Симфония была закончена.

Кейт откинулась на спинку стула и смотрела на кипы бумаги на письменном столе.

Наконец она закончила ее, наконец она поняла, почему не могла закончить ее раньше. Гнева, скорби и сердечной боли — вот чего не хватало в недостающем отрывке ее симфонии. Она не могла услышать их раньше, потому что не чувствовала этого. Что ж, теперь она испытывала все эти чувства, и не только во время поездки в Хэлдон. Ей казалось, что она тонет в этих чувствах.

Отчаявшись сделать хоть что-нибудь, на самом деле, что угодно, с этими чувствами, кроме как утонуть в них, она ушла в свою комнату сразу же, как только вернулась в Хэлдон, взяла свои письменные принадлежности и начала сочинять. Она работала до тех пор, пока в глазах не начало жечь, а пальцы не стало сводить, пока розоватый рассвет не просочился в окно, вскоре превратившись в золотой свет раннего утра. Тогда она поела, поспала несколько часов и принялась сочинять снова.

Сколько сейчас времени, гадала она. Семь часов вечера? Неужели она только вчера уехала из Поллтон-Хауса? Казалось странным, что она встала только несколько часов назад.

— У вас есть минутка, леди Кейт?

Она подняла глаза и увидела Лиззи, которая стояла на пороге двери, соединяющей их комнаты. Она выглядела обеспокоенной, это Кейт сразу отметила. Она кусала губы, а под глазами у нее были круги. Волнение и чувство вины, а плюс к тому головная боль. Что-то случилось, пока Кейт никого не впускала к себе, чтобы зализать раны?

— В чем дело, Лиззи? Что случилось?

— Ни в чем, собственно. Ничего не случилось. Я не хотела мешать. — Лиззи поколебалась, потом прошла в комнату и посмотрела на листы, разбросанные по письменному столу. — Ваша симфония, не так ли?

— Ты не мешаешь, — заверила ее Кейт, — Я закончила.

— Правда? — Лицо Лиззи просветлело. — Закончили? Вы полностью закончили ее?

— Да.

— Это замечательно! — прошептала Лиззи. — Целая симфония! Я не могу себе представить. Это… ну, это замечательно, не так ли? Вы, должно быть, очень взволнованы.

Кейт кивнула и пожалела, что на самом деле не ощущала никакого волнения. Она бы предпочла, чтобы симфония осталась незаконченной, чем чувствовать ту боль, которая вдохновила ее на ее завершение.

— Я рада, что она закончена, — сказала она уклончиво. — О чем ты хотела поговорить со мной?

— О, действительно! — Лиззи опустила глаза и начала теребить край своего передника. — От лорда Терстона пришло письмо вашей матери час назад. Мистер Хантер вернулся в Лондон.

— Понятно, — сказала Кейт осторожно.

Она знала, что Лиззи говорила с Хантером об их общем прошлом, но она с Лиззи не обсуждала настоящую причину своего отъезда из Поллтон-Хауса.

Чувство вины усилилось. Лиззи и Хантеру нужно было обсудить гораздо больше, чем они успели за тот короткий промежуток времени, который у них был. И хотя Кейт предлагала Лиззи остаться с миссис Саммерс, Мирабель и Уитом, чтобы она могла наладить дружеские отношения с Хантером, Лиззи категорически отказалась. Кейт не сомневалась, что это было свидетельством преданности Лиззи своей подруге и госпоже.

— Ты бы хотела поехать в Лондон, Лиззи?

— Нет. — Она поморщилась. — Зачем мне ехать в Лондон? Вы знаете, что мне там нечего делать.

— Тебе разве не хочется снова поговорить с мистером Хантером?

— Я поговорю с ним, когда он приедет в Хэлдон-холл, и… — Лиззи замолчала и поморщилась. — Извините, я знаю, что вы не хотели бы видеть его.

— Не то чтобы не хотела видеть, просто… — На самом деле она хотела видеть его так сильно, что это вызывало боль. Она покачала головой. — Неважно. Если ты переживаешь не из-за мистера Хантера, то из-за чего?

— В каком-то смысле из-за мистера Хантера. — Лиззи снова закусила губу. — Из-за того, о чем мы говорили. Ну, из-за одной из тем нашего разговора. Мы не говорили только об этом. Он упомянул об этом мимоходом, хотя выразился достаточно ясно…

— О чем, Лиззи?

— Он хочет позаботиться обо мне.

— Вот как?

Лиззи кивнула:

— Он пообещал мне собственный дом в Бэнтоне и приличное годовое содержание.

— Я думала, сделает ли он это. — Они с Эви планировали предложить ей то же самое через несколько лет. — Ты согласишься?

— Я не знаю. То, что он предложил… это нелепо, вот что! — Лиззи фыркнула. — Он сказал, что Бэтел Мэнор может быть моим. Сказал, что купил его год назад для меня и…

— Бэтел Мэнор? Господи! — Это поместье было огромным. Ни она, ни Эви не могли себе позволить что-нибудь подобное. Она бы выбрала небольшой коттедж недалеко от городской площади, и ей при этом пришлось бы занимать деньги у Уита. — И годовое содержание?

— Пятьсот фунтов плюс зарплата прислуге.

— Пятьсот фунтов и Бэтел Мэнор? — Кейт почувствовала, что улыбается. — Ты теперь богаче меня.

Брови Лиззи взлетели:

— Правда?

— У меня ведь нет пятиста фунтов в год и собственного особняка.

— У меня пока тоже. — Нахмурив брови, Лиззи подошла к кровати и присела на ее край. — Я не знаю, что делать. Я всегда была камеристкой. Я не знаю, как быть кем-то еще.

— Ты никогда не была просто камеристкой, — заявила Кейт, поворачиваясь к ней. — Ты моя подруга. И всегда будешь ею.

— Я чувствую себя неловко — ни служанка, ни леди.

— Тогда будь кем-то еще, — предложила Кейт. — Ты могла бы открыть магазин. Книжный магазин. О, это было бы чудесно!

— В Бэнтоне уже есть книжный магазин.

— Да, но мистер Киркленд обслуживает джентльменов. И в городе никогда не бывает слишком много книжных магазинов. — Она улыбнулась, заметив страдальческое выражение лица Лиззи. — Тогда что-нибудь другое. Ателье, булочная, кузница, если захочешь. Все, что тебе нравится.

— Это будет не кузница, — сухо сказала Лиззи. — И я не буду жить в таком большом доме, как Бэтел Мэнор.

— Ну, что бы это ни было, чем бы ты ни решила заниматься, ты можешь рассчитывать на поддержку всех Коулов.

Легкий румянец окрасил щеки Лиззи:

— Спасибо.

Полагая, что Лиззи не решается принять помощь Хантера из-за нее, Кейт добавила:

— Хотя я должна сказать тебе, что буду помогать тебе очень неохотно, если ты откажешься от того, что предложил тебе Хантер. Я не хочу поддерживать твое решение быть дурочкой.

— Я предполагаю, что я бы ею и была, если бы отказалась от неожиданного богатства, — сказала Лиззи со смехом. — Спасибо. Я хочу еще немного подумать об этом, но чувствую себя намного лучше, поговорив с вами.

— Не стоит благодарности.

Лиззи наклонила голову, потом окинула взглядом комнату:

— Я буду чувствовать себя лучше, сказав еще и это: вам не годится проводить так много времени взаперти.

— Да, я знаю.

Она тронула рукой бумаги на своем письменном столе. Сейчас, закончив симфонию, она не знала, что делать с собой. Встав со стула, она сдвинула бумаги на центр стола и подняла крышку, чтобы положить их внутрь.

— Я думаю, что уже хватит сочинять. Возможно, я пойду прогуляюсь.

Она помедлила и, прежде чем успела отговорить себя от этого, потешила свое самолюбие тем, что взяла карманные часы, которые подарил ей Хантер. Прогулка в саду, решила она, вполне может отвлечь ее и умерить сердечную боль, которую теперь, когда она закончила симфонию, ей больше не на что было изливать.

Минут двадцать Кейт бесцельно бродила по дорожкам, покрытым гравием, не обращая никакого внимания на цветы, деревья и кусты. Ей пришлось признать, что прогулка в саду оказалась совершенно неэффективным средством отвлечься.

Боль не ослабевала. Кейт боялась, что она никогда не ослабнет, хотя знала, что время лечит. В тот момент ей казалось невозможным, что она когда-нибудь снова будет чувствовать себя по-настоящему счастливой. Она остро нуждалась в Хантере. Она любила его так сильно, что даже самые трогательные любовные истории, о которых она читала в романах, теперь казались ей весьма поверхностными. И она, безусловно, будет всегда любить его так же сильно.

Если бы она несколько лет назад заявила Эви и Мирабель, что такая любовь существует, они бы стали добродушно поддразнивать ее и утверждать, что это плод ее воображения. Еще совсем недавно она бы посмеялась над своими фантазиями и признала бы — хотя и неохотно, — что ее подруги правы.

Она не воображала сейчас. Она не считала, что любит Хантера всеми фибрами своей души, но она хотела любить Хантера всеми фибрами души. В этот момент она бы отдала почти все, чтобы это чувство было не таким сильным. Как же иначе, если он не был готов отдать ей даже толику своей любви?

Борясь со слезами, она остановилась, намереваясь присесть на каменную скамью, и сунула руку в карман, чтобы достать часы. Она провела большим пальцем по золотой инкрустации и ощутила кожей тиканье часов, размеренное и надежное. Она не смогла бы объяснить, почему взяла их. Чтобы потешить свое самолюбие? Они не нужны были ей для того, чтобы сохранять постоянный музыкальный ритм. Она просто хотела, чтобы они были с ней. Ей необходимо было ощущение стабильности.

«Этого хотел и Хантер, — подумала она, хмурясь, — стабильности, уверенности, постоянства». Ему не хватало этого в детстве, и ему это было нужно сейчас.

Она предложила ему незыблемую любовь. Она умоляла его! Кейт закрыла глаза, чувствуя себя униженной. И о чем она тогда думала?

«О том, что я люблю его.

О том, что я все бы сделала ради него.

О том, что я хотела бы, чтобы он никогда не сомневался».

Безусловно, он не мог сомневаться после этого. Однако же она… ушла. Она ушла, когда он стоял там, наблюдая за ней со ступенек. Она не остановилась даже после того, как он попросил ее — хотя и не прямо — не уходить. Она бросила его, так же как его тетя и Лиззи.

Конечно, это были разные ситуации. Он не любил ее так, как любил свою тётю и Лиззи. Но ведь она должна была стать тем, кто любит его, а она ушла.

— О господи!

Но что еще она могла сделать — остаться в Поллтон-Хаусе, притворяясь, что наслаждается домашним приемом, как будто ничего не случилось? Как будто он не разбил ей сердце? Кроме того, она уехала в Хэлдон, а не в Австралию. Он должен был понять, что она сбежала только потому, что он сделал ей больно.

Она закатила глаза, сочтя эти отговорки нелепыми. Сбежала? Какое это теперь имеет значение? Какое значение имеет то, что причина ее отъезда была веской? Она призналась ему в любви и через минуту бросила его. Как он мог поверить в то, что любовь, которую она предлагала, незыблема, если она так повела себя?

Она должна была подождать немного, должна была убедиться, что он не сомневается в том, что она всегда будет любить его.

Возможно, ей нужно объясниться, написав ему письмо. Нет, это не годится. Она не была уверена, что сможет передать то, что чувствует, на бумаге. И, вполне вероятно, письмо от нее только подчеркнет то, что она не рядом.

Возможно, она могла бы поговорить с ним, когда мать возьмет ее в Лондон на Малый сезон. Но эго будет лишь через несколько месяцев. Она не сможет ждать так долго. Она должна поехать в Лондон раньше. И Кейт решила: она должна поехать сегодня ночью.

Она закусила губу, обдумывая риск и преимущества этого предприятия. До Лондона было недалеко. Она вполне могла бы совершить эту поездку, поговорить с ним и вернуться в Хэлдон к утру. Она дождется полуночи и возьмет с собой по крайней мере двух лакеев, которым она могла доверить свой секрет. Уит и Мирабель еще в Поллтон-Хаусе, а ее мама и Лиззи к этому времени будут спать. Итак, она сможет съездить в Лондон, поговорить с Хантером и вернуться в Хэлдон, и никто из членов ее семьи не узнает об этом.

Возможно, это ничего не изменит. Возможно, ее отчитают за то, что она действовала импульсивно. Безусловно, она не заслуживает этого. Она действует не импульсивно, решила Кейт и встала со скамьи. Она шла на обдуманный риск.