Жаркое лето в Тангмере. Я никогда не забуду эти волнующие дни. Небо казалось блекло-голубым от жары, а в ослепительных лучах солнца всегда мог скрываться крошечный «Мессершмитт». Иногда появлялся тонкий слой рваных облаков, который немного смягчал безумную жару, однако, пробивая его, вы подвергали себя смертельной опасности. На снежно-белом фоне серо-зеленый силуэт «Спитфайра» выделялся слишком отчетливо. Трава выгорела и пожелтела, а на местах стоянок наших «Спитфайров» вдобавок покрылась черными пятнами масла. Ла-Манш был зеркально гладким. Поэтому, когда мы неслись во Францию, скользя над самой водой в тесных и душных кабинах «Спитфайров», нам приходилось бороться с желанием бросить все и выкупаться.
Разгар лета. В воздухе плывет сладкий запах клевера. Сидя на стульях возле самолетов, мы следим, как маленький трактор ползет по летному полю, подстригая выросший клевер и траву. В некоторых местах трава поднимается на целый фут, хотя это не опасно. Однако мы помним, что при посадке следует проявлять некоторое внимание, если мы желаем посадить «Спитфайр» на три точки. Длинная трава может смазать эффект.
Сейчас воскресенье. Хотя до ленча еще осталось время, мы уже успели проводить несколько «Стирлингов» для бомбежки целей во Франции. По каким-то непонятным причинам в выходные Люфтваффе оказывает гораздо более ожесточенное сопротивление нашим налетам, чем в будние дни. Поэтому мы ждем приказа снова взлетать.
Пока наша болтовня не сводится к пушкам «Мессершмиттов» и тактике. Вчера вечером Нип и я одолжили у священника автомобиль и отправились в Брайтон на обед. Перед тем как двинуться в обратный путь, мы подобрали двоих пилотов из 145-й эскадрильи, быстро с ними подружились и поехали назад в Тангмер. За рулем сидел Нип, остальные дремали. На въезде в Хоув произошел мелкий инцидент. Поперек дороги был установлен барьер, который караулили часовые. Нип обругал их, пробил барьер и поехал дальше, так как решил, что все обошлось. Однако вскоре мотор начал скрежетать и греться. Кое-как мы доползли до дома. Утром мы тщательно осмотрели автомобиль и нашли дырку в заднем стекле. Потрясенные, мы поняли, что это пулевая пробоина. Часовой в Хоуве окликнул нас, не получил нужного ответа и выстрелил! Пуля прошла между двумя пилотами на заднем сиденье, пролетела между Нипом и мной на высоте плеча, пробила приборную доску, чиркнула по блоку цилиндров и продырявила радиатор. Просто чудо, что маленький автомобиль дотянул до Тангмера. Священник больше радовался нашему чудесному спасению, чем волновался о поврежденной машине. Однако Билли Бартон пришел в бешенство, когда узнал, что его летчиков обстреляли в Хоуве. Он рвался написать письмо в комендатуру, но мы его разубедили, так как знали, что нам-то лучше бы помалкивать.
Горизонт затянут дымкой, и очертания Южного Даунса еле видны. Мы еще можем различить силуэт собора в Чичестере, но выше дымки видимость прекрасная и Лилль можно различить уже за 50 миль.
Лилль! Он находится в 70 милях от прибрежного городка Ле-Туке. Мы часто сопровождаем бомбардировщики к Лиллю, который является важнейшим узлом коммуникаций, в нем также расположено много крупных заводов. Разумеется, Люфтваффе не могли такого допустить. Немецкое командование имело достаточно времени, чтобы определить наши намерения и перебросить дополнительные истребители, поэтому в воздухе над целью мы всегда встречали ожесточенное сопротивление. Мы всегда могли быть уверены, что над Лиллем обязательно разыграется жестокая схватка.
Звонит телефон, на линии центр управления полетами. Пилот, поднявший трубку, подзывает командира эскадрильи. Билли Бартон слушает, потом включает громкую связь.
«Звонил командир крыла. Взлет в 13.25, действуем вместе с 610-й и 145-й эскадрильями. Мы будем прикрывать бомбардировщики в районе цели. Снова Лилль».
В домике отдыха поднимается суматоха. Мы будем последними истребителями, прибывшими в район цели. Нашей работой будет проследить, чтобы «пчелиный рой» покинул эту зону без помех. Солнце будет стоять почти точно над головой, и «Мессершмитты» тоже будут там, используя в качестве прикрытия его сияние. Нас ждет драка.
На большой карте на стене пришпилено несколько разноцветных ленточек, которые показывают курсы «пчелиного роя» и 6 истребительных эскадрилий. В целом это очень напоминает схему лондонской подземки. Двое сержантов разговаривают со своими командирами звеньев о состоянии «Спитфайров». На грифельной доске появляются имена летчиков и бортовые обозначения самолетов. Сегодня летят 3 звена по 4 самолета.
Очень интересно следить за реакцией пилотов. Они совершенно четко делятся на две группы. Те, кто намерен отправиться на охоту, и те, кто отчаянно боится стать жертвой. Большинство летчиков, как только увидят свои фамилии на доске, отправляются к своим «Спитфайрам», чтобы провести предполетную проверку и переговорить с наземным персоналом. Они натягивают спасательные жилеты, проверяют полетные карты, изучают сводки погоды, обговаривают детали с ведущими или ведомыми. Это охотники.
Жертвы составляют ничтожное меньшинство, хотя в каждой эскадрилье есть по крайней мере один такой бедняга. В первую очередь они проверяют парашюты. Можете быть уверены, что под рубашкой в секретном кармане у них лежат отпечатанные на шелке карты Франции. У них наверняка имеется пачка французских франков в водонепроницаемой упаковке, а иногда и две. Эти пилоты никогда не забывают компас и револьвер, иногда они даже берут с собой гражданскую одежду на случай, если их собьют. Во время этих мучительных сборов они напоминают престарелых сельских леди, тщательно составляющих список покупок, прежде чем сесть в автобус, отправляющийся в город.
У домика останавливается автомобиль, и в комнату валкой походкой входит командир крыла, как всегда оживленный и полный уверенности. «Сегодня они наверняка будут, Билли. Мы атакуем их над целью, если не раньше. Наша работа — проследить, чтобы „Стерлинги“ прошли спокойно, и прикрыть отставших. Держаться вместе. Кто летит в моем звене?»
«Смит, Кокки и Джонни, сэр», — отвечает Билли Бартон.
Бадер улыбается нам.
«Хорошо. Взлетаем и держим строй фронта, когда я лягу на курс. Ясно?»
«Ясно».
Командир крыла звонит по телефону Стэну Тэрнеру и Кену Холдену. Следуют краткие инструкции и сверка часов. За 10 минут до взлета мы расходимся по самолетам, занятые своими собственными мыслями. Я вспоминаю другие выходные, когда я был школьником. Я иду по склону холма в черном костюме. Наш директор прямо сгорает от желания поймать старшеклассников с поличным за курением. И я вспоминаю своего отца, который всегда резко возражал против любой работы «в день субботний».
Мои механики служат в эскадрилье со дня ее формирования. Они видели успехи и поражения, на их памяти пришло и ушло множество летчиков. Они знают, что в последние минуты на земле я нервничаю, но когда они застегивают мои ремни, то продолжают говорить о своем. Я слышу, что мотор работает нормально, пулеметы смазаны и проверены, неисправная рация заменена и опробована в полете. Я чувствую обычный запах кабины, странную смесь солидола, машинного масла, авиабензина, и слегка успокаиваюсь. Я затягиваю ремешки шлема, поворачиваю руль педалями, качаю ручку управления и слежу за движениями элеронов. Потом смотрю на приборную доску, хотя перед глазами мелькают картины полета к Лиллю и стычек с «мессерами».
Кен запускает мотор на противоположном краю аэродрома, и 12 «Спитфайров» 610-й эскадрильи, неловко покачиваясь, катят по траве. Пропеллер Бадера тоже начинает вращаться. Я киваю механикам. Мотор чихает один или два раза, я добавляю газ, и он начинает реветь внушительным басом, пока я не снижаю обороты. Мы выруливаем на взлет, внимательно следя, чтобы не столкнуться с каким-либо самолетом. Хвостовое колесо, сделанное из литой резины, подскакивает на малейшей кочке, беспощадно встряхивая меня и мои бедные кости.
Мы выстраиваем 12 «Спитфайров» по диагонали в углу летного поля. Мы ждем, пока эскадрилья Кена не проделает половину пути по аэродрому, и тогда Бадер кивает. Мы дружно двигаем сектора газа, и грохот моторов пробивается даже сквозь плотно застегнутые шлемы, больно ударяя по барабанным перепонкам. Взлетели. Мы держимся в сомкнутом строю. Я расслабляюсь в кресле и с помощью триммеров добиваюсь того, что «Спитфайр» откликается на малейшее движение ручки.
Один медленный широкий разворот, и мы ложимся на курс параллельно берегу. Эскадрилья Кена занимает свое место в полумиле от нас. Стэн прикрывает нас с другого фланга. Вудхолл вызывает нас по радио из центра управления полетами.
«Салага?»
«О'кей, о'кей».
И так далее.
Мы мчимся в прозрачном небе. В кабине ни малейшего шевеления, только слабые покачивания ручки подтверждают, что ты живой человек, а не механизм. Смутные опасения, терзавшие меня перед взлетом, улетают прочь. Хотя мы замкнуты в крошечных кабинах и отделены друг от друга, разряды статического электричества похрустывают в наушниках. Когда говорит ведущий, его голос звучит особенно тепло. Мы сразу понимаем, что в воздухе связаны особыми узами, которые гораздо прочнее обычных дружеских отношений на земле. Невидимые нити доверия и товарищества держат нас вместе. Аура Бадера поддерживает и защищает нас. Авиакрыло Тангмера готово.
Мы пролетаем над Бичи-Хед, а над бухтой Певенси поворачиваем вправо, чтобы пересечь Ла-Манш, и направляемся к французскому берегу. Какой-то пилот случайно задел тумблер передатчика, и мы слышим, как он мурлычет себе под нос песенку. Затем он замечает свою оплошность, и внезапный щелчок тумблера оставляет тебя наедине с гулом собственного мотора.
Бадер покачивает крыльями, мы прекращаем набор высоты и выравниваемся. Мы держимся четверками на высоте 25000 футов. Кен и Стэн пристраиваются чуть сзади. Настало время снять гашетки с предохранителей и повернуть зеркальный прицел, так как мы можем столкнуться с противником в любой момент.
«О'кей, Кен?» — спрашивает Бадер.
«О'кей, Салага».
«Стэн?» — снова Бадер.
«Отвянь».
Теперь ясно виден желтый песчаный берег, чуть дальше — песчаные дюны и жесткий кустарник. Тщательно замаскировавшись среди холмов, нас уже ожидают хорошо подготовленные наводчики страшных 88-мм зениток. Мы прорываем завесу зенитного огня над Ле-Туке. Черные мрачные цветы распускаются в небе, вокруг свистят раскаленные стальные осколки. Появляются несколько красных пятен сигнальных снарядов, которые укажут нашу позицию «Мессершмиттам». Мы вертимся и крутимся, чтобы перескочить через стену разрывов. Со своей относительно безопасной позиции вверху Стэн следит за нашими дерганиями и отпускает по радио несколько язвительных замечаний. Напряжение ослабевает.
Мы пролетаем над Па-де-Кале и местами прежних сражений. Из Тангмера долетает голос Вудхолла:
«Салаге от Жука. Пчелиный рой на месте, действует».
«О'кей».
«Более 50 в 20 милях впереди вас», — говорит Вудхолл.
«Понял», — отвечает Бадер.
«Более 30 набирают высоту южнее, позади них еще группа. Наблюдатели, внимательнее», — советует полковник.
«О'кей, Вуди. Достаточно», — отвечает командир крыла. Мы лихорадочно вертим головами, осматривая горизонт.
Снова прорезается Вудхолл:
«Салага, крыло поддержки только что покинуло английский берег. Курс от Дувра 310 градусов».
Это означает, что мы можем рассчитывать на поддержку во время боя на отходе. Вудхолл пропадает. Он сделал все возможное, чтобы мы точнее представили складывающуюся в воздухе ситуацию. Теперь очередь нашего командира.
«Салаге от синего один. Пчелиный рой на 12 часов ниже. Примерно 7 миль».
«О'кей, вижу их».
Командир крыла чуть доворачивает вправо, чтобы занять более выгодную позицию относительно солнца. Летящие выше «Мессершмитты» замечают наше авиакрыло, и атакуют эскадрилью высотного прикрытия с двух сторон. Стэну приходится туго.
«Отрывайся влево», — советует кто-то из пилотов 610-й эскадрильи.
«Поворачивай».
«Скажите, когда закончить вираж».
«Поворачивай. Они сзади!»
«Красное звено, атаковать».
«Мы столкнулись с несколькими „мессерами“ позади тебя, Дуглас», — спокойно сообщает Стэн.
«О'кей, Стэн».
«Прыгаю с парашютом».
«Попытайся потянуть, Мак. До берега совсем недалеко», — это командир эскадрильи.
«Бесполезно. Температура зашкалила. Он может вспыхнуть в любой момент. Присмотрите за моей собакой».
«Желтое звено, продолжать разворот».
Бой происходит где-то значительно выше нас. Мы видели только инверсионные следы мечущихся истребителей. Две трети крыла остались позади, сдерживая наседающие «мессеры». Больше мы не сможем держаться единым строем. 145-я и 610-я эскадрильи вернутся домой парами и четверками. Мы направлялись к «пчелиному рою», зная, что теперь нас уже никто не прикрывает сверху.
«Стирлинги» сбросили свой груз бомб и повернули назад. Мы обошли по широкому кругу окраины Лилля, чтобы удостовериться, что за бомбардировщиками никто не гонится. Я увидел развалины и столбы черного дыма, поднимающиеся с земли, и в памяти странным контрастом всплыли школьные воспоминания.
«Салаге от Смита. „Мессеры“ сверху. На 6 часов. От 25 до 30».
«Отлично. Следите за ними и скажите, когда будет нужно оторваться».
Я их увидел. Немцы держались выше, со стороны солнца. Их присутствие выдавали только солнечные зайчики на стеклах кабин.
«Они спускаются, Салага. Отрывайтесь влево».
Мы поворачиваем влево, мы со Смитом оказываемся ниже Бадера и Кокки. Теперь мы могли прикрывать друг друга на виражах. Мы развернулись и увидели 4 «мессера», идущие вверх, чтобы соединиться со своими товарищами. Они не смогли повторить наш вираж. Зоркий глаз Смита спас нас от больших неприятностей.
Кокки сообщил:
«Продолжай разворот, Салага. Еще несколько идут вниз».
«О'кей. Ну, сейчас мы похохочем».
Что за человек, подумал я, что за человек!
Вираж стал круче. Так как я оказался крайним справа, то мне пришлось вести «Спитфайр» по более длинному радиусу, чем остальным, и я немного отстал. Тогда я нажал педаль и скользнул внутрь, пристраиваясь сзади и ниже ведущего. Еще несколько «мессеров» бросились на нас сверху, а четверо попытались атаковать справа. Я завертел головой, пытаясь увидеть остальные «Спитфайры», но их не было. Над Лиллем остались только мы четверо.
Бадер приказал:
«Продолжай крутить. Продолжай крутить. Они не смогут удержаться за нами».
И мы продолжали крутиться. Не может же эта карусель длиться целый день, с отчаянием подумал я.
Кокки не сумел занять свое место после одного особенно резкого маневра, и теперь я оказался рядом с Бадером. Мы втроем следили за «мессерами», внимательно ловя момент, когда нужно увернуться от атаки. Но все складывалось против нас.
Мы повернули на солнце, и теперь я оказался внутри радиуса. Ослепительный диск сиял всего в паре футов над кабиной Бадера. Если я опущусь или он возьмет немного выше, то мы потеряем друг друга. Его «Спитфайр» казался мне черным силуэтом. Еще немного, и он полностью пропадет в солнечном сиянии. Я вышел из виража и с ужасом увидел, что остался в небе над Лиллем один.
«Мессершмитты» бросились на меня. Их камуфляж выглядел каким-то грязным и каким-то маслянистым. У одного истребителя кок был раскрашен черными и белыми полосами. Я весь взмок от пота и продолжал крутиться и крутиться. Внутри все бунтовало от унижения. Эти ублюдки пытаются меня пристрелить. Радио молчит, или я просто ничего не слышу, полностью поглощенный борьбой за жизнь. Я могу вертеться целый день. Ле-Туке находится в 70 милях отсюда. Слишком далеко, чтобы отбиться от всех и остаться живым.
4 «Мессершмитта» бросились вниз от 6 часов. Я вовремя заметил их и бросил «Спитфайр» в очередной вираж. Самолет протестующе завизжал, норовя сорваться в штопор. Они слишком хотели сбить меня, и потому действовали неаккуратно. Я пристроился в хвост замыкающему и дал длинную очередь. Он был слишком далеко, и моя стрельба не возымела никакого эффекта, кроме морального. Страх и отчаяние куда-то улетели под треск пулеметов. Но моя атака принесла неожиданные плоды. Я услышал в наушниках четкий и громкий голос Смита:
«Один „Спит“ сзади, Салага. 1000 ярдов. Похоже, у него неприятности».
Теперь я их увидел. Два самолета с приятно округлыми крыльями, которые могут принадлежать только «Спитфайрам». Я от души вздохнул и неожиданно спокойным голосом произнес:
«Салага, это я, Джонни».
«О'кей, Джонни. Мы кружим здесь, дожидаясь тебя. Пристраивайся ко мне справа. Мы прикончим пару этих говнюков».
Теперь не осталось сомнений, что я вернусь домой, так как я снова был с Бадером. Он благополучно приведет нас в Тангмер, и я знаю, что это его радует. Это чувствуется по его голосу. Дюжина «Мессершмиттов» все еще следит за нашей маленькой группой. Они держатся выше и против солнца, улучая момент для атаки. Смиту и мне приходится лететь с вывернутыми шеями, вроде уток, которых я однажды видел на пруду. Все наше внимание сосредоточено на сверкающих блестках «мессеров».
«Двое спускаются на 5 часов, Салага. Отрывайся вправо», — командую я.
На этот раз у меня самый маленький радиус, поэтому я первым встречу атакующих. «Мессер» совсем рядом, он уходит влево с набором высоты. Это шанс. Я успею дать очередь, при этом нет никакой опасности оторваться от двух остальных «Спитфайров». Я выравниваю свой истребитель позади «мессера», крепко сжимаю ручку обеими руками и с дистанции 100 ярдов посылаю очередь ему в брюхо. Вражеский самолет разлетается на куски. Взрыв напоминает разрыв тяжелого зенитного снаряда, страшный цветок с ядовитой красной сердцевиной и черными лепестками.
Я пристраиваюсь к своим. Снова появляются «Мессершмитты», но теперь уже Бадер командует отрываться. Он четко рассчитывает маневр, и теперь уже сам пристраивается в хвост замыкающему «мессеру». Я прикрываю его сзади и вижу, как клубочки дыма вылетают из пулеметных стволов. Вражеский самолет выпускает из брюха хвост белого дыма, потом из его мотора начинает валить черный дым. Они смешиваются, и за немецким истребителем волочится неряшливый грязный хвост.
«Чертовски хороший выстрел, сэр».
«Мы добавим им еще».
Вудхолл — целая вечность прошла с тех пор, как мы слышали его в последний раз — вызывает нас и говорит, что крыло поддержки сейчас находится над Аббевиллем. Мы в это не верим, но «Мессершмитты», которые так долго гнались за нами, пропали, и мы остались одни в бескрайнем небе.
Мы пересекаем английское побережье возле Дувра и поворачиваем влево, направляясь в Тангмер. Делаем круг над аэродромом и садимся без всяких акробатических излишеств, так как не знаем, какой ветер над землей. Кроме того, сохраняется риск, что вражеская пуля повредила какой-нибудь из тросов управления.
Вудхолл встретил нас и выслушал отчет командира крыла о бое. Бадер обладал потрясающей способностью запоминать все в деталях, после чего делал красочное описание боя. Полковник его внимательно выслушал и сказал, что знает, как нам тяжело пришлось. На оперативном планшете было отмечено множество вражеских соединений. Поэтому он попросил командование 11-й авиагруппы перевести крыло поддержки на французскую территорию раньше, чем планировалось, чтобы выровнять ситуацию. Вероятно, немцы, которые гнались за нами, увидели приближение этих «Спитфайров».
Бадер позвонил по телефону Кену и Стэну, а невозмутимый Гиббс пригласил нас сесть и написать свои отчеты.
«Пожалуйста, сделайте это сейчас. Это займет всего пару минут».
«Не думаю, Гиббс. Мы хотели бы выпить чаю…»
«Да напишите вы их. Согласуем потом».
Тут появился Кокки. Он повернул назад, когда потерял нас над Лиллем, и приземлился в Хокиндже почти без топлива.
«Обед и бутылочку на ночь, Джонни?»
«Правильно», — сразу ответил я.
«Возьмите и меня», — попросил Нип.
Но в этот момент подошел полковник и сделал нам небольшой втык.
«Парни, вам надо следить за языками. Это ужасно. Девушкам уже надоело вас слушать. Они уже перестали краснеть. Я полагаю, вы сами не подозреваете, как это все звучит. Сегодня я все записал», — и он помахал в воздухе листочком бумаги.
Кто-то начал читать записи. Мы зашлись от смеха, хлопая друг друга по спине, кто-то без сил рухнул в кресло. Но это была реакция на пережитое, а не на прочитанное. Вудхолл посмотрел на нас и поспешил отвернуться, чтобы мы не заметили усмешку на его дубленом лице.
Потом мы мобилизовали наш скудный транспорт, по одному маленькому грузовичку на звено, и двинулись в Шопвайк. Мы сидели на траве и пили чай, поданный девушками из Вспомогательной службы ВВС. Эти девушки носили цветные блузки и казались особенно привлекательными после обычных грубых мужских мундиров. Один из наших офицеров, в прошлом известный пианист, начал играть отрывки из сонат Бетховена. Знакомая мелодия плыла в вечерней тишине. Жар битвы, завершившейся всего час назад, постепенно покидал наши молодые тела.
* * *
Вскоре после этого мы были потрясены новостью, что 145-я эскадрилья отозвана с линии фронта. Их перевели в Йоркшир и заменили довольно неопытной эскадрильей, причем в самый разгар боев. Стэн остался совершенно невозмутимым и просто заявил, что он не оставит Бадера. Последовали жаркие дебаты, напряженные переговоры по телефону, в ходе которых выяснилось, что Бадер является одним из немногих людей, чье мнение Стэн уважает. Однако все протесты ни к чему не привели, и после обычной прощальной вечеринки они отбыли на север.
В книге «Достать небо» Пол Брикхилл пишет, что Стэн «имел привычку палить из револьвера в общественных местах». Мы слышали, что какое-то происшествие имело место в офицерском клубе в первый же вечер пребывания эскадрильи на новой базе. Рассказывали, что Стэн вытащил свой огромный револьвер и, вместе с другими пилотами своей эскадрильи, принялся украшать орнаментом стены холла. Коменданту авиабазы это крайне не понравилось.
После убытия Стэна наше крыло стало заметно слабее. Мы очень долго воевали вместе, и понадобится достаточно большой срок, чтобы так же сработаться с новой эскадрильей. Мы полагали, что не следует менять состав крыла до завершения активных операций. Когда погода ухудшится, нас можно было бы заменить другим крылом. У него появится достаточно времени для тренировок, перед тем как следующей весной начнется новое воздушное наступление. Однако нам сказали, что командование придерживается политики ротации эскадрилий. Следующей будет выведена 610-я эскадрилья, а наша 616-я покинет Тангмер последней из первоначального состава авиакрыла.
В последнюю неделю июля погода ухудшилась, небо затянули плотные тучи, начались дожди. Такая погода была совершенно неподходящей для операции «Цирк», поэтому мы ограничились патрулированием и перешли к неизбежным штурмовкам «Ревеня». Нам пришлось оставить «Спитфайры II» и пересесть на пушечные «Спитфайры Vb». Это сделали все, кроме командира крыла, который был ярым противником пушек. Бадер утверждал, что пушки снижают маневренность и подталкивают пилотов открывать огонь с большой дистанции.
Июль сменился августом. Хотя тучи рассеялись, период относительной пассивности затянулся. Казалось, что 11-я авиагруппа просто забыла о существовании авиакрыла Тангмера. Однажды после вечернего чая мы подняли истребительную поисково-ударную группу. Хотя в небе были замечены несколько «мессеров», они не спешили принять бой. Когда мы возвращались, то с удивлением обнаружили, что пропал командир одного звена новой эскадрильи.
Этим вечером в столовой состоялась вечеринка. Мы сумели вытащить Вудхолла вместе с его аккордеоном. Ближе к полуночи поведение стало более непринужденным, и мы объяснили полковнику, что нам не хватает летной практики.
«Не наседай на меня, Дуглас. Не я командую парадом. Тебе следует объяснить это командиру группы», — отбивался Вудхолл.
«Хорошо, давай позвоним ему, — согласился Бадер. — Где телефон?»
Мы пробились в штаб 11-й группы. «Что-то важное?» — спросил дежурный офицер. Командир группы уже ушел, но если дело срочное, линию можно переключить на его спальню.
«Действуй», — распорядился Бадер.
Когда командир группы взял трубку, он продолжил:
«Я думаю, вы знаете, сэр, что за последние две недели наше крыло провело всего один вылет. Новые пушки ржавеют, а парни скучают».
Бадер выслушал ответ вице-маршала. Ли-Мэллори вряд ли был рад, что его поднял по такому поводу один из командиров крыльев.
«Сэр, единственное, чего мы хотим — побольше поисков. Спасибо, сэр. Спокойной ночи».
И трубка была повешена. Бадер радостно сообщил:
«О нас не забыли. Командир группы только что пообещал, что мы будем участвовать в самых крупных шоу. Я полагаю, что теперь самое время идти спать».
* * *
В субботу утром мы уже выруливали на взлет. Нам снова была выделена роль группы поддержки в районе цели. На сей раз предполагалось бомбить Бетюн. Кокки и я пристроили свои «Спитфайры» у правого крыла Бадера. Похожий на сказочного колдуна Алан Смит должен был получить офицерское звание и отбыл в Лондон покупать форму. В качестве ведомого Бадера с нами полетел новозеландец Джефф Уэст.
Кен повел своих парней на привычное место встречи над Чичестером. Но где 41-я эскадрилья, которая должна взять на себя роль верхнего прикрытия, что обычно делал Стэн? Они не прибыли в точку сбора. Мы больше не могли ждать, иначе мы не встретим бомбардировщики. Когда мы прорывали стену разрывов зенитных снарядов, то пожалели, что не слышим обычных ехидных замечаний Стэна.
Франция лежала под нами, словно развернутая топографическая карта. Но вскоре землю закрыли облака, идущие на высоте 12000 футов. В них виднелось множество больших разрывов, и временами перед нами мелькали детали пейзажа. Цель была всего в нескольких милях впереди, и Бадер начал медленно поворачивать влево. Невозмутимый, как всегда, голос Кена сообщил:
«Салага, „мессеры“ внизу, идут вверх».
Бадер качнул самолет на одно крыло, потом на второе. Вся наша группа сделала то же самое, пытаясь заметить немцев.
«К дьяволу, Кен, где они? Я не вижу ублюдков», — нетерпеливо воскликнул командир крыла.
«Под твоим левым крылом».
«О'кей, теперь вижу. Спускаемся!»
«Мне следовать за тобой, Салага?»
«Нет, прикрывай нас».
И мы вслед за Бадером ринулись в крутое пике. Впервые я видел немцев, которые летели четверками разомкнутой шеренгой. Мы атаковали центральное звено, и Кокки взял на себя крайнего справа фрица. Слева был еще один «мессер», и я спустился под запятнанное маслом брюхо самолета Кокки, а потом проскользнул под Бадером и Уэстом. В последний раз я видел Бадера в воздухе.
Атака была хорошо скоординирована, но мы потеряли несколько драгоценных секунд. Справа Бартон повел пилотов желтого звена в атаку, однако немцы заметили «Спитфайры» и тут же начали крутой набор высоты. Завязались индивидуальные схватки. Размалеванный «мессер» с оранжевым хвостом возник перед Нипом, который всадил в него очередь в упор. Пушечные снаряды разорвали немецкий истребитель.
Слева наше синее звено, которым командовал Бак Кессон, тоже не сумело выполнить внезапную атаку. «Спитфайры» бросились охотиться за отдельными самолетами врага, и вокруг началась настоящая собачья свалка.
Я сумел зайти в хвост «Мессершмитту», но мой «Спитфайр» шел слишком быстро, поэтому оказался не слишком устойчивой орудийной платформой. Моя первая очередь прошла слишком далеко от цели. Я отчаянно пытался заставить самолет лететь ровно, работая педалями и ручкой. Когда «мессер» свечой пошел верх, я поймал его на прицел и сделал несколько выстрелов из правой пушки.
23 пары глаз следили, как атакует командир крыла. «Спитфайры» и «Мессершмитты» метались взад и вперед. Над нами кружила эскадрилья Кена, они были готовы вступить в бой и помочь любому из нас, если потребуется. Кен решил вместе со своим звеном вступить в схватку, оставив в качестве прикрытия 8 «Спитфайров». Внезапно ниже себя, но значительно выше нас он заметил примерно 20 «мессеров», за которыми следовали еще 10 или 12. Он бросил свою эскадрилью на перехват, прежде чем немцы сумеют атаковать находящиеся внизу «Спитфайры».
«Отрывайтесь! Ради бога, быстрее!»
Но это предупреждение прошло без позывных. К кому оно обращено? Мы все выполнили маневр уклонения. Я бросил свой «мессер» и врезался в дикую кашу пляшущих английских и немецких истребителей. 3 «мессера» гнались за мной, их ведущий находился всего в 100 ярдах от моего хвоста. Я видел, как его пушки мигают, словно электрические лампочки. Подо мной находились облака, и я не раздумывая нырнул туда. Приказ Билли Бартона немного запоздал:
«Выходите из боя. Отходите. Используйте облака в качестве прикрытия».
Обычно в облако входишь очень осторожно, на небольшой скорости, внимательно следя за приборами. На сей раз я нырнул туда вертикально на скорости 400 миль/час, даже забыв о существовании всяких там альтиметров и тому подобного.
Лишь теперь я двинул назад сектор газа и постарался сосредоточиться на управлении истребителем. Не мучай «Спит». Дай ему шанс. Альтиметр остановился. А скорость снизилась до 100 миль/час. Надо подниматься. Альтиметр держится, показывая чуть меньше 6000 футов, но скорость мала, слишком мала.
Вскоре я выскочил под нижнюю границу облачности. Нос «Спитфайра» по-прежнему смотрит вниз, описывая широкую дугу по горизонту. Штопор. В нас попали? Повреждено управление? Отстрелены элероны? Я потратил пару секунд, чтобы убедиться, что все в порядке, и начал действовать автоматически. Руль в противоположную сторону. Считать. Один, два, три. Ручку вперед, рули в нейтральное положение. «Спитфайр» кончил штопорить. Я снова держу его в руках!
Я лечу чуть ниже тучи, вертя головой направо и налево. При малейшей опасности я снова нырну в спасительную серую муть. Но теперь нужно определить курс на Дувр.
«Салага-4 Ласточке. Срочно дайте пеленг».
Ответ приходит незамедлительно. Четкий и определенный. Драгоценная нить, связывающая нас с Англией.
«Ласточка Салаге-4. Курс 305 градусов. Конец».
Подо мной летит одинокий «мессер». Вероятно, один из той троицы, которая задала мне трепку несколько минут назад. А где остальные два? Или это приманка? А может, добыча? Я чуть отвожу хвост в сторону, чтобы провериться. Сзади чисто. Затем качаю самолет с крыла на крыло. Внизу тоже никого. Никаких немцев рядом нет. Я резко снижаюсь, чтобы атаковать «мессер» на восходящей и выпустить очередь в беззащитное брюхо. Там нет никакой брони, зато есть масса электрических кабелей, масло— и бензопроводов. Еще один взгляд назад. Чисто. Вероятно, он возвращается на базу в Виссан, однако он туда не попадет. Ручка управления дрожит в моей ладони, когда начинают работать пушки «Спитфайра». Снаряды вспарывают тощий фюзеляж «мессера». Он окутывается облаком черного дыма и кувырком летит вниз.
Дым может привлечь внимание противника. Хотя я уже почти вошел в облако, на всякий случай я спикировал к земле и покинул территорию Франции на бреющем. Низко и быстро. Ниже верхушек деревьев, виляя среди холмов на участке между Кале и Булонью. Над крестьянами, которые машут мне руками. Над свежим жнивьем. Наверное, это рай для куропаток. Мне приходится круто отвернуть от стаи голубей, один или два удара по крыльям «Спитфайра» могут отправить меня вниз. Пролетая над песчаными дюнами, я вижу немецких солдат, бегущих к орудиям. Пляж. Здесь фрицы загорают. Меня провожают несколько очередей, и я покидаю территорию Франции. В кабине душно и жарко, но я чувствую себя совершенно счастливым, так как в нескольких милях впереди из дымки появляются скалы Дувра.
Я набираю высоту, чтобы пересечь английский берег. Наши артиллеристы всегда настороже, и линию берега можно пересекать лишь в определенных местах, при этом никогда нельзя опускаться ниже 2000 футов. Вызывает Вудхолл:
«Дуглас, ты меня слышишь?»
Ответа нет, и я вызываю полковника:
«У нас был тяжелый бой, сэр. В последний раз я видел командира крыла, когда он висел на хвосте у фрица».
«Спасибо, Джонни», — вежливо отвечает полковник.
Мы приземляемся в Вестхэмпнетте, по одиночке и парами. Наш командир эскадрильи, Кен, Кокки, Рой, Нип, Уэст и все остальные уже здесь. Нет только Бадера и Бака Кессона. Вудхолл встречает нас, и с помощью Кена мы восстанавливаем ход битвы. Мы чувствуем себя виноватыми, потому что потеряли своего командира, и никто не может сказать, что с ним. Пока еще у него остается бензин, и Бадер еще может появиться. Меня, Кокки и Уэста ругают на все корки за то, что мы потеряли его.
Вудхолл звонит в центр управления полетами в Чичестере. Там тоже нет никаких новостей о пропавших пилотах. Дежурный обзвонил все прибрежные аэродромы, мы подняли на ноги моряков-спасателей. Вудхолл принялся дозваниваться до Ли-Мэллори, а часть пилотов отправилась на ленч, так как были голодны, как волки.
Кокки внимательно посмотрел на большую карту и описал пальцем полукруг от Кале до Булони.
«Иди сюда, Джонни. — Я послушно встал рядом. — Наш бой происходил вот здесь, — его палец уперся в Бетюн. — Если они сбиты, то именно здесь. Но если они были не слишком тяжело повреждены, то Дуглас и Бак должны были лететь к побережью. Правильно?»
«Да», — ответил я.
«Ладно. Тогда есть шанс, что кто-нибудь из них болтается в резиновой лодке в этом районе. Если они посреди пролива, парни из спасательной службы подберут их. Но если они рядом с французским побережьем, их подберут фрицы, если только мы не найдем их первыми», — сказал Кокки.
«Мы скоро взлетим?» — спросил Нип, который вместе с Уэстом внимательно слушал нас.
Кокки получил разрешение Вудхолла и Бартона, и вскоре мы снова направлялись к французскому берегу. На этот раз мы шли на высоте всего нескольких футов. Когда впереди появились маленькие белые барашки прибоя, Кокки повернул на север, и мы полетели параллельно берегу к мысу Гри-Не. Вскоре вражеские артиллеристы заметили нас, и снаряды тяжелых береговых батарей взяли 4 «Спитфайра» в вилку. Но Кокки их игнорировал и продолжал лететь прежним курсом.
Рядом со скалами Гри-Не мы увидели маленький конвой из 5 или 6 танкеров в сопровождении торпедных катеров. Немецкие корабли развернулись нам навстречу. Мы берем курс на Кале. Снова огонь зениток, и море под нами кипит от падающих снарядов. Резкий разворот, и мы возвращаемся к Ле-Туке, по-прежнему внимательно следя за морем. Внезапно Нип отворачивает и пикирует на какую-то цель.
«Что случилось, Нип?» — требовательно спрашивает Кокки.
«Мне показалось, что там маленькая подводная лодка. Я решил дать очередь»
«Возвращайся. Сейчас нам не до подводных лодок».
Джефф Уэст замечает резиновую лодку, болтающуюся на воде, однако она пуста. Наверное, это символ нашего полета. Мы видим большую немецкую спасательную шлюпку, но и она пуста. Мы снова поворачиваем на север. Кокки продолжает поиск до тех пор, пока у нас остается хотя бы капля бензина. Мы с трудом добираемся до Хокинджа на пониженных оборотах.
Там нас встретил симпатичный офицер разведки, который сообщил, что никаких известий о пилотах нет. Его очень заинтересовало сообщение Нипа о маленькой подводной лодке, но мы не слышали их беседы, так как следили, как механики заправляют наши «Спитфайры». После окончания заправки мы снова поднялись в воздух, и Кокки наметил новый район поисков.
Но сразу после того, как мы взлетели, Вудхолл вызвал нас по радио из Тангмера и приказал вернуться. Нам следовало вернуться в Вестхэмпнетт, а на поиски будут отправлены другие эскадрильи.
Вудхолл уже сообщил неприятную новость Тельме, а Кокки поехал в Бей-Хаус, чтобы рассказать, что происходило во время последнего вылета. Так как Кокки был командиром звена А, он попросил меня остаться на стоянке и подготовить «Спитфайры» к завтрашнему вылету. Мы написали наши отчеты. Нип, Уэст и я все вместе сбили 4 «Мессершмитта». Гиббс занялся бумажной работой. Через 10 минут мы вместе с измученным старшим сержантом Дэйлом залезли в маленький грузовичок и поехали в офицерское общежитие.
Это был один из тех августовских вечеров, которые означают конец лета. Хотя было всего лишь 9 часов, солнце уже скрылось за Даунсом, и мы видели лишь очертания утесов на фоне заката. Вечер выдался спокойным. Все «Спитфайры» уже вернулись, а «Бофайтеры» еще не взлетели на ночное патрулирование.
Наши механики остались ночевать рядом с самолетами. Они проверяли и устраняли мелкие неполадки, чтобы к рассвету все было в порядке. Все, кроме людей, обслуживавших пропавшие машины, разбились на маленькие группы. Мы напряженно вглядывались в горизонт на востоке, надеясь увидеть 2 «Спитфайра», заходящие на посадку.
Когда мы вернулись в общежитие, то тоже молчали. Даже если командир крыла и остался жив, у него почти нет шансов избежать плена. Раньше мы как-то не думали о его протезах, только когда вместе плавали. Бадер хорошо держался на воде, так как его руки были исключительно сильными. В Тангмере мы видели в нем только командира и летчика-истребителя. В небе нас поддерживал его уверенный, веселый голос, хотя часто реплики были довольно язвительными. Иногда Бадер нас хвалил, иногда ругал, но всегда старался держать вместе во время боя. Он был самым хорошим тактиком среди нас. Сегодняшний день стал концом эпохи, быстро превратившейся в легенду.
Трудно описать словами качества истинного лидера, если сам человек их не имеет. Бадер обладал этим талантом в полной мере и во время каждого вылета демонстрировал, как им следует пользоваться. Он учил нас, демонстрируя подлинную отвагу, решительность, стойкость. Теперь он пропал, и мы должны были следовать по указанному им пути.