Ужин тем вечером был похож на предыдущий, но Виту было спокойнее на душе оттого, что Мирабелла сидит в своей комнате, где ей ничто не угрожает.

Гости напились до беспамятства в течение часа и до зеленых чертей через пятнадцать минут после этого. Поэтому для Вита было большим облегчением, что все разошлись спать до того, как часы пробили одиннадцать.

Он шатался и спотыкался, выходя из столовой, но только чтобы усыпить бдительность слуг.

— Где барон? — спросил Вит одного из лакеев, неровной походкой шагая по коридору. — Эй, человек! Где барон? Куда он пошел?

— Спать… милорд, — ответил лакей, обходя Вита, который, казалось, еле держался на ногах. — Все гости давно спят.

— Спят? Уже? Но ведь еще так рано. — Вит икнул. — А еще смеялись надо мной. А, что с них взять! Старики! Что же делать? То есть… что мужчине… Эх, забудь.

— Как скажете, милорд.

— А где моя комната?

Лакей тяжело вздохнул, схватил его за руку и потащил вверх по лестнице и далее вглубь по коридору. Виту только это и нужно было. Он вытащил ключ из кармана.

— Я понял, понял. Не маленький, — еле ворочая языком, произнес Вит.

— Если у вас все, то, с вашего позволения, я тоже пойду спать.

Вит неуклюже попал ключом в замок с третьей попытки и махнул слуге рукой.

— Ступай.

Ему не нужно было поворачивать голову, чтобы убедиться, что лакей ушел, закатив глаза. Сложно его винить, хотя хороший слуга проследил бы, чтобы гость дошел до кровати, не споткнувшись о собственные ноги и не разбив голову о мебель.

Он слушал. Звук шагов постепенно отдалялся, а затем и вовсе стих на лестничном пролете третьего этажа. Вспомнив изможденное лицо лакея, Вит понял, что он не соврал и вправду пошел спать.

«Адская, наверное, работенка, — думал Вит, заходя в комнату за свечкой и возвращаясь обратно, — прислуживать таким, как барон и его гости». Но опять же, прислугу не сильно обременяли работой, насколько он мог судить. Слугам хватало времени, чтобы отдохнуть перед очередной пирушкой.

Вит дошел до спальни Мирабеллы и остановился. Несколько минут он просто стоял у ее двери, обдумывая, взвешивая, рассуждая и иными способами усмиряя свой пыл.

Она вправе участвовать. Он вправе защитить ее.

Он должен сдержать слово и постучать в дверь.

Он должен оградить ее от всего этого.

Он должен связать ее, заткнуть рот кляпом, запихнуть в карету и отослать упрямицу прямиком в Хэлдон, вот что он должен.

Это тайная операция, не унимался его разум, а не чаепитие в Мейфэре. И это не то же самое, что рыться на чердаке среди бела дня. Если бы их застали, ему бы не составило труда придумать правдоподобное объяснение. Он помогал ей искать портрет матери, или она помогала ему найти еще одно покрывало. Существовала дюжина прекрасных правдоподобных отговорок.

Но как объяснить то, что двое рыскают по комнате среди ночи?

Подумав, что ждет в этом случае Мирабеллу, Вит сжал кулаки.

Он этого не допустит. Он не собирается волноваться из-за нее, вместо того чтобы переживать за успех операции. И он уж точно не собирается каждую ночь, пока охотничий пир не закончится, торчать в коридоре и спорить с самим собой.

Она наконец опомнится, или он пустит в ход веревку и кляп. Взяв себя в руки, Вит отрывисто постучал в дверь.

Мирабелла сидела у окна. Услышав стук, она поднялась и по привычке схватила тяжелый подсвечник, который давным-давно стащила из библиотеки. Задвижки на двери крепкие, но все-таки…

— Открой, чертовка.

Услышав голос Вита, она с облегчением вздохнула, поставила подсвечник и открыла дверь.

— Уже спят? — спросила Мирабелла, выскользнув из комнаты. Он взял ее за руку и завел обратно.

— Ты никуда не пойдешь.

Оторопев от его бесцеремонности, она не смогла произнести ни слова, просто смотрела, как он захлопывает дверь и закрывает ее на задвижки.

— Три замка, — услышала она. — У девчонки три замка на двери, а ей, дурочке, за ними не сидится.

Обида привела ее в чувство. Ей ведь хватило ума приказать установить их, не так ли? Да и подгадать время, когда дяди не будет дома, было не так-то легко.

Она скрестила руки на груди и нахмурилась.

— Какой бес в тебя вселился?

— Ты, — резко сказал он, развернулся и, словно обвиняя, ткнул в нее пальцем. — Ты в меня вселилась.

Позже она поймет, какой это был прекрасный комплимент. Но сейчас он показался ей просто возмутительным.

— Что ты несешь?

Вит поднял палец вверх, как будто хотел прочитать ей длинную нотацию. Мирабелла решила не перебивать, надеясь услышать ответы на свои вопросы. Она ждала. И ждала…

— Вит?

Он опустил палец.

— Я собирался накричать на тебя.

— Я заметила. Не расскажешь, почему? Вит молчал, задумчиво сдвинув брови.

— Мне невыносимо думать, что с тобой может что-то случиться, — тихо признался он.

Мирабелла была глубоко тронута. Ей не нужно было время, чтобы понять это. Хотя она могла бы и потратить минутку-другую, чтобы придумать подходящий ответ, ведь все, что она смогла сказать, было:

— Ах!..

— Эта мысль не давала мне покоя, и я десять минут простоял за дверью, споря сам с собой, как сумасшедший.

— Ты простоял, нервничая, десять минут за моей дверью? — Она невольно усмехнулась, представив эту картину. — Правда?

На его губах появилась улыбка, и складки исчезли со лба.

— Да. И я…

— Ты ходил взад-вперед?

— Прости?

— Ты ходил взад-вперед, — повторила она, — или стоял, не двигаясь, и сверлил взглядом дверь?

Он провел языком по зубам.

— Не понимаю, какое это имеет значение.

— Да так. — Мирабелла повела плечом. — Хочу узнать все подробности, а потом, если будешь смеяться надо мной из-за истории с банкой, припомню тебе этот эпизод.

Он засмеялся, как она и надеялась.

— Я не мерил шагами холл. Стоял и думал, что надо бы ворваться в твою комнату и накричать на тебя.

— Но ты этого не сделал, — заметила она. — Не накричал, во всяком случае.

— Нет, — согласился Вит и подошел к ней. — Как я мог? Я злился на твоего дядю, не на тебя. А ты встретила меня, такая спокойная, тихая и…

— Сбитая с толку, — добавила она.

— Красивая, — уточнил он и коснулся ее лица. — Почему я раньше не замечал, какая ты красивая?

Она открыла рот… и закрыла его.

— Ты нарочно говоришь такие слова, чтоб выбить у меня почву из-под ног, да?

— Забавно наблюдать, как ты смущаешься, — признался Вит. — Но нет. Просто говорю то, что чувствую.

Он намотал на палец локон ее волос.

— Мягкие. Я думал об этом, когда мы гуляли вокруг озера: о том, как темные пряди чередуются с более светлыми.

Она нервно облизнула губы.

— Как у каштана.

— У тебя такой же цвет волос. — Он нежно провел большим пальцем по дуге ее брови. — Думал о твоих темных глазах…

— …шоколадных.

— …шоколадных, — согласился он, — раздеваясь у себя в комнате, в ту ночь, когда мы заключили перемирие.

Ее задело одно слово.

— Раздеваясь?

— Да. Я думаю о тебе в самые неподходящие моменты… о твоей коже, губах, родинке над ними. — Пальцы скользнули по ее шее. — Об этом нежном местечке чуть ниже ушка.

— Правда?

— Угу. — Вит притягивал ее к себе ближе и ближе. Когда он говорил, их губы почти касались, отчего Мирабеллу с головы до ног обдавало жаром. — И я не могу перестать думать об этом.

И он поцеловал ее. Не с привычной нежностью или страстью, как тогда, на балу, но с непоколебимой решимостью, которая напугала и возбудила ее.

Он впился ей в губы, заставляя покориться и ответить на поцелуй. Его руки властно ласкали ее тело, двигаясь вниз по плечам, вверх по спине и снова вниз. Она ощущала тепло каждого прикосновения.

Он подхватил ее под колени и поднял на руки. У нее замерло дыхание от неожиданности: она ощутила его возбужденный член, упирающийся ей в бедро, когда Вит присел на край кровати, усадив ее себе на колени. Он стал покусывать ее за ушко и незаметно скользнул рукой под юбку, лаская ногу.

— Вит, я…

— Тс-с! — Он коснулся губами шеи, чуть ниже уха.

«Вит прав, — подумала она, задыхаясь, — там очень нежное место».

Он осыпал поцелуями ее плечи. В смятении чувств Мирабелла оттолкнула его.

— Вит…

— Тс-с… Позволь мне, Мирабелла, — прошептал он. Она ощутила его горячее дыхание на своей коже, и ее бросило в дрожь. — Еще немного. Я остановлюсь, если ты попросишь. Обещаю.

Остановится? Какого дьявола она будет просить его остановиться? Ей просто хотелось сказать что-то приятное, милое, романтичное, подобное тому, что говорил он. Она лишь стремилась стать ему ближе, черт возьми.

Растерянная Мирабелла запустила пальцы в его волосы и отыскала губами его жаждущий рот. Она целовала его с настойчивостью и рвением, как он в тот вечер, с неистовством, похожим на то, что охватило их в двуколке, и неутолимым желанием, которое чувствовала сейчас.

Она растворилась в поцелуе, искренне надеясь, что Вит сможет заглянуть в ее сердце.

Рычание родилось в его горле. И в следующий миг она уже лежала на спине, а Вит крепко прижимал ее к перине своим весом.

— Я остановлюсь, — прошептал он, расстегивая ей платье. — Я остановлюсь, если ты захочешь.

В ответ она стащила с его плеч сюртук.

Они срывали одежду друг с друга в безумной спешке, чтобы поскорее отыскать под ней кожу. Он поймал ее за руку, когда она хотела расстегнуть пуговицы на его бриджах.

— Не сейчас, Мирабелла, не сейчас.

Она уставилась на свою руку в его руке. Она и правда пыталась это сделать? А зачем? Мирабелла с трудом сглотнула и посмотрела ему в глаза.

— Я не знаю, что делать.

— Я знаю, — ласково прошептал он. — Я научу.

Она кивнула и со вздохом закрыла глаза, когда он склонил голову, чтобы поцеловать ее в ключицу, аккуратно касаясь кожи, еще не зажившей после падения.

— Не думай, Мирабелла. Почувствуй.

— Да, — простонала она. — О да…

Этот стон, этот невероятный стон покорившейся женщины чуть не свел его с ума. Он разрывался между стремлением быть нежным и желанием взять ее силой. Никогда еще Вит не испытывал подобного. Даже в юности, когда он вздыхал по каждой юбке, не было в нем такой мучительной жажды обладания женщиной. Если бы Мирабелла коснулась его, если бы Вит позволил ее пальцам освободить его плоть, он бы не выдержал.

Вит поднял глаза, чтобы взглянуть на нее, скользнул рукой по ее груди. Он снял с Мирабеллы платье, — думая, что, когда они поженятся, накупит ей полный шкаф нарядов с огромными петельками, — и теперь наслаждался ее бархатистой кожей, просвечивающей сквозь тонкую сорочку.

Вит провел большим пальцем по соску, тут же затвердевшему и проступившему через ткань. Ее стон отозвался в нем дрожью вожделения. Он провел пальцами по вырезу сорочки, приспуская ее, чтобы обнажить тело.

— Это… это не голубая сорочка, — словно извиняясь, сказала Мирабелла.

— Она идеальна, — произнес он охрипшим голосом. — Ты идеальна.

Если она и ответила, то Вит этого уже не слышал. Кровь бешено стучала в висках; он взялся за край сорочки и, собрав ее в складки, снял через голову, а затем снова уложил девушку на кровать.

— Прекрасна.

Он не торопился, давая Мирабелле возможность привыкнуть к его телу, исследуя каждый дюйм ее тела, восхищаясь изгибами и впадинками, стройными бедрами и плоским животом.

Она стонала и извивалась под ним, затем, когда он коснулся ее лона, тихо вскрикнула и вонзила коготки в его спину. И Вит поддался искушению овладеть ею.

Чтобы отвлечь ее и доставить удовольствие себе, он с жаром поцеловал Мирабеллу, скинул бриджи и отбросил их в сторону.

— Обхвати меня ногами, чертовка.

Она слепо повиновалась, и на сей раз стон вырвался уже из его груди, когда он вошел в нее всего на дюйм и застыл, охваченный одновременно блаженством и агонией. Его руки дрогнули, когда он подавил в себе желание покончить со всем одним стремительным броском.

Он мог быть нежным. Он должен быть нежным.

Вит ласково поцеловал Мирабеллу, проникая внутрь, соблазняя ее тело принять его. Он ждал, что она закричит, прикажет ему остановиться.

Но Мирабелла лишь сильнее обвивала его ногами и целовала в ответ.

Он добрался до преграды, которая говорила о ее невинности, и почти остановился. Почти. Он, в конце концов, всего лишь человек.

— Прости, милая, — прошептал Вит. Качнув бедрами, он полностью проник внутрь.

Она с силой оттолкнула его.

— Как больно!

Вит коснулся лбом ее лба.

— Прости. Потерпи минутку. Всего одну.

Минута прошла, потом другая, третья. Он осыпал ее долгими поцелуями и ласками, шептал на ушко порой нежные слова, из-за которых она улыбалась и издавала стон, порой непристойности, и тогда она краснела и извивалась.

Когда ее тело расслабилось, Вит осторожно сжал бедра и, наблюдая за ее реакцией, снова вошел в неё. Ее отклик превзошел все ожидания. Она стала двигаться вместе с ним, обхватив руками за плечи и сжав ногами его талию.

В мягком свете двух мерцающих свечей их тела слились воедино. Она стремилась к тому, чего не могла назвать. Он стремился сдержать себя и не получить это раньше нее.

Вит слушал, как ее дыхание ускоряется, крики становятся чаще и громче, и ждал, когда она достигнет пика.

И когда она достигла, когда содрогнулась и обмякла в его руках, он перестал себя сдерживать.

Тихой лунной ночью игра света и тени способна оживить даже самый унылый пейзаж. Мак-Алистер сидел, прислонившись спиной к дереву, у самого края лужайки, — откуда обычно открывался воистину печальный вид, — и угрюмо смотрел перед собой. Красиво, но опасно. Лучше бы ночь была темной, как смоль, чтоб он смог незаметно перейти поляну.

Что ж, ему не привыкать прятаться средь бела дня, невидимкой проходить по хорошо освещенным бальным залам и многолюдным базарам.

Он поднялся, потянулся, наметил путь и тенью двинулся вперед. Быстрыми, уверенными шагами пересек лужайку. Взглядом выхватил мерцание свечи на втором этаже и перевел его на конюшню.

Там его ждал человек. Наверное, слово «ждать» здесь неуместно, ведь оно предполагает некое радушие: человек притаился за дверцей стойла, направив на Мак-Алистера пистолет.

— Пришел, значит. Мак-Алистер кивнул.

— А я все гадал: пошлет ли он за тобой. Похоже, он в отчаянии.

Мак-Алистер вспомнил о записке, которую оставили в его лагере.

— Таков приказ, — сказал он. — Приказано наблюдать и защищать.

— Понимаю. Хотя могли бы и предупредить. Я чуть тебя не продырявил. Повезло тебе.

Он пожал плечами. Человек повторил его жест.

— Думаю, скоро все закончится. Давно пора. — Он кивнул головой на стойло в конце конюшни. — Нам остается только ждать. Я припрятал немного бренди, если хочешь.

Мак-Алистер задумался.

— Не откажусь.