно «Шотландская стрела» преодолевала звуковой барьер.

Поезд разогнался слишком быстро!

— А что насчет отцепления вагонов?

— Это было сделано не человеческой рукой. Это был ваш геккон. Он поднялся из озера и напитался огнем в сердцах Дона и Ника, как младенец, впервые пососавший грудь матери. Он убил всех пассажиров и отцепил вагоны, чтобы они рухнули вместе с мостом. Это стало пиршеством для него. Лучшим, что у него было до сих пор. Дало ему силу прожить первые часы. Я потеряла троих детей в больнице. В те дни такое случалось. Каждый божий день. Один из них, я думаю, был от Дона. Этот малыш тоже теперь в гекконе, который всосал все плохие чувства, все несчастные души, и продолжает их всасывать.

Ричард понял.

Но он увидел и ложь миссис Никлс. «Не человеческой рукой», — говорила она. Может быть, геккон частично проявлялся в виде полтергейста. Используя дрожание, дребезжание и грохот поезда, он подталкивал неодушевленные предметы в нужном направлении. Падение крышки пианино на руки Дэнни было классическим проявлением полтергейста. Но для чего-то большего, например, для того чтобы пригвоздить женщину вилками к столу или похитить «марш-коды», требовались руки, хозяин, человеческое тело или тела.

— Они оба это сделали, — сказал он. — Оно взяло их обоих. Заставило их сделать это, заставило отцепить вагоны.

Ричард увидел, как это произошло, причем очень отчетливо. Двое мужчин в форме Лондонско-шотландско-айлской железнодорожной компании старого образца пробираются к угольному тендеру, оставив пустую кабину, хватаются руками за выступы, как ящерицы, с нечеловеческой цепкостью. Четыре руки на сцепке тянут упругий рычаг, не предназначенный для перемещения во время движения поезда, отключают страхующие устройства, призванные предотвратить расцепление вагонов. Руки покрываются кровью, ломаются ногти. Рецепторы боли обоих хозяев отключены новорожденным, но уже хитрым, уже жаждущим крови гекконом.

Наконец замок открыт. Вагоны начинают отдаляться от локомотива. Душераздирающий звук обрушения моста. Крики пассажиров в падающем в воду поезде. Вагоны разлетаются в воздухе среди балок и рельсов. Вспыхнувшие на секунду и сразу погасшие языки пламени, летящие в черную воду искры. Огромная волна, накатившая на берег озера.

Взрыв ужаса и боли. Пища геккона.

— Джеперсон, — сказал Гарри и пощелкал пальцами у него перед носом.

— Я знаю, что оно сделало, — сказал он Самому ценному члену клуба. — Что оно хочет сделать. Как оно собирается это сделать. Очередная инвердитская трагедия. Мы все должны умереть, но оно может покинуть поезд. Освободиться от железа «Шотландской стрелы».

Оно станет достаточно сильным, чтобы завладевать телами живых взрослых людей. Оно может внутри кого-нибудь попасть на базу, там передать «марш-коды» новому хозяину и переселиться в него. Оно может сесть за цифронаборную машину и нажать нужные клавиши. Оно как наркоман, которому нужны все большие и большие дозы. Смерти нескольких десятков человек ему уже не хватает, поэтому ему нужно начать третью мировую войну!

Гарри выругался.

— Нужно остановить девочку, — сказал Ричард. — Дай мне ружье.

V

Подбежав к двери между вагонами, готовый броситься за гекконом, Ричард остановился.

«Снаряд два раза в одну воронку не падает».

Он развернулся и пошел решительным шагом в другой конец вагона, мимо Гарри, миссис Никлс и Арнольда.

— Не в ту сторону, Джеперсон.

— Неужели?

— Я пришел с той стороны. На той стороне второй и третий класс. И багажный вагон.

Гарри держал в левой руке второе ружье.

— Здесь все меняется, разве ты не заметил?

Гарри не был ни дураком, ни новичком.

— Дислокационные феномены? Эшеровское пространство?

— Шиворот-навыворот, — сказал Ричард.

— Откуда ты знаешь, что конфигурация снова не поменяется? Геккон может нас сбивать с толку, разворачивая вагоны туда-сюда, всегда в неправильном для нас направлении. В пятьдесят втором во Вроксли в доме священника был такой коридор-ловушка. Самый главный член клуба передо мной потерял двоих из своей группы.

Джеперсон остановился.

Он посмотрел в дыру на потолке, на телефонные провода, облака, небо. Сейчас он мог сказать, в каком направлении двигался поезд, но, стоило отойти от двери, уверенность пропадала. Окна не помогали. Они были словно покрыты краской. Удар прикладом ружья сотряс, но не разбил стекло.

— Здесь есть дух, который хочет поговорить, — сказала миссис Никлс.

— Здесь слишком много духов, — нетерпеливо отмахнулся Гарри.

— Это новый, приятель. Я слышу… ах… пальцы?

— Волшебные Пальчики? — Гарри посерьезнел. — Дэнни Майлз? Что с ним случилось?

— Он погиб, Гарри, — сказал Ричард. Для Самого ценного члена клуба это было новостью.

— Дьявол!

— Он говорит: не думай, чувствуй… Это что-то означает?

Для Ричарда означало. Он закрыл глаза и внутри своей головы в темноте почувствовал Дэнни и что-то оставшееся после Дэнни. Он прекратил думать о том, в какую сторону едет поезд, и позволил своему телу руководствоваться движением, грохотом колес, колебанием вагонов. Они представились ему чем-то вроде указателей или стрелок.

— Раскрутите меня, — сказал он.

— Что, как в игре? — уточнила миссис Никлс.

Он кивнул. Большие руки легли ему на бока и начали вращать. Он приподнялся на носки, вспомнив две недели обучения балету, и стал крутиться, как живое веретено.

Резко остановился. Не упал.

Он знал, в какую сторону нужно идти, и направился прямиком туда, по дороге открыв глаза. Он даже не понимал, через какую сторону вагона собирается выйти. Распахнув дверь, он бросился в темноту, как будто ружье миссис Свит заменяло ему «волшебную лозу».

Остальные последовали за ним.

VI

Ричард знал, что Дэнни был привязан к этому месту, как и многие другие. Майлз Волшебные Пальчики был еще достаточно свеж, поэтому обладал некоторой независимостью, но скоро его засосет окончательно, и он станет еще одной головой этой коллективной гидры, пожирающей боль. «Шотландская стрела» сделалась домом для Зла. Когда нечто злое поселяется в доме, на какой-нибудь уединенной дороге, в общественном туалете или где угодно, оно редко проявляет себя чем-то более существенным, чем летающие предметы или неуклюжие и невидимые прикосновения. Наихудшие из призраков — это чудовища с амбицией. Они хотят освободиться от якорей, которые удерживают их на одном месте, они не желают подниматься в высшие сферы, успокаиваться или выходить на свет… Их единственное желание — сеять зло. Зло в духе эпидемии «черной смерти» или Великого лондонского пожара. В духе японского фильма про радиоактивного динозавра. В духе конца всего.

Он находился в вагоне, в котором прежде не бывал, однако не сомневался, что идет по следу геккона.

Окон здесь не было, даже затемненных. Охотничьи трофеи на щитах, рога и головы животных висели на обшитых панелями стенах, выдаваясь так, будто их кости росли, как ветви деревьев, из-за чего проход казался похожим на тропинку в густом лесу. Были здесь рога носорогов, слоновьи бивни и даже нечто, больше всего напоминавшее головы саблезубых тигров, глаза которых все еще горели от ярости. Между низкими, симметрично расставленными кожаными креслами располагались невысокие столы, на которых пепельницы с желобками для толстых сигар соседствовали с покрытыми пылью коньячными бокалами. Сильный мужской запах ударил в нос Ричарда.

— Что это? — ошарашенно спросил он у Арнольда.

— Клубный вагон, сэр. Предназначенный исключительно для друзей директора, лорда Килпартинджера. Как правило, в составы такие вагоны не включают.

На одном из кресел развалился скелет с бакенбардами, патронташем, портупеей и крагами. Двумя руками он держался за ствол винтовки. Кость пальца ноги застряла в защитной скобе спускового крючка, а дуло винтовки лежало в развороченных челюстях взорванного выстрелом черепа.

— Интересно, кто это? — поинтересовался Ричард.

— О нем есть в отчете Катрионы, — вставил Гарри. — Это Задира Моран. Старый викторианский полковник. Охотник на крупную дичь и завсегдатай игорных притонов. Охотился на все, что движется, убивал, снимал шкуру и вез домой голову или рога, чтобы вешать на стены. Если верить Катрионе, был замешан в какой-то крупной махинации и несколько раз чудом избежал виселицы. Сюда он попал, потому что выиграл последнее пари. Один из его веселых дружков сказал, что в мире не осталось ничего, чего бы он еще не убивал. Моран тут же и доказал другу, что тот ошибается.

В лежащем на полу тропическом шлеме можно было рассмотреть куски черепа и фрагменты пули «дум-дум».

— Дело закрыто.

— О да. Про Морана и поезд даже сняли фильм «Ночной ужас».

Ричард осторожно двинулся вперед, лавируя между трофеями и отводя слишком настойчиво выпирающие рога стволом ружья.

— Тут бы мачете не помешало, — заметил он. — Осторожно, колючки.

Поезд по-змеиному сделал серию небольших поворотов, опасно наклоняясь то на одну сторону, то на другую. В бархат на плече Ричарда уткнулся рог нарвала.

Ричард услышал «ай!» со стороны Гарри, который наткнулся на кончики рогов.

— Ерунда, просто царапина, — сообщил Гарри. — Чертова рука сильнее болит.

— Я бы запретила все это, — подала голос миссис Никлс. — Как можно стрелять в бедных животных, которые никому не причиняют вреда?

— Согласен с вами, — подхватил Ричард. — Охотиться можно только на людей.

Дальше пробирались через клуб молча.

Следующий вагон снова оказался рестораном. Гарри хотел на этом завершить поиски, но Ричард настаивал на продолжении.

— Приборы расставлены здесь не в ту сторону, — сказал он. — Это не наш ресторан.

— И дырки в потолке тоже нет, — заметила миссис Никлс.

— И это тоже.

— Мы будем рады подать легкий завтрак сразу после Инвердита, — объявил Арнольд, — для желающих прибыть в Портнакрейран освежившимся и бодрым.

— Поедим потом, — сказал Ричард. — Когда спасем мир.

За этим вагоном-рестораном оказался вагон первого класса. Ричард провел их мимо спальных купе. Дверь Анетт была открыта. Ее ночная рубашка лежала на одеяле, как сброшенная змеиная кожа. Горькое зрелище!

Фальшивые курьеры продолжали спать. Беспокоить их не было нужды.

По коридору им навстречу шла другая экспедиция. Они настолько углубились во времени, что встретили самих себя? Или это их злые двойники пришли из соседнего измерения, где ножи и вилки лежали справа налево? Нет, это всего лишь зеркало в конце коридора. Один ноль в пользу теории отбрасывания невозможного.

— Где дверь в следующий вагон? — спросил Ричард у проводника.

— Она здесь не нужна, сэр, — ответил Арнольд. — Дальше находятся угольный тендер и локомотив. Заходить туда пассажирам не разрешается.

Но геккону это удалось.

Одна из дверей начала раскачиваться на петлях и биться о стену. Холодный воздух струился в вагон, как вода сквозь жабры лосося.

Ричард толкнул дверь и высунулся из вагона, крепко держась за стенку.

Под ним проносился гравий. На востоке восход очертил черный горизонт алой линией. Впереди, ухая поршнями, по рельсам катился локомотив № 3473-S; хорошо смазанный механизм, щедро накормленный углем, работал, как часы. Железные балки моста приближались с пугающей быстротой. Ричард втянул голову обратно.

— Мы на мосту, — сказал он.

Прежде чем кто-либо успел возразить, если у кого-то и было такое желание, он бросился в открытую дверь.

VII

Прижимаясь к вагону, Ричард подумал о том, что, хотя у него оставалась свободной только одна рука из-за того, что дробовики, в отличие от нарезных винтовок, не оснащаются таким полезным приспособлением, как плечевой ремень, больше некому было ползти по внешней стене несущегося на всех парах поезда.

Гарри был старше по возрасту и положению в клубе, но из-за травмированной руки практически выбыл из игры. Миссис Никлс была слишком грузной, старой, да и к тому же она — женщина. Ну а проводник был не совсем из их группы. Геккон устроился в нем слишком уютно. Вообще, Арнольд был достаточно таинственной фигурой, чувствовалась в нем какая-то хитрость, скрытность, трагедия. Ричард заметил искорки, промелькнувшие в его глазах, когда миссис Никлс рассказывала о старых добрых днях процветания Лондонско-шотландско-айлской железнодорожной компании, о любвеобильном шотландце, о безголовом кочегаре и о страшных событиях тридцать первого года.

Короче говоря, лезть на вагон пришлось ему.

Выпрыгнув в дверь, он ухватился за ее край и повис на внешней стороне вагона, оглушенный грохотом колес. Ветер трепал его, как кусок тряпки. До сцепки вагона с локомотивом оставалось примерно восемь футов. Что находилось внутри вагона на этих восьми футах, в отделении, недоступном для пассажиров, оставалось загадкой. Хотя нет, скорее всего, там находились туалет и ванна машиниста и кочегара, куда можно было попасть по широкому и безопасному трапу вдоль тендера с углем, с перилами и ручками, которых ему сейчас очень не хватало.

Однако над головой у него висела сложенная кольцами красная цепь стоп-крана. Ричард крепко взялся за один виток. Грохот колес перекрыл истошный оглушительный свист локомотива. Холодная цепь впилась в руку. Нужно было надеть перчатки.

Прижимаясь спиной к вагону, он подергал одной рукой цепь, проверил, выдержит ли она вес его тела, и увидел в нескольких сотнях футов под собой блеск темных вод озера Лох-Гаэр. Там, внизу, пребывали озлобленные души тех, кого пустил на обед Джок Мак-Гаэр, утопленных инвердитских ведьм и буйных жертв трагедии тридцать первого года. Все они наверняка уже стали частью геккона. Не говоря уже об «охваченном адским огнем плевке преисподней», который упал в озеро в 1601 году. С него-то все и началось.

Хрупкий с виду мост, напомнил он себе, на самом деле являлся прочным сооружением, построенным для того, чтобы заменить обрушившуюся конструкцию.

Металлические балки мелькали мимо него все быстрее и быстрее. Пробираясь по вагону, Ричард помогал себе ружьем, но его ствол случайно угодил в балки. Ружье вырвало у него из руки, согнуло буквой и, и оно полетело в озеро. Миссис Свит специально просила Арнольда проследить за ее арсеналом, так что теперь в ближайшие день-два в управление железной дороги поступит жалоба. Конечно, если эти день-два наступят.

Когда освободились обе руки, стало проще передвигаться от витка к витку. Он подумал: что он, безоружный, сможет противопоставить геккону при встрече? Хороший удар в нос вряд ли поможет.

Дверь захлопнулась за ним с металлическим лязгом. Из окна высунулись Гарри и миссис Никлс, на взволнованных лицах — вера в успех.

Ему приходилось бороться с яростным ветром, неумолимой силой тяжести, плевками горячего пара и собственной неуклюжестью. Он знал, что до него этот путь уже проделало существо, сходное обликом с маленькой девочкой. Хотя, кто знает, возможно, геккон мог держаться на стенке вагона, как настоящая ящерица.

Восемь футов. Трудные восемь футов. Полы сюртука били по бедрам. Рук он не чувствовал, но из разодранных ладоней капала кровь. Он потянулся за очередным витком, последним, и кулак его сомкнулся на пустоте. Ему пришлось заставить себя разжать ладонь и посмотреть вверх, где он цеплялся потерявшими чувствительность, а возможно, и сломанными пальцами второй руки за цепь. Видеть свою руку он видел, но не чувствовал ее совершенно. Отпускать надежную опору не хотелось, но если этого не сделать, дальше продвинуться не удастся. Он протянул ногу, едва-едва достав до поручня. Подошва ботинка скользнула по потускневшей бронзе. Отворот на брючине был пропитан его собственной кровью. Помолившись высшим силам, он отпустил надежную цепь, перенес весь вес на ненадежный поручень и крутанулся в сторону трапа.

Получилось. Ноги его оказались на похожей на веранду площадке в самом конце вагона. Его затрясло от страха, слабости и облегчения. Крукам, к сожалению, тоже начала возвращаться чувствительность.

Между вагонами и локомотивом находилось большое тяжелое сцепление. Черное железо в густом слое копоти и смазки. На сцеплении на четвереньках сидел геккон. Только по косичкам и измазанной пижаме можно было определить, что это Ванесса. Это был мерзкий гоблин, усевшийся на поганку, гремлин, разбирающий мотор самолета в полете, инкуб из «Кошмара» Иоганна Фюссли, оседлавший спящую деву.

Короткими пальцами черных рук оно копалось в сцеплении.

Геккон поднял голову с круглыми глазами, с ноздрями, похожими на две узких прорези, и зашипел на Ричарда.

Налетели клубы пара, окружив их обоих обжигающим туманом. Снова раздался свисток.

В угольном тендере, уже почти опустевшем, катались два тела: машинист и кочегар. Они были сплошь покрыты черной копотью, только краснели разорванные горла. В открытой кабине не было никого.

Ричард стряхнул капли горячей влаги с лица, которое уже горело огнем. Наверное, он сейчас был красным как рак.

Он схватил геккона за плечи, вернее, за пижаму Ванессы, и рванул. Геккон впился зубами в его запястье.

Все пошло не так, как хотелось чудовищу. В 1931 году оно уже отцепило вагоны на этой части моста. Но на этот раз в его распоряжении были руки маленькой девочки, а не двух опытных мужчин. Геккон мог наделять своего хозяина силой, заставлять не чувствовать боль, искажать лица… но он не мог увеличить размах рук или заставить маленькие пальцы обхватывать большие зацепы.

Геккон попытался завладеть Ричардом, но тот отбил атаку.

Больше половины моста уже осталось позади.

— Здесь тебе нет места, — сказал Ричард твари. — Тебе нигде не будет места. Лучше уходи!

Ванесса вдруг обмякла, маленькие руки отпустили зацеп. Ричард поднял ее к себе и прижал лицом к груди.

— Не могу дышать, — произнесла Ванесса своим собственным голосом.

Слишком просто.

В тендере два тела сели и поползли к Ричарду и Ванессе. Геккон нашел руки опытных железнодорожников. Вот когда пригодился бы дробовик. Он сомневался, что мог бы выстрелить в Ванессу, хоть и разбил тарелку о ее лицо, но пристрелить двух мертвецов он сумел бы без малейших угрызений совести.

Геккон без труда управлял одновременно обоими трупами, и это означало, что и в Ванессе могла еще оставаться какая-то его часть. Он вывелся в кабине этого локомотива и здесь был сильнее всего.

Рядом с головой Ричарда в стенку вагона ударился и разлетелся на части кусок угля, брошенный кочегаром. Машинист уже спускался из тендера к платформе у сцепления. Там находился рычаг с уже снятыми предохранителями.

Мост может не обрушиться, но на такой скорости и при таком наклоне отсоединенные вагоны сложатся гармошкой, слетят с рельсов, пробьют балки моста и упадут в озеро.

Небо уже наполнилось рассветом.

Прижимая к себе Ванессу, он почувствовал что-то в кармашке ее пижамы. Переложив ее себе на левое плечо, он правой рукой достал «марш-коды».

Ричард поднял целлулоидный пакетик, подержал его на ветру и отпустил. Тот полетел через озеро в сторону Инвердита. Одна из самых охраняемых военных тайн была отдана на волю ветра.

— Нужно было выучить «марш-коды» на память, — сказал он чудовищу.

Трупы — марионетки геккона запрокинули головы и завыли, как свисток поезда. Потом зазвучал сам свисток. Геккон завладел не только машинистом и кочегаром. Он проник в само железо локомотива, в медь отделки и в скрытую под копотью пурпурную краску. В топке горела его ярость. Его досада вылетала клубящимся паром. Его голод пожирал рельсы.

Ричард подумал, что спас мир, но не себя.

— Что тебя здесь держит? — спросил он.

Мертвые руки потянулись к рычагу. Ричард достал из рукава бритву и щелчком извлек лезвие. Потом быстрыми движениями шесть или семь раз ударил по грязному почерневшему мясу, рассекая мышечные волокна.

Кисти трупа повисли, пальцы упали на рычаг, как сосиски. Труп неожиданно сделался необитаемым и повалился на сцепление, болтая руками.

«Шотландская стрела» благополучно пересекла Инвердитский мост.

VIII

Освободившийся от геккона труп кочегара лежал неподвижно.

Теперь чудовище было только в самом поезде. Лампы «Шотландской стрелы» призрачно горели зловещим красным светом.

Третья мировая война была предотвращена, если только геккон не найдет способа сообщить советской разведке, что НАТО опять осталось без штанов. Однако все пассажиры поезда могли погибнуть.

Если на такой скорости врезаться в буферы на вокзале Портнакрейрана, поезд разобьется в лепешку. Был и другой вариант: «Шотландская стрела» могла промчаться через вокзал, вылететь на главную портнакрейранскую улицу и, проехав по ней, свалиться с утеса в конце. Геккон, подобно полковнику Морану, задумал совершить громкое самоубийство. Он мог их всех забрать с собой в огне и груде искореженного металла.

Ричард знал главное правило клуба «Диоген»: проблема должна быть решена любой ценой. Отец с первых дней учил его, что цель жизни каждого члена клуба заключается в служении и готовности к самопожертвованию. Каждый член, каждый талант прошел через это. Дэнни и Анетт были не первыми, кто расстался с жизнью.

Что ж, вероятно, такова цена.

— Мы уже приехали? — спросила Ванесса, положив голову ему на плечо. — Мне спать хочется.

Он ощутил вес ребенка на руках.

В этой битве нужно победить во что бы то ни стало. Ради нее. Сам-то он жил словно не по-настоящему. Появился из ниоткуда и уже много раз должен был умереть. Но, может быть, существовала причина, по которой он пережил детство? Ванесса? Возможно, она должна быть спасена, а не принесена в жертву.

— Нужно еще кое-что сделать, — сказал он. — Ты когда-нибудь мечтала покататься на паровозике?

Она рассмеялась.

— Только дети говорят «паровозик»!

— Ну хорошо, на паровозе.

Смех девочки успокоил его, что ему сейчас и требовалось, хотя он все еще был охвачен ужасом. Имея дело с одержимыми и думая о спасении мира от ядерного катаклизма, он как-то позабыл о страхе. Теперь же, когда от него зависела судьба оставшегося без управления поезда, его снова затрясло.

Усадив девочку на безопасное место, он переступил через мертвого машиниста, поднялся по лесенке на тендер, миновал мертвого кочегара и вошел в кабину. Открытая дверца топки качалась на петлях. Рычаги и рули раскачивались и поворачивались вместе с движением поезда.

Ему вдруг пришло в голову, что он не знает, как останавливают поезда.

— Можно мне погудеть? — спросила Ванесса. Оказывается, она, не испугавшись мертвецов, пошла следом за ним. Веревку свистка она нашла без труда.

Ричард рассеянно ответил, что можно, и стал осматривать кабину, надеясь увидеть какие-нибудь переключатели с полезными подписями наподобие: «Потянуть для уменьшения скорости» или «Экстренное торможение». Он услышал мерзкий смешок геккона в звуке огня в топке. Чудовище точно знало, в каком затруднении он оказался.

Ванесса сделала три долгих гудка, три коротких гудка, а затем снова три долгих гудка, что, как известно любому школьнику, на языке азбуки Морзе означает SOS. Спасите наши души. На помощь! Мэйдей! M’aidez! Ричард даже не был уверен, что она понимает смысл этого сигнала. Скорее всего, это было единственным, что она знала из азбуки Морзе.

Солнце уже почти встало, небо было окрашено в цвет крови.

Впереди изгибающиеся плавной дугой рельсы уходили в сторону вокзала Портнакрейрана.

— Море, море! — закричала Ванесса.

Ричард пробормотал себе под нос, что они очень скоро могут слишком хорошо рассмотреть это море, а точнее, не море, а озеро Лох-Линни.

— Кто-то идет, — сказала Ванесса.

«Наверняка опять какая-то беда», — подумал Ричард и обернулся, но никого не увидел.

Ему не хотелось покидать кабину, хоть и приходилось признать, что от его пребывания здесь пользы не было, но он поддался внутреннему порыву. Ведь он, в конце концов, был одним из чувствительных, так что, пока еще у него имелись чувства, лучше было им довериться. Он вернулся через тендер, откуда увидел открытую дверь служебного туалета и стоящего за ней Арнольда с пожарным топором в руках. Он прорубил зеркало. За ним стояли миссис Никлс и Гарри Катли. Ричард выругал себя за недогадливость. Конечно же, за зеркальной стенкой должна была находиться дверь.

Арнольд поднял топор, и Ричард понял, что геккон снова подцепил его на крючок, как форель. Они пришли не ответом на SOS.

Теперь, вдобавок к неуправляемому поезду, на его голову свалился сумасшедший с топором.

Ричард бросился обратно в кабину. Арнольд перепрыгнул через сцепление и пошел по трупам коллег за Ричардом.

Проводник полностью находился во власти геккона. Против его топора у Ричарда была лишь бритва.

Он потянул за первый попавшийся под руку рычаг. Инстинкт не подвел. Локомотив, выпустив струю пара, дернулся, и проводник повалился на колени. Ричард схватился за топор, вырвал оружие из рук Арнольда и отбросил его. Потом взялся за горло Арнольда, занес кулак, наслаждаясь видом нечеловеческого страха — чудовище напугано! — в глазах проводника, и нанес четко выверенный удар. На этот раз удача была на его стороне. Глаза геккона погасли. Арнольд обмяк, из носа хлынула кровь.

Миссис Никлс последовала за Арнольдом. Взявшись за поручень, она закричала:

— Это Дональд! Дональд Мак-Ридли. Я не узнала мерзавца без волос. Он над своими чудесными волосами трясся, как красна девица, когда еще был машинистом, а теперь он — старый лысый козел.

Веки Арнольда — Дональда! — задрожали и открылись.

Так значит, он не был чернорабочим. Или уже не был. Он вернулся на свой поезд. Наверное, предположил Ричард, потому что не мог его покинуть. Оно и не удивительно.

— Машинист! — крикнул Ричард. — Берите управление поездом!

— Пассажирам не разрешается находиться в этой части поезда, сэр, — пробормотал он. — Компания не может нести ответственность за несчастные случаи.

Ричард заметил красные искорки в глазах Мак-Ридли. Поняв, что в него возвращается геккон, он отвесил ему мощную оплеуху. На мгновение глаза прояснились.

— Нужно остановить поезд, — сказал он ему. — Исполните свой долг наконец. Верните себе доброе имя.

— Сделай это ради других, — проворковала миссис Никлс на ухо Мак-Ридли. — Сделай это ради бедного Ника. Ради ЛШАЖ, наконец, чтоб ей пусто было!

Мак-Ридли поднялся.

Торопливо, но как будто во сне, он начал дергать рычаги, поворачивать рули и нажимать кнопки.

Прямо по курсу уже показался вокзал. Солнце блестело на его стеклянной крыше.

Колеса завизжали на рельсах, Ванесса со счастливым выражением лица дернула за веревку гудка.

К ним присоединился Гарри с всклокоченными волосами и перевязанной рукой. Каждый мальчик мечтает побывать в кабине паровоза.

Всем пришлось взяться за что-то, когда поезд резко начал останавливаться у самого вокзала.

Колеса осыпали платформу искрами, испугав раннего носильщика. Поезд врезался в буферы.

Они не разбились, но удар получился сильным.

IX

Дональд Мак-Ридли, он же проводник Арнольд, умер. Когда остановился поезд, закончилась и его жизнь… Как в песне про дедовские часы, остановившиеся в минуту его смерти.

Локомотив № 3473-5 отцепили от состава и отогнали на запасные пути. Геккон по-прежнему гнездился в нем, но нить, связывавшая его с локомотивом и пассажирами, оборвалась. Ричард полагал, что это была цепь стоп-крана, но монстр был накрепко связан с обесчещенным, а ныне покойным машинистом.

— А ведь он был красавчиком, — успокоившись, промолвила миссис Никлс. — Да только поезд свой любил больше, чем любую девушку.

Гарри позвонил Эдвину Винтропу. Он сообщил, что существо поймано, но Ричард знал, что геккон умирал. Когда в топке локомотива № 3473-5 погас огонь, чудовище испустило дух. Железная оболочка могла бы стать трофеем. Нужно будет повесить скотоотбойник на стенку в клубе «Диоген».

Фальшивые курьеры отправились на базу НАТО. Миссис Свит пошла в багажный вагон, где ее ждал неприятный сюрприз. Жуткий священник при дневном свете выглядел еще страшнее. Ричард несколько раз прошел мимо него, присматриваясь, дабы убедить себя, что геккон не притаился в новом теле, чтобы продолжить свои козни.

К ним уже мчались полиция и «скорая помощь». Эдвину придется потрудиться, чтобы объяснить смерть Дэнни, Анетт и железнодорожников, не говоря уже о повреждениях самого поезда. Ричард нашел Анетт под столом в вагоне-ресторане и перенес ее тело в купе. Там он положил ее на кровать, на которой она расстелила свою ночную рубашку.

По платформе шнырял американец с прямой спиной, зубами, как у Берта Ланкастера, и подбородком, как у Керка Дугласа.

— Приятель, ты не видал посылку? — спросил он. — «Собственность Коатса»?

Ричард и хотел что-то ответить, но не нашел слов.

Американец побежал дальше, не обратив внимания на Ванессу.

 

Портнакрейран

Поезд наконец пришел, уже после того, как Ричард закончил рассказ.

Они не спали всю ночь. Начался холодный субботний рассвет.

Они сели не в купе, как раньше, а в общий вагон. Фред спокойно занял место, но Ричард ерзал на сиденье.

— Раньше я любил поезда, — сказал он. — Даже после той поездки на призрачном поезде. Это был хороший способ путешествовать. У тебя было время отдохнуть, почитать, поговорить или просто посмотреть в окно. А теперь это сплошные забастовки и опоздания.

Она ненавидит поезда. Миссис Тэтчер. Для нее каждый, кто ездит на общественном транспорте, — неудачник, не заслуживающий даже презрения. Она погубит железную дорогу. Это будет ужасно. Как и многое-многое другое.

У Фреда еще оставались вопросы.

— И все же, Ванесса — она кто?

Ричард пожал плечами.

— Ванесса — это Ванесса, Фред. Она, как и я, не помнит, кем она была, если она была кем-то. В моем случае виновата война, десятилетие хаоса. Тогда было очень легко потеряться, выпасть из списков. А у нее… Этого не должно было случиться. Кто-то оставил ее на Юстонском вокзале с биркой на шее. Она как будто вспоминала, что это была женщина, но не ее мать. Она же не могла быть бездомной, верно?

— А как же Коатс? И тот янки из Портнакрейрана?

— Это был не «капитан-лейтенант Александр Коатс, ВМФ». Это был полковник Кристофер Коннер из стратегического авиационного командования. «Коатс» — это не кличка и не пароль, просто имя на бирке. Винтроп потом проверил. Единственным Александром Коатсом, имевшим хотя бы отдаленное отношение к флоту, был четырнадцатилетний скаут из отряда морских скаутов. Мы хотели проверить систему курьерской доставки «марш-кодов». Но американцы нас не посвятили в подробности, даже несмотря на то, что им была нужна наша помощь, так что это ничего не дало. В конце концов они признали (и это говорит о том, до чего странная у нас оборонная политика), что пошли, как они это назвали, на «сторонний контракт». Наняли частную курьерскую фирму, не сообщив им, что они будут перевозить.

Оказалось, что фирма эта представляет из себя один телефон в пустой комнате с шестинедельной задолженностью по аренде. Может быть, какой-то мошенник похищал детей из приютов и под официальным прикрытием переправлял их в Шотландию, где продавал их или как-то от них избавлялся. Этого мы никогда не узнаем. К тому же мы занимались не этим вопросом.

— Вы удочерили Ванессу?

— Нет. Никто ее не удочерил. Если не считать самого клуба «Диоген».

— А у нее фамилия есть?

— Нет. Когда это необходимо, она Кайе. Катриона взяла ее под свое крыло, как и меня в свое время. Без нее мы бы тут все в извращенцев превратились.

После последнего замечания Фред ненадолго замолчал.

— А что стало с гекконом? С Гарри Катли?

— Геккон умер. Если можно сказать, что он жил. Когда локомотив № 3473-5 пустили на металлолом, он исчез. Без следа. Гарри долго там ходил с инструментами, пытаясь что-нибудь уловить. Потом «Шотландскую стрелу» возил другой старый паровоз. Затем его заменили дизелем. Гарри ушел из клуба в 1967 году и уехал в Непал. Я стал Самым ценным членом клуба. После специальной церемонии. Тайной, не хуже, чем у масонов. Что было дальше, тебе почти все известно.

Фред задумался.

Он знал многое, но не все. Несмотря на десять лет, проведенных в клубе «Диоген» бок о бок с Ричардом и Ванессой, загадки оставались. Они оба могли удивить его. Однажды, еще до того, как Фред встретил Зарану, они с Ванессой поцеловались, совершенно неожиданно, в самый неподходящий для этого момент. Она сказала ему: «Ты же знаешь, что я — мужчина», и на какой-то ошеломительный миг он поверил ей. Потом она захихикала, они снова вернулись к насущной опасности, и больше между ними никогда ничего не было.

Даже через десять лет он не знал, были ли Ричард и Ванесса когда-нибудь парой. Все вокруг считали, что да, но он сомневался. Не зная про призрачный поезд, он видел, насколько сложными и противоречивыми были их отношения: родство воспитанников уникального в своем роде заведения, но также и забота, ведь Ричард привел Ванессу в клуб так же, как приемный отец привел его самого. Из всех вопросов, которые не давали ему покоя раньше, ответ он получил только на один: откуда у Ванессы взялся шрам через бровь.

В последнее время Ванесса часто куда-то пропадала. Как и сам Фред, разумеется… с Зараной или в Скотленд-Ярде. Но Ванесса выполняла негласные задания, занималась делами sub rosa. Теперь, когда Ричард занял место в Кабальном совете, клуб, конечно же, ждали перемены. Быть может, теперь Ванесса станет Самым ценным членом? Если есть женщина премьер-министр, почему женщина не может иметь и такой титул? Если, разумеется, она сама этого хочет. А хочет ли она этого, Фред не знал.

Три месяца о ней не было ни слуху ни духу. Пока Ричардс Фредом занимались фанатиками кукурузных хлопьев, она находилась где-то вне пределов досягаемости. Фред видел, что Ричард беспокоится о ней, хоть и был в ней уверен. После свержения геккона она через многое прошла. Теперь вот это задание…

…в Портнакрейране.

— Все еще не закончилось, верно? — сказал Фред. — Не может быть, чтобы нас случайно прислали именно сюда.

Ричард неопределенно фыркнул.

— Приехали, Инвердит, — сказал он. — На другой стороне платформы — портнакрейранский поезд.

Они соскочили с одного поезда, еще не остановившегося, и запрыгнули на другой, уже тронувшийся.

А потом показался Инвердитский мост. Солнце заискрилось на поверхности озера Лох-Гаэр.

— Здесь родился геккон, — сказал Ричард. — Из Ника Боулера, Дональда Мак-Ридли и локомотива № 3473-5. И из «охваченного адским огнем плевка преисподней», если мое мнение что-то значит. А оно что-то да значит. «Плевок» этот был зародышем, яйцом, которое дожидалось подходящего времени, чтобы вылупиться. Остальные кровавые события, связанные с озером, происходили под влиянием этого еще не родившегося создания. Конечно, это мог быть инопланетянин, а не демон, В конце концов, то, что упало в озеро, мы бы сейчас назвали метеоритом. Пришельцем из космоса. Утонувшие ведьмы и человеческие потроха питали его веками, но ему нужен был транспорт, в прямом смысле. Осколки его оболочки могут все еще находиться там, на дне. Возможно, там была целая кладка.

Фред посмотрел на водную гладь. Пригородный поезд медленно катился по мосту. На балках под облупившейся краской он заметил ржавчину, дырки от вывалившихся заклепок, граффити «Независимая Шотландия», ругательства.

— Страшное место, — сказал он.

— Думай о хорошем, Фредерик, и все будет хорошо.

Здесь все началось. От этой мысли по телу Фреда пробежал холод. Он имел в виду не только то, что здесь родился и был побежден геккон. Здесь начались отношения Ричарда и Ванессы. Ричард, когда садился на призрачный поезд, сам еще был совсем юн. А когда сходил с него…

За мостом, когда впереди наконец показался Портнакрейран и пассажиры начали снимать вещи с верхних полок, у Фреда стало еще тяжелее на сердце. Они ехали с опозданием. Что, если они и правда опоздают? И вообще, к чему эта спешка? Он уже давно научился быть готовым к чему угодно, но какого рода «что угодно» ждало их в Портнакрейране?

— Вы захватили свою винтовку на слонов, шеф?

Ричард лишь фыркнул.

С сумками в руках они сошли с поезда.

Пройдя по платформе, вошли в здание вокзала. Здесь было многолюднее, чем в Каллерс-Холт, но здание быстро пустело.

Основным элементом внутреннего оформления и сердцем вокзала был старый паровоз за невысоким ограждением, отреставрированный, покрашенный и снабженный табличкой.

Ричард замер. Это был 3473-5, локомотив, который возил «Шотландскую стрелу», призрачный поезд, излюбленная материальная форма геккона. Но теперь это был всего лишь выставочный экспонат, не представляющий никакой угрозы. Перед ним стоял какой-то молодой человек в морской форме. Он повернулся и увидел их.

— Мистер Джеперсон, мистер Регент, — сказал он. — Вы чуть не опоздали. Но ничего, нарушим пару дорожных правил и доставим вас на базу вовремя.

Офицер направился к выходу. Фред и Ричард пошли за ним, позабыв о локомотиве № 3473-5.

На привокзальной площади их ждал джип с водителем. Офицер помог им забраться в машину, и Фреда неприятно кольнуло, что с ним обращаются, как со стариком, хотя он только недавно привык думать о себе как о «человеке раннего среднего возраста». В последнее время это стало происходить все чаще и чаще.

— Джим, — представился парень в форме. — Двоюродный брат Эла. У нас морская семья. Когда другие дети мечтали о школе, мы мечтали о кораблях. Как только у нас прорезались зубы, мы записались в морские скауты. Надеюсь, ваша леди понимает, с чем связывается.

Фред и Ричард молча переглянулись.

— Мы тут все думаем, что она классная. Для своего возраста.

— Мы тоже восхищаемся некоторыми ее качествами.

В голове у Фреда пронеслась смутная фантазия о том, как бы он вышвырнул Джима из джипа.

По извилистой дороге они неслись на огромной скорости. Трое бородатых мотоциклистов и несколько велосипедистов в куртках, которые ехали в противоположном направлении, слетели с дороги и замахали им кулаками, когда Джим весело крикнул им: «Извините!»

— Срочное военно-морское дело, — прибавил он, хотя они не могли его слышать.

Ванесса попала в беду, и, что бы с ней ни случилось, Фред был готов драться.

Джип с ревом пронесся через контрольно-пропускной пункт. Дежурные едва успели поднять шлагбаум, когда Джим помахал им пропуском.

Они попали на базу.

Фред, увидев ряды старых каменных коттеджей, понял, что когда-то здесь находилась рыбацкая деревня. Сборные служебные домики расположились вокруг первоначальной застройки. Подводные лодки, «независимое средство устрашения», теперь были прерогативой британского военно-морского флота. НАТО же (то есть янки) предпочитало межконтинентальные баллистические ракеты, которыми они могли забрасывать Советский Союз прямо из Канзаса, или бомбы, которые можно было взять с вечно окруженной протестующими базы Гринэм-коммон. Впрочем, «марш-коды» использовались до сих пор.

На базе что-то происходило. Бегали матросы с винтовками. Появились слухи, что в Южной Атлантике назревает конфликт. Из-за сокращения финансирования военно-морского флота силы из этого региона были выведены так стремительно, что в южно-американских странах, например в Аргентине, легко могли придать этому ошибочное значение. Похоже, что пришло время снаряжать канонерскую лодку, которая напомнит потенциальным захватчикам, что Фолкленды продолжают оставаться британскими. Если канонерские лодки еще остались.

Джип, резко развернувшись, остановился, разбрызгивая гравий, перед небольшим зданием. Прежняя деревенская церковь теперь являлась гарнизонной часовней.

— Чуть не опоздали! — воскликнул Джим, выпрыгивая из машины.

Он осторожно, как будто не желая помешать проходившей внутри службе, отворил большую дверь и просигналил рукой Фреду и Ричарду следовать за ним.

Фреду вспомнилось, как Ричард глухой ночью вел его в церковь, чтобы остановить министра, члена тогдашнего кабинета, собиравшегося провести особый ритуал, перерезав горло невинному мальчику-певчему, для того чтобы оживить британскую полимерную промышленность. Министра отправили в отставку по состоянию здоровья и упекли в Палату лордов, где он уже не мог причинить вреда. Мальчик-певчий теперь часто мелькал в хит-парадах, появлялся на сцене в костюме пирата и пел так, будто ему действительно перерезали горло. Сейчас в церкви проходил другой ритуал.

Никто из прихожан не обернулся на вновь прибывших. Джим провел Фреда и Ричарда к скамье на стороне невесты, и они сели на свободные места рядом с Катрионой Кайе и ее воспитанницей. Ни Эдвина, ни сэра Джайлза не было, но рядом сидели Барбара Корри с прической леди Дианы, окутанная ароматом иланг-иланга, и даже инспектор Прайс из Скотленд-Ярда в новеньком плаще.

У Фреда появились смутные подозрения. Он оглянулся по сторонам. Так и есть, Зарана в каком-то невообразимом платье стояла у переднего ряда и щелкала миниатюрным фотоаппаратом, который стянула из его рюкзака с оборудованием для внешнего наблюдения.

— Мы получили телеграммы, — прошептала профессор Корри, взяв Ричарда за запястье.

Ванесса стояла у алтаря в белом платье со шлейфом, ее рыжие волосы скрывала вуаль. Рядом с ней стоял морской офицер, которого Фред никогда раньше не видел. Жених был в такой великолепной форме, что Фред даже не мог сфокусировать взгляд на его лице. Офицер был при сабле и под рукой держал шлем с плюмажем.

— Как же это? — подумал вслух Фред.

— Давняя история, — прошептала Катриона. — Потом объясню…

Она дотронулась платком до уголка глаза.

Фред посмотрел на Ричарда. Ричард плакал, и Фред даже не мог вообразить, что он должен был чувствовать.

Фред перевел взгляд на алтарь, на капеллана.

— …Согласен ли ты, Александр Селкерк Коатс, взять Ванессу — ах, фамилия, не указана — в жены…

Фред поднял ошеломленный взгляд на сводчатый потолок.

* * *

Лето (Summer) © Al Sarrantonio, 2006. Впервые опубликовано в Retro Pulp Tales. Воспроизводится с согласия автора.

Глубоко под землей (Digging Deep) © Ramsey Cambell, 2006. Впервые опубликовано в Phobic: Modern Horror Stories. Воспроизводится с согласия автора.

Ночная смена (The Night Watch) © John Gordon, 2006. Впервые опубликовано в Left in the Dark: The Supernatural Tales of John Gordon. Воспроизводится с согласия автора.

Роскошь злодеяния (The Luxury of Harm) © Christopher Fowler, 2006. Впервые опубликовано в The British Fantasy Society: A Celebration. Воспроизводится с согласия автора.

Стражи (Sentinels) © Mark Samuels, 2006. Впервые опубликовано в Alone on the Darkside: Echoes from the Shadows of Horror. Воспроизводится с согласия автора.

Сборщицы шафрана (The Saffron Gatherers) © Elizabeth Hand, 2006. Впервые опубликовано в Saffron & Brimstone: Strange Stories. Воспроизводится с согласия автора.

Что противно природе (What Nature Abhors) © Mark Morris, 2006. Впервые опубликовано в Night Visions 12. Воспроизводится с согласия автора.

Последний рил (The Last Reel) © Lynda E. Rucker, 2006. Впервые опубликовано в Supernatural Tales 10, 2006. Воспроизводится с согласия автора.

Мертвые американцы (The American Dead) © Joseph E. Lake, Jr. 2006. Впервые опубликовано в Interzone, Issue #203, April 2006. Воспроизводится с согласия автора.

Между холодной луной и землей (Between the Cold Moon and the Earth) © Peter Atkins, 2006. Впервые опубликовано в At the Sign of the Snowman’s Skull. Воспроизводится с согласия автора.

Плач в темноте (Sob in the Silence) © Gene Wolfe, 2006. Впервые опубликовано в Strange Birds. Воспроизводится с согласия автора и агента автора, Virginia Kidd Agency, Inc.

Ошибка последовательности (Continuity Error) © Nicholas Royle, 2006. Впервые опубликовано в London: City of Disappearances. Воспроизводится с согласия автора.

Измученный сном пациент доктора Прида (Dr Prida’s Dream-plagued Patient) © Michael Bishop, 2006. Впервые опубликовано в Aberrant Dreams #7, Spring 2006. Воспроизводится с согласия автора.

Те, кого мы покидаем (The Ones We Leave Behind) © Mark Chadbourn, 2006. Впервые опубликовано в Dark Horizons, Issue No.48, Spring 2006. Воспроизводится с согласия автора.

Встреча (Mine) © Joel Lane, 2006. Впервые опубликовано в The Lost District and Other Stories. Воспроизводится с согласия автора.

Похороны (Obsequy) © David J. Schow, 2006. Впервые опубликовано в Subterranean, Issue #3. Воспроизводится с согласия автора.

Заброшенный (Thrown) © Don Tumasonis, 2006. Впервые опубликовано в New Genre, Issue Four, Winter 2006. Воспроизводится с согласия автора.

Дома поглощены волнами моря (Houses Under the Sea) © Caitlin R. Kiernan, 2006. Впервые опубликовано в Thrillers 2. Воспроизводится с согласия автора.

Они (They) © David Morrell, 2006. Впервые опубликовано в Amazon Shorts, September 2006. Воспроизводится с согласия автора.

Механический ужас (The Clockwork Horror) © F. Gwynplaine MacIntyre. Впервые опубликовано в Evermore. Воспроизводится с согласия автора.

Делаю полки (Making Cabinets) © Richard Christian Matheson. Впервые опубликовано в Masques V. Воспроизводится с согласия автора.

Прекрасная дочь Пол Пота (Pol Pot’s Beautiful Daughter) © Geoff Ryman, 2006. Впервые опубликовано в The Magazine of Fantasy & Science Fiction No.655, October/November 2006. Воспроизводится с согласия автора и агента автора.

Улыбка дьявола (Devil’s Smile) © Glen Hirshberg, 2006. Впервые опубликовано в American Morons. Воспроизводится с согласия автора и агента автора, Anderson Grinberg Literary Management, Inc.

Человек, который сошел с призрачного поезда (The Man who Got off the Ghost Train) © Kim Newman, 2006. Впервые опубликовано в The Man from the Diogenes Club. Воспроизводится с согласия автора.