Вечер выдался спокойным. Позвонив в больницу, он узнал, что Стелла продолжает поправляться, но её норма посетителей на этот день исчерпана, так что ему не пришлось напрасно утруждать свои старые кости. Он только попросил передать ей привет.
Когда в пятницу утром Уэбстер явился в «Лейзи Сьюзен», Джулия уже работала. Как ребенок, попавший в химическую лабораторию, она совала нос во всё: два миксера жужжали на полных оборотах, а на плите были включены все четыре горелки.
Привет! — просияла она. — Я готовлю пироги «Леди Балтимор», «Джордж Вашингтон», и шарлотку по-русски.
Звучит очень интригующе, — кивнул Уэбстер.
Джулия не поняла шутки, она была слишком поглощена работой. Уэбстер отметил, что впервые она не принялась болтать о Лео Хейринге, и немало этому порадовался.
В самом деле, вспомнила она про этого субъекта не раньше полудня, и то только потому, что он позвонил. Для Уэбстера день выдался нетрудным. Даже две толстухи не явились, чтобы поесть сладкого; вероятно, расплачивались за вчерашнее обжорство где-нибудь в душном спортзале.
Девушка, совмещавшая должность кассира и телефонистки, наоборот, постоянно была занята. Уэбстера раздражало, что через стекло он ничего не слышит. Один звонок поступил от Лео, и его переключили на аппарат в кухне.
Уэбстер услышал, как там раздался звонок, и чуть позже заглянул туда в надежде, что Джулия ему всё расскажет. Даже если разговор был скучный, всё же интересно. Джулию он застал перед треснувшим зеркалом, в которое она смотрела, открыв рот и произнося «А-а-а».
Увидев его отражение, девушка обернулась.
Мой голос вам кажется грубым? — с вызовом спросила она.
Скажите ещё что-нибудь. Я сегодня вас почти не слышал. Прочитайте «У Мэри был ягнёнок».
Она так и сделала, а он слушал. Наконец она закончила стихотворение, и Уэбстер её заверил:
По-моему, всё в порядке. А с чего вам это взбрело в голову? У вас болит горло?
Пока нет, но так у меня обычно начинается простуда. Сначала хрипнет голос, а наутро я просыпаюсь с полным набором всех признаков простуды. О, нет! Только не завтра.
Почему вы так переполошились? Вы мне кажетесь совершенно здоровой.
Лео так не думает. Я только что с ним говорила. Он сказал, что мой голос звучит ужасно, и он не сомневается, что я не смогу с ним завтра встретиться. А он так этого хочет, ведь с самой нашей ссоры во вторник мы не виделись. Не знаю, что и делать, если не приду на свидание. Я уже не говорю о том, что не смогу поработать здесь завтра, если понадоблюсь Мишель.
Какая длинная речь, мисс Джулия, — заметил Уэбстер. — Вы всё-таки кажетесь мне совершенно здоровой.
Да, но Лео знает точно. Он видел меня простуженной две — три недели назад, это было ужасно.
Почему бы вам не пойти домой и не принять аспирин? — Уэбстер оглядел кухню: — Здесь достаточно выпечки, чтобы продержаться до июня. У нас в сто раз больше продуктов, чем посетителей. Идите домой и отдохните.
Не могу. Лео привезёт мне лекарства. Их прописал его доктор, и он говорит, это лучшие средства от простуды.
Ну, как только их привезут, идите домой. По пятницам дела всегда так вяло?
Иногда.
А по субботам? Уэбстер не сказал, что будет работать в субботу. Зная теперешнее положение вещей, он подумал, что если понадобится Джулии, то станет таким же ленивым, как все в «Лейзи Сьюзен». И ещё он не хотел оставлять Джулию одну с нимфой из будки.
Она сказала, что ничего не решает: Мишель ещё не распорядилась.
Я позвоню вам утром, — пообещал он, — чтобы узнать, как дела.
Спасибо. Вы можете выйти и посмотреть насчёт лекарств?
Конечно.
Лекарства доставил не мальчик-рассыльный, а испитого вида старик, который вручил Уэбстеру грязный конверт и принял от него четвертак. Ну и рассыльные нынче в аптеках!
Вернувшись в кухню, Уэбстер сообщил:
— Вот лекарства, милая. Ну, идите!
Но мне надо всё закрыть. Кассирша уходит ровно в пять, а после этого я принимаю деньги, если есть от кого. Она не соглашается оставаться.
Я могу запереть двери, — предложил он, — если вы оставите ключ.
Девушка нахмурилась.
— Не пойдёт. Утром ключ мне понадобится, чтобы открыть входную дверь.
Я оставлю его вам в отеле.
Нет, в это время я уже лягу спать.
Тогда у администратора.
Нет, не стоит. Они вечно всё путают — посылки, сообщения… Я могу просто не попасть сюда.
Можно подумать, что от этого перевернётся мир. Бедная девочка, она стремится прийти на работу, даже если у неё будет лихорадка.
Ох! — воскликнула Джулия. — Я только что вспомнила, где Мишель хранит запасной ключ.
Она просунула руку за зеркало и вытащила два ключа на верёвочках.
— Посмотрим. Какой из них?
— Сравните с вашим, — предложил Уэбстер.
Она так и сделала, выдала ему нужный ключ, а второй вернула на место. Но старик вовсе не собирался оставлять его там. Как только девушка ушла, он его забрал. Может, ключ и не подойдёт ни к одной двери, но если подойдет, то прольёт свет на тёмные дела Мишель.
Может быть, даже найдутся улики.
После целого ряда разочарований Уэбстер обнаружил, что ключ отпирает стенной шкаф, и с надеждой туда заглянул. Там лежали пустые бутылки из-под рома, бренди и шерри. Должно быть, Мишель использовала их в своих кулинарных изысках, а может спрятала от Перл. Ещё там был запечатанный пакет из коричневой бумаги. Уэбстер решил, что неплохо бы заглянуть внутрь.
В пакете лежала синяя карточка с сообщением, вроже тех, что обычно используют продавцы. «Вернусь через час» — такое сообщение вы можете увидеть в витрине ремонтной мастерской, когда приносите починить любимую лампу. Но на этой карточке слова были другие, и довольно шокирующие: «Закрыто в связи со смертью в семье».
Пакет выглядел совсем новым, Мишель явно запаслась табличкой впрок. Никто из членов семьи не выглядел больным, кроме Джулии, да и тут Уэбстер полагал, что простуда у той: фигурально выражаясь, только в голове.
Он никогда не видел мистера Аттербери, но Перл намекала, что Мишель может его прикончить. Довольно жестоко убирать с дороги пожилых родственников и одновременно устраивать вечеринку, но всякое бываёт…
Неудивительно, что Мишель пока не отдала распоряжений о порядке работе в субботу. Тут будет «закрыто в связи с…»
Надо сказать мисс Джулии, нельзя все брать только на себя. Пусть перестанет изображать простуду и предупредит дядюшку.
Уэбстер направился к выходу, но тут пожаловали две вчерашние толстухи. На этот раз с подругой, которая лишь начинала терять девичью стройность. Что ему оставалось делать? Если он уйдёт, начнутся жалобы. Ведьма за кассой знает, где найти Мишель. Его тут же уволят, и завтра вечером он сделать ничего не сможет.
Он проводил дам к столику и подал рукописное меню, успокаивая себя мыслью, что минута-другая задержки не помешает Джулии спасти дядю.
Время шло к пяти. Он понял это, не глядя на часы — кассирша закончила краситься и собиралась уйти.
Дамы явно собрались повторить заказ. Последовал короткий спор: «- Нет, я угощаю», а затем: «Но, дорогая, я дала тебе пятьдесят центов, а ты мне должна четвертак».
Уэбстер чуть не наорал на них. Прошло не меньше часа, прежде чем дамы всё-таки ушли. Девица из-за кассы давным — давно исчезла.
Уэбстер взял шляпу и пальто и запер за собой дверь. «Лейзи Сьюзен» закрылась — в связи с ожидавшейся смертью в семье, которой допустить никак нельзя.
В фойе «Присцилла Олден Клаб» царил какой-то сумасшедший дом. За стойкой администратора никого не было. Больше того, вокруг не было видно никого, кто хотя бы с виду способен был бы написать слово «стойка» без ошибок.
Кругом толпилось множество людей, и все — женщины.
На диване истерически рыдала девушка. Она взяла предложенную кем-то нюхательную соль, вдохнула, закашлялась и пришла в себя.
Я пошла одолжить заколки, — всхлипывала она. — Девочки на нашем этаже никогда не запирают двери, когда дома. Врач сказал, я застала её вовремя.
Самоубийство, — понял Уэбстер. — В таких заведениях это случается. Какая-нибудь одинокая бедняжка.
Из лифта вышли два полицейских и стали пробиваться сквозь толпу. Только представьте — полицейский в фойе «Присциллы Олден»!
Дорогу! — крикнул один из них. — Её везут в грузовом лифте. Надеюсь, «скорая» сможет подъехать к крыльцу, — заметил он напарнику.
В конце фойе распахнулись двери, четверо мужчин вынесли носилки. На них лежала Джулия Аттербери, белая, как полотно.
Прежде всего Уэбстеру пришло в голову, что ему следовало догадаться, услышав её слова о субботнем свидании с Лео. Мишели нужно неделимое внимание её наставника. Она, как самая злая сестрица, не хотела, чтобы Золушка узнала про бал во дворце.
Уэбстер должен был догадаться, когда та, говоря о вечеринке, захлопнула дверь кухни.
Плачущая девушка вновь обрела дар речи:
— Сходила по нему с ума… Он с ней встречался каждый вечер, а со вторника вдруг перестал появляться. Она просто не смогла жить без него…
Девушка думала, что Джулия покончила с собой из-за Лео! Многие так подумают, особенно те, кто видел их вместе, таких влюблённых… и кто был свидетелем их ссоры во вторник. Лео на это и рассчитывал…
А может, Мишель додумалась и без его помощи.
У стойки стоял паренёк в пурпурной ливрее и держал белую картонную коробку. Время от времени он звонил в колокольчик, но никто не обращал внимания. Уэбстер повернулся к нему.
Что тут у тебя, сынок?
Цветы для мисс Джулии Аттербери.
Я заберу их, — кивнул Уэбстер. Кто знает, вдруг она поправится? Паренек ухватился за возможность уйти. Суматоха в фойе спала, впереди было промывание желудка, кислородная палатка и молитвы.
В коробке лежала дюжина длинных роз «Краса Америки» и записка от Лео:
«Дорогая моя девочка, будь разумной. Поверь, всё к лучшему, когда-нибудь ты это поймёшь. У тебя впереди целая жизнь, и не нужно впредь пытаться с ней покончить. Пусть твои прелестные губки никогда больше не выговорят слов «не хочу больше жить». Я никогда не забуду, как ты их повторяла. Надеюсь, мы навсегда останемся друзьями, но не больше. Всегда твой Лео».
Да, если бы Джулия не имела привычки болтать о своей любви с прислугой, и если бы рыдающая девица не вспомнила о заколках, все уже было бы кончено.
Мишель просто не знала, что отели такого сорта больше похожи на женское общежитие.
Отрадно было с запозданием сообразить, что настоящие лекарства не доставляют старики с обликом законченных алкоголиков. Печальнее была другая мысль: любой может проглотить яд, если его посылает добрый друг в качестве лекарства от простуды.