Островитянка

На молу, поджав под себя ноги, сидит женщина. Насадив на крючок наживку, поплевав на нее как следует, она встает, размахивается, и нейлоновая леска, со свистом прорезав воздух, опускается далеко впереди. С минуту женщина стоит неподвижно, всматривается в круги на воде, потом, подобрав юбку, садится и замирает.

Кажется, она может бесконечно сидеть и ждать. Руки спокойно и уверенно держат леску, чутко реагируют на малейшее движение под водой. Вот вроде клюет — она быстро дергает леску на себя, стараясь подсечь рыбу. Проворно, но без суеты, вытягивает и видит, что на крючке ничего нет. Вновь терпеливо возится с наживкой, поплевывает на нее, потирает руки. И снова леска летит далеко в море, и снова женщина садится и ждет.

Время от времени она поднимается, подставив лицо солнцу, выгоревшая юбка полощется на ветру. Рядом в корзине из кокосовых листьев — наживка. Женщина ловит рыбу — на Фиджи это обычная сцена. Проходит час, другой, третий, а она все сидит и терпеливо ждет, изредка почесывая затылок, щурится от нестерпимо яркого солнца, провожая взглядом пыхтящий пароходик, который курсирует между островами. А руки все так же чутко сторожат леску. Вот на черный буек, там, где поблескивают на солнце неровные выступы рифа, сели чайки. Великолепно море, но женщина видит его каждый день и уже не замечает всей красоты.

Наконец ее терпение вознаграждено — она вытягивает леску, на крючке бьется маленькая рыбка. Женщина, не выпуская леску из рук, ударила серебристую рыбку о каменную стену, и вскоре та затихла. Теперь можно снять с крючка и положить в корзину.

И снова: прилаживает наживку, поплевывает, размахивается, закидывает леску и садится, поджав под себя ноги. Солнце уже не палит, идет на закат, дует прохладный ветерок.

Тихо и спокойно кругом. Но вдруг подбегает собака, начинает обнюхивать корзину. Женщина замахивается, чтоб отогнать ее, но замечает, что к ней спешат двое европейцев, судя по всему муж и жена. Лицо женщины тут же расплывается в приветливой, добродушной улыбке. Мужчина отзывает собаку и сдержанно улыбается в ответ.

— Не бойся, она не кусается, — говорит он.

Но женщина боится не за себя, а за улов. Европейцев уже нет рядом, а страх остался. Она то и дело поглядывает на корзину, отгоняет мух.

До захода солнца она поймала еще рыбешку. В серой предвечерней дымке не различить ни рифа, ни чаек, море сливается с горизонтом. Зажигаются фонари, пора идти домой. По шоссе проносятся машины. Женщина поднимается, потирает затекшую поясницу. Для тех, в машинах, она лишь согбенная тень при дороге, им нет дела до того, что у нее разламывается поясница, — все труднее ей приходить на мол и ловить рыбу, да и улов скуден. Но вот сильная женщина выпрямляется, гордо глядит на море — те, в машинах, этого уже не увидят.

Она сворачивает с дороги к дому. Там, в маленькой комнате, ждут ее двое внуков. Вечно они простужены, голодны, клянчат чего-нибудь поесть. Она успокаивает их, когда ласковым словом, а когда и подзатыльником, чтобы не вертелись под ногами. Потом садится чистить рыбу. На примусе в кастрюле — остатки таро, на ужин не хватит. Она поднимается, идет в темный угол, достает из табачной жестянки полдоллара.

— Сбегай-ка в магазин — говорит она старшему, — принеси банку тушенки да хлеба.

Зажав деньги в кулаке, мальчик убегает, а фиджийка устало садится и замирает.

 

Концерт

На первом после обеда уроке обычно клонило ко сну. Солнце палило нещадно. Мисс Реннер вошла в класс и сразу заметила, как приуныли девочки — еще недавно они весело щебетали, а сейчас сидели, сонно склонившись над партами. Пожалуй, нужно быть с ними поласковее сегодня, решила она.

— Девочки, — сказала она, — а у меня для вас приятная новость.

Они тут же встрепенулись — ни сонных лиц, ни усталых поз.

Подождав, пока наступит полная тишина, она, словно конфеткой, угостила их:

— В следующую пятницу в Суву приезжают известные музыканты. Думаю, нам с вами будет интересно послушать их концерт.

Она остановилась: как-то ее воспитанницы воспримут эту новость? По классу пошел шепот, предложение девочкам явно пришлось по душе, они заулыбались.

— Нечасто здесь, на Фиджи, мы слушаем хорошую музыку. Так что нужно воспользоваться счастливым случаем.

Не спуская с класса внимательного взгляда, она села за стол. Девочки притихли. Они не понимали, чего от них ждут. Наступила неловкая пауза.

Мисс Реннер пришлось первой нарушить молчание. Она стала рассказывать о музыкантах. В окно ей хорошо был виден сад — сейчас в лучах яркого солнца он играл разными красками. Ровно подстриженный газон расстилался изумрудным ковром, на кустах блестели глянцевитые листья — красные, желтые, зеленые. А вот розы и хризантемы, к сожалению, так и не прижились. Сухая земля и палящее солнце сделали свое дело: остались только пожухлые стебельки.

— Пока вы не слышали великих композиторов, девочки, вам, конечно, трудно понять, что такое настоящая музыка, — продолжала учительница.

А за окном кусты и деревья в своем ярком наряде будто кружатся в праздничном хороводе. Мисс Реннер видит тень под кустом, там еще таится прохлада.

— Вы, я не сомневаюсь, любите слушать музыку по радио. Но ведь этого мало, если ты культурный человек.

Как, однако, причудливо переплетаются ветви деревьев!

Девочки слушали молча. Кое-кто из них тоже любовался садом. Другие смущенно переглядывались, хоть жаркий летний день и разморил их, в голове вертелись десятки вопросов о предстоящей поездке, не знаешь, с какого начать.

Но вот мисс Реннер замолчала и оглядела класс. Одна из девочек подняла руку.

— Слушаю тебя, Аката. — Учительница улыбнулась. Эту девочку она любила, хотя и не выделяла среди других учениц. Тоненькая, чистенькая, воспитанная, прекрасно владеет английским.

— Мисс Реннер, а когда мы поедем в Суву? В котором часу?

Сразу же заговорили и остальные:

— До ужина или после?

— А возьмут всех?

— Сколько стоит билет?

Мисс Реннер улыбнулась и подняла руку, призывая к тишине.

— Мы поужинаем пораньше, в половине шестого. В шесть уже уезжаем. Поедут только старшие, за порядком будут следить старосты. Собираемся быстро, но без суеты. — И с особым значением прибавила: — В театре нужно показать, что вы умеете себя вести. Не смеяться, не разговаривать во время концерта, аплодировать, только когда кончат играть.

Все с нетерпением ждали этой поездки. Еще бы — приехать в большой город, где вереницы машин, шумные толпы у кинотеатров, соблазнительные витрины магазинов. Что по сравнению с этим их тихая, сонная школа с ее дисциплиной и порядком!

Наконец пришла пятница. За ужином мисс Реннер никак не удавалось утихомирить девочек. Садясь в автобус, они тоже кричали, толкались, каждой не терпелось поскорее уехать. То и дело слышалось привычное: «Займи мне место сзади!» Наконец все расселись. В тот вечер мисс Реннер просто покорила девочек своим видом. На ней было палевое платье, на шее — нитка жемчуга, дополняли ансамбль жемчужные серьги. Мягкие тона ей очень шли, а когда она накидывала легкий шарф, то и вовсе казалась красавицей. Девочки долго перешептывались.

— Здорово она сегодня выглядит, правда?

— Да, прямо не узнать!

— Ничего особенного. Просто платье красивое.

Мисс Реннер последней села в автобус на место рядом с водителем, с ее губ не сходила легкая улыбка. Приподнятое настроение передалось и ей.

Автобус долго ехал по пыльной дороге, но девочки этого не замечали. Словно на маленьком плоту, неслись они по стихии леса, лишь только фары — светлячки указывали им путь в ночи.

Но вот с обеих сторон замелькали столбы, четкая белая полоса разлиновала дорогу — они въехали в город. После темной ночной дороги яркие огни ослепили девочек. В Суве им доводилось бывать и раньше, но сейчас, будто впервой, они с жадностью разглядывали витрины, машины, гордых и неприступных горожан. После тихой школы, после дороги с ее буйной природой город ошеломил их. Недалеко от муниципалитета автобус остановился. Девочки торопливо вылезли, отряхивая пыль, оправляя платья. Мисс Реннер построила своих учениц, убедилась, что все в сборе, и повела их к большому подъезду. Девочки то и дело оглядывались по сторонам — в театр они приехали в первый раз. Цилиндры, белоснежные сорочки, черные костюмы — все так изысканно и нарядно. У подъезда их внимание привлекли продолговатые светильники, но больше ничего рассмотреть не удалось, так как служитель в униформе уже поторапливал их, указывая, куда идти.

Они стали подниматься по лестнице, ноги утопали в мягком ковре. Девочки переглядывались, лица светились счастьем.

— Ой, как здорово! — только и повторяли они. Поднявшись по ступенькам, они попали в нарядное фойе: дым сигарет, приглушенные голоса, мягкие тона вечерних туалетов дам, черные фраки, белые манишки мужчин. Мисс Реннер остановилась у входа, осмотрелась и повела всю группу в свободный угол. Девочки перешептывались, смотрели по сторонам — прямо глаза разбегались. Люди расступались, пропуская их. Сбившись тесной стайкой, девочки, не переставая озираться, обменивались впечатлениями, порой хихикали, прикрывая ладошкой рот. Кругом все так интересно: и пол, выложенный плиткой, и необычное освещение. Их оживленный разговор уже привлекал внимание. Это не ускользнуло от мисс Реннер, беседовавшей с другими учителями. Она обернулась, нахмурилась и неодобрительно покачала головой. Девочки виновато заулыбались и притихли. Зрителей между тем становилось все больше и больше — в воздухе плавали целые облака сигаретного дыма.

С любопытством разглядывали девочки вечерние платья, изящные туфли, красивые перчатки, украшения. Хотя куда интереснее следить за поведением публики. Вон лысый господин курит трубку и оживленно беседует с пожилой дамой. Увлекшись, он начал жестикулировать — девочки так и прыснули со смеху. Вот он задел кого-то рукой, и одна из девочек, не выдержав, засмеялась. На минуту воцарилась неловкая тишина. Подошла мисс Реннер.

— Не ожидала я от вас, — только и сказала она и повела их в зал. Его освещала всего одна люстра, на сцене тоже был полумрак, там стояли стулья, черные пюпитры, у кулис тяжелыми складками свисал занавес. Зал был почти полон, и публика с интересом оглядывала входивших. Но вот свет стал медленно гаснуть, по проходам торопливо шли к своим местам опоздавшие. Свет погас, наступила тишина. Луч прожектора выхватил из темноты музыкантов, раздались аплодисменты. Артисты в черных фраках торжественно заняли свои места, и аплодисменты смолкли.

Вышел ведущий, представил оркестрантов, сказал, что они оказали всем присутствующим большую честь, приехав в Суву. Он говорил еще что-то, но слышно было лишь в первых рядах. Вот он замолчал, музыканты встали, улыбаясь, вежливо раскланялись. Потом настроили инструменты, и концерт начался.

Мисс Реннер была полностью захвачена музыкой, она подалась вперед, не сводя глаз со сцены и теребя программку. А девочки слушали только полчаса, потом внимание ослабло, только самые громкие и бравурные места увлекали их. Куда интереснее смотреть на длинноволосого нервного скрипача, он то и дело дергал головой, волосы падали на глаза. Девочки подталкивали друг друга, хихикали и умолкли, только когда дама, сидевшая впереди, обернулась и строго на них посмотрела. Но скоро им надоело сидеть просто так, одни задремали, другие без конца ерзали, обмахиваясь программками. Меланхоличная музыка, казалось, сама располагала к дремоте в этих мягких и удобных креслах.

Но вот словно сотни птиц взмахнули крыльями — раздались бурные аплодисменты, музыканты раскланялись и ушли за кулисы. Зажглись огни, начался антракт. Сидящие впереди обменивались мнениями, мисс Реннер улыбалась, откинувшись на спинку кресла, — она была безмерно счастлива.

— А вам понравилось? — обернувшись к девочкам, вглядываясь в их лица, спросила она.

Кое-кто нерешительно поддакнул, другие только заулыбались и закивали головами. Не сознаваться же учительнице, что они не слушали.

Мисс Реннер еще раз оглядела своих учениц.

— В театре есть буфет.

Как хорошо избавиться, хоть на несколько минут, от гнетущей торжественной тишины зала. Вернувшись на свои места, они твердо решили: будем слушать всерьез. Публика внимала каждому звуку, все взгляды были прикованы к сцене. Девочки пытались слушать так же внимательно, но музыка зазвучала опять тихо и нежно, а мягкие кресла так и располагали к дреме. Девочки уже клевали носами, когда эта засоня Мириони все испортила. Безуспешно борясь со сном, она посмотрела на часы в тот момент, когда музыка затихла. Мириони замигала и хлопнула в ладоши. Один раз. В абсолютной тишине этот хлопок прозвучал как раскат грома. И — тишина, тишина, затаившая дыхание от ужаса. В публике прошел возмущенный шепот, люди поворачивали головы, чтобы взглядом испепелить невежу. А музыканты играли спокойно и невозмутимо. Девочки испуганно присмирели. Мисс Реннер сидела, вытянувшись, как струнка, вне себя от негодования. А Мириони застыла от ужаса, поднеся руку к губам.

Однако и в этом девочки усмотрели смешное. Наблюдая за Мириони и переглядываясь, они буквально тряслись от еле сдерживаемого смеха. Нежные звуки наполняли зал, а школьницы тщетно пытались унять накатывающий на них смех. Конечно, от праздничной, неповторимо торжественной обстановки концерта ничего не осталось, хотя музыканты продолжали играть, а зал по-прежнему слушал их затаив дыхание.

…Автобус катит по городу, а девочки выслушивают холодные, злые слова мисс Реннер: они не оправдали ее доверия. Сказать нечего, они сидят, уставившись в окна. За чертой города автобус прибавил скорость. Уже не видно городских фонарей, под колесами не асфальт, а гравий. Вновь автобус летит сквозь кусты, свежий ветер обдувает лица.

И вдруг, не сговариваясь, девочки запели, их голоса то накатывались, то затихали в зеленом безбрежье. Вот фары — светлячки высветили знакомые деревья школьного сада. Голоса смолкли. И тут мисс Реннер вдруг поняла, как прекрасно было это пение. Жаль, что они поют только фиджийские песни, подумала она.