OCR : Dinny ; Spellcheck : Margo

Алисса Джонсон «Ловушка для повесы»: АСТ; Москва; 2013

Оригинальное название: Alissa Johnson «An Unexpected Gentleman», 2011

 

Глава 1

Мисс Аделаида Уорд была, по ее собственному мнению, женщиной со скромными запросами.

В последние годы она пришла к заключению, что глупо требовать от жизни больше того, что может осуществиться. Ведь для двадцатисемилетней бесприданницы, на плечи которой легло бремя забот о восемнадцатилетней сестре и маленьком племяннике, а брат сидел в долговой тюрьме, возможности устроить свою жизнь были явно ограничены.

Она всего-навсего хотела иметь свой дом, любящую семью и надежный доход. Это и были все ее мечты. Она жаждала их, как юная дебютантка жаждет заполучить в мужья пэра, и готова была драться за них, как солдат за славу на поле боя.

Поэтому она с разочарованием поняла, что буквально накануне момента, когда ее усилия должны были увенчаться успехом, неизбежная победа ее не только не радует, но и вынуждает бороться со страхом и удивительным грузом внутреннего сопротивления.

Сегодня сэр Роберт Максвелл сделает ей предложение. Она была в этом уверена. Его ухаживание длилось почти четыре месяца, что, по ее мнению, было чрезмерным сроком для простого романтического флирта. Еще более весомым признаком был прозрачный намек сэра Роберта на возможность предложения, если она станет гостьей в доме миссис Кресс. Что ж, она стала ею и находилась в доме миссис Кресс уже около двух недель. Так что наверняка именно сегодня среди музыки и пышности бала-маскарада сэр Роберт объявит о своем намерении сделать ее своей женой.

Разумеется, особым любителем музыки сэр Роберт не являлся, но он, по мнению Аделаиды, был чрезмерно склонен к театральности.

— А я театральность не люблю, — пробормотала она.

Аделаида замедлила шаг в коридоре, ведшем от комнат гостей к бальному залу. По самым скромным прикидкам это расстояние можно было одолеть за тридцать две секунды. Она ухитрилась растянуть первые двадцать ярдов на десять минут бесцельного хождения. Аделаида замерла перед зеркалом, чтобы заправить в прическу мятежный каштановый локон, вырвавшийся на свободу, и сморщить носик при взгляде на свое узкое личико и светло-карие глаза, унаследованные от отца. Глаза, в уголках которых, не могла она не отметить, уже появились легкие морщинки.

Еще через несколько футов она нагнулась, чтобы поправить подол и смахнуть пушинку с рукава шелкового платья цвета слоновой кости. Затем она заглянула в какую-то комнату, переставила с места на место вазу, одернула низкий вырез лифа своего платья и вновь остановилась, дабы детально рассмотреть висевшую на стене картину, поскольку наслаждаться искусством следовало не спеша.

А между каждой из этих остановок она буквально волочила ноги, из-за чего ее атласные бальные туфельки издавали печальное шуршание при каждом шаге по полированному паркету.

Раздраженная этим звуком, Аделаида вновь остановилась, чтобы на этот раз стащить с себя полумаску и постараться пригладить на ней перья. Это было вовсе не попыткой оттянуть предстоящее. Приведение маски в порядок безусловно требовало существенных усилий. Она сама сотворила эту дурацкую штуковину и, не имея опыта в подобном рукоделии... да и таланта к нему... получила в результате нечто ужасное. Перья располагались неровно, погнулись в нескольких местах и торчали там, где должны были лежать гладко.

Сэр Роберт наверняка обратит на это внимание. Она могла хорошо представить себе его реакцию. Он широко откроет бледно-голубые глаза, которые сузятся, когда он тут же поморщится. Затем он мгновенно скроет этот недостаток манер за улыбкой, наилучшим образом демонстрирующей идеальные зубы. После чего снисходительно-покровительственным тоном объявит ее «самым очаровательным существом».

— Этот его тон мне не нравится, — пробормотала Аделаида.

Подушечкой большого пальца она постаралась пригладить торчащее перо... под музыку доносившегося в холл бойкого вальса. Запах горячего свечного воска щекотал ей ноздри.

«В конце концов, это всего лишь тон, манера», — уговаривала она себя. Просто мелкий недостаток мужчины, буквально переполненного положительными качествами. Еще он был красив. И испытывал к ней явную симпатию.

И обладал доходом в пять тысяч фунтов.

Одна мысль о таком большом количестве денег успокаивала ее нервы, предвещая счастливое будущее. Это обеспечит лондонский сезон ее сестре Изабелле и хорошую няньку маленькому Джорджу. Будут оплачены долги Вольфганга.

— Все так и будет!

Отбрасывая прочь сомнения, Аделаида вновь надела маску, как следует закрепила ее, да еще подергала ленты для верности. Расправив плечи, она решительно шагнула вперед... и чуть не упала, услышав за своей спиной звучный низкий голос.

— На вашем месте я бы туда не торопился.

Аделаида обернулась так круто, что снова сдвинула маску и к тому же наступила на подол платья.

— Полегче, — со смешком произнес тот же голос, и большая теплая рука подхватила ее за локоть, не давая упасть.

Аделаида заметила темно-белокурые волосы и светлые глаза и на какой-то ужасный миг решила, что ее, медлившую в холле, застиг сэр Роберт. Однако этот страх тут же исчез, сменившись совершенно новым ощущением неловкости.

Мужчина был ей незнаком. У него были те же светлые волосы и глаза, что и у сэра Роберта, но на этом все их сходство заканчивалось. Сэр Роберт обладал аристократической мягкостью манер, у него была элегантно высокая худощавая фигура, а черты лица утонченные, почти женственные. В стоявшем перед ней мужчине не было ничего даже отдаленно женственного и утонченного. Он не был особенно высоким, хотя возвышался над ней больше чем на полфута. И он не был худощавым, скорее поджарым. Его мускулы четко выделялись под темным вечерним костюмом. Он был несомненно красив, с широкими плечами и густой шевелюрой, скорее золотистой, чем блондинистой. Однако черты его лица были жесткими и резкими, от твердого подбородка и до выступающих скул. Даже глаза, зеленые, как молодая трава, смотрели пронзительно.

Он напомнил ей рисунки сестры, когда она рисовала мощных и гибких американских львов. И это навело ее на мысль об охотниках, отчего Аделаида ощутила внезапную тревогу.

Она не могла понять, нравится ей это или нет.

— Приношу свои извинения, — тихо произнес он. Голос его звучал как речь английского джентльмена, но в произношении слышался легкий шотландский акцент. — Я не хотел вас напугать.

— Все в порядке. — Аделаида чуть поморщилась от того, каким задыхающимся прозвучал ее ответ. Она откашлялась и осторожно высвободила руку из его пальцев. — Я просто задумалась. Извините.

Она повернулась, чтобы уйти, но незнакомец быстро и ловко обогнул ее и заступил ей дорогу.

— Вам не стоит идти туда прямо сейчас.

— Господи Боже! — Этот человек даже двигался, как кошка. — Почему нет?

— Потому что вам хочется остаться здесь.

Он произнес это дерзкое заявление с такой необычайной искренностью, что его вздорная выходка ее ошарашила и заинтриговала: он не был похож на человека, склонного к розыгрышам и шуточкам.

— Это самое нелепое, если не сказать самонадеянное...

— Очень хорошо. Я просто хочу, чтобы вы здесь остались. — Его губы изогнулись, а в уголках глаз появились смешливые морщинки. — Весьма нелюбезно с вашей стороны заставлять меня говорить это прямо.

Аделаида с удивлением заметила, что у него очень обаятельная улыбка. Просто призывавшая ответить такой же. Это беспокоило, но все равно очень ей понравилось.

Она покачала головой.

— Кто вы?

— Коннор Брайс, — отозвался он и сопроводил имя выразительным поклоном.

Аделаида присела в реверансе, поправила маску, вновь пытавшуюся соскользнуть, и представилась:

— Мисс Аделаида Уорд.

— Да, я знаю. Расправили перышки, мисс Уорд?

— Вы их не взбудоражили, мистер Брайс.

Она надеялась, что он поверит в эту ложь.

— Нет, конечно, я имел в виду... — Мистер Брайс протянул руку и коснулся большим пальцем краешка ее маски. Аделаида готова была поклясться, что ощутила его прикосновение на коже под маской. — Однако ваши перышки нуждаются в том, чтобы их пригладили. Кого, собственно, вы изображаете?

— О! О проклятие... — Она попыталась развязать узел из лент у себя на затылке, но тот не желал поддаваться. С глубоким вздохом она стащила маску через голову, стараясь не думать об уроне, который это нанесло ее прическе. — Хищную птицу.

— А-а. — Он заложил руки за спину и, наклонившись вперед, стал вглядываться в маску, которую она теперь смущенно теребила в руках. — Я-то решил, что вы пытаетесь изобразить взъерошенную малиновку.

Ее смех звонко разнеся по всему холлу. Она явно предпочитала эту деликатную насмешку цветистому комплименту, которым наверняка наградит ее сэр Роберт. Ошибки переживать гораздо легче, когда вам позволяется над ними посмеяться.

— Это верно, — согласилась она. — Я выгляжу ужасно.

Коннор выпрямился, и взгляд его зеленых глаз скользнул по ее фигуре так откровенно одобрительно, что она вспыхнула.

— Вы прелестны.

— Благодарю вас, — промямлила Аделаида. А потом заставила себя поднять глаза и спросила: — А где ваша маска?

— У меня ее нет.

— Но это же маскарад — неужели можно было прийти без маски?

Аделаида пожалела, что никто ей об этом не сказал раньше.

— Есть разные способы спрятаться.

Он показал на дверь, которая, как ей было известно, вела в маленькую гостиную.

— Вы там скрывались? — Неудивительно, что ему удалось подкрасться к ней так быстро и незаметно. — Что именно вы там делали?

— Старался избежать встречи с одной леди. А вы что делаете здесь?

Ей хотелось спросить, что это за дама, от которой он прячется, и почему он вышел поговорить с ней — она ведь не самая интересная персона на этом вечере, — однако все ее мысли занимал поиск приличного объяснения того, почему она замешкалась в холле. Коннор ответил за нее:

— Вы стремились избежать встречи с неким джентльменом.

— Вовсе нет.

— С сэром Робертом, — предположил он и пожал плечами, когда она растерянно втянула в себя воздух. — Его ухаживание за вами ни для кого не секрет.

Однако Аделаида засомневалась, что ее отношения с сэром Робертом служат пищей для сплетен. По крайней мере не там, откуда явился этот мистер Брайс.

— Я никого не избегаю.

— Избегаете.

Поскольку его явно не удавалось сдвинуть с этой точки зрения, она попыталась отвлечь его другим предлогом.

— Я скорее избегаю мистера Дулина, — как ей показалось, хитро заявила она.

Аделаида действительно старательно уклонялась от внимания престарелого ловеласа и его шаловливых рук, так что ее слова вовсе не являлись ложью, скорее уклонением от полной правды.

Он покачал головой:

— Нет, это сэра Роберта вам не слишком хочется видеть, и вы решили замешкаться. Когда я заглядывал туда последний раз, он стоял в засаде, ожидая вас прямо за дверью бального зала.

Аделаида буквально открыла рот, но далеко не сразу сумела выжать из себя хоть слово.

Ей было крайне неловко, поскольку она легко могла представить себе барона именно за этим занятием. В прошлом она не раз чувствовала, что его внезапные появления рядом с ней походили на вылазку из засады.

Аделаида вздернула носик и с достойной, по ее мнению, лояльностью заявила:

— Он джентльмен.

— Вы так считаете? — На этот раз улыбка мистера Брайса была не доброжелательной, а явно насмешливой. — Меня не перестает удивлять, как мало усилий требуется от человека, чтобы скрыть свою суть. Впрочем, свет всегда готов поверить слову барона... с его пятью тысячами годовых. Кажется, так вы сказали?

О святые небеса! Неужели она произнесла это вслух?

Алый румянец залил ее щеки. Это было ужасно. Просто ужасно! Не было никаких извинений для подобного высказывания. И все же Аделаида попыталась его найти.

— Я всего лишь... имела в виду... — Она поняла, что ей стоит умолкнуть, чтобы окончательно не ухудшить ситуацию. — Нет никакого стыда в том, чтобы выйти замуж за человека состоятельного.

Так и есть, она все-таки сделала все только хуже.

О проклятие!

А теперь поскорей уходи...

— Извините меня.

Аделаида еще раз попыталась распутать ленты своей маски. Сейчас она наденет ее и отправится на бал... и будет молить Бога, чтобы низкое мнение мистера Брайса о сэре Роберте не позволило им заговорить друг с другом... или друг о друге... или поблизости друг от друга...

— Позвольте мне.

Мистер Брайс взял маску из ее неловких пальцев, и при этом его пальцы коснулись ее кожи.

— Вы правы, — мягко произнес он. — Нет ничего плохого в выгодном браке.

— О... Ладно. — Аделаида со вздохом облегчения подумала, что он очень понимающий человек. — Вы ведь не станете повторять то, что я сказала?

— Даю слово. — Мистер Брайс наконец распутал узел из лент и передал маску ей. — Просто позор, что у вас нет другого выбора.

Говорил ли он о том, что у женщин нет иной возможности пробиться в этом мире, или имел в виду, что именно у нее нет других поклонников? Она собиралась уточнить это, когда заметила, что он смотрит куда-то мимо нее и выше.

И тогда она услышала позади шаги. Звук был отдаленный и пока приглушенный, доносившийся все еще из глубины коридора, однако с каждой минутой он становился все слышнее и отчетливее.

Аделаида поморщилась и подавила желание выругаться. Не было ничего необычного в том, что двое гостей столкнулись в холле и мимоходом обменялись несколькими словами. И тем не менее осуждалось, когда молодая незамужняя леди разговаривала с джентльменом, которому не была представлена по всем правилам. В ее двадцать семь лет ее больше не считали молодой леди, но это не остановило бы сэра Роберта от упрека, что она направлялась в бальный зал без сопровождения горничной.

Ей подобные порицания были бы неприятны.

— Пожалуйста, притворитесь, что мы с вами не разговаривали, — прошептала она и отступила в сторону.

Возможно, если она успеет отойти от него на некоторое расстояние...

Однако у мистера Брайса были иные соображения. Он протянул руку и открыл дверь в комнату, из которой ранее вышел.

— Так будет проще.

— Да, конечно.

Прятаться было излишне, но это было предпочтительнее превращения предложения руки и сердца в лекцию о достойном поведении.

Аделаида проскользнула мимо него в полуосвещенную комнату. Дверь закрылась за ней с мягким щелчком замка, и она на миг замерла на месте и сделала глубокий вдох, чтобы успокоить отчаянно бьющееся сердце. Какое счастье, что мистер Брайс так быстро разгадал причину ее тревоги. Еще лучше было то, что он сообразил, как скрыть ее присутствие, пока он отошлет проходившего гостя по его делам. Очень, очень по-рыцарски.

Она никогда до сих пор не была объектом такой галантности, так что эпизод согрел ее сердце и вызвал довольную улыбку на губах. Но то и другое исчезло, когда локоны на затылке шевельнулись от его теплого дыхания. Аделаида медленно повернулась и... и уставилась прямо на рубиновую булавку в крахмальном белоснежном галстуке мистера Брайса.

— Господи Боже!.. — Она растерянно попятилась. — Что это вам вздумалось?..

Однако мистер Брайс приложил палец к своим губам, и ей не осталось ничего иного, кроме как крепко сжать рот. Неизвестный человек приближался к их двери. Она услышала его шаги... или ее... Она не расслышала постукивания каблуков, и вообще походка была какой-то странной, словно гость еле волочил ноги.

Шум шагов замер у двери.

О Господи! Только не это...

С нарастающим ужасом Аделаида увидела, что мистер Брайс взялся за ручку двери. Но ведь он не станет поворачивать ключ в замке! И не будет так глуп, чтобы распахнуть дверь!..

Нет, он не сделал ни того ни другого. Он замер неподвижно, крепко сжав дверную ручку, словно собирался, если понадобится, физически воспрепятствовать войти в комнату кому бы то ни было.

Аделаида тихо вздохнула... и тут же вздрогнула, когда шаркающие шаги смолкли и раздался скрип старой деревянной скамейки для отдыха, стоявшей несколько дальше по коридору.

Да, гость остановился передохнуть. Кто, черт побери, сейчас пользуется ими для отдыха? Какой-то пожилой гость, ответила она себе, или слуга, пренебрегающий обязанностями. А может быть, Отис, мастиф миссис Кресс. Кто знает? Этот пес вечно забирался на мебель.

Аделаида закусила губу и судорожно сцепила руки. Что ей теперь делать? Не может она рисковать, появляясь из темной комнаты. Это вызовет не только удивление... А вот мистер Брайс мог. Джентльмен может вести себя как угодно.

Аделаида взмахнула рукой, чтобы привлечь его внимание и, показав на дверь, беззвучно, но как могла выразительно прошептала: «Идите!»

Видимо, мистер Брайс ничего не понял, потому что покачал головой.

Она с досадой сжала губы и еще энергичнее ткнула пальцем в дверь.

Он вновь покачал головой.

Идиот!

Он ткнул пальцем куда-то ей за спину и прошептал: «Идите!»

Бросив взгляд через плечо, она заметила там двери, ведущие на террасу. Темную террасу, выходившую в темный сад. Бальный зал и освещенная часть террасы находились с другой стороны дома.

Аделаида повернулась, нахмурилась и покачала головой.

Мистер Брайс кивнул.

Ей до ужаса захотелось погрозить ему кулаком. Но она сдержалась. Эта безмолвная битва характеров ни к чему не ведет, и чем больше времени они будут оставаться в этой комнате, тем больше риск, что их обнаружат. Поскольку ничего другого ей не оставалось, Аделаида, бросив на него последний неприязненный взгляд, круто повернулась и направилась к дверям на террасу.

Его тихие шаги следовали за ней. Будь оно все проклято: он шел прямо позади нее. Она окажется ночью в саду в обществе абсолютно незнакомого мужчины.

Не задумываясь, она схватила с каминной полки тяжелый бронзовый подсвечник. Мистер Брайс мгновенно оказался рядом с ней, и его большая рука накрыла ее руку, державшую подсвечник. Аделаида ощутила его запах: легкий запах мыла и крахмальной рубашки. Его теплое дыхание щекотало ей ухо, когда он тихо прошептал:

— Вам лучше взять кочергу. — Его рука скользнула выше и медленно отобрала у нее подсвечник, затем он прошептал ей на ухо: — Она дотянется дальше.

Аделаида услышала в его голосе насмешку. В эту минуту она готова была его убить. По крайней мере она с удовольствием выхватила бы у него подсвечник и прицелилась ему в голову. Однако, будучи женщиной практичной, она торопливо схватила кочергу и выскользнула в сад.

Мистер Брайс не отставал.

— В задней стене дома есть дверь, которой редко пользуются. Она открывается в небольшой холл и на черную лестницу, которая выведет вас наверх.

— Почему вы ходите за мной? — требовательно поинтересовалась Аделаида.

— Какой же джентльмен допустит, чтобы леди ходила по темному саду одна?

— Джентльмен! — Ее глаза изучали окрестности в поисках других гостей, но в этой части сада все было тихо и пустынно, как в склепе. — Почему, ради всего святого, вы пошли за мной в комнату? Вам следовало оставаться в холле.

— Мне следовало? А почему не вам?

— Потому что вы открыли дверь... и я полагала...

— Что я открыл ее для вас? Ну и самоуверенность!

Аделаида попыталась вспомнить, махнул ли он рукой, приглашая ее в ту комнату, и вынуждена была признаться, что этого не было.

— И все равно вы должны были остаться снаружи, раз я вошла внутрь.

— Вы были не единственной, кто хотел уклониться от неприятной встречи, — напомнил он ей.

Как получилось, что она идет по темному саду с кочергой в руках, боится за свое будущее — все это из-за мужчины, шагающего рядом, — и при этом испытывает чувство, что должна перед ним извиниться за происшедшее?

Единственная дорожка перед ней разделилась на три. Правая вела к фасаду дома. Левая поворачивала назад, но вилась между клумб, примыкавших к стене. Она была хорошо видна любому, кому пришло бы в голову выглянуть в сад. Центральная дорожка вела в глубь сада, где живая изгородь защищала их от посторонних взглядов. Она сумела бы найти оттуда дорогу назад к дому, но остерегалась углубляться в темноту в обществе незнакомца.

— Если бы я хотел навредить вам, — произнес мистер Брайс, явно догадываясь о ходе ее мыслей, — я не стал бы представляться с самого начала. И не предложил бы лучший выбор оружия.

Аделаида должна была признать, что это звучит здраво, но все-таки покрепче перехватила кочергу и лишь после того сделала шаг по центральной дорожке.

 

Глава 2

Прогулка по саду началась в молчании. Аделаида вела их мимо душистых клумб и кустов, прелестного маленького фонтана и небольшого пруда, чья гладь сверкала в свете полной луны. Теплый воздух освежал легкий бриз, доносивший иногда отдаленные звуки музыки.

После того как они без приключений миновали увитую розами длинную арку, Аделаида облегченно вздохнула. Если мистер Брайс собирался напасть на нее, он не смог бы выбрать места лучше этого темного туннеля. Однако у него явно не было подобных намерений.

Тропинка перешла в покрытую гравием площадку, на которой были расположены несколько вычурных железных скамеек. Аделаида буквально бросилась через полянку, стремясь поскорее добраться до живой изгороди, отмечавшей край сада. Когда она завернет за угол, ей останется пройти до дома всего сорок или пятьдесят ярдов открытого пространства.

Она сошла с этой маленькой площадки-дворика, стараясь держаться в тени живой изгороди, и успела взглянуть на открытое пространство перед домом и манящую дверь, когда мистер Брайс схватил ее за руку и потянул назад.

— Перед нами препятствие.

Он кивком указал на дом, и когда Аделаида выглянула из-за кустов, она заметила не только манящую дверь, но и крупного мужчину, сидевшего на скамейке в шести футах от нее. Ее преждевременное облегчение растаяло быстро и болезненно.

— О нет! Проклятье!

Она яростно уставилась в спину мужчины. Это было не просто препятствие. Препятствие можно было бы обойти ловким маневром. Но это была полная блокада.

— Может он нас услышать? — прошептала она.

— Только если станем кричать.

Это было уже кое-что.

— Ладно. — Аделаида прикусила губу. — Ну, в конце концов есть и другие двери... Другие комнаты.

— И все они ведут в главный холл, на кухню или помещения для слуг, — напомнил ей мистер Брайс. — У вас больше шансов незамеченной вернуться назад, чем воспользоваться этой дверью.

— Только не сейчас. — Она снова закусила губу. — Может быть... вам подойти туда и спросить дорогу... — она понятия не имела, куда может захотеть найти дорогу джентльмен, — куда-нибудь... Например, в библиотеку.

Он помолчал.

— Все знают, где находится библиотека.

— Тогда спросите что-нибудь еще. Просто попытайтесь увести его отсюда.

Он выглянул из-за кустов.

— Не могу.

— Почему нет?

— Потому что это, — он указал на дверь и на мужчину перед ней, — это мистер Берч. Он знает меня около пятнадцати лет и не верит ни одному моему слову на протяжении четырнадцати с половиной из них. Если я попытаюсь увести его в дом, он тут же направится прямиком в сад.

Аделаида глубоко втянула носом воздух и задержала дыхание. Она не станет предаваться панике, не станет кричать на мистера Брайса, поскольку ни то ни другое не приблизит ее к решению проблемы.

Он улыбнулся ей по-детски глуповатой улыбкой, явно вызванной намерением обаять ее.

— Должен ли я просить прощения за беспутно проведенную юность?

Аделаида принялась ходить туда-сюда. Эта привычка всегда помогала ей сосредоточиться и успокоить нервы.

— Его необходимо каким-то образом сдвинуть с места. Мое отсутствие заметят. Пошлют горничную за мной в мою комнату. Сестра скажет, что я давно ушла...

— Это же маскарад, мисс Уорд. — Мистер Брайс удобно уселся на одно из сидений. — Никто не сможет утверждать, что вас нет среди гостей.

— Сэр Роберт сообразит. Вы же сказали, что он меня поджидает.

— Это так. А теперь, возможно, и нет. — Он пожал плечами, очевидно, ничуть не взволнованный происходящим. Негодник. — У него никогда не хватает терпения.

— Вам следует вернуться в дом... через кабинет и...

— Я не оставлю вас здесь одну в саду. — Мистер Брайс откинулся на спинку скамейки и вытянул вперед ноги. — Что, если вы наткнетесь в темноте на сэра Роберта?

— Это все не шутка! — почти рявкнула Аделаида. — Отправляйтесь назад в дом и...

Он поднял руку, прерывая ее речь.

— Признаюсь, эта последняя фраза была рассчитана вызвать у вас улыбку. Но я действительно имею в виду то, что сказал ранее. Это маскарад, мисс Уорд. Дом полон развлекающихся гостей. Джентльмены расхрабрились от бренди, а маски дают им иллюзию анонимности.

И снова он был прав. Аделаида никогда раньше не присутствовала на маскарадах, но была наслышана о том, что там происходило. Балы-маскарады славились бурными историями. Некоторым молодым леди их пожилые компаньонки запретили на них присутствовать.

Очевидно, мистер Брайс пытался — не впрямую и не слишком успешно — быть джентльменом. Будет справедливее, если она оценит его усилия по достоинству.

— Я ценю вашу заботу, — проговорила она в конце концов. — И прошу извинения за то, что была с вами резка.

Чтобы доказать свою искренность, она прислонила кочергу к живой изгороди и отступила от нее на шаг... Не очень далеко. Она могла извиниться, но глупить не собиралась.

— Очень милое свидетельство доверия, — кивнул мистер Брайс.

Довольная его признанием, Аделаида возобновила свои метания, стараясь не слишком отдаляться от кочерги.

Ведь должен найтись какой-то способ пробраться в дом тайком.

Должен найтись способ заставить мистера Брайса прекратить глазеть на нее, чтобы она могла наконец сосредоточиться и придумать, как сдвинуть этого мужчину с места.

В том, как мистер Брайс смотрел на нее, не было ничего угрожающего. Но все в нем ее отвлекало. Он был такой... присутствующий. Его крупная фигура на дамской скамейке выглядела нелепо. Однако он держался вполне непринужденно, и казалось, ему нравилось тихо сидеть и следить за ней своими пронзительными зелеными глазами.

Аделаида попыталась выкинуть его из головы, но ее тело не желало подчиняться доводам рассудка. Сердце бешено колотилось, а кожа горела под шелком платья. Она решила было отойти подальше в сад, чтобы подумать в уединении, но тут же сообразила, что он скорее всего последует за ней.

— Можно мне кое-что предложить? — Мистер Брайс указал на скамейку напротив себя. — Присядьте. Успокойте нервы. Нашей препоне скоро надоест ночной воздух. Максимум через четверть часа. Вы сможете свободно вернуться в бальный зал, и сэр Роберт не догадается о вашем маленьком приключении.

Она покачала головой. Не могла она спокойно сидеть, когда так волнуется.

— А с другой стороны, — продолжал мистер Брайс, — он не может что-то заподозрить, если вы вернетесь, выглядя так, словно прошагали полмили по дороге.

— Что-о?

— Сегодня дует ветерок, — объяснил он, указывая на ее маску. — И вы, шагая, поднимаете много пыли.

Аделаида замерла на месте и окинула взглядом маску и свое платье. Маска быстро распадалась, превращаясь в бесформенную кучку лент и перьев, а платье успело запылиться.

— О нет!.. — прошептала она.

У нее упало сердце. Платье еще можно было отряхнуть, но маску ей точно не удастся привести в порядок. А без маски она не может появиться на балу. Если же она не пойдет на бал, то не получит предложения от сэра Роберта. Как могло все так скоро разрушиться?

— Что же мне делать? — дрожащим голосом произнесла она.

— Прежде всего вам нужно сесть, — мягко сказал мистер Брайс, — и выслушать разумные доводы.

Если бы он рявкнул на нее или приказал подчиниться, она в гневе нашла бы в себе силы поспорить. Но его мягкое обращение обезоружило ее. Аделаида кивнула, но осталась на месте, чувствуя себя потерянной и опустошенной.

Мистер Брайс встал на ноги и подошел к ней. Он приподнял пальцем ее подбородок и не отпускал, пока она не посмотрела ему в глаза. В его взгляде светились доброта и тепло... и еще искра чего-то, о чем лучше было не думать.

— Я позабочусь о вас, мисс Уорд. — Он легонько провел большим пальцем по ее подбородку. — Доверьтесь мне.

Аделаида не могла ему довериться. У нее не было никаких причин ему доверять. И все же, каким бы невероятным это ни казалось, его прикосновение давало ей ощущение безопасности, его слова ее утешили. Так что когда он затем взял ее под локоток, повел к скамейке и усадил рядом с собой, она не сопротивлялась.

— Вы не исчезли с бала, — раздался над ее головой его голос, она ощущала на макушке его дыхание. — Вы просто еще не явились туда. Согласитесь, здесь есть разница.

— Да.

Разница была значительная. Ее разум с трудом выбирался из тревожного тумана. Она пришла бы в себя скорее, если бы не сидела так близко к нему. Твердые мускулы его бедра соприкасались с ее ногой, и еле уловимый его аромат окутывал ее.

— Есть куча объяснений того, почему вы припозднились, — продолжал он. — Если хотите, я помогу вам выбрать подходящее, но сомневаюсь, что моя помощь вам понадобится. Держу пари, что имеется еще не меньше полудюжины дам, задержавшихся из-за того, что решили в последнюю минуту сменить платье... или кому-то не понравилось, как горничная их причесала. Неужели вы думаете, что кто-то упрекнет их за опоздание?

— Нет. Полагаю, что нет.

— И вас также. А что касается этого... — Мистер Брайс взял из ее рук маску и отложил ее в сторону. — Миссис Кресс — гостеприимная хозяйка. Не сомневаюсь, что у нее найдется в запасе лишняя, которую вы сможете одолжить.

Аделаида снова кивнула, и ее плечи облегченно расслабились. Она не подумала об этом.

— Да, полагаю, что вы правы.

— Вот. — Мистер Брайс сунул руку под сюртук и, вынув небольшую фляжку, протянул ей. — Глотните. Это успокоит вам нервы.

Она настороженно взяла фляжку и понюхала содержимое.

— Это виски, — сообщил ее спутник.

Аделаида нахмурилась: первой мыслью было отказаться. Леди не глотает спиртное! Впрочем, истинная леди также не разговаривает в темном саду с красивым незнакомцем, пока жених ждет ее в доме.

Она сделала большой глоток. Жидкость обожгла ей горло, на глазах выступили слезы.

— О... святые небеса! — ахнула она.

— Вы никогда раньше не пили виски? — с тихим смешком предположил он.

Она покачала головой и отвернулась, чтобы коротко выдохнуть, изумившись, что из ее горла не вырвался язык пламени.

— Нет. — Она еле сдержалась, чтобы не помахать рукой у рта. — Но мой брат вечно прославляет благотворные качества таких напитков. Особенно бренди. Наверное, в его утверждениях что-то есть.

— Они бывают полезны. Для некоторых недугов и в разумной мере.

Аделаида посмотрела на фляжку.

— И какова же разумная мера?

— Сердце еще трепещет? Нервы еще бунтуют?

— Пожалуй.

— Тогда еще немножко.

Она задумалась. Первоначальный ожог сменился приятным теплом в груди. Она могла выпить парочку бокалов вина и не почувствовать их воздействия. Наверное, она способна выпить несколько глотков виски, не теряя головы.

Аделаида сделала еще глоток и удовлетворенно вздохнула, когда тепло начало расходиться по телу ласковой волной. Интересно, продолжится ли это ощущение, если она отопьет еще немного?

Но мистер Брайс отобрал у нее фляжку.

— По-моему, вы уже получили нужную дозу.

— Хм-м-м. — Пожалуй, он был прав. Она не ощущала ничего необычного, кроме приятного тепла в желудке и некой легкости, притупившей острые края ее страха. — Мне нужно было сообразить, что нужно выпить перед тем, как выйти из своей комнаты. Тогда бы я не медлила в холле.

— И пропустили бы такое отличное приключение.

Она деликатно фыркнула.

— Мне не нужны приключения. Мне нужно каким-то образом вернуться в дом.

— А если вам не возвращаться в дом?

Она растерянно нахмурилась:

— Простите, не понимаю.

— Предположим у вас были бы свои пять тысяч фунтов в год, — объяснил мистер Брайс. — Предположим, вы могли бы быть, где вам только заблагорассудится, делать все, что захочется в любую минуту. Где бы вы хотели оказаться?

Аделаида потрясла головой и обнаружила, что та как- то непрочно держится на шее.

— Что толку в таких фантазиях?

— Это всего лишь способ провести время, — небрежно откликнулся мистер Брайс. — Например, я хотел бы находиться дома в своем любимом кресле, в библиотеке. В одной руке у меня была бы книга, а в другой рюмка бренди. У ног моих лежала бы собака, а в камине пылал огонь.

— Сейчас слишком тепло, чтобы зажигать камин, — заметила она.

— Была бы зима... Теперь ваш черед.

Ладно. Если ему хочется знать, где она хотела очутиться в данный момент, ответить было просто.

— Я тоже хотела бы очутиться дома с моим племянником и...

— Нет, — перебил он. — Это мелко, Аделаида. Могу я называть вас Аделаидой?

Она знала, что должна не соглашаться на это, но ее здравый смысл и речь как-то разделились, потому что с ее уст сорвалось:

— Разумеется.

— Отлично, — кивнул он. — Ваше воображение, Аделаида, рисует обыденные скучные картины.

— Но вы тоже описывали нечто подобное.

— Да, но для меня мелкая обыденность представляет нечто новое. Я мечтаю о ней, потому что уже испытал необычное и значительное. Разве вы не предпочли бы очутиться в Лондоне или в Бате... или плыть через пролив, направляясь во Флоренцию?

Заинтригованная Аделаида передвинулась на скамейке, чтобы лучше видеть его лицо.

— Вы бывали во всех этих местах, мистер Брайс?

— Коннор, — предложил он. — Да, бывал.

Она едва могла представить себе такое. Совсем юной она мечтала о путешествиях. Ее родители встретились в Пруссии, в стране, где родилась ее мать. А поженились спустя два месяца в Италии и следующий год провели в странствиях по континенту. Аделаида зачарованно слушала их рассказы и проводила целые часы в мечтах, воображая себя на альпийских вершинах или купающейся в Средиземном море. Родители часто говорили о желании вернуться туда всей семьей, но война и ухудшавшееся здоровье матери не позволяли совершить эту поездку.

— Я не отказалась бы от путешествий, — призналась она.

— Куда?

Она хотела бы съездить во Францию. Родителям не удалось там побывать. Она готова была побывать там за них. Это была невозможная и сентиментальная мечта.

— Не важно куда, — пожала она плечами. — Лишь бы туда, где не бывала. Довольно любого места, расположенного дальше двадцати миль от дома. Я никогда не покидала Шотландии.

От ее дома было меньше половины дня езды до границы и меньше пяти миль до того места, где она сейчас находилась...

— После свадьбы у вас появится эта возможность.

Аделаида бросила быстрый взгляд на дом.

— Я еще не получила предложения.

— Но вы его ожидаете.

Не было никакого резона отрицать это или разыгрывать смущение.

— Ожидаю. И думаю получить его сегодня вечером.

— Куда вы отправитесь?

— В свадебное путешествие? Видимо, никуда. Сэр Роберт не любит путешествий.

— Понимаю, — произнес он.

Было удивительно, как много смысла можно вложить в одно слово.

Однако такое восприятие пробудило в ней тревогу. Ибо слишком походило на жалость. Она не хотела, чтобы Коннор жалел ее, отчасти потому что это уязвляло ее гордость. А главное, ее угнетало сознание того, что повод для сочувствия есть... что брак с сэром Робертом окажется плачевным.

— У него много других хороших качеств! — выпалила она.

Если Коннора удивила эта вспышка лояльности, он этого явно не выказал. Его губы дернулись в легкой усмешке, и он серьезно заявил:

— Я жажду услышать о них.

— Он барон, — напомнила Аделаида.

— И обладает пятью тысячами годового дохода. Знаю, — кивнул он и умолк в ожидании дальнейшего описания прекрасных качеств сэра Роберта, что было бессмысленно, потому что, к несчастью, словами «он барон» Аделаида исчерпала бы свои сведения о женихе.

Ей понадобилось полминуты, чтобы придумать что- либо еще.

— Дамы считают его красавцем.

— И вы с ними согласны?

— Ну-у... — Аделаида нахмурилась, представляя мысленно лицо сэра Роберта.

Он зачесывал волосы вперед в несколько суровом стиле, так что почти каждая прядь лежала параллельно земле. А еще у него было пристрастие к ярким жилетам и чересчур крупным галстучным булавкам.

— Я считаю, что сэр Роберт... возможно... иногда одевается... чрезмерно...

— Чрезмерно наряжен... — повторил Коннор и провел языком по зубам, словно пробуя это определение на вкус. — Сказано весьма дипломатично.

— Дипломатия — вещь очень полезная.

— Иногда. А иногда это костыль и барьер. — Он наклонил голову, чтобы поймать ее взгляд, и она увидела в его глазах искорки юмора. — Мы с сэром Робертом не дружим, Аделаида. От меня он ваше мнение не услышит, а если б и услышал, то не поверил бы. Держу пари, что вы не можете высказать подобные мысли ни друзьям, ни родственникам. Почему же не воспользоваться случаем и не высказать их мне?

У него это прозвучало так просто и так соблазнительно. Действительно, почему бы не поделиться своим мнением здесь, где нет никого, кроме них двоих? Почему не высказать громко то, о чем она старательно умалчивала?

— Он похож на попугая, которому ветер дует в хвост.

Коннор звучно расхохотался.

Ужаснувшись, Аделаида шлепнула себя ладонью по губам и тут же опустила ее, осознав, что продолжает бормотать из-под пальцев.

— Я не это имела в виду... Мне не следовало говорить такое...

— Я в восторге от ваших слов!

— Но это звучит так недоброжелательно...

— Вовсе нет. Неподходящую прическу и неудачный наряд легко исправить. Недобрым было бы сказать, что у него слишком большой нос. С этим бедняга ничего не может поделать.

— Это у вас слишком большой нос.

Боже, что это на нее нашло?!

— Вот видите? Вы можете быть недоброй. — Коннор склонил голову набок. — Вы слегка пьяны. Верно?

— Вовсе нет. — Она заколебалась. — Как это узнать точно?

— В данном случае об этом вам говорит независимый наблюдатель. Вы слегка пьяны.

Это наверняка объясняет то, что на нее нашло и почему ее мысли мечутся в голове, как пчелы над цветком. Только-только она решит, что все успокоилось, как откуда-то налетает новая мысль. Она пытается обдумать ее, но не может сосредоточиться на время, нужное для серьезного размышления.

Аделаида с силой выдохнула и снова расслабилась на скамейке.

— Не могу представить его себе.

— Сэра Роберта? Почему? Вы слегка навеселе, а не пьяны вусмерть.

— Он не одобряет употребление спиртного...

Наступила краткая пауза, затем он продолжил:

— Вы, наверное, шутите?

Аделаида вздохнула, но, сообразив, что это ни о чем не говорит, покачала головой:

— Нет, я сказала это всерьез. Он считает, что леди не должна прикасаться к спиртным напиткам.

— Тогда он просто лицемер. Он будет пьян в стельку еще до двух. Бьюсь об заклад, он уже пьян наполовину.

— Наполовину?

Она рассмеялась, не представляя сэра Роберта в таком состоянии. Разумеется, он с удовольствием пил вино, и раз или два она ощущала винный запах в его дыхании, но никогда не видела, чтобы он утратил самообладание. Не то что ее брат, когда решал повеселиться... Аделаида тряхнула головой, прогоняя воспоминания. В эту минуту ей не хотелось вспоминать о брате, да и о сэре Роберте тоже. Она чувствовала себя чуть-чуть легкомысленной, чуть бесшабашной и хотела подольше насладиться этой приятной свободой.

Она наклонилась в сторону Коннора и улыбнулась ему.

— А как обстоит дело со мной?

— Ах! — Он улыбнулся в ответ своей обаятельной улыбкой, на которую она готова была любоваться весь вечер. — Вы — как вышивание.

— Непонятно, — выпрямилась Аделаида.

— Оно украшает. Придает шарм. Оживляет унылое и усталое. — Протянув руку, он погладил ее по щеке тыльной стороной ладони. — Оно преображает повседневность.

Тепло его пальцев вызвало приятный трепет, разошедшийся волнами по ее коже.

— По-моему, мы отклонились от темы, — прошептала Аделаида.

— Лишь слегка, чтобы вы не ощутили неловкость. — С легкой улыбкой он отвел руку от ее лица. — Разве сэр Роберт не делает вам комплименты?

— Делает.

Она вдруг подумала, не будет ли непростительно смелым попросить его вернуть руку на ее щеку.

— Расскажите мне, что он вам говорил.

Внимательный спокойный взгляд Коннора и его улыбка мешали ей думать. Ей понадобилось несколько мгновений, чтобы подыскать пример.

— Он говорил, что у меня прелестные глаза.

— Они вполне приемлемые. Что еще?

— Приемлемые?!

У него в глазах засверкали смешливые искорки.

— Что еще он говорил?

Нахохлившись, Аделаида сдвинула брови.

— Он сравнил цвет моего лица с лепестками роз.

— Не слишком оригинально. Что еще?

Она скрестила руки на груди.

— Что я умная.

И помоги ему Господь, если он скажет, что не так!..

Его губы дернулись в усмешке.

— По-моему, вы это только сейчас придумали.

— Не придумала! — А вот насчет розовых лепестков и цвета ее лица сочинила. — Я вчера обыграла леди Пенрайт в шахматы. На сэра Роберта это произвело большое впечатление.

Проиграть леди Пенрайт в любой игре было невозможно. Однако, поскольку леди Пенрайт никогда не упоминала о мистере Брайсе, — а названная леди очень любила поговорить о красивых джентльменах, — Аделаида сочла, что Коннор не знаком ни с этой дамой, ни с ее способностями к играм.

Видимо, так и было.

— Он вас не стоит.

Она растерянно мигнула.

— Прошу прощения?

— Сэр Роберт недостоин вас.

Коннор произнес это тихо, но ясно. Всякая шутливость сошла с его лица и сменилась напряженностью, которая ее встревожила.

Аделаида встала и отошла на несколько шагов, стремясь отдалиться от него и от того, что он сказал.

— Получасового знакомства недостаточно, чтобы вынести такое суждение...

— Банальные комплименты, — прервал он ее. — Вертопрах... Боится путешествовать... Осуждает...

— Я никогда не говорила, что он боится.

— Вы не хотите его, — мягко произнес Коннор и поднялся со скамьи.

— Разумеется, хочу.

— Нет. Вы хотите безопасной жизни, которую обеспечит его доход. — Его глаза поймали ее взгляд. Он направился к ней. — Он вам даже не нравится.

Его движения зачаровывали. Несколькими неспешными шагами он сократил расстояние между ними. Этот мужчина знал, чего хочет, и был уверен в успешном достижении своих желаний. У Аделаиды была полная возможность попятиться, но она не могла шевельнуться... и не могла отвести от него глаз.

— Он был всегда добр ко мне, — услышала она свой шепот.

— И этого вам достаточно? — Его высокая фигура заслонила свет луны. — Доброты и дохода?

Коннор подошел так близко, что ей пришлось запрокинуть голову, чтобы видеть его затененное лицо.

— Да.

— Разве вы не жаждете чего-то большего?

Да.

— Нет.

Легкая улыбка чуть приподняла уголки его губ. Он протянул руку и обнял ее за талию, притягивая к себе.

— Жаждете.

Ее руки взлетели и легли ему на грудь в тщетной попытке создать иллюзию расстояния между ними. Она покачала головой... Или ей показалось, что покачала. Трудно было сказать. Да и не было никакой разницы. Он просто притянул ее еще ближе и, склонив голову, прошептал ей на ушко:

— Милая, все жаждут большего.

А затем он стал ее целовать. Его рот скользил по ее губам нежными касаниями, трепетной лаской. Он был так бережен и деликатен, что Аделаида почти поверила, что он ни на чем не настаивает, дает ей возможность уклониться... Но железная хватка руки у нее на талии говорила о другом. Он был в ней уверен и просто терпелив. Он целовал ее с ласковой настойчивостью, словно намеревался принудить ее к неизбежной покорности. Хотя бы пришлось потратить на это всю ночь.

Но ожидание не продлилось так долго. Чувственный танец его губ разогрел ее кровь. Аделаида глубоко вздохнула, руки и ноги отяжелели и расслабились, а в голове все поплыло. Она прислонилась к нему, ощутила ладонями, как сильно бьется в груди его сердце, почувствовала сквозь одежду твердую мощь его тела.

Его ладонь легла ей на щеку, а большой палец прошелся по ее подбородку и слегка нажал на него. Она невольно приоткрыла рот, и его язык скользнул в него, пробуя на вкус.

Аделаида услышала собственный стон и его шутливый шепот около губ.

— Хочешь большего?

В этот момент она хотела всего. Она кивнула и была вознаграждена легким поцелуем в висок.

— Тогда не стремись увидеться с ним сегодня. — Коннор накрыл ее рот своим и задержался настолько, чтобы выманить у нее обещание. — Не встречайся с ним.

— Ладно, — прошептала она и потянулась к нему, когда он отстранился.

— Поклянись! — настаивал он, не приближаясь.

— Клянусь.

Она почти не сознавала, какие слова произносит.

— Помни, — прошептал он.

Кратко прижался к ее губам, провел ладонью по щеке и отпустил ее.

Она растерянная осталась стоять на месте, в то время как он отступил на два шага. Если бы не вдруг ослабевшие колени, она бы шагнула за ним, но вместо этого произнесла первое, что пришло в голову:

— Ты говорил, что будет большее. Ты обещал...

Она оборвала себя и поморщилась. Даже чуть пьяная и ошеломленная, она понимала, что выставляет себя дурочкой.

Коннор только улыбнулся:

— Ты тоже дала обещание. Сначала выполни свое.

— Ох!..

Почему-то это показалось ей очень несправедливым, но она не хотела спорить, чтобы не казаться еще глупее. Более разумным казалось вообще ничего больше не говорить. Она никогда до этого не целовалась с мужчиной и не имела ни малейшего понятия, чего теперь от нее ждали. Должна ли она повести вежливый разговор? Или томно уставиться ему в глаза? Быстро попрощаться? Последнее вдруг показалось ей самым привлекательным.

Коннор немного отклонился, заглядывая через кусты.

— Наше препятствие испарилось.

— О! Отлично, в самый подходящий момент.

Ощущая одновременно неловкость, растерянность и облегчение, Аделаида волевым усилием заставила ноги слушаться и повернулась в сторону дома. Однако осознав, что Коннор не идет за ней, вернулась.

— А вы идете?

Он покачал головой.

— Я буду наблюдать отсюда.

— Ладно, — повторила она и, ощутив потребность в каком-то заключительном жесте, улыбнулась и присела в неглубоком реверансе. — Доброй ночи, Коннор.

— Сладких снов, Аделаида.

Он произнес эти слова как ласку. И Аделаида чувствовала жар его взгляда на затылке, когда потом шагала по открытому пространству к двери дома. Последней ее мыслью, перед тем как она открыла эту дверь, было, что ночь началась совсем не так, как ожидалось.

 

Глава 3

После того как Аделаида скользнула внутрь, Коннор тоже направился в дом. Ночь, решил он, прошла почти по плану. Он на минуту прислонился спиной к холодному камню стены, смакуя удовольствие от своего успеха... и памяти от вкуса Аделаиды Уорд. Он знал, что она будет сладкой, но легкая терпкость оказалась приятным сюрпризом.

Как правило, он избегал сюрпризов. Или, точнее, не любил, чтобы его заставали врасплох. А вот проделать это с другими было делом совершенно иным. Однако в случае мисс Уорд он был готов с радостью очароваться неожиданным.

С ней он был готов на многое. Например, оказаться обнаженным. Но теперь главным и первоочередным было обручиться с ней. Трудной задачей станет уговорить ее на это, но он как-нибудь все устроит. Обстоятельства, в которых оказалась Аделаида благодаря своему идиотичному братцу, уже сделали за него половину дела.

Вольфганг Уорд растратил семейное состояние на серию неудачных деловых попыток, настолько рискованных, что их трудно было назвать иначе, чем плохо обдуманные пари. Ходили слухи, что часть вины за неудачные вложения Вольфганга лежала на его покойной жене, но подтверждения этому Коннор пока не нашел. Тем более что неудачные проекты продолжались и после смерти этой жены при родах.

Это произошло около двух лет тому назад. Вольфгангу дали десять месяцев на празднование рождения сына и скорбь по жене, а затем посадили в долговую тюрьму, где он ухитрился заиметь еще один самый тяжкий долг. Источник и размер этого долга до сих пор оставались для Аделаиды тайной.

Только недомыслием провидения можно было объяснить, что сестры Вольфганга и его сын до сих пор не оказались в работном доме для нищих. Провидение послало Аделаиде и Изабелле небольшое наследство от какой-то дальней кузины. Его не хватило на то, чтобы выручить Вольфганга из тюрьмы, но оказалось достаточным, чтобы обеспечить сестер и малыша кровом и пропитанием... пока. От наследства уже оставалось совсем немного, а кредиторы Вольфганга прилагали все силы, чтобы его отобрать. Несомненно, им скоро удастся убедить суд, что женщинам оставлять наследство бесполезно.

У Аделаиды почти не оставалось ни времени, ни денег.

Коннор мрачно улыбнулся. К счастью для нее, у него средств хватает. А вот недостаток времени тревожил. Сегодняшней хитростью он обеспечил себе день или два... но ему требовалось больше.

Тот факт, что нынешняя история являлась специально подстроенной, вызывал у Коннора лишь небольшую неловкость. Для мук совести есть время и место. А именно их испытывает тот, кто поступает неправильно.

А он ни секунды не сомневался в том, что прав.

— Что ты так хмуришься, мальчик? Не смог проделать все лучше? Спросил бы меня.

Коннор только выгнул бровь, когда из-за угла дома появился Майкл Берч. Тяжеловесный коренастый мужчина направлялся к нему, возбужденно потирая руки и прихрамывая из-за больного колена. Хотя он уже одолел границу среднего возраста, рыжие волосы Майкла сохранили свой яркий цвет, а круглое лицо оставалось таким же гладким, как при первой его встрече с Коннором. Коннору, как он и сказал Аделаиде, тогда было шестнадцать лет. Остальное он выдумал. Майклу не понадобилось полгода, чтобы разгадать лжеца. Обман был его успешным ремеслом.

— Все прошло по плану, — сказал Коннор как бы в ответ ему.

В целом по плану, мысленно поправил он себя. Задняя дверь дома затряслась и приоткрылась. Древнее лицо Грегори О’Малли появилось в щели. Его обветренное морщинистое лицо расплылось в улыбке.

— Что скажешь, парень? Возьмет она тебя?

— В конце концов, — отозвался Коннор, наблюдая, как старик выбирается из дома. Для своего возраста Грегори был достаточно бодр, но неизвестно, что скрипело больше — дверные петли или его суставы. — Ты проследил за ней?

— Да. Она отправилась прямиком в свою комнату.

— А до этого ты прошелся мимо гостиной и остановился перед дверью.

Это не было частью плана. Грегори было велено медленно пройти по коридору мимо двери маленькой гостиной и усесться на скамейке.

— Да, так и сделал. — В голосе Грегори не было слышно ни йоты раскаяния. — Человеку нужно иногда поразвлечься. А девчонке следовало задуматься.

— Тебе повезло, что она не упала в обморок.

Майкл хмыкнул:

— У нашей девушки характер решительный.

Это было так, но ни у того, ни у другого мужчины не было возможности в этом удостовериться.

— Но ведь ты ее никогда не встречал.

— Зато наблюдал. Она приходила навещать брата в тюрьме одна, с ребенком на руках и безо всякой защиты, кроме молитвы.

— Да, — кивнул Грегори. — Характер у нее есть. Она станет хорошей женой... Ты женишься на ней?..

Майкл наклонился к Грегори.

— Минуту назад он хмурился и мрачнел.

— Встревожился? Наш Коннор?

Коннор одарил их притворной улыбкой.

— Я не тревожился. Она согласилась не встречаться с сэром Робертом сегодня.

— А завтра? — поинтересовался Грегори.

— Посмотрим.

Его собеседники обменялись взглядами, но промолчали.

Коннор задумался, насколько полно рассказать им о происшедшем.

— Ухаживание зашло дальше, чем я предполагал: она ждет от него предложения руки.

— Что ж, времени хватит отбить ее даже после церковного оглашения о помолвке, — наконец произнес Майкл. — Ничего окончательного не произойдет, пока они не встанут перед священником.

— И до брачной постели, — добавил Грегори.

При мысли об Аделаиде в брачной постели с сэром Робертом Коннора чуть не вывернуло наизнанку. Он постарался выбросить из головы и эту картину, и подобные мысли.

Грегори понизил голос и наклонился поближе:

— Послушай, паренек... Бывало, что мужчина, желавший взять в жены определенную девушку, просто брал ее. И дело с концом.

Коннор наградил старика непроницаемым взглядом.

— Он не предлагает тебе украсть девицу, — объяснил Майкл.

— Я никогда не предложил бы такого, — подтвердил Грегори с изумленным видом и придвинулся еще ближе. — Но бывали времена, когда мужчина не отвергал эту идею.

— Я думал над этим. — В любом случае у него пару раз возникали такие фантазии. Или почти такие. — И мой ответ «нет»!

Коннор решительными шагами направился через лужайку к линии деревьев, окружавшей сад. Мужчины пошли за ним.

— Говорил тебе, ничего не выйдет, — прошептал Майкл.

— Мальчик стал мягкотелым.

— Чего же еще ждать, если ты вечно его баловал?

— Я баловал? Разве это я отговорил его от того, чтобы пристрелить мерзавца там, в Монтсеррате? Я тебя спрашиваю! Нет, не я!

Коннор усмехнулся, слыша их перебранку. Он как бы отодвинул на задний план звук их голосов, потому что давно привык слышать их препирательства и даже получал удовольствие от них, как от скрипов и шорохов любимого старого кресла. Он словно набирался от них силы и целеустремленности. Когда-то эти двои были его спасителями и наставниками, теперь — просто его семьей. Он был перед ними в долгу. Если б не Майкл и Грегори, он бы затерялся в трущобах Бостона. А если б не он, они провели бы последний год жизни в тюремной камере, а не свободными людьми. Из-за сэра Роберта...

Даже если это станет его последним делом в жизни, Коннор приложит все силы, чтобы сэр Роберт заплатил за свои преступления.

И Аделаида Уорд станет первым взносом.

Аделаида была еще не слишком трезвой, когда доковыляла до своей комнаты. Однако приложила все усилия, чтобы выглядеть достойно. Она провела ладонями по платью и постаралась собраться с мыслями. Когда ей это не удалось, она попробовала сфокусировать взгляд.

Изабелла еще не спала. Сидя в кресле у окна, она читала книжку. У них были одинаковые хрупкие фигуры и тонкие черты лица, но Изабелла унаследовала от матери темно-белокурые волосы и светло-голубые глаза, а также ее упрямство и — иногда — вспыльчивость.

Она окинула прищуренным взглядом Аделаиду и вернулась к книжке, напомнив тем самым сестре, что перед балом они поссорились.

— Ну как? Свершилось? — язвительно осведомилась Изабелла. — Прекрасная дева пожертвовала себя дракону и спасла королевство?

— Нет. — Ступая очень осторожно, Аделаида пересекла комнату и мысленно поздравила себя с тем, что не споткнулась, после чего швырнула маску на постель. — Владения Уордов продолжают пребывать в опасности.

— Сэр Роберт не сделал предложения? — Изабелла оторвала глаза от книжки, и суровое выражение ее лица сменилось растерянностью. — И ты вернулась?!

— Я не пошла туда.

— Но тебя не было почти час. Где ты была? — прищурилась Изабелла. — И почему ты такая взъерошенная?

— Я была в гостиной... в саду. — Аделаида взмахнула рукой. — Там дул ветерок. Я так и не добралась до бала.

— В саду?.. — Явно заинтригованная Изабелла отложила книжку в сторону и поднялась на ноги. — Что ты там делала?

Придумать подходящую ложь Аделаида не смогла и выпалила:

— Уклонялась от сэра Роберта!

— О! Я знала! — вскричала Изабелла с нескрываемой радостью. — Я знала, что ты придешь в чувство.

— Наоборот, я утратила всякое соображение.

— Чепуха! Ты наконец-то пришла в себя. — Изабелла пересекла комнату и с преувеличенным сочувствием погладила сестру по руке. — Бедняжка. Я слышала, что от этого наступает полный сумбур в голове. Однако поскольку я никогда рассудка не теряла...

Изабелла оборвала себя и принюхалась.

— Ты пахнешь... — Она склонилась к сестре и снова нюхнула. — Решительно огнеопасно!

— О, я... Там был буфет. В гостиной... Я подумала, что глоточек успокоит мне нервы...

— Аделаида! Ты что, пьяна?

Эта мысль явно очаровала Изабеллу.

— Вовсе нет! Я... — У нее вырвался довольный смешок. — Я вышита.

— Вышита? Что, ради всего святого, это значит?

Аделаида покачала головой и жестко провела ладонями по лицу, словно это могло стереть с него упрямо рвущуюся наружу улыбку.

— Это означает, что я жутко все испортила. Святые небеса! Что же я натворила?

— Судя по всему, ты отлично провела этот час.

Аделаида проигнорировала ее слова, скинула туфельки и заметалась между кроватью и дверью. Она заставляла себя сосредоточиться. Тогда она сумеет выбраться из той неразберихи, в которой запуталась. Надо, надо подумать!.. Будь оно все проклято!

— О чем я только думала? — пробормотала она себе под нос.

Уж, конечно, не о своей семье, или сэре Роберте, или деньгах, потраченных на новое бальное платье. Она хмуро глянула на свои юбки. Платье было не из лучшего шелка, и фасон не самый модный, но оно было новым и обошлось недешево. Она могла бы потратить эти деньги на полусапожки для себя и Изабеллы. Им обеим срочно требовалась новая обувь. Словом, она могла бы потратить эти деньги гораздо практичнее.

— Я должна была пойти на бал, — пробормотала она.

А теперь было уже слишком поздно. Даже если бы она не была «вышита», если б не дала обещание Коннору... Будь она проклята, если станет целоваться в саду с одним мужчиной и в тот же вечер примет предложение руки и сердца от другого. Она предпочитала думать, что сохраняет по крайней мере остатки чести.

Сколько, задумалась она, должно пройти времени между поцелуем и предложением?

— День или два?

Она бросила искоса взгляд на Изабеллу, которая, зная привычку Аделаиды расхаживать, разговаривая сама с собой, спокойно уселась на ручку кресла.

— Ты хоть сознаешь, что я не имею ни малейшего понятия, о чем ты говоришь? — пожала она плечами.

— Конечно, понимаю.

Аделаида просто на мгновение забылась. Так же, как чуть раньше забыла, насколько нужны ей деньги сэра Роберта и сколько она потратила на бальное платье.

— Полагаю, я смогу попытаться его продать, — бормотала она.

Но все равно это оказывалось такой бессмысленной тратой... К тому же она бесконечно устала продавать свои вещи. Почти все ценности, принадлежавшие их семье, были давно заложены за мизерную долю их стоимости.

— Оно же практически неношеное, — пришло ей в голову. Она остановилась и ухмыльнулась сестре. — Его должна надеть ты.

— О чем это ты?

— Ты должна пойти на бал.

Изабелла пружинисто выпрямилась, голубые глаза ее засверкали.

— Ты правда этого хочешь?

— Нет никакого смысла, чтобы пропадало такое платье. — Аделаида рассмеялась, глядя, как Изабелла немедленно стала торопливо расстегивать пуговки на своем платье. — Но тебе придется позаимствовать новую маску у миссис Кресс. Моя погибла.

Изабелла бросила взгляд на кучку перьев, лежавшую на постели.

— Да, упокоилась с миром.

Чувствуя себя гораздо лучше после того, как исправила одну ошибку, Аделаида встряхнула юбки и обменялась платьями с сестрой. Она усадила Изабеллу за туалетный столик и попыталась как-то причесать ее, но попытка оказалась тщетной, и она бросила это занятие.

Изабелла возбужденно вертелась у нее под руками.

— Может быть, я встречу джентльмена, который купил Эшбери-Холл, и он безумно в меня влюбится.

Аделаида подумала об огромном, давно заброшенном поместье, расположенном в нескольких милях от их дома.

— Мы не знаем, что за джентльмен его купил. Мы не знаем никого достаточно состоятельного, чтобы купить Эшбери-Холл.

— Но мы, возможно, узнаем... к концу этой ночи.

Аделаиде понадобилось несколько мгновений, чтобы заметить азартный блеск в глазах сестры.

— Разумеется.

Она подошла к стене и дернула сонетку звонка.

Изабелла нахмурилась.

— Что ты делаешь?

— Тебе понадобится компаньонка.

Она была навеселе, но рассудка не потеряла.

— Никого мне не нужно! — возмутилась Изабелла. — Как я смогу веселиться, если за плечо будет заглядывать компаньонка?

Не отвечая, Аделаида снова дернула шнур звонка.

— Ну хорошо, — недовольно фыркнула Изабелла и вновь перевела взгляд на свое отражение в зеркале. — Узнай, свободна ли леди Энгели. Она дама жизнерадостная, и твой дракон ее не испугает.

— Сэр Роберт вовсе не...

— Что мне сказать миссис Кресс?

Аделаида растерянно заморгала, ошеломленная такой резкой сменой темы.

— О чем ты намерена с ней говорить?

— Ты точно пьяна! — рассмеялась Изабелла. — Как мне объяснить твое отсутствие?

— Ох!..

Она постаралась припомнить, какой предлог они придумали, чтобы оправдать отсутствие на балу Изабеллы. Уж точно не то, что сестры Уорд не могут позволить себе два новых бальных платья.

— Скажи ей, что у меня разболелась голова.

— Полагаю, что через несколько часов это окажется святой правдой.

Аделаида, усевшись на постели, рассеянно наблюдала, как прихорашивается Изабелла. Та была такой хорошенькой, жизнерадостной, полной сил, надежд и энергии. Но жизнь давила их бедностью. Аделаида слишком хорошо это понимала. Если ничего не произойдет, всякие надежды скоро умрут.

— Изабелла! — внезапно обратилась она к сестре, подождав, пока их взгляды встретятся в зеркале. — Неужели так плохо иметь в братьях богатого барона?

Прошло несколько долгих мгновений, пока Изабелла собралась с мыслями, но когда она наконец ответила, голос ее был нежен и печален, так что у Аделаиды защемило сердце.

— Я обожала бы богатого брата, — она повернулась на табурете и посмотрела в лицо Аделаиде, — но я не хочу получить сестру-мученицу.

Аделаида молча задумалась над ее словами. Это было последнее, что сказала сестра, и об этом думала Аделаида, засыпая. Сон ее был полон драконов и дев. А еще там был рыцарь с завораживающими зелеными глазами и губами, слегка отдающими виски.

 

Глава 4

На следующее утро Аделаида поднялась с твердым намерением забыть о случившемся накануне вечером. Принять такое решение было очень легко: для этого требовалось только коротко поразмыслить, какой дурочкой она себя выставила. Пила виски... целовалась с незнакомцем в саду, пообещала уклониться от встречи с почти женихом... Она едва могла поверить в случившееся.

Однако теперь она могла позаботиться о том, чтобы не повторять своих ошибок. Она оденется, выйдет к завтраку, проявит внимание к сэру Роберту и станет всячески притворяться, что никогда не сталкивалась с человеком по имени Коннор Брайс.

Первое и второе намерения она исполнила. Гораздо труднее получилось с третьим и четвертым. Сэра Роберта на завтраке не оказалось, что она почти проглядела из-за полной неудачи проигнорировать существование мистера Коннора Брайса.

Он тоже не был на завтраке — на это она сразу обратила внимание и провела следующий час, ломая голову, как ей осведомиться о нем, не признаваясь никому, что познакомилась с ним накануне вечером.

Наконец она сдалась, когда миссис Кресс встала из-за стола и пригласила гостей присоединиться к ней в прогулке по саду. Аделаида вежливо отказалась, сославшись на продолжавшуюся головную боль. Она прибавила и эту ложь ко все увеличивающемуся списку своих грехов. Не было у нее никакой головной боли. Она проснулась утром здоровехонькой, как всегда. Небольшая приятная, хоть и незаслуженная радость.

Ее чувство вины увеличилось, когда она выскользнула из утренней столовой как раз в ту минуту, когда сэр Роберт входил в нее через другую дверь. Скоро она поговорит с ним, твердо сказала себе она... но не сейчас. Сначала ей нужно совершить долгую прогулку на свежем воздухе, чтобы окончательно привести мысли в порядок.

Аделаида недолго успокаивала себя рассуждением, что для этого ей необходимы свежий воздух и уединение, а потому постаралась держаться подальше от остальных гостей.

В конце концов, утро было чудесным. Солнце позднего лета грело ей спину, а легкий ветерок шевелил юбки и охлаждал лицо. Вокруг радовали глаз виды и звуки ухоженного сада: пчелы жужжали среди астр, аккуратные клумбы с турецкой гвоздикой и вьющиеся плети старинных роз источали аромат. Аделаида тщательно рассматривала их, изо всех сил стараясь отвлечься от мыслей о Конноре Брайсе... но ей это плохо удавалось.

Все ее размышления были переполнены Коннором Брайсом. Она думала о том, когда сможет увидеть его снова. Увидит ли она его вообще? Поцелует ли он ее еще раз? Как и когда?.. Словом, стала настоящей бесстыдницей.

Оборвав с отвращением свои мысли, Аделаида круто повернулась, собираясь возвратиться туда, откуда пришла. Она отправится в свою комнату и останется там до обеда... или пока сэр Роберт не попросит ее общества. Что получится раньше?.. Она миновала пышный розовый куст, свернула за угол и... оказалась лицом к лицу с Коннором.

Ноги ее остановились сами собой. А также сердце, которое вздрогнуло, а потом забилось гулко и мучительно.

Он сидел на расстоянии шести футов, на скамейке, которая была пустой, когда она проходила около нее незадолго до этого. Откинувшись назад и вытянув вперед длинные ноги, он выглядел уверенным в себе, расслабленным и даже более красивым, чем ей помнилось. Наверное, было неразумно полагать, что двенадцати часов достаточно, чтобы забыть внешность человека. Но в эту минуту рассуждать разумно она не могла, не сейчас, когда солнце высвечивало золотые пряди в его волосах, а на губах его играла приветливая, удивительно обаятельная улыбка... обращенная к ней.

— Я как раз размышлял, смогу ли увидеть вас сегодня, — пробормотал он.

Слишком поздно она осознала, что ей следовало не гадать, увидит ли она его нынче, а тревожиться о том, что лучше сказать ему при встрече.

Потому что теперь она смогла лишь выговорить, точнее, пролепетать:

— Доброе утро.

А ведь он действительно был первым мужчиной, с которым она поцеловалась, и у нее должно было бы найтись гораздо более красноречивое приветствие.

Коннор подвинулся на скамейке, освобождая ей место рядом с собой.

— Не присядете ли рядом?

Ей не стоило это делать. Действительно не стоило. Однако она села, как садится бабочка на яркий цветок.

— Вас не было на завтраке.

Тоже не бог весть какое красноречивое замечание, но гораздо лучшее, чем первая ее попытка.

— Я рано встал. — Коннор повернул голову на звук смеха, доносившийся из глубины сада. — Почему вы одна?

Аделаида пожала плечами с якобы небрежной беззаботностью.

— Не особенно люблю толпу. Я предпочитаю тишину.

— Должен ли я предоставить вас вашим раздумьям?

— Нет. Одиночества я тоже не люблю. — Тут ей пришло в голову, что он подыскивает вежливый предлог, чтобы избавиться от ее общества. — А может быть, вам хочется остаться одному? Я не хотела бы навязываться...

Коннор поднял голову, его полные губы изогнулись в легкой ухмылке.

— Мы вновь возвращаемся к взаимному смущению?

— Я не это имела в виду. — Аделаида смахнула с юбки воображаемую пушинку. — Не знаю, почему должна так себя чувствовать.

На самом деле она прекрасно это понимала. Она целовалась с ним. Такой поступок должен был бы заставить покраснеть любую приличную молодую леди.

А она уселась рядом с ним и начала легкую болтовню, словно они двое были старыми знакомыми и просто убивали время. Одним словом, это было очень неловко.

— Если хотите, я мог бы раздобыть и принести сюда стаканчик виски, — предложил он. — Или кочергу.

Аделаида оставила в покое юбку, подняла глаза и рассмеялась. Каким облегчением было услышать, как непринужденно он говорит об их прошлой встрече! Просто подшучивая над ее злосчастной маской... Признавать очевидное было гораздо легче, чем суетиться вокруг случившегося.

— В этом нет необходимости, — чопорно откликнулась она. — Благодарю вас.

— Вы уверены? Вы были на редкость самоуверенны вчера, проглотив немного виски и с оружием в руках.

— Поверить не могу, что вела себя так плохо. — Аделаида бросила на него укоризненный взгляд, в котором, впрочем, не было особого напора. — И не могу поверить, что вы столь дерзки, что напоминаете мне об этом.

— Мне понравилось, как плохо вы себя вели. — Его губы дернулись в лукавой ухмылке. — И мне понравилось быть дерзким наглецом.

А вот это замечание, решила она, было слишком самоуверенным. Но, Боже, эта его улыбка!.. Она могла соблазнить любую женщину, ввести ее в искушение. Аделаида посмотрела в сторону дома.

— Я должна идти. Мне не следовало...

— Мне не следовало вас поддразнивать, — мягко прервал он ее. — Я прошу прощения.

Она настороженно посмотрела на него.

— Если я останусь, вы обещаете вести себя, как джентльмен?

— Даю вам свое слово... наглеца. — Коннор снова улыбнулся, но в этой улыбке не было порочности, только обезоруживающая детскость, от которой ее напряжение растаяло. — Расскажите мне, что вы делали вчера вечером после того, как мы расстались. Было ваше опоздание замечено?

— Нет. — Аделаида заколебалась, не уверенная, хочет ли во всем признаться. — Я не пошла на бал. Моя сестра принесла хозяйке мои извинения.

— Ваша сестра Изабелла?

Она кивнула и ухватилась за шанс перевести разговор на безопасную тему:

— Да, Изабелла. — Аделаида усмехнулась. — Она всегда предпочитает, чтобы ее называли полным именем. Считает необходимым подчеркивать это.

— Аделаида, Изабелла и Вольфганг — необычный набор имен.

Аделаида невольно вздрогнула при упоминании имени брата. Обстоятельства жизни Вольфганга были широко известны, но она надеялась, что Коннор был с ними не знаком.

— Моя матушка родом из Пруссии, — объяснила она, преодолевая смущение. — А ее мать была итальянкой.

— Но лучшее в вас из Британии.

Аделаида улыбнулась:

— Отцу нравилось так считать. Он любил подчеркивать это, но лишь для того, чтобы поддразнить матушку.

Выражение его лица и интонация стали почти бесстрастными.

— Они не ладили друг с другом?

— Очень даже ладили, — уверила она его. — Просто им нравилось подшучивать друг над другом. Вот и все.

— Это частый способ выразить привязанность. — Коннор закинул руку за спину и, сорвав ярко-желтый цветок, протянул ей. — А это другой.

Польщенная Аделаида потянулась за ним.

— Спасибо.

Однако Коннор отвел руку так, чтобы она не могла дотянуться.

— Вы знаете, что это такое?

— Да. Это гелениум, привезенный из Америки.

Она также знала, что его еще называют чихательной травкой, но не стала об этом упоминать.

— А есть у вас любимый?

— Цветок? — Она покачала головой. — Нет. Хотя, пожалуй, я неравнодушна к макам.

— К макам? Я запомню и куплю вам дюжину.

При этих словах Аделаида покраснела от удовольствия. Она никогда не получала от джентльмена цветы, даже от сэра Роберта.

— Вы не можете. Я имею в виду купить.

— Все можно купить.

— Но они так недолговечны. Они вянут, уже когда вы их срезаете. — Для Аделаиды в этом была их привлекательность. Маки нельзя было укротить в вазе или затерять в букете. — Им нужно радоваться в саду. Любоваться такими, какие они есть.

Коннор вертел цветок в длинных изящных пальцах.

— А этот долго простоит?

— Какое-то время. Без должного питания все постепенно вянет.

— Значит, до тех пор.

Он протянул ей цветок.

Их пальцы соприкоснулись на стебле, и Аделаида вспомнила, как эти пальцы скользили по ее щеке. Она вспыхнула при этом воспоминании и потянула цветок к себе с силой большей, чем намеревалась.

— Изабелла рисует их! — выпалила она прежде, чем вспомнила, что Изабелла ничего больше не рисует, потому что у них давно нет денег на рисовальные принадлежности. — У нее необыкновенный талант к этому. Мой отец говаривал, что, ухаживая за садом, я создаю красоту на сезон, а сестра, рисуя, улавливает и сохраняет сущность красоты для вечности. Он был безнадежно поэтичен.

Теперь Аделаида радовалась, что осталась. Ей было приятно сидеть с ним рядом и вести интересную беседу. Она позабыла, какое это удовольствие.

Находясь с сэром Робертом, она только слушала. Точнее, пыталась слушать. Барон был не то чтобы зануден, но слишком предсказуем и излишне многословен. Он вечно распространялся о своих недавних приобретениях для конюшни, о последних покупках у портного и, наконец, о последних услышанных сплетнях, обычно касавшихся людей, о которых Аделаида ничего не знала и которых никогда не встречала. Если ей везло, он разнообразил эту рутину жалобами на своих слуг. Ее вклад в разговоры ограничивался восклицаниями вроде «О Боже!» или «О да!», или «Какая жалость!», вставляемыми в подходящие паузы.

Сэр Роберт никогда не задавал ей вопросов. Он ничего не знал о ее семье, ее прошлом, ее симпатиях и антипатиях. Аделаида сомневалась, что ему было известно о ее любви к садоводству и о художественном таланте сестры.

С Коннором все было иначе. Он заставлял ее смеяться, думать, чувствовать. Меньше чем за двенадцать часов он узнал о ней больше, чем сэр Роберт за четыре месяца.

Их разговор напомнил ей оживленные споры и долгие беседы, которые она когда-то вела с отцом. Он поощрял ее думать и активно участвовать в разговорах. Ей очень этого не хватало. Ей не хватало того, чтобы мужчина разговаривал с ней, а не безапелляционно, самодовольно вещал.

— О чем вы задумались?

Заданный шепотом вопрос Коннора отвлек ее от рассеянных мыслей. Аделаида тряхнула головой. Ей не хотелось думать о сэре Роберте. Не сегодня утром. Не в эту минуту. Ей не хотелось думать о предстоящих годах бездумного подчинения.

— Я просто отвлеклась. Расскажите мне о своей семье.

— Моя мать была ирландкой, мой отец был британским джентльменом с владениями в Шотландии.

Аделаида чуть сдвинула брови. Это было не слишком вразумительно.

— Есть у вас братья и сестры?

— Не такие, которых мне хотелось бы признавать.

Сначала она решила, что он шутит, но быстрый взгляд на его лицо показал, что Коннору не до шуток.

— Я раз или два чувствовала то же самое, — призналась она.

Случались дни, когда ей больше всего хотелось отказаться от родства с Вольфгангом.

— Речь идет о вашем брате? — предположил Коннор.

Она неохотно кивнула. Конечно, не стоило надеяться, что он не слышал историю Вольфганга.

— Детьми мы очень любили друг друга.

— Но теперь...

А теперь ее брат находился в долговой тюрьме, куда попал из-за долгов, в которые влез из-за сочетания упрямства и себялюбия. И будет сидеть там, пока она как-то его не вызволит. Внезапно утро потеряло для нее всякое очарование. И трепетный свет, и теплый воздух, и шорох ветра в листве нагоняли на нее грусть.

— Мне бы хотелось...

— Чего бы вам хотелось?

Ей хотелось бы обладать талантом Изабеллы запечатлевать красоту. Она сохранила бы тогда для себя один или два момента этого утра.

Но это была невозможная мечта, напрасная надежда.

— Я хочу вернуться в дом. — Аделаида встала и, не подумав, обратилась к нему: — Вы меня проводите?

— Я не могу.

— Почему нет? Нет ничего плохого в том, чтобы леди и джентльмен прогулялись по саду среди бела дня.

Особенно когда вокруг нет никого, кто стал бы это обсуждать и комментировать.

— Обычно нет.

— Не могу представить себе обстоятельств, когда это было бы... — Тут ее осенила ужасная мысль. — Святые небеса! Вы женаты?!

— Нет. У меня нет ни жены, ни невесты.

Аделаида облегченно выдохнула. Грехов у нее было много, но ей вовсе не хотелось добавлять к ним еще и грех прелюбодеяния.

— Так в чем же дело?

— В том, что у меня нет и приглашения.

— Войти в дом из сада? — Она озадаченно фыркнула. — Не будьте смешным.

— Находиться в этом саду, — поправил ее он.

Понимание происходящего медленно доходило до ее разума.

— Вы, конечно, шутите?

Коннор ответил ей с детской улыбкой:

— Боюсь, что нет. Леди, встречи с которой я старался избежать вчера вечером, — это ваша хозяйка.

— Вы... вы просто вторглись сюда?! — Святой Боже! Неудивительно, что он старательно прятался прошлым вечером и не появился на завтраке. — Но зачем?..

— Чтобы увидеть вас, — непринужденно объявил он.

— Вы просто... Вы не можете... Я должна идти.

Аделаида круто повернулась и чуть ли не бегом направилась к дому.

— Аделаида, подождите.

Коннор догнал ее и пошел рядом.

— Вы должны были сказать мне. Вы должны были... Господи, значит, вы просто вломились в дом?

— Дверь была открыта, — возразил он. — Шел бал. Я не первый джентльмен, пригласивший себя на бал подобным образом. Такое часто случается во время светского сезона. Это общепринятая практика.

Никогда не бывшая гостьей лондонского сезона, Аделаида понятия не имела, правда ли это.

— Принято так вести себя или нет, это все равно неправильно, и вы должны были мне об этом сказать...

— Должен был. Может, вы остановитесь на минутку, чтобы я мог извиниться по всем правилам?

Она отчаянно потрясла головой.

— Сэр Роберт будет искать меня.

А если он этого не сделает, она сама отправится на его поиски. Ей давно пора вспомнить, зачем она приехала сюда к миссис Кресс.

— Вы не можете выйти за него замуж, — грубовато заявил Коннор.

— У меня нет выбора, — призналась она, надеясь положить конец этому разговору.

— Есть. Лучше выходите замуж за меня.

— Что? — Аделаида недоверчиво посмотрела на него и ускорила шаг. — Нет.

— Почему нет?

Видно, этот человек не в своем уме.

— Я с вами только что познакомилась. Мы едва знаем друг друга.

— Мне тридцать один год. У меня все зубы свои. Я до этого никогда не делал предложения леди. И у меня больше денег, чем у сэра Роберта.

— Это не основание...

— Я много месяцев не думал ни о ком, кроме вас.

Аделаида, споткнувшись, остановилась под увитой розами аркой и, круто обернувшись, уставилась на него.

— Мы впервые встретились вчера ночью.

— Я видел вас раньше, когда вы приносили племянника повидаться с его отцом. Вы проходили мимо моего окна каждую субботу.

Аделаида покачала головой с терпеливым недоверием. Хотя ей были известны большинство жителей ее деревни Бэнфрис, она, конечно, не могла ручаться, что знала всех обитателей, проживавших между ее домом и тюрьмой.

— Вы за мной наблюдали?

— Только те несколько мгновений, что вы проходили мимо.

Она не знала, что сказать на это. Не знала, как на это реагировать. Должна ли она быть польщена? Встревожена? Оскорблена? Кажется, она испытывала все эти чувства одновременно, но больше и превыше всего она была удивлена.

Явно оценив ее молчание как ободрение, Коннор улыбнулся и потянулся к ее руке.

— Выходите за меня замуж, Аделаида.

Не зная, что сказать, она произнесла самое очевидное:

— Вы говорите серьезно?

Но поверить в его серьезность Аделаида не могла. И особенно тревожным было то, что какая-то ее частица испытывала соблазн принять его предложение. Она не знала о Конноре Брайсе ничего, кроме того, что он способен пробраться на чужой бал и готов несколько месяцев следить из окна за женщиной, прежде чем с ней заговорить. Он мог оказаться пьяницей. Или игроком. Он мог быть вором или убийцей. Или и тем, и другим, и всем этим сразу.

Она не любила сэра Роберта, но четыре месяца знакомства и ухаживания позволили ей составить некоторое представление о его характере.

И эти же четыре месяца существенно истощили ее наследство. У нее совсем не оставалось времени.

— Я не могу. — От этих слов во рту разлилась едкая горечь. Аделаида отобрала у него руку и сразу ощутила холодную пустоту. — Я прошу прощения. Мне нужно идти.

Коннор заступил ей дорогу.

— Только не к сэру Роберту.

— Он хороший человек.

— Дайте мне время доказать, что я лучше. Дайте мне еще один день.

Аделаида покачала головой. Каждый день откладывания решения по поводу сэра Роберта был еще одним днем, усиливавшим угрозу, нависшую над будущим ее семьи. Риск оскорбить сэра Роберта был слишком велик, а последствия этого слишком серьезны.

— Я предлагаю вам выбор, — настаивал Коннор. — Я предлагаю вам шанс получить нечто большее, чем...

— Мне не нужно большего. Я не хочу этого. — Как легко скользнула эта ложь с ее языка. — Я хочу обеспечить безопасность и сохранность того, что имею.

По крайней мере это было правдой.

Его лицо стало жестким, почти жестоким.

— И я ничего не могу сделать, что изменило бы ваше мнение?

— Ничего. Мне очень жаль.

Аделаида шагнула мимо него, но он схватил ее за руку и круто развернул к себе лицом.

— Поцелуйте меня на прощание! — прорычал он. — Подарите мне хотя бы это!

И прежде чем она успела что-то сообразить, как-то отказать ему, Коннор резко притянул ее к себе.

Этот поцелуй не был нежным. Не было ни уговаривания, ни шутливого поддразнивания, ни теплоты соблазна. Его рот жестко накрыл ее губы и завладел ими. Его жаркое дыхание... его запах, столь же пьянящий, как виски, которое она пробовала вчера ночью... От шершавого прикосновения его щетины к чувствительной коже ее лица по ее телу пробежала дрожь. Умелое давление его губ, сладостное скольжение его языка вызвали глубинный трепет.

Его ладонь властно легла ей на затылок, поворачивая ее лицо так, как ему было удобно... как нравилось ему... и ей.

Мир вокруг поплыл и закружился. И тут же замер, когда совсем рядом с другого конца зеленого туннеля раздался громкий смех.

Миссис Кресс! И ее прогулка! Волна паники захлестнула Аделаиду.

Она замерла. Но ее полуоткрытый рот находился всего в дюйме от рта Коннора.

Коннор шевельнулся... И одним гибким движением вывел их из-под защиты увитой розами арки на полное обозрение дюжины гостей.

В этот миг ее мир снова бешено закружился, но на этот раз не было никакой надежды на то, что он остановится.

 

Глава 5

Аделаиде показалось, что она окружена морем широко открытых глаз и разинутых ртов. Тишина воцарилась абсолютная.

Она оторвалась от Коннора и застыла на месте, багровая, как все присутствующие гости... за исключением, пожалуй, сэра Роберта, щеки которого пошли алыми пятнами, медленно распространявшимися по всему лицу.

Никогда в жизни Аделаида не испытывала такого мучительного стыда, даже когда ее стошнило на туфли сына викария на глазах у всех прихожан. Ей тогда было двенадцать лет. Она была достаточно взрослой, чтобы испытать отчаянное смущение, но еще достаточно маленькой, чтобы не усомниться, что умрет от этого на месте.

О, как ей хотелось сейчас, чтобы так все и произошло. Поскольку в сравнении с тем, что грозило ей сейчас, порча обуви сына священника была просто досадной мелочью. А вот момент, когда молодая леди просто обязана была умереть от стыда, — это когда половина гостей светского приема, включая ее почти что жениха, застигли названную леди, швыряющую в грязь семейную честь ради поцелуя незнакомца.

Незнакомца, который, совершенно очевидно, скомпрометировал ее намеренно.

— Что вы натворили?! — ошеломленно прошептала она.

Голос Коннора тихо прошелестел у нее над головой:

— Я вас спас.

Мысли о собственной смерти мгновенно сменились желанием увидеть его смерть. Если и существует момент, когда молодая леди может безнаказанно убить джентльмена, он настал именно сейчас...

— Вы!..

Список ругательных слов, вертевшихся у нее на языке, затерялся во взрыве восклицаний, которыми разразились гости. Все они внезапно обрели голос и напали на нее с вопросами и требованиями.

Она, заикаясь, попыталась обратиться к ним ко всем сразу.

— Я требую объяснения!

— Вы получите его, сэр Роберт. Я...

— Святые небеса, дитя! О чем ты только думала?!

— Если позволите мне объяснить, миссис Кресс.

— Никогда не ожидала этого от мисс Уорд!

Аделаида открыла рот и тут же его закрыла. Ей нечего было ответить.

— Коннор! — Леди Энгели, хорошенькая брюнетка с синими глазами, вдруг возникла в просвете между широкими плечами двух гостей. Спустя мгновение ее муж, маркиз Энгели, сделал шаг в сторону, давая ей дорогу. — Коннор, что вы здесь делаете?

— Не думай об этом! — Золовка леди Энгели, леди Уиннифред, пробилась сквозь толпу и встала с ней рядом. Ее янтарные глаза расширились от потрясения. — Как вам удалось выйти из тюрьмы?

Аделаида засомневалась, что расслышала ее правильно.

— Что-что?.. Из тюрьмы?!

— Малышка Фредди, — протянул Коннор. — Всегда такая тактичная.

Значит, она все расслышала правильно. Казалось, ничто не может ухудшить ситуацию... но нет, оказалось, что может. Ее скомпрометировал беглый каторжник.

— Из тюрьмы?!

Аделаида не произнесла это, а жалобно взвизгнула. Удивительно, что она вообще смогла выдавить из себя даже это. Тюрьма!.. Чего еще ей было ждать?!

Миссис Кресс окинула Коннора быстрым взглядом.

— Я не помню, что посылала вам приглашение, сэр.

Коннор ответил на упрек элегантным поклоном.

— Прошу вашего прощения, мадам. Я счел, что приглашение сэру Роберту распространяется на всю его семью.

— Мы вовсе не одна семья! — рявкнул сэр Роберт.

Несколько голов, включая голову Аделаиды, повернулись от Коннора к сэру Роберту, затем снова к Коннору.

— Вы родственники? — поинтересовался кто-то.

— Отнюдь нет!

Лицо сэра Роберта из пятнистого стало равномерно багровым. Аделаида ждала, что в любую секунду у него изо рта пойдет пена.

— Братец, — протянул Коннор, — ты меня ранишь...

— Братец? — Аделаида повернулась к сэру Роберту. — У вас есть брат, сбежавший из тюрьмы?

Не самый умный вопрос в эту минуту, но он удачно отвел общее внимание от нее... Пока миссис Кресс снова не повернулась к ней и не осведомилась:

— Ваш любовник — беглый каторжник?

— Вовсе нет, — чопорно произнес Коннор. Он даже принял оскорбленный вид: он обиделся за нее, что было удивительно, но приятно. — Меня выпустили.

Ах, негодник!

— Этот мужчина вовсе не мой... мой...

Аделаида даже не смогла выговорить это слово. Теперь гости наверняка увидят, что леди, неспособная даже произнести слово «любовник», не может иметь ничего подобного. Аделаида переводила взгляд с одного заинтересованного лица на другое. Нет, они явно ничего подобного не видели.

— Никакой он мне не... Мистер Брайс воспользовался... — «Моим желанием ускользнуть в сад, чтобы увидеться с ним». — Я хочу сказать... Я не ожидала... — «Но ведь я надеялась». — То есть...

Леди Энгели пожалела ее:

— Может быть, мы обсудим это в доме?

— Тут нечего обсуждать! — выступил вперед сэр Роберт и ударил Коннора по лицу перчаткой.

Раздались изумленные возгласы, а леди Энгели и леди Уиннифред закатили глаза. Кажется, лорд Гидеон, муж леди Уиннифред, отозвался смешком.

Коннор встретил вызов долгим ледяным молчанием, за которым последовала самая грозная улыбка, которую Аделаиде когда-либо приходилось видеть.

— Назовите ваше оружие, — наконец произнес он.

Тон был оскорбительно холодным, и смотрел Коннор на сэра Роберта так, словно готов был пронзить его сердце прямо тут на месте.

У Аделаиды по коже побежали мурашки. Это был не тот Коннор, который только что шутил и смеялся с ней в саду. И не тот джентльмен, который внимательно выслушивал ее планы и мечты. Этот человек был... Она не знала, каким словом его определить... Пожалуй, «опасен».

Сэр Роберт побледнел, судорожно сглотнул и наконец, запинаясь, выдавил:

— Это так не делается.

— Вы должны выбрать оружие, — разъяснил Коннору какой-то идиот из толпы.

— Я выбираю кулаки! — прорычал Коннор. — Ничто не даст мне большего наслаждения, чем разорвать вас на клочки голыми руками.

— Господи Боже!.. — выдохнул кто-то.

— Какое дикарство! — проговорил кто-то с явным злорадством.

Аделаида сообразила, что это произнес тот же идиот, который подсказывал Коннору дуэльные правила.

Сэр Роберт громко сглотнул.

— Это... Так тоже не делается.

Леди Энгели оказалась одной из немногих, кого не привела в восторг смертельная ссора.

— Какая глупость! — фыркнула она. — Какая еще дуэль?

Аделаида не могла с ней не согласиться.

— Довольно. Не будет никакой дуэли. — Она встала между мужчинами лицом к Коннору. — Мистер Брайс, это не поможет...

Она оборвала свою речь на полуслове, потому что Коннор схватил ее за плечи, поднял в воздух и переставил в сторону... и все это, не сводя глаз с сэра Роберта. Было такое впечатление, что ее просто не существовало.

А она могла думать только об одном: почему он не отодвинул ее в сторону прошлой ночью, или нынче утром, или всего пять минут назад?

Она услышала вздох лорда Энгели до того, как он шагнул и встал перед ее глазами. Он был самым высоким среди присутствующих гостей.

— Мисс Уорд права. Никакой дуэли не будет, — объявил он.

Роберт немедленно попятился от Коннора и начал натягивать перчатку.

— Ну, если вы настаиваете...

Головы всех присутствующих в унисон повернулись к сэру Роберту, словно в балете.

— Что ж, все разрешилось очень быстро, — заметил кто-то.

— Практически мгновенно, — сказала леди Уиннифред.

Миссис Кресс наклонилась к ней и прошептала:

— Это сулит вам большие неприятности, моя дорогая.

Но вроде бы нет. О дуэли больше речи не шло: это было незаконно, аморально и, как справедливо заметила леди Энгели, просто глупо. Однако все решили, что сэр Роберт отступил из трусости.

Сэр Роберт отказался от дуэли, потому что не стал так высоко ценить ее честь. Не будет никакого предложения замужества. Не будет пяти тысяч в год. Не будет у ее семьи спокойного обеспеченного будущего.

А может, он все-таки действительно струсил?

«Пожалуйста, ну пожалуйста, пусть он окажется просто трусом...» — подумала Аделаида и тут же растерянно сообразила, что вряд ли найдется другая женщина, которая взмолилась бы небесам, чтобы у ее нареченного оказалось такое гадкое качество.

Неужели дошло до этого? Неужели она потеряла всякую надежду? Неужели брак с трусом будет теперь самой замечательной перспективой, на которую она может рассчитывать? Она отказывалась верить в это.

— Я... — громким голосом начала она. Все головы повернулись к ней, и Аделаида слишком поздно поняла, что не может вот так просто объявить на весь свет эти свои мысли. — Я... иду в дом.

И с этими на редкость жалкими заключительными словами она повернулась и направилась к дому, неясно представляя себе, что станет делать, оказавшись внутри. Упакует вещи, поедет домой и примется дожидаться поры, когда придется отправляться в дом для нищих...

Она знала, что остальные гости следуют за ней, но только леди Энгели и леди Уиннифред постарались ее догнать. Они шли по обеим от нее сторонам, как некая охрана.

— Рядом с библиотекой есть кабинет, — сказала леди Энгели. — Могу ли я предложить...

— Я уезжаю домой.

Устремив взгляд на дом, Аделаида ускорила шаг.

— Я понимаю, вы расстроены, мисс Уорд, — продолжала леди Энгели, — но будет гораздо лучше для вас и вашей семьи, если вы до отъезда уладите свои дела.

Упоминание о семье заставило Аделаиду придержать возражения, так и стремившиеся слететь с языка. Образы Изабеллы и Джорджа ярко вспыхнули в ее мозгу... Она не представляла, как можно уладить разразившийся скандал, но ради них была обязана попытаться сделать это.

— Тогда в кабинет.

— Мудрое решение, — невозмутимо произнесла леди Энгели. — Наши мужья, если хотите, станут вашими посредниками.

Аделаида удивленно посмотрела на нее.

— Вы думаете, они станут это делать?

Леди Уиннифред нетерпеливо отбросила назад выбившийся из прически каштановый локон.

— Разумеется. Они очень хорошо к вам относятся.

Аделаида только растерянно моргнула, услышав это заявление. Она ведь едва была с ними знакома. Это с их женами она подружилась в последние месяцы. Она вознесла небу краткую благодарственную молитву за эту дружбу. Леди Энгели и леди Уиннифред были умными, здравомыслящими женщинами. Более того, минуту назад они оказались единственными, кто посмотрел на нее как на несколько забавное, хотя и безусловно жалкое существо. И кто теперь следовал за ней по-доброму, а не как стая голодных псов за куском мяса.

— Я буду очень благодарна за их помощь.

Она сомневалась, что маркиз и его брат обрадуются подобной ответственности, но в любом случае они лучше справятся с сэром Робертом и Коннором, чем она сама.

Леди Уиннифред кивнула и придвинулась ближе к ней, чтобы проговорить шепотом:

— Может быть, вы замедлите шаг, чтобы ваши защитники могли не отставать?

Если бы Аделаида уже не была окончательно пристыжена, она сейчас покраснела бы. Лорд Гидеон был столь же силен физически, как его брат, но старая рана вынуждала его прибегать к помощи трости. Быстрый взгляд через плечо показал ей, что, хотя он не отстает, ее спешка заставляет его напрягаться. Это же относилось и к миссис Кресс, которой также требовалась поддержка при ходьбе.

Она замедлила шаги ради лорда Гидеона. Миссис Кресс она с радостью покинула бы в саду.

Стараясь изо всех сил не обращать внимания на сопровождавших зрителей, она вошла в дом через боковую дверь и направилась в кабинет. Леди Уиннифред поспешила схватить ее за руку.

— Подождите минуту.

— Зачем?

— Ради вашей гордости, разумеется. — Она махнула рукой в сторону леди Энгели, которая вернулась переговорить с лордом Энгели и лордом Гидеоном. — Она задержится только на мгновение, а затем...

Лорд Энгели кивнул и отступил на шаг от жены.

— Миссис Кресс, не будете ли вы так добры увести ваших гостей... куда-нибудь?

На какой-то момент среди гостей поднялся ропот, и миссис Кресс недовольно поморщилась. Было очевидно, что никому не хотелось пропускать следующую главу этой увлекательной истории. Однако никто не спорит с маркизом, даже если все происходит не в его доме. Так что после некоторого постукивания тростью и раздраженного ворчания миссис Кресс тяжело вздохнула и повела раздосадованных гостей куда-то по коридору.

— И вы двое тоже, — обратился лорд Гидеон к жене и леди Энгели.

— Мы уйдем, если этого захочет мисс Уорд, — заявила леди Энгели.

Первой мыслью Аделаиды было отослать прочь как можно больше людей. Однако она быстро сообразила, кто останется в комнате, когда дамы уйдут: лорд Энгели, лорд Гидеон, Коннор и сэр Роберт, то есть маркиз, брат маркиза, мужчина, который ее скомпрометировал, и мужчина, которого она предала...

— О, пожалуйста, останьтесь!

 

Глава 6

Темные панели на стенах кабинета, мелкие переплеты окон и массивная мебель красного дерева создали у Аделаиды впечатление, будто она вошла в тесную пещеру. Не зная, как себя вести, она осталась стоять посреди комнаты, в то время как леди Энгели и леди Уиннифред заняли места на маленькой кушетке, лорд Энгели и лорд Гидеон остановились перед письменным столом, а Коннор прислонился к книжному шкафу.

Сэр Роберт вошел и замер в трех шагах от двери.

— Я хотел бы, прежде чем мы начнем, переговорить с мисс Уорд, — внезапно заявил сэр Роберт. — Наедине.

— Нет! — резко возразил Коннор.

— Мисс Уорд? — обратилась к ней леди Энгели.

Аделаида обдумала предложение. Она уже выдержала его публичное порицание и совершенно не жаждала повторить это переживание в интимной обстановке.

— Я предпочту говорить здесь.

Сэр Роберт испустил страдальческий вздох, но спорить не стал. Он вышел на середину комнаты, взял Аделаиду за руку и крепко сжал пальцы.

— Мисс Уорд, — начал он, — я приношу вам свои самые искренние и нижайшие извинения.

— Прошу прощения?

Он снисходительно кивнул и похлопал ее по руке.

— Я рассказывал вам немного о моей семейной истории, но большую ее часть... большую часть утаил от вас из боязни бесчестья. А теперь моя эгоистичная сдержанность ввергла вас в крайне опасную ситуацию. Этот человек... — он бросил обвинительный взгляд на Коннора, — действительно, к вечному моему семейному стыду, является отродьем моего отца.

— Он не животное какое-нибудь, — пробормотала леди Уиннифред достаточно громко, чтобы все в комнате ее услышали.

Коннор бросил ей благодарную улыбку.

— Спасибо, Фредди.

— Не разговаривайте с моей женой, — приказал лорд Гидеон.

Сэр Роберт сжал ее ладонь.

— Коннор Брайс — личность абсолютно растленная. До последнего времени он был благополучно изъят из общества.

— Он сумел бросить меня в тюрьму за преступление, которого я не совершал, — перевел Коннор.

— Его заключение в тюрьму стало следствием его собственных деяний, — настаивал сэр Роберт. — Он человек буйный и опасный, мисс Уорд. Его съедает зависть ко мне. Его низкорожденная мать отравила его ум...

— Упомяни еще раз мою мать, — мрачно произнес Коннор, — и мы все-таки доберемся до дуэли!

Сэр Роберт откашлялся, но отвечать Коннору не стал.

— Он питает ко мне жгучую ненависть. Ничто не доставит ему большего наслаждения, чем уничтожить все, что мне дорого.

— Это верно, — легко согласился Коннор.

Сэр Роберт притворялся, будто игнорирует его слова, но багровые пятна, поднимавшиеся от шеи ко лбу, доказывали обратное.

— Зная его натуру и готовность к жестокости, я наблюдал за ним во время его заключения. Однако после недавнего освобождения он пропал из поля моего зрения. Я...

— Он имеет в виду, — вмешался Коннор, — что он платил половине тюремных охранников. — На яростный взгляд сэра Роберта он ответил насмешливой ухмылкой. — Жаль, что это была не самая умная их половина.

Сэр Роберт побагровел полностью. Он резко обернулся к Коннору.

— У вас нет доказательств...

— Вы понятия не имеете, доказательствами чего я обладаю.

— Я постараюсь, чтобы вы...

— Вы приносили мне извинения, сэр Роберт?

Аделаида подчеркнула свое вмешательство в перепалку, быстро дернув его за руку.

Он посмотрел на нее, на Коннора, снова на нее.

— Все верно. Я прошу вашего прощения. — Сэр Роберт сделал глубокий вдох, задержал дыхание, выдохнул... и Аделаида с удивлением почувствовала запах бренди. — Я приношу вам свои извинения, поскольку по моей вине этот негодяй, этот распутник, этот...

Леди Энгели прервала его тираду:

— Мы уже осознали ваше мнение об этом джентльмене, сэр Роберт.

— Конечно. — Он испустил еще один театральный вздох. — То, что произошло сегодня — моя вина целиком и полностью. Я должен был лучше обо всем позаботиться. Я должен был предвидеть, что он постарается как-то причинить вред тому, что является для меня ценным. Я не предупредил вас, не предостерег, не защитил. Я горько, сейчас и всегда, буду сожалеть об этом. Я могу лишь попросить у вас прощения и молить о возможности это исправить.

Его речь была молчаливо принята всеми присутствовавшими, за исключением Коннора, который пробормотал что-то вроде «Браво!».

Аделаида была склонна с ним согласиться. Это была превосходная речь. К несчастью, она подкрепляла подозрение, что он трус.

— Позвольте мне все исправить, — продолжал сэр Роберт. Он старательно откашлялся в необычайно театральной манере и провозгласил: — Дорогая моя мисс Уорд, я нижайше и страстно прошу вашей руки.

Аделаиде ужасно захотелось вырвать у него свою руку и убежать.

— О! О!.. Я... — Она огляделась вокруг с каким-то неясным, необъяснимым ощущением, что за нее ему должен ответить кто-то другой. — Э-э... сэр Роберт...

— Аделаида, не будьте дурой, — прозвучал низкий и опасный голос Коннора.

У нее зашевелились волоски на затылке.

Между тем на леди Энгели это не произвело впечатления. Она наклонилась в его сторону и зашипела:

— Она будет дурой, если не примет этого предложения! Все из-за вас!

— У нее есть выбор...

— Никакого, если только вы не предложите ей того же, — оборвала его леди Энгели. Когда Коннор в ответ иронически выгнул бровь, она заморгала и выпрямилась на стуле. — Вы что, сделали ей предложение?

— Сделал.

— Так почему же вы сразу этого не сказали? — Лицо леди Энгели мгновенно преобразилось. Ее прелестное личико озарилось улыбкой, и она чуть не взлетела с кушетки. — Это существенно меняет дело!

Ошеломленная Аделаида могла только таращить глаза и невнятно бормотать какие-то обрывочные возражения, когда леди Энгели оторвала ее от сэра Роберта и потащила к двери.

— Кажется, вам о многом нужно подумать, мисс Уорд. Я полагаю, что хороший долгий отдых подскажет вам нужный ответ. Идем, Фредди.

Аделаида на ходу бросила растерянный взгляд через плечо.

— Я думала, мы будем улаживать ситуацию.

— Что мы и сделали, — успокоила ее леди Энгели, поглаживая по руке. — Вы получили предложение выйти замуж. На деле — целых два. Предоставим джентльменам препираться о деталях.

— Разве не должна она высказать свое мнение об этих деталях? — слегка возмутилась леди Уиннифред.

Аделаида энергично закивала, соглашаясь. Если кому-то и нужно было спорить о деталях, то, конечно, ей.

Леди Энгели остановилась у задней лестницы и обратилась к Аделаиде ласковым голосом терпеливой гувернантки:

— Мисс Уорд, хотите вы выдерживать шквал вопросов и ответов сейчас или хотите получить немного времени на раздумья?

— Мне нужно время, — без колебаний ответила Аделаида и удивилась, как сама не додумалась до того, что нужно удалиться.

— Отлично. Мы с Фредди распространим слух о том, что вам были сделаны предложения. Боюсь, это не прекратит сплетни, но, несомненно, смягчит осуждение.

Аделаида мысленно подивилась, как вообще смогла бы обойтись сегодня без помощи этих двух женщин. Ушла бы в свою комнату, не получив такого нужного предложения, или приняла бы предложение без такого нужного обдумывания. И то, и другое могло привести к ужасным последствиям.

— Леди Энгели...

— Зовите меня Лилли, дорогая. И Уиннифред, — добавила она, беглым взглядом удостоверившись, что золовка с ней согласна. — По-моему, наша дружба дает нам право называть друг друга по именам.

Аделаида колебалась. Она не знала толком, что сказать, Точнее, комок в горле мешал ей говорить. Так много времени прошло с той поры, когда ей предлагали помощь, а дружбу не предлагали еще дольше. Она не могла найти слов, чтобы выразить, как много это для нее значило.

— Я благодарна, — наконец выговорила она. И, поскольку не могла придумать никаких достойных случая слов, повторила: — Очень благодарна.

Внезапный уход дам из кабинета оставил Коннора в положении, которое большинство мужчин могло бы назвать незавидным: лицом к лицу с предполагаемым женихом и двумя защитниками скомпрометированной леди. Тем не менее Коннора напряженная атмосфера комнаты ничуть не смущала. По правде говоря, он испытывал какое-то мрачное удовольствие, игнорируя братьев и глядя в упор на сэра Роберта, пока тот не стал переминаться с ноги на ногу, а потом вообще сник.

— Я ни на минуту больше не останусь в одной комнате с этим бесстыдным типом, — объявил сэр Роберт и рванулся к двери.

Это заняло около половины минуты. Что, надо отдать должное выдержке братца, продлилось на двадцать секунд дольше, чем Коннор предполагал. И в саду сэр Роберт продержался дольше, чем ожидалось. По-видимому, за прошедшие годы барон сумел набраться решительности.

Оттолкнувшись от книжного шкафа, Коннор выпрямился и, вежливо кивнув лорду Энгели и лорду Гидеону, направился к двери. Он не чувствовал себя обязанным разговаривать с этими людьми. Он не приглашал их участвовать в этой истории.

— На одно слово, мистер Брайс!

Коннор обернулся на повелительный окрик лорда Энгели и окинул обоих мужчин холодным оценивающим взглядом.

Он мало знал лорда Энгели, а лорда Гидеона видел до этого только один раз... сквозь тюремную решетку. С другой стороны, их жены регулярно навещали тюрьму. До того как они стали богатыми благодаря своим мужьям, они добывали ничтожные средства к существованию, занимаясь починкой одежды тюремщиков и обеспеченных заключенных.

Но, несмотря на краткость их знакомства, Коннор был склонен смотреть на лорда Энгели и лорда Гидеона с приязнью. У них была репутация людей разумных и справедливых. Они были также известны как мужчины, не чуравшиеся доброй драки, если того требовала жизнь. Коннор отточил свое искусство драки на улицах Бостона и считал, что справится с этой парой, но это дорого ему обойдется.

— Где вы поселились? — спросил Энгели.

Лорд Гидеон ответил за него:

— Он и его люди живут в коттедже вдовы Данбар.

— Шпионите за мной? — осведомился Коннор, выгнув бровь.

Губы лорда Гидеона искривились.

— У меня хватило здравого смысла подкупить умную половину.

— Вы стоите за сэра Роберта? — раздраженно осведомился Коннор.

— Я стою за свою семью, — поправил его лорд Гидеон.

— А-а, — теперь все становилось на место, — вы насчет Томаса...

Томас Браун. Мальчик, которого швырнули в соседнюю камеру. Двенадцатилетний... и очень наивный. Коннор присматривал за ним вплоть до его освобождения. После чего его стали опекать лорд Гидеон и Фредди.

— Боялись, что я вновь вовлеку его в беззакония? — усмехнулся Коннор.

— Как ни странно, я сомневался, что вам можно доверить общение с невинными.

— Действительно, необычно.

Лорд Энгели сделал шаг вперед.

— Вы навязывали свое общество мисс Уорд?

— Отнюдь нет.

— Вы ввели ее в заблуждение, притворившись одним из гостей этого дома?

— Я никогда не лгал ей.

— Вопрос был поставлен не так.

Коннор пожал плечами:

— Дамам всегда нравится прикоснуться к тайне.

— В ваши намерения входило скомпрометировать мисс Уорд?

— Нет.

Вначале он об этом и не думал, но сегодня, когда встретил ее на дорожке... да, поступил так намеренно.

— А теперь вы намерены сделать ее своей женой?

— Да.

— Чтобы позлить брата?

— Причины моих действий несущественны.

— Мисс Уорд может с этим не согласиться.

Мисс Уорд сейчас наверняка готова потребовать его голову на блюде. Но тут уж ничем не поможешь.

— Мисс Уорд может свободно выйти за сэра Роберта, если захочет этого.

Коннор не сомневался в обратном. Но ему очень помогло бы, если бы ее защитники и их жены не противодействовали открыто браку с ним. Вот почему, несмотря на неприязнь к этому разговору, он вытерпел еще ряд вопросов от лорда Энгели.

Есть ли у него дом и средства на содержание жены и семьи? Имеются ли у него собственные дети или любовница где-нибудь на стороне? Когда именно началась вражда между двумя братьями? Коннор по очереди отвечал на все, чувствуя себя так же, как когда стоял перед магистратом и его обвиняли в разбое на дорогах. Да, да, нет, нет и...

— А это не ваше чертово дело! И теперь, если вопросов больше нет...

Он не стал ждать подтверждения и направился к двери. Их поддержка была полезна, но не необходима. И он вовсе не обязан пресмыкаться перед ними ради нее.

— Еще одно, — мягко проговорил лорд Гидеон. В течение этого допроса он большей частью молчал, и Коннор подозревал, что ему известно большинство ответов. — Хочу дать вам совет. Вам не стоит забывать, что моей жене очень нравится мисс Уорд.

А лорд Гидеон был без ума от своей жены. Если она попросит его раздавить Коннора, как какую-то букашку, он сделает это не задумываясь.

— Значит, у нас с Фредди есть кое-что общее, — откликнулся Коннор.

Он не обиделся на скрытую угрозу, но подчеркнул некоторое свое влияние на Фредди, самую чуточку, только чтобы у лорда Гидеона дернулась челюсть.

Это не уравновесило неприятное ощущение, вернее, оскорбление от получасового допроса, но все же принесло некоторое облегчение.

 

Глава 7

Лилли и Уиннифред проводили Аделаиду до двери ее комнаты, чтобы она могла наедине сообщить сестре о том, что произошло в саду и в кабинете. Дамы, похоже, воображали, будто реакция Изабеллы будет отрицательной. Как они были не правы!

Глаза Изабеллы стали круглыми, как блюдца. Что лишь подчеркнуло наполнившую их нечестивую радость. Она прорвалась в веселом голосе:

— Дуэль?!

— В этом нет ничего забавного!

— Нет, есть! — возразила Изабелла и разразилась хохотом. — Поверить не могу! — Она захлебывалась восторгом. — Моя сестрица... Моя чопорная сестрица... Объект дуэли!.. — Она вытерла набежавшие от смеха слезы. — Ох, перестань смотреть на меня так сурово. Лорд Энгели положит этому конец.

— Он уже положил этому конец, — пробормотала Аделаида.

— Вот видишь! — Сестра взмахнула рукой. — На самом деле ты не слишком этим расстроена. Ведь так? Согласна, это не идеальное развитие событий. Но если ты ничего не можешь поделать, чтобы изменить ситуацию, ты можешь по крайней мере получить от нее удовольствие. И ты должна признать... что когда двое мужчин готовы умереть ради тебя... — Она со вкусом вздохнула. — Это льстит.

Возможно, так бы оно и было, если бы сэр Роберт не поторопился с таким рвением отказаться от подобного жертвоприношения. И если бы остальные события утра не вызвали столько стыда.

— Ладно, скажи-ка лучше, кто такой этот мистер Брайс? — осведомилась Изабелла. — Почему ты до сих пор ничего мне о нем не рассказывала?

— Я только что встретила этого человека.

Слишком поздно Аделаида сообразила, как глупо звучит это признание.

— Только что?.. И ты целовалась с ним в саду?

Аделаиде пришлось терпеливо переждать очередной взрыв смеха сестры. Она вообще-то не отличалась большим терпением, но сейчас была благодарна Изабелле. Не каждая молодая леди примет ужасные новости о своей старшей сестре с таким юмором.

— Ты закончила? — поинтересовалась она несколько погодя.

Изабелла погрозила ей пальчиком и хохотала еще целую минуту. Наконец она испустила глубокий вздох и кивнула.

— О Боже... Значит, этот мистер Брайс тоже сделал тебе предложение?

— Да, они оба сделали предложение.

— Два предложения, компрометирующая ситуация и дуэль... Да-а, утро у тебя было хорошо заполнено. — Изабелла с усмешкой смахнула слезы с глаз и задумчиво поджала губы. — Я думаю, тебе следует принять предложение мистера Брайса.

— Ты же не знаешь этого человека.

— Судя по твоему рассказу, ты тоже, — с усмешкой напомнила ей Изабелла. — Но мы знаем сэра Роберта и...

— Леди Энгели говорит, что я должна хорошенько все обдумать.

Аделаиде вовсе не хотелось лишний раз выслушивать мнение сестры о сэре Роберте.

— Мне нравится леди Энгели, — объявила Изабелла, кивая. — Разумная женщина.

От необходимости отвечать Аделаиду спас тихий стук в дверь. Это Лилли и Уиннифред, догадалась она. Они обещали вернуться после того, как поговорят с остальными гостями.

— Мы не помешаем? — спросила Лилли, когда Аделаида открыла дверь.

Она отступила на шаг и жестом пригласила их войти.

— Нет. Пожалуйста, заходите.

Уиннифред, проходя, погладила ее по плечу, точно так же как ранее это сделала Лилли, но более неуклюже и с большей силой, чем требовалось.

Аделаида решила, что Уиннифред либо не привыкла к проявлению дружеских чувств прикосновением, либо не сознавала собственной силы.

Лилли застыла сразу, войдя в комнату.

— Мы хотим, чтобы вы знали: наши экипажи к вашим услугам.

У Аделаиды упало сердце.

— Миссис Кресс нас выгоняет?

— Боже милостивый! Вовсе нет. — Лилли подвела ее к постели, где усадила ее и сама уселась рядом. — Миссис Кресс скорее готова запереть вас в ваших комнатах на ближайшие две недели. Вы теперь самая интересная ее гостья. Она любит посплетничать.

— Она обожает сплетни, — уточнила Уиннифред. — Имейте в виду, она не злая. Просто... так принято.

Лилли кивнула с сочувственной улыбкой.

— Остальные не будут так добры. Честно говоря, Аделаида, предложения замужества оградили вас от полного позора, однако боюсь, что тем не менее тут вам станет неуютно.

Аделаида со вздохом закрыла глаза. Лилли права. Пересуды гостей будут откровенно язвительными. Что хуже всего, все эти вопросы и критические оценки распространятся и на Изабеллу.

«Как вы полагаете, ее сестрица такая же?»

«Я слышала, она очень вольна в своих суждениях».

«И несомненно, в своих милостях».

Аделаида не знала, что раздражает ее больше: что они стали средоточием подобных сплетен или что у них нет иного выхода, кроме как немедленно бежать от оскорблений?

— Мне надо выйти замуж за сэра Роберта и покончить со всем этим.

Лилли переглянулась с Уиннифред.

— Я должна быть честна с вами, мисс Уорд. Мне не особенно нравится сэр Роберт.

— Нам не нравится сэр Роберт, — поправила ее Уиннифред.

— Мне кажется, он двуличный, — объяснила Лилли.

— Видишь? — вторила ей Изабелла. — Вот что думает разумный человек.

— Почему вы до сих пор ничего подобного не говорили? — поинтересовалась Аделаида.

Правда, она познакомилась с этими дамами всего несколько месяцев назад, но они подружились, так что за это время вполне можно было упомянуть о подозрениях по поводу этого поклонника.

— Я полагала, что у вас те же сомнения, — объяснила Лилли. — Но обстоятельства ваши таковы, что у вас не было другого выбора, кроме как идти намеченным путем. Я права?

— Права, — тихим голосом призналась Аделаида.

Да, сомнения у нее были.

Уиннифред кивнула:

— Но теперь у вас появилось альтернативное решение. У вас есть Коннор.

— Не уверена, что мистер Брайс мне нравится больше.

— Кажется, в саду он вам нравился достаточно, — заметила Уиннифред.

— Фредди! — возмутилась леди Энгели.

Аделаида покачала головой:

— Да, это правда. Он мне понравился. Пока не приложил все усилия, чтобы меня скомпрометировать.

Лилли какое-то мгновение всматривалась в ее лицо, затем спросила:

— А он объяснил, зачем это сделал?

— Ну, это же очевидно, — вмешалась Изабелла. — Должно быть, он в нее влюбился.

— Мы познакомились прошлой ночью.

— Прошлой ночью?!— хором воскликнули обе дамы.

Господи! Вот она и проболталась!

— В коридоре. Мимоходом, — неловко объяснила она и напряглась в страхе, что Изабелла упомянет маленькую гостиную, сад и виски.

Уиннифред заговорила первой:

— Он знал вас гораздо дольше. Он любил смотреть на вас, когда вы приводили племянника повидаться с отцом в тюрьме.

— В тюрьме, — повторила Аделаида. Коннор наблюдал за ней из окошка своей камеры. Она застонала и закрыла лицо ладонями.

— За что его посадили в тюрьму? — спросила Изабелла.

— Разбой на дорогах, — сообщила Уиннифред.

Аделаида уронила руки.

— Боже мой!

— В его невиновности не было никаких сомнений, — поспешила уверить ее Лилли. — Коннор, может быть, и справился бы с этим, но его люди... Уверяю вас, они просто к этому не пригодны.

— У него имеются свои люди?

Уиннифред кивнула:

— Грегори, которому — я готова поклясться — где-то под сто лет. И Майкл, который не садился на коня лет десять по крайней мере.

— Кто же выдвинул обвинение против них? — осведомилась Изабелла.

— Сэр Роберт, — ответила Уиннифред с нескрываемым отвращением, — который оказался старым другом магистрата.

— Откуда вы все это знаете? — спросила Аделаида.

Лилли была явно смущена этим вопросом.

— Ну-у... Мы с Фредди... иногда... в прошлом... имели причины посещать тюрьму. Мы... то есть...

— О, ради Бога, Лилли! — нетерпеливо оборвала ее Уиннифред. — Аделаида нас не осудит. Мы с Лилли зарабатывали на жизнь шитьем. Коннор был одним из тех узников, кто в состоянии заплатить за починку одежды. Я не обратила бы на него особого внимания, но он делил камеру с Грегори и Майклом, обаятельнейшими джентльменами, а Томас сидел в соседней камере. Коннор взял его под свое крыло.

— Томас Браун? Ваш воспитанник?

Аделаида покачала головой. Мальчик был слишком юн, чтобы сидеть в камере со взрослыми.

Уиннифред кивнула:

— После освобождения он поселился у нас. Но в тюрьме за ним присматривали Коннор и его люди. Мой муж взял на себя задачу вникнуть в их дело.

— И выяснил, что обвинил их сэр Роберт, — догадалась Изабелла.

— Да, и что затем имущество Коннора было изъято судом. Я попросила мужа вмешаться в это дело. В благодарность за доброту, проявленную им к Томасу. Получилось, что труды Гидеона увенчались успехом. — Она повернулась к Лилли. — Как ты думаешь, мужчины в кабинете закончили беседу? Нам нужно выяснить, что они узнали.

Лилли кивнула, не сводя глаз с Аделаиды.

— Вы подумаете как следует? Не станете торопиться или принимать решение со злости?

Изабелла решила поддержать сестру и встала рядом с ней.

— Моя сестра обладает здравым смыслом... почти всегда. Она примет правильное решение.

Аделаида подняла руку и сжала положенную ей на плечо ладонь сестры.

— Тогда я не буду волноваться из-за этого.

Лилли поцеловала Аделаиду в щеку и махнула рукой Уиннифред. Подруги рука об руку покинули комнату.

Мысли вихрем клубились в голове, в животе трепетали бабочки. Аделаида утратила равновесие, растерялась, словно выпила виски, только без того ощущения свободы, которое оно дает. Ее переполняли гнев, страх и полное смятение духа.

Почему Коннор так поступил? Ведь не только чтобы позлить брата. Существует множество способов досадить родственнику. Причем большинство из них не требует уничтожения репутации ни в чем не повинной девушки. Невозможно, чтобы он был таким бессердечным и хладнокровно жестоким. Должно быть, существует другое объяснение происшедшему.

А если его нет, то должно быть возмездие.

Полная решимости, Аделаида пересекла комнату, распахнула шкаф и выхватила оттуда плащ с капюшоном.

Изабелла вскочила на ноги.

— Куда ты идешь?

— Поговорить с мистером Брайсом.

— Что? Но ты...

— Я хочу получить объяснение. Без объяснения я не могу решить, что мне делать дальше.

— Но ты не можешь!.. — настаивала Изабелла. — Нельзя встречаться с джентльменом без пристойного сопровождения.

— Неужели? — Аделаида застегнула на шее пряжку плаща и, подняв брови, посмотрела на сестру. — Почему?

— Потому что это... Ты будешь... — На лице Изабеллы заиграла странная смесь смущения и сочувственного веселья. — Впрочем, полагаю, теперь ты можешь поступать как хочешь.

«И ты тоже», — подумала Аделаида.

Свет часто распространял позор одной падшей женщины на всех членов ее семьи.

— Он ответит за это!

 

Глава 8

Выяснение того, где пребывает Коннор, не заняло много времени. Весь штат слуг взбудоражено жужжал, обсуждая разразившийся скандал. По словам горничной, к которой Аделаида обратилась с расспросами, один из слуг, Джеффри, случайно подслушал, как лорд Гидеон упомянул при жене коттедж вдовы Данбар. Слуга доложил об этом экономке, и еще через двадцать минут об этом знали все.

Аделаида могла себе представить, что новости о связанном с ней скандале разошлись за половину этого времени.

Не желая наткнуться по пути на кого-нибудь из гостей, Аделаида выскользнула из дома через заднюю дверь и направилась в сторону города.

Путь к коттеджу занимал едва больше мили — легкодоступное расстояние для человека, привыкшего к ходьбе. Однако в спешке она забыла сменить обувь, и теперь вместо полусапожек на ней были легкие туфельки, которые не защищали ее ступни от покрывавшей дорогу щебенки. Не прошла она и половины дороги, как ее подошвы стали гореть.

Это неудобство лишь увеличило ее раздражение. К тому времени, как Аделаида достигла цели своего путешествия — двухэтажного коттеджа на окраине города, с зелеными ставнями и ухоженным маленьким садиком, она готова была всех поубивать от злости.

Решительными шагами подойдя к двери, она резко постучала три раза и стала ждать, пока ответит экономка или служанка.

Но на ее вызов ответил Коннор, выйдя ей навстречу в брюках и рубашке. На лице его отразилось легкое недоумение.

Бросив взгляд через ее плечо, он поинтересовался:

— Аделаида, вы пришли сюда одна?

— Да, — ответила она, задрав подбородок, но старательно отводя глаза от его голой шеи в широко распахнутом вороте рубашки. — Позволите мне войти или мы станем беседовать на улице?

Коннор слегка нахмурился, но сделал шаг назад, позволяя ей войти внутрь.

Она прошла мимо него в маленькую переднюю, за которой располагалась скромная гостиная, казавшаяся еще меньше из-за огромного дивана и двух мягких кресел.

— Лорд Энгели знает, что вы направились сюда? — спросил Коннор.

Аделаида расстегнула застежку плаща и сбросила его с плеч.

— Лорд Энгели мне не опекун.

Губы Коннора изогнулись, но понять, позабавило его ее утверждение или ему просто было приятно, она не смогла. В любом случае это вызвало у нее раздражение, так что когда он протянул руку, чтобы принять ее плащ, она со злорадным удовольствием лишь тряхнула головой и без приглашения прошествовала мимо него в гостиную.

Коннор осторожно пробрался по узкому проходу за диваном и извлек из встроенного буфета графин и бокал.

— Приношу вам свои извинения за обстановку, — непринужденно произнес он. — Трудно снять жилье, если это требуется срочно.

Аделаида смотрела на его профиль, когда он наполнял бокал. По дороге сюда она размышляла о том, как ей лучше начать разговор. Идеально было бы, если бы Коннор сначала попросил у нее прощения, но делать это он явно не собирался.

Ничто в его поведении не указывало на то, что он испытывает хоть каплю сожаления. Была некая дерзость в том, как он на нее смотрел, да и в тоне обращения с ней звучала некоторая непочтительность. Теперь он казался совсем не тем человеком, которого она повстречала в саду.

Аделаида вскользь подумала, что стоит использовать план Б, который заключался в том, чтобы душить Коннора, пока тот не пожалеет о случившемся. Очень пожалеет. Однако в конце концов она решилась на приведение в действие плана В.

— Почему? — буквально рявкнула она. — Почему вы так поступили?

— Чтобы помешать вам попасть в когти сэра Роберта. — Он поднял бокал. — Хотите выпить?

— Что? Нет!

— Тогда присядьте.

— Я постою.

— Вы ведь пришли за объяснением. Не так ли? — Коннор подождал ее кивка. — Тогда садитесь. Это длинная история, и мне не хотелось бы стоять во время ее изложения. — Он улыбнулся, обходя диван. — У меня сегодня был тяжелый день.

Аделаиде снова захотелось вернуться к плану Б, но, подумав, она все же отбросила эту мысль.

— Как черство с моей стороны, — сказала она, усаживаясь в кресло.

Коннор уселся напротив и откинулся на подушки дивана.

— Вам удобно?

В ответ Аделаида лишь чуть прищурилась.

— Отлично! — Он вытянул перед собой свои длинные ноги. — Мой отец, как вы, наверное, догадались, жил на два дома. Один дом был с законной женой и наследником, а другой, в шестидесяти милях от него, — с любовницей и сыном. Такое положение ни для кого не являлось секретом. Я был признан им при рождении и воспитывался, как любимый сын богатого барона. Моя мать и я... мы ни в чем не нуждались. Ни в деньгах, ни в образовании, ни во внимании моего отца и в том времени, которое он проводил с нами. Всего было в изобилии. В нашей деревушке мы даже наслаждались некоторой респектабельностью. Отец позаботился об этом.

Коннор замолчал, отхлебнул вина, а Аделаида чуть не заполнила создавшуюся паузу восклицанием, что барон был хорошим человеком, но в ту же секунду сообразила, что баронесса могла придерживаться совершенно другого мнения.

Коннор слегка усмехнулся:

— Вам понятна сложность ситуации? Я не могу отвечать за то, как обращался отец со своей женой и сэром Робертом. Я знал его только как человека, который заставлял мою мать смеяться, учил меня ездить верхом и охотиться на дичь. — Он машинально постукивал пальцем по подлокотнику дивана. — Мы были счастливы.

— А сэр Роберт не был? — предположила она.

— Его мать точно не была. И кто может ее в этом винить? Открытая неверность мужа являлась для нее постоянным источником унижения. Она покончила с собой, когда мне было тринадцать лет.

— Нет же, она утонула, — возразила Аделаида. Всего три недели назад сэр Роберт рассказал ей историю смерти его матери. — Она пошла прогуляться по берегу озера в их поместье, поскользнулась и ударилась головой о камень...

— Она пошла. В озеро. И единственные камни, которые там были, — это те, что она положила в карманы передника, который обвязала вокруг талии.

Ужасная история...

— Вы не можете знать этого.

— Нет. Но сэр Роберт мог. Это он ее нашел.

Еще хуже.

— Он рассказал вам об этом?

— Именно. Два года спустя после этого события и за секунды до того, как ударил меня по голове рукояткой пистолета и передал в руки флотских вербовщиков.

Коннор говорил все это таким обыденным тоном, словно рассказывал чью-то чужую историю. Аделаиде захотелось, чтобы это оказалось именно так... Иначе это было невообразимо чудовищно.

— Я вам не верю. Вербовать юношу моложе восемнадцати лет незаконно...

Еще не договорив фразу до конца, она почувствовала, как глупо это звучит. Было широко известно, что власти закрывали глаза на подобные нарушения. Армии требовались корабли, а кораблям — крепкие матросы.

— Я не верю, что сэр Роберт способен на такой мерзкий поступок, — запинаясь, добавила Аделаида. — Он не чудовище.

— Верьте чему хотите. Но правда такова: не прошло и шести недель после того, как мои отец и мать погибли в перевернувшемся экипаже, как сэр Роберт увидел возможность избавить меня от моего наследства, а Британию от... — Коннор посмотрел на потолок, как бы припоминая. — От ублюдка-убийцы, незаконнорожденного сына шлюхи. Помнится, он выразился так.

— Убийцы-ублюдка? — Ей и в это было трудно поверить.

— Он считал меня виновным в смерти своей матери.

— Но это нелепо.

— По меньшей мере несправедливо. Но, как рассудил сэр Роберт, если бы я не родился на свет, если бы наш отец не признал меня, а держал бы любовницу в секрете, его мать благополучно пребывала бы в неведении о распутном поведении мужа.

Уже использовав слово «нелепо», Аделаида не знала, что еще здесь можно сказать. В голове у нее был полный сумбур. Не думая, она встала с кресла и начала расхаживать по комнате. Маневрировать в маленькой гостиной было трудно, но перед камином места хватало.

Коннор отставил бокал и, откашлявшись, произнес:

— Аделаида...

Она отмахнулась, нетерпеливо мотнув головой. Ей хотелось немного подумать в тишине.

И какого черта все это свалилось на ее голову? Даже если история Коннора правдива — а она не совсем была в этом уверена, — не она загнала его в матросы... не она лишила его наследства.

Аделаида остановилась и повернулась к нему лицом.

— Мистер Брайс, я очень сожалею... о том... о тех неприятностях, которые, возможно, вам довелось пережить. И мне также очень жаль, что вы в ссоре со своим братом, но... но это не имеет никакого отношения ко мне.

— Неприятностях? — мягко повторил Коннор. — Имеете ли вы хоть какое-то представление о том, какова жизнь насильно завербованного матроса? Что сделали с пятнадцатилетним мальчуганом?

— Нет, однако...

— Это ад превыше всякого воображения. Мне удалось сбежать только через год. А потом еще месяцы в трущобах Бостона, без крыши над головой. Ушло десять лет на то, чтобы собрать состояние, необходимое для возвращения в Шотландию. Полжизни я ждал момента, чтобы отомстить.

— Отомстить? Вы... Все это... Я и есть ваше мщение?!

Коннор медленно поднялся на ноги и подошел к ней... Улыбающийся золотой дьявол.

— Вы мой приз, милая. Но не главный. У меня припасен длинный список подарков для дорогого братца. — Тыльной стороной ладони он погладил ее по щеке. — Вы — первый в этом перечне.

Пальцы Аделаиды сжались в кулаки при этих бессердечных словах. Ей хотелось дать ему пощечину. До этого момента ей не хотелось ударить ни одно живое существо. Но как же страстно она желала этого теперь!

— Вы... себялюбивый... высокомерный...

— Ублюдок? — предложил он.

— Лжец! — отрезала она. — Я не верю ни одному вашему слову.

— Вы сегодня услышали от меня больше правды, чем услышите от сэра Роберта за всю жизнь. — Он слегка наклонился и спросил: — А хотите узнать, кто последний заимодавец вашего брата?

— Какое это имеет отношение к... — Зловещий намек медленно расходился ядом в ее крови. — Еще одна ложь!.. — прошептала она, но без уверенности в голосе.

— Спросите его. Вольфганг умеет хранить секреты, но лжец из него никудышный.

Аделаида покачала головой, отвергая его слова, но не могла не выслушать дальнейших откровений.

— Расскажите мне, что вы об этом слышали.

— Нет, это дело Вольфганга рассказать вам все. — Коннор пожал плечами и выпрямился. — Все равно моим словам вы не поверите.

Из-за того, что он был прав, а ей это было неприятно, она сменила тему:

— Вы не имели никакого права втягивать меня и мою семью в гадкую распрю со своим братом.

— Не имел, — легко согласился он. — И все же я сделал правильно.

Аделаида попыталась сдержать ярость и ответить резко и четко, но ей удалось выдавить из себя лишь какой-то хриплый звук.

У Коннора проблем с красноречием не возникло.

— Аделаида, будьте разумны, — заискивающе произнес он. — А еще лучше — будьте неразумной и выходите за меня замуж. Пусть это станет вашим мщением. У меня имеется состояние, которое вы можете пускать на ветер, дома, которые вы сможете сжечь дотла...

— Куда же тогда я поселю мою вторую семью? — как выплюнула она и сама была шокирована собственными словами.

Шокирована, но удовлетворена.

Углы его рта опустились в задумчивой гримасе.

— Боюсь, я вынужден буду настаивать на соблюдении верности.

— Вы меня унизили!.. — прошипела она.

На мгновение его взгляд метнулся в сторону, потом вернулся к ней. Это было крохотное движение зрачков, легчайший намек на неловкость, но это было уже кое-что. Этого было достаточно. Она ощутила возрастающую власть, чувство своей правоты, чистого удовольствия.

— Вы унизили мою семью. Вы втоптали мое имя в грязь и не выказываете ни намека на стыд, поскольку держите остатки моей репутации в заложниках. Вы думаете, мне нравится ваша настойчивость? Вы заплатите за все, что сделали. И заплатите дорого. И я выберу вам наказание.

Он склонил голову набок.

— Это означает «да»?

Звук, вырвавшийся из ее горла, нельзя было даже назвать рычанием. Исчерпавшая все оскорбления, она схватила свой плащ, круто повернулась и направилась к двери.

— Аделаида!

Тон голоса был нежным и нетребовательным. Внезапная перемена заставила ее обернуться на пороге.

Он смотрел на нее без улыбки и говорил без шутливости:

— В мои намерения никогда не входило унизить вас.

Несколько мгновений она молча переваривала его слова.

— Это что, извинение?

— Да.

Она ни на минуту не поверила, что Коннор произнес это всерьез. Этот человек менял свой характер и манеры, словно примерял один за другим костюмы из переполненного шкафа. Ей было безразлично, какой он напялил на себя в этот момент.

Вздернув подбородок, она искоса посмотрела на него вдоль носа.

— Как благородно с вашей стороны! Только не пришлось бы вам обо всем пожалеть... после того, что я с вами сделаю!

Очень довольная своим последним выстрелом, Аделаида снова повернулась к выходу.

— Вы забыли свои туфли.

Она замерла, ощутив ступней сквозь чулки прохладу пола, и скорчила гримаску.

Проклятие!.. Она даже не помнила, когда сбросила их с ног. Приняв невозмутимый вид, она расправила плечи и снова повернулась к нему. В самой царственной манере она окинула взглядом комнату в поисках своей неизвестно где оставленной обуви.

— С той стороны кресла, — непринужденно подсказал Коннор. — Почему вы их снимаете?

Аделаида приобрела эту манеру несколько лет назад, чтобы сохранить привычку расхаживать, когда думает, и не проносить насквозь подошвы туфель, прежде чем найдутся средства их починить. Однако никакая сила на свете не вырвала бы у нее это признание.

Так что она в молчании пересекла комнату, схватила туфельки и стала надевать их прямо там, где стояла.

— Вы в них прошагали всю дорогу сюда?!

Ей не пришлось поднимать на него глаза, чтобы понять, что он хмурится. Она услышала это в его голосе. Но сама она продолжала молчать, твердо решив больше не вступать ни в какие разговоры с этим человеком.

— Я отвезу вас обратно в моем экипаже, — объявил он.

— Нет.

— Я оседлаю для вас коня...

Она не умела ездить верхом.

— Нет.

— Я не могу позволить вам ходить...

— Позволите? Вы забываете, мистер Брайс, что вы мне не муж.

— Пока нет.

Аделаида смерила его уничтожающим взглядом.

— Вы действительно верите, что я предпочту вас сэру Роберту? Что отвергну чувства истинного... идеального...

— Труса?

То, что такое же определение пришло и ей в голову, только еще больше разозлило Аделаиду.

— Джентльмена! И свяжу себя с человеком, который видит во мне лишь средство сделать своего брата несчастным?

— Сэр Роберт несчастен по натуре. Я женюсь на вас, чтобы привести его в ярость. Он тогда приобретает такой прелестный багровый цвет лица.

— Для вас это всего лишь шутка?!

С отвращением фыркнув, она выплыла из комнаты.

Коннор последовал за ней.

— Напротив. К своему мщению я отношусь очень серьезно... И вы должны подумать и поступить так же. — Он заступил ей дорогу. — Выходите за меня замуж, Аделаида, и превратите мою жизнь в сущий ад.

Она оттолкнула его в сторону и, распахнув входную дверь, вышла из дома.

Только когда Аделаида скрылась из виду, Коннор стер улыбку с лица. Из ящика в небольшом столике он взял пару пистолетов и направился к двери между гостиной и кабинетом. Потянув за ручку, он быстро распахнул ее. Грегори и Майкл кубарем влетели в гостиную. Коннор помог более старому удержаться на ногах, предоставив Майклу самому позаботиться о себе.

Майкл ухватился за подоконник, едва уклонившись от удара об оконную раму.

— Черт побери, парень! Мог бы предупредить...

— А вам следовало бы заняться чем-нибудь пристойным, а не подслушивать под дверью, подобно наседкам. — Коннор отпустил Грегори и протянул друзьям пистолеты. — Возьмите и проводите ее обратно.

Никто, обладающий парой глаз и крупицей здравого смысла, не принял бы их за разбойников с большой дороги. Хотя во всей Шотландии не нашлось бы более метких стрелков.

— Нечего распоряжаться, — проворчал Майкл.

— Ты что, думал, будто мы допустим, чтобы наша девочка пошла домой одна? Мы как раз собирались выйти из кабинета. Вот так!

Грегори покачал головой и направился к входной двери.

Майкл, продолжая ворчать, нагнал его.

— Сначала он тает, как свечка, а потом кряхтит, как младенец, у которого режутся зубки.

— Точно. Так и есть, поскольку злится, что напортил дело с девушкой.

Коннор закатил глаза к небу — надо же... «младенец, у которого режутся зубки»! — после чего, не обращая внимания на звук открывшейся и закрывшейся двери, уселся в кресло и задумался. Несмотря на запоздалое извинение перед Аделаидой, он вовсе не жалел о случившемся. Он сожалел, что огорчил ее, но быть скомпрометированной — беда гораздо меньшая, чем брак с сэром Робертом.

Так что в этом случае цель, безусловно, оправдывала средство. Даже если это средство разгневало Аделаиду. Ему, пожалуй, даже понравилось, видеть ее разъяренной. В гневе она была великолепна. Было чистым наслаждением наблюдать, как ее большие и ласковые карие глаза словно плавятся от ярости.

Коннор пошевелил плечами, снимая напряжение. Возможно, он наслаждался этим зрелищем чуть дольше, чем следовало. Он не собирался делать это. Просто его разозлило, что она находила какие-то извинения для сэра Роберта, продолжая при этом корить его. Это было даже хуже, чем увидеть напряжение на ее лице, когда он распахнул перед ней дверь.

Именно поэтому он для удовольствия дразнил ее. Ему легче было видеть ее злость, чем страх. Пожалуй, еще проще было бы, хотя бы временно, смягчить ее раздражение медовыми речами.

Существовала тысяча способов преподнести ей какую-нибудь приемлемую ложь, чтобы быстро успокоить... Однако позднее это наверняка рассердило бы ее еще больше.

Аделаида была великодушной и слишком доверчивой для собственного блага, но только не дурочкой. Она могла на какое-то время поддаться на красивые речи и фальшивую лесть, но только на время. Она была женщиной, предпочитавшей горькую правду красивой лжи.

После того как она поговорит со своим братом, все встанет на свое место. Аделаида станет миссис Коннор Брайс.

Она будет его. Наконец.

Внезапно встревожившись, Коннор поднялся с кресла и прошел в кабинет. Там на письменном столе стояла маленькая, вырезанная из дерева фигурка Аделаиды. Идеальное напоминание о том, какой он увидел ее сквозь прутья тюремной решетки: с ребенком на руках, с лицом, сиявшим решимостью и отвагой. Грегори вырезал ее из дуба маленьким перочинным ножичком, ради которого подкупил стражника. В тюрьме Грегори вырезал из дерева около полудюжины фигурок и передавал их Фред ди для продажи, притворяясь, будто им нужны деньги. На самом деле Грегори симпатизировал Фредди, и ему нравилось, как девушка восхищается его умением.

Так что Фредди продавала эти фигурки в соседней деревне, а Коннор платил тюремщикам, чтобы они выкупали их обратно, с доплатой, чтобы девушка ни о чем не догадалась. По правде говоря, Фредди нравилась им всем.

Коннор взял фигурку в руки и повертел в пальцах. «Пленен!» — иначе нельзя было описать его реакцию, когда он в первый раз увидел Аделаиду.

С необычайной ясностью он помнил тот февральский день. После трех месяцев заключения он смотрел в грязное окошко своей камеры, не надеясь увидеть что-либо, кроме привычно унылого промерзшего внутреннего двора. Но однажды его взору предстала Аделаида. Она стояла на жгучем зимнем ветру, поношенное пальто било ее по ногам, а руки были заняты тепло укутанным во множество одеял ребенком.

Она остановилась поговорить с каким-то тюремщиком и повернула лицо, когда тот указал ей на окно второго этажа отделения для должников.

Коннор не мог разглядеть цвета ее глаз, не знал ее имени и откуда она явилась... почему вообще оказалась здесь, у дверей тюрьмы. Но все это было не важно. Он ощутил мучительное желание протянуть руку... коснуться ее, провести ладонью, погладить холодный шелк ее разгоревшейся от ветра щеки, привлечь ее под защиту своего сюртука и почувствовать, как она согревается в его объятиях.

До той поры у него ни разу не возникало такой мгновенной, переворачивающей душу реакции на женщину. Коннор знал скорее вожделение, даже спешное влечение. Но никогда не испытывал такой голодной томительной тяги. Он понимал, что это нелепо, даже как-то стыдно, но наслаждался каждой фантастической секундой, вбирал в себя каждый ее жест... до тех пор, пока она не распростилась кивком с тюремщиком и не исчезла в дверях тюрьмы.

Тогда он отвернулся от окна, встревоженный тем, с какой непонятной силой подействовало на него мимолетное появление этой женщины. Это была та самая слезливая чепуха, которой поддавались другие, не такие яркие и цельные люди. Это денди разглагольствовали об ангеле, взглянувшем на них с противоположного конца переполненного бального зала. Это поэты воспевали прелестных дев, увиденных издали. Разумные мужчины такой романтической ерундой не увлекались.

Нет, вся беда в том, что он был давно лишен женского общества. Воздержание проделывает ужасные фокусы с мужским рассудком. И все же двадцать минут спустя он вернулся к окну. И возвращался к нему снова и снова... каждое воскресенье на протяжении многих месяцев, надеясь в очередной раз взглянуть на это прекрасное видение.

Когда же он узнал ее имя и то, что она приходит навещать своего беспутного братца, Коннор решил, что полностью оплатит все долги и даст Аделаиде дом и доход, которыми ее брат явно был не способен ее обеспечить. Он рассмотрел мысль о женитьбе и отверг ее: он не хотел, чтобы ответственность за жену отвлекла его от мщения. Возможно, позднее...

А затем он услышал, что за ней ухаживает сэр Роберт, и все изменилось. Не будет никаких анонимных пожертвований. Не будет никакого позднее. Она будет принадлежать ему!

Коннор поставил резную фигурку на стол.

Аделаида Уорд всегда принадлежала только ему.

 

Глава 9

Солнце позднего лета нещадно пекло голову Аделаиды, когда она по проселочной дороге возвращалась назад. В воздухе не было ни малейшей прохлады. Но ее не оставляло ощущение, что она промерзла до костей.

Для Коннора Брайса она была лишь средством достижения цели. Только и всего!

Она поплотнее закуталась в плащ, как в защитные доспехи, и постаралась поступить так же со своим гневом, но он ускользал из-под ее контроля быстрее, чем она могла с ним совладать. Горькое разочарование доводило ее до изнеможения. И к тому же нестерпимо жгло ступни.

— Дьявол и проклятие!

Распрощавшись с надеждой быстро добраться до своей комнаты, она присела на поваленное бревно, сняла с ноги правую туфлю, свирепо глянула на тонкую протертую подошву и со всей силы запустила ею в ближайшее дерево.

— Черт!.. Черт... Ад и все его дьяволы!.. — Как бы ей сейчас хотелось знать проклятия покрепче. — Чертов ад!

Вот и все. Этим выразился весь ее гнев. Аделаида ощутила, что всякая воля к борьбе оставила ее, она опустила голову на руки и застонала.

Нет, плакать она не стала. Она чувствовала, как слезы подступают, давят на глаза изнутри, тяжким грузом собираются в центре груди, но постаралась не обращать на это внимания. Она не имела права себя жалеть. Та ситуация, в которой она оказалась, была столь же следствием ее поступков, сколько и Коннора. А тот факт, что он был шарлатаном и обманщиком, ее не извинял: ведь она с такой готовностью поддалась его обаянию... поверила его лживым речам. Она явилась в гости в этот дом, уже не будучи наивной девочкой. Ей минуло двадцать семь лет, и, с какой стороны ни гляди, она являлась главой дома и семьи. Ей следовало бы лучше разбираться в людях.

Ей следовало бы многое сделать иначе.

Грудь сдавливало все сильнее. Аделаида старалась с этим бороться: подняла голову, сделала глубокий вдох и выдох.

Она не станет ухудшать положение, не позволит себе разрыдаться для облегчения. Плач ничего не даст. У нее лишь покраснеет нос, и голова разболится. А ей нужно ясное сознание, чтобы все обдумать как следует.

Сколько у нее времени на принятие решений? День? Два? Может она отложить все решения на неделю? Ей нужно отложить их по крайней мере до разговора с Вольфгангом.

Как ни претило ей доверять словам Коннора, она вынуждена была признать, что вряд ли бы он намекнул, будто сэр Роберт знает что-то о долгах брата, если бы в этом обвинении не имелось хотя бы доли правды. Он ничего не выигрывал от пустой лжи.

Неужели сэр Роберт причастен к бедам ее брата? Она ничего не может решать, пока не узнает об этом подробно. Ей нужны факты.

Господи Боже! Аделаида не была уверена, что сможет вынести еще какие-то откровения. Она уже знала о сэре Роберте и Конноре Брайсе гораздо больше, чем ей хотелось бы. Ей не нравилось то, что она узнала, но она предпочитала знать правду. Всегда лучше быть информированной. Не так ли? Гораздо лучше, чем выйти замуж, имея идеализированное представление о будущем муже. Тогда после свадьбы ее не будет ждать горькое пробуждение. Два дня назад она собиралась замуж за сэра Роберта вслепую. Теперь она могла выбрать свой путь с открытыми глазами.

Пожалуй, это стало единственным светлым пятном во всей злосчастной истории.

Отряхнув юбки, Аделаида поднялась с бревна и проковыляла за туфлей. Шажок вперед, остановка, чтобы его оценить, еще шаг вперед... это единственно разумный план действий. Горы покоряют шаг за шагом.

В дом она вернулась в состоянии какого-то тумана. Она поговорила с Лилли и Уиннифред, которые уверили ее, что она вполне может раздумывать несколько дней. Затем она помогла Изабелле упаковать вещи, легла спать засветло и поднялась с рассветом, чтобы проследить за погрузкой их вещей в карету.

Два часа, которые длилась поездка, она провела, бесцельно уставившись в окно. Единственной мыслью, вертевшейся у нее в голове, — кроме того, каким должен быть ее следующий шаг, — было сожаление, что она ничего не поела перед отъездом из гостей.

Изабелла спала. Глаза ее закрылись, когда они еще только отъезжали от поместья миссис Кресс, и открылись, когда карета остановилась у ворот тюрьмы, в четырех милях от их дома.

Сонная и взъерошенная, она посмотрела в окошко и нахмурилась.

— Почему мы здесь?

— Мне нужно поговорить с Вольфгангом. — Голос Аделаиды звучал глухо, тупой болью отдаваясь в мозгу. — Карета отвезет тебя домой.

— Я пойду с тобой. Или, если хочешь, подожду здесь.

Протягивая руку к дверце, Аделаида покачала головой:

— Забери лучше Джорджа от миссис Макфи. Мы и так долго доставляли ей неудобство.

Прежде чем Изабелла успела ей возразить, она выскочила из кареты и поспешила в тень мрачного каменного здания.

Тюрьма была относительно новой. Ее построили в последнее десятилетие из-за наплыва преступников из Эдинбурга и для содержания пленных французских солдат. Когда Аделаида навещала брата поначалу, ее поражали размеры тюрьмы и ощущение мрачного отчаяния, которое, казалось, источали камни. Но позднее она этого почти не замечала. Сегодня она прошла через ворота и далее по двору, не обратив внимания на тяжко нависшие стены и несколько унылых фигур, гревшихся на солнце. Она проследовала за стражником по длинному лабиринту коридоров, не слушая голоса заключенных и не замечая запаха прелой соломы и пота.

Вольфганг сидел в отдельной камере, так как он был джентльменом, а также благодаря нескольким монетам, которые Аделаида сумела сунуть соответствующему служащему. Она заплатила эту взятку ради Джорджа и собственного душевного спокойствия. Таким образом, ни ей, ни Джорджу не приходилось общаться с другими обитателями тюрьмы.

Стражник остановился у камеры Вольфганга и открыл дверь, приглашая ее войти. Должникам позволялось бродить по своему крылу, выходить подышать воздухом и прогуливаться по двору. Впрочем Вольфганг редко пользовался этой возможностью.

Войдя в маленькую темную комнатку, Аделаида увидела, как Вольфганг поднимается со стоящей в углу койки, и, как всегда, поразилась, насколько не похож он на маленького мальчика, которого она знала раньше. Он рос пухлым ребенком с круглым нежным личиком, которое всегда озаряла проказливая ухмылка.

Тогда она его обожала, этого своего младшего братика, способного легко прогнать ее печаль шуткой или улыбкой. Беззаботный мальчишка, мчавшийся наперегонки с ней по землям отца, увлекавший ее в бесчисленные путешествия по лесам и полям.

Трудно было разглядеть этого мальчика в мужчине, стоявшем теперь перед ней, Вольфганг сильно исхудал, несмотря на всю дополнительную еду, которую она ему приносила. Лицо его заострилось и теперь казалось обтянутым кожей черепом с запавшими глазами. Разница в возрасте между ними составляла всего два года, но сейчас он выглядел лет на двадцать старше ее.

— Ты собираешься войти или так и будешь стоять на пороге и таращиться на меня, как вынутая из воды рыба?

— Вольфганг! — Аделаида пересекла комнату и приложилась поцелуем к его щеке. Кожа его была тонкой и грубой от вчерашней щетины. — Тебе нужно побриться.

— Мой камердинер куда-то запропастился. Что ты здесь делаешь? Разве ты не должна была приехать в... — Он оборвал себя, и лицо его озарилось редкой улыбкой. — Ты приехала с новостями. Не так ли? Ты заманила наконец сэра Роберта, и он сделал тебе предложение. Знал, что сумеешь. Я знал...

— Я пришла, чтобы задать тебе один вопрос.

Вольфганг ухмыльнулся весело и задорно:

— Если тебе нужно мое разрешение на брак, я его даю!

Давно она не видела его таким счастливым. Ей почти захотелось промолчать и насладиться этим полузабытым зрелищем. Почти.

— Кто твой последний заимодавец?

Момент радости окончился. Лицо его погасло, он простонал:

— Опять начинаешь, Аделаида?! Мы уже говорили об этом...

— Кто, Вольфганг? — резко бросила она. Спокойствие прошедшего дня иссякло. — Это сэр Роберт?

Полуприкрытые веками глаза брата метнулись в сторону.

— Нет. Конечно, нет.

Коннор был прав: Вольфганг совсем не умел лгать.

— О Господи! Сколько ты должен?

Брат отвернулся и уставился в окно. Прошла долгая минута тяжелого молчания, затем он ответил практически себе под нос:

— Тысячу фунтов.

Она не могла говорить. Не могла пошевелиться.

Тысяча фунтов!.. Это было гораздо больше, чем она ожидала. В три раза превышало все остальные его долги, вместе взятые. Они никогда не смогут выплатить такую сумму.

— Это не моя вина! — внезапно вспыхнул Вольфганг. Он круто отвернулся от окна. На лице появилось смешанное выражение негодования и вины. — Это корабль потонул.

Аделаида покачала головой, мечтая вернуть спасительное ощущение бесчувствия. Они были разорены, окончательно и бесповоротно.

— Что за корабль?

— С грузом сахара из Санта-Лючии. Сэр Роберт клялся, что мы заработаем состояние.

— Это была идея сэра Роберта? — раскрыла рот Аделаида. — И ты взял... Ради всего святого, Вольфганг!.. И тебе не пришло в голову хорошенько все обдумать, прежде чем принять финансовый совет от человека, предлагающего кредит должнику, уже сидящему в тюрьме?

— Он сказал, что делает это ради тебя... что хочет помочь нашей семье.

— И ты ему поверил?

— Почему бы мне не поверить ему? — Вольфганг вскинул руки к небу. — Что мне было терять? Я уже сидел за долги.

— Ты! — рявкнула Аделаида. — Ты сидишь здесь! Но не твой сын и не твои сестры! Как ты мог не думать о нас?! Как ты мог позволить сэру Роберту ухаживать за мной, не сказав ничего о ваших...

— Сэр Роберт велел мне ничего тебе не говорить.

— Тем более ты должен был рассказать мне хоть что- то!— резко выдохнула она.

— Чтобы ты от него отвернулась?

— Как и должна была! Ты ведь не можешь ждать теперь, чтобы я стала иметь с ним какое-нибудь дело.

Лицо брата исказила мгновенная паника.

— Ты должна. Только так я смогу когда-нибудь выбраться отсюда. Если ты выйдешь замуж за сэра Роберта, он заплатит моим кредиторам и простит мой долг ему.

— Он сказал тебе об этом?

— Да. В общих чертах, — поправился Вольфганг. — Он сказал, что постарается освободить меня, после того как вы поженитесь.

— То есть советовал тебе поспособствовать этому союзу?

И брат старался способствовать. Ни о чем другом не говорил во время ее визитов. Сэр Роберт то, сэр Роберт се... Теперь ей было противно вспоминать об этом.

— Я не видел в этом никакого вреда. Тебе он вроде бы нравился... и это был бы вполне разумный брак. — Вольфганг тихо выругался. — Ему не понравится, что я рассказал тебе об этом. Он может не сделать предложения, если ты...

— Сэр Роберт уже сделал предложение... как и мистер Брайс.

— Кто такой мистер Брайс, черт бы его побрал?

— Джентльмен, которого я встретила в гостях у миссис Кресс.

Вольфганг с досадой помотал головой:

— Никогда о нем не слышал. Ты, конечно, приняла предложение сэра Роберта?

— Нет. А теперь даже не подумаю это делать.

Все время, что сэр Роберт рассыпал ей комплименты, он угрожал ее брату. Аделаиду замутило от такого двуличия.

— Не будь дурочкой. Этот человек — барон! Ты не можешь отказать барону.

— Могу и сделаю это.

— Он этого не потерпит. Ты его не знаешь, Аделаида. Не знаешь, на что он способен.

Долгое тяжкое молчание последовало за этим утверждением. Аделаида смотрела, как брат начал короткими нервными шагами метаться по комнате. В юности ее забавляло, что у него такая же привычка, как у нее. Но теперь каждый его шаг стирал доброе воспоминание. Вольфганг сам не понимал, какого жениха ей прочит... Он совсем не думал о ней!..

Нет, он больше не был тем мальчиком, которого она любила. Не был любимым другом ее юности.

— Есть еще что-нибудь, что ты хочешь рассказать мне о человеке, за которого намерен выдать меня замуж? — севшим голосом проговорила она, но Вольфганг, казалось, не обратил на ее слова никакого внимания.

Он лишь раздраженно тряхнул головой и продолжал расхаживать по камере, бормоча себе под нос что-то о баронах, долгах и поисках выхода из неразберихи, в которой они оказались.

С Аделаиды было достаточно. Она отвернулась от него и направилась к двери.

— Я не привезу Джорджа повидаться с тобой... в эту субботу.

Она чуть не сказала «больше никогда». Впрочем, неизвестно, для кого это было бы большим наказанием: для отца или для сына.

— Почему? — требовательно поинтересовался Вольфганг ей в спину. — Где ты будешь?

Аделаида не могла заставить себя обернуться к брату и посмотреть ему в глаза. Она рывком открыла дверь и почти что выскочила в коридор, резко бросив напоследок через плечо:

— Буду планировать эту чертову свадьбу!

 

Глава 10

Аделаида избежала утомительной почти четырехмильной прогулки до дома, приняв предложение подвезти ее от проезжавшего мимо фермера. Свежий воздух и мерное покачивание помогли ей успокоиться и привести мысли в порядок. Был сделан еще один шаг. Он оказался болезненным, но необходимым и полезным. Она получила сведения, требуемые ей для разумного выбора.

Следующим шагом должно было стать формальное принятие предложения Коннора. Ее возрождавшееся самообладание трепыхалось при этой мысли. Сообщить Коннору, что все пойдет по его желанию, будет не просто мучительным, а душераздирающим. И унизительным... и пугающим... и...

Список определений не был еще завершен, когда они подъехали к ее дому, около которого она заметила экипаж сэра Роберта.

Проклятие!

Видимо, он покинул дом миссис Кресс сразу после Аделаиды и Изабеллы. Но она была не готова встретиться с ним. Она старалась — или пыталась — взять себя в руки, чтобы поговорить с Коннором, а не с сэром Робертом. Что она скажет ему? Ей хотелось бы многое ему сказать. Однако Вольфганг был прав по крайней мере в одном: сэр Роберт — барон, и он не так-то легко воспримет ее отказ или упреки.

Чтобы дать себе время собраться с мыслями, Аделаида попросила фермера остановиться подальше от их дома и прошла последние несколько сотен ярдов медленным шагом, старательно вглядываясь в знакомые окрестности.

Поскольку дом и прилегающие земли относились к майорату, они оказались единственным имуществом, которое их брат не смог заложить. Вольфганг часто жаловался на то, как неудобно владеть собственностью, которую нельзя продать. Аделаида столь же часто благодарила небеса за это.

Она любила свой дом. Каждый его кирпич или бревно, каждый дюйм земли... Они были полны счастливых воспоминаний ее детства.

Их дом никогда не был величественным. В нем насчитывалось всего пять комнат и два помещения для прислуги. Здесь не было ни бального зала, ни оранжереи. Передняя гостиная была маловата по стандартам света, а в столовой могло разместиться не более двенадцати человек. Однако, несмотря на свои скромные размеры, дом казался ухоженным, а обстановка его была подобрана столь же тщательно, как в любом роскошном поместье... Ни одна дверь не скрипела, камин не чадил, и ни один предмет меблировки не нуждался в ремонте или замене.

Впрочем с годами, особенно после смерти родителей, все изменилось. Они больше не могли позволить себе содержать штат слуг, необходимый для поддержания дома в хорошем состоянии. Теперь большинство каминов зажигать было опасно, а половина дверей не закрывалась и не открывалась без хорошего толчка. Все ценные предметы были проданы для уплаты долгов Вольфганга. Даже большая часть ее любимого сада заросла бурьяном или была расчищена для того, чтобы выращивать свеклу и турнепс. Розы ее матери еще сохранились, но у Аделаиды редко хватало времени и сил сделать что-то большее, чем раз в год слегка подровнять деревья и кусты и срезать цветок, случайно расцветший, несмотря на все ее пренебрежение.

Аделаида остановилась перед входной дверью, собираясь с силами. Дом пришел в упадок еще до того, как в их жизни появился сэр Роберт. Он не мог отвечать за это, однако его вполне можно было считать ответственным — черт бы его побрал! — за отсутствие хозяина дома. Барон или нет, но он ответит за это.

Полная решимости Аделаида распахнула дверь и ступила за порог.

Изабелла приняла ее плащ и шепнула на ухо:

— Он в гостиной. Если хочешь, я отошлю его прочь. Скажу ему, что у тебя мигрень.

— Спасибо, но не стоит. Джордж наверху? — Аделаида дождалась кивка сестры и добавила: — Проследи, чтобы он там и оставался. Пожалуйста.

Изабелла поджала губы, но не возразила.

— Если я понадоблюсь, тебе нужно будет только крикнуть.

Аделаида чуть не рассмеялась, услышав это предложение. Ради всего святого!.. Сэр Роберт был просто барон, а не расстрельный взвод из одного человека. И, право, если кто-то и должен был нервничать, то, безусловно, он.

Однако он вовсе не выглядел взволнованным. Когда Изабелла отошла в сторону, Аделаида сразу увидела сэра Роберта, стоявшего перед диваном в позе ожидания. Кричаще-желтый цвет его жилета до ужаса не сочетался с цветом его волос и неприлично резко подчеркивал блеклые тона старенького бабушкиного ковра и потертого дивана. Его самоуверенный и снисходительный вид вызвал у нее мгновенное раздражение. Аделаида не понимала, как можно выглядеть таким высокомерно пренебрежительным, но ему это всегда удавалось.

Он шагнул к ней, явно намереваясь взять ее за руку и втянуть в комнату.

— Моя дорогая мисс Уорд!

Сцепив руки, Аделаида поспешила вперед, чтобы двигаться по своей воле.

— Сэр Роберт, вы рано вернулись.

— Разумеется, я поторопился, — произнес он с упреком. — Вы уехали без единого слова.

— Мой отъезд не был неожиданным.

— Дорогая моя девочка, если бы мы пришли к взаимопониманию до того...

— Мне хотелось бы понять, почему вы сочли возможным дать в долг моему брату?

При этом вопросе сэр Роберт вздрогнул. И кто мог бы его судить: это прозвучало гораздо резче и прямолинейнее, чем она намеревалась, но ее терпение было на исходе. Кроме того, Аделаида полагала, что всегда лучше разобраться с неприятными проблемами раз и навсегда.

Он продолжал растерянно стоять на прежнем месте, а она, задрав голову, продолжала:

— Вы хотите это отрицать?

Он наконец моргнул и, откашлявшись, выговорил:

— Нет! — И тут же неодобрительным тоном добавил: — Вольфгангу не стоило впутывать вас в это.

Ну и нервы были у этого человека!

— Это вам не стоило вмешиваться в дела моей семьи.

— Я просил бы дать мне возможность все объяснить.

Ничто ни в его тоне, ни в манере не говорило о «просьбе». Он продолжал выглядеть таким же уверенным, как когда она вошла в комнату. Только из чувства справедливости Аделаида подавила в себе желание немедленно вышвырнуть его прочь из дома. Коннору и ее брату был предоставлен шанс высказать свои обвинения. Теперь сэр Роберт имел право на защиту.

— Хорошо, — согласилась Аделаида. — Если вы можете дать какое-то объяснение, я выслушаю его.

— Может быть, вы сядете?

С большой неохотой Аделаида села на диван и тихо вскрикнула, когда ей в тело вонзилось что-то твердое. Быстро сунув руку между подушками, она обнаружила там деревянную ложку — любимую игрушку Джорджа.

Сэр Роберт уставился на нее.

— Э-э...

— Мой племянник воображает себя барабанщиком.

Крепко зажав ложку в кулаке, она вызывающе уставилась на сэра Роберта, вроде бы ожидавшего объяснений. Джорджу еще не было двух. Он обожал копаться в грязи и стучать по всем предметам, издающим звук.

Сэр Роберт натянуто улыбнулся:

— Он такой талантливый?

— Очень, — произнесла она и отложила ложку в сторону. — Вы собирались все объяснить, не так ли?

— Верно... — Он снова посмотрел на ложку, затем отвел глаза. — Верно. Все началось вскоре после начала нашего... ухаживания. Вы получили небольшое наследство. Очень маленькое... — Он замолчал, увидев ее потрясенное лицо — неужели нет в Британии человека, который не совал бы нос в ее дела и не стыдился заявлять об этом?! — Простите меня за то, что я поинтересовался благополучием женщины, на которой собрался жениться.

— Вы могли проявить этот интерес, спросив обо всем у меня, а не... выведывать... — укорила его Аделаида, мысленно наслаждаясь тем, что может теперь сама говорить с ним его же тоном.

Но сэр Роберт, казалось, ее не слышал.

— Я сознавал, что фондов, которые вы получили, было достаточно, чтобы заплатить долги вашего брата.

— Достаточно.

Она даже оплатила два из них, пока не поняла бесполезность этого.

Сэр Роберт кивнул.

— Я также уже знал кое-что о вашем брате и понимал, что, если его освободят, ничто не сможет остановить его от возвращения к прежним привычкам. Я не мог позволить этому произойти. Я поступил так из лучших побуждений.

— Вы дали ему в долг, зная, что он не сможет его вернуть?

— Конечно, нет. — Он заколебался и продолжил без особой уверенности: — Однако я знал, что это вложение представляет значительный риск. Я рассуждал так: или он заработает достаточно, чтобы это заняло его, пока мы не поженимся, или останется в тюрьме.

— Из-за вас.

Тень нетерпения набежала на его лицо.

— Что бы вы хотели, чтобы я сделал? Освободил его? Дал ему возможность окончательно разорить вас? Наблюдать за тем, как женщина, которую я обожаю, потеряла то немногое, что у нее имеется? Он потратил бы ваше наследство за две недели и оставил вас ни с чем.

— Я не отдала бы ему деньги, чтобы он их растратил. У меня достаточно здравого смысла для этого. А по правде говоря, дело вовсе не в этом. Вы мне лгали.

— Я никогда не думал...

— Вам не пришло в голову спросить, чего хочу я? Вам не пришло в голову обсудить со мной это свое решение?

Глубокая морщина пересекла его лоб.

— Финансовые дела...

— Я уже давно занимаюсь финансами моей семьи.

— Вы уверенно играли роль матриарха. Никто не отрицает непреклонную преданность и здравый смысл, которые вы проявили в заботе о своей семье. Но, мисс Уорд, вы всего лишь женщина и руководствуетесь сердцем.

Аделаиде хотелось стукнуть его по лбу деревянной ложкой Джорджа.

— Я не юная глупышка, едва вышедшая из детской.

— Я не ухаживал бы за вами последние четыре месяца, если бы вы были ею, — в высшей степени терпеливо проговорил он. — Ответьте мне вот что: если бы вашего наследства было достаточно, чтобы оплатить все долги вашего брата, вы бы освободили его?

— Он мой брат!

И большинство братьев и сестер, подумала она, искали бы способы выручить брата из тюрьмы, а не засадить туда.

— Опять вы решаете сердцем, — повторил сэр Роберт тоном, с которым обращаются к глупенькой маленькой девочке. — Вольфганг обратился бы в суд, чтобы отсудить у вас то, что осталось бы от вашего наследства. Вы ведь знаете это.

Мысль эта приходила ей в голову, но тогда она еще сохраняла некоторую веру в честность и преданность брата. Однако затем эта вера была подорвана. Стал бы Вольфганг уважать последнюю волю их кузины? Честно говоря, этого она не знала, и, видимо, эта неуверенность отразилась на ее лице, потому что сэр Роберт покачал головой и постарался закрепить свой успех:

— Разве вы не видите, что освобождение вашего брата стало бы большой ошибкой?

Ее огорчило, что она не могла с этим не согласиться. Это вполне могло стать ошибкой. Ее неприятно поразила мысль, что сэр Роберт мог оказаться прав.

Сэр Роберт вздохнул:

— Возможно, с моей стороны было ошибкой скрывать от вас мое участие в этом деле. Но могу лишь сказать в оправдание, что делал все с самыми лучшими намерениями.

Конечно, это не было извинением, но безусловным признанием ошибки. Аделаида задумалась, насколько искренним было такое великодушие и насколько глубоким.

— А если бы я попросила вас освободить его сейчас?

Сэр Роберт покачал головой:

— Только когда мы поженимся. Когда я смогу защитить вас от его излишеств и эскапад.

— Но если...

— Дорогая Аделаида, доверьте мне поступать так, как будет лучше для вас и вашей семьи. — Он взял ее за руку. — Вы нуждаетесь во мне. Давайте не будем больше говорить об этом.

Она заколебалась, но потом рассеянно кивнула, не видя смысла в дальнейшем обсуждении. Сэра Роберта невозможно было убедить в том, что он не прав. И хотя она не оправдывала его методы, но должна была признать, что его намерения оказались добрыми... хотя скорее они являлись заблуждениями. И вообще лучше было им расстаться по-хорошему.

— Отлично, — жизнерадостно провозгласил сэр Роберт. — Я немедленно помещу уведомление о помолвке.

— Что? Нет!

Аделаида не собиралась отказывать ему так резко и так нервно выдергивать руку из его пальцев, вскакивая при этом с дивана, словно ее что-то укусило в бок. Но получилось, что она проделала все это.

Господи Боже! Кажется, ей не удастся мирно покончить со всем этим.

Сэр Роберт отпрянул, и его бледно-голубые глаза буквально вытаращились.

— Что за... Что вы хотите сказать этим «нет»?

— Я подумала, сэр Роберт, что вы намерены закончить наш спор, а не жениться. Мне ужасно жаль... — Правда, если честно, она совсем не жалела о нем. — Но после всего... я не могу выйти за вас...

— Вы должны выйти за меня!.. — Он поднялся на ноги и, сцепив руки за спиной, склонился над ней, чтобы произнести подчеркнуто терпеливым тоном: — Моя дорогая, вы были скомпрометированы.

Аделаида стиснула зубы и тоже попросила у Господа терпения. Ради всего святого... он что, всерьез заподозрил, что она забудет такое? Какой дурочкой он ее считает?!

— Мисс Уорд!

— Меня скомпрометировали не вы, — проговорила она.

Он медленно выпрямился.

— Вы не можете рассматривать...

— Леди Энгели предложила мне рассмотреть всевозможные варианты. Я это и сделала. Мистер Брайс сделал мне достойное предложение, и я...

— В Конноре Брайсе нет ничего достойного!

Вообще-то довольно мало. И все же это был более разумный выбор. Господи, как же это все ее угнетало!

— Пусть так, но каким бы ни было ваше мнение о мистере Брайсе, у него...

— Не смейте говорить мне о нем!

Аделаида замолчала скорее от потрясения, чем от готовности подчиниться.

Было видно, что сэр Роберт находится на грани срыва и быстро теряет самообладание. Его рот искривился. Лицо побагровело, и что-то злобное и жестокое затуманило глаза. Увидев, что его пальцы сжимаются в кулаки, Аделаида невольно попятилась. До тех пор ей никогда не приходилось становиться мишенью его гнева. Наедине он бывал раздражен ею, раздосадован, но никогда не злился на нее по-настоящему. Даже во время той сцены в саду острое неудовольствие сэра Роберта было обращено на Коннора.

Ее взгляд метнулся к деревянной ложке, но на пути к ней стоял сэр Роберт. Аделаида стала осторожно продвигаться к двери.

Но ей не стоило волноваться: буря рассеялась так же быстро, как началась. Сэр Роберт склонил голову и сделал несколько коротких выдохов. Когда он вновь посмотрел на нее, лицо его приняло нормальный цвет, а его выражение стало безмятежным.

Господи Боже, а она-то считала, что это у Коннора настроение меняется мгновенно. Она вдруг подумала, как воспримут братья известие, что у них общего больше, чем им кажется. Вероятно, без особой радости, так что с учетом недавней ярости сэра Роберта разумнее будет сохранить это наблюдение про себя.

— Бедная моя девочка, — произнес сэр Роберт. — Вы пережили ужасное потрясение. А я тут веду себя, как бесчувственное чудовище, настаиваю на прощении, которое еще не заслужил.

Прощении? Так о чем он сейчас говорит — о своем нежелании позаботиться о брате или о том, что не стал рассказывать ей о своем участии в тюремном заключении Вольфганга, или о том, что не проявлял к ней никакого уважения? Впрочем, сию минуту ей это было безразлично. Она хотела только, чтобы он ушел. Свои сожаления она может отправить ему в письме.

Однако сэр Роберт удивил ее снова. Он сделал шаг и коснулся пальцами ее щеки. Аделаида тут же решила, что убегать ей нет нужды. Его ладонь была прохладной и нежной, но у нее все внутри сжалось от желания отстраниться.

— Я навещу вас завтра, — пообещал он.

Проклятие!

— Боюсь, завтра это будет невозможно. Я... Видите ли, я только что вернулась домой... и у меня есть множество обязанностей... которыми я пренебрегала из-за своего отсутствия. Мой племянник...

— Да, да. Конечно! — Он кивнул с понимающим видом. — Вам понадобятся день или два, чтобы все вошло в привычную колею. Я навещу вас позже на этой неделе.

Аделаида выдавила из себя ни к чему не обязывающее «хм», присела в книксене и вздохнула с облегчением, когда он поклонился и покинул дом.

Сделан еще один шажок, подумала она. Хотя он не совсем завершен: необходимо еще будет написать письмо. Однако теперь ей нужно сделать кое-что другое.

Предвкушение иголочками пробежало по ней, когда она пересекла комнату и стала подниматься по лестнице, стараясь не наступить на самую середину третьей ступеньки. Она угрожающе прогибалась под ногами.

Аделаида направилась мимо своей комнаты и комнаты Изабеллы прямиком в открытую дверь детской и заулыбалась впервые после злосчастного пребывания в гостях.

О да! Именно это ей и нужно было: увидеть своего полуторагодовалого племянника, мирно спавшего в своей кроватке. Джордж спал на животике, подвернув одну руку под грудь, а второй накрыв личико.

Аделаида тихонько пересекла комнату и склонилась над спящей фигуркой, любуясь длинными ресницами, лежащими полукругами на пухлых розовых щечках, плотным бутоном ротика и даже маленьким шрамом — следствием проигранной битвы с подоконником. Аделаида ласково погладила мягкие белокурые кудряшки, казавшиеся совсем белыми. Но они потемнеют с возрастом, как у всех Уордов.

Склонившись над кроваткой, Аделаида нежно поцеловала его висок и вдохнула чистый детский запах. Казалось бы, мальчик должен был пахнуть так же, как она и Изабелла: они жили в одном доме, спали на одинаковых простынях, пользовались тем же мылом... И все же у него был особый сладкий аромат... Она вздохнула и выпрямилась.

Вот почему ей так важно было сделать правильный выбор.

Именно поэтому она выйдет замуж за человека, которого не любит.

 

Глава 11

Аделаида написала письмо тем же вечером, но отложила его отправку на следующий день. Причин для этого было много, но главной было запоздалое сомнение: разумнее принять одно предложение, прежде чем отказываться от другого. Хотя, пожалуй, погубленная репутация предпочтительнее брака с сэром Робертом, но ее предпочтения были второстепенными по сравнению с нуждами ее семьи. Вторым не менее серьезным соображением был страх того, что сэр Роберт возникнет у нее на пороге, чтобы возразить против отказа от его предложения.

А так у нее будет день или два, прежде чем он явится снова. Значит, она отошлет письмо завтра... или послезавтра...

— Ты делаешь мешок?

Голос Изабеллы заставил Аделаиду оторваться от размышлений. Они обе сидели на широком подоконнике, положив между собой набор швейных принадлежностей.

Хотя в разговоре с сэром Робертом она схватилась за свои обязанности как за предлог уклониться от дальнейших обсуждений, дома на самом деле многое требовало ее внимания. И когда миссис Макфи предложила забрать Джорджа на все утро, они с сестрой воспользовались тишиной, чтобы заняться шитьем и штопкой.

У Изабеллы оставалось только четыре мало-мальски пригодных платья, у Аделаиды — пять, включая бальное, которое она надеялась продать, и синее, бывшее на ней сейчас.

Изабелла опустила сорочку и показала на платье, которым занималась Аделаида.

— Ты сшиваешь края вместе.

Аделаида растерянно посмотрела на сотворенное ею безобразие.

— О Господи!..

— Ты успела сделать всего стежок или два. — Сестра передала ей ножичек для распарывания и бросила взгляд в окно. — К дому подъезжает какой-то незнакомец. В фаэтоне.

Аделаида посмотрела через ее плечо и тут же соскочила с подоконника.

— Это мистер Брайс.

— Неужели? — Изабелла, отложив шитье, заинтригованно уставилась в окно. — Я пока не могу разглядеть его как следует, но фаэтон новый... и модный.

— Я не хочу видеть его нынче утром.

Ей требовалось еще какое-то время, несколько часов, чтобы собраться с мыслями, все обдумать, выбрать решение, наметить ход действий... Нуда... ей нужно было еще несколько часов, чтобы смирить свою гордость.

— Отошли его прочь, Изабелла. Пожалуйста. Скажи, что я буду свободна днем.

Изабелла пожала плечами, спустилась с подоконника и направилась в прихожую. Приняв это за согласие, Аделаида проводила ее до дверей гостиной и поспешно закрыла их за сестрой. Дверь противно заскрипела по полу, и Аделаида обреченно поморщилась. Именно из-за этого скрипа они последние полгода ее не закрывали... Ведь она понятия не имела, как справиться с этой проблемой.

Подумав, что можно подслушать разговор, она тут же отвергла эту мысль и, подойдя к дивану на противоположном конце комнаты, тихо уселась на него. Она откинулась было на подушки, но угрожающий стон старой деревянной рамы заставил ее торопливо выпрямиться. Диван был не просто старым, а почти древним.

Что бы только она не отдала, лишь бы вернуться на пятнадцать лет назад и сказать родителям, что нет, она не хочет учиться рисовать и играть на фортепьяно. Она занялась бы изучением столярного дела, управлением поместьем, спекуляциями с ценными бумагами. Как изменилась бы тогда ее нынешняя жизнь...

Она подняла глаза к небу, дивясь своей глупости: назад не вернешься. А если бы даже это было возможно, наверное, лучше было бы перенестись всего на несколько недель назад. Отклонить приглашение в гости к миссис Кресс и попробовать завлечь сына столяра.

У Гарольда Отри не хватит денег оплатить долги ее брата, но по крайней мере мебель у нее скрипеть не будет.

Аделаида прислушалась к доносившемуся из прихожей голосу Коннора... затем голосу Изабеллы... снова голосу Коннора, а потом наступила долгая пауза.

Наконец в щели под дверью гостиной показался кончик туфельки Изабеллы, ручка двери повернулась, и дверь медленно, со скрипом отворилась. Изабелла с трудом протиснулась в образовавшуюся щель.

— Аделаида, к тебе мистер Брайс.

Раздосадованная Аделаида поманила сестру в гостиную и подождала, пока та приблизится.

— Я знаю, что мистер Брайс хочет меня видеть, — прошептала она, бросая взгляд на полуоткрытую дверь. Ей было все равно, что Коннор может их услышать, но хорошие манеры, воспитанные с детства, нельзя было так просто отбросить. — Я полагала, что ты отошлешь его прочь.

— Если настаиваешь, я сделаю это, — начала Изабелла обычным голосом.

— Ш-ш-ш!

— О, ради всего святого! — Изабелла промаршировала к двери, плотно ее прикрыла двумя сильными толчками бедра и вернулась к сестре. — Я отошлю его прочь, если ты на этом настаиваешь, — повторила она. — Но сначала хочу сообщить тебе, что внешняя готовность принять ухаживание может изменить общее мнение. Тебя перестанут жалеть и осуждать.

Аделаиде вдруг стало совершенно безразлично, слышит ее Коннор или нет.

— Отбрось на минуту свой гнев и подумай, — настаивала Изабелла. — Принятый образ оскорбленной невинности может обратиться против тебя... Особенно если ты намереваешься в конце концов принять предложение мистера Брайса. В глазах света ты либо жертва, либо женщина легкого поведения... и никогда иной не будешь. Разве что ты намеренно встретилась с ним в саду. Но если у вас происходило тайное ухаживание и вы всегда собирались его обнародовать... чтобы затем предстать перед алтарем... тогда ты уже не трагическая фигура, а...

— Просто женщина легкого поведения, — пробурчала Аделаида.

— Женщина, захваченная вихрем тайной страсти, — поправила ее Изабелла. — Дамы продолжат осуждающе цокать языками у тебя за спиной, но теперь в их осуждении будет звучать зависть.

—Да, это увлекательная картина. Несколько смазанная тем, что я могу и не выйти замуж за мистера Брайса. — Конечно, Аделаида уже решилась на это, но Изабелла еще этого не знала. Она считала, что лучше будет уточнить все детали и лишь потом объявлять о помолвке.

— По-моему, ты должна за него выйти, — вздохнула Изабелла. — Он невероятно красивый.

Аделаида бросила на нее осторожный взгляд.

— Приятная внешность — недостаточно разумный повод для брака.

— Единственно разумный повод для брака — это любовь. Но поскольку сегодня у тебя такого выбора нет, ты можешь по крайней мере выйти за приятного мужчину, — пожала плечами Изабелла. — Конечно, решать тебе.

— Ох, ладно. Пригласи его.

— Отлично. — Изабелла поднялась на цыпочки с отвратительно жизнерадостным видом и рванулась к дверям гостиной. Посмотрев на них со вздохом, она попыталась растворить их посильнее. — Наверное, нам лучше вообще снять эти чертовы двери, — пробормотала она.

Аделаида открыла было рот, чтобы попенять сестре за ругань, ко тут же закрыла его, так как в полуоткрытом дверном проеме возникла рослая фигура Коннора.

— Если вы немного отойдете назад, мисс Уорд...

Изабелла послушно попятилась и остановилась около Аделаиды. Минутой позже двери распахнулись, издав отчаянный вскрик старого дерева и ржавых петель. Аделаида подскочила от этого звука и зрелища, почти ожидая, что под таким напором двери рассыпятся горой щепок.

Однако они выдержали и с жутким скрипом замерли, открыв вид на прихожую и Коннора Брайса, стоявшего на пороге, широко расставив ноги. На нем были бледно-коричневые бриджи и зеленый сюртук более темного оттенка, чем его глаза. Лицо его озаряла лучезарная улыбка. Та самая ужасная, прекрасная, манящая улыбка, с которой началась ее погибель.

— Ваша сестра права, — объявил он. — Вам следует снять эти двери совсем.

Аделаида приветствовала его книксеном, стараясь притушить его попытку фамильярности.

— Доброе утро, мистер Брайс. Мы с сестрой благодарим вас за помощь и примем ваш совет к сведению.

Если он и был огорчен ее холодностью, то на его лице это не отразилось.

— Я был рад предложить вам и то, и другое.

Небрежно отряхнувшись от древесной пыли, он вступил в комнату. Половица, давно нуждавшаяся в замене, застонала под тяжестью его крупной фигуры. Аделаиде захотелось, чтобы их дом наконец осуществил давно нависшую угрозу и половица подломилась. Ей доставило бы глубокое удовлетворение зрелище Коннора, летящего кубарем на пол.

Конечно, это было детское и мелкое желание, но ей было все равно. Придется выйти за этого паршивца, но испытывать к нему приязнь она не обязана. Даже нет нужды быть с ним любезной.

К сожалению, пол выдержал. К счастью, ей пришла в голову еще одна возможность его осадить.

— Не хотите ли присесть?

Она широким жестом пригласила его усесться в стоявшее напротив дивана кресло вишневого дерева. При этом она грозно посмотрела на Изабеллу, предупреждая о молчании.

На это кресло не садился никто. Давно не было на этом свете человека, кто бы помнил, когда на нем сидели в последний раз. Оно было неустойчивым и непредсказуемым, еще когда Аделаида была ребенком. Его не отправили на свалку по сентиментальным причинам неясного происхождения... Одно время оно пребывало на чердаке, а сейчас его использовали, чтобы было куда положить книжку или ложку Джорджа, или что-то легкое, но достаточно крепкое, чтоб не сломаться, когда кресло рухнет.

Что ж... если Коннор решил остаться...

Он с сомнением оглядел кресло.

— Я, пожалуй, постою. Благодарю вас.

Черт, черт, черт!

Подавив вздох, Аделаида простилась с надеждой полюбоваться падением Коннора. Впрочем, весьма соблазнительно было придумать еще одну ловушку — благо в их доме таких возможностей было предостаточно, хотя ими ни разу еще не пришлось воспользоваться. Ей хотелось поскорее покончить с делом и выдворить Коннора из их дома.

— Чем могу быть полезна, мистер Брайс?

— Вы можете доставить мне удовольствие, подарив несколько часов вашего времени. Я думал о том, чтобы прокатиться...

— Сегодня прекрасный день для такой прогулки, — провозгласила Изабелла прежде, чем Аделаида успела открыть рот.

— Но меня некому сопровождать.

— У меня фаэтон. — Он показал на окно, за которым был виден стоявший перед домом открытый экипаж. — Полагаю, что подобный вид транспорта вполне пристоен для ухаживания. Так, может быть, проедемся, мисс Уорд?

Она поняла, что выбора у нее нет. И у нее уже не осталось времени побаловать свою гордость, прежде чем распроститься с ней навсегда. Придется сложить ее к ногам Коннора и лишь надеяться, что от нее останется какая-то малость, когда он доведет дело до конца.

— Только короткая поездка, — смилостивилась она и направилась в прихожую за шляпкой. — Я хочу быть дома к возвращению Джорджа.

Ей нужно было иметь хоть какой-то пристойный предлог на случай, если понадобится спешно прервать прогулку.

Однако за спиной прозвучал жизнерадостный голосок Изабеллы:

— Я пригляжу за Джорджем. Так что тебе спешить некуда.

Аделаида буквально нахлобучила шляпку на голову и еле выдавила сквозь стиснутые от досады зубы:

— Благодарю тебя, Изабелла.

— Не стоит благодарности. Наслаждайтесь прогулкой.

Не найдя слов в ответ, Аделаида гордо прошествовала мимо ухмылявшегося Коннора и вышла из дома на яркий полуденный свет. Коннор последовал за ней и закрыл за ними входную дверь. Бережно положив ей руку на спину, он направил ее в сторону экипажа.

Аделаида остро ощутила тепло его руки сквозь платье, но постаралась сосредоточить внимание на фаэтоне. Изабелла оказалась права: он был новехонький, без малейшей деревянной пролысинки, без ничтожнейшей царапинки на черной и золотой его краске.

— Это ваш? — поинтересовалась она.

Он кивнул и помог ей усесться в него.

— Я заказал его сразу по возвращении из Шотландии. Как он вам?

— Я думаю, вы лжете, — сказала она. — Ваша собственность была конфискована судом.

Коннор взобрался на сиденье рядом с ней.

— Значит, вы расспрашивали обо мне?

— До меня дошел слух.

— В этом есть кое-какая правда, — подтвердил он. — Будучи моим старшим братом, сэр Роберт получил право надзора за моим состоянием на время моего тюремного заключения.

Ей это показалось в высшей степени несправедливым, так как именно сэр Роберт являлся обвинителем брата, но сейчас ей не хотелось выражать Коннору симпатию.

— Тогда как вам удалось купить фаэтон?

— Он был заказан до моего ареста. — Легким движением поводьев он пустил лошадей в путь. — В любом случае сэр Роберт заполучил не основную часть моего состояния, а всего лишь малую его долю.

— У вас имелись скрытые фонды? — догадалась она.

— Имелись, — слегка улыбнулся он. — Сэр Роберт догадывался об этом, но доказать так и не смог.

— И после освобождения вам вернули все?

— Материальную собственность мне вернули в целости и сохранности: ему не позволили ее распродать. А что касается остального... Я получил то, что осталось: все четырнадцать фунтов.

Аделаида поморщилась. Ей было слишком хорошо знакомо раздражение, когда наблюдаешь, как кто-то другой пускает на ветер семейное состояние, и не имеешь возможности этому помешать.

— У вас было много денег?

— Все зависит от того, как вы определяете, что такое «много». Было достаточно. — Коннор умело объехал выбоину на дороге. — Вы навестили вашего брата.

Ей потребовалось несколько мгновений, чтобы осознать перемену темы разговора.

— Вы что, шпионили за мной?

Он ловко уклонился от ответа на обвинение.

— По вашей готовности... более или менее охотно... присоединиться ко мне в этой прогулке я понял, что вы больше не считаете меня лжецом.

— О, я...

— Позвольте мне перефразировать. Как я понял, ваш брат признался в том, какую роль сыграл сэр Роберт в его заключении.

Это прозвучало так самодовольно, что Аделаида фыркнула носом и ответила ему самым своим пренебрежительным тоном:

— Сэр Роберт признал это.

Коннор резко остановил коней и круто повернулся к ней, чтобы буквально пригвоздить ее к месту ледяным взглядом. Ее тон его явно не укротил.

— Вы открыто предъявили обвинение сэру Роберту?!

Голос Коннора был не менее холоден при всей его мягкости, и гнев его клокотал близко к поверхности. Внезапная напряженность его тела указывала на тщательно сдерживаемую ярость. Аделаида подозревала, что когда его выдержка лопнет, это будет ужасное зрелище. Но, как ни странно, она не испугалась. И не встревожилась, как это случилось при виде ярости сэра Роберта. Конечно, оказаться под этим грозным взглядом было мало приятным, но угрозы для себя она не почувствовала.

Нет, рядом с ним она не чувствовала дискомфорта, как в присутствии сэра Роберта. Нет, с Коннором она ощущала совсем иную неловкость.

— Разумеется, я сделала это, — ответила она, надеясь, что выглядит уверенной в себе и спокойной. — Неужели вы ожидали, что я приговорю человека, не дав ему возможности защититься?

— Я ожидал, что у вас хватит здравого смысла держаться подальше от этого паршивца. — Коннор прищурился. — Вы больше не станете с ним встречаться.

Он попытался отвлечь ее от этого оскорбительного и нелепого приказа тем, что обратил свое внимание на дорогу, как бы полностью игнорируя ее. Словно эта тема была закрыта. Словно ее чувства никакого значения не имели.

Он поднял вожжи.

Аделаида потянулась и выхватила правую вожжу из его пальцев.

— Вы не будете диктовать мне, как себя вести, мистер Брайс. Если я пожелаю снова встретиться с сэром Робертом, я сделаю это!

Она совершенно не желала с ним встречаться, но дело было не в этом.

Коннор вновь повернулся к ней, на этот раз гораздо медленнее, и протянул руку за вожжой.

— Это опасно, девочка.

Аделаида никогда раньше не ездила в фаэтоне, тем более не управляла им, так что не знала, правду ли он сказал. Впрочем, рисковать, проверяя истину его слов, ей вовсе не хотелось. Чувствуя себя очень глупо, она отдала ему вожжу, однако сопроводила это резким замечанием:

— Я настаиваю на возвращении домой! Не хочу, чтобы со мной разговаривали, как с ребенком и так, словно наш брак — дело решенное.

Его губы насмешливо изогнулись, и Коннор опустил руки с поводьями на колени.

— Но после свадьбы вы ведь станете слушаться мужа?

Аделаида вызывающе посмотрела на него и солгала:

— Вы, по всей видимости, никогда этого не узнаете.

— А сэр Роберт узнает? — Коннор покачал головой, явно не веря ее словам. — Сэр Роберт несет ответственность за долги вашего брата...

— У него были свои причины для этого, — прервала она его.

Причины эти были для нее неприемлемы, но дело опять-таки было не в этом.

Коннор раздражающе надменно выгнул бровь.

— Мне очень хотелось бы их услышать.

— Разумеется. — Аделаида передвинулась на сиденье и ответила ему столь же надменным взглядом. — Не сомневаюсь, что вам этого хочется.

Далее последовало долгое молчание, сопровождавшееся битвой взглядов, которую трудно было назвать иначе, как детской. Аделаида никогда раньше не считала себя упрямой — во всяком случае, не чрезмерно упрямой, — но всегда была честной. И сейчас, говоря по чести, могла сказать, что они ведут себя, как парочка упрямых мулов. Однако признавать, что у них обоих есть достаточные основания для такого нелепого упрямства, ей вовсе не хотелось. Коннор Брайс был ей не отец, не муж и не брат. И если он считал, будто ему полагается услышать от нее какое-то объяснение, он жестоко ошибался.

Аделаида, пожалуй, надеялась, что он скоро поймет свою ошибку. Это столкновение характеров оказывалось гораздо неприятнее, чем она предполагала. Она неловко перекрутилась на сиденье, да и нога начала зудеть еще раньше... и то, и другое ей следовало изменить поскорее.

Она попыталась потереть одну ногу другой, но мягкая кожа подошвы ее туфель успокаивала не больше, чем ветерок болезненный укус насекомого. Нога зудела все сильнее. Аделаида попыталась переменить позу, но это не помогало, а ерзанье на сиденье привело к тому, что луч солнца, проникший сквозь прореху в старой шляпке, стал светить ей прямо в левый глаз. Теперь она еще и косила.

Проклятие! Это было просто ужасно. К тому же, что было еще ужаснее, она заметила, как губы Коннора начали подергиваться в усмешке, а в его глазах заплясали веселые искорки.

Господи Боже! Ну какие из них выйдут муж и жена?! Он не испытывал к ней сочувствия, а она только и делала, что представляла себе жестокие пытки для него... и оба были страшно упрямы.

— Ну, ну, Аделаида, почешите ее. Я постараюсь не думать о вас хуже из-за этого.

Она сдалась — но только потому, что он сдался первым, — и, потянувшись вниз, поскребла ногу в зудящем месте. Это было истинным блаженством.

— То, о чем шел разговор между мной и сэром Робертом, не ваше дело.

— Напротив, все действия моей будущей жены очень даже меня...

— Я еще не согласилась выйти за вас.

— Но вы же не можете по-прежнему рассматривать сэра Роберта в качестве жениха.

— Я рассматриваю все варианты, — уклонилась она от прямого ответа, неготовая откровенно признать победу Коннора.

— Видимо, он был очень убедителен в своих извинениях.

— Сэр Роберт — человек весьма красноречивый.

В ответ Коннор смерил ее таким яростным взглядом, что она почувствовала полное удовлетворение. Затем он шевельнул поводьями и снова выехал на дорогу.

В следующие пять минут никто из них не нарушил молчания, но Аделаида все-таки исподтишка посмотрела на Коннора. Ей хотелось спросить его, что еще он знает о сэре Роберте. Были у него какие-то секреты, ей неизвестные? Вмешивался ли барон в ее жизнь? Но ей казалось неэтичным расспрашивать одного претендента на ее руку о другом. Что еще более важно, вряд ли каждый из них был источником достоверных сведений о другом.

 

Глава 12

Коннор направил фаэтон в узкую аллею, которую Аделаида хорошо знала. Она вела на север к тюрьме и расположенному за ней городку. Но задолго до тюрьмы находился Эшбери-Холл. Это огромное поместье с особняком было построено около тридцати лет тому назад эксцентричным отшельником-купцом. А спустя всего пять лет после завершения тот решил, что отшельником лучше быть в более благоприятном климате.

Находившиеся в нескольких милях от ее дома особняк и окружавшие его земли пришли в запустение. Ребенком она любила ускользать от присмотра, чтобы поиграть в разросшемся запущенном саду и, набравшись храбрости, заглянуть вместе с Вольфгангом в запыленные окна.

А год назад она услышала, что Эшбери-Холл был наконец продан и новый владелец занялся реставрацией, стремясь восстановить его былое великолепие. Затем реставрационные работы были на несколько месяцев прекращены, но вот уже некоторое время назад возобновились. Когда они подъехали ближе, Аделаида увидела, что каменные стены дома отмыты, а с деревянных его частей отскоблили старую краску. Впрочем, некоторые окна оставались забитыми досками, потемневшими от непогоды и выглядели уныло. Окружавшие особняк земли... Боже мой! Они представляли собой сущие джунгли! Разнообразные сорняки и бурьян разрослись по шею и вырвались за пределы сада, словно стремясь заполонить всю округу.

Аделаида покачала головой и только собралась высказаться по поводу состояния газона перед входом в Эшбери-Холл, как Коннор свернул на подъездную аллею.

— Что мы здесь делаем?

Если целью их поездки было показаться на людях, гораздо действеннее и легче было добиться этого, прокатившись в ближайшую деревню Бэнфрис.

Коннор замедлил бег коней.

— Мы выбираем дом.

— Дом для кого? Для нас? — Аделаида посмотрела на громадный особняк, потом на Коннора. — Ради всего святого, вы ведь говорите не всерьез?..

— Всерьез. Уверяю вас.

— Эшбери-Холл — это не дом. Это сельское поместье джентльмена. — Кроме того, что он уже принадлежал кому-то, Коннор не смог бы позволить себе его содержание. Аделаида возвела очи к небу и мысленно взмолилась о терпении. — Почему Бог карает меня близостью к мужчинам, неспособным управлять своими финансами разумно и предусмотрительно?

Коннор остановил лошадей около дома и с улыбкой повернулся к ней.

— Мне хватило мудрости заплатить за него гораздо меньше его истинной стоимости.

— Вы!.. Он ваш?! — Господи! Это не могло быть правдой! — Как такое возможно?

— Вы не знаете, как продают и покупают собственность?

— Конечно, знаю. Я просто... — Аделаида ошеломленно потрясла головой. — Сэр Роберт украл ваше состояние. Вас сдали в матросы. Вы попали в тюрьму...

— В сущности, это одно и то же. Но, если помните, сэр Роберт смог украсть только часть. А я купил Эшбери- Холл тогда же, когда заказал фаэтон, то есть до моего ареста. И до того, как выкупил свою свободу.

Ее брови взлетели вверх.

— Вы получили освобождение за взятку?

— Я сказал бы, что деньги из меня выжали, но терпеть не могу выглядеть жертвой.

Аделаида одарила его насмешливой улыбкой.

— Да уж! Как это противно!

Коннор ухмыльнулся в ответ и бодро соскочил на землю, а затем обошел фаэтон, чтобы помочь ей слезть. Она протянула ему руку, думая, что он подаст ей свою, но вместо этого он ловко обхватил ее за талию и бережно поднял на воздух, словно она ничего не весила.

Святый Боже! Ее руки легли на его плечи для пущего равновесия, и она ощутила, как напряглись и затем расслабились его крепкие мускулы, когда Коннор осторожно поставил ее на гравий дорожки. Невольно Аделаида вспомнила ту минуту, когда он прижимал ее так близко к себе, ощущение его жаркого рта на своих губах. То, как сомкнулись вокруг нее его руки... словно он держал в них нечто драгоценное... безумно ему необходимое...

Ее никогда не держали так трепетно. Никогда мужчина не смотрел на нее так... как Коннор смотрит на нее теперь. Его глаза потемнели, замерли на ее губах, а лежащие на ее бедрах его руки с нежным напором притягивали ее к нему.

Аделаида отшатнулась и еле сдержала вскрик, когда жесткое колесо фаэтона уперлось ей под коленки.

Господи Боже! О чем только она думает?!

Догадаться, о чем думает Коннор, было не сложно. Он уронил руки, но глаза его были по-прежнему устремлены на ее рот. Он был напряжен, словно туго взведенная пружина, как будто при малейшем знаке собирался накинуться на нее.

— Я... — Она судорожно пыталась придумать, чем его отвлечь. — Э-э...

Наконец ей пришло в голову то, что было перед глазами.

— Эшбери-Холл!

Коннор наконец посмотрел ей в лицо. Но всего лишь вопросительно поднял брови.

Аделаида нерешительно продолжала:

— Он в самом деле ваш?

Губы его дернулись в еле сдерживаемой усмешке, но заговорил он лишь после некоторой паузы, давая ей понять, что она не обманула никого из них.

— В самом деле, — наконец произнес он. — И уверяю вас, что вполне могу позволить себе его содержать.

Это был шанс увести разговор еще дальше от возникшего между ними напряжения.

— Почему вам потребовалось столько времени, чтобы выйти на свободу?

С его деньгами и наличием готовых на подкуп чиновников он должен был освободиться за один день.

— В английской правоохранительной системе даже взятка не снижает бюрократические задержки. — Коннор небрежно пожал плечом в ответ на ее удивление. — Потребовалось некоторое время, чтобы добраться до нужных фондов, не привлекая лишнего внимания. А самый доступный чиновник, которого знал мой адвокат, гостил у своей сестры в Петербурге. Так что торговые переговоры затянулись.

— Взятки и подобная торговля не должны иметь место в коридорах закона.

— Какое вы высокоморальное существо! — съехидничал он. — Откуда нам знать, кто виновен, а кто нет?

Аделаида быстро провела язычком по губам.

— Знаете ли вы, что сэр Гидеон заступился за вас по просьбе жены?

— Неужели?

— Вполне возможно, что вы зря потратили деньги на благосклонного приятеля вашего адвоката. Об этом стоит задуматься.

Аделаида не сомневалась, что его уязвленная гордость заставит его долго это обдумывать.

Зря она так считала.

Коннор испустил глубокий театральный вздох, почти что свист.

— Прелестная великодушная Фредди. Если бы я не находился за решеткой, когда мы встретились...

— Да, некоторым леди всегда везет, — сухо заметила она.

Вообще-то Аделаида не слишком была задета тем, каким образом его освободили. Она сама оплатила пребывание Вольфганга в отдельной камере. Так что никак не могла винить другого человека в том, что он использовал подкуп, дабы освободиться от несправедливого приговора. Разумеется, если этот приговор был действительно несправедливым. Лилли и Уиннифред настаивали на его невиновности, но что они, в сущности, знали об этом человеке?

Что все они знали о нем?

— Вы были разбойником с большой дороги?

Его улыбка не дрогнула.

— Нет.

Однако она тщетно ждала более развернутых объяснений. Он не стал этого делать, и Аделаида поняла, что ничего больше на эту тему от него не услышит. Ей было досадно, что оставалось только принять его слова на веру.

— Лилли и Уиннифред говорят, что сэр Роберт выдумал всю эту историю. И я склонна им верить.

— Но только им, — предположил он и протянул ей руку, чтобы она могла опереться.

Она, не задумываясь, воспользовалась этим.

— Пока у меня не возникает повода думать иначе. Разве мы не будем осматривать дом?

Коннор повел ее в сторону от подъездной аллеи, по узкой тропинке, окаймленной бурьяном, выросшим ей по пояс, мимо декоративных кустов, не подстригавшихся, наверное, больше десятка лет.

— Я подумал, что вам будет интересно сначала посмотреть на прилегающие земли, — объяснил Коннор. — Как они вам?

Встав на цыпочки, Аделаида смогла разглядеть в отдалении небольшой пруд, а за ним сад, огороженный стеной. Когда-то Вольфганг объявил его средневековой крепостью. Если ей не изменяла память, она была последним оплотом саксов, щитом от захватнических орд викингов.

Аделаида вздохнула и перешла на более приличествующую даме походку.

— Все слишком заросло! — заключила она и добавила: — Но все равно красиво.

Она всегда считала, что здесь красиво, несмотря на запущенность.

Коннор задумчиво нахмурился.

— Здесь требуется рука садовника.

— Здесь потребуется корчевка, — сказала она. — И надо посадить пионы у входа в огороженный сад. Как это будет красиво!

— Внутренность дома в лучшем состоянии. — Коннор направил ее на другую дорожку, которая была расчищена до дверей дома. — Здесь четыре крыла и три этажа плюс чердак. Пока все выглядит довольно запущенно, но необходимый ремонт большей частью невелик, а часть его уже сделана. Послезавтра поставят новые окна. Многие комнаты меблированы, а о деталях позаботится декоратор, который приедет из Лондона.

Аделаида посмотрела на него оценивающим взглядом.

— Вы привезли меня сюда не выбирать дом, а похвалиться им.

— Я надеялся произвести на вас впечатление, — признался он без тени раскаяния. — Но выбор дома за вами, Аделаида. Это лишь один из вариантов.

— А каковы другие?

— У меня несколько подобных имений. Пожалуй, не такие впечатляющие, но большинство в гораздо лучшем состоянии.

— Несколько?

— Я же говорил вам, что богаче сэра Роберта.

— Вы также говорили, что являетесь гостем миссис Кресс.

— Я никогда этого не говорил, — запротестовал Коннор, приняв глубоко оскорбленный вид. — Вы сделали ошибочный вывод, что я был туда приглашен. Если припомните, я постарался исправить это недоразумение при первом представившемся случае.

Аделаида только фыркнула.

— Вас можно называть по-разному, мистер Брайс, но честным человеком вас не назовешь.

— Сколько яду! — вздохнул он, поднимаясь на первую ступеньку перед входом. — Но я все равно приглашаю вас в мой дом.

Она закатила глаза, но Коннор уже повернулся к ней спиной, чтобы открыть громадную входную дверь. Она обратила внимание, что та не издала ни малейшего скрипа.

Коннор взмахнул рукой, широким жестом приглашая ее войти.

— Добро пожаловать в Эшбери-Холл, мисс Уорд.

Аделаида шагнула через порог, и у нее перехватило дыхание.

— О, святые небеса!

Она произнесла это еле слышным шепотом, но звук его прокатился эхом по всей огромной комнате. Аделаида пересекла большой пустынный холл, с благоговением разглядывая изящно расходящиеся крылья великолепной двойной лестницы с их мраморными ступенями и роскошной балюстрадой, дивясь высоте куполообразной крыши. Сам объем этого пространства ошеломлял. Их собственный дом мог легко разместиться в этом холле.

Возможно, такая оценка была несколько преувеличенной, но размеры этого помещения были необыкновенны. И эта тишина... Не доносилось ни звука шагов, ни голосов, никаких обыденных шумов, присущих жилому дому.

Ведь Коннор не относился к тем суровым хозяевам, которые требуют от слуг, чтобы их было не слышно и не видно. Или не так?

Аделаида обернулась и увидела, что он стоит, прислонившись к дверному косяку, сложив руки на груди и скрестив щиколотки. Он наблюдал за ней. Не так, как во время их поездки, но с напряженностью, которую она нашла тревожащей.

— Здесь что, никого нет? — спросила она, бросая по сторонам быстрые взгляды. — Никаких слуг?

— Днем приходят убирать несколько женщин из соседней деревни. По-моему, сейчас они на чердаке. Еще имеются мужчины, охраняющие дом по ночам. Я пока не нанял постоянного штата слуг, думал дождаться, когда вы решите, где мы будем жить. Вы можете выбрать какой-то из уже принадлежащих мне домов, или мы подыщем что-нибудь новое. Очень многое зависит от того, где вам захочется поселиться. Светские сезоны мы можем проводить в Лондоне, а остальную часть года путешествовать.

Коннор предоставлял выбор ей. Она не должна была бы обрадоваться этому жесту и растрогаться им... но почувствовала то и другое. Не могла не почувствовать. Даже считая, что он, вероятнее всего, предложил это из самых эгоистических побуждений, она вновь понадеялась, что какая-то частица обаяния кроется в душе мужчины, за которого собралась выйти замуж.

— Я всегда жила только в Бэнфрисе, — тихо откликнулась она. — И никогда не хотела жить где-то еще.

— Никогда?

Она, не глядя на него, покачала головой.

— Тогда пусть это будет Бэнфрис.

— Однако я хотела бы попутешествовать, — проговорила она, вдруг осознав, что легче признаться в своих мечтах, если называешь их громко. — Мне хотелось бы посетить места, о которых мы говорили раньше. Но еще я хочу иметь постоянный дом. И я всегда хотела бы возвращаться сюда.

Он постучал по стене.

— Именно сюда?

— Посмотрим, — чопорно ответила она. — Эшбери-Холл... весьма респектабельное владение.

— В его пользу говорит не только размер дома. Оглядитесь вокруг. Походите и посмотрите.

Почему бы нет? Ведь это поместье должно было вскоре стать ее домом.

— Пожалуй, я так и сделаю.

Аделаида принялась не спеша бродить по коридорам, из комнаты в комнату. А было тех и других бессчетное количество. Вдоль стен аккуратно лежали кучки инструментов, тут и там виднелись результаты продолжавшегося ремонта... в одном месте требовалось восстановить кусок лепнины, в другом — лежала снятая с петель дверь, в третьем — еще не были сняты с окон доски, которыми они были заколочены. Впрочем, большая часть ремонта подходила к концу.

Аделаида должна была признаться, что Коннор совершил истинный подвиг, не только купив поместье, но и приведя его в порядок за такое короткое время.

Некоторые комнаты были уже обставлены, и большая часть меблировки явно была новой... И выглядела дорого.

Поднимаясь на второй этаж, Аделаида провела кончиками пальцев по перилам и стенным панелям. Дерево было шелковистым на ощупь, роскошного коричневого цвета.

Маленькой Аделаида много фантазировала по поводу Эшбери-Холла. Это был зачарованный замок или логово опасного чудовища... в зависимости от настроения. Но рассматривая его теперь, в сверкании хрусталя светильников и полировки дерева, она воспринимала его не как сказочный дворец, а как роскошный дом.

Аделаида остановилась на пороге бильярдной, великолепно обставленной, с тремя столами. Господи!.. Она никогда не мечтала о таком изобилии, никогда не представляла себе, что будет жить в доме таких огромных размеров.

Но теперь, прости ее небеса, от одной мысли, что она станет его владелицей, у нее начинала кружиться голова. Не требовалось особого воображения, чтобы мысленно нарисовать картину, как читает она в этой библиотеке у жарко пылающего камина. Джордж в это время играет рядом на ковре, а воздух звенит веселым смехом Изабеллы. Гораздо больше усилий требовалось, чтобы представить себе Вольфганга в его комнатах с рюмкой бренди в руке... Нет, лучше с чашкой чая и довольной улыбкой на лице. Она постаралась пофантазировать, и это вышло прекрасно.

— Вы улыбаетесь.

При звуке голоса Коннора Аделаида подскочила на месте и круто обернулась. Он стоял меньше чем в шести футах от нее.

— Умеете вы незаметно подкрасться. Я думала, вы ждете меня внизу.

— Я ждал, а потом перестал ждать. Не пытайтесь сменить тему. Вы действительно улыбались.

— Возможно.

— Потому что вам нравится этот дом.

Он ей нравился. Еще как. Ей вдруг пришло в голову, что Изабелла абсолютно не права. Она вовсе не была мученицей.

Она была авантюристкой... любительницей приключений.

— Вы были на волосок от смеха. — Коннор сделал шаг вперед. — Признайтесь: вам этого хотелось?

Аделаида прикусила губу, чтобы не вырвался смешок.

— Возможно.

Он приблизился еще на шаг.

— Скажите одно слово, и он ваш. Скажите «да», и я дам вам все, чего хотите. Все, что нужно вашей семье. Постоянный дом. Красивые платья вам и Изабелле, достойное образование вашему племяннику. — Он приблизился еще больше. — Вы сможете увидеть, как ваш брат окажется на свободе.

«Все, что вы хотите. Все, что нужно вашей семье...»

Для нее это было одно и то же. И Коннор прекрасно это знал. В этот момент Аделаида поняла, зачем он привез ее в Эшбери-Холл. Не похвастаться и не произвести на нее впечатление.

— Это приманка, — произнесла она и слегка попятилась.

— Прошу прощения?

— Этот дом. Вы сделали из него наживку. Это символ того, что я смогу иметь.

— Если захотите, — проговорил он после короткой паузы. — Все, что от вас требуется, — это протянуть руку и взять.

— И как только я это сделаю, вы спикируете на меня, точно ястреб.

От улыбки в уголках его глаз проявились мелкие морщинки.

— Ястребам не нужны наживки. По-моему, вы путаете метафоры.

Тем не менее он был именно ястребом. А Аделаида в своем штопаном платье и стоптанных туфлях ощущала себя взъерошенной маленькой птичкой, которой он назвал ее той ночью на маскараде.

Простая малиновка в гнезде хищника. Очень даже подходящий образ... и совершенно неприемлемый. Она не станет добычей, схваченной его когтями. Разумеется, если приманка... наживка не будет очень привлекательной...

— У вас такое выразительное лицо, — пробормотал Коннор. — О чем вы думаете, любовь моя?

Кровь быстрее побежала у нее по жилам при таком ласковом обращении. Аделаида вздернула подбородок.

— Я стараюсь сообразить, сколько вы готовы пожертвовать, чтобы отомстить.

— Чего вы хотите? Назовите свою цену.

Аделаида покусала губку, обдумывая ответ. В нынешних обстоятельствах фраза «назовите свою цену» звучала неприятно и унизительно. Но она не чувствовала себя особенно униженной. Какого бы жениха она ни выбрала, ее резоны для женитьбы оставались неизменными. Однако лишь с Коннором она могла обсуждать эти резоны вслух. Ей не приходилось притворяться, изображая симпатию. Ей не нужно было прикусывать язык, дабы не сорваться в спор или глотать сомнения в надежде на лучшее.

Так что, как бы неприятно ни звучал нынешний разговор, честность аргументов давала ей некоторое облегчение и даже некоторую власть. Если она позволит заманить себя в ловушку, купить, как кусок говядины на рынке, она, черт побери, выскажет кое-что относительно цены... этой приманки. Черт, она опять путает метафоры.

— Я хочу согласовать условия брака заранее, — объявила она.

Коннор склонил голову в знак согласия, но не сказал ни слова.

— Ладно, — проговорила она после краткого молчания. — Делайте ваше предложение.

— Как я сказал, назовите вашу цену.

Аделаида прикусила губу и переступила с ноги на ногу.

— Я не могу.

— Почему нет?

Она вскинула руки вверх.

— Я не знаю, что у вас есть.

— Как я вижу, у вас деловая хватка, как у вашего братца, — протянул он, прежде чем сжалиться над ней. — Хорошо. Десять тысяч фунтов в год. Как вам это?

— У вас имеется десять тысяч фунтов в год?

Боже, это было в два раза больше годового дохода сэра Роберта.

— У вас будет десять тысяч в год.

Аделаида слегка улыбнулась, представив таким свой собственный доход. Сэр Роберт никогда не делал такого жеста. Впрочем, у него была лишь половина такого годового дохода. Однако десять тысяч фунтов, будучи весьма солидной суммой, казались гораздо меньше нужной, чтобы содержать несколько владений, подобных тому, где они сейчас находились. Ему понадобилось бы...

Внезапно подчеркнутое Коннором слово «ваш» доход приобрело особое значение. Но оно тут же показалось ей таким нереальным... невозможным... что она даже не могла осознать подобную возможность.

— Когда вы сказали, что у меня будет десять тысяч фунтов, — медленно начала она, — вы имели в виду... что-то вроде совместного доступа?

— Я имел в виду деньги вам «на содержание»... или, как говорится, на булавки.

— Святые небеса!..

Десять тысяч фунтов!.. Это было... Это уж точно было не на булавки.

Сердце ее забилось часто-часто, когда она представила себе, что сможет сделать с таким состоянием. Изабелле пойдут лучшие красивейшие наряды. Джорджу не придется... никогда не придется хотеть чего-то и не получить этого. Их дом можно будет привести в порядок и заново обставить. Вольфганг избавится от своих долгов. Она сможет купить себе пианино и даже путешествовать... А основную массу денег отложит на хранение, но так, чтобы можно было иногда себя побаловать.

— Аделаида?

— Вы всегда сможете забрать эти деньги, — быстро проговорила она, сама удивляясь себе, что смогла выхватить это тревожное сомнение из сумятицы чувств и мыслей, охватившей ее. — Будучи моим мужем, вы всегда сможете лишить меня...

— Мы составим официальный контракт.

— Контракты можно разорвать.

— Можно. Однако это надежнее, чем то, что предложит вам сэр Роберт.

С этим она не могла поспорить. А может, смогла бы, но голова была заполнена мыслями о десяти тысячах фунтов.

Это было гораздо больше того, на что она могла когда-нибудь надеяться, больше, чем многие люди видят за всю жизнь. И она могла винить только потрясение от этого денежного водопада за те слова, которые тут же слетели с ее языка:

— Я хочу двадцать.

Мгновенно ей захотелось проглотить язык. Она явно перешла все границы.

— Одиннадцать, — ухмыльнулся Коннор.

— Девятнадцать, — торопливо откликнулась она, одновременно желая, чтобы ее язык онемел.

— Давайте сэкономим время и остановимся на пятнадцати?

Аделаида едва могла поверить своим ушам. Как не могла поверить тому, как торговалась.

— Пятнадцать приемлемо, но первый взнос будет полностью оплачен в день свадьбы.

Она положит деньги на имя сестры или племянника. А что будет потом... даже если она больше не получит ни одного из обещанных пенни... в семье останутся надежные пятнадцать тысяч фунтов.

— Согласен. Что-нибудь еще?

Наверное, было множество требований, которые она, подумав, могла бы предъявить, и бессчетное число условий, которые ей следовало оговорить заранее. К несчастью, Аделаида понятия не имела, какие они могли бы быть. Она никогда раньше не обсуждала пункты брачного контракта... договора.

И вообще трудно сосредоточиться, когда тебе, фигурально выражаясь, застят глаза пятнадцать тысяч фунтов!

Она отошла в сторону, потом вернулась. Трудно или нет сосредоточиться, но ей придется обдумать все тщательно и глубоко. Никто не сделает этого за нее. Не может же она попросить лордов Энгели и Гидеона заняться подобной торговлей. Ее знание брачных контрактов, естественно, было весьма ограничено, но она почти не сомневалась, что обычно невеста не может требовать, чтобы в день свадьбы ей передали солидную сумму денег.

И Аделаида была уверена, что в последующее условие, пришедшее ей в голову, ей вовсе не хочется посвящать ни лорда Энгели, ни его брата.

Она взглянула на Коннора и увидела, что он смотрит на нее с веселым терпением. Она откашлялась.

— А что... касается...

Он выгнул бровь и склонился к ней, выжидая.

— Рассчитываете ли вы?..

Господи, как же это неловко... И нелепо. Если она, не моргнув глазом, смогла потребовать плату за себя, то и брачную постель должна была обсудить, не запинаясь от стыда.

Она коротко выдохнула и снова попыталась начать:

— Брак не считается законным, пока... То есть потребуете ли вы...

Аделаида тряхнула головой и повела рукой.

— Куда-то... отправиться?

— Нет... — Чувствуя себя все глупее, она еще выразительнее повела рукой. — Чтобы брак считался законным?

— А-а, — до него наконец дошло. — Да.

Все верно. Этого и следовало ожидать, не так ли?

— Я понимаю, что брак должен быть... осуществлен... и я готова сделать то, что следует делать.

— Речь великомученицы.

— Я не мученица. Просто хочу прояснить все детали нашего контракта. — По его лицу скользнуло раздражение, но она это проигнорировала. — Я согласна делить с вами постель раз в год.

— Нет.

Теперь она была раздосадована.

— «Нет» не звучит как встречное предложение, мистер Брайс.

— Коннор. И мое «нет» означает, что ваше предложение слишком оскорбительно, чтобы вызвать иной ответ.

Разве? Впрочем, откуда ей знать? Аделаида шмыгнула носом, поскольку больше ей нечего было ответить.

— Что ж, оно остается, пока вы не предложите свой вариант.

— Отлично. Десять раз в день.

Совершенно потрясенная, она буквально вылупилась на него.

— Наверняка нет. В сутках всего одна ночь.

— Я знаю.

Аделаида на миг впала в жуткую панику. При обсуждении этого пункта она была в крайне невыгодном положении: она абсолютно ничего не знала об интимных отношениях мужа и жены. Мать умерла давно, а знакомство с Лилли и Уиннифред было слишком коротким, чтобы выяснять у них такие деликатные вопросы. То есть ей не к кому было обратиться по этому вопросу... кроме Коннора.

— Скажите, а десять раз в день — это... — Жаркий румянец стыда и раздражения залил ей щеки. Сама того не сознавая, Аделаида слегка наклонилась вперед и понизила голос: — Это нормально?

Коннор растерянно моргнул. Несколько долгих мгновений он больше никак не проявлял своего внимания... стоял неподвижный и немой, как статуя. Его лицо не выражало ни гнева, ни юмора. Вообще ничего. Не лицо, а застывшая маска; на которой она ничего не могла прочесть.

Господи Боже, она, кажется, лишила его дара речи.

Аделаида выпрямилась, губы ее слегка искривились.

— Этот вопрос вряд ли заслуживает такого... такой...

— Мы обсудим это позднее, — внезапно заключил он, приходя в себя.

Этот пункт был первоочередным. Она непреклонно помотала головой:

— Нет. Не позднее. Сейчас.

И подумала, что произносит это, как Джордж, когда требует сухарик, но ей было все равно. Ни при каких обстоятельствах не станет она повторять эту позорную сцену.

Коннор шагнул вперед, взял ее за локоть и повел по коридору.

— Далеко не все следует решать сегодня.

Услышать это от человека, который сделал ей предложение замужества на другой день знакомства!

— Но...

— На этой неделе мне нужно уладить одно дело в Эдинбурге. Используйте это время на то, чтобы все обдумать. — Коннор остановился, повернулся и привлек ее в объятия. — И когда будете думать, примите во внимание еще и это...

Его губы скользнули по ее губам, теплые, нежные, как весеннее солнце. Его поцелуй был неторопливым, нетребовательным, в нем чувствовалось терпеливое приглашение, переданное с потрясающим умением. Аделаида приняла его бездумно, пойманная в ловушку его сладостью, и, прежде чем опомнилась, ее рот ответно задвигался под его ртом, а сама она склонилась к нему, вцепившись обеими руками в его сюртук.

Коннор слегка отпрянул.

— Хочешь еще?

Она кивнула. Помотала головой...

— Не знаю. Ты мне не нравишься.

— Знаю.

Коннор поднял руку и костяшками пальцев провел по ее щеке, подбородку. Лицо его было так близко, что она различала все оттенки в зелени его глаз.

— Я хочу тебя, — севшим голосом произнес он. — Я захотел тебя в первый же раз, когда увидел. Даже до того, как узнал, кто ты.

Прежде чем он узнал о ее знакомстве с сэром Робертом и возможных с ним взаимоотношениях? Аделаида отступила на шаг и посмотрела ему в глаза. Тепло его поцелуя таяло, оставляя холод трезвости.

— Ты и вправду ждешь, что я этому поверю?

— Нет... — Губы его насмешливо дернулись, но она не поняла, смеется он над ней или над собой. — Поэтому я не собирался говорить тебе об этом.

— И все же только что сказал. — Она покачала головой. — Знаешь, ты очень похож на своего брата.

Коннор поморщился.

— Я снова разозлил тебя, или ты мстишь мне за прошлые обиды?

— Я верю, что ты скажешь что угодно, лишь бы добыть то, чего хочешь. Вы оба такие.

«И вообще все вы такие», — мысленно повторила она, думая о своем брате.

— На тебе было голубое пальто, — тихо проговорил он. — У него оторвалась подпушка. Оно было слишком тонким для такой погоды. Я видел твои покрасневшие от холода щеки и нос, и еще это... — Он поднял руку и подхватил локон ее волос. — Я видел, как он выбился из-под шляпки. Пересекая двор, ты наклонилась и поцеловала своего племянника в лобик.

— Ты не мог знать, что он мой племянник.

— Я и не знал. Я решил, что он твой сын, и ты привела его повидаться с отцом, твоим мужем... что не заставило меня перестать любоваться тобой каждую субботу... на протяжении шести месяцев. Когда я увидел тебя в следующий раз, подшивка была починена.

— Это ничего не доказывает. Ты мог... — Она замолчала, потому что одна его фраза внезапно приобрела новый смысл. — Шесть месяцев? Только что прошедшей зимой?

Коннор кивнул:

— И сколько обид довелось мне перетерпеть за это от моих сокамерников.

У нее заныло внутри.

— Все знали о вашем интересе?

— В тюрьме не бывает личного... нет уединения, невозможно хранить секреты. — Коннор, нахмурясь, вглядывался в ее лицо. — Я вас этим оскорбил? Вы сердитесь, что я наблюдал за вами?

— Нет. Немножко. Я...

Аделаида сжала губы и помотала головой. Она гневалась не на это. А на всю эту ложь... тайны и ловушки... Коннора, Вольфганга, сэра Роберта. В их спектакле она была марионеткой и каждый раз, когда считала, что наконец обрела свободу, обнаруживала еще одну гадкую скрытую веревочку.

В ней копилась и бурлила злость. Она застилала ей глаза и была слишком жесткой, чтобы безболезненно ее проглотить. И Аделаида не стала даже пытаться делать ни то ни другое. Если Коннор захотел дожидаться ее ответа, пусть ждет. И Вольфганг может подождать своего освобождения.

И сэр Роберт может ждать... пока ад замерзнет!

— Я хочу вернуться домой.

 

Глава 13

Коннор знал, что есть моменты, когда нужно нажать и когда нужно дать эмоциям и событиям успокоиться. Он предоставил Аделаиде возможность прийти в себя и всю обратную дорогу не нарушал воцарившегося между ними молчания.

Ему это далось с трудом. Он не мог не заметить, что Аделаиду что-то встревожило, что сразу после его признания ее настроение и поведение переменились. Конечно, хотелось бы думать, что ее вдруг осенило, какая удача ей привалила, но даже ему не хватало высокомерия так считать.

Ему хотелось потребовать у нее объяснений такой перемене или спровоцировать ее на вспышку, чтобы морщинка между ее бровями исчезла. Но он не стал делать это. Коннор терпел, пока они не остановились у дверей ее дома, да и тогда всего лишь помог ей спуститься на землю и пробормотал несколько формальных слов прощания.

Она в ответ промямлила невнятное «счастливого пути» и направилась в дом.

Сдержав просившееся на язык проклятие, Коннор снова забрался в фаэтон и пустил коней рысью. Не одной Аделаиде требовалось время, чтобы успокоиться.

«Я хочу тебя. Я захотел тебя с первого раза, как увидел. Даже до того, как узнал, кто ты такая...»

Он понятия не имел, почему признался в этом, почему передал в руки Аделаиде то, что могло стать опасным оружием против него.

Он только знал, что целую минуту наслаждался их перепалкой, этой забавной торговлей, был очарован неописуемой смесью неколебимой целеустремленности и застенчивой невинности. А в следующую минуту чувствовал себя пресыщенным тираном. Чувство ему знакомое, но на этот раз какое-то иное.

Перед его глазами до сих пор стояло ее лицо, с которого вдруг сбежала краска, а потом вернулась вспышкой взволнованного румянца.

— Разве это нормально? — спросила она.

Ад и все его дьяволы!

Этим наивным вопросом она просто лишила его мужественности. Она вдруг перестала выглядеть милой, храброй и очаровательной, превратившись в испуганную, загнанную в угол и очень-очень одинокую. Как заблудившееся в лесу дитя.

Коннора больно кольнуло то, что он торговался с ней... что его это забавляло. Его вдруг раздосадовало, что в одном разговоре они обсуждали контракты и спальню.

Он не покупал ее, как домашний скот... как девицу легкого поведения.

Кроме того, Коннор не принадлежал к тем людям, которые находят удовольствие, наблюдая, как мечется женщина, пытаясь найти выход из невыносимой ситуации. Коннор никогда не пинал невинных.

И категорически не хотел быть таким человеком.

В этой сумятице тревоги, сомнений и чувства вины и крылась причина того, что он разоткровенничался. Он хотел перед ней извиниться. И что-то дать ей взамен. Дать ей что-то...

Однако все получилось нелепо. Он ведь и так давал ей что-то. Пятнадцать тысяч фунтов, если быть точным. Не было у него никаких причин ощущать, что он получает большую выгоду от их сделки. И не было никаких поводов в дальнейшем мучиться воспоминаниями.

Успокоив себя этими разумными рассуждениями, пусть и не до конца, Коннор решительно отбросил мысли об этом. Его внимания требовали более неотложные дела.

Немного отъехав от дома Аделаиды, он придержал коней и осторожно направил их на ровную обочину, поросшую высокой травой и окаймленную вечнозелеными кустами. Там он остановил свой экипаж, спрыгнул наземь и, прислонившись к переднему колесу, стал дожидаться.

Прошло немного времени, идо его слуха донесся хруст опавших листьев под чьими-то ногами. Вскоре из-за деревьев показался молодой человек с внешностью простолюдина. Коннор знал, что Грэму Сефтону двадцать четыре года, что рост его без малого шесть футов и что в настоящее время он самая полезная ему личность. Грэм уже три месяца служил на побегушках у сэра Роберта и шесть месяцев у Коннора.

Каких только любопытных личностей не встретишь в тюрьме!

Коннор приветствовал его кивком.

— Что расскажешь своему хозяину?

Грэм остановился около него и почесал нос, явно не раз сломанный. По непонятным Коннору причинам женщины в деревне находили и этот нос, и самого Грэма неотразимым.

— Это будет зависеть... — проговорил Грэм голосом, носившим все признаки его низкого происхождения, впрочем, смягченного позднейшим образованием. — Хотите ли вы, чтобы он трепыхался, как рыбка на крючке, или извивался, как наживка?

— А есть разница?

— Есть! — ухмыльнулся Грэм, прищурив карие глаза, сверкавшие на смуглом лице. — Дайте мне монету на пинту пива, и я все объясню.

Коннор вытащил монету, но отвел руку в сторону.

— Сначала объясни, а потом посмотрим.

Грэм на миг задумался, потом пожал плечами:

— Наживка понимает, что все кончено, едва ее проколет крючок. И ее беспорядочное движение — это всего лишь предсмертные судороги. А вот рыбка не сразу и не всегда понимает, что ее поймали и это конец. Она думает, что ее прыжки на леске дадут ей свободу. В конце концов, что такое кусочек металла, проколовший губу? Так что изображать?

Представить себе, как дергается и извивается сэр Роберт, было очень заманчиво. Однако Коннор понимал, что рисковать не стоит. Сэр Роберт был непредсказуем, и возможность того, что он выместит свою досаду на Аделаиде, была вполне реальна.

— Я хочу, чтобы он был в себе уверен. Расскажи ему, что видел, как мы спорили.

— И по какому поводу вы спорили?

— Ты находился слишком далеко, чтобы услышать. Скажи, что это выглядело так, словно я попытался поухаживать за ней, а леди дала мне отпор.

— Это просто, — кивнул Грэм, протягивая руку и шевеля пальцами. — Так получу я монету?

— Ты жалкий предатель, — промолвил Коннор, швыряя ему монету.

— Угу, — согласился Грэм, — но верный.

Аделаида не сразу вошла в дом. Как только Коннор уехал, она повернулась прочь от входной двери и направилась в относительное уединение прилегающего сада. Она шагала по каменной дорожке, почти исчезнувшей под натиском грязи и сорняков.

Ее внимание привлекла пышно расцветшая яркая гортензия, и Аделаида приостановилась полюбоваться ею. Она посадила ее еще до смерти родителей, и теперь из года в год та росла и цвела, несмотря на малый уход. Отважное и счастливое растение не сдавалось в негостеприимном мире, куда его так небрежно забросили.

Ей вдруг захотелось растоптать его, хоть однажды стать причиной разрушения, а не жертвой. Однако она поспешно отвернулась и пошла прочь прежде, чем нелепое желание восторжествовало.

Если она и вправду жаждала разрушения, ей лучше нанести визит сэру Роберту.

Какой же дурочкой она была!

Аделаида прекрасно помнила тот день, когда встретила барона. Было утро, и она направлялась в город за хлебом, когда по дороге поравнялась с ним. Его лошадь захромала, — это он сказал ей после того, как представился и предложил сопровождать в город.

Она знала, кто он. Их маленький уголок Шотландии не был переполнен баронами настолько, чтобы она не знала того, кто жил в нескольких милях от ее дома. Но они вращались в разных кругах, разных мирах и никогда не разговаривали до того дня.

Позднее он назвал тот день замечательным подарком судьбы, прекрасной случайностью. Аделаиде эти слова показались очень милыми. Она даже почувствовала себя виноватой, что не смогла откликнуться на них с тем же энтузиазмом.

«Какой счастливый случай, какая удача», — говорил он. Замечательный дар судьбы. Чудо провидения.

Какая куча лжи! Сэр Роберт ее подкараулил.

Аделаида не совсем поверила истории Коннора о том, что он ее хотел. Она вообще не склонна была верить никаким его россказням. Однако он явно не врал насчет того, что заинтересовался ею, будучи в заключении, и что его этим дразнили. Это было слишком легко проверить... или опровергнуть.

Стоило задать всего несколько вопросов в тюрьме. А сэру Роберту и ходить в тюрьму не требовалось: купленные им тюремщики наверняка сами доставили ему эти сведения. И на это им не понадобились никакие месяцы.

Судя по всему, у сэра Роберта ушел месяц или два на то, чтобы использовать интерес Коннора к своей выгоде, но ведь он был идиот. Мерзкий лживый трусливый идиот.

Все они были такими. Аделаида злилась на всех них. На сэра Роберта из-за его лжи. На собственного брата из-за его лжи. На Коннора из-за его лжи... И его правды.

Да, да. На это она злилась тоже. Это было неразумно, несправедливо и попросту неправильно, однако в тот момент ей было все равно. Она с радостью пристрелила бы вестника. Она готова была на все, лишь бы как-то смягчить эту унизительную мучительную правду... Она стала предметом не одного, а двух фальшивых ухаживаний.

Господи Боже! У нее что, нет ни капли соображения?! Неужели в ее окружении нет ни одного мужчины, о ком бы она судила верно?

— Идиот, — прошептала она, не слишком сознавая в эту минуту, кому адресует ругательство.

Впрочем, это не имело никакого значения. Оно подходило к ним ко всем!

Аделаида потерла лицо ладонями, пытаясь успокоиться и прояснить мысли. «По шажку, по шажку! — напомнила она себе. — Делать один выбор в минуту».

Только у нее не осталось никакого выбора. Все ее шаги были уже предопределены.

«Пусть так и будет», — мрачно подумала Аделаида, направляя шаги к дому. Больше никаких отсрочек. Никаких извинений. Она сегодня же отправит письмо сэру Роберту. Прямо сейчас. А когда Коннор вернется из Эдинбурга, она даст ему именно тот ответ, которого он хочет.

Она выйдет за него замуж и превратит его жизнь в сущий ад.

Отворив входную дверь, Аделаида заглянула в гостиную и увидела там Изабеллу, спавшую на старом бабушкином диване. Ее рука была подложена под голову и почти скрывалась под пышной гривой белокурых кудрей. На лице было написано невинное удовлетворение. Она являла собой картину покоя и гармонии, и это ужасно раздосадовало Аделаиду. Никто из взрослых членов семейства Уорд не имел права наслаждаться подобным мирным покоем.

— Мы разбогатеем! — прокричала Аделаида и хлопнула дверью.

Изабелла так резко вскочила, проснувшись, что чуть не свалилась с дивана.

— Что? Что такое? — повторяла она спросонья.

Слегка умиротворенная таким быстрым откликом, Аделаида рывком развязала ленты своей шляпки.

— Пятнадцать тысяч фунтов в год. Таким будет мое содержание.

— Пятнадцать тысяч... Что ты говоришь?..

— А жить мы будем в Эшбери-Холле.

— Эшбери-Холле?

— Ты что, попугай?

Остатки сна исчезли с лица Изабеллы. Она встала на ноги, не сводя настороженных глаз с сестры.

— У тебя какое-то странное настроение.

Настроение у Аделаиды было ужасным.

— Ну, ведь не каждый день леди приходится пренебрегать ухаживаниями труса ради огромного состояния негодяя.

«Притворными ухаживаниями», — мысленно поправила она себя.

— Понимаю, — отозвалась Изабелла, поощряя ее улыбкой. — Значит, ты выбрала мистера Брайса. Не так ли? Должна сказать, я рада тому, что ты решила отвергнуть дракона...

— Я не хотела ничего решать! — Аделаида швырнула шляпу на столик в прихожей. — Скажи, Изабелла, почему решения всегда обязана принимать я? Почему все жертвы тоже должна приносить я? — Она не хотела то и дело выбирать. Она не хотела все время оправдывать ожидания. — Я не принцесса этого королевства. Я здесь мальчик для битья. Это нелепое жалкое занятие...

— Нет! Нет! Нет!

Сердитый вопль Джорджа прервал речь Аделаиды на полуслове. Она с ужасом посмотрела на площадку лестницы второго этажа, откуда сквозь перила на нее уставились два больших голубых глаза, сверкавших гневом и растерянностью. Чувство вины стиснуло ей сердце.

— О, Джорджи! Мне так жаль! — Перепрыгивая через ступеньку, она взбежала на второй этаж. — Мне так жаль. Ты абсолютно прав. Больше никаких криков.

— Я только-только уложила его отдохнуть, — сказала Изабелла. — Я думала, он уже заснул.

Аделаида подхватила Джорджа на руки и усадила к себе на бедро: Он был таким теплым и мягким, таким уютным привычным грузом.

— Дорогой, я тебя испугала? Я не хотела этого. Тетя Аделаида очень плохая... и очень сожалеет об этом.

Она откинула его темные кудри со лба и поцеловала в носик. Этого вполне хватило, чтобы малыш успокоился. Глаза его прояснились, он ответил ей небрежным поцелуем и тут же забился в ее объятиях.

— Вниз! Хочу вниз!

Аделаида вздохнула и задумалась. Вообще-то его следовало бы вернуть в постель. Всем известно, что если он не поспит днем, вечером он будет невыносимым. Но ей хотелось потискать его подольше.

— Ладно, я отнесу тебя вниз, но только...

— Вниз!

— Ты не будешь слезать сам по лестнице, Джорджи. Пока ты не...

Он сильнее забился в ее руках, явно выражая свое несогласие, а затем разразился резким, громким и совершенно притворным плачем.

Аделаида, с трудом подавив улыбку, отнесла его вниз и поставила на ноги. Плач мгновенно прекратился, и он рванулся к ступенькам. Она поймала его и закружила, чтобы вызвать смех, а потом опустила на пол и ничуть не удивилась, когда он снова поспешил к лестнице. Джордж был настойчивым ребенком.

Она решила превратить его порывы в игру и позволила ему раз за разом бежать к лестнице. Она гонялась за ним, хватала в последний момент и подбрасывала его в воздух. Просто удивительно, как поднималось у нее настроение, когда он радостно взвизгивал и закатывался утробным смехом.

На десятый раз руки у нее совсем разболелись, но она не стала обращать на них внимание, твердо настроенная не терять ни одной минуты этого беззаботного удовольствия.

Однако следующие слова Изабеллы врезались в это веселье, как горячий нож в масло:

— Сэр Роберт явился.

Аделаида подхватила смеющегося Джорджа на руки и понесла к Изабелле, стоявшей у окна гостиной. Действительно, со стороны старой конюшни к дому направлялся сэр Роберт. От одного его вида у Аделаиды закипела в жилах кровь. Пожалуй, она зря пообещала Джорджу вести себя сдержанно. Возможно, придется еще покричать.

Изабелла посмотрела на нее, потом перевела взгляд на окно, потом снова на сестру.

— Я отошлю его прочь.

Аделаида наблюдала, как сэр Роберт остановился в десяти футах от двери и пригладил волосы. Они легли золотистой волной, окаймляя его лицо.

Как масло на бесформенном куске поджаренного хлеба, подумала она. Как ей были противны его волосы!

— Нет. Я поговорю с ним.

Изабелла настороженно переспросила:

— Ты уверена, что это мудро в твоем нынешнем настроении?

Нет. Но Аделаида не сомневалась, что получит от этого большое удовлетворение.

— Ты его впустишь? Или мне сделать это самой?

Покачав головой, Изабелла прошла вперед и открыладверь. Сэр Роберт проследовал внутрь дома, не выказав ни малейшего смущения от того, что явился с визитом сегодня, хотя она настоятельно просила не делать этого.

— Дамы, — невозмутимо приветствовал он сестер выразительным поклоном и, бросив взгляд на Джорджа, добавил: — И молодой человек!

Как всегда, присутствие ребенка его смутило и заставило несколько растеряться. Аделаиде тут же захотелось оставить малыша в гостиной. Просто из вредности.

— Пожалуйста, Изабелла, забери Джорджа наверх.

— Нет! Нет! Вниз!

— О да. Наверх, — сообщила ему Изабелла. Она забрала его из рук Аделаиды и, ухватив покрепче извивающееся тельце, потащила к лестнице. — И на этот раз ты у меня уснешь.

— Нет! Вниз! Вниз! — требовал Джордж, а когда Изабелла не стала подчиняться, разразился отчаянным воплем, громкость и сила которого нарастали с каждым шагом тетки.

Звук заполнил гостиную и прихожую, поплыл над ступеньками и стих, когда Изабелла достигла детской. Судя по накалу возмущения, Аделаида не сомневалась, что мальчик заснет, едва коснувшись подушки.

Сэр Роберт покачал головой и без приглашения направился в гостиную.

— Нам нужно позаботиться и нанять этому мальчику настоящую няньку. Ему уже пора вести себя лучше.

Это пренебрежительное порицание подкрепило гнев Аделаиды. Ей теперь было все равно, барон он или нет, но он являлся последним заимодавцем брата. Он мог забрать свой титул и отправляться к дьяволу. Стиснув зубы до скрипа, она прошла в комнату за сэром Робертом и наблюдала, как он взял с подоконника швейный несессер. Он выглядел таким уверенным в себе, нисколько не сомневающимся в своем праве находиться в ее гостиной, трогать ее вещи, критиковать ее племянника...

Она с удовольствием разъяснит ему его ошибку.

— Джордж очень воспитанный ребенок... в отличие от некоторых.

Сэр Роберт поднял на нее глаза и нахмурился.

— Понятия не имею, что вы имеете в виду.

— Вы мне солгали.

— Мы что, снова возвращаемся к тому же?

— Вы мне сказали, что интерес ко мне мистера Брайса есть следствие вашего ухаживания. Но вы прекрасно знаете, что его интерес предшествовал вашему.

— Он вам это сказал? И вы поверили? — Он со вздохом прикрыл глаза, потом вновь открыл их. Они были полны снисходительного терпения. — Конечно, поверили! — Он потянулся к ее руке. — Дорогая моя девочка, вы слишком великодушны для своего блага. Вы верите в лучшее во всех людях. Не так ли? Даже этому негодяю...

Аделаида отдернула руку.

— Почему просто не назвать меня простушкой, и все?

— Прошу прощения?

— Скажите, сэр Роберт, какого цвета мое зимнее пальто?

— Ваше пальто?

— Мое зимнее пальто.

На лице сэра Роберта было написано полное недоумение.

— Я... То есть...

— Вы не знаете. Не так ли? — Она склонила голову набок и мило улыбнулась, насмехаясь над его покровительственным тоном. — Конечно, не знаете.

Ваше ухаживание началось весной.

— Какое отношение это имеет ко всему? Какой чепухой он наполнил вашу голову?

— Никакой чепухи нет. Просто картинка. Прелестная картинка: я в моем голубом зимнем пальто.

— Он мог узнать его цвет от кого угодно.

Про цвет Коннор узнать мог, а вот насчет оборванной подкладки... Это случилось с ней как-то утром по дороге, и уже вечером все было починено.

— Он узнал об этом, потому что видел собственными глазами.

Сэр Роберт сделал глубокий выдох.

— Возможно, вы правы. И, признаюсь, я был бы очень рад получить доказательства этого. Я сожалел, горько сожалел, что привлек к вам внимание этого негодяя. Если из-за какого-то поворота судьбы он заинтересовался вами до того, как мы с вами встретились, это сильно облегчит мою совесть...

— Ох, прекратите! — с отвращением перебила она его. — Имейте по крайней мере достоинство признаться во лжи, прежде чем вас уличат в ней. Даже ваш брат ведет себя иначе.

Сэр Роберт поджал губы.

— Не сравнивайте меня с ним.

— Как же я могу не делать этого, когда ваши мотивы в предложении брака были одинаковы? Все время не было никакого поворота судьбы, — горько продолжала она. — Он заинтересовался мной, вы об этом узнали и стали ухаживать за мной назло ему. Это так просто и так инфантильно!.. — Она поморщилась. — Вы двое деретесь, как дети якобы из-за куклы, когда просто хотите разбить друг другу нос.

— Из-за куклы? Аделаида... — покачал головой сэр Роберт.

— Мое имя мисс Уорд до того момента, как я стану миссис Брайс.

Он посмотрел на нее так, словно она дала ему пощечину.

— Вы не можете иметь в виду такое.

— Уверяю вас — могу.

Он открыл рот, закрыл его, потряс головой, и шея его начала багроветь.

— Вы ведете себя неразумно.

Снова этот его снисходительный тон! Который только подлил масла в огонь ее гнева.

— А вы не умеете проигрывать. Но игра окончена, сэр Роберт. Победил мистер Брайс.

— Я не проигрываю типам вроде Брайса! — рявкнул он и протянул руку, стремясь схватить ее запястье.

— Отпустите меня! — ахнула она. — Отпустите...

— Он ублюдок! Незаконнорожденный! — прорычал сэр Роберт. — Незаконный сын хищной шлюхи!

— Отпустите!

Аделаида попыталась вывернуть руку и вскрикнула от боли, потому что его пальцы больно вонзились в ее кожу. От боли и страха она стала царапать ногтями его руку, пока он ее не выпустил.

Сэр Роберт грубо выругался и двинулся к ней так быстро, что Аделаида слишком поздно сообразила, что он намеревается сделать. Он ударил ее кулаком по щеке, и сила этого удара отбросила ее на маленький столик, стоявший сбоку. Ее бедро стукнулось о дерево, ноги подкосились. Не видя света, она попыталась за что-то ухватиться и наткнулась на край картины, висевшей на стене за столиком. Но та не удержала ее вес. Аделаида, картина и столик с шумом свалились кучей на пол.

Боль была ошеломляющей. Потеряв ориентировку, Аделаида отчаянно завозилась в дебрях сброшенных со столика вещиц, пытаясь отползти подальше. Что-то мелькнуло над ней, и перед ее глазами замаячила темная фигура сэра Роберта... А потом она вдруг исчезла.

На ее месте возникла Изабелла со старым отцовским дуэльным пистолетом в руке. На какой-то жуткий миг Аделаида поверила, что сестра убила барона. Но выстрела не прозвучало.

Преодолевая боль и шум крови в ушах, она постаралась сообразить, что произошло. Изабелла схватила ее за руку и помогла подняться на ноги. Комната качнулась перед ее глазами и успокоилась.

— Возьми это, — произнесла Изабелла, пихая ей в руку пистолет. — Возьми его!

Аделаида, не глядя, схватила его и подтолкнула сестру себе за спину. Ее внимание сосредоточилось на сэре Роберте. Он медленно поднимался с пола, тоненькая струйка крови стекала по его виску. Аделаида только моргнула, заметив это. Это не было раной от пули, осознана она. Изабелла, наверное, просто ударила его пистолетом.

О, слава Богу!

— Сука! — прорычал барон и, покачиваясь, шагнул к ним. — Я тебе...

— Вон! — Аделаида подняла пистолет и направила его прямо ему в сердце, моля небо, чтобы у нее хватило храбрости нажать на курок. — Убирайтесь прочь!

Сэр Роберт замер на месте. Хищным взглядом он окинул ее, пистолет, Изабеллу... потом снова вернулся к ней.

— Вы об этом пожалеете! — словно выплюнул он, тыча в них пальцем. — Запомните мои слова: вы пожалеете, что пошли мне наперекор!

Аделаида уже жалела, что их пути вообще пересеклись. Она хотела швырнуть ему в лицо тысячу оскорблений, океан угроз и обещаний возмездия. Но она сдержалась. Они лишь пробудят в нем желание ответить, а ей больше всего хотелось, чтобы он убрался из ее дома. Однако прежде чем это произошло, казалось, минула вечность. Злобно искривив губы, сэр Роберт повернулся и направился к выходу.

Когда входная дверь с шумом захлопнулась за ним, Аделаида бессильно опустилась на пол. Изабелла последовала за ней и крепко обняла сестру за плечи.

— С тобой все в порядке? Он сильно тебя поранил?

«Да и еще раз да!» — подумала Аделаида.

Щека зверски саднила, казалось, что каждый удар сердца мучительно отзывался в ней. Но она будет жить. Они наконец были в безопасности. Вместо ответа она схватила ладошку сестры и крепко сжала ее.

Аделаида никогда не могла потом вспомнить, сколько они так просидели, ошеломленные, среди обломков и осколков. Тишину нарушали только их прерывистое дыхание, завывание ветра за окном и привычные скрипы и шорохи старого дома. Прошло то ли две минуты, то ли полчаса, и постепенно пульс ее стал успокаиваться, а болезненно сжавшийся желудок расслабляться.

Изабелла сняла руку с ее плеч, забрала у нее пистолет и повертела в пальцах, сосредоточенно всматриваясь. На лбу у нее появилась морщинка.

— Знаешь, почему это ты всегда принимаешь решения?

Аделаида прикрыла глаза. Ей сейчас ни о чем не хотелось думать.

— Потому что я старшая, — вздохнула Аделаида.

— Нет. Потому что ты самая храбрая из нас.

— Я вовсе не такая!..

— Каждый раз, когда ты делаешь выбор, ты делаешь его за всех нас. Каждый раз, когда ты принимаешь решение, ты берешь на себя риск ошибиться. — Изабелла провела пальцем по перламутровой рукоятке пистолета. — Я этого не могу. Я не такая храбрая, как ты.

— И я тоже все время боюсь.

— Что ж... — Сестра слегка похлопала Аделаиду по плечу. — Я ведь не сказала, что ты уверена в себе. Я сказала, что ты храбрая.

Аделаида улыбнулась и тут же сморщилась от боли в щеке. Изабелла вновь вернулась к разглядыванию перламутровой рукоятки.

— Прости, что заставила тебя взять пистолет.

— Все в порядке, Изабелла, — успокаивающим тоном сказала Аделаида. — Ты просто...

— Ничего не в порядке. Это неправильно, что все решения должна принимать ты. Я постараюсь в будущем больше тебе помогать.

— Вот это мне нравится.

— Можно мне начать прямо сейчас? Отлично. Я решила, что тебе не следует выходить за сэра Роберта. — Изабелла покачала головой, и голубые ее глаза были полны удивления. — Я никогда не видела тебя такой рассерженной.

— А я никогда так и не сердилась. — Аделаида глубоко вздохнула. — По правде сказать, Изабелла, я застрелила бы его...

— Нет. Ты бы не сделала этого.

Аделаида нахмурилась.

— Поверь, сделала бы. Наверняка...

— Пистолет не был заряжен.

— Что? — Она выхватила у сестры пистолет и проверила его. Действительно, в нем не было ни патрона, ни пороха. — И ты знала это, передавая его мне?

— Я об этом не подумала, — покачала головой Изабелла. — Я забыла, что мы разрядили его, когда...

— Когда я решила его продать, — закончила фразу за нее Аделаида.

Она припомнила, что раздумала делать это, тревожась о безопасности: две женщины, живущие в доме одни... Вместо этого она продала изумрудные серьги матери — последние из ее драгоценностей.

— Что бы случилось, если б он был заряжен?

Изабелла смущенно пожала плечами:

— А что ты станешь делать теперь? Даже барону не позволено нападать на женщину в ее собственном доме.

Однако «не дозволяется» и «чревато последствиями» — понятия совершенно разные. Разумеется, она может обратиться к властям, предъявить ему обвинение, но из этого ничего не получится. Кроме публичного суда, на котором не меньше дюжины свидетелей объявят сэра Роберта благороднейшим из баронов, а ее ославят, как беспутную женщину, которую застигли за неподобающим поведением с каким-то преступником в саду у почтенных людей.

Впрочем, сознавая, что ее бездействие огорчит и раздосадует сестру, Аделаида уклонилась от определенного ответа, сказав, что серьезно это обдумает, а пока...

Она оборвала себя на полуслове, заслышав явственный шум, и увидела малыша, съезжающего на попке по ступенькам.

Тихо выругавшись, Аделаида вскочила на ноги и бросилась в прихожую. Она поймала Джорджа на последней четверти лестницы.

Значит, он так и не заснул. Или его разбудил шум? Неужели он увидел... Нет, конечно, нет. Иначе он давно бы обнаружил свое появление. И выглядел он не встревоженным и напуганным. Скорее бесконечно заинтересованным. Его голубые глаза внимательно рассматривали разгром комнаты.

— Плохие. Очень, очень. Нет, нет.

Оставшаяся позади Изабелла хихикнула:

— Устами младенца...

Аделаида поднялась по ступенькам и взяла племянника на руки, прижала его к груди. Теплое тельце, расслабленное после сна, сразу успокоило тысячу растревоженных нервных окончаний.

Уголки розового ротика опустились, Джорджи осторожно коснулся ее щеки.

— Ох?

— Немножко, милый. — Ей пришлось невольно вздрогнуть от прикосновения его указательного пальчика, и она поспешила сказать: — Мне не больно.

— Упала?

— Можно сказать и так. — Аделаида улыбнулась его озадаченной мордашке и понесла его по ступенькам вниз. — Да, я упала. Но уже все закончилось и позабыто. Теперь я заварю себе чаю, а тебе налью молока и...

Громкий стук во входную дверь чуть не перепугал ее до смерти. Джорджи засмеялся из-за того, как сильно она вздрогнула. Изабелла же, слегка раздвинув оконные занавески, выглянула наружу.

— Какой-то неизвестный. Но выглядит чуточку знакомым, — наморщила лоб Изабелла. — По-моему я раз или два видела его в нашей деревне.

«Главное, что это не сэр Роберт», — подумала Аделаида.

— Пожалуйста, Изабелла, отошли его прочь.

— Да, конечно. — Изабелла поспешила к двери и приоткрыла ее чуть-чуть, но загородила ему путь внутрь. — Добрый день, сэр. Могу я...

— Все в порядке, мисс?

Изабелла непроизвольно дернулась от неожиданного вопроса.

— Э-э... Да... Да, все в полном порядке. Я не понимаю, почему вы решили...

Она оборвала свою несколько бессвязную речь, поскольку мужчина очень бережно отодвинул ее голову, чтобы она не загораживала ему вид, и окинул быстрым взглядом Аделаиду.

Изабелла оттолкнула его руку.

— Прошу прощения!

— Все верно. Я так и подумал, что этот тип выглядит слегка на взводе. Прошу прошения, мисс!

С этими словами незнакомец круто развернулся и зашагал по дорожке прочь от дома.

— Сэр? Сэр! — Изабелла растерянно оглянулась на сестру. — Он не отвечает. — Она снова посмотрела вслед мужчине. — Сэр!.. Он даже не обернулся... А теперь вообще свернул с аллеи... направился прямо в лес. Что за черт... — Она взглянула на Джорджа. — Что это, собственно, было?

Аделаида начала было недоуменно качать головой, но замерла от невыносимой головной боли.

— Не знаю. Наверное, он просто проходил по дороге мимо и... Нет, не знаю. Он тебя не обидел?

— Нет. Ни в коей мере. Но почему он посмотрел на тебя и тут же убежал?

— Не знаю, — повторила Аделаида.

И, говоря откровенно, ей это было абсолютно безразлично. В сравнении с тягостными приключениями этого дня появление прохожего, случайно постучавшего в дверь, казалось сущим пустяком.

— Будем тревожиться, если за этим что-нибудь последует. — Она пересадила Джорджа на другое бедро, когда он снова с интересом потрогал ее распухающую щеку. — У нас есть более неотложные дела.

Осколки стекла и обломки дерева следовало поскорее убрать, пока Джордж не поранился. И еще нужно было приложить к щеке холодную тряпицу. И кому-то не мешало бы съездить в город за порохом и патронами.

 

Глава 14

Привести гостиную в порядок оказалось достаточно просто: несколько раз взмахнуть метлой, отнести на чердак сломанную картину — и работа была завершена.

А вот вернуть утраченное душевное спокойствие так просто не удавалось. За ночь щека, опухшая и красная, превратилась в опухшую красно-сине-черную. И всякий раз замечая свое отражение в зеркале, Аделаида задавалась вопросом: что могло бы произойти, если бы не вмешательство Изабеллы?

Что вообще могло произойти, если бы она не отправилась на загородный прием у миссис Кресс? Она могла бы выйти замуж за сэра Роберта, не подозревая, каков его истинный характер. Какая бы жизнь ждала тогда Джорджа?

Она привела бы в его жизнь чудовище. Сделала бы это чудовище постоянной частью его существования. Это стало бы непростительной ошибкой.

Несмотря на потухший интерес Джорджа к вчерашнему случаю, Аделаида испытывала неукротимое желание потискать его и побаловать. Она даже зашла так далеко, что попросила Изабеллу купить ему пирожное с вишнями, когда та отправится в город за порохом и пулями. Это лакомство при их строгом режиме экономии было редкой радостью.

После полудня, когда дневной свет весело струился сквозь занавески, Аделаида вручила племяннику пирожное и с неописуемым удовольствием наблюдала, как расширились его глазенки. А пухлые пальчики с восторгом вцепились в песочную корзиночку с фруктами.

— Бисквит!

— Нет, дорогой, это не бисквит. Это пирожное. Повтори-ка, пирожное.

— Бисквит!

У нее не хватило духу спорить с ним.

— Ладно. Радуйся своему лакомству.

Изабелла подошла и встала рядом.

— Не вини себя за ошибку, которую чуть не совершила.

— Я не виню, — солгала Аделаида. — Просто рада, что дракон побежден, а прекрасная дева победила.

Улыбающаяся Изабелла обернулась к Джорджу.

— Значит, у нас праздник.

— Бисквит!

— Понятно! — воскликнула Изабелла и повернула голову к окну, услышав топот копыт на подъездной дорожке. — Кажется, к нам на праздник пожаловали гости.

Аделаида застонала и, взяв Джорджа за свободную руку, повела его в гостиную. «Ну почему, — подумала она, — у нас не может быть дня без визитеров?» После заключения брата в тюрьму друзья благополучных дней разлетелись, как мухи. Неделями никто не являлся к ним в гости. А тут, казалось, вся Шотландия захотела перекинуться словечком с семейством Уорд.

Изабелла отодвинула краешек занавески.

— Это мистер Брайс. Мне казалось, что ты говорила, будто он уехал в Эдинбург.

— Говорила. Он уехал.

— Что ж, теперь он здесь.

Изабелла показала пальцем на окно — жест совершенно ненужный, по мнению Аделаиды, — и направилась к входной двери. Она открыла ее раньше, чем Коннор постучал, и наградила его широченной улыбкой.

— Рада видеть вас, мистер Брайс!

Коннор широкими шагами вошел в дом, и Аделаида должна была признать, что, несмотря на нежелание видеть чужих, его приход был ей нисколько не противен.

Одежда его была измята и покрыта дорожной пылью, а густые белокурые волосы взъерошены ветром. Он выглядел так, словно промчался через половину Шотландии, не переводя дыхания. Аделаида подумала, что такой вид ему идет. Некоторая буйность плохо сочеталась бы с внешностью большинства мужчин, зато Коннору Брайсу шла чрезвычайно.

Он отвесил короткий нетерпеливый поклон Изабелле.

— Мисс Уорд, а где ваша сестра?..

И оборвал себя на полуслове, увидев Аделаиду.

Боявшийся чужих Джордж спрятался за ее юбками и обхватил рукой ее ногу. Это было единственным движением в комнате, и она сомневалась что Коннор обратил на него внимание. Его взгляд был устремлен на ее опухшую щеку.

Наступила напряженная тишина. Напряжение сгустилось до того, что заполнило всю комнату. Она ожидала его реакции, но Коннор молчал. Ему и не нужно было что-то говорить: жгучая ярость, сверкавшая в его глазах, сказала ей все.

Аделаида попыталась как-то снять этот накал.

— Вы рано вернулись, — промолвила она, хотя голос ее прозвучал слишком громко. — Возникли проблемы?

Коннор ответил не сразу. Его взгляд скользнул по ее щеке и встретился с ее глазами.

— Можно сказать и так.

— Что ж...

Аделаида почувствовала, как Джордж переступил с ноги на ногу, стремясь выглянуть из-за нее. Глаза Коннора отметили движение ее юбок, и выражение его лица чудесным образом изменилось. Нахмуренные брови разошлись, морщина на лбу расправилась... Он вошел за ними в гостиную и, к удивлению Аделаиды, опустился на колени.

— Кажется, за вашими юбками прячется ребенок, мисс Уорд?

Джордж решительно выступил из своего укрытия и провозгласил:

— Нет! Не ребенок!

— Да, теперь я это вижу.

— Мистер Брайс, разрешите представить вам моего племянника Джорджа Уорда.

Исчерпав запасы отваги, Джордж придвинулся к ней поближе и сжал пирожное так сильно, что ягоды стали выдавливаться у него между пальцами.

— Где твои манеры, Джордж? — попеняла ему Аделаида, а когда никакого отклика с его стороны не последовало, осторожно подтолкнула его вперед.

К ее удивлению, Джордж бросил на нее возмущенный взгляд, а потом повернулся к Коннору лицом. Округлые плечики поднялись и опустились с глубоким вздохом, затем он протянул руку и предложил свое лакомство Коннору. Маленькие пальчики с громким чмокающим звуком разжались.

— Делюсь.

Это был самый неохотно предлагаемый дар, который Аделаиде приходилось когда-либо видеть. Первым ее побуждением было рассмеяться и успокоить Джорджа, сказав, что она вовсе не предлагала ему делиться пирожным, что это не относится к хорошим манерам. Но любопытство заставило ее промолчать. Ей захотелось посмотреть, что станет делать Коннор.

К его чести, Коннор моргнул при виде предлагаемого месива, но за исключением этой невольной реакции сохранил невозмутимый вид.

— Это очень... щедрый подарок, — произнес он и, снова моргнув, перевел взгляд на лицо Джорджа, — но, может быть, взамен этого лакомства ты отведешь тетю Изабеллу ненадолго погулять в сад? Я сочту это за услугу мужчины мужчине.

Джордж уронил руку вниз и бросил растерянный взгляд через плечо на Аделаиду, потом вновь повернулся к Коннору.

— Горох.

Коннор открыл рот... и закрыл его.

— Я был уверен, что это сработает. — Он внимательно посмотрел на стоявшего перед ним ребенка. — Что он хочет сказать этим своим «горох»?

Смех Аделаиды смешался со смехом Изабеллы. Она не могла толком объяснить себе, почему нашла растерянность Коннора такой трогательной. Пока она размышляла над этим, Изабелла пересекла комнату и подхватила Джорджа на руки.

— Это всего-навсего значит, что он любит горох. Но дайте ему лишь несколько лет, мистер Брайс, и ваша лесть подействует на него безотказно. Пойдем, милый, пойдем в сад и посмотрим, какие существа там живут.

— Жуки!

Джордж одной рукой обнял Изабеллу за шею, а другой запихнул в рот большой кусок пирожного.

Аделаида улыбнулась прелестной картинке, которую являли сестра с племянником, направляясь на поиски приключений.

— Я вижу, ваш опыт общения с детьми весьма ограничен, — заметила она Коннору. И все же за две минуты он выказал больше усилий, чем сэр Роберт за четыре месяца. Весьма многообещающая попытка. Аделаида наклонилась, чтобы смахнуть с юбки сладкие крошки. — Джордж немного стесняется. Не привык видеть в доме чужих. Ему нужна настоящая нянька. Боюсь, что он...

— Посмотрите на меня.

Вынужденная подчиниться — так сильна была ярость, звучавшая в его голосе, — Аделаида выпрямилась и затаила дыхание. Больше не было в его лице ни растерянности, ни тепла, с которыми он обращался к Джорджу. Он поднял руку и провел пальцами по ее щеке, пониже синяка. Она не поняла, что подействовало на нее сильнее: то ли удивительная нежность его прикосновения, то ли свирепость, кипевшая в его глазах.

— Значит, это правда, — прошептал он, опуская руку.

— Я... Со мной все в порядке. Все прошло. — Она искала способ переменить тему. — Вы не рассказали мне, почему вернулись раньше.

— Думаете, я мог остаться в стороне после того, как услышал об этом?

— Вы услышали... В Эдинбурге? Господи, в свете явно не хватает тем для сплетен...

— Я не доехал до Эдинбурга. Известие об этом настигло меня на дороге. Я велел своим людям приглядывать за вами.

— О! — Ей подумалось, что очень мило с его стороны так заботиться о ней. — Но если вы знали, что это правда, зачем было возвращаться? Чтобы удостовериться?

— Предпочитаю знать все досконально, прежде чем пристрелить человека.

С этими словами он повернулся и направился к двери.

— Что? — Аделаида растерянно моргнула несколько раз и лишь затем очнулась. — Нет! Ради всего святого, только не повторяйте все снова!

Она кинулась за ним, схватила его за руку и повисла на ней. Коннор не отбросил ее, но и не остановился, просто потащил за собой.

— Коннор, остановись. Пожалуйста. Будь благоразумен.

— Нет.

— Помни свою погоню за местью. — Аделаида не переставала тянуть его. — Один выстрел, и все закончится... Что же это за мщение?

— Скорое.

— Но это будет не то, что ты планировал.

Коннор никогда не распространялся о своих планах, так что она понятия не имела, так это или нет. Однако разумно было предположить, что если бы Коннор намеревался быстро покончить с сэром Робертом, тот уже давно был бы мертв.

— Планы меняются.

Аделаида в отчаянии встала перед ним.

— Я соглашусь выйти за вас, если вы прекратите это...

Коннор остановился на пороге гостиной и, нахмурясь, посмотрел на нее.

— Вы должны будете выйти за меня. У вас нет другого выхода.

— Есть. На свете много джентльменов. Не только вы и сэр Роберт...

К сожалению, она не была с ними знакома.

— Я вас скомпрометировал.

Почувствовав открывшуюся возможность, Аделаида ткнула его пальцем в центр груди.

— Да. Да. Безусловно. И если сейчас вы устроите дуэль с сэром Робертом и вдруг промахнетесь, а он нет, я оста...

Она замолчала, сама удивившись тому, что собирается сказать.

— Вы что? — переспросил ее Коннор.

«Я же останусь одна...» Но это звучало полной бессмыслицей. У нее были Изабелла и Джордж, и Вольфганг, если несколько расширить понимание «хорошего общества».

— Вы что? — продолжал настаивать Коннор.

— Я... останусь... без богатого... мужа, — не слитком удачно нашлась она.

— Как трогательно, — сухо откликнулся он и бережно отодвинул ее в сторону.

Аделаида вновь прыгнула и встала перед ним, снова упершись рукой ему в грудь.

— А... а вы кончите жизнь на виселице... или будете вынуждены бежать из страны, а я опять же останусь без состоятельного мужа. Вы мне должны состоятельного мужа!

Губы Коннора сжались в тонкую линию. Он посмотрел на дверь, потом на нее, снова на дверь. Она ощущала, что его тело дрожит от сдерживаемой злости, как туго натянутая тетива лука, которой достаточно лишь слегка коснуться, чтобы полетела смертоносная стрела.

Затаив дыхание, Аделаида ждала, сможет ли такой нелепый довод убедить такого здравомыслящего и невероятно упрямого человека. Он, видите ли, должен ей богатого мужа...

— Ладно, — сжалится наконец над ней Коннор. Взгляд его вновь устремился на ее лицо и там остался. — Я не потребую от него дуэли. И не убью его.

— Слава небесам!

Она обессилено вздохнула.

Он осторожно положил ладонь ей на щеку.

— Я никогда этого не сделаю, — хрипло произнес он. И, оторвав взгляд от ее щеки, посмотрел ей прямо в глаза. — Я никогда не подниму на тебя руку.

Аделаида молчала. Слова легко слетали с языка Коннора, настроение менялось мгновенно. Но без сомнения, он имел в виду то, что сказал, и она ему верила... пока. Она не боялась его или его взрывного характера. В его присутствии она ни разу не почувствовала угрозы. Однако ее доверие к его обещаниям было весьма ограниченным. Только время покажет, ошибается она в нем или нет.

Аделаида кивнула, но чтобы он не подумал, будто она слепо верит всему, что слетает с его языка, добавила:

— Если сделаете это, так будет в первый и последний раз.

Ему не очень понравился ее ответ. Уронив руку, он нахмурился.

— Вы поверите мне.

Он не предсказывает будущее, поняла она, он приказывает. Она должна поверить ему немедленно. Это было так непередаваемо абсурдно, что Аделаида рассмеялась.

Однако Коннор явно не шутил.

— Это вовсе не смешно.

— Смешно, — уверила она его. — Даже очень.

Как это по-мужски полагать, что он может потребовать от женщины доверия. И как это по-мужски — обидеться, если женщина не идет в этом ему навстречу.

— Аделаида...

— О, перестаньте хмуриться!

Она прекратила смеяться, но была на волосок от того, чтобы прочитать ему небольшую лекцию.

«Вы мне поверите!..» Надо же. Однако она устала спорить или злиться.

— Вообще-то я, кажется, вам верю.

«Я вам верю».

Тугой узел мышц между лопатками Коннора расслабился, но не исчез совсем. Его не особенно тревожило, что Аделаида не была уверена в нем... в общем смысле. Немного времени и осторожное манипулирование несомненно разрешат эту проблему. Но мысль, что она может бояться его в физическом смысле, что она подозревает, будто он способен в гневе ударить женщину, была ему нестерпима.

Коннор никогда не поднимал руку на женщину. Никогда. Была когда-то в Бостоне одна хозяйка меблированных комнат, взявшая плату, ради которой он, рискуя собой, стянул деньги, и выгнала его потом на улицу. И еще бродяжка, укравшая у него хлеб, стоивший ему целого дня тяжкого честного труда. Один Бог знает, что у него была возможность отплатить за то и другое кулаками. Но он и пальцем их не тронул. Лучше он пойдет в ад, чем в гневе хоть пальцем коснется Аделаиды.

Его взгляд вернулся к ее распухшей щеке. Он будет проклят, если не отделает сэра Роберта.

Он постарался говорить беззаботнее:

— Я не думал, что сэр Роберт облегчит вам задачу выбора между нами.

Ее глаза метнулись в сторону.

— Я сделала выбор не из-за этого. Я получила это, потому что сделала выбор.

— Выбрали до того? — Ее слова доставили ему несказанное удовольствие. — Осмелюсь вас спросить — почему?

Аделаида снова посмотрела на него и одарила чудесной озорной улыбкой.

— А пятнадцать тысяч фунтов?

— Ну да, естественно...

— Ну да, естественно!

Коннор ей не поверил. В том, что она готова выйти замуж ради денег, он не сомневался, но его она выбрала не потому, что он был богаче сэра Роберта. Дохода у того имелось вполне достаточно, чтобы благополучно обеспечить всю ее семью, да и ее собственное содержание получилось бы вполне приличным... если бы человек, все это предлагавший, оказался лучше.

Проклятие! Как же приятно ему было узнать, что его она считает лучшим... считала так даже до того, как Роберт обнаружил свое истинное лицо. Однако знать самому — это одно, а услышать такое из ее уст было совсем другим делом.

— Я хочу услышать правду, Аделаида. Если сумеете каким-то образом ее высказать.

 

Глава 15

Аделаида обдумала просьбу Коннора и манеру, в какой эта просьба была преподнесена. В его голосе прозвучало какое-то колебание, ранее ею от него не слышанное. Можно было бы назвать это неуверенностью. Если бы не убежденность, что люди, подобные Коннору, никогда не испытывают неуверенности в себе. Скорее они слишком самоуверенны.

У нее появился соблазн повторить свои слова о пятнадцати тысячах фунтов, но, стремясь начать их новую жизнь на более положительной ноте, Аделаида решила быть честной.

— Я выбрала вас, потому что вы... — Она чуть было не сказала, что выбрала его, поскольку он говорил ей правду. Что весьма нелепо. — Потому что вы были со мной более правдивы, чем сэр Роберт. Вы заявили, что обратили на меня внимание, прежде чем узнали об ухаживании барона. — Она решительно кивнула. — И это оказалось правдой.

Это было не единственной причиной и даже не первоочередной, но той, что в настоящий момент была для нее наиболее важной. После того как утихло ее вчерашнее негодование, она пересмотрела все это нагромождение лжи и ухватилась за одну несомненную правду.

Коннор хотел ее ради нее самой. Разумеется, до того, как обнаружил и другие причины. Конечно, это не извиняло того хаоса, в который он вверг ее репутацию... но все же... он хотел ее, и это было несомненным.

— Вы мне поверили?

Слова Коннора прозвучали с явным удивлением.

Господи Боже, он в этом сомневается!.. Губы Аделаиды изогнулись в легкой усмешке.

— Да.

— И вы верите, что сэр Роберт украл мое наследство и продал меня вербовщикам, когда я был мальчишкой? — спросил Коннор с еле скрытым нетерпением.

Аделаида вспомнила бешеную ярость и жестокость в глазах сэра Роберта.

— Вполне вероятно.

— А когда я вернулся, бросил меня в тюрьму и попытался вновь захватить мое состояние?

— Да, конечно.

В это она поверила с самого начала.

— И в то, — продолжал он с очень самодовольным видом, — что я, по сути, спас вас от него?

Это походило на то, как джентльмен спас леди из горящего здания, которое перед этим сам поджег. Аделаида открыла рот, чтобы сообщить ему о планах мести, которые вынашивал сэр Роберт, но в последнюю минуту решила не делать этого. Возможно, Коннор заметил ее первым, но это вовсе не означает, что его первой мыслью было жениться на ней. Останется ли в силе его предложение брака, если он узнает, что сэр Роберт не питает к ней страсти? И никогда не питал. То есть что он никак не отомстит брату, если женится на ней? Ей хотелось бы думать, что ему это не важно, что он сдержит свое обещание. Но она не была уверена.

— Вы представляли собой более надежную альтернативу, — ответила она.

Углы его рта опустились.

— Сомнительная похвала, но я ее принимаю.

— Очень великодушно с вашей стороны.

Коннор не улыбнулся при этом, как она надеялась. Взгляд его оставался твердым и пронзительным, а голос вежливо хладнокровным:

— Вы станете миссис Брайс... И не пожалеете об этом.

Аделаида никак не могла сообразить, дает ли он обещание или приказывает, но кивнула, считая это вполне достойным ответом и на то, и на другое.

— Вы больше не будете с ним встречаться, — объявил Коннор.

Аделаида кивнула с большим энтузиазмом.

Коннор ласково взял ее за подбородок и легчайшим поцелуем коснулся ее губ.

— До завтра, — прошептал он, затем уронил руку, круто повернулся и направился к двери.

— Но... — Им нужно было еще многое обсудить... проработать все детали и договоренности. Притом оставался еще этот ужасный вопрос... «Сколько раз в день?!» — Куда вы направляетесь?

Коннор бросил ей через плечо ядовитую усмешку.

— Не убивать сэра Роберта.

Многое можно сотворить с человеком, не убивая его. Можно ему руки и ноги переломать... или даже отломать. Тело может оставаться живым без большого числа органов: глаз, носа, ушей, языка...

Коннор не включал в свои первоначальные планы расплаты с сэром Робертом изувечить его. Однако, будучи человеком гибким, он всегда предполагал возможность продолжить перечень наказаний.

Сейчас ему доставляло мрачное удовольствие добавлять пункты к своему списку, со смаком выбирая каждое жестокое наказание. Это оказалось неплохим занятием на время, пока он поджидал барона на темной аллее между таверной в Бэнфрисе и конюшней. Ему требовалось чем-то отвлечь себя от картины, в которой сэр Роберт поднимает руку на Аделаиду, например, мечтой навсегда избавить его от этого органа. Это почти успокаивало его. Почти.

Ярость, которую он постарался скрыть от Аделаиды, безудержно вскипела, едва он вышел за порог ее дома.

Этот ублюдок ударил ее кулаком. Своим кулаком!

Значит, сначала он примется за руки. Сломает ему каждый палец отдельно. Потом займется языком. Это станет достойной платой за всю ложь, которая много раз сыпалась изо рта сэра Роберта. Затем...

Он повернул голову на звук открывающейся двери таверны. Оттуда послышался смех. Сэр Роберт и его слуга вышли наружу, и все перечни были позабыты. От ярости у Коннора все вылетело из головы. Ему отчаянно хотелось сразу напасть на негодяя, но он подождал, давая гневу накалиться еще сильнее... пока эти двое не дошли до середины аллеи. Только тогда он выступил из тени и решительно зашагал к своей добыче.

Он дал сэру Роберту время защитить себя — по крайней мере попытаться сделать это, — но тот стоял неподвижно, лишь широко открыв глаза.

Глаза эти вмиг закрылись, когда кулак Коннора врезался ему в тело. Коннор испытал огромное удовольствие от того, как заныли его собственные пальцы от силы этого удара. А еще большее удовлетворение он почувствовал, когда сэр Роберт зарычал от боли... при виде того, как барона буквально отшвырнуло к стене.

Пальцы сэра Роберта заскребли по кирпичам, предупреждая падение. Ему удалось, пошатываясь, выпрямиться и через кучу мусора выбраться на середину аллеи. Лицо его представляло собой маску страха и злобы, испачканную кровью от выбитого зуба. Он обернулся к своему слуге и прокричал:

— Помоги мне, дурак!

Коннор остановил человека простым отрицательным движением головы и легким взмахом руки.

Видя, что его помощник пятится, выставляя перед собой открытые ладони, сэр Роберт выхватил из кармана сюртука маленький нож и с яростным воплем бросился на Коннора. Он широко размахнулся, так что Коннору не составило труда увернуться, выбить нож из его пальцев и нанести барону еще один удар. Так же легко было уклониться от кулака сэра Роберта, а затем шагнуть вперед и нанести барону третий сильный удар в живот.

Когда сэр Роберт захрипел и согнулся вдвое, Коннор схватил его за горло и снова ударил сверху вниз.

Не было никакого удовольствия в том, чтобы бить человека по затылку, но он испытал несомненное удовлетворение, слыша при следующем ударе хруст ломающегося носа.

Сэр Роберт свалился наземь стонущей окровавленной грудой.

Коннор с трудом поборол желание нагнуться и бить его кулаками, пока стоны не прекратятся. Или пока образ синяка на лице Аделаиды не изгладится из его памяти.

Вместо этого он пинком отшвырнул нож, отправив его по булыжникам прямо к коленям сэра Роберта.

— Хочешь попробовать еще раз? — издевательски осведомился он.

Коннор надеялся, что сэр Роберт проглотит наживку. Ничто не доставило бы ему большего наслаждения, чем заполучить предлог нарушить свое обещание.

Стоны сэра Роберта стихли. Пальцы сомкнулись на рукоятке ножа, и он с трудом встал на колени.

— Тебя повесят за это, — прохрипел он.

— Простолюдинов не вешают за драку с вашим типом. Только убивают. А я пальцем тебя не тронул. — Легким взмахом руки Коннор сбил пыль со своего сюртука. — Я провел ночь дома со стаканчиком бренди.

— У меня есть свидетель! — рявкнул сэр Роберт.

Голос его снова обрел силу.

— Неужели? — Вынув из кармана соверен, Коннор бросил его слуге сэра Роберта. — Что ты здесь видел?

Грэм Сефтон поймал монету в воздухе и, наморщив лоб, внимательно ее рассмотрел.

— Это неправильно. Нехорошо человеку сообщать, что он знает, за какую-то монету. Правду нужно говорить ради нее самой. — Он бросил монету обратно Коннору. — И говорю вам, было очень дурно, несправедливо, когда двое этих разбойников напали на моего хозяина. Двое их было, и старший был здоровенным парнем. Лет, наверное, десяти.

— Вы... Вы двое... — Сэр Роберт злобно уставился на Грэма, лицо его побагровело, как кровь, залившая рот и подбородок. — Ты, грязный предатель! Мне не стоило нанимать на службу подобного типа!

— Да, — согласился Грэм, вежливо кивая, — не стоило. Я мог бы сбежать с вашим серебром... Или перерезать вам горло во сне. — Он склонил голову набок. — По правде говоря, мне приходило в голову то и другое.

— За горло его возьму я, — мягко вмешался в разговор Коннор. — Это мою невесту он посмел ударить.

— Мисс Уорд? — Сэр Роберт запрокинул голову и засмеялся коротким хриплым смешком. — Так вот в чем все дело! Мисс Уорд? О Господи, это бесподобно! Ты думаешь, что выиграл? Считаешь, что нанес мне ужасный удар? Ты добился только того, что набросил петлю себе на шею.

Тыльной стороной ладони он вытер кровь, текущую из носа, и постарался встать на ноги.

— Я никогда не хотел эту сучку. Я бы не бросил на нее второго взгляда, если б не ты. Бедный мистер Брайс, — почти пропел он. — Несправедливо осужденный. Запертый в тюрьму без всякой вины. Обреченный проводить каждую субботу, томясь по мгновенному проблеску своей прекрасной девы. Боже! Как трагично! Как романтично! — Его быстро опухавшие губы раздвинулись в мерзкой усмешке. — Какое удовольствие украсть ее из-под самого твоего носа.

Коннор постарался никак не прореагировать. Ему хотелось верить, что сэр Роберт говорит это из-за своей уязвленной гордости... из мстительной вредности... но верить в это не мог.

Проклятие и еще раз проклятие! Это он сам привлек внимание сэра Роберта к Аделаиде.

— А еще большее удовольствие любоваться тем, как ты потерпел неудачу, — отозвался Коннор с притворным спокойствием.

— Она еще будет моей! — визгливо вскричал сэр Роберт. Из глаз его исчез всякий юмор. — Я возьму ее, когда ты ей надоешь. Когда она захочет настоящего мужчину, а не незаконнорожденного мальчишку. Тогда-то ты узнаешь. Узнаешь, каково это!

— Что каково?

— Когда тобой пренебрегают! — Роберт почти вопил, голос с трудом вырывался из его горла. — Каково это быть вторым! Когда вся твоя жизнь загублена... — Он сделал большой вдох, потом другой, явно стараясь успокоиться. Потом направил нож на Коннора. — И все из-за шлюхи!

Коннор почти физически ощущал ненависть, волнами исходившую из барона. Она окутывала его кожу, проникала во все поры. Он оскалился и угрожающе шагнул вперед.

— Подойди хоть на милю к мисс Уорд, и я вырежу тебе сердце этим ножом!

— Забирай ее себе! — выплюнул сэр Роберт. — Пока!

С этими словами он повернулся и, пошатываясь, направился к конюшне.

Коннор смотрел ему вслед, когда Грэм подошел к нему и испустил долгий тихий свист.

— Совсем свихнулся.

— Нет, — потер себя ладонью по щеке Коннор. — Но достаточно обезумел, чтобы стать опасным.

— Он сейчас прогнал из дома всех слуг.

Коннор кивнул.

— Знаешь, кому из них можно доверять?

— Всех не знаю, но двое или трое из них будут счастливы найти другую службу.

— У них она есть. В Эшбери-Холле.

— Вы все равно намерены жениться?

— Да, — без колебания ответил Коннор.

— Вы хороший человек.

Он был не особенно хорошим. Был он и эгоистом, и жадным, и собственником. Ему было жаль, что сэр Роберт даже не воображал, будто влюблен в Аделаиду... его бесконечно злило, что он стал причиной преследования Аделаиды бароном. Но ничто из перечисленного не меняло самого главного факта: он, Коннор, хотел Аделаиду, и теперь она принадлежала ему. И всегда будет ему принадлежать... Значение имело только это.

Грэм шмыгнул носом и вздернул подбородок.

— Коннор?

— Хм-м-м.

— Могу я получить обратно свой соверен?

 

Глава 16

Коннор навестил Аделаиду на следующее утро. Он не упомянул, куда отправился накануне вечером, а Аделаида и не спрашивала, мечтая оставить неприятные события в прошлом.

Это вовсе не означало, что она готова простить сэра Роберта за его поступки, но и не собиралась забыть унижение, которое претерпела из-за Коннора. Она просто не видела никакого смысла копить гнев, когда столько дел требовало ее времени и внимания.

Например, свадебные планы занимали необычайно много времени и энергии. Впрочем, это обстоятельство она приписывала чрезвычайному упрямству Коннора.

Ему хотелось все сделать быстро. Она предпочитала неторопливое церковное оглашение. Он предложил компромисс: купить специальную лицензию, то есть разрешение на брак без оглашения в церкви. Аделаида обозвала это непростительной тратой денег и отказалась признавать истинную причину оттягивания свадьбы. Никакая невеста, даже самая практичная, не захочет омрачить память о дне своего бракосочетания огромным синяком чуть не в половину лица.

Чтобы отвлечь его от этого спора, она начала другой. Ей хотелось совсем маленькой церемонии. Он хотел нечто грандиозное.

Она думала надеть простое муслиновое платье. Он предложил оплатить наряд из тончайшего шелка.

Она напомнила ему, что истинная леди не принимает в подарок от джентльмена предметы одежды.

Даже от жениха.

Он предложил передать ей пятнадцать тысяч фунтов заранее, чтобы она могла сама купить себе все, что нужно.

— Она принимает это.

Такой мгновенный ответ последовал от Изабеллы, развлекавшей Джорджа игрой в перетягушки, одновременно наблюдая последние полчаса за спорами сестры и Коннора, сидевших у круглого обеденного стола. Надо сказать, что занятие это ее весьма развлекало.

— Вот как? — осведомилась Аделаида.

Вообще-то она приняла бы это, если бы ей дали такую возможность.

— Да, — повернулась к ней Изабелла, в глазах которой плясали искорки лукавства и азарта. — И я готова нести полную ответственность за это решение.

— Самоотверженное существо, — одобрительно пробормотал Коннор.

— Жуки! — Бросив на пол игрушку, Джордж побежал к Коннору. — Жуки! Жуки!

— Посмотри, что я тебе принес.

Коннор вытащил из кармана чистый носовой платок, положил его на стол и, развернув, продемонстрировал Джорджу его содержимое.

— Бисквиты! — Джордж выхватил одно лакомство из-под руки Коннора и показал Аделаиде, чтобы та тоже полюбовалась. — Бисквиты!

— Несомненно. Но выглядит, как имбирный пряник. — Из платка появилось еще три. Джордж отправился на стульчик у стенки, а Аделаида улыбнулась Коннору. — Вы очень добры, что вспомнили о нем.

— Вовсе нет. Я не был уверен, что ему понравятся имбирные пряники, но подумал...

Он замолчал, потому что Джордж выдвинул стул, который уперся в ногу Коннора. Затем, зажав пряник в зубах, малыш вскарабкался по стулу к Коннору на колени. Забравшись, он угнездился спиной к груди Коннора и занялся поглощением своего крошащегося лакомства.

Коннор замер и посмотрел поверх макушки Джорджа на Аделаиду.

— А он... Это безопасно?

Сдавленный смешок раздался со стороны Изабеллы. Аделаида постаралась выглядеть невозмутимой.

— Да. Маленькие дети часто любят посидеть на чьих-то коленях и выходят из этого приключения целыми и невредимыми.

— Что ж... Хорошо, если так... — Впрочем, в голосе его прозвучало сомнение. Он положил руки на плечики Джорджа, словно опасаясь, что мальчик может без предупреждения скатиться на пол. Затем, видимо, передумав, положил руки на стол, так что малыш оказался зажат, как в ловушке. — Вот теперь хорошо.

Аделаида подавила смех, боясь нарушить трогательность момента. Эта более мягкая и не такая самоуверенная сторона натуры Коннора продолжала оставаться новой для нее. Она заметила намек на нее, когда Коннор спрашивал об истинной причине ее согласия выйти за него, но теперь, видя его с Джорджем... Это было необычайно трогательно и душевно.

Не каждый мужчина позволит, даже неохотно, чтобы ребенок запросто забрался к нему на колени. Большинство знакомых ей джентльменов ужаснулись бы подобной фамильярности. Немногие были бы этим очарованы и так явно смущены.

Аделаида задумалась, что, если в Конноре Брайсе есть нечто благородное?.. Нечто более ценное, нежели обещание пятнадцати тысяч фунтов в год?

Однако Изабелла, которую это происшествие явно позабавило, не хотела ради еще одной добродетели Коннора отклоняться от главной темы разговора.

— Мы обсуждали фонды, которые могут быть предоставлены заранее...

— Верно. Вам понадобится кое-что, дабы продержаться до той поры, как будут улажены все бумажные дела.

Коннор помедлил, затем выпустил из рук край стола, торопливо сунул руку в карман и вытащил оттуда, как показалось Аделаиде, огромную кучу банкнот. Потянувшись через голову Джорджа, он положил их на стол.

— Думаю, что двух сотен фунтов будет достаточно.

Аделаида не могла поверить своим глазам. Две сотни фунтов тихонько лежали на ее обеденном столе. Это было ровно на сто семьдесят три фунта больше того, что осталось от всех ее сбережений.

— Святые небеса!

— Две сотни фунтов? — Изабелла схватила одну банкноту со стола и повертела ее в пальцах. На ее лице было написано невероятное удивление. — Вы что, всегда ходите с карманами, полными такого количества фунтов?

Коннор пожал плечом:

— Более или менее...

— О-о! Кажется, мне понравится иметь вас в качестве свояка.

Коннор рассмеялся и подмигнул ей. Такая крохотная деталь, которая должна была поднять мнение Изабеллы о нем на недосягаемую высоту. Изабелла всегда испытывала тревожащее сестру пристрастие к повесам.

— А теперь, коль скоро все улажено, — сказал Коннор, глядя на Аделаиду, — думаю, что мы можем развлечься пикником.

Аделаида едва обратила внимание на его слова: глаза ее были прикованы к кучке банкнот на столе. О, сколько всего она сделает на эти деньги! Одежда, приличная еда... и, может быть, кругленькая сумма, отложенная про запас... На случай — а по ее опыту такой случай всегда происходил — какого-либо несчастья.

— Аделаида!

— Да-да? — Она подняла глаза и увидела, что Коннор и Изабелла выжидательно смотрят на нее. — A-а, пикник? Ладно!

С трудом оторвавшись от созерцания денег, она мысленно прикинула содержимое кладовки и буфета. И пришла к выводу, что, если Коннор не является любителем черствого хлеба и холодной овсянки, пикник состояться никак не может.

— Я не уверена, что это окажется возможным сегодня. Может быть, послезавтра?..

Когда ей удастся потратить часть этих двухсот фунтов.

— Очень сомнительно, что еда, припасенная в моем экипаже, продержится до послезавтра.

— Вы привезли припасы для пикника? — Аделаида улыбнулась, обрадованная его предусмотрительностью. — В таком случае я буду рада принять в нем участие.

— Я присмотрю за Джорджи, — предложила Изабелла, вставая из-за стола.

Услышав свое имя, Джордж поднял глаза на Изабеллу, засмеялся и потянулся за следующим пряником.

Коннор задумчиво посмотрел поверх его головы.

— Ну что, паренек, как считаешь, сумеешь спрыгнуть вниз сейчас же?

Джордж вцепился зубами в лакомство, словно не слыша вопроса, не говоря уже о том, чтобы исполнить просьбу Коннора.

Коннор протянул руки к плечам малыша, как уже делал раньше, но тут же их опустил и посмотрел на нее.

— А вы не могли бы...

— Надеть шляпку и перчатки? — намеренно не поняла его Аделаида. — Да, конечно.

Она выскочила из-за стола, прежде чем он успел разъяснить, чего хочет, и торопливо направилась в прихожую, где демонстративно медленно надела шляпку и стала завязывать ее ленты. Она даже чуть передвинулась, чтобы лучше наблюдать за происходящим в гостиной.

Изабелла хитрить не стала. Когда Коннор посмотрел на нее, она лишь улыбнулась и покачала головой:

— Возьмите его, мистер Брайс, и поставьте на пол. Он вас не укусит... Он больше этого не делает.

— Так...

Коннор уставился на Джорджа и долго разглядывал его, явно обдумывая, как лучше снять малыша со своих колен, не берясь за него. Наконец он взял со стола платком последнее печенье и отвел руку с ним в сторону за пределы досягаемости проворных детских ручонок.

— Вот так, паренек. — Коннор тряхнул платком. — Хочется получить еще один бисквит? Тогда иди за ним. Подойди и возьми.

Изабелла, не сдержавшись, фыркнула. Аделаида закатила глаза и перестала притворяться, будто происходящее ее не интересует.

— Коннор, Джордж не щеночек. Он не пойдет...

Джордж бойко перевернулся на живот и, соскользнув с колен Коннора, зашлепал к платку с печеньем.

— О, ради всего святого! — Аделаида, сдерживая смех, водрузила шляпку на голову. — Так ребенка не уговаривают.

— Джордж посчитал это очень разумным, — подчеркнула Изабелла. — Нам стоит испробовать что-то подобное, когда он станет скандалить, не желая надевать воскресную одежду.

— Нет. — Она повернулась к Джорджу, который не обращал на нее внимания, занявшись последним пряником. — Видите, что вы натворили? Где твоя гордость, молодой человек?

Коннор стоял явно довольный собой.

— Нет ущерба гордости в отказе делать что-либо даром. В парне есть здравый смысл.

Комплимент был косвенным — он скорее защищал себя, а не хвалил Джорджа, — однако Аделаида прониклась к Коннору еще большей симпатией.

Она улыбнулась и махнула рукой на дверь:

— Тогда поехали!

Едва ступив за порог своего дома, Аделаида заметила сразу три детали. Во-первых, погода была не по сезону прохладной, идеальной для пикника. Во-вторых, запряженный четверкой экипаж, стоявший перед домом, выглядел совершенно новеньким, как, впрочем, и все, чем владел Коннор. И наконец, самое главное, снаружи экипажа сидели двое мужчин, одного из которых она сразу узнала.

— Святые небеса!

Она схватила Коннора за руку и потянула, чтобы он к ней наклонился.

— Что такое?

— Это тот человек, — прошептала она ему на ухо, — тот, который сидит рядом с кучером. Он подходил к моей двери. Он вошел, а потом исчез, не сказав ни слова. В тот день, когда сэр Роберт... Он постучался, заглянул в дверь и...

— Да, я знаю.

Аделаида отпрянула, растерянно глядя на него.

— Каким образом вы могли...

Зеленые глаза лукаво сверкнули на солнце.

— Я же говорил вам, что мои люди присматривают за вами.

— Да, но... Вы имеете в виду в буквальном смысле? — Она отпустила его руку и оглянулась на окно, откуда они с Изабеллой наблюдали за исчезнувшим в лесу человеком. — Он буквально следил за нами?

— Не топорщите ваши перышки, синичка! — рассмеялся он, легонько подталкивая ее к экипажу. — Грэм наблюдал за домом и садом, а не заглядывал в окна. — Он искоса глянул на ее посиневшую щеку, и лицо его окаменело. — Хотя мне стоило велеть ему сделать и это...

— Нет, — сурово оборвала она его. — Это вам категорически делать не стоило.

Аделаида устроилась на сиденье, обращенном вперед, и с удовольствием оглядела отделанный полированным деревом и обитый мягкой кожей салон экипажа. Вообще- то ехать с джентльменом в закрытом экипаже считалось неприличным, но ее это не заботило. Через несколько недель они поженятся, и, во всяком случае, маловероятно, что сейчас кто-нибудь их увидит.

Коннор уселся напротив и стукнул несколько раз по крыше.

— Вы сердитесь? — поинтересовался он, не столько встревоженный этим, сколько из любопытства.

— Нет. Я не сержусь. — Аделаида помедлила, обдумывая вопрос. — Не совсем. Я скорее несколько встревожена. Неужели было необходимо оставлять этого человека, чтобы он бродил вокруг дома и по лесу?

— Да.

Она посмотрела в окошко и вдруг нахмурилась.

— А сейчас тоже кто-то бродит по моему лесу?

— В настоящее время нет.

Это был не совсем полный ответ.

— Вы ему доверяете? Этому Грэму?..

— Сефтону. Я верю, что он хочет получать те деньги, которые я ему плачу.

Она поникла на сиденье.

— Вы не намерены давать полные ответы ни на один из моих вопросов?

Коннор наклонился вперед и приподнял пальцем ее подбородок.

— Я хочу, чтобы вы были в безопасности. Если для этого требуется нанять одного или двух мужчин присматривать за вами в мое отсутствие, так и будет. Вы будете спорить со мной по этому поводу?

Строго говоря, это тоже не было прямым и полным ответом на ее вопрос, но трудно было обидеться на высказанные чувства.

— Я не хочу с вами ссориться, — ответила она, осторожно подбирая слова. — Однако я буду очень признательна, если вы предварительно поставите меня в известность об этом.

Коннор задумчиво нахмурился и опустил руку.

— Это я сделать могу.

— Вероятно я лучше спала бы несколько последних ночей, если б знала, что у меня есть охрана.

— Я должен был подумать об этом, — мягко произнес он.

Решив принять эти слова за некое извинение, Аделаида пожала плечами:

— Но никакой беды не произошло. Правда.

Он всмотрелся в ее лицо.

— Вам плохо спится. Это так?

— Не совсем... — Всего лишь со времени той ужасной истории в гостях у миссис Кресс. Впрочем, это казалось таким далеким прошлым. — Как любезно с вашей стороны подчеркнуть, что это отразилось на моей внешности.

Губы его дернулись в усмешке, но голос прозвучал почти нежно:

— Нам еще долго ехать. Закройте глаза и отдохните немного.

Разумеется, он шутил...

— Я не могу спать, когда вы сидите напротив и наблюдаете за мной. Так никто не сможет заснуть.

Он пересел со своего места на сиденье рядом с ней.

— А как теперь?

В тысячу раз хуже. Их ноги и руки соприкасались, и она ощущала жар его тела через все слои разделявшей их одежды. Его запах щекотал ей ноздри, и она понимала, что если повернет голову хоть чуть-чуть, их губы сблизятся, как для поцелуя. Не то чтобы это казалось ей неприятным, но считать это привлекательным вовсе не означало действовать так же.

Аделаида уставилась прямо перед собой и попыталась думать о чем-то постороннем.

— Знаете, — она помолчала, чтобы откашляться, — я совсем не устала. Правда.

— Понимаю. — Судя по интонации, он действительно понимал. — Но все равно постарайтесь отдохнуть. Хоть немножко.

Чувствуя себя довольно глупо, она отодвинулась подальше от него, прислонилась к стенке экипажа и закрыла глаза, подумав, что толку от этого не будет. Она никогда не сможет заснуть, пока Коннор сидит рядом... прямо около нее.

 

Глава 17

Аделаида проснулась. Во сне она свернулась клубочком, прижавшись к Коннору, как спящий котенок. Его рука обнимала ее, придерживая около его бока. Ноги оказались на сиденье, а голова примостилась на его плече. А руки...

Господи Боже! Ее руки лежали у него на коленях.

Она резко отдернула их и выпрямилась так быстро, что голова ее закружилась.

— Я... я не хотела... Как я могла?.. — Она проглотила остаток вопроса, когда голова прояснилась ото сна. — Ах, не важно.

Если она прижалась к нему во сне, она этого категорически знать не желала.

— Мои извинения, — промямлила она.

Теперь он будет дразнить ее этим. До сих пор он не упускал возможности подтрунить над ее чопорностью.

Однако на этот раз он удивил ее, легонько ухватив выбившийся из ее прически локон и сказав:

— Не извиняйтесь. Вы устали. — Он повертел каштановую прядку в пальцах, и между бровей у него появилась морщинка. Помедлив, он заложил эту прядку ей за ушко и опустил руку. — Это была моя вина.

Аделаида открыла рот, собираясь поспорить, но промолчала, осознав, что, пожалуй, он прав.

Все еще слишком одурманенная сном, чтобы придавать этому большое значение, она посмотрела в окно и спросила:

— Как долго я спала? — Было такое впечатление, что прошел не один день. Ну, по крайней мере не менее получаса. Почему они никуда не прибыли? Встревоженная, она отвернулась от окна. — Куда мы едем?

— На пикник, — напомнил ей Коннор и, ухмыльнувшись, добавил: — В Англию.

— В Англию?! Вы, наверное, шутите. — Она пристально вгляделась в его ухмыляющееся лицо. — Нет, вы серьезны!

— Вы правы. Мы...

— Остановите! — Она попыталась подняться с сиденья и протянула руку, чтобы постучать по крыше. — Остановите экипаж!

Коннор рассмеялся, взял в руку ее кулачок и пригнул вниз.

— Что это вы делаете?

— Я останавливаю экипаж. — Она-то считала свой жест очевидным. — Я не могу уехать в Англию.

Это тоже казалось ей очевидным. Но совершенно непонятным было то, что он продолжал смеяться.

Он потянул ее за руку, так что Аделаида, потеряв равновесие, повалилась ему на колени.

— Ну и вид у вас: полусонная, взъерошенная...

— Отпустите! — Она стала вырываться. Как далеко они отъехали? Как долго она спала? — Поверните назад. Мне нужно вернуться. Изабелла впадет в панику...

— Изабелла знает, где мы. Я поговорил с ней, пока вы ходили на кухню за фартуком для Джорджа.

— Говорили? Она знала?

— Да, и должен вам сказать... Перестаньте вырываться, любовь моя. Спасибо. Я должен сказать, что вам не надо спорить, не надо тревожиться и нужно не забыть привезти ей что-нибудь на память.

Аделаида прищурилась.

— Вы это только что придумали?

— Лишь частично. Ей и вправду хотелось получить какой-то сувенир.

Как это было похоже на Изабеллу!

— Я не могу так просто отправиться в поездку. В Лондон! У меня есть обязанности...

— Мы едем не в Лондон и вернемся к концу дня.

— A-а! Значит, только на день? — Она вздохнула с огромным облегчением. — Почему вы сразу не сказали?

— Как долго обычно длятся ваши пикники?

Смущенная тем, что сразу это не сообразила, Аделаида поджала губы и воздержалась от ответа.

— А кроме того, — добавил Коннор с легкой усмешкой в голосе, — мне нравится видеть вас такой... встопорщенной.

— Я... — начала было она и замолчала, сознавая, что продолжает сидеть у него на коленях, что его сильные руки прижимают ее к нему, под ее бедрами расположены его твердые бедра.

Его рот находился в каком-то дюйме от ее губ, а устремленные на нее зеленые глаза искрились смехом и желанием.

Он держал ее очень бережно, как в тот самый первый их вечер в саду... словно она представляла собой нечто особенное, сокровище, которое ему надлежало хранить и лелеять.

Внезапно Аделаида испытала неудержимое желание быть смелой, вольной, как в детстве и ранней юности, пока груз ответственности не прогнал все ее девичьи грезы.

Не раздумывая, она наклонилась вперед и поцеловала его. Это было всего лишь легким касанием ее неопытных губ, но Аделаиду взволновал этот поступок, такой возбуждающий и... раскрепощенный.

А еще лучше того, Коннору это явно понравилось. Его губы растянулись в улыбке под ее губами, и он пробормотал что-то одобрительное. А затем поцеловал ее в ответ, с потрясающим искусством завладев ее ртом. Он дразнил ее легкими щекочущими покусываниями, от которых кровь бешено заструилась у нее по жилам, одурманивал долгими глубокими проникновениями языка в ее рот, отчего ее пальцы бессознательно впивались в ткань его сюртука.

Она услышала свой стон, ощутила, как участилось его дыхание, как его рука легла ей на бедро... А потом...

Экипаж замедлил ход и подскочил на ухабе, резко разъединив их.

Коннор выругался.

Аделаида проигнорировала толчок и вновь наклонилась к нему. Она хотела большего. Ей хотелось... всего. Однако Коннор уклонился от продолжения. Он взял ее лицо в ладони и бережно поцеловал ее в лоб.

— Мы в экипаже, любовь моя.

«Да, — неясно подумала она, — мы в экипаже», — и попыталась снова найти его рот.

— Он останавливается. Нет, любовь моя... Господи, какая же ты вкусная... Но нет, мы приехали.

— Приехали?

Аделаида откинулась назад и растерянно заморгала, вдруг ощутив себя ослепленной светом совой. Звук колес стих, приглушенный травой, и до нее наконец дошло.

— О-о, мы в Англии?!

— Да, — с сожалением улыбнулся Коннор. Экипаж окончательно замер на месте. — И как вовремя.

Вовремя или нет, но Аделаида внезапно отчаянно захотела перейти на новую стадию своего приключения. Без сомнения, это был самый изумительно волнующий день за всю ее предыдущую жизнь. Оттолкнувшись от Коннора, который откликнулся на это недовольным ворчанием, она распахнула дверцу экипажа и без его помощи выпрыгнула наружу.

— Где мы находимся?

— Примерно на полмили дальше границы, — ответил Коннор, спускаясь на землю за ней. — Или, если хотите точнее, более чем в двадцати милях от вашего дома.

Ее ответная улыбка была медленной и полной тепла.

— Вы не забыли?..

— Конечно, я помню! — Широким жестом он обвел окружающий пейзаж. — Как вам это?

— Это... — Аделаида отвела от него глаза, наслаждаясь видом пологих холмов, широких полей, перемежавшихся с темными купами деревьев. Ее горло защекотал веселый пузырек смеха. — Все точно такое же. В точности такое.

— Но это Англия!

— Да, это Англия!

Это было ново. И находилось больше чем в двадцати милях от ее дома. Это было так красиво... просто прекрасно.

Коннор распаковал то, что, на взгляд Аделаиды, было настоящим пиром. Цыпленок и ягнятина, свежий хлеб и картофель. А еще там было разведенное пиво, графин вина и ломтики яблок на десерт. Все было разложено на одеяле, и вскоре они с Коннором трапезничали, любуясь с холма прелестным английским пейзажем.

— Что ты станешь делать со своими пятнадцатью тысячами фунтов? — небрежно поинтересовался Коннор.

Он полулежал на боку, опершись на локоть и скрестив в щиколотках вытянутые длинные ноги. Казалось бы, в такой позе он должен был выглядеть расслабленным, но Аделаида сочла, что он смотрится, как титан на отдыхе.

— Для начала найду Джорджу хорошую няньку, — ответила она. — Может быть, даже гувернера. Боюсь, что его образование сильно отстает.

— Ему же только два года.

— Почти, — пожала она плечами. — Мне думается, что его словарный запас недостаточен. Мы с Изабеллой пытались, но...

— Он отличный мальчик, — прервал ее Коннор тоном, не допускающим возражений. — Бойкий даже. Сообразительный. И ему повезло, что у него есть вы. Случилось что-то, заставившее тебя думать иначе? Кто-нибудь что-то сказал?..

— Нет, — мягко возразила она.

За исключением сэра Роберта никто не отзывался о них пренебрежительно, а его мнение было ей безразлично. А вот мгновенная защита Коннора, напротив, значила очень много. Больше, чем его деньги и Эшбери-Холл. Это были необходимые условия, коль скоро он хотел ее в жены. Он должен был их обеспечить. А вот вера в нее и симпатия к Джорджу были тем, что он делал по собственному выбору.

Несомненно, подумалось ей, в этом человеке было нечто весьма привлекательное в душевном плане. Так что, может быть, из их союза выйдет что-то хорошее.

— Аделаида?

Голос Коннора вернул ее на землю.

— Я просто задумалась.

— Не надо. Лучше скажи, что еще ты сделаешь, когда станешь богатой?

— Ну-у... — Она нахмурилась с отсутствующим видом. — Изабелле нужны новые платья... и мне тоже. Нашему дому пригодилась бы новая крыша... и двери и...

— Ты продолжаешь говорить о мелочах. Обыденных.

— Для меня это вовсе не мелочи, — пробормотала она, чувствуя себя слегка обиженной.

— Все это вещи, которые тебе нужны. А вот чего ты хочешь?

— Я хочу те вещи, которые мне необходимы.

— Но теперь ты можешь позволить себе больше. Дай волю воображению, — настаивал Коннор. — Что ты станешь делать, когда все обязательное будет удовлетворено? У тебя еще останется много тысяч фунтов. Что ты сделаешь с ними? Только не говори, что положишь все до последнего пенни на хранение.

— Не все пенни, — проворчала Аделаида.

— Ну помечтай! Попробуй...

— Мне хотелось бы отправиться с Джорджем по лавкам! — прервала она его с жаром, удивившим ее саму.

До этого момента она даже не подозревала, как ей хочется вволю побаловать племянника. О, как же чудесно будет засыпать его игрушками и лакомствами!

Но Коннор явно так не считал. При ее словах он уныло поморщился.

— В чем дело? — требовательно осведомилась Аделаида. — Почему вы так на меня смотрите?

— Большинству мальчишек вовсе не нравится ходить с тетушкой по лавкам.

— Им это нравится, если лавки похожи на булочную мистера Фенвика, — возразила она. — Я позволю ему купить все, что он захочет. Ему нужно будет только ткнуть пальцем. И я не заставлю его беречь лакомство на потом. Он сможет съесть столько, сколько влезет.

— Он заболеет от этого... Ребенок его возраста...

— Много вы знаете об этом! Вы считали, что его можно подкупить лестью. У Джорджа желудок, как у быка. Но он устанет прежде, чем всерьез себе навредит.

Аделаида представила себе мальчика, липкого от сахара, крепко спящего на груде новых игрушек, которые она ему накупит.

— Что еще?

Войдя во вкус этой игры, Аделаида ухмыльнулась и потянулась за ломтиком яблока.

— Я отведу Изабеллу в книжную лавку. У нее страсть к печатному слову. И еще у нее появятся новые акварельные краски и кисточки. Лучшие, которые только можно найти в нашем городе.

— Вы сможете заказать самые лучшие в Эдинбурге или Лондоне.

— Тогда я так и сделаю, а пока они прибудут, она сможет воспользоваться теми, что найдутся в Бэнфрисе.

— А что вы станете делать потом?

Потом... Что ж, тогда настанет очередь Вольфганга. Не так ли?!

— Я, разумеется, оплачу долги Вольфганга и...

Она была не очень уверена, что станет делать потом. Она вообще не знала, что можно сделать для ее брата.

— Вы не будете выплачивать долги вашего брата: это сделаю я, — заявил Коннор. — Я это уже делаю.

— Делаете? Но...

— Сэр Роберт — один из его кредиторов. Я не хочу, чтобы вы имели с ним дело. — Он сурово посмотрел на нее. — Это не подлежит обсуждению.

— Не мне мешать вам тратить свои деньги на долги моего брата. — В конце концов, Аделаида не была совсем уж дурочкой. — Я только стараюсь сообразить... Как вы думаете, сколько времени уйдет на то, чтобы его освободить?

— Сэр Роберт попытается осложнить дело, но тем не менее он не сможет предпринять ничего особенного. Так что день или два... не больше.

— О!

Аделаида кивнула, но не смогла заставить себя проглотить и кусочек яблока: ее аппетит пропал.

Коннор нагнул голову, чтобы поймать ее взгляд.

— В чем дело?

— Вы не станете?.. Не станете хуже думать обо мне, если я скажу вам, что не рвусь заполучить его домой?

— Нет. Общие родители не всегда гарантируют взаимную приязнь детей. Кому это знать, как не мне.

— Нет, это не так, как у вас с сэром Робертом. Вы же никогда толком не знали своего брата. И наверняка никогда его не любили.

— Нет. Не любил. — Коннор замолчал, тщательно подбирая слова. — Вы хотите, чтобы я подождал с оплатой долгов Вольфганга? Найдутся предлоги...

— Нет. Конечно же, нет. Я не хочу, чтобы он гнил в тюрьме. — Но еще меньше Аделаида хотела, чтобы его враждебность отравила первый за много лет проблеск счастья, доставшийся их семье. — Может быть, стоит купить ему военное назначение?

Коннор покачал головой:

— Я предлагал ему. Он отказался.

Аделаида ошеломленно открыла рот. То, что Вольфганг не захотел воспользоваться представившейся возможностью, разочаровывало, но не удивляло ее. А вот то, что ему было сделано такое предложение без ее ведома... поражало.

— Вы отправились к нему в тюрьму? Вы с ним говорили?

— У нас состоялось вчера некоторое обсуждение. Я предложил купить ему офицерский патент, но он прислал мне сегодня свой отказ. Ни мой визит, ни мое предложение не произвели на него впечатления.

Аделаида поморщилась, представив себе, какого рода оскорблениями мог разразиться ее неблагодарный братец.

— Вам не стоило отправляться к нему в тюрьму без меня.

Губы Коннора дернулись в сдерживаемой усмешке.

— Да, матушка.

Аделаида вздохнула и пожалела, что не может расхаживать.

— Я не собиралась вас ругать. Но вы уже приняли на себя ответственность за долги Вольфганга. Вам не стоило принимать на себя и его гнев.

Все признаки юмора исчезли с его лица.

— Хотите сказать, что это ваша ноша?

— Мне бы этого не хотелось, — вздохнула Аделаида. — Я только хочу... я не знаю, как ему помочь. Я перепробовала все, но... Я так часто ошибаюсь...

Коннор поставил наземь свой стакан вина и посмотрел на нее с нетерпеливым недоумением.

— Как может такая разумная и деловая женщина, как вы, настолько себя не ценить?

— Я ценю. Но... у меня нет опыта... Меня этому не учили. — Она покачала головой, досадуя, что не может найти нужные слова. — Я всегда считала, что или выйду замуж за джентльмена со скромным достатком, или останусь незамужней девицей со скромным доходом. Моя матушка позаботилась, чтобы я приобрела навыки, необходимые для процветания в подобных условиях. Я умею вышивать и рисовать акварелью, умею организовать обеденный прием. Но я ничего не знаю о делах или о том, как удержать безрассудного брата от злосчастных проектов. Меня никогда не учили быть главой семьи.

— И все же вы уже несколько лет великолепно с этим справлялись.

— Не уверена, что справлялась великолепно... Я... — Аделаида оборвала себя, вдруг мысленно удивившись тому, в чем готова была признаться. — Меня злила и тяготила эта ответственность.

— Кто бы чувствовал иначе? — пожал плечами Коннор с нетерпением, явно превосходившим удивление. — Никто не хочет становиться капитаном тонущего корабля.

Аделаида нахмурилась, не слишком довольная его сравнением.

— Не уверена, что мы тонули... Хотя, пожалуй... да, мы тонули.

— И хотя вас не учили командовать, вам удалось вытащить себя, сестру и племянника на твердую землю. — И, потыкав себя в грудь, он добавил: — Можно сказать, на плодородную почву. В истинный рай... выше всяких мечтаний.

— Да! — рассмеялась она. — Я получила об этом некоторое представление.

— Ну и хорошо. — Коннор вновь потянулся к вину. — Не принижайте то, чего добились, Аделаида. Не ваша вина, что Вольфганг не хочет покидать тонущее судно.

Какая-то частица ее сознания пыталась сообразить, что в достигнутом было ее заслугой, а что просто свалилось ей в руки. Но в основном ей хотелось верить словам Коннора.

— Может быть, вы и правы. — Она откусила кусочек почти забытого яблока. — Возможно, мне понравится стать капитаном Эшбери-Холла.

— Это достойный корабль. Но боюсь, что капитан там уже есть.

— Вы? — Она обдумала его слова и пожала плечами. — Ладно. Адмирал Уорд тоже звучит неплохо.

— Адмирал Брайс звучит еще лучше.

— Слишком поздно претендовать: вы уже выбрали ранг капитана.

— Это будет адмирал Брайс. Миссис Брайс.

— О! Верно...

К этому еще нужно было привыкнуть.

— А я стану высшим гранд-адмиралом флота.

— Не сможете! — расхохоталась она. — Такого титула нет на самом деле.

Коннор взял яблоко из ее пальцев.

— Будет, когда я стану императором. Знаете, я, пожалуй, возведу Джорджа в ранг моего преемника. Будет разумно завести себе союзника, когда вы начнете свою кампанию мести. Вы все еще намерены превратить мою жизнь в сущий ад?

Аделаида притворилась, будто обдумывает эту идею.

— Я думаю... Не каждую сторону вашей жизни. Не те ее стороны, которые мы станем делить, как муж и жена. Не хочу обрушить ад на свою голову.

— Поверьте, любовь моя, нет слаще места, чтобы устроить ад, чем та сторона жизни, которую мы будем делить, как муж и жена...

— Я не это имела в виду.

— Знаю. Это было совсем не так забавно, если бы вы имели в виду это. — Аделаида сверкнула на него свирепым взглядом, что не произвело на него никакого впечатления. — Так чего именно нужно мне ожидать? Небольшой ад время от времени? Беглые стрелы проклятий?

С самодовольной ухмылкой она отобрала у него яблоко.

— Подождите и увидите.

Коннор внимательно изучал лицо Аделаиды. Сейчас она улыбалась и смеялась, но тень под глазами не исчезала. Та, что была под правым глазом, неуловимо переходила в синяк на скуле, и оба резко контрастировали с кожей, почти обесцветившейся из-за утомления и тревог.

Ему было больно видеть это и страшно не нравилось, что потребуется время, чтобы как-то это исправить.

Тихо отважная, такой виделась она ему раньше. Нет, теперь он назвал бы ее упрямо отважной. Или лучше отважно упрямой! Нравилось ему это или нет, но она привыкла оставлять за собой последнее слово во всем, что касалось семейства Уордов. Она останется, чего бы ей это ни стоило, непоколебимой в исполнении своего долга, в своем праве нести все тяготы и радости этого руководства.

У Коннора не было намерений лишать ее радостей, но ему отчаянно хотелось разделить с ней тяготы. Он не собирался праздно стоять и смотреть, как его жена клонится все ниже и ниже под грузом забот о своих родственниках.

Тем более что вскоре они станут и его семьей.

Совсем скоро, если дополнительные фунты, которые он передал своему адвокату, повлияют на это.

Коннор наблюдал, как Аделаида положила в рот последние кусочки яблока и потянулась за следующим ломтиком. Много воды утекло с тех пор, когда он был частью семьи... обычной семьи. У него завелись друзья, Майкл и Грегори, но его связь с ними была не той, что рождает брак... и ожидания были другими.

Коннор вдруг ощутил непривычную неуверенность при мысли о некоторых... неуловимых ожиданиях, которые лелеял. До сих пор он о них особенно не задумывался, сосредоточившись лишь на том, чего хотел от Аделаиды и что мог легко дать ей взамен. Он хотел Аделаиду в жены и мог обеспечить ей надежное будущее.

Однако быть главой семейства означало больше, чем дать имя и запас провизии. В идеале дама, обладавшая даже мизинцем голубой крови, должна была выйти за джентльмена по рождению. Или хотя бы за джентльмена по определению.

Коннор прекрасно знал, что не является ни тем ни другим. Согласно взглядам его отца, джентльмен никогда не уклоняется от приверженности честности, цельности характера и мужества. А он отбросил первые два качества, еще не дожив до двадцати.

Кстати, верность женщине весьма красноречиво отсутствовала в отцовском списке достоинств джентльмена. И в свете хватало людей, считавшихся образцом для подражания, которым он не доверил бы даже чистить свои сапоги.

Ему пришел на ум его братец. Так что нравится это кому-то или нет, но не существует на свете истинных джентльменов. Есть только те, кто хорошо играет эту роль, и кто сыграть ее не может.

Конечно, покойный барон счел бы своего младшего сына неудачником в этой роли, но Коннор отбросил прочь сомнения и затаенный всплеск стыда. В конце концов, он вступал в брак не со своим отцом. Единственные идеалы и ожидания, которые его волновали, принадлежали Аделаиде. И, как любой мужчина, он мог удовлетворять те, что его устраивают, и притворяться, что принимает другие.

 

Глава 18

Обратная поездка домой так же развлекла Аделаиду, как и придорожный пикник. В течение трех часов они с Коннором вели оживленную беседу на самые разные темы.

Он расспрашивал ее о родителях и о том, какой она была маленькой девочкой. Коннор беспощадно подтрунивал над ней, когда она призналась, что одно время увлекалась жалостливой поэзией, и развлекал ее рассказами о своих заграничных путешествиях.

Он был обаятелен и внимателен, и на это краткое время Аделаида забыла думать о лжи, долгах и поисках мести. Коннор вновь стал ее тайным джентльменом из сада, и больше ей ничего не требовалось.

Прежде чем она успела сообразить, их экипаж прокатился через Бэнфрис... и мимо ее дома.

— Кучер, кажется, позабыл, где я живу, — обратилась она к Коннору.

— Если не возражаете, мне бы хотелось, чтобы вы встретились кое с кем в Эшбери-Холле. Это не займет много времени.

Уже надвигались сумерки, и небо темнело. Посещение Эшбери-Холла означало, что она вернется домой затемно. А благовоспитанная леди не прогуливается с поклонником после наступления темноты. Впрочем, подобная леди также не ездит с посторонним мужчиной в закрытом экипаже. Так что, подумалось Аделаиде, раз уж она пошла на это, незачем придираться к остальному.

— Я не возражаю. С кем мне предстоит встретиться?

— С моими людьми.

Она предположила, что речь идет о Майкле и Грегори, людях, приехавших с Коннором из Бостона и разделивших с ним тюремную камеру в Шотландии. Аделаиде пришло в голову, что они, наверное, являются самыми близкими ему людьми, практически его семьей, а она до сих пор почти ничего о них не знает.

— Я буду очень рада встретиться с ними.

По сравнению с предыдущим визитом Аделаида нашла Эшбери-Холл истинным эпицентром событий. Два лакея ждали у дверцы экипажа, чтобы помочь ей спуститься с подножки, дворецкий распахнул входную дверь дома, служанка ждала в холле, чтобы принять ее шляпку.

С появлением каждого нового слуги глаза Аделаиды раскрывались все шире. И к тому времени, когда в холле появилась домоправительница, чтобы помочь служанке, растерявшейся в новом доме, Аделаида уже не знала, плакать ей или смеяться.

— Миссис Маккарнин? — удивилась она.

Домоправительница, высокая худая женщина с седыми волосами, аккуратно убранными под чепчик, и приветливой улыбкой на узком лице, присела перед ней в глубоком реверансе.

— Как видите, мисс Уорд. Доброго вечера вам, мистер Брайс.

Аделаиде оставалось только ошеломленно уставиться на нее, что она и сделала, пока домоправительница со служанкой не покинули холл. Она повстречалась с миссис Маккарнин несколько месяцев тому назад, когда та служила экономкой у сэра Роберта. И по той же причине она узнала лакеев, дворецкого и служанку.

Она повернулась к Коннору.

— Вы позаимствовали всех слуг у сэра Роберта?

— Ничего подобного, — коротко возразил он. — Они уже не служили сэру Роберту, когда я сегодня утром нанимал их.

Посмотрев на проходившего мимо лакея, она осведомилась:

— Что? Сегодня? Всех сразу?

Коннор пренебрежительно тряхнул головой.

— Хорошо, что они от него избавились.

— Это так, но каким образом?.. — И, рассмеявшись, добавила: — Не важно. Я не хочу этого знать.

— Отлично, а я не хочу вам это рассказывать.

Не в силах понять, говорит он серьезно или нет, и не желая в этом признаться, Аделаида воздержалась от дальнейших комментариев и позволила Коннору провести ее в переднюю гостиную — комнату, больше соответствующую великолепию Эшбери-Холла, чем любая другая виденная ею. Как и все остальное в доме, она отличалась огромными размерами и роскошью убранства. Обивка мебели и драпировки были из бархата сочного зеленого цвета. Камин был мраморным. Ковер таким пушистым, что просто проглотил ее туфли. Ее стоило назвать гранд-гостиная. По правде говоря, все комнаты Эшбери-Холла следовало величать этим титулом. Грандиозный музыкальный салон, колоссальная библиотека и малая, но не менее огромная семейная гостиная.

С трудом подавив смешок, Аделаида обернулась на шум голосов, доносившихся из холла.

— Стой тихо, черт возьми! Это всего лишь...

— Отстань от меня с этим. Я тридцать лет не пудрил голову, да и тогда в этом не было смысла. Стычка с магистратом...

— Ты хочешь, чтоб девчушка считала нас дикарями?

— Не стану я этого носить. Вот и все!

Спустя мгновение в открытых дверях возникли рыхлый немолодой мужчина и пожилой мужчина со слишком густо напудренной головой. Оба были одеты как джентльмены, но казалось, в этих костюмах им очень неудобно. Более молодой изо всех сил вытягивал шею, словно стремясь освободить ее от удушающего сжатия галстука, а более старый дергал головой — то ли пудра на волосах его раздражала, то ли у него был тик.

Сначала Коннор подвел к ней пожилого мужчину.

— Мисс Уорд, могу я представить вам мистера Грегори О’Малли? Грегори, мисс Уорд.

Грегори вышел вперед и отвесил ей поклон, на редкость щегольской для человека его возраста. Затем он выпрямился и улыбнулся ей.

— Простите, пожалуйста, старика, мисс Уорд, за то, что напугал вас.

О Боже. Бедняга, видимо, несколько впал в детство из-за возраста.

— Вы вовсе не напугали меня, мистер О’Малли.

Он расплылся в улыбке полного одобрения.

— Разумеется. Видишь, паренек? Характер!

Аделаида понятия не имела, о чем он толкует. Однако он явно был ею доволен, а она готова была с радостью приветствовать любого, кто храбро и беспрепятственно называл Коннора пареньком.

Второй мужчина, прихрамывая, обошел Грегори и провел рукой по своему наряду.

— Мисс Уорд, — продолжил Коннор, — это мистер Майкл Берч.

— Очень рада, — пробормотала Аделаида. Фамилия показалась ей знакомой. Она пристальнее вгляделась в него. — Мы с вами раньше встречались?

— Неофициально. Но ручаюсь, вы прожгли мне дыру в затылке, когда были в саду.

В затылке?.. В саду?..

Тут ее осенило: мистер Берч — препятствие к ее возвращению на вечер в дом миссис Кресс. Тот самый Майкл, о котором говорила Фредди.

— Вы? — потрясенно пролепетала Аделаида, переводя взгляд с него на Коннора и обратно. — Вы двое?!

— Вообще-то трое, — уточнил Грегори.

Коннор откашлялся.

— Грегори был тем джентльменом в коридоре.

— Тем джентльменом... Я... Вы...

Она яростно зыркнула на Коннора, потом на Майкла, затем на Грегори. На последнего с усиленным гневом, потому что только что испытывала к нему сочувствие.

Старый проходимец вовсе не был несчастненьким.

Разочарование жгло ей грудь: Аделаида поняла, что обнаружила еще один обман. До тех пор она сохраняла надежду, что хотя бы часть той ночи в саду была настоящей. Разумеется, она уже знала, что Коннор специально ее разыскал, но не догадывалась, насколько их первая встреча была срежиссирована. Теперь она не могла не задуматься, не являлось ли игрой все остальное, то есть не стала ли она для Коннора всего лишь полезной игрушкой.

К полному своему ужасу, Аделаида почувствовала, что в горле у нее сжался комок, а глаза стали жечь надвигающиеся слезы. Чтобы скрыть их, она уперлась руками в бока и обрушила весь свой гнев на Майкла и Грегори.

— Ах, вы-ы! Прокрадываться неприглашенными в дом леди! Пытаться скомпрометировать ничего не подозревающую женщину! Взрослые люди, ведущие себя как зеленые юнцы! Вам должно быть стыдно! Обоим!..

Но по ним не было видно, что они особенно стыдятся. Майкл ухмылялся, а Грегори энергично потирал руки.

— Да-а! Характерец у нее есть!

— Да!

Аделаида возмущенно вскинула руки.

— О, ради всего святого! Вы не можете...

— Аделаида, присядьте, — мягко произнес Коннор.

Она, не глядя на него, покачала головой. Ей не хотелось встречаться с ним глазами. Она боялась того, что может в них увидеть. Неужели он над ней смеется? Или гордится собой, потому что так ловко ею манипулировал?

— Я предпочитаю стоять, — холодно проговорила она.

Чего ей действительно хотелось, так это сосредоточиться на своем гневе. А еще ей хотелось как следует отчитать Майкла и Грегори, что было бы трудно сделать сидя.

— Мы обсудим это позже, — пробормотал Коннор. — Наедине. Присядь, синичка. Пожалуйста.

В конце концов она заставила себя посмотреть на него и с облегчением заметила, что он не развлекается происходящим и не гордится собой. К несчастью, особенно пристыженным Коннор тоже не выглядел. Вид у него был скорее настороженным, зеленые глаза словно отгородились от нее. Аделаида поняла, что в присутствии его людей не дождется от него ни ответов, ни извинений.

Она снова посмотрела на Майкла и Грегори. Они оба ухмылялись. Было совершенно очевидно, что ничего иного из них не выжмешь.

— Хорошо, — с достоинством произнесла она.

Побежденная, она опустилась на диван и следующие полчаса выслушивала россказни Майкла и Грегори, их смех и обмен остротами и оскорблениями. Ей было странно, что они ведут себя так, будто они ее старые друзья и сидят с ней вместе в таверне за кружкой пива. И конечно, ее очень отвлекало то, что рядом с ней сидел Коннор. Его рука лежала на спинке диванчика, и его пальцы время от времени касались ее шеи или играли с выбившимся из прически локоном. Его прикосновения вызывали в ее теле теплую щекотку, и ее разрывало между желанием отодвинуться от него и жаждой крепче прижаться к нему, как мурлыкающая кошка.

Аделаида замерла и постаралась сосредоточить внимание на разговоре. Она узнала, что Грегори был третьим сыном разорившегося ювелира-ирландца, а Майкл родился в семье потомственных слуг видного английского семейства и в десять лет осиротел. Они встретились, будучи матросами на торговом корабле во время особенно тяжелого рейса из Лондона в Америку, и договорились объединить свои средства, чтобы заняться делом в Бостоне.

— Каким делом? — поинтересовалась Аделаида.

Майкл криво усмехнулся:

— Мы стали... можно сказать... ценителями изящных искусств.

— Вы торговали предметами искусства?

— Да, — кивнул Грегори. — Но вы не сочли бы нас удачливыми предпринимателями, пока мы не встретили Коннора.

— Как вы с ним встретились?

— Не думаю, что... — прервал разговор Коннор, убирая руку со спинки диванчика.

— Поймал мальчишку, когда он пытался слямзить мой кошелек, — жизнерадостно объяснил Майкл.

— Что? — Она обернулась к Коннору. — Вы были карманным воришкой?

— Нет, я работал в доках... — Коннор заерзал на сиденье. Едва уловимое движение, но она почувствовала его. — Однако я мог обчистить карман или два, если подворачивался случай.

— И часто эти случаи подворачивались?

— Не слишком.

Пожалуй, на это откровение лучше было ответить молчанием.

Коннор снова передвинулся на диванчике.

— В общем, время от времени. У меня не было ни сноровки, ни достаточного опыта, чтобы чувствовать себя уверенно в подобной игре.

Майкл рассмеялся:

— Это точно! Я знавал ист-эндских шлюх, которым это удавалось лучше.

— Не забывай, что говоришь с леди, — промолвил Коннор и лишь потом посмотрел на Аделаиду. — Они заставили меня работать. За еду и жилье я бегал по поручениям. Позднее, когда я доказал, что мне можно доверять, они сделали меня своим партнером.

— В продаже предметов искусства?

Это звучало как-то не очень убедительно. Сбережений двух матросов не хватило бы на то, чтобы взяться за такое занятие... Да и Коннор не упоминал о своем интересе к искусству, когда она рассказала ему о художественных талантах Изабеллы.

— А какого рода искусством?..

Коннор поднялся на ноги.

— Уже становится поздно. Нам еще нужно отвезти вас домой. Джентльмены, прошу нас извинить.

Майкл с трудом выпростал свое крупное тело из кресла.

— Но мы только начали...

— В другой раз.

Мужчины прощались медленно, бормоча вежливые слова и едва волоча ноги по ковру.

— Интересную компанию вы поддерживаете, мистер Брайс.

— Они никого не хотели оскорбить, Аделаида...

— Неужели все, что произошло той ночью, сплошная ложь? — прервала она его.

Оправдания его друзей ее не интересовали. Она жаждала услышать объяснения Коннора. Это его извинения ей были нужны.

— Не совсем ложь, — уклончиво произнес Коннор. — Скорее это была хитрость. Тут есть разница.

Как ни напрягай воображение, назвать это извинением или объяснением было невозможно.

— Это точно. Хитрость подразумевает не одну ложь, а несколько.

— У меня не оставалось выбора, — терпеливо отвечал Коннор, — я только что вышел на свободу, а вы были на волосок от помолвки. Я счел, что у меня нет времени на традиционное ухаживание.

— Что ж, теперь мы этого никогда не узнаем. — Аделаида скрестила руки на груди. — Я хочу знать, что еще от меня скрыли. Что еще мне следует узнать?..

— Ничего. То есть... Ну-у... — Он одарил ее рассеянной улыбкой. — Возможно, я принял участие в предотвращении попытки кредиторов вашего брата захватить ваше наследство.

Сердце ее мгновенно болезненно подпрыгнуло.

— Была сделана попытка захватить мое наследство?

— А еще я постарался скрыть эту попытку от вас.

В ошеломленном молчании Аделаида переваривала эту тревожную новость.

Коннор вздернул плечо.

— Это... Понадобилось потерять одну-две бумаги... тут и там. Потянуть время до моего освобождения. Если бы вы утратили свое наследство, вы приложили бы все усилия, чтобы выйти замуж за сэра Роберта.

Несомненно, она бы так и поступила. Его резоны для вмешательства были весьма разумны... с точки зрения мужчины, твердо решившего украсть почти что невесту брата. Но не было никаких причин скрывать грозящую неприятность от нее. Никаких причин... за исключением желания защитить ее от тревог. Это было стремление поберечь ее. Поступок самонадеянный и неразумный, но безусловно свидетельствующий о проявлении заботы.

— Вам не следовало скрывать от меня сведения, касающиеся меня и моей семьи. Это было неправильно, и я не потерплю такого высокомерного поведения в будущем, — проговорила Аделаида, шмыгнув носом. Затем, одернув юбку, она, не поднимая глаз, промямлила: — Но я благодарю вас за участие и помощь.

— Всегда пожалуйста, — четко и ясно произнес Коннор.

Аделаида резко выпрямилась и возмущенно посмотрела на него.

— Вы категорически не способны принести извинения! Не так ли?

— Ну, не категорически. Нет. — Коннор задумчиво наморщил лоб, что вступило в резкое противоречие с искрами юмора, блеснувшими в зеленых глазах. — Признаваться в ошибке не мудро. Скорее подозрительно. Однако...

— Ладно, не важно. — Аделаида невольно рассмеялась. — Что-нибудь еще? Имеются еще какие-нибудь секреты, которые мне следует знать?

— Нет. Больше ничего такого, что стоило бы знать вам.

— Вы уверены? — насмешливо переспросила она. — У вас нет других гадких родственников? Вы, случайно, не женаты? Вас не разыскивают в Америке за убийство?

— Нет. — Коннор облизнул губы. — Не за убийство.

— О Боже...

Он рассмеялся и, сделав шаг вперед, схватил ее в объятия.

— Святый Боже! Какая же вы доверчивая!

— Вовсе нет...

Он нагнул голову и кратко, но крепко и жарко поцеловал ее.

— Не волнуйся, синичка. Насколько мне известно, и к моему глубокому сожалению, других братьев у меня нет. У меня никогда не было жены. И меня ни в одной стране не разыскивают за преступление. Это была шутка.

— Самого низкого пошиба, — проворчала Аделаида. — Дайте мне слово, что от вас больше не будет других... никаких других обманов.

Коннор провел костяшками пальцев по ее нежной щеке и задумчиво поинтересовался:

— Вы доверяете мне? Что я сдержу слово?

— Не совсем. — Он дал ей достаточно оснований, чтобы испытывать к нему симпатию... даже благодарность. Однако она была бы дурочкой, если б поверила, что она и ее доверие являются для него настолько важными... Во всяком случае, впереди них шли его планы мести. — Но все равно я хочу его получить.

Коннор внезапно отпустил ее, и губы его растянулись в невеселой улыбке.

— Очень хорошо. Я даю вам его.

Двумя днями позже Коннор сидел за письменным столом в своем кабинете в Эшбери-Холле и хмурился, глядя на его идеально чистую и пустую поверхность. Стол красного дерева был совсем новым и только что прибыл от краснодеревщика. Почти вся мебель в доме была приведена в идеальное состояние. В книжные шкафы он мог смотреться, как в зеркало.

Эшбери-Холл был полностью готов. Все ремонтные работы практически завершились. Комнаты для прислуги заполнили прежние служащие сэра Роберта. Все, что теперь требовалось от Аделаиды, — это приехать сюда и принять последнее решение по поводу декоративных нюансов. Все уже было так, как должно было быть. Все шло по плану.

Почему же, черт возьми, он испытывал чувство такой неудовлетворенности? Почему его угнетали мысли об одной маленькой лжи?

«Больше нет ничего, что тебе стоило бы знать...»

Это даже не являлось настоящей ложью. Аделаиде не было нужды знать, что сэр Роберт никогда не увлекался ею. Что единственной причиной, по которой он проявил к ней интерес, было...

Коннор грубо выругался. Тот заинтересовался ею из-за интереса Коннора.

Это и была вся правда. Он знал это, но не собирался рассказывать об этом Аделаиде. Он лгал молчанием.

Как правило, ложь любого вида не тревожила его совесть. Нужда заставляет... вот и все. Но сейчас все складывалось иначе. Он допустил ошибку, не скрыв своего интереса к Аделаиде. И эта его безответственность ей дорого обошлась. Поэтому она заслуживала извинения. Однако если он принесет извинение за это, он облегчит душу, но не принесет мира ее душе.

Аделаида презирала сэра Роберта и не придавала никакого значения его мнению о ней, но никто, ни одна женщина не захочет услышать, что стала мишенью лживого ухаживания... дважды.

Ну, не совсем дважды, поправил себя Коннор. Его собственное ухаживание, пусть не вполне традиционное и далеко не идеальное, было тем не менее вполне осознанным. В отличие от сэра Роберта он хотел Аделаиду. То, что сэр Роберт ее не хотел, было оскорблением, которое никогда не должно достигнуть ее ушей.

Коннор в четвертый раз пришел к этому заключению, и все же оно продолжало бередить ему душу.

Причем только по его вине. Каким-то непонятным образом где-то на прошлой неделе он позволил Аделаиде пробраться ему под кожу.

После минутного размышления Коннор пришел к выводу, что был не совсем точен. Аделаида забралась ему под кожу много месяцев назад. И только теперь выяснялось, что дело зашло гораздо дальше: она влилась ему в кровь.

Да и почему, черт возьми, ей там не быть? Господь знает, что она проникла повсюду. Она занимала все его мысли, заполонила сны и переполняла дневные грезы.

С этими самыми грезами-фантазиями надо было что- то делать. Видения, в которых они вместе занимались самыми чудесными — и наверняка невозможными — деяниями, вспыхивали в его голове в самые неподходящие моменты. Вот только этим утром одну минуту он просматривал с Майклом хозяйственные книги, а в следующую представил себе Аделаиду...

Коннор откинулся на стуле, закачавшись на двух ножках, забросил ноги на стол и уставился в потолок.

Аделаида находилась в его огороженном стенами саду, на ней была только маска с перышками и ничего больше. На земле было расстелено одеяло. Губы Аделаиды приоткрылись в манящей улыбке. Она поджидала его. Только его.

Густые каштановые локоны рассыпались по обнаженным плечам. Коннор отвел в сторону волнистую прядь и склонился попробовать соль ее кожи. Пробежавшая по ней дрожь пощекотала его губы, а легкий вдох превратил его в камень. Когда она подняла руку, чтобы коснуться его, Коннор схватил шаловливую ручку и пригнул ее вниз.

Он не даст ей взять свою плоть в руку, по крайней мере не сразу. Он заставит ее стоять, такой, какая она есть, пока не изучит каждый ее сочный изгиб, каждую нежную поверхность. Когда она затрепещет, и ноги перестанут ее держать, он уложит ее на одеяло и продолжит свою сладостную пытку. Когда она начнет стонать, он позволит ей прикоснуться к нему. А когда выкрикнет его имя, он скользнет в теплое нежное лоно между ее бедрами и...

Стул с грохотом ударился об пол.

— Ад и все его дьяволы!

Эти фантазии чертовски его отвлекали, заставляя чувствовать себя похотливым юнцом.

Как, черт бы все побрал, сможет он продумывать планы добротного мщения, когда при каждой попытке он мучается ложью, не раскрытой Аделаиде, а голову заполняет ее образ... обнаженной и улыбающейся...

Он мог игнорировать муки совести, но не было никаких сил прогнать из головы образ нагой женщины.

— Прошу прощения, сэр.

Коннор поднял глаза на пожилого человека с сочным баритоном и седой шевелюрой, застывшего в дверях. Это его новый дворецкий. Разрази гром, как там его имя?! Кажется, Дженкинс или Джонс...

— Дженнингс! Точно...

— Да, сэр. — Дженнингс держал какую-то сложенную записку. — Послание для вас, сэр.

Коннор взял записку, прочел ее и весело ухмыльнулся.

 

Глава 19

Вольфганг Уорд вернулся в лоно своей семьи в одной смене одежды, полный враждебности, окутавшей его, словно плащом.

Аделаида, Изабелла и Джордж стояли на ступеньках перед дверью дома и наблюдали, как брат вылезает из экипажа Коннора.

Он выглядел ужасно. Гораздо хуже, чем когда она видела его в последний раз. Аделаида не могла этого понять. Каким образом брат ухитрился еще больше высохнуть и выглядеть затравленным? То, что он злится и возмущается, она понять могла. Вольфганг всегда брюзжал, когда не исполнялись его желания. Но нынешние обстоятельства семьи, его новые обстоятельства, казалось, должны были дать ему умиротворение. Он освободился от тюрьмы, долгов и сэра Роберта.

Почему же он выглядел загнанным в клетку?

Аделаида нахмурилась, когда он вылез из экипажа и зашагал к дому, не сказав ни слова человеку с поводьями в руках. Пусть злой и возмущенный, он должен был попросить кучера передать благодарность Коннору, предоставившему ему экипаж. Он, вероятно, не поблагодарил Коннора ни лично, ни запиской.

Добравшись до ступенек, он приветствовал Изабеллу объятием, пощекотал Джорджа и улыбнулся ему. Аделаиду он небрежно поцеловал в щеку и сказал:

— Я поговорю с тобой в гостиной.

Надеясь поскорее покончить с неприятным разговором, явно тяготившим брата, Аделаида последовала за ним в дом. Она внимательно наблюдала, как он обвел взглядом прихожую, затем направился в гостиную, где тут же открыл буфет в поисках бренди. Он никак не отметил словами, насколько обнищала обстановка дома за время его отсутствия. Ни слова не сказал насчет исчезнувшей мебели и украшений.

— Если ты ищешь графин отца, — ровным голосом проговорила Аделаида, раздосадованная его пренебрежением к родному дому, — то он был продан два месяца назад.

Вольфганг тихо выругался и пальцем захлопнул дверцу буфета.

— Не важно. Я выпью какого-нибудь пойла в таверне. Нам нужно обсудить, что делать дальше.

— Что делать?

— Насчет твоей помолвки. — Он заложил руки за спину. — Я обдумал ее и решил, что лучше всего разорвать ее письмом. Нет нужды нарываться на безобразную сцену...

— Разорвать ее? — перебила она его. — Почему я должна это делать?

— Потому что нет причины ее соблюдать. — Вольфганг говорил об этом, как о чем-то абсолютно самоочевидном. — Наши долги оплачены, Аделаида. У нас есть наследство и деньги мистера Брайса.

— Наследство почти все истрачено. И не в том дело. То, что ты предлагаешь, плохо и некрасиво во всех смыслах. Я не стану этого делать.

— Это делается все время. В наши дни леди разрывают помолвки направо и налево...

— Они не забирают при этом деньги, Вольфганг. Помолвка — не такой поступок, который ты делаешь за деньги, а потом уклоняешься от нее.

Он нетерпеливо махнул рукой.

— Ладно. А что ты предлагаешь? Ты не можешь заключить этот брак. Ты внучка графа. Ты не можешь выйти замуж за кого угодно.

— Наш прапрапрадядя по семейной линии был графом. Это ничего не значит, Вольфганг. И я намереваюсь заключить этот брак. Я счастлива сделать это. — Аделаида ущипнула себя за переносицу. Господи, как он уже ее утомил. — У мистера Брайса есть средства и желание позаботиться об этой семье. Твоей семье, — подчеркнула она, опуская руку. — Мы не дожили всего несколько месяцев до дома призрения. Это ничего для тебя не значит?

— Сэр Роберт никогда не позволит такому случиться! — почти прокричал Вольфганг, возбуждаясь, и нервно зашагал перед камином. — Господи, ну и неразбериху ты устроила! Он не допустит, чтобы это легко сошло тебе с рук. Но если ты сейчас же повинишься, он может тебя...

— Сэр Роберт? Ты злишься, потому что я... — Аделаида медленно покачала головой, потрясенная его словами и возмущенная его жестоким пренебрежением к ней. — Как ты можешь защищать его теперь? — спросила она ужасаясь. Синяк на ее лице еще не прошел, а ее брат уже готов о нем забыть и простить. — Как ты можешь защищать его после того, что случилось?

Вольфганг испустил тяжелый вздох.

— Я его не защищаю. Он не должен был поднимать на тебя руку. С его стороны это дурно.

Он говорил, словно повторяя заученное. Словно сэр Роберт не сделал ничего особенного... вроде как стащил из кладовки пряник. А она просто дурочка, раз придает этому такое значение.

Потрясение ушло, сменившись холодной яростью.

— То, что ты легко отбрасываешь подобное оскорбление, говорит о тебе наихудшим образом...

— Думаешь, что от Брайса ты дождешься лучшего? — Его голос сочился презрением. — Аделаида, он незаконнорожденный.

— Мистер Брайс — человек...

Она хотела сказать, что он добрый и благородный, но это было не вполне правдой. Он солгал ей и умышленно ее скомпрометировал. В этом трудно было отыскать доброту и благородство.

— Он признанный сын барона, человек, который заплатил твои долги, человек, который станет моим мужем. Ты выкажешь ему уважение.

Губы Вольфганга сжались в бледную линию.

— Я все ему выплачу, но не более того.

Аделаида почти рассмеялась такому невероятному утверждению. Как это было похоже на Вольфганга — давать такие невозможные обещания.

— Что ж, сообщи мне, когда ад замерзнет... — насмешливо протянула она. — А до тех пор ради своей семьи и денег на бренди, которое ты так жаждешь, ты станешь держаться вежливо. Я понятно говорю?

Она не ждала, что он поймет, и ничуть не удивилась, когда Вольфганг смерил ее долгим неприязненным взглядом и, не говоря ни слова, покинул комнату.

Следующие двадцать четыре часа Аделаида постаралась избегать брата, что оказалось довольно просто, потому что сразу после их стычки он отправился в таверну и вернулся домой уже перед рассветом.

Теперь, незадолго до полудня, он все еще пребывал в постели, а она занялась цветами, которые почти забросила, стараясь не сильно тревожиться по поводу того, где Вольфганг раздобыл деньги на выпивку.

Вероятнее всего, у Изабеллы. Наверное, наплел ей, что собирается приобрести новую одежду или пинтой бренди отпраздновать свое освобождение. К счастью, хотя Изабелла и поддавалась на уговоры братца, она не была ни дурочкой, ни особенно щедрой. Она могла дать Вольфгангу не более нескольких шиллингов, которые он наверняка превратил в стофунтовый долг на протяжении первого же часа.

— Вам не нужно теперь этим заниматься, — раздался у нее за спиной хрипловатый голос Коннора. — Мы наймем садовника.

Аделаида, дернувшись, выпрямилась, обернулась и увидела, что он стоит прямо за ней с толстой кипой бумаг поверх огромного тома. Его приближение скрыл ветер, шумевший в листве.

— Добрый день, мистер Брайс. — Она улыбнулась и стянула с рук перчатки. — Если помните, я люблю садовничать.

— Да, вы говорили это, — слегка нахмурился он. — Но я подумал, что вы имеете в виду срезать цветы... и все такое.

— Мне нравятся все стороны этого занятия. — Даже повторная прополка была делом благодарным. Аделаида запрокинула голову, чтобы посмотреть на него, соображая, не оскорбило ли его зрелище будущей жены, с упоением копавшейся в грязи. — Это вас раздражает?

— Нет. — Лицо Коннора прояснилось, и он махнул рукой, словно отбрасывая саму эту мысль. — Нет, если это доставляет вам удовольствие. — Он переложил бумаги в другую руку и протянул ей том. — Я принес вам кое- что.

Обрадованная тем, что он не стал возражать против ее хобби, и, конечно, подарком, Аделаида с улыбкой взяла книгу.

— Что это? Атлас? — Она повернула его в руках, рассматривая красивый кожаный переплет. Это был приятный, хотя и несколько странный подарок. — Это очень мило с вашей стороны. Благодарю вас.

— Подарок не сам атлас. Он всего лишь средство. Я хочу, чтобы вы решили, куда собираетесь поехать в Европе. — Коннор постучал пальцем по корешку. — В свадебное путешествие. Это и есть сюрприз...

Потрясенная Аделаида посмотрела на него, потом на атлас, потом снова на него.

— Правда? Мы действительно сможем поехать, куда я захочу?

— Куда только захотите. Составьте список мест.

Аделаида счастливо рассмеялась. В прошлом она составляла кучу подобных списков. Сначала с пером и бумагой в руках, когда на них хватало денег, а потом мысленно. Множество списков: перечисление счетов, долгов, необходимых припасов, которые она не могла купить, ремонтов, которые она не могла себе позволить. Она не могла припомнить время, когда составляла список развлечений...

Всюду, куда ей захочется поехать... Возможности были беспредельны. Ну, не совсем беспредельны. Она не может поехать в годовое путешествие, как делали родители. Надо подумать и о Джордже, да и братца нельзя так долго оставлять без присмотра. Но она может оторваться от них на месяц или два, возможно, даже на три. Три месяца путешествий, куда она захочет. Она едва могла в это поверить.

Возбуждение, томление пело в ее венах.

— Я хочу поехать в Пруссию и Францию.

— Это для начала. А куда потом?

— О, я не думаю, что хватит времени поехать куда-нибудь еще.

— У нас хватит времени на все, чего захотите.

— Я не могу надолго оставить Джорджа, — покачала Аделаида головой.

— Почему мы должны его оставлять? Путешествия полезны для образования мальчика.

— Он может ехать с нами?

— Разумеется, если мы позаботимся о няньке. Она должна будет ехать с нами. — Коннор протянул руку и отвел от ее лица выбившийся из прически локон. — Я вовсе не хочу делить с ним ваше время или вылавливать его из венецианского канала. Думаю, что Изабелла тоже захочет иметь свободное время, чтобы рассматривать окружающее, не таская за собой ребенка.

— Изабелла тоже сможет поехать?

Аделаида вдруг поняла, что, как попугай, повторяет за ним все его слова, но не могла сдержаться. Это было так необычно. Он дарил ей еще одну мечту. Более того, он исполнял мечту, которую не имели возможности осуществить ее отец и мать. Дети Уордов отправятся в путешествие... Большинство детей Уордов.

— А как насчет Вольфганга?

— Он тоже может присоединиться к нам. Если захочет.

Учитывая вредное расположение духа ее брата в последнее время, Аделаида надеялась, что тот не захочет. Однако в то же время его нельзя было надолго предоставлять собственным замыслам.

— Не думаю, что он захочет поехать с нами.

— Значит, не поедет, — равнодушно откликнулся Коннор.

— Но Вольфганга нельзя оставлять без присмотра...

— Без присмотра? — поднял брови Коннор. — Разве он инвалид?

— Почти что, — пробурчала она. — Он принимает жуткие решения. Не уверена, что он вообще способен принимать разумные решения.

— Он способен. Мы сделаем для него что сможем, но он взрослый человек, Аделаида. Вы не сумеете его остановить, если он решит погубить себя.

— Знаю, но обязана попытаться. — Нахмурясь, она уставилась в землю и поддала носком ботинка камешек. — Он ведь вредит не только себе. Есть еще Изабелла и Джордж...

Коннор прервал ее, бережно взяв за подбородок и подняв ее лицо к себе.

— Ваша судьба больше не связана с судьбой вашего брата. Вы понимаете это?

Аделаида задумалась над его словами. Какая-то частица ее души будет всегда привязана к Вольфгангу, потому что она не прекратит надеяться, что тот мальчишка, которого когда-то любила, превратится в мужчину, которым можно гордиться. И хотя это приносило ей боль, она не станет рвать эту связь, даже если б могла. Кто позаботится о потерявшемся мальчике, если не его семья? Кто будет оплакивать его потерю?

Но Коннор был прав с финансовой точки зрения. Дни страха перед полным разорением закончились. И никакому поступку Вольфганга этого не изменить.

— Да, я понимаю.

Аделаида взяла его за руку и, слегка пожав, отпустила... и вместе с ней отпустила на волю все свои печали. Теперь было не время думать о том, что тяготит сердце. Стоял чудесный день, прекрасный день. И ей нужно было планировать поездку.

— Когда мы уедем? — решительно спросила она, все больше возбуждаясь.

Сразу после свадьбы? Или они неделю или две побудут в Эшбери-Холле, устраиваясь?

— Когда я разделаюсь с сэром Робертом.

Такого ответа она не ждала.

Разве Коннор не сказал, что у него имеется собственный список? Длинный список радостей, приготовленных для своего братца... или что-то в этом роде? Насколько длинный? И сколько недель, месяцев или лет займет его исполнение?

Аделаида постаралась не выдать своего разочарования. Коннор никогда раньше не обещал ей путешествия. И уж точно не обещал, что это произойдет в недалеком будущем. Рано или поздно он повезет ее в путешествие, и это больше того, на что она могла рассчитывать.

— Хорошо, — промолвила она, надеясь, что голос ее звучит достаточно жизнерадостно. — Значит, у меня есть время все спланировать. У вас имеются какие-нибудь рекомендации?

— Мне помнится, что Вена осенью очень хороша, и полагаю, что Изабелла придет в восторг от Рима.

— Вы были во всех этих городах?

— Моя мать возила меня в Вену, когда я был ребенком. А в Риме я был два года назад по делам.

Аделаида слегка склонила голову.

— А что у вас за дела?

— У меня их несколько, но главное — судоходные перевозки. Разные товары из Америки, шелк из Китая...

— Из Китая?! Вы бывали в Китае? Как, ради всего святого, вы из кандального матроса превратились в бизнесмена, способного позволить себе путешествовать по всему миру?

В ответ Коннор лишь качнул головой:

— В другой раз.

— Но...

— У меня тут еще кое-что для вас.

Он передал ей бумаги.

Отвлекшись от своего вопроса, Аделаида взяла их с растерянной улыбкой.

— Еще подарки? Что это такое?

— Договора. Ваши пятнадцать тысяч фунтов. И несколько других дел.

Ахнув, Аделаида чуть не уронила атлас, пытаясь разглядеть, что в бумагах.

— Как вам удалось оформить все так быстро?

— Это было нелегко. — Коннор взял книгу из ее рук, прежде чем она успела ее уронить. — Одна специальная лицензия обошлась...

— Специальная лицензия? — Аделаида стала проглядывать бумаги, но вдруг поняла, что не знает, как та выглядит, и зачем, собственно, она ей нужна. Поэтому она остановилась и уставилась на Коннора. — Но нам не нужна специальная лицензия. Мы же решили подождать церковного оглашения.

— Да, потому что вы не хотите, чтобы нас венчал кузнец. — Коннор дернул подбородком в сторону бумаг. — Теперь нам это не понадобится.

Было множество причин оттянуть свадьбу. Сейчас под бешеный стук сердца Аделаида пыталась их припомнить.

— У меня нет платья. Мы с Изабеллой побывали у портнихи только вчера.

— Надень то платье, в котором была, когда мы повстречались. Выйди за меня сегодня.

— Нет! — Она не могла поверить своим ушам. — Нет. Это же было просто бальное платье. И потом мне нужно прочитать все эти контракты...

— Так прочитай, — невозмутимо предложил он.

— Что? Прямо сейчас?

— Вполне подходящее время.

Аделаида потрясла головой.

— Я ничего не понимаю в законах. Нужен юрист...

— Если бы я хотел тебя обмануть, — нетерпеливо прервал ее Коннор, — я постарался, чтобы договор был таким запутанным, чтоб в нем было трудно разобраться. А потом заплатил бы адвокату, которого ты наняла, чтобы тот подтвердил, что все в порядке.

— Не все соблазняются взятками, — пробурчала она.

— Не все, но вполне достаточное количество, чтобы дело прошло гладко, — жизнерадостно сообщил Коннор. — Давайте ускорим наше ухаживание...

— Но вы же хотели, чтобы свадьба получилась грандиозной. Вы хотели акры цветов... и чтоб невеста была в прекраснейшем платье. — Аделаида полагала, что Коннор хочет устроить пышное зрелище, чтобы сильнее уязвить сэра Роберта.

— Я куплю тебе море платьев и буду смотреть, как ты в них копаешься в саду. — Коннор дождался ее улыбки и тоже улыбнулся. — Если помнишь, я с самого начала хотел, чтобы мы сбежали под венец.

— Да. Но я... я строила планы... — В которых главным было то, что свадьба откладывалась на несколько недель. — Я не могу...

— Измени планы. Знаешь ли, каждый день проволочек повышает риск. Меня может сбросить конь по дороге домой, или я могу передумать и сбежать в Австралию с вдовой Макклэри. Завтра же.

Миссис Макклэри годилась ему в бабушки.

— Она за тебя не пойдет. Она более разборчива в женихах, чем я.

Пока Коннор фыркал в ответ, Аделаида обдумывала его доводы. То, что он говорил, было весьма разумным. Он мог изменить свое решение. Если бы узнал, почему сэр Роберт ухаживал за ней. И мог бы передумать насчет женитьбы. Тогда она наверняка лишилась бы обещанных пятнадцати тысяч фунтов, договор ничего бы не значил, и она осталась бы без мужа.

Коннор, видимо, почувствовал, что ее решимость поколебалась. Он положил атлас и бумаги на землю и приблизился настолько, что Аделаида ощутила его запах. Пальцы, которыми он провел по ее щеке, были теплыми и слегка мозолистыми.

— Эшбери-Холл уже готов к проживанию. Все, кроме архитектора, драпировщика и нескольких ремесленников, его покинули. Окна застеклены. В детской все готово для Джорджа. У меня есть садовник...

— Ты подготовил детскую?

— А ты ждала чего-то иного?

— Нет... — А может быть, да. Аделаида сама не знала, чего ждала, но не удивилась бы, если бы он не подумал о нуждах Джорджа. — Просто...

— Все готово, — мягко произнес Коннор. — Зачем ждать?

Она быстро перебрала в уме все доводы, что лучше для нее и ее семьи, и пришла к выводу, что если не считать внезапного падения Коннора с коня, все остальное несущественно. Выйдет ли она замуж за Коннора сегодня или через несколько недель, результат будет тот же самый.

За исключением того, что чем дольше она протянет, тем меньше у нее будет выбора. Она проснется утром накануне свадьбы, ясно сознавая, что или должна явиться в церковь и произнести брачные обеты, или привести свою семью к полной нищете.

А вот сегодня... Сегодня у нее имелся выбор. Различие было очень тонким, но его хватило, чтобы вызвать улыбку на ее губах.

Она может выйти за Коннора сегодня, потому что хочет сделать это сегодня... и других причин тут не требовалось. Никто не дергал ее за ниточки, никто ничего от нее не требовал и не ждал. Она могла поступить так, как хочет.

— Я хочу переодеться, — сказала Аделаида. — И хочу, чтобы на церемонии присутствовали Изабелла и Джордж. — Она подобрала кучку бумаг и сунула их ему почти за пазуху. — И я хочу, чтобы вы подписали все эти контракты.

 

Глава 20

Когда ей исполнилось тринадцать лет, Аделаида была влюблена в юного Пола Монтгомери, сына местного фермера. Долгих три недели она преследовала мать, требуя от нее подробностей ее свадьбы с отцом. Были ли у них музыка и цветы? Чувствовала ли она себя принцессой, вся в шелке и кружевах?

Мать отвечала ей терпеливо и с юмором. Она вспоминала возбуждение, тревогу и бурную активность. Остальные подробности скрылись в тумане.

Аделаида ожидала таких же переживаний в день своей собственной свадьбы. Только никакой особенной активности не наблюдалось. Самым бурным оказалось поведение Джорджа, отчаянно сопротивлявшегося внеочередному купанию и необходимости надеть воскресный костюм в пятницу. Свое недовольство он выразил, выскочив из ванны и промчавшись по дому мыльным, розовым, отчаянно визжащим поросенком.

Потребовалось не меньше получаса, чтобы его отловить, сполоснуть от мыла и втиснуть в одежду.

После этого все происходило тихо и мирно. В отличие от матери Аделаида не была влюблена в своего жениха. В лучшем случае испытывала к нему осторожную симпатию.

Она полагала, что чувствует некоторое волнение, но трудно было определить истинную причину быстрого пульса и дрожащих рук. Возможно, это были просто нервы. Не в силах разобраться в этом, Аделаида не стала размышлять о причинах, а сосредоточилась на происходящем.

Практические дела!.. Именно ими оказался заполнен день ее бракосочетания.

Она приняла ванну, сменила наряд, послала записку о свадьбе Вольфгангу в таверну. На ответ никто не рассчитывал.

Коннор отправился в Эшбери и спустя несколько часов вернулся в экипаж, чтобы отвезти их всех в маленькую часовню, в которой Аделаида посещала службы. Она знала каждый дюйм ее витражного окна. Викарий крестил ее младенцем и гладил по головке, успокаивая, когда ее девочкой-подростком стошнило на его сына.

Теперь она стояла перед ним у алтаря, и он говорил о верности и святости священного обряда. А еще он бормотал что-то о женах и покорности мужу. Аделаида притворилась глухой.

«Еще один шаг», — напомнила она себе, борясь с кружением мира. Все это всего лишь еще один шаг на жизненном пути... и это ее выбор.

Она произнесла свои клятвы, Коннор произнес свои. Когда викарий объявил их мужем и женой, Изабелла захлопала. Джордж боднул головой спинку скамейки и взвыл от боли. Майкл Берч и Грегори О’Малли расписались как свидетели.

И вот она замужем. Очень просто? Теперь у нее есть муж и новая жизнь.

Дело сделано.

— Вот и хорошо, — услышала она собственный растерянный шепот. — Вот и ладно.

Большая ладонь Коннора легла ей на спину, и его тихий рокочущий смех прозвучал над ее головой.

— Готова ты ехать?

Аделаиде хотелось обидеться на его шутливый тон, но голос и прикосновение успокоили, как якорь, остановивший плывущий вокруг мир. Муж вывел ее на свежий воздух, и под последними лучами вечернего солнца голова ее начала проясняться. Она почти внятно поблагодарила Майкла и Грегори за участие в церемонии, а затем забралась в экипаж вместе со своим семейством и Коннором. К тому времени, как они выехали на дорогу, она почувствовала себя... самой собой.

Она едва расслышала слова Коннора у алтаря, но теперь достаточно ясно поняла, что он говорил Изабелле. Сегодня они должны упаковать свои вещи, потому что он пришлет за ними завтра утром. Это показалось ей вполне разумным. Кивнув, она поднялась, когда они подъехали к их старому дому, намереваясь вылезти. Мысли ее были заняты тем, стоит ли брать с собой старенькое муслиновое платье цвета слоновой кости, или... Изабелла быстро соскочила на землю и, подхватив Джорджа, зашагала к двери.

Однако прежде чем Аделаида успела двинуться за сестрой, сильная рука обвила ее талию.

Коннор, рассмеявшись, притянул ее на сиденье рядом с собой.

— Куда это ты собралась, любовь моя?

Она ошеломленно уставилась на него.

— Я... Ты сказал, что пришлешь за нами завтра. После того как мы упакуем... Ты сказал это две минуты назад.

— Я сказал, что заберу завтра семью Уордов. — Перегнувшись через нее, Коннор закрыл дверцу. — Миссис Брайс...

Только тогда Аделаида поняла, что соображает совсем не так ясно, как ей казалось. Конечно, он не думал, что она вернется с Изабеллой и Джорджем. Потому что теперь она его жена. Потому что сегодня день их свадьбы. Потому что — о Господи! — так не положено!..

Тревога пронзила ее. Запоздалое понимание, что быть женой — это нечто большее, чем произнести слова перед алтарем в часовне. Придется... делать еще кое-что. Какие-то тайные порочные действия... о которых она имела только самые смутные представления.

— Я...

Глаза Аделаиды метнулись к двери, и если бы экипаж не начал снова двигаться, она, пожалуй, сделала бы вторую попытку сбежать.

Очевидно, эта мысль отразилась у нее на лице, потому что Коннор, не говоря ни слова, подхватил ее на руки и усадил себе на колени. Ее тревога переросла почти в панику. Неужели он собрался проделать с ней ЭТО прямо в экипаже?

Но эта тревога долго не продержалась. Коннор не выказывал никакого намерения преждевременно воспользоваться своими супружескими правами. Он прижал ее щеку к своей груди и легонько обвил руками ее талию. Аделаида почувствовала, как его подбородок коснулся ее макушки.

— Ты не пожалеешь о сегодняшнем дне, — мягко произнес он, нежно поглаживая ее спину.

Коннор явно хотел ее успокоить, и ей очень хотелось, чтобы ему это удалось. Она боялась, что их обоих ждет разочарование.

Его запах окружал ее, прижатое к его груди ухо слышало мерные удары его сердца, тело ощущало силу, скрытую в его мускулах. Он был крупнее ее, сильнее... и, несомненно, гораздо больше ее знал о том, что происходит между мужьями и женами.

Аделаида не могла ни о чем думать, кроме как о нем, о том, что он станет делать, и о том, какая же она была дурочка: расспрашивала мать о дне свадьбы, когда надо было расспрашивать о брачной ночи.

Ей вдруг подумалось, что, может быть, стоит спросить об этом Коннора, но тут же сообразила, что вряд ли это необходимо. Она не представляла себе все детали того, что произойдет, но сама суть факта была ей известна. То есть теоретическое базовое представление о механизме предстоящего действия у нее имелось... только нечеткое.

Наверное, ей следовало поговорить об этом с какими-то деревенскими женщинами... или с Изабеллой, ненасытное любопытство которой, вероятно, позволило ей приобрести книжку об этом. А вообще существуют книжки, где это описывается? Господи, ей давно следовало расспросить об этом кого-нибудь!

Губы Коннора легко прошлись по ее волосам.

— Не раздумывай так усиленно, любовь моя.

— Я и не раздумываю.

Веселый смех пророкотал над ее головой, отдаваясь в его широкой груди. Большой палец скользнул в сгиб ее локтя, поглаживая нежную кожу.

— Закрой глаза, синичка. Расслабься.

Аделаида медленно втянула в себя воздух, сосредотачиваясь на нежности его прикосновения и на том, как бережно, почти баюкая, он ее держал. Это немного помогло. Когда они подъехали к Эшбери-Холлу, она не то чтобы расслабилась, но уже не испытывала желания срочно сбежать назад домой.

Еще ей помогло то, что слуги не ждали их, выстроившись в две шеренги у входа для официального приветствия. По ее мнению, подобная процедура вызвала бы излишнюю неловкость и могла бы сейчас привести ее в полную растерянность.

«Благодарю вас за искреннее и теплое приветствие. Все мы прекрасно знаем, что первое мое действие в роли хозяйки дома будет отправиться в постель с вашим хозяином. Извините нас...»

Святые небеса!

Миссис Маккарнин и одна служанка были единственными, кто ждал их в холле.

— Могу я принять ваши перчатки, мэм?

— Что? Нет! — Аделаида поморщилась, когда глаза домоправительницы широко открылись. — Прошу прощения, миссис Маккарнин, я хотела сказать, что благодарю за предложение, но хочу пока не снимать перчатки.

Она не собиралась снимать ни одного предмета одежды, пока это не станет абсолютно необходимым. Тот факт, что это выглядело нелепо, она предпочла игнорировать.

Выражение лица миссис Маккарнин понимающе смягчилось.

— Как пожелаете, мэм. Могу я что-либо сделать для вас?

— Да. Могу ли я... — «попросить нечто совсем неподобающее», — получить маленький бокал вина?

Коннор встал рядом с ней.

— Я сам позабочусь об этом, миссис Маккарнин. Благодарю вас.

Он положил теплую руку ей на спину и слегка подтолкнул вперед. Аделаиде ничего не оставалось, кроме как послушно идти туда, куда он ее направлял: через весь большой холл, вверх по лестнице и по коридору семейного крыла. К ее удивлению, Коннор повел ее не в хозяйские покои, а в соседствующую с ними гостиную. Она оказалась сравнительно небольшой по размерам и не такой роскошной, как остальные комнаты дома. Отделана она была в голубых и зеленых тонах более мягкого оттенка. Дерево мебели имело приятный золотисто-коричневый цвет, поблескивавший в мерцании свечей.

Аделаида смотрела, как Коннор пересек комнату по направлению к буфету, чтобы налить бокал мадеры из графина, и думала, не ориентировался ли он на ее вкус, выбирая цвета обстановки. Потом ей в голову пришло предложить ему в обмен на решение не касаться ее нынче ночью устроить эту гостиную на свой лад.

«О, ради всего святого!» — подумала она. Ее страх переходил границы разумного, делая ее полной трусихой. С глубоким успокоительным вдохом она разжала пальцы, вцепившиеся мертвой хваткой в юбки, и мысленно крепко выругала себя.

Она ведет себя как дурочка. Женщины становятся женами каждый Божий день. И вроде бы никто от этого не умер. Так чего же ей, в сущности, бояться? Нескольких минут неловкости и неудобства? Всего-навсего. Разве Коннор не выторговал у нее десять раз в день? Это должно происходить очень быстро, если можно проделывать это по десять раз на день...

Возможно, это делается, как у птиц, которых она не раз наблюдала в саду: похлопают крыльями и улетают.

— Насколько плохо это может оказаться?

Коннор с небольшим бокалом в руке повернулся к ней.

— Прошу прощения?

— Ничего, — пролепетала она, заставляя свое лицо принять безмятежное выражение.

Коннор с нежным видом приблизился к ней.

— Аделаида, я не хочу, чтобы ты боялась.

— Я не боюсь.

Не говоря больше ни слова, он передал ей бокал. Было очевидно, что он считает ее лгуньей.

— Хорошо, — призналась она. — Наверное, я немножко нервничаю. Как я понимаю, это все равно что вытащить занозу из пальца. Ожидание страшней самого действия. Стиснуть зубы, быстрый рывок — и все кончено в один миг.

— Все кончено в один миг, — тихо повторил он.

— Да! — решительно кивнула Аделаида, потом передумала и сморщилась. — Я уверена, что все будет чудесно. — Нет, уверена она точно не была. — Но прежде чем мы доберемся до завершения этого дела... до того... вы должны знать... — Она выпила вино одним глотком. — Я не стану делать это десять раз в день.

— Десять раз... — Коннор растерянно моргнул, потом закрыл глаза. — Черт побери...

«Черт побери» было вовсе не тем откликом, которого она ждала.

— Я готова обсудить, сколько...

Коннор открыл глаза, забрал у нее бокал и, не говоря ни слова, отставил его в сторону. Затем, взяв ее за руку, он заговорил терпеливо, сочувственно, с сожалением:

— Аделаида, любовь моя...

— О Боже!

Ей захотелось вырвать у него руку и прикрыть ею рот. От такого тона ничего хорошего ждать не приходилось. Таким тоном сообщают печальные новости: о болезнях... и смерти... и...

— Я шутил насчет десяти раз.

— О!

Что ж, это уже не так страшно. Ей не слишком нравилось быть объектом шутки, но по крайней мере она испытала облегчение, услышав, что не придется...

— И это не то, что вытащить занозу, — объяснил Коннор.

Всякое облегчение мигом улетучилось. Она знала, что не стоит слишком надеяться на то, что все будет безболезненно.

— Это делается не быстро? Так?

Губы его изогнулись.

— Нет, если делать это хорошо.

— Тогда давайте сделаем это плохо, — поспешно предложила она.

— Тебе не понравится, если делать плохо.

Аделаида боялась, что ей не понравится, как бы это ни делалось.

— Но разве мы не можем попытаться?..

— Теперь ты испугалась, — вздохнул Коннор.

— Ну-у, я не боялась, когда думала, что все это делается по-быстрому, — пробормотала она.

— Будет и по-быстрому.

— Я не понимаю...

— Не важно. — Он откинул волосы с ее лица. — Аделаида, ты мне веришь?

О Господи, снова этот вопрос!

— Если вы спрашиваете меня, верю ли я в то, что вы все сделаете хорошо... — Аделаида махнула рукой в сторону спален, — то... полагаю, у меня нет выбора.

После недолгой паузы он сказал:

— Вы заставляете меня чувствовать себя тираном.

— Вы предпочитаете, чтобы я была с вами нечестной?

— Давайте начнем этот разговор с начала, — предложил Коннор и спустя одно биение сердца положил руку ей на затылок и завладел ее ртом.

Аделаида инстинктивно просунула руки между ними. Они нерешительно затрепетали, а когда его губы прижались к ее губам нежным завлекающим давлением, легли на лацканы его сюртука. На какой-то миг это напомнило Аделаиде их первый поцелуй в саду, когда он соблазнял, заманивал ее в добровольное подчинение. Но понадобилось еще всего одно скользящее прикосновение его губ, осторожное касание его языка, чтобы это сравнение растаяло, как туман. Этот нынешний поцелуй не был похож ни на какой, испытанный ею ранее.

Он не был требовательным, манипулирующим, не было в нем намеренного терпения, а была только нежность, беспредельная и бесконечная.

Под кожей у нее разлилось тяжелое тепло. Аделаида позволила себе прильнуть к нему, и его рука обвила ее талию, притягивая ближе, чтобы он мог принять на себя вес ее тела. Его рот оставил ее губы и легчайшими поцелуями заскользил по ее щеке. Коннор прижался губами к ее виску, попробовал на вкус чувствительную кожу под подбородком...

Когда он добрался до мочки ее ушка, Аделаида затрепетала... и ахнула, когда он слегка прикусил ее.

Не отрываясь от ее кожи, Коннор прошептал:

— Эта часть тебе нравится?

— Да.

Теперь он играл с ней, находил на ее шейке места, от прикосновения к которым она начала дрожать и задыхаться.

— Остальное тоже будет вроде этого... Но еще лучше... Только позволь мне...

Аделаида невольно кивнула, и тогда одним плавным движением Коннор подхватил ее на руки.

Как в тумане она сознавала, что ее несут в спальню, где тускло мерцают свечи и потрескивает в камине огонь. Ее мир исчез, распался на цепочку медлительных ощущений... ноги ее скользнули на пол, его рот ласкал ее шею, шелк его волос струился между ее пальцев... Тепло перешло в жар, телом овладело беспокойство... оно жаждало дальнейших прикосновений, дальнейшего рождающего трепет наслаждения. Но Коннор оставался беспощадно... безжалостно медлительным в этом своем совращении. Он раздевал ее, не торопясь, останавливаясь, чтобы поцеловать и потрогать каждый обнажаемый его руками дюйм ее тела. Когда же Аделаида попыталась помочь ему, попыталась заставить его поторопиться, он бережно отвел ее руки в сторону.

— Не так, — прошептал он, глотая своим ртом ее нетерпеливые возражения. — Все будет по-моему.

Несмотря на то что в комнате было тепло, Аделаида на миг похолодела, когда он стянул с нее через голову сорочку. Коннор уложил ее на постель и прогнал холод жаром своего тела. Его запах, ощущение его кожи на ее теле окутали ее. Слабый аромат сандала, мягкое щекочущее прикосновение волос на его груди, жар его рук, скользящих по ее телу...

Он погладил ее бедро и нащупал жаркую влажность между ее ногами. Она забилась под ним, разрываясь между желанием и смущением.

— Коннор...

— Ш-ш-ш, любовь моя... позволь мне.

Аделаида перестала биться и ахнула, когда его пальцы плавно скользнули в потаенную глубину. Он умело гладил и дразнил, пока удовольствие не перешло в чарующую муку, а мука в отчаянную потребность. Она стонала и выгибалась под ним, хватала его за плечи, за волосы, за все, до чего могла дотянуться. Коннор нагнул голову и втянул в рот ее сосок, и потребность вдруг снова преобразилась в наслаждение... Бурная мощная волна его напрягла каждый мускул ее тела и разбилась над ней, и закружила, и оставила ее задыхающейся и бессильной.

Со вздохом, сотрясшим все ее тело, Аделаида подняла веки и обнаружила, что смотрит прямо в полуприкрытые зеленые глаза Коннора. Они потемнели от страсти, сверкали торжеством и полнились нежностью.

Его ладони скользнули ей под коленки.

— Обними меня ногами... вот так.

Он чуть передвинулся и стал медленно вжиматься в нее. Пришла боль, но очень несильная. Она ничем не уменьшила необычайное удовольствие от прикосновения надвинувшегося на нее тела Коннора, от ее безумного желания прочувствовать новое наслаждение, ощутить очередную волну удовольствия. Это состояние продлилось до тех пор, пока он, пробормотав что-то неясное, не втиснулся в нее мощным решительным натиском своих бедер.

В один миг очарование момента потускнело.

Впившись ногтями в его плечи, она вскрикнула: «Ой! Ох!»

Коннор замер, только грудь его продолжала тяжко вздыматься.

— Прости, дорогая. Мне очень жаль. Это должно было быть сделано.

«Сделано!» То есть уже в прошлом. Аделаида была рада услышать, что с этим покончено. Она попыталась отпихнуть его. Он не шевельнулся.

— Коннор!..

— Лежи тихо, любовь моя. — Нагнув голову, он провел губами по ее рту. — Подожди, не двигайся. Тебе станет лучше. Обещаю.

Он снова поцеловал ее, медленно, крепко, и боль перешла в легкое неудобство. Его ладони заскользили по ее коже, вновь зажигая полупотухший огонь. Сначала пробудились мелкие искорки, потом язычки пламени, которые лизали и дразнили ее, и, наконец, вспыхнули сильно и жарко. Аделаида осторожно пробежала пальцами по твердым мускулам, перевившим его руки, потом по гладкой поверхности спины, услышала, как у него перехватило дыхание, как затем он испустил глубокий вздох, и ощутила ладонями бешеный ритм его сердца.

Он прошелся цепочкой поцелуев по ее шейке, по подбородку.

— Лучше?

— Да. — Ощущение неудобства почти совсем исчезло, сменившись необъяснимой потребностью двигаться. — Я думаю... Я хочу...

— Знаю.

Он осторожно немножко вышел из нее, потом снова вошел.

— Ох!

Его губы изогнулись в задорной усмешке.

— Лучше?

У нее не было сил ответить. Коннор вновь начал двигаться в мерном ритме нежных вторжений и отступлений, которые полностью лишили ее дара речи. Боль, неясная потребность снова вернулись, только теперь совсем иными. Аделаида осторожно выгнулась ему навстречу и была вознаграждена глубинным мужским стоном. Коннор уронил лицо ей в волосы. Движения его стали мощнее, напористее, но все же не были достаточно быстрыми... или достаточно медленными... или какими- то еще... Словом, ей чего-то не хватало!

— Мне нужно... Коннор, мне нужно...

— Шшш. Я знаю.

Он протянул вниз руку и стал гладить ее между их телами, там, где они соединялись. Удовольствие, наслаждение разливались по ней волна за волной. И как раз в тот момент, когда она готова была вынырнуть на поверхность, Коннор крепко прижал ее к себе, сделал глубокий выпад... и содрогнулся в ее объятиях.

 

Глава 21

Аделаида открыла глаза и прищурилась от утреннего света, пробивавшегося вдоль края гардин. Еще не совсем проснувшись, она перекатилась на спину, чтобы свет не бил в лицо, и с удовольствием потянулась. Мышцы ног болели. Гладкость нового полотна ласкала обнаженное тело. Она чуть не замурлыкала от удовольствия... Но тут же вспомнила, почему лежит голой в постели с мягчайшим бельем, а не путается в старом колючем одеяле и древней ночной рубашке.

Она была замужем. Она стала женой.

Аделаида повернула голову на подушке и увидела спящего радом Коннора.

Господи Боже! У нее теперь есть муж!

Веселый пузырек смеха зародился глубоко в ее горле. Такое случается, когда колеблешься между внезапным восторгом и полной паникой. Она подавила и восторг, и панику. Восторг, потому что не хотела будить Коннора, а панику, потому что понимала, как это бессмысленно и неразумно. Сейчас ей было необходимо подумать о том, что делать теперь.

Но, попытавшись сосредоточиться на этом, она осознала, как это трудно. Гораздо интереснее было обдумать то, что произошло прошлой ночью.

Ее брачная ночь оказалась водоворотом открытий. Что делали они!.. Что делала она! Свое поведение она могла назвать только распутным. Возможно, ей следовало теперь сгорать от стыда. Или по крайней мере испытывать неловкость. Но ничего подобного она не ощущала. Она чувствовала себя чудесно озорной и невероятно довольной собой... а еще она испытывала невероятное любопытство по поводу мужчины, спавшего рядом с ней.

Коннор был ее мужем. Она вышла за него замуж и разделила с ним постель. И при этом она очень мало знала о нем.

Ее взгляд прошелся по его неподвижной фигуре, рассматривая детали. Он спал на животе, руки были засунуты под подушку, ноги — раскинуты. Она обратила внимание на то, что он занимал больше половины кровати. Темно-русые ресницы, густые и достаточно длинные, чтобы пробудить в ней зависть, полукругами лежали на коже, бледной от природы, но слегка позолоченной солнцем. У него был маленький шрам у линии волос. Еще один — большой, начинавшийся у левой ключицы и толстым зигзагом уходивший вниз по спине под простыню. Она, хмурясь, рассматривала его, размышляя о том, следствием какой ужасной раны он был и как она должна была болеть. Это являлось суровым напоминанием ей о том, что не всегда он спал на мягких простынях, что были в его жизни суровые времена.

Мрачные картины возникли в ее воображении. Существовало бесчисленное количество случаев, при которых он мог получить такое ранение. Он был почти мальчишкой, когда его захватили вербовщики и сдали в матросы. И хотя ее знания о жизни на флоте были весьма ограничены, она слышала две или три ужасных истории о том, что творится на кораблях.

Этот шрам он мог получить от кнута капитана или от ножа кого-то из команды.

Коннор мог быть ранен в бою или...

— Сторожишь мой сон, милая?

Голос Коннора был хриплым со сна и сразу прогнал тревожные мысли. Ее взгляд метнулся к его лицу, и Аделаида увидела, что полуприкрытые зеленые глаза изучают ее так же пристально, как она изучала его.

Внезапно смутившись, она откашлялась и, уставясь на пятно на стене, пробурчала:

— Разумеется, нет.

— Счастлив слышать это, потому что сторожить тебя — моя забота. — Коннор перекатился на спину и рассеянно провел рукой по волосам, а потом закинул руки за голову. — О чем ты только что размышляла? Я почти слышал, как у тебя в голове вертятся мыслительные колесики.

— Я задумалась о том, как ты был ранен, — ответила она, не считая нужным лгать. Как еще ей узнать о нем больше, если не задавать вопросов? Так что она пожала плечами, когда его брови поднялись вверх. — У тебя шрам на спине.

— A-а. Падение с лошади в далекой юности. Я упал на скалистый склон.

— О-о...

Она вообразила совсем другое.

Коннор рассмеялся и, протянув руку, привлек ее к себе.

— Ты ожидала другую историю?

— Я подумала... — Она извернулась, чтобы не упереться ему локтем в ребра. — Тебя же насильно забрали на корабль.

— Верно. — Коннор пристроил ее к своему боку и приобнял за плечи. — У меня ранений было больше, чем одно.

И значит, больше одного шрама. Она слегка поерзала, стараясь устроиться так, чтобы видеть его лицо, но это нельзя было сделать, не обняв его или не свернув себе шею. Бросив эти попытки, Аделаида прилегла щекой ему на грудь.

Ей хотелось расспросить его обо всех его шрамах, но она подумала, что, пожалуй, лучше отложить расспросы до другого раза. Возможно, до той поры, когда они лучше узнают друг друга.

— Как тебе удалось от положения пленного матроса дойти до нынешнего состояния? — спросила она вместо этого.

Его руки крепче притянули ее к нему.

— Что ж, я увидел, решил, что заполучу, скомпрометировал — и вот...

— Я не это имела в виду, — рассмеялась Аделаида и обвела рукой комнату. — Я имела в виду все это.

— Да, я знаю. — Она ощутила пожатие его плеч. — У меня талант к судоходству и судовождению.

— Но как ты перешел из злосчастного матроса в судовладельцы?

— Везение, тяжкий труд и целеустремленность. Главным образом везение.

Аделаида подавила вздох, разочарованная его уклончивостью. Коннор не относился к тем людям, на которых можно надавить. Что было довольно печально, так как она-то как раз относилась к тем женщинам, которые не могли удержаться от того, чтобы не нажать.

— А более подробно рассказать ты не можешь?

— В другой раз. — Уверенным быстрым движением он перекатил ее на спину и навис над ней. Пронзительные зеленые глаза остро уставились ей в лицо. — Как ты себя чувствуешь нынче утром?

— О... Вполне хорошо.

Аделаиде нравилось ощущать, как он вдавливает ее в матрас, как сплетаются с ее ногами его ноги, как оперлись его руки с обоих боков ее тела, словно окружая ее защитными барьерами. Она вдруг почувствовала себя не просто хорошо, а замечательно. Ей было... интересно. С робкой улыбкой Аделаида обняла его, позволила своим пальцам пройтись по его теплой коже и твердым мускулам его спины.

Коннор издал низкий горловой звук удовольствия. Она заворожено наблюдала, как потемнели его глаза от желания. Нагнув голову, он овладел ее ртом в долгом страстном поцелуе.

Наслаждение пробудилось в ней, просочилось в ее кровь... Но едва оно стало нарастать, как Коннор отпрянул от нее.

— Достаточно, — произнес он севшим голосом. — Пока достаточно, милая.

Ее руки замерли.

— Почему?

— Потому что... — Полузакрытые глаза остановились на ее губах. Грудь тяжко вздымалась и опадала. — Потому что... A-а, проклятие, еще разок!..

Коннор снова завладел ее ртом, еще сильнее, еще глубже, чем раньше, словно пытаясь вытянуть из нее душу. Стараясь помочь, она заерзала на постели и ощутила жаркую тяжесть его возбуждения, коснувшегося ее живота.

Со стоном Коннор отклонился назад.

— Боже святый! Достаточно... Это слишком рано.

— Слишком рано? — эхом повторила она и посмотрела на окно. — Ты хочешь сказать, потому что сейчас утро? Так... так не положено делать?

Коннор заморгал и поспешно отвернул от нее лицо, но не раньше, чем она успела заметить его улыбку.

— Ты надо мной смеешься? — притворно возмутилась она.

Его плечи затряслись.

— Смеешься?!

— Да, прости. — Он снова повернулся к ней. Как он был красив с этим выражением веселья, возбуждения и нежности на лице. — Слишком рано после твоего первого раза, любовь моя. Я только это имел в виду.

— А-а... — Аделаида покраснела и постаралась скрыть разочарование. — Ты... ты вполне уверен?..

— Поскольку сам я никогда не был девицей... Нет, не уверен. — Он прикоснулся быстрым поцелуем к ее губами и со стоном разочарования вырвался из ее объятий. — Но рисковать не будем.

Скатившись с кровати, Коннор с полным отсутствием стеснительности прошлепал в гардеробную.

Аделаида не могла им не залюбоваться: золотистой кожей, мощными ногами, упругими ягодицами. Пристальнее всего она разглядывала его ягодицы. По непонятной причине она находила эту часть его тела просто завораживающей и даже несколько расстроилась, когда он, накинув халат, скрыл свою наготу от ее глаз.

— А я не могу решить, хочу ли рисковать или нет? — задумчиво поинтересовалась Аделаида, закутываясь в простыню.

— Безусловно, — легко согласился Коннор. — И хотя я мнения своего не переменю, вовсе не возражаю выслушать, как красивая женщина умоляет о...

— Не важно, — протянула она и закатила глаза к небу, когда он расхохотался.

Крепко придерживая простыню, Аделаида соскользнула с кровати и подобрала с пола оставленную там накануне сорочку. Она чувствовала себя очень глупо, таща за собой полотняный хвост, как королевский шлейф, но это было таким чудесно озорным... и кроме того, она не бродила по комнате совсем голой. На ее взгляд, разница была весьма существенной.

Потребовались большие усилия, чтобы надеть через голову сорочку, не отбрасывая простыню. Когда она высвободилась из-под этого облака ткани, оказалось, что Коннор смотрит на нее с веселым изумлением.

— Неужели это было необходимо?

— Да.

Отказываясь считать себя глупой из-за естественного проявления скромности, Аделаида уронила наконец простыню и поправила рукава сорочки.

— Ты могла бы попросить меня отвернуться, — подсказал он. — Или чтобы я подал тебе халат.

— Что ж, если хочешь быть полезным, можешь помочь мне надеть платье.

Он поспешил исполнить ее просьбу и с ловкостью горничной застегнул пуговки у нее на спине. Аделаида решила, что ей не стоит выяснять, каким образом он приобрел такую сноровку.

Она потерла ладонью платье на талии. Это был тот же наряд, в котором она венчалась, и тот же, в котором она первый раз увидела Коннора при свете дня. Было странным надеть его снова сегодня.

— Коннор...

Он перебросил ее распущенные волосы со спины на грудь и нежно поцеловал в затылок. Приятная теплая щекотка прокатилась по ее коже.

— Что?

— Почему ты на мне женился?

Его губы замерли у нее на шее.

— Ты знаешь почему.

— Ты сказал мне — ради мщения. И еще говорил, что хотел меня.

— Так и было. — Его теплое влажное дыхание ласкало ее кожу. — Так и есть.

— Или то, или другое... — Она облизнула губы, соображая, что именно заставляет их сохнуть: то ли ощущения, которые он в ней пробуждает, то ли ее собственные нервы. — И то и другое могло...

— Могло быть одновременно, — закончил он ее фразу.

Его рот оторвался от ее шеи, которая без его поцелуев сразу похолодела.

— Да. Сэру Роберту было так же огорчительно, если б ты сделал меня своей любовницей.

Бережно взяв ее за плечо, он повернул ее к себе лицом. Глаза его оставались непроницаемыми.

— А ты согласилась бы стать моей любовницей?

«Первоначально нет», — подумала она. Но после того, как узнала истинное лицо сэра Роберта... И если бы это был единственный способ спасти семью... Она не знала...

— Нет, — просто ответила она, так как решила, что он ждет именно этого.

Он кивнул с непроницаемым видом.

— Вот поэтому.

Она не была уверена в том, что надеялась услышать. Но явно нечто иное. В груди возник большой болезненный комок. Холод с шеи распространился по всему телу. Выжав из себя улыбку, она отодвинулась от него и сказала бодрым тоном:

— В этом есть смысл, не так ли?

— Аделаида...

— Знаешь, я, пожалуй, отправлюсь на утреннюю прогулку в сад. Такая хорошая погода долго не простоит, так что жаль не воспользоваться...

Коннор схватил ее за руку прежде, чем она дошла до двери.

— Мы что, поссорились с тобой?

Аделаида со вздохом закрыла глаза. Ей не хотелось спорить. В ней накопилось достаточно гнева и горечи, чтобы заполнить целую жизнь. Он ведь не лгал ей о причинах, побудивших его к женитьбе, так что теперь не было поводов упрекать его в этом.

— Нет, — отозвалась она, поворачиваясь и глядя ему в глаза. — Нам не о чем ссориться. Я просто хочу пройтись. Вот и все.

Коннор нахмурился, но кивнул и уронил руку.

Аделаида заставила себя улыбнуться еще раз и покинула комнату.

Почти час бродила она по землям Эшбери-Холла, изучая результаты работы садовников по приведению в порядок газонов и садов. Прогулка и мягкий утренний воздух помогли ей отбросить прочь тревоги, по крайней мере на время.

Садовник уже был нанят на постоянную работу, и она знала, что еще появится архитектор, чтобы спланировать сады вокруг. Эшбери-Холл был солидным поместьем, и сады должны были ему соответствовать.

Аделаида прошлась вдоль южной стены здания и обнаружила, что небольшой кусочек сада уже избавлен от бурьяна и вскопан. Тут было подходящее место для маленького фонтана. Еще здесь не мешало бы поставить несколько каменных скамеек. А освещение идеально подходило для гладиолусов... Она никогда раньше не пробовала их выращивать, но...

Голос Коннора оторвал ее от приятных размышлений.

— Тебе нравится это местечко?

Аделаида оглянулась на него через плечо и улыбнулась, довольная тем, что прогулка полностью избавила ее от неприятного настроения.

— Уверена, что оно превратится в чудесный сад.

— Оно твое.

— Да. — Аделаида обвела взглядом окрестные земли. Она была теперь хозяйкой Эшбери-Холла, хотя это до сих пор казалось ей нереальным. — Тут еще много работы для садовника и архитектора, но...

— Нет, — он указал на вскопанную землю, — я имею в виду это. С этой стороны дома. Оно твое.

— Грязь?

Коннор откашлялся, затем потянул себя за галстук, затем заложил руки за спину, словно осознав, что смущается.

Аделаида ошеломленно уставилась на него. Господи! Да ему же просто неловко...

— Здесь начали работать вчера, — объяснил он. — И когда я вернулся сюда за экипажем, то подумал, что, может быть... тебе понравится иметь какую-то часть сада только твоей. Делать здесь все, что захочется.

Последняя частичка холода, возникшего в груди еще в спальне, растаяла. Она не знала, хочет ли Коннор ее побаловать, или подкупить, или попросить прощения, или то, и другое, и третье. Но понимала, что это ей очень нравится. Несмотря на прошлые свои прегрешения и нынешние мотивы, сейчас Коннор пытался наладить их отношения. И, по ее мнению, это дорогого стоило.

Аделаида встала на цыпочки и поцеловала его в щеку невиннейшим поцелуем.

— Благодарю тебя.

— Пожалуйста. — Коннор обнял ее за шею и, притянув к себе, ожег ее рот долгим жарким поцелуем, оставившим ее раскрасневшейся и задыхающейся. — Я подумал, нам будет разумно воспользоваться случаем, пока у нас есть возможность, — сказал он наконец, отпуская ее. — Я ведь уже послал экипаж за твоим семейством.

— Ой, — пролепетала она, стремясь прояснить отуманенную страстью голову.

Ничего не получалось.

Но следующие слова Коннора она осознала.

— Вольфганг тоже намеревается приехать.

Это подействовало на нее как холодный душ.

— Ох! — Она слабо улыбнулась, когда Коннор насмешливо хмыкнул. — Как ты можешь быть в этом уверен?

— Я говорил с ним об этом в тюрьме.

— И что ты ему сказал?

— Что денежное содержание он получит лишь вместе с проживанием в Эшбери-Холле.

— Снова пошел на подкуп?

Ее удивила не взятка, а причина, по которой она была предложена. Она думала, что Коннор скорее дорого заплатит за то, чтобы Вольфганг держался подальше от их дома.

— Это компромисс, — объяснил Коннор. — Ему нужны деньги. Я же хочу пристально присматривать за ним, пока мы не уверимся, что он разумно этими деньгами распорядится.

— Надеюсь, ты не сказал ему это?

Аделаида легко могла себе представить бурную реакцию брата на такое недоверие.

— Не думай обо мне так плохо, любовь моя. Я сказал ему, что семья в нем нуждается. — Он поцеловал ее в макушку, поигрывая с выбившимся из прически локоном. — Ну и что родной дом покажется ему не слишком уютным, когда примутся за ремонт крыши.

— Ремонт?

— Они начнут на следующей неделе. И немедленно заменят двери гостиной. — Он подчеркнуто серьезно посмотрел на нее. — А то кресло вишневого дерева отправится прямиком в огонь.

Аделаида неудержимо расхохоталась: да, он старается!

— Полагаю, ты догадываешься, что я скажу на это. Ты не можешь его сжечь. Это фамильная реликвия.

— Тогда пусть отправляется на чердак, — легко согласился Коннор и наградил ее очередным быстрым поцелуем. — Оставляю тебя твоей прогулке.

Она чуть не попросила его остаться, но в последнюю секунду прикусила язык. Ей больше не хотелось гулять, не нужно было развеивать мрачные мысли, а вот несколько минут уединения не помешали бы.

После того как он скрылся в доме, Аделаида медленно оглядела окружающий мир, видя его теперь совсем другими глазами. Все это принадлежало ей. Дом, земля, участок грязи и пятнадцать тысяч фунтов в банке... Все принадлежало ей...

Годами она мучилась тягостными мыслями о том, что будет с ее семьей. На протяжении нескольких недель она не знала, какое будущее ее ждет. Теперь это будущее настало... и оказалось чудесным. Она была в безопасности. Они все были в безопасности. И теперь ей никогда не грозит дом для бедных, никогда в ее дверь не постучит кредитор. У Изабеллы будут новые платья, новые книжки, перед ней откроется целый мир возможностей. У Джорджа появится настоящая нянька, а когда придет время — лучшие наставники... и все бисквиты, которые он сумеет съесть. А Вольфганг... Вольфганг приспособится и привыкнет. Она была в этом уверена.

Впервые за долгое время Аделаида почувствовала себя свободной. По-настоящему, чудесно свободной. У нее кружилась голова. Она услышала свой собственный смех, раскатившийся по лужайке, и, как маленький ребенок, широко раскинула руки и, запрокидывая голову, закружилась в веселом танце.

Коннор смотрел, как Аделаида кружится в саду. С его места, из окна кабинета на втором этаже, он мог любоваться развевающимися складками ее юбки и позолоченными солнечным светом каштановыми локонами. Нежный звук ее смеха проник сквозь стекло и успокоил мучительную тесноту в груди.

Предыдущая ночь стала осуществлением всех его мечтаний, но утро пошло не совсем так, как он рассчитывал.

Так-то.

Оглядываясь назад, Коннор осознал, что не проявил достаточно такта и обаяния. Но, Боже, эта женщина умела надавить.

Как он получил свой шрам? Как стал из нищего, насильно завербованного матроса судовладельцем? Почему женился на ней? Почему не сделал ее просто своей любовницей? Вопросы, вопросы... а то, как она настаивала на ответах... все это совершенно выбивало его из колеи.

Аделаида хотела, чтобы он поделился с ней своей жизнью.

К несчастью для них обоих, делать это он не умел. Коннор давно решил не раздумывать о своих недостатках, однако хорошо представлял себе все грани и оттенки своего эгоизма. Он был щедр на деньги и вещи, поскольку мог позволить себе отдавать их, не рискуя и не доставляя этим себе неудобств.

Но, как он подозревал, Аделаида хотела, чтобы он поделился собой. А этого ее ожидания он не мог ни удовлетворить, ни притвориться, что выполняет.

Он не знал, как быть щедрым душевно. Он не рос с братьями и сестрами. Его родители — хотя он знал, что они его любят, — были весьма сдержанны в проявлении чувств. Любовницы, которых он заводил в прошлые годы, удовлетворялись тем временем, что он им уделял, и дорогими побрякушками. А его люди... Что ж, они просто были его людьми. Большей частью они говорили про женщин, выпивку и про желание увидеть голову сэра Роберта на острие пики.

Пока Аделаида удовлетворилась подарком садика. Возможно, это станет ключом к их счастливому совместному проживанию: подкуп, отвлечение и тщательное сохранение дистанции.

Коннор надеялся, что этого будет достаточно. Надеялся, что она больше не станет задавать вопросов.

Потому что, по правде говоря, сомневался, что ей понравятся ответы.

 

Глава 22

Через день после приезда Уордов Коннор повез всех, кроме Вольфганга, который предпочел остаться в своих комнатах, в город, дабы Аделаида могла исполнить свое заветное желание побаловать племянника и сестру лакомствами и рисовальными принадлежностями.

Как и предсказывала Аделаида, Джордж заснул прежде, чем смог переесть сластей. Изабелла, забрав мольберт и краски, уселась на воздухе и следующие шесть дней проводила каждый час солнечного времени в саду, выискивая самые красивые цветы для запечатления их на холсте.

Аделаида наслаждалась собственными занятиями. Она начала увлекательную работу по планированию сада и под влиянием порыва попросила старшего конюха поучить ее верховой езде. В итоге у нее оказалось столько дел, требовавших ее внимания, что ей едва удавалось выкроить какое-то время для себя.

Основные работы по ремонту дома завершились, но многое еще приходилось доделывать, а декоратор искал ее одобрения для каждой драпировки и куска обоев, которые намеревался заказать. Слугам требовались более обыденные, но не менее важные указания, всегда необходимые для ведения хозяйства большого дома. Кроме того, следовало заказать новую одежду для всей семьи, написать письма Лилли и Уиннифред, нанять няньку для Джорджа. Аделаиде хотелось привлечь к этому Вольфганга, чтобы развеять его дурное настроение, но тот категорически не желал проявлять к этому интерес.

— Что, черт побери, я знаю о няньках? — был его ответ.

Это были единственные слова, обращенные к Аделаиде, за всю неделю. Днем он пребывал в своей комнате, а вечером отправлялся в городскую таверну.

По настоянию Коннора она без споров предоставила событиям идти своим чередом. Если Вольфгангу хотелось растравлять желчью раны собственной гордости, он мог предаваться этому занятию в одиночестве.

По правде говоря, Джорджу сию минуту не требовалась никакая нянька. Он процветал в новом доме, и здесь имелось множество людей, радующихся возможности за ним присмотреть.

Слуги и остальные обитатели Эшбери-Холла были очарованы ребенком, а больше всех Майкл, Грегори и Грэм. Они затопили малыша любовью и вниманием и, казалось, больше всего обожали подхватить его на руки и подбросить в воздух... как мешок с мукой. Аделаида чуть не упала в обморок, когда Грегори проделал это в первый раз, но старик поймал его, даже не охнув, доказав, что он ловчее и сильнее, чем кажется.

Было странным делить дом со взрослыми мужчинами, не приходившимися ей родственниками, слугами или гостями, но Коннор обращался с Майклом и Грегори, как с членами своей семьи. Так что Аделаида вскоре приучилась радоваться их улыбкам и деликатному подшучиванию... правда, все еще не слишком им доверяла.

Атмосфера тайны окружала их... И Коннора... И добрую часть всего того, что они делали.

Каждый день Коннор проводил по несколько часов за закрытыми дверьми своего кабинета. Иногда он предпочитал находиться там в одиночестве, но чаще встречался там со своими людьми, и приглушенный рокот мужских голосов доносился в коридор и гостиную. По непонятным причинам Аделаиде нравились эти звуки, и она находила кучу поводов, чтобы сидеть в гостиной, когда мужчины закрывались в кабинете. Слова казались неразличимыми, но было легко разобрать, кто говорит и когда. Особенно наслаждалась она знакомыми переливами низкого голоса Коннора.

Она размышляла о том, так же нравились бы ей звуки его голоса, если бы он чаще бывал в ее обществе. Она имела в виду не жажду обладания его телом. В этом смысле Коннор был ей доступен всегда. Каждую ночь, если быть точной... И каждое утро. Она не сомневалась, что при малейшем поощрении с ее стороны он был бы доступен и днем. В этом отношении он — к ее огромному удовольствию — был невероятно внимателен.

По правде говоря, он был внимателен во всех отношениях... когда находился поблизости. Он редко пропускал завтрак или обед, но часто ленч или пятичасовой чай. Если она останавливала его в холле, чтобы задать вопрос или перед сном поделиться какой-то тревогой, он внимательно ее выслушивал и давал продуманные ответы и здравые советы. Однако если ей нужно было задать ему вопрос, когда он был со своими людьми, ей приходилось ждать.

Она затруднилась бы ответить, как относится к такому устройству жизни. Никаких оснований для жалоб у нее не было. Коннор не пренебрегал супружескими обязанностями, но Аделаида чувствовала какое-то легкое недовольство... неловкость, когда он исчезал в кабинете со своими собеседниками. А мрачная улыбка удовлетворения, игравшая на его губах после этих встреч, лишь усиливала ее тревогу. Потому что слово «мрачный» не должно было бы применяться ни к одному аспекту жизни в первые же недели после свадьбы.

А больше всего она боялась за него — из-за тех рисков, на которые он мог пойти. Как далеко мог он зайти в своем стремлении к мести... А если, не дай Бог, это вернет его в тюрьму... или, того хуже, на виселицу?.. А если вообще ни к чему не приведет? Как долго будет он посвящать свою жизнь мщению, исключая из нее почти все остальное... ее в том числе?

Аделаида пыталась напомнить себе, что знала с самого начала, какое дело Коннор считает первоочередным. Она пошла на этот брак, прекрасно понимая, чего ей ждать. Но ни одно из этих размышлений ее не успокаивало... не смягчало тревожной правды.

Брак с Аделаидой оказался всем, на что он надеялся... Коннор пришел к этому заключению, спускаясь со второго этажа семейного крыла.

По правде говоря, этот брак оказался даже больше того, на что он рассчитывал. Он предполагал, что такое состояние станет приятным и удовлетворяющим. А вот чего он не ждал, так это того, как это будет удобно по жизни.

Какого цвета драпировки вы хотите видеть в своей гостиной? Спросите мою жену.

На обед подать говядину или баранину? Спросите мою жену.

Возникла ссора между служанками? Какие-то проблемы с садовником? Хочется получить в объятия красивую женщину? На все это отвечала Аделаида. Притом мгновенно.

Какое, черт побери, прекрасное устроение — брак!

Единственное разочарование, которое принесла в его жизнь Аделаида, была утрата способности как следует сосредотачиваться. Стоило ему уловить лишь дуновение ее духов в комнате или услышать за стеной легкий перелив ее смеха, и его мысли устремлялись к тому лишнему часу утром, который он провел в постели с ней, или радостям грядущей ночи, или возможностям послеполуденного отдыха... Он еще не испытал этого последнего удовольствия, но думать об этом было очень приятно.

Коннор как раз начал размышлять об этом и дошел в своих фантазиях до невыразимо увлекательного момента, в котором Аделаида манила его своим пальчиком, когда тихое хныканье и легкое движение около открытой двери привлекли его внимание. Оглянувшись, он увидел на полу соседней комнаты Джорджа. Глаза и нос малыша покраснели, а по щекам катились крупные слезы.

Что-то вроде страха пробежало холодом у Коннора по спине, но он постарался его сдержать. Дети плачут. Известно, что время от времени они это делают. И нет в этом повода для паники. Никаких причин, повторял он про себя, делая шаг к ребенку. Потом еще один шаг... Так, твердя себе эти успокоительные слова, он шаг за шагом пересек комнату и остановился над головой Джорджа... как идиот-великан.

— Ты это прекрати.

Из снисхождения к возрасту объекта своих увещеваний Коннор постарался говорить тихо и ласково. Однако малыш явно с ним не согласился. Он поднял голову, широко открыл глаза и разразился душераздирающим воплем.

— Господи! — простонал Коннор, чувствуя, что его барабанные перепонки вот-вот лопнут. — Не надо!

Он присел на корточки, что, видимо, несколько успокоило Джорджа, ибо отчаянные вопли перешли в рыдания. Ободренный этой маленькой победой, Коннор сделал глубокий вдох и, протянув руку, храбро похлопал ребенка по плечу. Джордж осел на пол, как растаявшее мороженое.

Матерь Божья!

Вот теперь появились все основания для паники. Коннор торопливо схватил Джорджа за плечики и постарался его посадить. Джордж снова свалился на пол.

Коннор попытался снова... с тем же результатом.

— Черт побери все! Сидеть!

Поморщившись, он мысленно выругал себя за грубость. Сначала он сшиб ребенка с ног, а теперь сыплет ругательствами. Хорош, нечего сказать...

Куда, черт бы их побрал, подевались все слуги? Где, черт побери, Аделаида?

— Прекрати это... Джордж... Так нельзя себя вести. Хочешь, чтобы тебя все считали ребенком?

Рыдания мгновенно стихли. К невыразимому облегчению Коннора, Джордж, медленно оттолкнувшись от пола, сел и, шмыгнув носом, объявил:

— Не ребенок!

— Конечно, нет, — поспешил подтвердить Коннор. По правде говоря, он готов был согласиться с любым утверждением малыша. С чем угодно, если это не даст ему заплакать. Он протянул руку, чтобы погладить того по головке, но тут же ее отдернул. — Вовсе не ребенок!

Джордж громко шмыгнул носом и склонил голову набок.

— Плохой.

— Это ты обо мне или о себе? — При виде непонимающего выражения Джорджа он покачал головой. Не исключено, что мальчик говорил о грубых словах Коннора, а значит, чем скорее он их забудет, тем лучше. — Не важно. Из-за чего ты пришел в такое состояние?

Когда никакого ответа не последовало, Коннор попытался переиначить вопрос:

— Что неладно, Джордж? В чем дело?

Никакого ответа. Ребенок сидел молча, с мокрыми щеками и сопливым носом и взирал на него большими заплаканными глазами.

Коннор снова попытался выяснить причину такого отчаяния. Медленно и тщательно выговаривая слова, он достал носовой платок и вытер Джорджу личико.

— Почему... ты?.. — Тут ему пришла в голову ужасная мысль. — Ты ведь... Ты ведь уже не в пеленках?..

— Ох! — внезапно произнес Джордж и сунул в лицо Коннору свой локоть, чуть не угодив ему в челюсть и показывая ссадину на предплечье.

Коннор откинул голову и уставился на покрасневший клочок кожи. Ничего особенного он там не увидел, а поэтому не понимал, что ему делать дальше. По крайней мере это лучше, чем менять грязную пеленку.

— Вижу-вижу, — солгал он.

Дьявольщина! Что делают с детьми в таких случаях? Кажется, целуют. Он надеялся, что от него этого не потребуется.

— Поцелуй.

Проклятие!

— Но, Джордж, это вроде бы не такая уж большая ссадина. Почему бы нам не поискать твою тетю?..

Губы Джорджа задрожали.

— Поцелуй.

Коннор поцеловал и был вознагражден лучезарной улыбкой Джорджа.

Вот так-так. «Не так уж это и трудно, — подумал Коннор. — Сущий пустяк». И поскольку свидетелей рядом не было, ничего страшного не произошло.

— Отлично, Коннор. Молодец.

Он обернулся и увидел в дверях Аделаиду. Ее большие карие глаза смеялись.

— Как долго ты здесь стояла?

— Недолго.

Но достаточно долго, понял он, чтобы спасти его от роли няньки.

— Ты могла бы сказать что-нибудь.

— Да, — ее губы изогнулись в нежной улыбке, — могла бы.

Коннор выпрямился и хмуро посмотрел на нее.

— Неужели у меня тоже такой раздражающий вид, когда я доволен собой?

— Вдвое больше, — уверила она его.

— Отлично.

Аделаида тихо рассмеялась и пересекла комнату, направляясь к Джорджу. Она подхватила его на руки, поцеловала сомнительную ссадину на локте, затем укоризненно проговорила:

— Ты знаешь, дорогой, почему у тебя случился этот «Ох»? Потому что ты забрался сюда, куда тебе ходить не следовало, вместо того, чтобы уютно спать в детской, как тебе было велено.

Коннор сомневался, что малыш полностью понял, что ему говорят. Но слово «спать» явно до него дошло и вызвало новый вопль.

— Нет! На пол!

Он забился в руках Аделаиды, но тщетно.

Не обращая внимания на новый взрыв крика, Аделаида подошла к стене и дернула шнур звонка. Коннор мрачно уставился на шнур. Как ему не пришло в голову им воспользоваться, чтобы позвать на помощь?

Минутой позже он все еще сверкал глазами, когда быстро откликнувшаяся служанка освободила Аделаиду от ее орущего груза.

— Ты все еще не слишком ловко чувствуешь себя с ним? — поинтересовалась Аделаида, когда служанка удалилась.

Ее вопрос почему-то заставил его оправдываться:

— Я хорошо к нему отношусь.

— Да-да. Знаю. Я вовсе не собиралась тебя критиковать. — Подойдя к кровати, она облокотилась на стойку балдахина. — Это просто наблюдение. Разве в Бостоне не было маленьких детей?

— Да, — ему сразу захотелось сбросить напряжение с вдруг окаменевших плеч, — были, но совершенно другие. Они не были такими...

— Какими такими? — настаивала Аделаида.

Они не были его детьми.

— Такими невинными.

— Все дети невинны.

— Ты не бывала на темных окраинах Бостона.

— Все дети, — повторила Аделаида, вглядываясь в него с тихой настойчивостью, от которой ему сделалось неловко. — Видно, тебе там пришлось тяжко. Ты ведь сам был почти ребенком.

Напряжение в нем усиливалось.

— Я был подростком, а не ребенком.

— Это вопрос сомнительный, — пробормотала она. — Сколько тебе было лет, когда ты встретился с Майклом и Грегори?

Она спросила это вроде бы небрежно, однако Коннор понял, что она хочет побольше узнать о его прошлом.

— Все еще был подростком.

— Ты точно не помнишь?

Он помнил, но не хотел поощрять ее расспросы.

— Мне было на девять месяцев больше пятнадцати лет, когда я сбежал с корабля, — сухо ответил он, надеясь, что скорый ответ покончит с этим вопросом. — А через четыре месяца после шестнадцатого дня рождения я повстречался с Грегори и Майклом. Жизнь до них была трудной, а после — нет. У меня появились еда, кров и двое опытных взрослых, готовых заботиться о моем благополучии.

— Расскажешь мне, каково это было — быть насильно завербованным?

— Нет.

Ад и все его дьяволы! Разумеется, нет!

— Почему нет?

— Потому что можешь сама это себе представить.

Тяготы и лишения, которым подвергались матросы, были широко известны. Всегда хватало людей, готовых рассказать о постоянном голоде, жестоких зимних холодах и выворачивающей наизнанку летней жаре, о бесконечных часах тяжелого труда и жгучей унизительности сознания, что ты ничтожен, как частица пушечного пороха. Если ей хочется подробностей, пусть выясняет это у кого-нибудь еще.

— Тебе не нравится говорить об этом? — догадалась Аделаида.

— Вспоминать не всегда приятно.

Коннор примирился со своим прошлым, изгнал из души страхи и кошмары темных месяцев, которые терзали его еще много времени после побега с корабля. Будь он проклят, если станет их воскрешать ради того, чтобы удовлетворить ее любопытство.

Он ждал, что она продолжит спорить, но она удивила его, просто кивнув, словно поняла его неохоту.

— Тогда, может, расскажешь мне о Бостоне? О себе, Грегори и Майкле?

Черт возьми! Она вцепилась в него, как собака в кость.

— Ты, верно, хочешь узнать, каким бизнесом мы занимались? — предположил он.

Аделаида кивнула.

— Есть причина, по которой мне не следует это знать?

Он мог назвать множество причин, но ни одной, способной заставить ее отложить вопросы на ближайшие тридцать или сорок лет брака. Коннор передернул плечами, стремясь убрать из них напряжение, и решил, что его не заботит, будет она знать эту часть его прошлого или нет. В Бостоне он не совершил ничего, что не стал бы делать снова. Он никого не убил, не отнял последнюю крошку хлеба у ребенка. Нет, своего прошлого он не стыдился.

Аделаида с тревожной завороженностью наблюдала, как мужчина, только что успокоивший ребенка поцелуем, превратился в отдаленного равнодушного человека, которого она встретила в коттедже вдовы. Непроницаемое выражение словно льдом сковало его черты. Он оперся боком о письменный стол и скрестил руки на груди.

— Подделки, — внезапно произнес он, небрежно передернув плечами. — Мы делали фальшивки.

Глаза Аделаиды настороженно расширились.

— Ты говорил, что ни в одной стране тебя не разыскивают за преступления.

— Не разыскивают. Нас никогда не подозревали в чем-то незаконном... Тем более ни в чем не обвиняли.

— Ох! — Она сделала глубокий вдох в нелепой надежде, что это поможет избавиться от тугого комка внутри. — И какие же фальшивки вы делали?

— Свидетельства о собственности. Завещания. Один раз даже брачное свидетельство. — Очередное пожатие плеч. — Все, за что заказчик соглашался платить.

— А вы... — Она с трудом проглотила комок в горле. — А деньги вы тоже подделывали?

Коннор покровительственно усмехнулся:

— Этим занимаются фальшивомонетчики, любовь моя. Совершенно другое ремесло.

Она испустила облегченный смешок.

— Ремесло, Коннор, — это вышивание или подковывание лошадей. А подделки — это преступление.

Например, подделка купюр каралась повешением. От мысли о том, что Коннора могут потащить обратно в тюрьму, а потом на виселицу, у нее пересохло во рту и скрутило живот. Надеясь расслабиться, Аделаида подошла к ближайшему окну.

— Ты побледнела, — проговорил Коннор скорее сердитым, чем сочувственным тоном.

— А чего ты ожидал? — Она открыла окно и позволила свежему воздуху охладить ей лицо. — Это тревожные новости.

— Тем не менее отказываться от нашего брака тебе поздно. — В его голосе прозвучали жесткие нотки. — Я этого не допущу. Ты поняла?

Аделаида обернулась к нему, пораженная не его внезапным гневом, а страхом, промелькнувшим в словах. На первый взгляд Коннор не сдвинулся ни на дюйм, но вглядевшись, она заметила, что он слегка нагнул голову и вцепился пальцами в ткань рукавов.

— Я вовсе не собираюсь отказываться от нашего брака, — осторожно выговорила она, не сомневаясь, что слова ее очень важны, хотя и не слишком поняла почему.

Просто Коннор должен знать, что она никуда не уйдет. Господи, она же не отказалась от него, узнав, что он без разрешения проник в дом миссис Кресс... И это вскоре после того, как с него сняли обвинение в разбое на дорогах!.. И все это ради того, чтобы украсть нареченную другого мужчины путем обмана и фокусов. Чего тогда стоили эти сведения о занятии подделками? Всего лишь еще одно прегрешение до кучи.

— Но тебе бы этого хотелось? — насмешливо сказал Коннор.

— Чего мне хотелось бы, это чтобы ты перестал делать глупые предположения, хотя бы на короткое время... Достаточное, чтобы я смогла высказаться! — рявкнула она, теряя терпение.

Губы его снова изогнулись, но в улыбке не было никакой веселости.

— Так что же ты хочешь сказать?

— Я хочу знать: ты именно так приобрел все свое состояние? — Оттуда или нет взялись ее пятнадцать тысяч фунтов? Из этих ли денег оплатил он долги ее брата и купил Эшбери-Холл? — Ты до сих пор продолжаешь заниматься подделками?

— Можешь спать спокойно, синичка. Мы получили небольшой доход на подделках, но основное состояние построили на судоходстве. Я не продавал подделок уже больше десяти лет.

О, слава Богу!

— Почему ты остановился?

— Мы вели себя осторожно, однако риск был. Так что, когда скопили достаточно денег, чтобы вложить в другие дела, перестали рисковать. Проще простого.

Аделаида вдруг обратила внимание, что вцепилась в складки занавески, и приказала себе отпустить их.

— Ты так беззастенчиво говоришь об этом.

— Почему бы нет? Я не жалею о своих поступках. — Какое-то мгновение Коннор всматривался в ее лицо, затем выпрямился и направился к ней. — Я не собираюсь ради тебя разыгрывать кающегося грешника. Я не был бы теперь законопослушным деловым человеком, если б не получил в свое время доходов от преступления. Я делал все возможное, чтобы обеспечить себе состояние.

Аделаида не была уверена, что соглашается с его оценками, но он не дал ей возможности высказаться так или иначе. Он остановился в каких-то дюймах от нее, нависая своим крупным телом над ее стройной фигурой.

— Напоминаю, что это теперь и твое состояние, — произнес он и провел пальцем по кайме, обрамлявшей вырез ее платья. Платье было новым, дорогим и купленным на деньги Коннора. — Не хочешь ли теперь выбросить его, узнав неприятную правду о его происхождении? — Он коснулся тыльной стороной ладони ее ключицы, сопровождая этот жест холодной насмешливой улыбкой. — Что скажете, миссис Брайс? Может, отдадим все это на благотворительные цели в качестве покаяния? Или вы, может быть, согласитесь, стиснув зубы, стерпеть еще какое-то время мои неблаговидные доходы?

Аделаида с любопытством вглядывалась в его лицо. С каждой очередной секундой, с каждой новой фразой он становился все циничнее, слова — более презрительными. Коннор добивался ее гнева, вдруг осознала она. Он хотел, чтобы она объявила его безнадежным негодяем и опустила руки в отчаянии. И Аделаида могла так сделать, если бы минутой раньше не различила страх в его голосе.

Глядя ему в глаза, она положила руку на его ладонь, удерживая ее на месте.

— Могу я поинтересоваться, почему ты так стараешься оскорбить меня?

— Просто напоминаю тебе, за кого ты вышла замуж.

— Я знаю, за кого вышла. Десять минут назад я видела, как ты вытирал слезы со щек маленького мальчика.

— Ты видишь меня таким? — устало спросил Коннор.

— Это одна твоя сторона.

Он вытащил руку из-под ее пальцев.

— И эта сторона меня тебе нравится.

— Она нравится мне больше другой.

Он взял ее за подбородок и впился пронзительным взглядом в ее глаза.

— Я не стыжусь ни одной моей стороны... и ни одного из своих поступков.

— Я это вижу.

В голосе Коннора не было ни намека на раскаяние, ни йоты сожаления, но страх присутствовал.

И тут до нее дошло, что он боялся не собственного суда... а ее осуждения. Аделаида вспомнила, что он сказал ей в первый вечер, когда они встретились и она призналась, что готова выйти замуж за человека ради его богатства.

— Возможно, позорно то, что у тебя не было выбора, — тихо сказала она и подождала, пока гнев и горечь ушли из его глаз, а судорожно сжатые пальцы расслабились. Но потом, не будучи такой щедрой, чтобы отпустить ему все грехи, добавила: — В Бостоне.

Коннор растерянно моргнул и отпустил ее.

— В Бо... Прошу прощения?..

— Ты должен стыдиться того, что проделал в доме миссис Кресс.

Удивление и первый проблеск юмора осветили его лицо.

— Значит, мои проступки вполне приемлемы, пока не касаются тебя и твоих близких?

Аделаида притворилась, что обдумывает вопрос.

— Да, я так считаю.

Искренне забавляясь, он провел рукой по подбородку.

— Ну и ну, миссис Брайс! Как эгоистично с вашей стороны! Я не думал, что вы на это способны.

— У всех у нас есть разные стороны, — мягко откликнулась она.

Шутливость медленно ушла из его глаз. Взгляд перешел с нее куда-то вдаль. После долгой паузы он прошептал:

— Полагаю, у всех.

Аделаиде бы больше понравилось, если бы он улыбнулся, но и эта задумчивость была лучше недавнего его настроения. Пока и этого было достаточно.

Считая, что ему сейчас захочется побыть наедине со своими мыслями, она провела рукой по его предплечью и отступила на шаг.

— Так я увижу тебя нынче за обедом?

Коннор ответил кратким кивком, не глядя на нее, и она повернулась к двери. Она уже переступила порог, когда в спину ей прозвучало:

— Однажды мой отец поймал на своей земле браконьера.

Аделаида медленно обернулась и увидела, что он, застыв, как статуя, на прежнем месте, уставился в ковер.

— Мне было двенадцать лет. Почти тринадцать, — продолжал Коннор. — Он передал этого человека в руки магистрата, который приговорил того к двум годам тюрьмы... по просьбе отца.

Она вернулась в комнату и закрыла за собой дверь.

— По-моему, это слишком сурово.

— Отец мог приказать застрелить его. Однако он считал себя человеком сострадательным. — Коннор наконец пошевелился, но всего лишь перевел взгляд на окно. — Я помню... Он усадил меня в библиотеке и объяснил, что в жизни есть место милосердию, но не попустительству. Он рассказал мне, что проявить отсутствие моральных принципов является признаком слабости ума. Воров вроде этого браконьера следует пожалеть за их неразумие, но не баловать, чтобы они не перестали понимать смысл наказания и не вернулись к своим позорным действиям.

— Он был не прав, — тихо проговорила Аделаида.

— Верно, и к тому же он был лицемером: ведь его собственную жизнь никак нельзя назвать добродетельной. — Он замолчал надолго, а потом повернулся и посмотрел на нее. — Я любил моего отца.

«И наверняка запомнил каждое слово его лекции», — подумала Аделаида, и сердце ее перевернулось от жалости. Даже после того, как он узнал, что в этих словах нет правды, они обладали достаточной силой, чтобы превратить каждый кусок краденого хлеба в жалкие опилки, и наполняли горечью каждую удачную незаконную авантюру.

Она сочувствовала ему с болью в сердце, не в силах представить себе, каково это было выбирать между страхом голода и страхом опозорить память любимого отца. Ей хотелось найти слова, чтобы убедить его, что отец гордился бы им нынешним. Но такие слова не находились, и ей отчаянно захотелось вернуться в прошлое и высказать барону все, что она о нем думает.

А поскольку это было невозможно, Аделаида сделала единственное, что могла придумать: пересекла комнату, положила ладонь ему на грудь и, встав на цыпочки, прильнула к его губам нежным поцелуем.

— Я не стыжусь тебя, — прошептала она, а затем, поскольку желание видеть его счастливым было неодолимым, потрепала его по щеке с невероятно снисходительным видом. — Но ты совершенно ничего не понимаешь в жизни, если всерьез считаешь, что я отдам кому-нибудь это платье.

Улыбка Коннора проявилась медленно и сопровождалась хищным блеском глаз. Его рука скользнула вокруг ее талии, притягивая ее к нему. Сердце Аделаиды пропустило один удар.

— Что ты делаешь?

— Доказываю, что ты не права. — Все еще ухмыляясь, он нагнул голову и прикусил мочку ее ушка. — Ты сейчас избавишься от платья.

— Что? О нет! — Она рассмеялась от возбуждения и предвкушения и оттолкнулась от его груди. — Мы же сейчас не в спальне. Мы не можем...

— Твоя сестра в саду. Твой брат в городе, а Джордж в детской.

Взгляд ее метнулся к двери, Аделаида затрепетала от чудесного ощущения его губ, скользящих по чувствительной коже ее шеи.

— Но слуги...

— Они не помешают. — Он приостановился, целуя ямку между ключицей и шеей. От этой ласки у нее всегда слабели колени. — Если хотят сохранить свое место.

— О... О-о-о... Но...

Он заглушил ее протест в два действия. Во-первых, он отодвинулся от нее, чтобы запереть дверь, и сделал это с поразительной быстротой, а затем вернулся и завладел ее ртом долгим жарким поцелуем. Аделаида подчинилась без лишнего шума.

По правде говоря, ее протесты были не слишком сильными. Она не хотела останавливаться. Не по-настоящему. Если б могла, она вечно купалась бы в этом тумане страсти.

Ну может быть, не вечно, поправилась Аделаида, когда его рот сомкнулся с ее ртом в еще более глубоком лобзании, и от наслаждения у нее закружилась голова. Она беспокойно задвигалась в его объятиях. Пальцы лихорадочно расстегивали пуговицы его жилета. Слишком много ткани было между ними, и она вздохнула с облегчением, когда ловкие пальцы Коннора быстро расправились с ними. Она забыла свои страхи насчет того, что их застанут, и услышала свой мяукающий стон, когда его язык коснулся возбужденной вершины ее груди.

В такие моменты она забывала обо всем. Обо всем, кроме удовольствия момента и предвкушения наступающего восторга. Когда они занимались любовью, между ними не было ни тайн, ни сделок, ни мщения — и никаких пятнадцати тысяч фунтов. Были только ожидания, которые — она знала — будут удовлетворены, и обещания, которые безусловно будут исполнены.

Она ощущала себя желанной добычей, когда он уложил ее на постель. Чувствовала себя лелеемой возлюбленной, любимой женой. Когда она ласково проводила ладонями по его спине, то видела огонь, вспыхивавший при этом в его глазах. В этот миг она была властительницей, равной ему во всем. Вскоре она осознала, что, бережно проводя кончиками пальцев по его телу, она превращала Коннора в мужчину бурных и буйных желаний. Или могла выпить до дна его силу и сорвать беспомощный стон с его губ. Этот выбор был за ней.

Аделаида решила быть требовательной и, просунув руку между ними, стала ласкать его мужскую плоть с отвагой, на которую не была способной еще неделю назад. Хриплый стон, вырвавшийся из его горла, усилил ее собственное желание, а когда его руки заскользили по ее коже с грубоватой настойчивостью, она также обессилела, как Коннор, так же потерялась в требованиях своего тела... и его.

И на это краткое время не было нужды надеяться на что-то большее. Руки Коннора крепко обнимали ее, и сильный стук его сердца звучал у нее под ухом.

В этот миг все было так, как тому и следовало быть.

 

Глава 23

Жизнерадостное настроение Аделаида сохраняла в течение следующих тридцати двух часов. Именно столько потребовалось Вольфгангу, чтобы отыскать ее в библиотеке и объявить: «Мне нужны деньги».

Аделаида даже не подняла голову от маленького письменного столика, за которым рисовала план будущего сада. Она и так знала, что это всего лишь дело времени, чтобы брат обратился к ней с требованием финансовой поддержки.

— Позволено мне поинтересоваться зачем?

— Какое это имеет значение? Мы же теперь богаты. Не так ли?

Аделаида обмакнула перо в чернильницу и повторила:

— Для чего они тебе?

— Я просто играл в карты, и мне не повезло.

— Ты играл в азартную игру?

Не слишком необычное времяпрепровождение для молодого джентльмена. Однако в прошлом Вольфганг хотя бы предпочитал, чтобы его пари имели какой-то деловой оттенок.

— У тебя объявился новый порок? Сколько?

— Четыре тысячи.

Перо выскользнуло у нее из пальцев.

— Ты шутишь!

«Пожалуйста, пожалуйста, Боже милосердный, пусть это будет шуткой!..»

— Я не шучу.

— Как... — Аделаида поднялась со стула, удивляясь, что ноги еще ее держат. — Как ты мог?.. Так много... За одну ночь?..

Ей доводилось слышать о людях, терявших целое состояние за одну игру, но это были рассказы об игорных домах в городах вроде Лондона. Ни в Бэнфрисе, ни в соседних деревнях не случалось ничего подобного.

Худые плечи Вольфганга презрительно дернулись.

— Я тебе объяснил: мне не повезло...

— Это не серьезное извинение! — С трудом втянув в себя воздух, Аделаида обошла его и заметалась по комнате. — О, будь ты проклят! Будь ты проклят, Вольфганг! Это почти треть того, что у меня есть.

— Вовсе нет! — фыркнул Вольфганг. — У тебя богатый муж.

Переполненная отвращением, она остановилась и ткнула пальцем в сторону кабинета Коннора.

— Что ж, если ты хочешь заполучить его деньги, пойди и попроси у него сам.

От дверей раздался голос Изабеллы:

— Кого попросить и о чем?

— Не твое дело! — рявкнул Вольфганг. — Это между мной и Аделаидой...

— Твое поведение задевает всех нас, — вмешалась Аделаида, не обращая внимания на недовольное выражение его лица. Взмахом руки она пригласила сестру войти. — Наш брат проиграл прошлой ночью в карты четыре тысячи фунтов.

— Что?! — побледнела Изабелла и, прищурившись, посмотрела на Вольфганга. — Ты лжешь! Такая игра в Бэнфрисе не ведется.

— Значит, ведется, — пробормотала Аделаида.

— Этого не может быть! — настаивала Изабелла. — Никто в нашей деревне не может играть на такую сумму. Никто... — Она замолкла и попятилась от Вольфганга, словно ее переполняло отвращение к нему. — Ты этого не делал!

Аделаиде потребовалась минута, чтобы осмыслить слова сестры, и она тут же пожалела, что сделала это.

Это не могло быть правдой. Невозможно, чтобы это было правдой!..

— Это сэр Роберт? — Она увидела, как быстро Вольфганг отвел глаза, и поняла, что ее догадка верна. — Ты проиграл столько денег сэру Роберту?! О, как ты мог? Как мог ты быть таким болваном?!

Вольфганг открыл рот, но Аделаида сердитым взмахом руки пресекла его попытку что-то сказать.

— Мне все равно!

Если бы он задолжал деньги кому-то еще, все равно кому, она, возможно, постаралась бы ему помочь. Но Боже мой, в этом она ему не помощница.

— Я не хочу слышать твои объяснения. Не желаю слышать от тебя очередные нелепые, эгоистичные, ребяческие оправдания. Он от меня денег не получит. Понимаешь? Сэру Роберту не достанется от меня ни пенни!

Губы Вольфганга сжались в бледную злобную линию.

— Ты ведь знаешь, что будет, если я не заплачу.

— Снова тюрьма? — предположила Изабелла без всякого сочувствия. — О последствиях надо думать до того, как вести себя себялюбивым недоумком... а не после. В эту историю ты сам впутался и можешь сам из нее выбираться.

Вольфганг впился взглядом в Аделаиду.

— Я отправлюсь туда не один.

— Что это значит? — вздрогнула Аделаида.

Вольфганг злобно поджал губы.

— Мальчик должен находиться с отцом. Не так ли?

Сестры ахнули одновременно. Бывало, дети жили в тюрьме вместе со своими родителями. Однако они никогда не слышали, чтобы родитель подвергал своего ребенка такому испытанию из мелочной мстительности. Аделаиде никогда не могло прийти в голову, что Вольфганг способен на такое.

— Ты не можешь пойти на такое!.. — прошептала Изабелла.

— Могу.

— Что с тобой случилось? — покачала головой Аделаида. — Во что ты превратился?!

— В мужчину! — отрезал Вольфганг. — Взрослого мужчину, которому чертовски надоело получать приказы от собственных чертовых сестер.

Изабелла круто повернулась к сестре.

— Позови своего мужа. Он не станет терпеть такое.

Аделаида с трудом глотнула слюну. Она не может отправиться к Коннору сейчас, когда он сидит в кабинете со своими людьми.

— О, ради Бога, — издевательски усмехнулся Вольфганг. — Обрати внимание мистера Брайса на эту проблему. Узнав об этом, он несомненно захочет подольше держать меня под своей крышей.

Изабелла с тоской покачала головой. Аделаида застыла на месте, потрясенная мучительной сердечной болью.

Чувствуя, что победил, Вольфганг усмехнулся и поправил обшлага сюртука, за который Аделаида заплатила всего два дня тому назад.

— Если меня по любой причине вытеснят из этого дома, я заберу Джорджа с собой. Понятно? Приготовь мне деньги до конца недели.

Он прошел мимо них, расправив плечи и глядя прямо перед собой.

— Вольфганг Уорд! — крикнула вслед ему Изабелла. Она дождалась, пока тот обернется, вздернула подбородок и произнесла слова, которые Аделаида со страхом уже твердила в глубине сердца. — Ты больше мне не брат!

Что-то вроде намека на боль промелькнуло по лицу Вольфганга, но тут же исчезло так же быстро, как появилось.

— До конца недели, — повторил он и ушел.

Последовало долгое мучительное молчание, прерываемое только удалявшимся стуком сапог Вольфганга. Вскоре этот звук ослабел, потом стих совсем.

— Что нам делать? — прошептала наконец Изабелла.

— Я не знаю... — беспомощно покачала головой Аделаида.

Она не могла думать. Им казалось, что они теперь в безопасности. У Джорджа скоро будет нянька, игрушки, лакомства... и вот...

— Я не дам ему забрать Джорджа!.. Не дам... не дам...

Паника в голосе Изабеллы пробудила Аделаиду от ступора.

— Нет, мы этого не позволим, — согласилась она, стараясь говорить спокойно и четко. — Мы что-нибудь придумаем. Прямо сейчас... Прямо сейчас мне нужно, чтобы ты поговорила со слугами. Возможно, они слышали какие-то сплетни о том, где Вольфганг провел прошлую ночь... и с кем он был...

— Какой в этом толк? Мы знаем...

— Мы знаем только то, что он нам сказал. Может, у этой игры были свидетели. Может, что-то шепчут о шулерстве. Я не удивлюсь, услышав это о сэре Роберте. Любой обрывок сведений может оказаться полезным.

— Ты права! — энергично закивала Изабелла, словно стараясь убедить их обеих. — Разумеется, ты права. Я постараюсь что-нибудь выяснить.

Изабелла круто повернулась и бросилась из комнаты, оставив в библиотеке сестру со всеми ее страхами. Аделаида скинула туфли и решительно зашагала взад и вперед по комнате.

Так она шагала, ей показалось, несколько часов, пока не заболели ступни и не начали ныть ноги.

Ей нужно было принять решение. Ей нужно было принять правильное решение. Она не могла позволить себе ошибки. Но как ни крутила она в мыслях эту головоломку, с какой стороны ни рассматривала проблему, решение не находилось.

Если она заплатит требуемую сумму и промолчит, Джордж будет в безопасности. Но только до тех пор, пока Вольфгангу снова не потребуются деньги. Она ни на минуту не сомневалась, что возникнет следующее требование, а потом еще одно и еще... В конце концов ее фонды будут исчерпаны, и ей придется обращаться к Коннору за их пополнением. Тогда он вышвырнет Вольфганга из дома, а тот заберет с собой Джорджа.

А если она откажется платить и расскажет все Коннору, Вольфганг уедет от них... с Джорджем.

Если она откажется платить и промолчит... Это окажется невозможным. Вольфганг покинет их... с Джорджем, и Коннор захочет узнать, почему он так поступает, а затем...

— Есть причина, по которой ты решила протоптать тропинку в новом ковре?

При звуке голоса Коннора Аделаида с трудом сдержала испуганный вскрики, круто обернувшись, увидела, что муж стоит в дверях со счетной книгой в руке и с любопытством ожидает ее ответа.

— Я...

В голове была полная пустота: она не могла придумать ни одного объяснения своему поведению и не знала, будет ли правильным поступком или ужасной ошибкой сказать правду. Совершенно растерянная, она молча замерла и просто уставилась на него.

Коннор вошел в комнату, не глядя бросил на кресло счетную книгу и переспросил:

— Так в чем дело?

Аделаида продолжала смотреть на него, и он, приблизившись к ней, остановился совсем рядом. Глаза ее внимательно рассматривали знакомые черты. Перед ней стоял мужчина, который привез Джорджу имбирные пряники, который позволил Джорджу сидеть у него на коленях, который поцеловал воображаемый ушиб малыша... когда думал, что на него никто не смотрит. Наверное, Джордж уже что-то значит для него...

— У меня проблема! — выпалила она.

— Вижу, — осторожно произнес Коннор. — И в чем же суть этой проблемы?

— Она...

Нет, это было немыслимо... невозможно. Суть проблемы!.. Аделаида потрясла головой, не в силах вспомнить момент, когда ей было так же страшно. А потом, к собственному ужасу, она разразилась бурными слезами.

Коннор даже попятился от этого зрелища.

— Ну-ну, перестань...

Если бы она в эту минуту не была такой несчастной, то наверняка расхохоталась бы. У него был такой же растерянный вид, как тогда, когда перед ним рыдал Джордж.

— Прости...

Она вытерла щеки пальцами. Она никогда не плакала. Даже когда семейные обстоятельства были совсем отчаянными, она не проронила ни слезинки и сохраняла трезвый ум.

— Я сейчас перестану... — попыталась она уверить его, но уверения вырвались со всхлипом. — Мне нужен... один момент... вот и все. Мне нужен...

Коннор издал какой-то сдавленный горловой звук, и внезапно она очутилась в его объятиях, а ее щека прижалась к его плечу. Он гладил ее по спине, целовал в макушку и шептал что-то неясное, но ласковое ей в волосы.

Аделаида плакала все сильнее. Она не хотела этого, но просто не могла остановить этот водопад отчаяния, и чем больше пыталась, тем сильнее лились слезы. Коннор произнес что-то еще. То ли «черт», то ли «расскажи» — и подхватил ее на руки.

Аделаида, как в тумане, ощутила, что он несет ее куда-то, садится и устраивает ее у себя на коленях. Он продолжал гладить ее по головке и шептал бессвязные слова утешения, пока она не успокоилась. Тогда он достал носовой платок и бережно промокнул ей щеки.

— Лучше?

Шмыгнув носом, она взяла у него платок.

— Нет. Конечно, нет.

Слезы никогда ничего не решали. Она добилась лишь того, что почувствовала себя в полном изнеможении... вот и все.

— Все будет хорошо, если ты мне расскажешь, в чем дело. — Коннор снова прижал ее щеку к плечу и подбородком погладил блестящие волосы. — Расскажи, что неладно, любовь моя, и я все улажу.

— Не уверена, что сумеешь...

И не уверена, стоит ли рассказывать ему все.

— Почему нет? Я... — Он вдруг замолчал и как-то замер. — Ты не... Ты хорошо себя чувствуешь?..

— Да, да, хорошо.

Его руки кратко сжали ее, а затем последовал глубокий вздох.

— Так в чем же дело?

Аделаида тряхнула головой, пытаясь прояснить мысли. С чего ей начать?

— Что-то с твоими друзьями, милая? Кто-то умер?

— Нет. Нет, ничего подобного Никто не заболел и не умер...

— Тогда я точно смогу все уладить.

Несмотря на волнение, из груди ее вырвался смешок.

— Ты находишь это забавным? — осведомился Коннор.

— Я нахожу твою самонадеянность поразительной. — И на удивление успокоительной. Гораздо легче верить в кого-то, если этот человек сам в себе уверен. Аделаида подняла голову и посмотрела ему в глаза. — Пообещай мне кое-что.

— Все, что угодно.

Он не заколебался ни на миг, и от этого Аделаида успокоилась.

— Я хочу, чтобы ты обещал, что Джордж останется здесь с нами.

Он несколько отпрянул, удивленный ее просьбой.

— И это все? Почему ты думаешь...

— Обещай мне! — Она знала, что это не слишком честно. Знала, что это неразумно. Но у нее было твердое убеждение, что если Коннор пообещает, то слово сдержит. — Обещай мне, что Джордж здесь останется. Скажи это. Ты должен...

— Шшш! — Он поцеловал ее в лоб, в щеки. — Я обещаю, что Джордж останется с нами. Договорились? — Он дождался ее неуверенного кивка. — Вот и хорошо. А теперь расскажи мне, о чем речь.

Аделаида облизнула пересохшие губы и мысленно взмолилась небесам, что приняла верное решение.

— Это Вольфганг, — начала она и в течение нескольких минут описала ужасную сцену с братом.

Переживать ее заново хотя и было гадко, зато облегчало душу, посредством рассказа она отдалялась от надрывавшего сердце отчаяния.

Коннор выслушал ее, не прерывая и ничем не проявляя своих чувств. Когда она закончила, он просто кивнул и пригнул ее голову себе под подбородок.

— Ладно. Теперь позволь мне об этом позаботиться.

Аделаида тяжело вздохнула, желая, чтобы все было так легко, как это прозвучало.

— Это не та забота, которую я могу легко передать тебе, словно корзинку для пикника.

— Именно так. Ты говоришь: «Муж мой, позаботишься об этом ради меня?» И я отвечаю: «Да». И ты доверяешь мне сделать это.

Губы ее изогнулись в усталой улыбке.

— Муж мой, позаботишься об этом для меня?

— Да! — Одним пальцем Коннор приподнял ее подбородок. — Ты мне веришь?

Сколько раз он уже спрашивал ее об этом, подумала она. Первый раз тем вечером, когда она встретилась с Майклом и Грегори. Тогда она не сомневалась в своем ответе. Поразительно, как много изменилось за это время.

— Я же обратилась к тебе, — попыталась уклониться она.

— Это не ответ. — Он взял в ладони ее лицо и удержал взгляд. — Ты мне доверяешь, Аделаида?

Ей в голову пришло несколько ответов, все были утвердительными, но с разными оттенками.

«Я доверяю тебе прямо сейчас».

«Я доверяю тебе в этом вопросе».

«Я доверяю тебе мне помочь».

Однако ни один из этих ответов не отвечал на вопрос по-настоящему, и ни один не отражал ее истинные чувства.

Аделаида всмотрелась в его лицо, словно обдумывая следующие слова. Они находились так близко друг от друга, что она ощущала тепло его дыхания на своих губах и могла разглядеть досаду и решимость в его зеленых глазах. Ей понадобился момент, чтобы понять, что скрывается под ними. Там была тревога, осознала она. Страх и уязвимость. Коннор жаждал ее доверия... и боялся, что она не подарит ему свою веру.

Проще простого было бы сказать, что ему следовало подумать об этом прежде, чем компрометировать ее в саду миссис Кресс. Аделаида могла ранить его этим единственным напоминанием. Это было бы не так драматично, как завести целую армию любовников, но все равно являлось бы местью, достойной проступка.

Но у нее не было достаточного желания высказаться именно так. Если бы после того, что произошло между ними, она сохранила бы потребность в мщении... Но она не сохранила. Их отношения были так чудесны, что она поняла: гнев ее испарился. Это было замечательное освобождающее ощущение...

— Аделаида, — настороженно произнес Коннор ее имя.

Да, он встревожен...

Она широко улыбнулась, явно его удивив. Затем взяла его лицо в ладони и нежно поцеловала его в губы.

— Да, — объявила она, убирая руки. — Я тебе верю!

Тяжкий груз свалился с плеч Коннора.

«Я тебе верю!»

Он сам не знал, почему ему так сильно требовались эти слова и почему Аделаида почувствовала необходимость произнести их именно таким образом. Но он нуждался в них и готов был принять их любым образом, каким ей вздумается их провозгласить. Кроме того, видеть теперешнее выражение ее лица было гораздо лучше, чем смотреть на ее слезы. Порку на море переносить было легче, чем видеть Аделаиду в слезах.

— Ладно! — бодро объявила Аделаида. — Так что мы станем делать с этой историей?

Говорила она энергично, однако Коннор все еще различал тревогу в ее глазах. Она усиливала возмущение, нараставшее в нем с того момента, как жена начала рассказывать ему об угрозах Вольфганга. Осторожно стараясь скрыть кипевший внутри гнев, он отвел с ее щеки выбившийся из прически локон, мечтая также легко прогнать ее страх.

— У нас есть время до конца недели. — С этими словами он поцеловал ее в лоб. — Дай мне день, чтобы разобраться, какие у нас имеются варианты.

 

Глава 24

Коннору не понадобился день, чтобы рассмотреть все возможности. Он точно знал, что ему следовало делать.

Первым делом он уговорил Аделаиду лечь и отдохнуть в их комнате. Сначала он ее уговаривал, потом требовал, затем умолял, потом испробовал все три подхода одновременно, и это наконец подействовало.

Она ворчала и фырчала, но тем не менее заползла под одеяло и пообещала остаться в постели по крайней мере на час. Это дало Коннору время отыскать Вольфганга в его покоях.

Он не стал стучать, а просто взял у домоправительницы ключ и решительно вторгся в комнату шурина.

— Добрый вечер, мистер Уорд.

Вольфганг стоял около умывальника с перчатками в руках, готовый отправиться в ночь на поиски развлечений.

— Проклятие, вас что, не учили стучаться?

— Да, — произнес Коннор, закрывая за собой дверь.

Он пересек комнату, получая какое-то мрачное удовольствие от того, как дернулся Вольфганг и как забегали его глаза.

— Вы хотите мне что-то сказать? — спросил Вольфганг, выпячивая подбородок, словно упрямое дитя. — Тогда выкладывайте.

— Значит, поговорим откровенно. Не так ли? Отлично, — сказал Коннор, облокачиваясь на умывальник. — Вы мне не нравитесь. Единственная причина, по которой я от вас не избавился, — это потому что ваша сестра все еще сохраняет нежность к мальчику, которым вы когда-то были. До последнего времени я не видел в этом никакого вреда. Поэтому из уважения к жене я был с вами терпелив и снисходителен.

Вольфганг отбросил перчатки и презрительно скривил рот.

— Я никогда не хотел вашего...

Коннор быстро схватил Вольфганга за горло и в мгновение ока прижал его к стене.

— Моя снисходительность закончилась.

Вольфганг что-то забормотал, протестуя, и стал ногтями отрывать от себя руки Коннора, на что Коннор не обратил никакого внимания.

— Вы использовали сына в качестве угрозы?

Но у Вольфганга не было возможности отвечать. Впрочем, необходимости в ответе тоже не было. Коннор задал этот вопрос лишь для того, чтобы продлить разговор и продлить удовольствие от сжатия горла этого негодяя. Ему хотелось продолжать это и видеть, как тот закатывает глаза... Тот, видите ли, хочет забрать Джорджа?! Хочет причинить боль Аделаиде?

— Я отправлю вас в ад, если вы доставите хоть секунду боли этой семье! Я вас распотрошу! Вам понятно?

Он слегка ослабил хватку, давая Вольфгангу шанс кивнуть, но молодой человек был то ли слишком упрям, то ли слишком глуп, чтобы им воспользоваться.

— Вы этого не можете, — прохрипел Вольфганг. — Аделаида ненавидит меня, но никогда не согласится на физическое...

Коннор вновь сжал ему горло, наклонился ближе и прошептал:

— Аделаида никогда ничего не узнает.

Он подождал, пока свет жуткого понимания разлился по лицу шурина. Бывало много всяческих трагических случайностей, которые могли произойти с человеком... падение с лошади, внезапное столкновение с мчащимся экипажем или несчастный случай на охоте... Коннор не собирался устраивать ничего подобного, но ему было важно, чтобы Вольфганг в это поверил.

— Я понятно все объяснил?

Он снова слегка отпустил горло Вольфганга.

— Да, — подавился слюной Вольфганг. — Да...

— Отлично. — Коннор совсем отпустил его и с удовлетворением смотрел, как тот обмякшей кучей съехал по стене на пол. — Вы должны сэру Роберту четыре тысячи фунтов?

Отдышавшийся и откашлявшийся Вольфганг ответил не сразу. Вылезшие на лоб глаза метнулись в сторону в очевидной попытке солгать. Коннор открыто сжал и разжал кулак, напоминая шурину, что врать не стоит.

— Ну?!

— Письма! — почти выплюнул Вольфганг, и это признание словно открыло пробку. Вся драчливость покинула его. Со стоном прикрыв глаза, он запрокинул голову. — У него есть письма.

— Какого рода письма?

— О Боже... — проныл он. — Они от меня... лорду Стайтсу.

Коннор знал это имя.

— Вы заигрывали с сыном герцога?

Не мудрое поведение, но гораздо более распространенное, чем считают.

Вольфганг помотал головой:

— Нет. Он взял деньги у своего отца. По моему предложению.

— На что?

— На одну финансовую схему... — Жалкий смешок вырвался из его горла. — Он влюбился в эту идею. Просто слюной изошел при мысли надуть собственного отца на деньги.

А в письмах наверняка была расписана каждая деталь предполагаемого преступления. Идиот... мальчишка!..

— Сколько?

— Десять тысяч. Мы должны были получить по пять тысяч каждый, но он захватил все.

— Как сэр Роберт достал эти письма?

— Не знаю! — Глаза Вольфганга широко распахнулись. — Какая к черту разница? Я обокрал герцога. Понимаете, что это значит? Вы можете себе представить, что станет со мной, когда он узнает правду?

Учитывая участие в этом деле герцогского сына, Коннор предполагал, что наказание Вольфганга будет быстрым и тихим. Быстрая отправка на каторгу или внезапное исчезновение были наиболее вероятным исходом. Очень жаль, что он не мог гарантировать первый вариант.

Коннор смотрел, как подбородок молодого человека опускается на грудь, и с трудом удержался, чтобы не поддать его снова вверх носком сапога.

— Ты, Вольфганг, тупая эгоистичная задница! Но ради твоей семьи и для спасения своей шеи ты на ближайшие двадцать четыре часа притворишься, что это не так, и будешь делать то, что тебе говорят. Понял?

Вольфганг вяло кивнул.

— Хорошо. Оставайся здесь и ни с кем не разговаривай.

Вольфганг поднял голову, и проблеск надежды сверкнул в его глазах.

— Вы собираетесь отдать сэру Роберту четыре тысячи фунтов?

— Я собираюсь вернуть эти письма, — поправил его Коннор. — А вы примете патент на армейский чин, который я вам уже предлагал.

Вольфганг снова кивнул, на этот раз более энергично.

— Я хотел... Когда вы...

— Мне плевать на то, что вы хотели... Просто делайте, что вам велят.

Покончив с указаниями, он повернулся на каблуках и направился к двери.

— Брайс...

— Ад и все его дьяволы! Что еще?

Вольфганг удивил его, подняв голову и посмотрев ему в глаза.

— Я не забрал бы Джорджа. Я знаю, кто я, но... Я никогда не поступил бы так со своим сыном. Аделаида должна была это знать.

— Она знает. Она знает, что я никогда бы этого не допустил.

С этими словами Коннор покинул комнату и отправился на поиски своих людей... и этих злосчастных писем.

Первых он нашел уже расположившимися в кабинете и добродушно обсуждавшими с Грэмом достоинства служанок таверны. Он быстро заставил их оставить бесплодный разговор.

Обнаружить местопребывание проклятых писем оказалось почти так же легко. Коннору даже не понадобилось подкупать миссис Маккарнин для получения нужных сведений. Ее благодарность за новое и гораздо более благополучное, чем раньше, положение в Эшбери-Холле была самой понятной причиной.

— Все деловые бумаги хранятся в кабинете, — сообщила она им. — Личная корреспонденция находится в деревянной шкатулке рядом с кроватью. Барон никогда не меняет свои привычки.

— Благодарю вас, миссис Маккарнин.

— Рада услужить, сэр.

После ухода домоправительницы Грэм обратился к Коннору:

— Шантаж — это дело.

— Да, — согласился Майкл. — Так кто отправится за письмами?

Отправиться готовы были все, так что последовали оживленные дебаты. Все трое утверждали, что никто не справится с этим лучше, кроме каждого из них.

Майкл настаивал, что, как исправившийся вор, он из них самый квалифицированный.

Грегори указал на то, что Майкл не вскрывал замков уже больше тридцати лет, и если кто-то должен рискнуть своей шеей, то, конечно, человек, которому нечего терять. Он стар. Он устал. Если ему суждено кончить жизнь на виселице, то пусть так и будет. Не каждый день доводится старому измочаленному преступнику вроде него стать героем ради женщины. Ему хочется испытать это перед смертью, хоть разок.

Это было очень трогательно.

Грэм предложил проделать это за пятьдесят фунтов.

Коннор откинулся в кресле:

— Это мое дело.

Его заявление было принято Грегори и Майклом с громкими возражениями. Грэм постарался их перекричать:

— О чем эти письма?

Коннор обдумал ответ. Он весьма уклончиво рассказал им о сути дела. У сэра Роберта имеются письма, которые Аделаида хочет вернуть. Вот и все. Ему не нравилось скрывать что-то от своих, особенно от Грегори и Майкла, но еще меньше ему нравилось, что Аделаида последней узнает о преступлениях брата. Он сообщит ей обо всем, когда сможет уверить, что злополучные письма больше не представляют угрозы. Потом разъяснит все своим людям. Возможно. Посмотрит, как она к этому отнесется.

— Они личного характера, — ответил он.

Майкл ударил кулаком по столу.

— Ты позволяешь жене посылать личные письма этому?..

— Нет. — Коннор бросил суровый взгляд на Майкла, возмущенный подобным оскорблением. — Она просто хочет получить эти письма. Их содержание поставит семью в неловкое положение.

— И сэр Роберт знает это. Не так ли? — уточнил Грегори. — И угрожает ими ей?

— Не ей, Вольфгангу.

— А-а... — Грегори переглянулся с Майклом. — Это кое-что объясняет.

Тут поднялся со стула Грэм:

— Минутку, парни.

— Лучше принеси нам пива! — бросил ему Майкл, поворачиваясь к Коннору. — Послушай, мальчик, тебе нет никакого смысла лезть к сэру Роберту. Ты никогда ничего подобного не делал.

— Да, — подтвердил Грегори. — Тебе нужно думать о семье.

Коннор решил дать им еще поспорить. В конце концов они подчинятся его решению, но станут меньше ворчать, если будут знать, что заранее высказались по этому поводу.

После пяти минут жарких дебатов дверь отворилась, и Грэм, подойдя к письменному столу, швырнул на него пачку писем.

— Это они?

В комнате наступило молчание. Коннор схватил верхнее и быстро просмотрел его содержание.

— Ад кромешный!

— Это они?

— Да! — Он бросил письмо к остальным и заинтересованно уставился на Грэма, не зная, то ли смеяться, то ли наорать на него. — Как ты их раздобыл?

— Обычным путем. Неделю назад увидел ту шкатулку и подумал, что ее содержимое может чего-то стоить. — Углы его рта полезли вверх. — Их ведь не проверяют так часто, как серебро.

— Это все?

— Да. И я хочу за них сто фунтов.

Коннора не оскорбила внезапно влетевшая цена. Это была деловая сделка.

— Я дам тебе пятьдесят и не сломаю шею за то, что ты не отдал их раньше.

— Семьдесят пять. И я посоветую новому камердинеру сэра Роберта проверить шкатулку.

— Согласен.

Коннор бросил взгляд на Грегори и Майкла. После десяти лет совместной работы один взгляд равнялся пространному приказу. Они встали и вместе молча вышли из комнаты, закрыв за собой дверь.

Грэм посмотрел на дверь, потом на Коннора.

— Если вы все-таки решили свернуть мне шею, учтите, что силы во мне побольше, чем в остальных.

— Я не стану сворачивать тебе шею. Сделка состоялась. — Коннор откинулся в кресле. — Ты хорошо заработал за последние несколько месяцев.

— Человек должен на что-то жить.

— Но если он хочет жить здесь, он должен держаться в стороне от серебра.

Грэм улыбнулся и покачал головой:

— Если бы я хотел причинить вред вам и вашим, я бы использовал эти письма точно так же, как сэр Роберт.

— Но зачем понадобилось держать их в секрете? — поинтересовался Коннор, похлопывая пачкой писем по столу.

Грэм пожал плечами:

— Я рассудил, что если парень не был в курсе этих писем и вы не были в курсе, то и девушка не знала, о чем они и где. Какой смысл был вытаскивать их на свет? — Он нахмурился. — Не нужно девушке знать обо всех грязных делишках ее братца.

— Ты мог их уничтожить, — подчеркнул Коннор.

— Ага... Но именно этот братец... — Грэм прищурился и покачал головой. — Я ему не доверяю. Никогда не знаешь, вдруг понадобится как-то на него нажать. Вы собираетесь их использовать?

— Нет. У меня есть свои средства держать Вольфганга в узде. Денежные... а если не подействует, грубая сила.

— Бьюсь об заклад, вы справитесь. Мы закончили?

Коннор резко кивнул:

— Закончили!

Когда Грэм покинул кабинет, Коннор взвесил на ладони письма и выругался. Ад кромешный! Они разобьют сердце Аделаиды.

 

Глава 25

Аделаида твердила себе, что не стоит надрывать сердце. Во всяком случае, пора чувствовать себя спокойнее, чем час назад. В конце концов, сколько можно страдать из-за Вольфганга? Всякое сочувствие к нему исчезло после того, как он пригрозил забрать Джорджа. Нет, она с ним покончила.

С тихим смирением она приняла пачку писем и объяснения Коннора об их содержании, а потом смотрела, как они горят в камине. Когда они превратились в пепел, она повернулась к Коннору и, обхватив его руками, крепко прижималась к мужу, пока не унялась ее сердечная боль, признавать которую ей не хотелось.

Вольфганг покинул Эшбери-Холл на рассвете следующего дня. Ему предстояло отправиться в другое владение Коннора и ждать там известий по почте.

Его отъезд прошел тихо. Он взглянул на спящего сына, кивнул встреченной в коридоре Изабелле и в сопровождении Аделаиды прошел к поджидавшему его экипажу. По ее просьбе Коннор и его люди не появились при этом отъезде. Не было никакого смысла в вынужденной вежливости. Не стоило притворяться, что этот отъезд не является изгнанием.

Вольфганг принес извинения. Единственное тихо произнесенное: «Мне очень жаль», затем забрался в экипаж и захлопнул дверцу.

Аделаида верила, что он сожалеет о случившемся, но жалел ли он об этом ради семьи или просто жалел самого себя, она не знала. И потому сознательно решила оставить размышления об этом в прошлом и сосредоточиться на заботах настоящего.

Джордж был в безопасности. Изабелла — счастлива. А карета с Вольфгангом укатила прочь. Он начнет новую жизнь... вдали от них всех.

С неуверенной улыбкой она отвернулась от подъездной аллеи и направилась в дом. С каждым шагом она ощущала, как с плеч ее сваливается груз...

Она перехватила служанку, которая несла вырывавшегося Джорджа в большой холл. Молодая женщина старалась тихим воркованием его успокоить, мерно покачивая сердитого малыша на бедре.

— Он проснулся раздраженным, мэм. И я решила, что прогулка...

— Я возьму его. — Аделаида пересадила Джорджа на свое бедро и пригладила его взъерошенные волосы. — Не принесете ли в гостиную небольшой стакан молока? Пожалуйста. И тарелочку пирожных, которые испекли вчера.

— С кремом внутри, мэм?

— Да, пожалуйста.

Ей хотелось побаловать Джорджа и себя.

— Пошалим немного, — прошептала она на ухо Джорджу. Она посадила его на пушистый ковер и смотрела, как он рванулся к кушетке и засунул руку между подушками. — Здесь больше нет ложки, дорогой. Но подожди и получишь кое-что получше.

Когда принесли пирожные, Аделаида разрезала их на три части, вытерла с пальцев начинку, взяла себе ломтик и поставила тарелку на пол рядом с Джорджем, жадно пьющим молоко. Потом она с нежностью наблюдала, как он подобрался на четвереньках к предложенному лакомству.

— Бисквит!

— Верно, бисквиты.

Она уселась около него, не обращая внимания на то, что подает ему плохой пример: ест сласти пальцами и на полу! Несколько минут такого легкомыслия вряд ли испортят ребенка, а смотреть, как он смеется, сжимая пирожное так, что крем выдавливается наружу, было огромной радостью.

Аделаида рассмеялась и взъерошила ему волосы, а потом положила в рот очередной кусочек и причмокнула. Джордж, подражая ей, запихал в рот целый кусок.

— Можешь взять себе два, — сказала она ему, прекрасно зная, что он не понимает, что это значит.

Ну и пусть! Ей просто нравилось говорить с ним.

Насмешливый голос Коннора прозвучал у нее над головой:

— За год он станет похож на поросенка или... на своего тезку.

Дрожь удовольствия пробежала по ней. Коннор подошел и встал так близко, что она ощутила спиной жар его мощных ног. У нее промелькнула мысль, что, пожалуй, она зря отказалась делить с ним постель десять раз в сутки. Весьма непредусмотрительно с ее стороны.

— Не станет! — бойко возразила Аделаида, запрокидывая голову и улыбаясь. — И вообще он назван не в честь принца-регента, а в честь отца его матери. — Который, вдруг вспомнила она, также отличался округлой фигурой. — Хотя, возможно, ты прав...

Протянув руку, она забрала тарелку. В конце концов, одного пирожного вполне достаточно.

— Оставь, — сказал Коннор и, наклонившись, забрал у нее тарелку. — Побалуй его еще немножко, если это доставляет тебе удовольствие.

Он снова поставил тарелку на пол, взял ее за руку и поднял на ноги. Встревоженные зеленые глаза всмотрелись в ее лицо.

— Как ты?

— Хорошо. Даже отлично, с учетом... Я чувствую... — Аделаида закрыла глаза со счастливым вздохом, потому что он прошелся легкими поцелуями по ее щеке. — Я чувствую, что стала больше сама собой, чем была долгое время.

Она ощутила кожей, что губы его изогнулись в улыбке.

— Ты была кем-то другим?

— Нет... и да... Частично, — напомнила она ему их недавний разговор. Он с интересом посмотрел на нее, и Аделаида смущенно улыбнулась в ответ. — Мне нравилось быть беззаботной, даже чуть бесшабашной. Но когда обстоятельства жизни моей семьи изменились, мне пришлось отбросить прочь эти стороны моего характера. И я почти забыла, о них, потому что у меня просто не было выбора. Беззаботные и бесшабашные личности не могут быть идеальными главами семейства.

— Должен ли я понять это так, что ты больше не та женщина, которую, как я полагал, взял в жены?

— Ты узнаешь, что твоя жена далеко не так послушна, как была твоя невеста.

— Если б я мог получить по фунту с каждого новоявленного мужа, который услышал такое заявление... — Он улыбнулся, когда она расхохоталась, и легонько постучал пальцем по ее подбородку. — Ты никогда не была настолько послушна, любовь моя.

— Может, и нет, — согласилась Аделаида.

Но все-таки она была более осторожной, старалась не рисковать, была наивнее и не хотела особенно вглядываться в мир вокруг себя. Это напомнило ей... Когда Коннор нагнулся, чтобы тоже взять кусочек пирожного, она посмотрела в окно в сторону конюшни.

— Значит, ты чувствуешь себя бесшабашной? — сказал он, одним глотком расправляясь с кусочком пирожного.

Черт, черт... В свете того, о чем она собиралась его попросить, называть себя «бесшабашной» было не очень умно.

— На самом деле я не настолько бесшабашная... Скорее разумная любительница приключений. — Аделаида мило улыбнулась ему. — Можно мне прокатиться на твоем жеребце Мидасе?

Коннор уставился на нее, проглотил остаток пирожного и произнес:

— Можно.

— Правда? Когда?

— Когда я умру, буду похоронен и возжажду увидеть тебя рядом с собой на том свете.

— А-а... — Аделаида склонила голову. — Это звучит почти романтично.

— Все для тебя, дорогая. — Коннор проказливо улыбнулся, она рассмеялась, и он кивнул вошедшему лакею. — В чем дело, Джон?

— Прошу прощения, сэр. Мистер О’Малли, мистер Берч и мистер Сефтон послали меня разыскать вас, сэр.

Быстрым кивком Коннор отпустил лакея, затем, нагнувшись, так же быстро поцеловал ее и вышел из комнаты.

Аделаида нахмурилась, глядя в его удаляющуюся спину, потом на опустевший дверной проем, затем на Джорджа.

Джордж схватил второе пирожное и крепко сжал его, но был разочарован, когда из него не выдавился крем.

— Откуси несколько раз, и оно станет мягче, — проговорила она, постукивая ногой по полу. — Знаешь, меня, кажется, проигнорировали.

С таким же успехом Коннор мог кивнуть ей и поцеловать лакея!.. Так просто и небрежно он отставил в сторону ее с ее вопросами. Если она хочет продолжить их разговор, ей придется подождать окончания совещания Коннора с его людьми.

Пошло все это к черту, решила Аделаида. Она не служанка, и ей до смерти надоело, что Коннор ставит ее на второе место после своих людей... и сэра Роберта. Никто не заслуживал больше внимания, чем сэр Роберт.

— Ну, это мы еще посмотрим, — проворчала она.

Приняв такое решение, Аделаида подхватила на руки Джорджа с его пирожным и помчалась вслед за Коннором.

Стук каблуков ее полусапожек звонко разносился по коридору. Их ритм нарастал вместе с ее разраставшимся гневом. Он считает, что только у него могут быть резкие перемены настроения и противоречивые стороны характера? О, она покажет ему, что такое быть непослушной! Она покажет ему перемену настроения!

Аделаида нагнала мужа, когда тот уже взялся за ручку двери кабинета.

— Пусть не на твоем жеребце. На другом.

Он не дернулся, как она надеялась, лишь выгнул бровь и спросил:

— О чем ты?

— Я хочу другую лошадь для верховой езды, — настаивала она.

Право, их разговор об этом происходил не больше тридцати секунд тому назад! Неужели так просто от нее отмахнуться?!

— A-а, да. Так выбери другую. У нас их дюжина разных.

Коннор открыл дверь и вошел в кабинет.

Твердо решив не позволить дважды отмахнуться от себя, она, чтобы успокоиться, сделала глубокий вдох и последовала за мужем. Вокруг письменного стола сидели Грегори, Майкл и Грэм и о чем-то спорили, роясь в огромной груде бумаг. При ее появлении их разговор резко оборвался.

«Ну и ладно, — подумала она. — Пусть подождут».

— У нас имеются несколько рабочих лошадей, чтобы запрягать в экипажи, один жеребец и одна старая кляча, — настаивала она, с трудом удерживая вырывавшегося Джорджа.

Коннор обошел стол и, оказавшись за спиной Грегори, покачал головой, после чего повернулся к ней.

— Почему ты не можешь кататься на этой старой кляче?

Грегори, пожав плечами, оставил бумаги в покое и продолжил спор с Майклом и Грэмом. Аделаиде было неловко вести разговор с Коннором на фоне спора, продолжавшегося в двух футах от нее. Особенно ее раздражало то, что Коннор явно делил свое внимание между ними обоими.

— Мне хотелось бы ездить на чем-то, способном двигаться быстрее улитки. — Она увернулась от руки Джорджа с раздавленным пирожным. — Зачем вообще ты держишь эту клячу?

— Я подумал, что через несколько лет Джорджу понравится сесть на нее. — Он повернулся к Майклу. — Это не баронская печать. — Затем он повернулся к ней. — У тебя есть свои деньги. Если те, что в конюшне, тебя не устраивают, купи себе другую.

— Я ничего не понимаю в покупке лошадей! Джордж, перестань махать руками. Это еда, а не игрушка.

— Главный конюх даст тебе совет.

— Где карта? — спросил Грегори.

— Главный конюх уже дал мне совет: ездить на кляче.

Коннор подпихнул какую-то бумагу к Грегори.

— Я с ним поговорю.

— Не эта карта. Другая.

— Никакой другой нет, — вмешался Грэм.

— Я хочу, чтобы ты обсудил со мной, какую лошадь мне следует купить.

— Я с радостью сделаю это, когда закончу здесь.

— Я предпочла бы, чтобы ты отложил все это в сторону...

— Эта сделана черными чернилами, а мне нужна сделанная синими.

— Джордж, пожалуйста...

Слишком поздно она поняла, какую совершила ошибку, захватив в кабинет Джорджа. Пальцы малыша судорожно сжали недоеденное пирожное, и огромная клякса крема шлепнулась в центр стола. С беспомощным ужасом Аделаида наблюдала, как она легла на листок бумаги, который Грегори только что назвал «ключевым». Она приземлилась с громким чмоком, и Аделаида готова была поклясться, что ощутила подошвами силу ее падения. А может, это ее сердце потрясенно рухнуло в пятки.

О нет. О нет!

Она, не моргая, уставилась на это безобразие, с ужасом сознавая, что все остальные тоже не могут оторвать от него глаз. Мужчины не произнесли ни слова. Не шевельнулись. Даже Джордж, кажется, понял, величину случившегося несчастья. Он замер в ее руках и напрягся, как оловянный солдатик.

Медленно, с величайшей неохотой Аделаида перевела взгляд на Коннора, но тот все еще смотрел на стол. Она торопливо подыскивала какие-то слова, чтобы заполнить жуткую паузу, но таких слов не находилось. Что, если этот ущерб непоправим? Что, если эта бумага бесценна? Она должна быть очень важной, раз лежала поверх других. Сердце ее бешено билось, готовое выскочить из груди. Мщение составляло весь мир Коннора. Именно его он жаждал больше всего на свете. Ради этого он не жалел сил, работал не покладая рук...

— Коннор, я...

Аделаида умолкла, когда Коннор шевельнулся. Очень тихо и медленно он решительно погрузил палец в середину кляксы, захватив им довольно много крема. Он поднял глаза на Джорджа, а потом, к ее величайшему изумлению, сунул палец в рот и затем вытащил его с громким чмоканьем.

— Манна небесная, — произнес он и подмигнул ей.

Джордж слов не понял, но он уже знал, что есть упавшую на пол или на землю еду глупо и плохо. А может, ему просто понравился звук шлепка крема на бумагу. Так или иначе, но он запрокинул голову и разразился громким смехом. Его маленькое тельце буквально сотрясалось от хохота в ее руках. Он задыхался от восторга.

Одного этого было достаточно, чтобы растопить сердце Аделаиды, но ещё больше ее потрясло — у нее буквально перехватило дыхание — это выражение лица Коннора. Он был явно горд собой. Горд, доволен и немножко потрясен. И все потому, что сумел рассмешить ребенка.

В этот миг Аделаида осознала, что безнадежно и неотвратимо влюбилась в своего мужа.

Это чувство настигло ее так внезапно и с такой силой, что у уже потрясенной происшедшим Аделаиды подкосились ноги. Сердце подпрыгнуло к горлу, кровь застучала в висках, воздух застыл в легких. В голове наступил полный сумбур.

Она могла только смотреть на Коннора и с трудом выдавить из себя абсолютную глупость:

— Я отчищу...

Коннор покачал головой и подвинул злосчастную бумагу к Майклу.

— Я сегодня же пошлю письмо лорду Гидеону в Мердок-Хаус, и мы сможем завтра туда поехать. Ручаюсь, что у него найдется лошадь, которая тебя устроит.

Лошадь? Он хотел говорить о лошадях?!

— Я... Благодарю тебя. Я просто... — Аделаида попятилась и чуть не поморщилась, когда Коннор, обойдя письменный стол, взял ее за руку. — Я очень сожалею, — прошептала она, когда муж повел ее к двери. — Правда, очень. Я знаю, как много это для тебя значит... Я достану тебе другую.

— Ты же не знаешь, что это такое.

— Это синяя карта, — пробормотал Грегори издали.

Ей хотелось провалиться сквозь землю, забрав с собой то, что осталось от лакомства Джорджа.

— Я очень сожалею. Очень-очень...

Коннор нежно подтолкнул ее, ласково выставляя за порог. Она уже готова была воспользоваться возможностью сбежать, но следующие слова Коннора, сказанные очень тихо, ее остановили.

— Знаешь ли ты, Аделаида, истинную причину, по которой я не сделал тебя своей любовницей?

Значит, была и ложная? Она растерянно покачала головой.

— По той же причине, по какой я не рассердился из-за крема. Ты много значишь для меня.

И, сообщив ей эту поразительную новость, он закрыл за ней дверь.

Аделаида невидящим взглядом уставилась на деревянный узор перед ее глазами... но Джордж нетерпеливо задвигался и начал ныть. И она медленно направилась по коридору прочь.

«Ты много для меня значишь...» Это вряд ли можно было назвать объяснением в любви, и один Бог знает, как бы она откликнулась на это, если б его слова не завершились захлопнутой перед ее носом дверью... Но все-таки...

«Ты много для меня значишь».

Это было чудесно. Паника, овладевшая ею, когда она осознала свои чувства к Коннору, медленно оставляла ее. Неуверенность осталась, но смягченная надеждой. Возможно, Коннор ее не любит, но она много для него значит, и это прекрасное начало. Так что вовсе не глупо поверить, что симпатия может перейти в нечто большее. Совсем не так уж неосмотрительно влюбиться в мужчину, который к ней неравнодушен. Это было... ослепительно волнующе.

Аделаида чувствовала себя отважной и бесшабашной, переполненной надеждами... пока не поговорила восемь часов спустя с домоправительницей и не узнала, что никакого письма в Мердок-Хаус отправлено не было.

Коннор об этом забыл. Она пыталась не делать из этого далеко идущих выводов. В конце концов он был не первым забывчивым человеком на свете. В прошлом году она донесла буянившего Джорджа до половины пути из деревни домой, когда вспомнила, что забыла Изабеллу в лавке мясника. И вспомнила-то только потому, что, сунув руку в карман за чем-нибудь, чтобы отвлечь Джорджа, обнаружила там ленту сестры.

Все склонны забывать и время от времени нуждаются в напоминаниях. Она напомнит ему о его обещании, когда ляжет в постель. Он покается в своей забывчивости, письмо будет отправлено, и на этом все кончится.

Аделаида заснула, ожидая его, а на следующее утро проснулась одна с каким-то неясным воспоминанием, как он забрался в постель поздней ночью и покинул ее где-то на рассвете.

Это разочаровывало, но она отказывалась терять надежду. Коннор вспомнит, что обещал. Аделаида была в этом уверена.

Однако проходили часы, а миссис Маккарнин сообщала ей, что никаких посланий в Мердок-Хаус не отправляли. Терпение Аделаиды начало иссякать.

Она находила причины пройти мимо двери кабинета. Точнее, протопать мимо!

Но все ее усилия были тщетны. До нее доносились оттуда только сердитые голоса, и она разобрала лишь одну фразу: «Негодяй сбежал неизвестно куда!»

Она надеялась, что так и есть. Надеялась, что сэр Роберт утонул в болоте или решил эмигрировать. Она устала жить в тени, которую он отбрасывал на ее жизнь, и была более чем готова к тому, чтобы Коннор наконец отбросил прошлое и увидел то, что находится у него перед глазами.

Пора было перестать вспоминать о сэре Роберте. К полудню, когда стало очевидно, что Коннор не собирается везти ее к лорду Гидеону, чтобы смотреть на его лошадей, она решила: хватит ей ждать, что Коннор Брайс вспомнит о ней. О том, как якобы «много она для него значит»...

 

Глава 26

Негодяй удрал в Эдинбург.

Коннор покинул кабинет, обуреваемый охотничьим азартом. Потребовалось тридцать шесть часов, чтобы выследить сэра Роберта. Почти два дня досады и целого состояния, потраченного на подкуп новой домоправительницы сэра Роберта. Женщина и подумать не могла, чтобы предать своего нового хозяина... меньше чем за сто фунтов.

Коннор не мог не восхититься наглостью этой женщины и заплатил ее цену, не торгуясь.

Теперь все было налажено, причем так идеально, как он не мог и рассчитывать. Побег сэра Роберта в Эдинбург был приятной неожиданностью. Этот человек решил поискать укрытия среди своих. Он будет обедать и веселиться с шотландской элитой, собирать вокруг себя равных себе аристократов, как камни для строительства защитной стены.

Как прекрасно будет наблюдать, когда все эти надежные камни посыпятся ему на голову.

Коннор ухмыльнулся. Он почти достиг своей цели. Еще несколько недель, и он покончит с сэром Робертом... Ну может быть, еще два месяца... Самое большее шесть. Он уточнит этот срок после посещения Эдинбурга.

Теперь он желал насладиться неизбежной победой в обществе бокала бренди и своей красавицы жены.

Первое можно было осуществить без труда. А вот жену нельзя было нигде отыскать. Такое положение дел Коннора никак не устраивало. Как это ее могло не быть дома? Какого черта она бегала по сельской местности сама по себе? Разумеется, она не была сама по себе в строгом смысле этого выражения. По словам дворецкого, жена взяла с собой служанку, кучера и пару лакеев. Но она была где-то без него... а это и было самым важным.

Коннор привык знать, где она обретается каждый момент дня. Даже когда он совещался со своими людьми, все, что требовалось, — это просто спросить, где она находится.

Миссис занимается садом. Миссис находится в детской. Миссис на веранде с мисс Уорд.

Ему это нравилось. Ему нравилось сознавать, что нужно лишь выглянуть в окно, и он увидит ее... или пройти по коридору — и можно с ней поговорить. Ему нравилось иметь ее под рукой. И разве удобство всегда иметь под рукой прелестную женщину не является одним из преимуществ брачной жизни?

А сейчас ее, черт побери, под рукой не было! И это было дьявольски неуютно. Хуже того: ни одна душа не хотела сообщить ему, куда именно она сбежала или как долго она собиралась отсутствовать.

Хотя было очевидно, что они это знают. Как и то, что они не хотят ничего ему рассказывать.

«Не знаю, сэр».

«Не могу сказать, мистер Брайс».

«Она уехала».

Последнее заявила ему Изабелла... после чего закрыла перед его носом дверь.

Он смотрел на деревянную филенку, разрываясь между растерянностью и нарастающим гневом. В конце концов гнев победил.

Хватит с него. Он поднял кулак и забарабанил в дверь.

— Я и так знаю, что она уехала! Куда? Что, черт возьми, здесь происходит?!

Единственным ответом был звук поворачивающегося в замке ключа. От этого кровь у него закипела. Проклятие! У него перед носом заперли дверь в его собственном чертовом доме! Коннор круто повернулся, намереваясь немедленно отыскать ближайший звонок и созвать всех слуг, чтобы сорвать с петель эту чертову дверь... Однако тихое позвякивание ключей привлекло его внимание.

— Миссис Маккарнин?

Домоправительница вышла из соседней комнаты в коридор и с плохо скрываемым неодобрением уставилась на него. Создавалось впечатление, что он наступил на какую-то гадость, а она, как преданная служанка, прилагала все усилия, чтобы этого не заметить.

Неужели все обратились против него?

— Какой-то чертов мятеж!

— Прошу прощения, сэр?

— Ничего! — Он протянул к ней руку и нетерпеливо пошевелил пальцами. — Дайте ключ от комнаты мисс Уорд.

Она медленно вытащила из кармана передника огромную связку ключей на кольце и стала их перебирать, внимательно изучая каждый.

Коннор, скрипя зубами, притопывал от нетерпения ногой, сначала тихо, потом громко.

— Я получу его до ночи?..

— Кажется, у меня нет его с собой, сэр.

Он уронил руку.

— Что вы хотите сказать своим «у меня его нет»?

— Я вспомнила. Я убрала его для сохранности. Я подумала: вдруг кто-то завладеет кольцом? С какими-то плохими намерениями? — Она шмыгнула носом и смерила его долгим пронзительным взглядом. — Нужно принимать все меры предосторожности для защиты добродетели любой леди.

— О, ради всего святого... Я не собираюсь насиловать свою свояченицу. Я просто хочу с ней поговорить.

— Я пойду поищу ключ.

Коннор не сомневался, что искать она будет его до Рождества. Он готов был поставить на это тысячу фунтов... и еще тысячу, что этот ключ висит у нее на кольце.

— Миссис Маккарнин... — Он сосчитал до десяти и, когда она обернулась, процедил сквозь зубы: — Где моя жена?

— Она уехала, сэр.

Он сосчитал до пятнадцати.

— Куда?

— Не мое дело спрашивать ее об этом, сэр.

Теперь до двадцати.

— Сказала она что-то насчет того, когда может вернуться?

И помоги ему Господь, если она ему не ответит.

— До темноты, сэр.

— Благодарю вас. Я заберу журнал с собой в кабинет... нет, в гостиную.

В гостиной сидеть было гораздо удобнее. К тому же ее окна выходили и на подъездную аллею, и на конюшню. Однако Коннор не стал признавать, что именно это соображение заставило его изменить планы. В конце концов мужчина имеет право читать «Эдинбург ревью» на своем собственном диване!

Но он не стал ни сидеть, ни читать. Он попытался несколько раз сделать это, но слишком тревожился. Что, если с экипажем Аделаиды произошло несчастье? Что, если сэр Роберт не отправился в Эдинбург, как они думали? Что, если двух лакеев окажется недостаточно для охраны? И при каждой такой мысли он подскакивал и начинал метаться по комнате. Когда три часа спустя экипаж наконец вкатился на подъездную аллею, он готов был лазать по стенам.

— В самое чертово время!

Коннор почти выбежал из дома, спустился по ступеням у входной двери и, заложив руки за спину, стал ждать, когда экипаж остановится и Аделаида выберется из него. Он не собирался кричать. Он не собирался ставить себя в дурацкое положение, когда придется извиняться за срыв.

— Где, черт возьми, ты была?!

Ладно, он извинится потом.

Аделаида мельком взглянула на него.

— На ферме мистера Коули.

Удивление на время затмило злость.

— Какого черта ты туда поехала?

— Потому что старший конюх посоветовал мне поискать там подходящую лошадь.

— Подходящую ло...

— У него есть отличная четырехлетняя кобылка. Мисс Пышечка. Глупое имя для чудесной лошадки.

Аделаида направилась в дом и прошла бы мимо него, не прибавив ни слова, если бы он не последовал за ней по пятам. Ее холодная манера и озадачила его, и расстроила.

Теперь он осторожно поинтересовался:

— Ты ее купила?

— Нет!

И она, глядя прямо перед собой, вошла в дом.

— Почему?

— Потому что мистер Коули не стал мне ее продавать.

— Почему?

— Потому что он не уверен, одобрит ли это мой муж. — Она с силой швырнула на столик свой ридикюль. — Он сказал, что не продаст мне ее без твоего согласия.

— Понимаю. — Коннор вдруг почувствовал себя виноватым... словно должен был извиняться за весь мужской род. — Я поговорю с ним.

Аделаида закатила глаза к небу и прошла бы мимо, если бы он не схватил ее за руку и не повернул к себе лицом. Щеки ее горели, глаза метали искры.

— Ты сердишься на меня...

На что, собственно, она сердится? Это он метался по гостиной три часа.

— Конечно, я на тебя сержусь! — рыкнула она. — Это было оскорбительное и совершенно ненужное испытание... Которое мне не пришлось бы пережить, если бы ты послал письмо лорду Гидеону и отвез бы меня в Мердок-Хаус, как обещал.

— Письмо... — Коннор не сразу сообразил, о чем это она говорит, но затем... Ну конечно, лошади... Письмо. Несчастье с кремом на бумагах. Он выпустил ее руку. — О дьявольщина!..

— Ты совершенно забыл об этом. Ведь так? Просто выбросил из головы. Не знаю, почему я...

Она крепко сжала губы, покачала головой, повернулась и пошла вверх по лестнице.

Коннор смотрел ей вслед, пока ее хрупкая фигурка не скрылась из виду. Ему было легко закончить ее фразу... «Почему я ждала чего-то лучшего». Ему не нужно было слышать все слова, чтобы понять чувства, скрывавшиеся за ними.

Ощущение непростительной вины и чего-то, граничащего со страхом, куском льда застыло в его груди. Обуреваемый этими крайне неуютными чувствами, Коннор мрачно посмотрел наверх и решил, что такое положение ему вовсе не нравится.

Что ж, он допустил ошибку. Это лишь одна маленькая оплошность, которая не характеризует его как человека... Пусть не вполне добропорядочного, но, черт побери, всего лишь с обычными человеческими слабостями. Одну такую ошибку можно простить.

И он постарается ее исправить. Разве не исправил он все, что можно... даже чужие ошибки? Разве не дал он ей прекрасный дом и приличное состояние в полное ее распоряжение... пикник на лоне английской природы... и освободил ее брата от долгов и от влияния сэра Роберта?

А она, видите ли, не знает, почему старается? Не знает, почему ждала лучшего? Что ж, если она нуждается в напоминаниях, он ей напомнит.

Полный яростной решимости, Коннор перебежал большой холл и взлетел по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки... но вдруг остановился.

Так вести себя... было неразумно.

Господи! Что это он собрался натворить? Потребовать извинений? Потребовать доверия? Он это уже сделал. Однако этого явно не хватило. Перечисление того, что он сделал для нее и ее семейства, этого не изменит. Более того, он ведь делал все не из чувства вины или чтобы завоевать ее доверие. Он делал все... потому что... потому что делал. Хотел делать. И нечего это так тщательно анализировать.

Коннор передернул плечами, глубоко втянул в себя воздух, медленно выдохнул и спокойно пошел в сторону их комнат. Это недоразумение вышло за пределы понимания. Аделаида сделала слишком серьезные выводы из временно забытого обещания, а он слишком много прочел в недосказанных словах.

Произошла небольшая ссора, одна из тех, что регулярно случаются между мужем и женой. Он не был знатоком подобных неурядиц, но не сомневался, что все они разыгрываются по одной схеме. Муж демонстрирует соответствующее сожаление об этой одной ошибке, а жена его прощает. Потому что верит ему. Проще простого.

Чувствуя себя успокоенным и уверенным, Коннор вошел в их комнаты и тихонько закрыл за собой дверь. Аделаида стояла у окна и смотрела в него. Она не отреагировала на его присутствие даже косым взглядом.

Коннор заложил руки за спину.

— Аделаида, я прошу прощения.

Она кивнула, не поворачивая головы, и никаких слов прощения не произнесла.

Коннор посчитал, что в данном случае некоторая доля сопротивления вполне ожидаема.

— Позволь мне как-то ее компенсировать.

— Если хочешь, можешь поговорить с мистером Коули.

О, он собирался поговорить с мистером Коули, да так, что тот долго этого разговора не забудет.

— Я могу предложить кое-что лучшее. Что ты скажешь о двух неделях в Эдинбурге?

Наконец она посмотрела на него.

— В Эдинбурге?

Это была блестящая идея, и Коннор сам готов был себя похвалить. Он смог бы лично наблюдать за падением сэра Роберта и одновременно умиротворять жену. А еще лучше — они будут с ней без присутствия других.

— Пройдемся по лавкам, посетим театр... — «Проведем неделю в постели без страха вмешательства твоей семьи или моих людей». — Что только пожелаешь!

Аделаида посмотрела на него, явно колеблясь между надеждой и сомнением.

— Ты правда имеешь это в виду?

— Иначе я бы не предлагал.

— И когда наступят эти наши две недели?

— На следующей неделе.

Аделаида покусала губу.

— А скорее нам нельзя уехать?

— Мне нужно сначала закончить некоторые дела. — Капкан на сэра Роберта был поставлен, но Коннор хотел быть уверенным абсолютно во всех деталях, прежде чем ловушка захлопнется.

— Какого рода дела?

— Понемножку того-сего. Мне нужно рассмотреть окончательную планировку сада... и потом у меня в запасе имеется кое-что для сэра Роберта, я думаю, ты...

Он замолчал, так как она подняла руку.

— Это не важно, — проговорила она. — В эту поездку отправимся только мы вдвоем?

— Абсолютно, — объявил Коннор и точно имел это в виду. Грегори и Майкл какое-то время тоже будут в городе, но он постарается, чтобы они поняли, что их с женой тревожить не следует. Если он им понадобится, пусть пошлют ему записку. — Так что ты об этом думаешь?

Аделаида ответила неуверенной улыбкой.

— Я думаю, что поездка в Эдинбург мне понравится.

Коннор мгновенно преодолел расстояние между ними и провел пальцами по нежной коже под ее подбородком. Он был заворожен ее кожей... шелковистой, упругой, тонкой, источающей ее аромат. Не в силах удержаться, он нагнул голову и попробовал ее на вкус.

— Я прощен?

Дрожь пробежала по ее телу.

— Полагаю... Полагаю, это была невольная ошибка.

Аделаида верила своим словам, когда говорила их, и верила в искренность раскаяния Коннора и его обещание исправиться. И все же глодавшая ее тревога весь вечер и ночь камнем лежала на сердце. А к утру разрослась и тяжким густым туманом заслонила весь мир.

В надежде уйти от этого настроения Аделаида пропустила завтрак и отправилась на прогулку по сырому холодному воздуху. Она бесцельно бродила по дорожкам, проложенным сквозь заросли сада, и пыталась привести в какой-то порядок свои беспорядочные мысли и чувства.

Ей было нетрудно отыскать корень своей неуверенности. Она простила Коннора. Снова простила. И теперь задумалась, не вошло ли это в привычку, когда Коннор один день очаровывал ее, другой — разочаровывал... и она каждый раз его прощала... Где пролегает граница между разумным пониманием и жалкой бесхребетностью? И почему только она мечется между ними двумя?

Потому что только она любит, со вздохом решила Аделаида. И это ужасно несправедливо!

Если бы только она лучше понимала его чувства... Коннор сказал, что она много для него значит, и Аделаида ему поверила. Но слово «значит» неясно и имеет не один смысл. Мщение тоже много значит. И ежедневное умывание тоже. А она что, попадает где-то между ними двумя?

Она не хотела находиться между. Она хотела быть превыше всего остального. И ей очень хотелось знать, что должна она предпринять, дабы это произошло.

— Какое унылое личико!..

Аделаида, вздрогнув, обернулась на звук голоса Грегори. Он сидел на скамейке в шести футах от нее и строгал кусок старого дуба. Погруженная в свои мысли, в тумане, она чуть не прошла мимо.

— Мистер О’Малли. — Она тихо посмеялась над собой. — Я думала, вы сейчас в кабинете вместе с моим мужем.

Грегори покачал головой и смахнул с себя длинную стружку.

— Он сейчас занимается делами: отчетами, докладными и кучей других бумаг, которые мне не интересны. — Рукояткой ножа он похлопал по сиденью скамейки, приглашая ее сесть рядом. — Присаживайся, девушка. Расскажи мне, что тебя тревожит.

— Ничего меня не тревожит, — пробормотала Аделаида, садясь рядом с ним.

— Тревожит, тревожит. У тебя была ссора с мужем.

Губы ее дернулись в улыбке, одновременно шутливой и сокрушенной.

— Вам не стоит слушать сплетни слуг.

— Часть ссоры произошла на подъездной аллее, — напомнил он ей. — Вы так и не пришли к пониманию?

— Он извинился.

— Вот это хорошо. Так и подобает. А ты его простила?

— Да, — кивнула она, рассеянно сбрасывая стружки со скамейки.

— А теперь жалеешь, что сделала это?

— Нет. Его извинения были искренними. — Она наблюдала за движениями его ножа, обрабатывавшего конец деревяшки, и нашла их необычайно успокоительными. — И он поспешил их принести.

Грегори хмыкнул что-то невнятное. Аделаида была бы рада понять его восклицание, которое могло оказаться ей полезным. Это было нелепо и, пожалуй, немного грустно, что ей нужно искать понимания характера Коннора у его людей. Но, черт побери, узнавать о нем ей больше было не у кого. Никто другой не знал Коннора так хорошо и так долго.

— Он ведь очень обаятельный... как вы считаете? — притворно небрежным тоном заметила она. — Когда он этого хочет.

Грегори посмотрел на нее, подняв кустистые брови.

— Совсем тебя запутал. Ведь так?

— Нет...

— Запутал. Точно. Ты хочешь нарисовать его портрет, а он не стоит на месте.

— Мне не нужен его портрет, — возразила Аделаида, словно защищаясь. Она вполне представляла, каков он. Однако ей хотелось прояснить некоторые противоречия. Вот и все. — Я знаю, что представляет собой Коннор.

Грегори какое-то время всматривался в нее, затем вернулся к своей деревяшке.

— Может, и так.

— Я просто размышляю... — Аделаида прикусила губу, разрываясь между гордостью и желанием разобраться. — Он так быстро извинился — и это весьма похвально, — но я не могу отделаться от мысли, что он просто не хочет заострять внимание на этой истории.

— Не уверен, что мальчик способен такое придумать.

Она раскрыла рот от удивления.

— Вы хотите сказать, что мой муж малосообразительный?

— Я хочу сказать, что он мужчина и эгоист. Всегда был себялюбивым...

— Это неправда! — возмутилась Аделаида, хотя знала, что это так. Она была влюблена в Коннора, но не ослеплена им и знала его недостатки. Но ей не нравилось слушать о них от кого-то постороннего.

— Воспитывался, как балованный принц, а потом был оставлен нищим. И того и другого хватило бы, чтобы направить мысли человека на собственное благо.

— Он заботится о вас, — подчеркнула она.

— Верно, заботится. И я люблю его. Факт. — Грегори сделал кончиком ножа зарубку на дереве. — Но ведь можно один день быть хорошим, а другой — плохим.

Аделаида некоторое время обдумывала это суждение, а потом полюбопытствовала:

— А вы любите его в плохие дни?

— Люблю. Однако его себялюбие меня устраивает, потому что и я такой и меняться не собираюсь.

Она вспомнила, как Грегори играл с Джорджем, и историю его знакомства с Коннором.

— Я не думаю, что вы себялюбивый.

— A-а. Теперь ты хочешь и меня нарисовать покрасивее. — Грегори указал на нее своей деревяшкой. — Очень уж ты упрямая.

— Вовсе нет, — настаивала она. — Во всяком случае, не такая упрямая, как Коннор.

— О да. Нашего Коннора я бы назвал целеустремленным, но не упрямым. Он много времени тратит на то, чтобы заглянуть за края вещей, разузнать все входы и выходы и окольные пути. В конце концов, человек должен быть гибким, если хочет быть и плохим, и хорошим.

И женщина, влюбленная в такого мужчину, тоже должна научиться гибкости, подумалось ей.

— А вы гибкий?

— Нет, девушка. Я стар и смирился со своими недостатками.

Аделаида уловила в его голосе нотку юмора и задумалась, не был ли этот разговор неким развлечением для него.

— Я вам не верю.

Грегори фыркнул:

— Ты не видишь за деревьями леса. А Коннор за лесом не видит деревьев. Я так думаю, что вы либо станете идеальной парой, либо попытаетесь зарезать друг друга во сне.

Аделаида поняла вторую часть его замечания, но первая ее озадачила.

— Я не люблю загадок.

И еще ей не хотелось откровенничать с человеком, который, возможно, подшучивал над ней. В общем, ей категорически не хотелось выглядеть слишком взволнованной. Кроме того, это было бы не совсем честно по отношению к Коннору. Он искренне извинился перед ней, и она приняла его извинения. С ее стороны было неправильно после этого ворчать и сомневаться в его мотивах. Прощение либо дается, либо нет. Середины не бывает.

Аделаида сильно втянула носом воздух и провела ладонями вниз и вверх по бедрам.

— Знаете, по-моему, это погода нагнала на меня уныние.

Грегори кивнул, помогая ей сменить тему разговора.

— Да. Пасмурно.

— Думаю, последние недели все испортили, но надеюсь, синее небо вернется. На следующей неделе Коннор везет меня в Эдинбург. — Аделаида почувствовала радостное возбуждение, предвкушая эту поездку. Это еще одна причина перекрыть поиски подспудных мотивов Коннора. Еще один признак того, что он старается ей угодить. — Я никогда раньше не была в большом городе. Едва могу дождаться.

— Да уж! — Мрачная улыбка осветила морщинистое лицо Грегори. — Я сам жду не дождусь этого.

Удовольствие исчезло так быстро, словно кто-то протянул руку и вырвал его из ее сердца и души.

Аделаида знала эту улыбку. Она бессчетное число раз наблюдала ее на лице Коннора и его людей. С такой улыбкой на лицах выходили они со своих долгих совещаний в кабинете Коннора. Была только одна причина у Грегори так улыбаться сейчас.

— Сэр Роберт в Эдинбурге. Не так ли? — спросила она.

— Точно так. Там он и есть, — легко отозвался Грегори. В наступившем молчании он поднял голову от своей работы, бросил один лишь взгляд на ее лицо... — Вы этого не знали?

— Нет.

— A-а. Ладно. — Он похлопал ее по руке. — Хорошее и плохое, девушка. Хорошее и плохое одновременно.

 

Глава 27

Грегори настоял на том, чтобы проводить ее в дом, и по дороге болтал, не умолкая. У Аделаиды в памяти не задержалось ничего из его разговора, и она едва заметила, когда он покинул ее в холле. В состоянии шока она проследовала в библиотеку и застала там Коннора за письменным столом, заваленного бумагами и книгами. Он рассеянно улыбнулся ей:

— Доброе утро, Аделаида. Я думал, ты...

— Какова цель твоей поездки в Эдинбург? — услышала она свой голос.

— Прошу прощения? — Коннор нахмурился, когда она не стала повторять вопрос, и глаза его настороженно сверкнули. — Ты знаешь эту цель.

— Я знаю то, что ты мне сказал. И знаю, что мне сказал Грегори. Он присоединится к нам. Он и, полагаю, Майкл.

— А-а.

Коннор отложил в сторону перо, поднялся на ноги и обошел стол. Теперь она увидела настороженность в его глазах и легкую тень стыда в том, что его поймали на лжи. Однако больше всего в его взгляде было облегчения.

— Вот ты о чем? — Он положил руки ей на плечи. — Милая, Грегори и Майкл не присоединятся к нам. Да, они будут в городе, но...

— Почему?

— Там сэр Роберт. Мы для него кое-что приготовили.

Объяснение было дано без колебаний, и ей пришло в голову, что если бы хотел держать истинную причину поездки в секрете, Коннор мог приказать своим людям молчать. Он не выглядел ни виноватым, ни пристыженным, потому что не пытался солгать. Вероятно, эта мысль даже не приходила ему в голову.

Напротив, от этого Аделаида почувствовала себя еще хуже. Это словно вырвало у нее из рук удобный щит праведного гнева, оставило ее только с обидой. Разумеется, она не хотела, чтобы он ей лгал. Она хотела честности... превыше всего. Разве ему так трудно подумать о ее чувствах? Как будет выглядеть для нее такое приглашение «заодно» с другими делами?

— Я думала, что эта поездка только для нас. Что ты планировал ее для нас, и мы...

Она крепко сжала губы, чтобы остановить поток слов, рвущихся из груди. Но голос ее дрогнул, и это смутило и испугало Аделаиду. Она не собиралась объясняться с ним, демонстрируя свои глубинные чувства. Но и просто уйти не смогла себя заставить. Она чего-то хотела от него. Какого-то знака, намека на надежду... Чего-то...

У Коннора легла морщинка между бровями.

— Но эта поездка для нас...

— Нет, — прошептала она. — Дело всегда было не в нас, а в твоем мщении.

Его ухаживание, их брак, их повседневная жизнь — все основывалось и крутилось вокруг сэра Роберта.

— Мщение? — Коннор погладил ее плечи. — Аделаида, это просто немножко дела вдобавок. В этом же есть смысл: мы все равно там будем.

— И ты можешь заодно умиротворить жену, захватив ее с собой? — Она фыркнула и ухватилась за его слова, чтобы уязвить мужа. — Какой же ты умелый и рациональный, Коннор Брайс. Главное для тебя — целесообразность.

— Это вовсе не... — начал Коннор и выругался, потому что в дверь тихо постучали.

Вошел лакей с письмом на серебряном подносе.

— Вам пришло сообщение, сэр.

Руки Коннора соскользнули с ее плеч, и те как-то сразу замерзли. Он принял письмо и кивком отпустил лакея. Затем прочел написанное, и губы его искривила жуткая мрачная улыбка.

Это зрелище наполнило ее чувством полного поражения.

— Я не поеду с тобой в Эдинбург.

— Почему? — удивленно посмотрел на нее Коннор.

Она сердито указала на письмо в его руке.

— Потому что мне не интересно делить впечатления с сэром Робертом.

— Что... Из-за этой записки? — Лицо его выражало недоумение, смешанное с досадой. — Это всего лишь записка. Одна записка. — Он протянул ее Аделаиде. — Можешь прочесть ее, если хочешь. Мы можем...

— Я не хочу ее читать! — резко откликнулась она. — Мне все равно, что в ней говорится.

— Ты не хочешь?.. — Он растерянно опустил руку. — Как это все равно?

— Это твоя охота, Коннор, а не моя. Я никогда не интересовалась сэром Робертом больше всего на свете.

Он посмотрел на нее, как на незнакомку.

— Ты не хочешь, чтобы он заплатил за все? Ты это имеешь в виду?

— Нет...

От нарастающего гнева у него покраснели лицо и шея. Он резко придвинулся к ней.

— Ты хочешь, чтобы я его простил? Позволил ему просто уйти в сторону?

— Разумеется, нет.

— Так какого же черта ты хочешь?

— Я хочу, чтобы ты не был так этим поглощен. Почему твоя жизнь должна крутиться вокруг сэра Роберта?

— Потому что он гнусный ублюдок, который должен заплатить...

— Тогда забрось его на корабль, идущий в Австралию, и покончи с этим. — Аделаида вскинула руки к небу. — Ради всего святого, сколько сил и нервов... и жизни ты отдашь ему? Как долго ты будешь забрасывать все остальное в своей жизни и...

— Вот что ты имеешь в виду? Как долго буду я отставлять тебя в сторону? — Лицо его ожесточилось, голос зазвучал резко. — Разве я заслужил это? Был тебе плохим мужем? Пренебрегал тобой? Был с тобой жесток?

— Нет. Конечно, нет. Я бы не... — Она оборвала себя, чтобы не сказать лишнего. Она не полюбила бы жестокого человека.

— Тогда какие у тебя возражения?! Черт возьми!

Гнев и растерянность сверкали в его зеленых глазах. И почему бы им не сверкать? — подумала Аделаида. Она настаивала и надоедала ему, но не говорила сути. В общем, она пыталась проникнуть в его сердце, не открывая своего. Это было нечестно по отношению к ним обоим.

Глубоко вздохнув, Аделаида поймала его взгляд и тихо сказала:

— Я возражаю, потому что мне больно видеть, как ты в погоне за местью отталкиваешь от себя счастье. Я возражаю, потому что мне больно быть частью той жизни, которую ты отвергаешь. Я хочу, чтобы у нас с тобой был настоящий брак. Я хочу... — «Я хочу твоей любви», — подумала она. Она попыталась выговорить это, но слова путались с комком страха, застрявшим в ее горле. — Я хочу, чтобы наш брак не имел ничего общего ни с сэром Робертом, ни с мщением.

Глаза Коннора стали пустыми, и несколько долгих минут он ничего не говорил и не выдавал своих мыслей. Когда же он наконец заговорил, голос его звучал холодно и несколько насмешливо:

— Мы заключили сделку, миссис Брайс. Мне достается мое мщение, а вам пятнадцать тысяч фунтов. Хотите изменить условия?

Аделаида не думала об этом таким образом, но, хотя мысль лишиться состояния ее пугала, она готова была пойти на это. Коннор того стоил.

— Да. Да, хочу.

Удивление и страх промелькнули на его лице. Он медленно покачал головой:

— Слишком поздно. Ты взяла деньги.

— Можешь получить их обратно. Я хочу, чтобы ты их забрал назад. Я хочу, чтобы наш брак был таким, как у всех. Я хочу... Я хочу, чтобы ты смотрел вперед, а не назад.

Коннор скомкал записку и яростным движением запястья швырнул ее в сторону камина.

— Это что, Аделаида, такая проверка?

Она покачала головой. Странно, однако чем больше нервничал он, тем увереннее и спокойнее чувствовала себя она. Он не сердился бы так, если б хотя бы частью души не стремился к тому, что предлагала она.

— Нет, — сказала она. — Это предложение.

— Деньги в обмен на то, что сэр Роберт будет отпущен на волю?

— Нет. Ты можешь мстить, сколько захочешь. Я не возражаю против того, чтобы сэр Роберт получил по заслугам. Я это приветствую. — Она медленно подняла руку и приложила ладонь к его груди, тут же ощутив ею мощные гулкие удары его сердца. — Но не надо строить свою жизнь и себя вокруг этого. Это больше не должно быть для тебя первоочередным. Твой гнев и твое мщение больше не должны...

— А я первоочередной в твоей жизни? — саркастически осведомился он.

«Будь безрассудной, — сказала она себе. — Надейся на большее. Жди».

— Да! — ясно и звонко прозвучал ее голос. — Я люблю тебя. Нет ничего на свете, чего бы я не сделала ради тебя.

От этих слов он задрожал. Она ощутила пальцами дрожь его тела. Но он не промолвил ни слова и только молча смотрел на нее... казалось, целую вечность. Наконец он очнулся и убрал с груди ее ладонь.

— Тогда позволь мне это, — произнес Коннор и дал ей уйти.

Долгое время после ухода Аделаиды Коннор оставался в библиотеке, мысленно перебирая в памяти все доводы их спора. По крайней мере он пытался осмыслить каждое слово. Однако мысли его вновь и вновь возвращались к последнему моменту.

«Я люблю тебя... На свете нет ничего, что бы я не сделала для тебя...»

Это признание ударило его словно обухом по голове. Он никогда не испытывал такого мгновенного, необъяснимого и мучительного блаженства. Он словно лишился воздуха, потерял чувство равновесия... Он чуть не сошел с ума. И почти согласился на ее условия. В первый момент после того, как она произнесла эти слова, он готов был согласиться на что угодно, вообще на все, лишь бы услышать их снова. К счастью, этот миг потрясения вернул ему самообладание.

Ад и все дьяволы!.. Позволить сэру Роберту остаться безнаказанным? Она что, сошла с ума? Он ждал пятнадцать проклятых лет — нет, не ждал работал, — он пятнадцать лет работал на то, чтобы увидеть, как этот ублюдок заплатит за все. И она ждет, что он все это бросит из-за трех маленьких слов?!

Ну, пусть не бросит, признал он. Аделаида не просила его совсем отказаться от задуманного. Она предлагала покончить с этим. Словно они с сэром Робертом погрязли в какой-то мелкой ссоре. Неужели она не понимает огромности того, что было сделано, важности того, что необходимо было сделать? Как могла она заявлять, что любит его, и не понимать всего этого?

Внезапно ему отчаянно захотелось общества тех, кто это понимает. И Коннор покинул библиотеку в поисках Майкла и Грегори. Они понимали, что значит искать мщения. Они хотели этого не так долго, как он, но всегда его понимали.

Он нашел их на обычном месте, в своем кабинете в глубоких креслах, и, налив себе полный стакан бренди, уселся на свое место и объяснил им ситуацию. По крайней мере частично. Он обошел несколько аргументов их спора и признание Аделаиды в любви тоже сохранил для себя, однако изложил им основную ее мысль.

Рассказывая об этом, Коннор почувствовал облегчение. Его люди встанут за него горой, предложат несколько доброжелательных, хоть и бесполезных советов, но докажут свою преданность ему и мщению, на которое все они так долго и упорно работали. Дружба всегда помогает выдержать неподъемную ношу. Он надеялся, что и сейчас это поможет рассосаться неприятному комку, теснившемуся в его груди.

Он потер ее, не сознавая, что делает, и сделал большой глоток бренди, прежде чем закончить свой рассказ:

— Разумеется, я сказал ей «нет». Я потом улажу...

— Какого черта с тобой происходит? — требовательно спросил Майкл.

Коннор растерянно моргнул в ответ на его взрыв и медленно опустил стакан.

— Ничего, что...

Грегори посмотрел на него так, словно у него выросла вторая голова.

— Отталкиваешь собственную жену?!

— Я вовсе ее не отталкиваю.

— Нет, ты просто отложил ее на потом. — Майкл с отвращением покачал головой. — Человек прежде всего думает о своей семье.

Грегори кивнул и, соглашаясь, поднял стакан:

— О своих детях, если они у него есть. Потом о жене, а потом обо всем прочем. Нужно правильно выбирать, что важнее в первую очередь, парень.

— Я знаю, что важней всего в первую очередь. — «Проклятие, не для этого я пришел к ним сюда». — Сэр Роберт...

— Никуда не денется, — объявил Майкл, откидываясь на спинку кресла, на его круглом лице появилось вызывающее выражение. — Не то, что твоя жена.

— Она наверху, — процедил Коннор сквозь зубы. — Никуда не исчезла.

— Пока.

— Навсегда! — рявкнул он. — Она никуда не денется.

Майкл обдумал его слова и лишь потом поинтересовался:

— А если денется? Что, если она исчезнет?

Внутри у Коннора что-то мучительно сжалось.

— Не будет этого.

— Но что, если такое случится? — настаивал Майкл. — Если она не захочет иметь мужа, который ставит ее на последнее место? Что тогда? Ты станешь ее искать?

— Я не ставлю ее на последнее место. — Коннор потянулся за стаканом, обнаружил, что он пуст, и выругался. — И я, конечно, буду ее искать. Что за дурацкий вопрос?

Грегори переглянулся с Майклом.

— Но будешь ли ты ее искать, если одновременно пропадет твой брат?

— Если он ее похитит? — Этот вопрос был еще нелепее первого. Коннор никогда не позволит такому случиться. — Что?..

— Не похитит, — возразил Майкл, закатывая глаза к небу. — Просто оба пропадут в одно и то же время. Аделаида оставит тебя, а сэр Роберт сбежит, чтобы спрятаться в роскошном убежище с красивой шлюшкой.

Коннор потер переносицу и взмолился небу о терпении.

— Если в этих вопросах есть какой-то смысл, объясни их сейчас же.

— За кем ты отправишься? — нетерпеливо спросил Грегори. — За женой или за сэром Робертом?

— За обоими.

Он отыщет Аделаиду, посадит ее под замок, а потом начнет охоту на сэра Роберта.

Майкл выругался и вскинул руки в отчаянии.

— Этот парень безнадежен.

Грегори пробормотал что-то о лесе и деревьях.

— А теперь, парень, слушай внимательно. Чего ты хочешь больше — свою жену или мести? — Разгневанный Грегори ткнул в него пальцем. — И не говори мне «обоих». Отвечай на вопрос, или я тебя высеку. Не так уж я стар, чтобы не вбить в твою голову уважение к старшим.

Коннор заколебался. Ему хотелось бросить Грегори вызов, но он отлично понимал, что скорее отрежет себе язык, чем произнесет такие слова.

Оттолкнувшись от стола, Коннор поднялся, чтобы вновь наполнить стакан из графина в буфете.

Нет, это не он рассуждал неразумно. Это они требовали простых ответов на сложный вопрос. Мир устроен не так. Не было в нем отдельно белого и черного. Не было ничего абсолютного, строго определенного, правильного и неправильного. Но если они желали получить бесполезный ответ, он мог пойти им навстречу.

Значила ли Аделаида для него больше, чем месть? Так или нет?

Коннор стал размышлять. Сэр Роберт заслуживал наказания. Он заслуживал страдания за каждую украденную монету, каждую секунду его голода, за каждый момент его страха, холода и бед. И Коннору очень хотелось стать причиной страданий брата не только ради себя, но также ради Аделаиды и своих людей.

Хоть это и раздражало, Коннор отбросил размышления о том, что был должен сэр Роберт Аделаиде и его людям, и представил себе, как стал бы реагировать, если бы сэр Роберт вдруг растворился в ночи и никто никогда больше его не видел и не слышал. Он был бы в ярости. Несомненно, он бы долго скрипел зубами, горюя о несостоявшемся мщении. Но постепенно... Постепенно он научился бы с этим жить. Он не был бы счастлив без этого, но, вероятно, смог бы научиться быть счастливым, как есть... Он выжил бы.

Удовлетворенный этим выводом Коннор сделал крупный глоток бренди и перешел к мыслям об Аделаиде.

Если бы что-то случилось с Аделаидой...

Железные зубья, впившиеся в его грудь, заскрежетали, сжимаясь.

Если бы она вдруг пропала...

У него все свело внутри.

Если бы никто больше не видел ее... не слышал о ней!..

Бренди в его горле превратилось в жгучую кислоту.

Дрожащей рукой Коннор опустил стакан на стол. Боже, он даже не может повторить такое рассуждение. Он не может представить себе мир без Аделаиды. Он чуть не рвал на себе волосы, когда она уехала куда-то на полдня. Как может он вообразить себе жизнь без нее? Как ему представить, каково это жить день за днем, не видя ее улыбки, не слыша ее голоса, не ощущая ее теплого тела в своих бережных объятиях?

Он нуждался в ней. Всего-навсего. Очень просто. Он хотел отомстить. Он жаждал мщения. Но в Аделаиде он нуждался. Пришедшее осознание наводило страх и внушало смирение.

Жажду мести он понимал. Она включала в себя причину и результат. Характер мщения, шаги между его началом и окончанием, долгота времени, требуемого для достижения цели, зависели только от него.

Но эта потребность в Аделаиде... над ней он не имел никакой власти. Потому что в отличие от жажды мщения то, что он чувствовал к Аделаиде, нельзя было ни оценить, ни изменить. В отличие от мщения любовь он контролировать не мог.

Коннор закрыл глаза и проглотил стон.

Проклятие и еще раз проклятие: он был влюблен в собственную жену.

Каждая его жилка, каждая частица его существа отвергала это утверждение. Он презирал состояние, которое не мог контролировать. У него не было никакого опыта в том, что называлось любовью. По крайней мере, именно в любви такого рода. С любовью другого сорта он был знаком. Он любил своих мать и отца, и, хотя даже лошади ада не смогли бы вытащить из него это признание, он любил Грегори и Майкла.

Но то, что он чувствовал к Аделаиде... Это был совершенно иной род... сорт любви. Она была огромной, всепоглощающей, опасной. Она имела власть отнять у него всякую гордость и требовала, чтобы он отдал ей какую-то свою часть, а может быть, всего себя.

— Сукин сын!

— Что? Пришел к решению? — весело проскрипел голос Майкла.

Коннор заставил себя повернуться лицом к своим людям.

— Да, — объявил он. — Я хочу Аделаиду больше. Она больше для меня значит. Она значит все.

Майкл удовлетворенно кивнул, затем пожал плечами:

— Так покажи ей это.

Несмотря на переполнявший его страх, Коннор фыркнул. Легко сказать «покажи». Такой милый совет от человека, единственным известным романтическим жестом которого было сунуть золотой приглянувшейся служанке в бостонском баре перед отъездом в Шотландию... что в несколько раз превышало ее обычную цену.

— Это не так просто, — пробормотал он.

Он дал Аделаиде пятнадцать тысяч фунтов. И искренне сомневался, что ее растрогают кувыркание в постели и золотая монета.

Даже то, что он согласится отныне сократить время, которое посвящает планированию своей мести, теперь может оказаться недостаточным. Коннор представлял, как откроет свое сердце, обнажит душу перед Аделаидой... а она посмотрит и отшвырнет все это прочь.

«Тогда позволь мне это...»

Его затопило чувство вины, за которым последовало огненное прикосновение паники.

«О дьявольщина!»

Он извинится. Он возьмет свои слова обратно. Постарается возместить ей...

Как в тумане, Коннор вернулся на свое место. Все его мысли сосредоточились на том, каким пустым и мелким будет выглядеть очередное его извинение. Он ранил ее больнее, чем сможет как-то возместить нанесенный ущерб. Какого черта станет она принимать его просьбы о прощении? Почему она вообще ему поверит? Она предложила ему все... много больше того, на что он мог когда-либо надеяться... а он из страха и эгоизма отбросил это драгоценное приношение как нечто, ничего не стоящее.

Взгляд его упал на кучу бумаг на письменном столе, и внезапно паника начала отступать в свете нового озарения.

Она предложила ему больше, чем он ждал. Он может сделать то же самое.

Коннор вскочил.

— Отлично! Наш план отменяется. Мы с этим покончили.

— Что? — Майкл ошеломленно посмотрел на Грегори. — Наш план... Ты хочешь сказать, совсем отменяется?

— Послушай, парень, — рассудительно проговорил Грегори, — вряд ли тебе стоит заходить так далеко.

— Мы полагали, что ты слегка отступишь, — объяснил Майкл. — Прихватишь часок другой тут и там...

— Мы с этим покончили! — Коннор схватил наугад пачку бумаг. — Уничтожьте остальные. Все. Вам понятно?

Мужчины обменялись взглядами.

— Угу...

 

Глава 28

Аделаида сидела, сжавшись в комок, перед камином в хозяйских покоях. Она не знала, сколько времени провела так, скорчившись в кресле. Час?.. Или два? Она почти не помнила, как покинула библиотеку и попросила кого-то из служанок разжечь в камине огонь. Время тянулось смутно и мрачно.

Сердце болело, как открытая рана. А когда она забралась в постель, чтобы попытаться найти облегчение во сне, оно разболелось еще больше. И каждый раз, закрывая глаза, она видела Коннора, улыбавшегося этой проклятой записке, и вспоминала, как он дал ей уйти, и душа ее кровоточила с новой силой.

Аделаида постаралась умерить обиду рассуждениями, усмирить ее здравым смыслом, говоря себе, что ее гнев и разочарование неразумны. Они с Коннором поженились по расчету. Он никогда не обещал ставить ее на первое место. Никогда не обещал ее любить.

Глупо было с ее стороны надеяться или ждать большего, чем ей полагалось: его имени и пятнадцати тысяч фунтов в год.

Комок в ее горле взорвался рыданием.

Глупо или нет, но она ничего так отчаянно не хотела, ни на что так отчаянно не надеялась, как услышать, что Коннор отвечает на ее любовь. И никогда не была она ничем так глубоко ранена, как его холодным отвержением.

«Тогда позволь мне это...»

О Боже! Это было больше, чем сердечная мука... Это было унижение — знать, что она вовсе не то, чего Коннор хотел... И страх, что он никогда не найдет того, что ему нужно для успокоения. Что, если мщение принесет ему лишь пустую победу? А если сэр Роберт вообще от него ускользнет?

Аделаида вытерла рукавом мокрые щеки и задумалась, как сможет вынести это... наблюдать страдания Коннора и знать, что ничем не может ему помочь, что ничего из того, что она ему предложит, не принесет ему ни крупицы счастья.

Слезы вновь навернулись на глаза, но она сдержала их, шмыгнув носом, потому что за спиной скрипнула дверь. Полагая, что это служанка пришла подбросить дров в огонь, она подняла руку, чтобы ее остановить.

— Я хочу побыть одна. Пожалуйста.

— Знаю, — прозвучал над ней тихий голос Коннора. — Мне очень жаль... Посмотри на меня, Аделаида.

Она тряхнула головой. Ее била дрожь, глаза распухли и болели. Ей требовалось время, чтобы прийти в себя.

— Тебе лучше уйти.

— Знаю, — нежно произнес он.

Она услышала тихий звук его шагов по ковру.

— Коннор, пожалуйста...

— Я принес тебе кое-что.

Он стоял сзади и мог дотронуться до нее, но она никогда не чувствовала себя такой от него далекой.

— Ничего я не хочу. Не нужно мне никаких подарков.

— Этот для нас обоих.

В руке он держал толстую пачку бумаг. Сверху виднелась испачканная карта, начерченная синими чернилами.

Аделаида растерянно уставилась на нее.

— Я не понимаю... Тебе нужна моя помощь?

Он медленно обошел кресло и издал низкий горловой стон. Присел перед ней на корточки и нежно стер пальцами мокрые следы слез на щеке. Его зеленые глаза скользнули по ее лицу, словно запоминая каждую деталь.

— Я тебя не заслуживаю.

Аделаида чуть свела брови.

— Это неправда. Я никогда... — Она осеклась, когда он решительно поднялся на ноги с бумагами в руках и направился к камину. Его намерение было ясно как день. — Подожди! Что ты делаешь?

Он бросил на нее недоверчивый взгляд через плечо.

— Разве не ясно?

Дрожа, она поднялась с кресла.

— Ты не можешь. Это для тебя все.

— Нет. Не все.

Он поднял руку с бумагами.

— Остановись! Нет! — Она замотала головой. — Я этого не хочу. Ты пожалеешь. Ты передумаешь...

— Единственное, о чем я пожалею... что ждал слишком долго.

— Подожди!

Он со вздохом уронил руку.

— Ты не облегчаешь мне это, милая.

— Знаю. Мне жаль. Но если ты это сделаешь...

У него не останется ничего для мщения, подумала она, даже частицы того, что ему уже удалось раздобыть. Аделаида облизнула вдруг пересохшие губы. Она никогда не думала, что дело дойдет до этого.

— Я должна была сказать тебе раньше, но боялась, что ты... — Ее пальцы вцепились в складки юбки. — Ты не отомстил сэру Роберту, женившись на мне. Он никогда меня не хотел. Никогда не был в меня влюблен. Причины, по которым он за мной ухаживал, не слишком отличались от твоих.

Коннор долго смотрел на нее непроницаемым взглядом.

— Да. Так и было, — наконец проговорил он и швырнул бумаги в огонь.

Аделаида растерянно смотрела на него, на то, как обугливаются края бумаг в камине, и надежда начала расцветать в ее сердце.

— Ты знал?

Коннор отвернулся от камина.

— Знал.

— И все же ты...

— Я хотел тебя, — мягко произнес он. — Это никогда не было ложью.

Надежда развернула свои лепестки, к ней присоединилось сияющее тепло удовольствия, прогнавшее ее дрожь.

— Ты отказался от мщения? — еле слышно прошептала Аделаида. — Просто так?

Какая-то часть Коннора хотела сказать: да, просто так. Это заставило бы Аделаиду улыбнуться. Откликнулось на свет надежды, загоревшийся в ее глазах. Но это было бы ложью.

— Это не все, — неохотно произнес он. — Сэр Роберт вложил значительные деньги в предприятие, которое должно разориться. Если он еще не успел узнать об этом, то скоро узнает.

— Это придумал ты?

— Да. И это я не могу повернуть вспять. Не смог бы, даже если б захотел. Я не оставлю ему средств, чтобы он продолжал оставаться угрозой.

Аделаида сильно выдохнула и, к его глубокому удивлению, улыбнулась с явным облегчением:

— О, слава Богу.

— Ты одобряешь?

— Да, конечно. Я никогда не хотела, чтобы сэр Роберт остался безнаказанным. Я только хотела...

— Чтобы я с этим покончил, — договорил он за нее.

— Да.

— Я с этим покончил!

Такое обещание было очень легко дать. Обернувшись к камину, Коннор уставился на пламя и смотрел, как годы усилий превращаются в пепел. Он ждал чувства сожаления, но оно не пришло.

— Два из них — это свидетельства о собственности на сахарные плантации, которые не существуют. Некоторые — фальшивые письма. Послания от сэра Роберта мифическому джентльмену по фамилии Паркс. В них барон расписывал свою неприязнь к некоторому числу видных членов общества и сообщал о своих будущих планах в отношении их жен и дочерей. Грегори и Майкл должны были сегодня отправить их в руки эдинбургской элиты. Там были еще кое-какие бумаги... — Коннор умолк и покачал головой. — Я планировал полное его уничтожение. Финансовое и светское.

— Но ты больше этого не хочешь, — мягко сказала Аделаида.

Коннор повернулся к ней с улыбкой сожаления.

— О нет, хочу.

Но Аделаида явно не поняла юмора ситуации.

— Я вовсе не собиралась предъявлять тебе ультиматум. Я никогда не собиралась...

— Я знаю.

— Я не хочу, чтобы ты...

— Знаю.

Коннор приблизился к ней, желая успокоить, нуждаясь в ее близости. Он легко провел ладонью по ее щеке, большим пальцем обвел нежную раковинку ее ушка. Аделаида продолжала смотреть на него своими бархатными карими глазами... Боже, какая она все-таки красавица!

Слова, которые он хотел ей сказать, застряли у него в горле. Коннор никогда не говорил их ни одной живой душе. Даже своим родителям, которые проявляли сдержанность во всем, в том числе в чувствах, ни своим людям, которые пришли бы в ужас, вздумай он их произнести.

— Я... — Коннор стиснул пальцы свободной руки, стремясь выдавить эти слова из себя. — Я... Оказалось, я не так и хотел этого, как считал. Мне это не нужно... Мне нужна ты.

Это было не совсем то, что он хотел сказать. Это было меньше того, чем она заслуживала, поэтому Коннор обнял ее и, нагнув голову, завладел ее ртом. Так было легче: показать ей, что он чувствует, а не выразить это словами. Так было легче с самого начала. Как просто было предоставить говорить за себя поцелую, поездке в Англию, куску земли под садик.

Как просто было теперь, посреди занятий любовью, поделиться тем, что хранилось в его сердце. Каждое касание его губ, каждая нежная ласка должны были доставить Аделаиде удовольствие. Ничто не скрывалось от нее.

Не было ничего, что она бы захотела и в чем он ей бы отказал. Все, что она пожелает, все, чего ни попросит, он даст ей без ограничений. Без страха поражения.

Коннор читал в ее глазах, как нарастает ее желание по мере того, как он медленно раздевает ее, останавливаясь, чтобы попробовать на вкус каждый дюйм ее тела. Он слушал ее стоны и вздохи наслаждения, задерживаясь на тех местах, которые, он знал, наиболее чувствительны. Он ощутил жар ее желания после того, как достаточно помучил их обоих, и наконец скользнул в нее.

И когда она нашла в его объятиях свое освобождение, он знал, что сделал ее счастливой.

Он молил небо, чтобы этого было достаточно... Пока.

 

Глава 29

Следующий день принес необычайно сильный ветер, разогнавший туман. Аделаиде сад уже казался не мрачным лабиринтом, а буйными зарослями, которые она полюбила. Она шагала по дорожке и размышляла, не стоит ли ей уговорить Коннора оставить часть его в прежнем виде.

Возможно, ей стоило попросить об этом вчера днем... или прошлой ночью... или нынче утром. За последние двадцать четыре часа было дано столько обещаний!.. Клятвы и признания, данные в затухающем свете камина и разгорающемся сиянии рассвета...

Коннор дразнил ее и мучил, доставлял ей восторг и наслаждение, и она соглашалась на любое его требование. Она никогда его не покинет. Она будет всегда его любить. А в ответ он обещал всегда заботиться о ней, всегда выслушивать, всегда быть доступным.

Он не обещал ей любви, но ожидать ее казалось разумным. Она решила надеяться на нее, но не настаивать на ответе. Он принял ее любовь, а в ответ... сказал, что нуждается в ней. Пока этого было достаточно.

Улыбаясь, Аделаида свернула на тропинку, которая вела к дому. К этому времени, как она рассчитала, Коннор уже должен был покончить с корреспонденцией. А если нет, она убедит его отложить ее в сторону. Грэм повез Изабеллу и Джорджа в Бэнфрис, а Грегори и Майкл уехали за день до этого, как они сказали, повеселиться вволю и пока не вернулись. Ей хотелось, пока есть время, воспользоваться относительным уединением...

Но придется все отложить ненадолго, подумалось ей при виде открытой двери коттеджа садовника. Кто-то распахнул ее настежь. Обновление этого маленького каменного строения только завершилось. Разбитые окна заменили, осыпавшуюся штукатурку поправили, хорошенько все вычистили внутри и заново покрасили. Главный садовник был вне себя от восторга в ожидании будущего переселения из помещения для слуг в этот уютный домик.

Но немного останется от этого уюта, если его будут оставлять открытым в такие ненастные дни.

Поменяв направление, Аделаида поспешила к коттеджу, свернула за живую изгородь... и налетела на Коннора.

Ветер подхватил его смех, когда он обнял ее и поддержал, чтобы она не споткнулась.

— Тише, дорогая.

Продолжая ухмыляться, она встала на цыпочки и потянулась поцеловать его в щеку. Легкая щетина пощекотала ее губы.

— Я собиралась пойти за тобой через минуту.

— Сейчас еще лучше. — Он взял ее за руку и переплел ее пальцы со своими. — Прогуляйся со мной.

Куда угодно, подумала она.

— Коннор...

Его большой палец нежно скользнул по ее коже. Он направил ее на дорожку.

— Что, милая?

— Я вот подумала, нужно ли весь сад распланировать?

Он задумчиво нахмурился.

— Я полагал, что само понятие «сад» предполагает планировку.

— Пожалуй, — согласилась она. — Но по-моему, будет приятно оставить этот уголок таким, как он есть сейчас. Каким мы его нашли.

— Мы весь его оставим таким же, если ты этого хочешь.

— Нет. Эшбери должен выглядеть... Ой, посмотри!

Аделаида выпустила его руку и рванулась вперед к поросли синих колокольчиков, растущих среди сорняков у стены коттеджа садовника.

— Вот почему я хочу оставить часть сада нетронутой! — крикнула она через плечо. — Смотри, какое сокровище!

Аделаида с восторгом наклонилась, чтобы получше рассмотреть цветы. Их было немного, но следующей весной...

Какое-то движение в коттедже привлекло ее внимание, и она выпрямилась, ожидая увидеть служанку с ведром и шваброй. Но это был сэр Роберт. Он выступил из открытой двери с приветливой улыбкой на губах и с пистолетом в руке.

— Добрый день, миссис Брайс.

Позднее Аделаида не могла четко вспомнить свою немедленную реакцию на это зрелище, а то, что запомнилось, заставляло ее краснеть от стыда. Она вскрикнула и замерла на месте, беспомощно оледенев от страха.

Пистолет. У него был пистолет.

— Аделаида, назад! — повелительный спокойный голос Коннора разбил лед.

Она рискнула бросить взгляд через плечо и с упавшим сердцем поняла, что муж находится в десяти ярдах позади нее.

Сэр Роберт покачал головой:

— Она останется там, где стоит. Или еще лучше... — Его улыбка превратилась в злобную гримасу. Он перевел пистолет с Коннора на Аделаиду. — Иди сюда!

Голос Коннора прозвучал, как удар хлыста:

— Нет!

Аделаида была полностью с ним согласна. Неизвестно, что сделает сэр Роберт, если захватит ее, но вероятнее всего, ей грозит похищение. Она посмотрела на сэра Роберта и покачала головой. Лучше пусть ее убьют в собственном саду, чем увезут куда-то и застрелят там.

Улыбка барона дрогнула, и он вновь перевел пистолет на Коннора.

— Иди сюда, или я выстрелю ему в живот.

О Боже, Боже! Он действительно это сделает. Аделаида нерешительно шагнула. Лучше пусть ее похитят, чем Коннора застрелят в их саду.

Коннор двинулся вперед.

— Аделаида, нет!

— Ах, ах, ах!.. — Сэр Роберт издевательски размахивал пистолетом. — Ты только шевельнешься, и она умрет. Она не подойдет, и ты умрешь. Все ясно?

Не сводя глаз с пистолета, Аделаида двинулась к нему. Сэр Роберт схватил ее за плечо и рванул к себе. На какой-то краткий миг ей показалось, что она сможет дотянуться до оружия, но эта возможность исчезла прежде, чем она успела это сообразить. Сэр Роберт резко повернул ее, обхватил за талию и стал гладить большим пальцем в мерзком подобии ласки.

— Говорил же я тебе, что в конце концов она будет моей.

Он дразнил Коннора. И это взбесило Аделаиду больше, чем его прикосновение. Она не пропустит следующего шанса завладеть оружием, мрачно подумала она. Не упустит возможности его застрелить.

Внешне Коннор оставался невозмутимым. Голос его прозвучал ровно:

— Отпусти ее, Роберт. Это наше с тобой дело. Она не имеет к этому никакого отношения.

— Как и этот пистолет. Однако думаю, что пока придержу обоих.

— Чего ты хочешь?

— О, всякую всячину! — жизнерадостно отозвался сэр Роберт.

— Наша вражда окончена. Пусть...

— О, неужели? — язвительно произнес сэр Роберт. — Потому что ты так сказал? Потому что уже достаточно развлекся, уничтожив все мое, и теперь хочешь все прекратить, прежде чем...

— Я тебя не уничтожил. Но сделаю это, если ты повредишь хоть волос на ее голове. Я тогда...

— Что? — рявкнул сэр Роберт. — Что ты сделаешь? Ты погубил мое имя. Украл мою жизнь! — И когда Коннор покачал головой, почти завизжал: — Не отрицай это! Не смей отрицать! Я знаю, это ты стоял за всеми фальшивыми инвестициями. И ты отправил все эти письма.

— Какие письма?

— Что?.. Какие письма?! Десятки писем! Чертовы сотни! — Грудь сэра Роберта вздымалась и опускалась, как кузнечные мехи. — У моих дверей собралась толпа. Мне пришлось выбираться через окно. Слышишь, ублюдок, через окно! Я сбежал из Эдинбурга едва живой. Я больше никогда не смогу показаться в обществе. Каждый муж, отец и брат в Британии хочет порвать меня на куски. Я не могу вернуться домой, а теперь у меня и денег нет, чтобы куда-нибудь уехать. Так объясни мне, будь любезен, что ты можешь сделать со мной хуже того?

У Аделаиды все смешалось в голове. Он узнал о фальшивых инвестициях. Но мужья и отцы? Поддельные письма, о которых говорил ей Коннор? Это не может быть правдой. Коннор их сжег. Он сжег все. Она видела это своими глазами. С леденящим ужасом Аделаида вдруг поняла, что не имеет значения, что она видела, что она знала. Кто-то разослал эти письма, и сэр Роберт никогда не поверит отрицаниям Коннора.

Коннор явно пришел к тому же выводу.

— Я дам тебе денег, чтобы ты...

Рука сэра Роберта крепче впилась в ее талию.

— О, ты дашь мне куда больше!

— У меня в кармане двести фунтов. Отпусти Аделаиду и можешь их забрать. Я прослежу, чтобы ты благополучно уехал из страны. Куда только захочешь.

Сэр Роберт замолчал, и Аделаида затаила дыхание. Может, он примет это предложение? Может, он сейчас обдумывает мудрость отступления? Может быть...

— Какой дурак носит в кармане двести фунтов? — В голосе сэра Роберта звучала странная смесь недоумения, насмешки и презрения. — Идиот-дворняжка!

— Возьми деньги, — настаивал Коннор.

Сэр Роберт фыркнул носом.

— Жить на твои подачки? Подчинять каждый поступок твоей воле? Даже если я буду так глуп, что поверю твоему слову, я не унижу себя, принимая такую благотворительность. Лучше пусть меня повесят за убийство. По крайней мере, когда буду болтаться в петле, мне доставит удовольствие горе в твоих глазах.

— Тебя не повесят, — сказал Коннор. — Твой титул сыграет свою роль. Ты проведешь всю жизнь в тюрьме или в сумасшедшем доме.

Пистолет снова дернулся в сторону Коннора.

— Тогда закончим это прямо сейчас!

Аделаида дернулась в его руках.

— Возьмите меня с собой.

— Аделаида, не будь дурой! — рявкнул Коннор.

Она его проигнорировала. Она не собиралась глупить.

И не собиралась никуда ехать с сэром Робертом, если сумеет этому помешать. Но ей нужно было купить им время.

— Он сделает все, чего вы захотите, — торопливо говорила она. — Если я буду у вас, он даст вам все, чего захотите. Он будет полностью в вашей власти. Не на несколько минут, а так долго, как вам захочется. Вам не придется сидеть под замком и принимать его милостыню. Он заплатит любую цену, какую вы назовете.

— Он станет за мной охотиться.

Лицо Коннора выразило смертельную угрозу.

— Я тебя убью, ты...

— Разве он умнее вас? — подначивала Аделаида. — Быстрее, сильнее?..

Пистолет ткнулся в ее висок.

— Заткнись!

Она крепко зажмурилась.

— Подумайте. Что будет для него хуже — моя быстрая смерть или целая жизнь неизвестно где?

Она молила небо, чтобы он проглотил наживку. А если это не удастся, чтобы смерть ее была быстрой и безболезненной, а главное, дала Коннору возможность наброситься на сэра Роберта или кинуть в него камень, или отпрыгнуть в какое-то укрытие. Сделать что-нибудь, что бы его спасло.

— В коттедже есть веревка, — вдруг произнес сэр Роберт.

Аделаида поспешно открыла глаза и выдохнула с облегчением. Ей удалось! Она купила им немного времени.

Сэр Роберт мотнул головой в сторону Коннора и начал осторожно двигать их от двери коттеджа.

— Возьми ее. Но держись на расстоянии.

Медленно-медленно сэр Роберт передвинулся с ней от коттеджа по широкой дуге, так что положение их и Коннора переменилось. Коннор исчез внутри коттеджа и минуту спустя появился с мотком веревки в руках.

— Брось ее сюда и отступи, — приказал сэр Роберт.

Коннор бросил моток очень низко, он упал на землю, покатился и остановился в нескольких ярдах перед ней. Коннор сделал два шага назад, но оказался ближе к ним, в пяти ярдах, а не в десяти. Это было немногим лучше прежнего, но все-таки. Аделаида молилась, чтобы этого хватило.

Рука сэра Роберта соскользнула с ее талии. Он отвел пистолет от ее виска и указал им на моток веревки.

— Подбери его.

Это был шанс, которого она ждала. Без всяких колебаний Аделаида оттолкнула руку с пистолетом и ударила сэра Роберта плечом в живот так сильно, как только могла. Она услышала, как он охнул, и почувствовала, как он отшатнулся. Пистолет выстрелил, и звук его был как физический удар. Аделаида качнулась назад, и Коннор молнией промелькнул мимо нее. Он с разбега впечатался в сэра Роберта, и они оба упали наземь.

Сэр Роберт завозился, пытаясь выбраться из-под Коннора. Он вскинул пистолет, но Коннор поймал его запястье и резко вывернул. Сэр Роберт взвыл, и почти в ту же секунду Коннор вырвал у него пистолет и обрушил удар на его череп.

Пока Коннор поспешно обматывал бесчувственного барона веревкой, Аделаида стояла на том же месте, дрожа и задыхаясь. В ушах ее стоял пронзительный стон, а в воздухе едко пахло сгоревшим порохом. Она ничего этого не замечала. Все ее внимание было устремлено на Коннора. Он был жив. Он был в безопасности. И он что- то ей кричал.

— Ты ранена? Аделаида, ты ранена?!

Она покачала головой:

— Нет, не ранена.

Но рука ее невольно потянулась к боку, повыше бедра. Она ощутила на пальцах что-то липкое и теплое и, потрясенно посмотрев вниз, увидела прореху на сиреневом шелке платья и расползавшееся в ней алое пятно. Глаза ее застлал туман, колени подкосились, и она вдруг оказалась на земле.

— Я ничего не почувствовала, — услышала она свой голос. — Разве я не должна была это почувствовать?

Коннор рывком затянул последний узел и бросился к ней. Она увидела, как лицо его стало пепельным, он взял ее за плечи и бережно уложил на землю. Трясущимися руками он потянулся к ней и приложил ладонь к ее ране. Сильно.

Туман рассеялся, разогнанный ее отчаянным криком.

Теперь она это ощутила.

Никогда раньше не испытывала она ничего подобного. Ужасная рвущая и жгучая боль пронзила ее, будто кто-то воткнул в нее раскаленный топор. На мгновение Аделаида потеряла всякое соображение. Не существовало ничего, кроме жажды избежать боли. Она барахталась, стремясь подняться, упиралась пятками в землю, отталкивала правой рукой Коннора. Ей хотелось бы оттолкнуть его обеими руками, но левую невозможно было поднять из-за волны новой боли. Ее охватила паника.

Коннор плотно прижимал ладонь к ране. Склонившись над ней, он поймал ее правую руку и прижал к земле.

— Нет, милая. Мне очень жаль... Дорогая, не надо... Стисни зубы и дыши, не разжимая.

Этот последний приказ возмутил ее, но он пробился через панику и боль.

— Дышать... сквозь зубы?!

— Попытайся... — Коннор навис над ней, стараясь защитить. Дыхание его было прерывистым, все тело сотрясала дрожь. Он прижался губами к ее лбу. — Пожалуйста. Ради меня.

Она попыталась... ради него. Вперив свой взгляд в его глаза, она втягивала воздух через нос и выталкивала сквозь стиснутые зубы.

— Медленно, — сказал Коннор. Она ощущала на коже его горячее успокоительное дыхание. — Вот так... Вот так, моя любовь... Становится лучше?..

Аделаида судорожно кивнула. Бок жгло невыносимо, но с каждым медленным выдохом становилось легче, боль притуплялась.

— Мне очень жаль, — выдавила из себя она.

— Нет... Боже мой!.. — Он приник к ней губами. — Все в порядке. Теперь все в порядке. Только продолжай дышать. Вот так... Давай...

Спустя минуту Коннор отпустил ее и осмотрел рану. Она почувствовала, как его рука отодвинулась, и услышала звук рвущейся ткани. Чтобы отвлечься, она стала рассматривать локоны на его голове... детали каждой золотистой пряди, изгибы каждого завитка. Боль отступила еще немного и стала ноющей, а не жгучей.

— Это поверхностная рана, — произнес он прерывистым шепотом. — Это всего лишь поверхностная рана.

Аделаида тут же вознегодовала.

— Это моя поверхность! — прошипела она.

Никакого «всего лишь» она и слышать не желала.

Коннор ответил ей жалобной улыбкой.

— Ты не веришь, что я сумею о ней позаботиться?

Она хотела улыбнуться в ответ, но не нашла в себе ни силы, ни воли. Рискнув посмотреть на свой бок, она успела заметить ярко-красную плоть, но Коннор тут же прикрыл рану самодельной повязкой, сооруженной из платка и полоски ткани, оторванной от ее сорочки.

— А это... не смертельно?

— Нет, милая. — Коннор склонился над ней с легким быстрым поцелуем, затем сбросил с себя сюртук и укрыл ее. — Выстрел не задел жизненно важные органы. Ты потеряла некоторое количество крови, но она уже останавливается.

Ей хотелось спросить его, что такое жизненно важные органы и уверен ли он, что они не повреждены, но ее отвлекло прибытие нескольких вооруженных слуг.

— Вот они! — закричал один. — Около хижины садовника!

Через несколько мгновений к ним присоединились домоправительница, дворецкий и еще несколько вооруженных лакеев.

— Святые небеса! Что здесь произошло?

— Неужели это сэр Роберт?

— Говорил я, что слышал выстрел!

— О, миссис...

Несколькими короткими приказами Коннор навел тишину и порядок.

— Дженнингс, привезите врача. Бернард, магистрата. Мне нужно для барона двух стражников. Миссис Маккарнин, принесите в хозяйские комнаты бинты, горячую воду и мед. И бренди. Бутылку.

Он просунул одну руку жене под колени, а другую под плечи и осторожно поднял с земли. Хоть и очень осторожное, это движение так встряхнуло Аделаиду, что ей пришлось прикусить щеку внутри, чтобы не закричать. Коннор держался уверенно и со знанием дела, но лицо его напряглось и осунулось. Ей было тяжко видеть это.

— Коннор...

— Тише! — Не оглядываясь на барона, он направился к дому. — Закрой глазки, отдыхай.

Отдыхать? Сердце ее продолжало бешено колотиться.

В голове клубились вопросы и остатки ужаса. В боку сквозила дыра. Наверное, пройдут месяцы, прежде чем она будет способна закрыть глаза и просто отдохнуть. Но чтобы успокоить его и себя, она обвила его шею руками, прильнула щекой к его плечу и смотрела на мерно бившийся пульс на его шее.

— Коннор! Те письма, о которых говорил сэр Роберт...

— Отдыхай.

— Но я не хочу, — мягко проговорила она. — Я хочу слышать твой ответ.

Его руки сжали ее крепче.

— Тебе больно. Тебе нужно...

— Уже меньше, — сказала она, мысленно оправдываясь, что это небольшая боль. Бок дергало беспощадно, но все равно ей было лучше, чем в первые ужасные моменты. — Письма, о которых говорил сэр Роберт... Я думала, что ты их сжег.

Коннор поколебался, но потом все же ответил:

— Сжег. Некоторые из них. Я...

Он смолк, а потом из его горла вырвалось что-то вроде тихого рычания.

— Что?

— Я сжег не все. Дьявольщина, я не сжег даже половину. Я думал, мне нужно лишь несколько, чтобы я мог... — Краска медленно расплывалась по его лицу. — Я сжег их, как некий...

— Как что?

— Некий жест. — Теперь покраснели все лицо и шея. — Я хотел сделать жест. Это было символически... Грегори и Майкл должны были уничтожить остальное.

— A-а, понимаю. — Было очевидно, что Грегори и Майкл решили не отказываться от своих планов. — Неужели их действительно были сотни?

— Нет, — ответил он, внося ее в дом через боковой вход. — Пара дюжин. Это не имеет значения: одного было уже достаточно.

 

Глава 30

Разговор прекратился, потому что Коннор внес ее в дом и стал подниматься по лестнице в хозяйские комнаты. Там он бережно опустил ее на кровать. Служанки и лакеи сновали туда-сюда, принося бинты и ножницы, воду, одеяла и дрова. Коннор заменил намокший кровью носовой платок чистыми бинтами. Служанка разожгла в камине огонь, а домоправительница и кухарка держали совет, нужно накладывать на бинты мед до или после того, как рану осмотрит врач.

Аделаида нашла эту суету вокруг себя на редкость успокоительной, пока кто-то не произнес слова «заражение крови».

— Вон! — побледнев, прорычал Коннор. — Все вон!

Слуги поспешили повиноваться. Они положили все, что принесли, и выскочили за дверь. За шумом их ухода Аделаида не сразу различила хлопанье входной двери и топот сапог по лестнице.

— Коннор!

— Парень!..

Она подавила стон. Майкл и Грегори вернулись домой, и момент этот не мог быть хуже.

— Что тут такое? — прокричал Майкл. — Где мальчик? Он захочет услышать...

— Да, именно от меня! — услышала она голос Грегори. — Я расскажу ему...

— Еще чего?! Он услышит это от меня!

Коннор шагнул к двери.

— Я уже слышал.

Хотя Коннор загородил собой почти весь коридор, Аделаида заметила Майкла и за ним более худого Грегори.

— Что тут за суматоха? Жена в постели... Почему?

— В нее стреляли. Вы...

— Стреляли?!

В один голос воскликнули они.

— Со мной все будет в порядке! — крикнула им Аделаида, главным образом ради Коннора. — Это лишь поверхностная рана.

— Поверхностная рана?! — Она услышала их облегченные вздохи. — Кто в тебя стрелял, девочка?

— Сэр Роберт! — как выплюнул Коннор.

Последовало краткое молчание.

— А-а.

— Дьявольщина.

— Вы не остановились! — прорычал Коннор. — Вы разослали эти проклятые письма!

— Разумеется, мы это сделали, — согласился Грегори.

В голосе Майкла прозвучали оборонительные нотки:

— Этот поганец бросил нас в тюрьму. Чего же ты ждал от нас?

— Я ждал, что вы последуете моему приказу! — взревел Коннор. — Я велел вам уничтожить все бумаги! Я сказал вам, что Аделаида хочет, чтобы я покончил с этим. И вы сказали, что понимаете.

— Мы и поняли, — ответил Грегори.

— Мужчина должен ставить жену на первое место, — согласился Майкл.

— Так какого же черта...

— Ну, она же не наша жена. Ведь так?

Грегори заглянул через плечо Коннора.

— Птичка, тебе хочется иметь больше одного мужа?

— Спасибо, нет.

— Вот и все, парень! — стукнул Коннора по плечу Майкл. — Она только твоя.

— Со всеми своими требованиями и прочим.

— Она не требовала... — Коннор провел рукой по лицу. — Уйдите. Просто уйдите. Я с вами потом разберусь.

— А что случилось с...

Коннор с шумом захлопнул дверь и зло выругался, когда пятью секундами позже раздался тихий стук в дверь.

— Я же вам сказал, черт побери...

Он резко распахнул дверь и увидел на пороге смущенную юную служанку, державшую бутылку бренди и два стакана.

— Прошу прощения, сэр, — пролепетала она. — Миссис Маккарнин сказала, что я должна немедленно принести это сюда. Но если вы не хотите...

— Нет. Я это хочу.

Коннор взял бутылку, не обратив внимания на стаканы, и пробормотал что-то. Аделаида очень надеялась, что это было извинение. Служанка присела в быстром книксене и умчалась прочь.

Аделаида внимательно всмотрелась в лицо Коннора, когда тот обернулся. Краски к нему вернулись, но цвет его лица никак нельзя было назвать здоровым. Он был слишком темным и становился все темнее. Буквально шваркнув бутылку на стол, Коннор стал непрерывно расхаживать вдоль изножья кровати. Надеясь, что это упражнение усмирит его гнев, Аделаида решила несколько минут помолчать. Впрочем, она переменила мнение, когда он начал чуть не каждый пятый шаг бросать на нее мрачные взгляды.

Она протянула руку, указывая на бренди.

— Что ты намереваешься с этим делать?

— Выпить.

— Прямо из бутылки? Хорошей же сиделкой ты будешь после этого, — поддразнила она его, надеясь вызвать улыбку. — По крайней мере, поделишься со мной?

— Нет! — отрезал он. — Ты получишь опийную настойку.

Несколько возмущенная его тоном, Аделаида нахмурилась и поинтересовалась:

— Ты на меня сердишься?

— Нет... Да...

Он выплюнул слово, которого она никогда не слышала и потому заключила, что оно очень грубое, а затем он подошел к изголовью кровати и навис над ней. Его руки опустились на подушку по обе стороны ее лица.

— «Возьмите меня с собой»?

— Ах, это... — Она слабо улыбнулась ему. — Я говорила не всерьез.

Глаза его угрожающе сузились.

— А встать на пути пули ты всерьез собиралась?

— Разумеется, нет.

Она собиралась встать перед пистолетом и отчетливо помнила, что надеялась, дело до этого не дойдет.

Однако Коннор явно не видел в этом разницы. Лицо его мучительно исказилось.

— Это я должен был с ним бороться. Я должен был защищать тебя...

— Ты стоял слишком далеко. Ты ничего не мог поделать. И...

— Мог. Мне просто нужно было больше времени, вот и все. Я...

— Так разве я не дала его тебе?

Наступило долгое, долгое молчание, во время которого мышцы лица Коннора задергались сильнее.

— Да, — наконец выдавил из себя он. Было просто поразительно, сколько недовольства можно вложить в одно короткое слово. — Но я и сам достиг бы этого. Тебе не следовало...

Он оборвал себя, все его тело судорожно напряглось... и вдруг как-то обмякло. Гнев сошел с его лица, и воздух устало вырвался из груди.

— О Боже! — низкий стон пророкотал из глубины его груди, Коннор нагнул голову и уперся лбом в ее лоб. — Я думал, что теряю тебя, — прохрипел он, закрывая глаза. — Я подумал...

— Я подумала то же самое. — Аделаида провела ладонью по напрягшимся мышцам его шеи. — Но вот мы оба здесь.

И то, что они тут, казалось таким замечательно чудесным, как и ощущать его жаркое уверенное дыхание на коже. Закрыв глаза, Аделаида позволила себе погрузиться в это блаженство. Коннор был жив. Он был цел, невредим и в безопасности. Она не могла желать большего.

Она могла оказаться убитой.

Коннор сражался с эмоциями, бурлящими в нем. Там были гнев, облегчение и сожаление. Но первым и главным чувством оказался страх. Снова и снова он видел, как отшатывается Аделаида от сэра Роберта, наблюдал беспомощно, как она падает на землю и на платье проступает кровавое пятно.

Он никогда не знал такого страха. Даже в мрачные часы после смерти родителей не испытывал такого ужаса. Он не мог от него избавиться, не мог отбросить его или перекрыть гневом. Он чувствовал, что его и сейчас трясет при одном воспоминании об этом.

— Я хочу... — Он хотел завернуть ее в вату и спрятать под замок. Больше всего ему хотелось стереть из ее памяти воспоминания об этом, убрать из ее жизни даже намек на страх, каждое мгновение боли. — Мне так жаль. — Голос его дрогнул. — Аделаида...

— Шшш. Ты не виноват.

— Если бы я остановил всю эту историю раньше. Если бы яснее донес до Грегори...

Аделаида тихонько фыркнула с досадой.

— Если бы сэр Роберт не ударил тебя по голове дуэльным пистолетом и не отдал бы флотским вербовщикам... Если бы твой отец не пренебрегал своими женой и сыном... Если бы...

— Я не должен был начинать все это, — покачал головой Коннор. — Это моя вина, что сэр Роберт обратил на тебя внимание. Я не должен был впутывать тебя в эту историю.

— Я благодарна, что ты сделал это. Я так благодарна судьбе, что нашла тебя... — Аделаида провела ладонью по его волосам. — Я люблю тебя.

Волна удовольствия пробежала по нему. За ней последовала твердая решимость. Что было сделано, то сделано. Он не мог изменить прошлое, не мог вернуть то, что было у него украдено, стереть то, чем он был, проигнорировать то, что сделал. Но он может поучиться на своих ошибках. Он может ценить то, что имеет теперь. Осторожно, чтобы не тряхнуть ее, он присел на край постели и взял в ладони ее лицо.

— Ты спрашивала, почему я тебя скомпрометировал, почему женился на тебе, почему сжег эти бумаги. Я люблю тебя, — прошептал он. — Люблю тебя любовью... — Он запнулся. — Люблю тебя больше, чем... — Он снова запнулся. — Дьявольщина!

Коннор не мог найти нужных слов. Он думал, они появятся после того, как он выговорит самое трудное, но теперь все слова казались бесцветными и невнятными. И даже те трудные слова не передавали всю неизмеримую глубину чувств, скрывавшихся в его сердце.

Он взял ее руку, прижал к груди над сердцем, страстно желая, чтобы она поняла все без красивых слов.

— Я люблю тебя. — Он поцеловал ее нежно, бережно, легко прошелся губами по ее щекам, лбу, векам. — Я люблю тебя. — Он жадно завладел ее ртом, изливая всего себя в этом поцелуе. — Я люблю тебя, — прошептал он. — И у меня нет других слов.

С глазами, сверкающими от непролитых слез, Аделаида взяла в ладони его лицо.

— Они говорят все, что мне нужно. Они все, чего я желала, на что я когда-либо надеялась.