Анна не только была счастлива от обретения питомца, но и очень беспокоилась по этому поводу.

Самое лучшее в любой мечте – это то, что ее можно отдалить от реальности настолько, насколько это необходимо. Когда Анна мечтала о прогулках в деревне, она не имела ни малейшего представления ни о вонючем навозе, ни о пастушьих собаках, ведь это была всего лишь мечта.

А когда она мечтала о собственной собаке, она представляла радостно виляющий хвостик и счастливый лай в полевых цветах. Она никак не предполагала, что иметь собаку – значит нести ответственность за это существо. Но теперь эта мысль казалась ей пугающей.

Никогда в жизни ей не приходилось отвечать за живое создание. Боже правый, а что, если она не справится?

Анна старалась не думать об этом. Ведь совершенно бесполезно думать о том, что она может сделать неправильно, вместо того чтобы сосредоточиться на том, что она может сделать правильно. А прямо сейчас правильно было взять свою собаку на прогулку с Максом.

Возбуждение пересилило беспокойство. Анна нашла обрывок мягкой веревки, чтобы использовать его вместо поводка, но Макс, чтобы не пугать щенка, взял Гермию на руки и вынес из конюшни.

Выйдя наружу, Анна с трудом подавила вздох сожаления. Несомненно, трудно было представить себе более идиллическую картинку, чем Максимилиан Дейн, стоящий под яркими солнечными лучами с симпатичным щенком на руках. «С моим щенком», – поправилась она. Макс Дейн бережно держал на руках щенка, которого подарил ей, подтверждая просьбу о прощении.

Она была почти разочарована, когда на полпути между конюшней и опушкой леса Макс опустил Гермию на землю. И уверенность начала ее покидать, когда стало ясно, что щенок, хотя и неуклюжий, был весьма резвым и совершенно не заинтересован в том, чтобы сопровождать их к лесу. Гермия втягивала воздух, принюхивалась к земле, потом развернулась и помчалась к конюшне. «Что ж, – решила Анна, – по крайней мере не придется беспокоиться, что собака убежит и потеряется».

Макс посмотрел на Анну, улыбнулся и сказал:

– Побежали к деревьям.

Анна оторвала взгляд от удаляющегося щенка.

– Что? Зачем?

– Положись на меня. Сделай это игрой. Покажи ей, что это может быть весело.

С этими словами он позвал щенка, потом развернулся и легкой трусцой направился к лесу.

Не дав себе труда обдумать эту мысль, Анна подобрала юбки и последовала за ним. Она чувствовала себя немножко глупо, неловко и легкомысленно, когда бежала по открытому пространству с Максом Дейном, словно они были детьми на празднике.

Макс оглянулся, и она поспешила к нему.

– Видите, – сказал Макс, – у нас получилось.

Анне не было необходимости оглядываться. Гермия пробежала мимо нее к Максу. Он улыбнулся, глядя на щенка, потом, не замедляя темпа, взял влево, чтобы не столкнуться с собакой, которая бросилась ему под ноги, и почти сразу же, прежде чем она успела предупредить его, Макс наткнулся на высокое, тонкое, но крепкое молодое деревце.

Все произошло так неожиданно, так внезапно, что Анна, раскрыв рот в немом крике, замерла как вкопанная. Макс отшатнулся назад, прижал руку ко лбу и разразился потоком полуругательств:

– Вот черт!.. Сукин… Проклятие… – Он издал долгий сердитый стон и наконец закончил: – Дьявол тебя подери!

И тут Анна услышала собственный смех. Он эхом заплясал между деревьев и заставил щенка, который теперь удобно расположился у ее ног, громко залаять.

Она смеялась, пока у нее не закололо в боку, а на глазах не выступили слезы. Потому что, пусть Господь простит ее, она никогда не видела ничего более эффектного и смешного, чем изысканный лорд Дейн, бодающийся с шотландской сосной.

– О… О боже…

Она согнулась пополам, пытаясь одновременно повязать поводок на собаку и восстановить дыхание. Первое ей удалось сразу же, но со вторым дело обстояло сложнее, потребовалось несколько минут, чтобы Анна смогла унять охватившее ее безудержное веселье, и еще минута, чтобы она смогла взглянуть на Макса, не рискуя вновь разразиться приступом хохота.

Он все еще держался за лоб, хмуро поглядывая на веселящуюся спутницу, на его лице отражалась странная смесь недовольства, неминуемого возмездия и полного удовлетворения.

– Мне очень жаль, – выдохнула Анна. – Мне ужасно жаль. С вами все в порядке? Вы не сильно поранились?

Она и сама видела, что не сильно, в противном случае она не стала бы так хохотать, но приличия требовали задать этот вопрос.

– Не очень, – проворчал он и, отняв руку, посмотрел на пальцы. – Но в общем-то довольно прилично.

– Кровь не идет, не так ли? – уточнила Анна.

– Нет.

– Может, мне сбегать на конюшню за помощью?

– Нет. – Он снова выругался, но теперь уже тише. На этот раз в его чертыхании явно послышалось веселье. – Такого со мной не случалось с детства.

Значит, это было не впервые? Анна чуть снова не прыснула, это делало ситуацию еще более комичной.

– Вы уверены, что с вами все в порядке?

– Да. – Он посмотрел на нее, слегка морщась.

– Очень больно?

Кожа над его левым глазом немного покраснела, но не было заметно, чтобы место ушиба распухло. Похоже, обойдется. Он ведь не бежал.

– Небольшая царапина и неглубокая. Думаю, даже синяка не будет. Черт! – Он осторожно коснулся места ушиба. – Похоже, я надолго запомню этот инцидент.

– Я уж точно никогда этого не забуду.

– Дело не только в вас, дело в моих знакомых. – Его губы дернулись, и на лице появилось умоляющее выражение, из-за которого четыре года назад он показался ей таким очаровательным. – Похоже, мне придется очень постараться, чтобы убедить вас не раскрывать истинного происхождения этого синяка.

– Зависит от того, какую историю вы придумаете, – ответила она, подыгрывая ему.

– Может, стоит остановиться на истории, что я пострадал, спасая вас от нападения хищника

– Но какое животное может оставить синяки на голове человека?

– Может, дикая лошадь? – с надеждой предположил он, но Анна лишь рассмеялась.

– Хотите, чтобы я всем рассказывала, что синяк вам поставила некая мифическая дикая лошадь?

Макс с отвращением посмотрел на окружающий лес.

– В Англии, к сожалению, катастрофически не хватает диких лошадей.

– Но вполне достаточно опасных растений, как я понимаю. А почему бы не сочинить историю о нападении разбойников?

– Не подходит, – уныло ответил Макс. – Поднимется слишком много шума. Люсьен отправит людей на поиски негодяев. Селяне возьмутся за оружие. Последует продолжительная и в конечном итоге бесплодная охота за преступниками. Мы почувствуем себя виновными в этом бедламе, и прежде всего вы. – Он умолк и, развернувшись, с минуту вглядывался сквозь редкий лес в открывающееся за ним поле. – Вы не знаете, как ведут себя очень напуганные овцы?

Эти слова вновь рассмешили Анну.

– Вы спасли меня от запаниковавших овец? – наконец удалось вымолвить ей.

– И щенка. Не забудьте упомянуть, что я спас щенка. – Он улыбнулся и покорно склонил голову, впитывая мелодичный смех Анны. – У вас самый… необычный смех, какой я когда-либо слышал.

– Вы и раньше слышали мой смех.

– И мне он очень нравился, но я не слышал, чтобы вы смеялись так заразительно и громко. Вы смеетесь как ребенок.

Несколько секунд она молчала, обескураженная этим сравнением.

– Прошу прощения, но я вас не понимаю.

– Ваш смех идет отсюда. – Он шагнул вперед и, застав ее врасплох, коснулся пальцами живота Анны. – Вы смеетесь от живота. Я думаю, именно этим отчасти объясняется столь завораживающее звучание вашего смеха.

От его прикосновения у нее по коже побежали мурашки. Анна замерла.

– Я не смеюсь как ребенок, и как можно смеяться от живота?

– Не стоит обижаться. Нет ничего прекраснее смеха ребенка. Он свободен и абсолютно лишен фальши. Это открытое, искреннее проявление радости.

Она в задумчивости поджала губы.

– Не хочу вас обидеть, но меня действительно рассмешило ваше столкновение с деревом.

– Гм. Все дело в неожиданности, полагаю.

– Но я не невинный ребенок.

– Нет, конечно же, нет. Просто смех немного похож, вот и все. – Он улыбнулся ей. – Таким же порой бывает мое чувство юмора. И в этом тоже нет ничего обидного.

Она почувствовала, что улыбается в ответ:

– Думаю, что нет.

Надо сказать, что если и было, то она, вероятно, решила оставить это без внимания. Анна была в прекрасном настроении и не хотела портить его из-за пустяков. Зачем тратить время на то, что кажется не совсем правильным, если можно сосредоточиться на приятных вещах? Так замечательно сидеть с Максом на траве и играть со своим щенком. Они бросали собаке веточки, чтобы та приносила их (что Гермия в основном игнорировала), использовали веревочки для игры в перетягивание каната (в основном выигрывала Гермия) и провели последующие полчаса, наслаждаясь обществом друг друга.

Такая простая вещь – сидеть на солнышке, играть со щенком. Простая, но не обычная, по крайней мере для Анны, и она рада была видеть, что Макс, при всем богатстве его жизненного опыта и искушенности, казался не менее довольным.

Когда пришла пора возвращать Гермию в ее семейство, Макс отнес щенка в конюшню.

– В следующий раз мы можем принести угощение, чтобы начать приучать ее к поводку.

Анна скрыла улыбку, услышав слова «в следующий раз», и украдкой взглянула на Макса, когда они вошли в тень конюшни. В это незабываемое утро он сделал ей изумительный подарок, и Анна очень хотела выразить свою признательность.

Макс опустил Гермию на подстилку, где возились остальные щенки.

– Знаете, если вам действительно этого хочется, то мы можем сохранить это досадное происшествие в тайне.

Он поднял темную бровь, вышел из стойла, закрыл за собой дверь и запер на задвижку.

– Это очень щедрое предложение.

– Наверное, это не очень… приятно – оказаться в центре нежелательного внимания. Надеюсь, что я не оскорбила вас своим безудержным смехом.

– Моя гордость достаточно закалена и вполне может выдержать подобное испытание, милая. С другой стороны, мое самолюбие, безусловно, нуждается в некоторой компенсации. Скажите мне, что я красив.

Она снова рассмеялась и подумала, что в ее жизни еще не было столь весело проведенного дня.

Он кивнул, услышав ее смех.

– Я так и думал.

– Что? – спросила она, обернувшись.

– У вас чудесное чувство юмора, Анна. И, думаю, определенная тяга к шалостям.

Она вспомнила все события этого дня и свою реакцию на них.

– Возможно, вы правы.

И разве не замечательно было узнавать что-то о себе? Как непохоже все это на Ледяную Деву.

– Думаю, что в Андовер-Хаусе такого не было, – заметил Макс.

Она растерянно моргнула, удивленная его проницательностью.

– Действительно, подобное случалось не часто, – признала она.

Званые вечера ее матери были отвратительны, ничего более. А миссис Кулпеппер, будучи чудесной компаньонкой, никак не склонна была к шалостям.

Макс понимающе кивнул:

– Мое детство прошло в такой же обстановке, поэтому я предпочитал Колдуэлл-Мэнор.

– Вы много времени проводили здесь?

– Много. – Он бросил взгляд из окна конюшни на дом. – Даже после кончины леди Эспли, когда Колдуэлл стал менее гостеприимным домом. Я и сейчас отдаю ему предпочтение перед Макмаллин-Холлом.

– Вы хорошо знали первую маркизу?

– Насколько хорошо мог знать ее ребенок, полагаю. Я знал, что она изумительная женщина, истинная леди. Она научила меня смеяться над своими ошибками, а не судить по ним о своем характере и не трястись от страха перед последствиями этих ошибок. И она научила меня находить забавное в каждой ситуации… Точнее, она пыталась, – поправился Макс. – Я не такой одаренный ученик, как Гидеон.

– Я бы сказала, что вы в этом преуспели. – Не каждый знатный человек способен посмеяться над собой, врезавшись в дерево. – Маркиза была вам очень дорога? – догадалась Анна.

Макс ответил не сразу, лишь кивнул, соглашаясь с ней. Он отвернулся от стойла и жестом предложил ей продолжить прогулку. И только когда они отошли от конюшни, снова заговорил:

– Вы спрашивали, почему я столь рьяно защищаю интересы Люсьена и Гидеона.

Анна украдкой взглянула на Макса, но по выражению его лица ничего не смогла понять.

– Вы говорили, что расскажете об этом в другой раз.

Он кивнул и откашлялся, прочищая горло.

– Я пообещал леди Эспли, что буду заботиться о ее детях. Это обещание я дал, когда она находилась на смертном одре.

Он в то время и сам был мальчишкой.

– Это было очень самоотверженно с вашей стороны.

– Она сама попросила меня об этом.

– Попросила? Но сколько лет вам было тогда, вряд ли это было правильно?

– Не больше тринадцати.

– Святые небеса!

Разве можно было взваливать такое бремя на плечи мальчика? Эта женщина в тот момент явно была не в себе.

– Вы наверняка станете осуждать ее за это, – словно прочитав ее мысли, сказал Макс и покачал головой. – Не надо. Она просила об этом не ради себя или детей. Она сделала это ради меня.

– Не понимаю.

– Это дало мне цель, – объяснил он. – Эта просьба позволила мне почувствовать… что мне доверяют, что меня ценят.

– А раньше вы этого не чувствовали?

– Я был вторым сыном у родителей, которые всегда знали, что по-настоящему им нужен только первый.

– Они ошибались. – Они точно ошибались, и никак иначе. – Мне очень жаль, что ваши родители не смогли по достоинству оценить вас.

– А, ладно. – Он криво улыбнулся. – Это ведь обычная история, не так ли? И оглядываясь на прошлое, я понимаю, что меня как друга ценили Люсьен и Гидеон, как брата – Беатрис, а иногда и Реджиналд. Но в то время я чувствовал себя несколько… одиноко. Поэтому истинное значение последнего напутствия леди Эспли в том, что оно придало мне чувство значимости до тех пор, пока я не стану старше и не обрету его сам.

– Что вы и сделали, – поддразнила его Анна, подумав, что, возможно, в просьбе леди Эспли была толика здравомыслия.

Макс улыбнулся ей:

– Вы так считаете?

Она тихо рассмеялась, вспомнив их первую встречу.

– Не припоминаете, как вы сказали мне, что я должна вам повиноваться, потому что вы виконт?

– Боже правый, нет. Полагаю, я выдал эту фразу в Андовер-Хаусе? – Он удивленно фыркнул. – Я был весьма удивлен, что вы просидели со мной так долго и что после этого у вас не пропало желание общаться. Я был настолько пьян, что, наверное, невыносим.

– Честно говоря… вы показались мне очаровательным. Хотя я рада, что за последние годы вы несколько укротили свою гордыню. Такие гм… поступки потеряли бы свое очарование, если бы случались регулярно.

От неожиданности Макс остановился.

– Очаровательный?

– Да, весьма.

– Понятно. Честное слово, я не знаю, как мне это воспринимать. – Он тихо повторил слово, затем поморщился, словно оно пришлось ему не по вкусу.

– Надеюсь, вы ни с кем не поделились этими мыслями?

– Только с Эспли, – заверила она его. – Именно он рассказал мне о вашем нынешнем сдержанном отношении к алкоголю и…

– Только с Эспли? Боже правый, Анна. – Макс натужно рассмеялся. – Очаровательный? – снова спросил он, искоса бросая на нее умоляющий взгляд. – В самом деле?

– О да.

– Может, красивый? Или энергичный? Или чертовски привлекательный?

– Извините, нет.

– Дьявольски распутный?

– Похоже, вы все-таки сильно ушиблись.

– Верно.

Он протянул руку и мягко взял ее за локоть, останавливая под сенью молодых деревьев, там, где их невозможно было увидеть из дома. Он посмотрел на нее решительным взглядом и подошел вплотную.

– Ну что ж…

Прежде чем она успела вымолвить хоть слово, он обнял ее, сильный и уверенный, и привлек к себе.

– Что вы делаете? – Это был риторический вопрос. И слепому было видно, что он намерен сделать.

Макс наклонился к ней, на его губах играла соблазнительная улыбка.

– Я исправляю некое недоразумение, – прошептал он.

И вот он уже целует ее, и с мягкой требовательностью его губы обхватывают ее.

Анне даже не пришло в голову изобразить оскорбление, как подобает леди. Возможно, это было неправильно, безответственно и безрассудно, но в тот момент это ее не волновало… Вместо того чтобы оттолкнуть его, она привстала на цыпочки и ответила на его поцелуй.

При этом она подумала: «Это чудесно». Это было даже лучше, чем поцелуй в детской, потому что это был поцелуй, на который она уже и не рассчитывала. И конечно же потому, что воздержанность в употреблении спиртного и четыре года возмужания изменили Макса, превратив его из молодого человека, который мог разбить сердце девушки очарованием юности, в мужчину, который мог покорить женщину уверенностью и опытом.

Анна прижалась к Максу, чувствуя себя грешной, но свободной и страшно нетерпеливой. И каким бы изумительный ни был поцелуй, ей хотелось большего. Она хотела, чтобы он был еще ближе, чтобы еще крепче обнимал. И Анна, почти уверенная, что получит желаемое, поэтому была обескуражена, когда Макс внезапно прервал поцелуй. Закрыв глаза, он на секунду крепко сжал, потом резко отпустил ее и отступил.

Анна осталась стоять на месте, задыхающаяся и ошеломленная, а Макс, отойдя от нее еще на шаг, стоял, опустив руки и восстанавливая дыхание.

Анна облизала внезапно пересохшие губы.

– Почему ты остановился?

Он бросил на нее взгляд, жесткий и недоверчивый.

– Ты бы предпочла, чтобы я не останавливался?

– Я не знаю.

Он мягко чертыхнулся.

– Я бы предпочел не останавливаться.

Так какого черта он остановился?

– Что ж…

– Тебе следует вернуться в дом.

– Я…

Она недоуменно заморгала, отказываясь, что-либо понимать. Может, она что-то сделала не так? Может, он уже сожалеет о поцелуе?

– Ты жалеешь об этом?

Этот вопрос застал Макса врасплох.

– Я готов попросить прощения, если в этом есть необходимость…

– Нет, я не это имею в виду.

– О нет. – Выражение его лица немного смягчилось. – Нет, милая, я не жалею. Я не жалею об этом ни в каком смысле.

– Хорошо. – Анна распрямила плечи и подняла подбородок. – Хорошо. Потому что и я не жалею.

И в доказательство своих слов она шагнула вперед и нежно чмокнула его в щеку.

Анна почувствовала, как он замер в напряжении. Она ощутила на щеке его горячее дыхание, пауза затягивалась, и напряжение между ними вновь возросло.

– Тебе пора идти, Анна.

Отстранившись, она внимательно посмотрела на него. Его челюсти были крепко сжаты, ноздри нервно подрагивали, дыхание оставалось учащенным. Анна поняла, что возбуждение еще не покинуло его. И, да простит ее Господь, ей нравилось осознавать это.

И он абсолютно не сожалел о том, что поцеловал ее.

Его взгляд скользнул по ее губам, задержавшись на них.

– А теперь иди в дом, Анна.

Она кивнула. Ей не хотелось уходить, но если Максу необходимо побыть одному, она, конечно же, предоставит ему такую возможность.

– В таком случае до вечера, – прошептала она, улыбнулась в последний раз, развернулась и ушла.

Макс смотрел вслед удаляющейся Анне и думал, что именно это и означает сожалеть о своих желаниях.

Он, как и надеялся, завоевывал доверие и дружбу Анны. Но это произошло быстрее, чем он ожидал, что приятно удивляло и в то же время внушало некоторое беспокойство. Он ведь так и не определился, чего именно хочет от этой леди, и совершенно не представлял, что она надеялась получить от него. И пока его ожидания не обретут более определенную форму, было бы настоящим безумием продолжать двигаться вперед такими темпами.

Ему уже не двадцать пять, он не был пьян и не был зол на весь мир, отчего готов был бы сделать предложение даже после получасового знакомства.

Теперь ему было двадцать девять, он был абсолютно трезв и готов сначала уложить даму на траву, словно маньяк. А уж только затем сделать ей предложение.

Макс запустил руку в шевелюру. Им обоим необходимо время. Нет никакой нужды торопить события. Он не солдат, которого завтра вместе с полком отправят на континент. Ее не осаждают толпы поклонников с предложениями руки и сердца.

Но, черт побери, как же ему нравится вкус ее губ и тепло тела, которое он чувствовал сквозь тонкую ткань платья. Внезапно охватившее сильное желание, возникшее в тот момент, когда он прикоснулся к ней, застало его врасплох, и он едва не утратил контроль над собой. Макс постарался снять напряжение, сводившее его плечи. Ему не нравилось терять контроль над собой.

Всего необходимо немного времени, чтобы обдумать ситуацию, прежде чем двигаться дальше. Два или три дня, чтобы прояснить мысли и прийти к разумному решению. «Вероятно, достаточно будет двух дней», – решил он, наблюдая, как соблазнительно двигаются бедра Анны, поднимающейся по ступеням террасы. Анна оглянулась и исчезла в доме.

Возможно, достаточно будет и одного дня. Это целых двадцать четыре часа. Таким образом, он пропустит ужин и две утренних прогулки. Этого времени хватит, чтобы разработать план, который удовлетворит его и, хотелось надеяться, окажется благоприятным для всех.

По крайней мере этого времени будет достаточно, чтобы укрепить то, что осталось от его умения владеть собой.