Таласса проснулась. Слабый призрачный свет луны лился на нее. Он падал из щели в ставнях, закрывавших окно. Она увидела, что лежит на простой лавке. Под ней был грубый тюфяк, набитый жесткими волосами, которые кололи ее обнаженную кожу даже через обивку. Она повернула голову, и, несмотря на полутьму, смогла рассмотреть то, что ее окружало. В комнате был низкий бревенчатый потолок, грубо отделанные стены и земляной пол. Слабо пахло мехом какого-то животного и горящим торфом. Как она очутилась здесь? Она смогла вспомнить только одно мгновение, после которого провалилась в этот странный сон.

Во-первых ей приснился Уртред. Во сне она глядела на его маску: отвратительные бугры сплошных шрамов, вместо носа щель, вместо губ — клочья мяса. Но потом увидела, как его лицо перекосила безгубая усмешка, и поняла, что это настоящее лицо, а не лакированное дерево. И она побежала, побежала по непонятной равнине, на которой были только бледные булыжники и пыль, как на поверхности луны.

Она бежала и бежала. А потом услышала, как он ее зовет: его голос был мягок и нежен. Но она не остановилась, пока не оказалась далеко-далеко, и голос затих. А потом она уже была на покрытом льдом склоне горы, холодные звезды светили на нее. После бега ей захотелось пить: она отломала кусок льда и съела его, чувствуя, как острая льдинка впилась в уголок рта, так что кровь и вода смешались друг с другом. И еще она чувствовала внутренний жар, жар в крови, который пришел вместе с укусом вампира. Она стала одной из них: больше она никогда не утолит свою жажду.

Перед собой она увидела озеро и два острова. Она решила, что должна идти туда и попытаться утолить жажду озерной водой. Он спустилась на берег, но прежде, чем успела сделать хотя бы глоток, ноги понесли ее за берег, через озеро, и она очутилась на первом острове. В его центре она увидел дворец, и начала подниматься к нему. Вот она вошла в него и побрела по темным коридорам. Впереди вспыхнул серебряный свет; он шел из колодца, вделанного в пол. Она подошла к нему, заглянула внутрь и увидела внутри него серебряный бокал.

Кто-то подошел ней, почти не видимый в полумраке. Она повернулась: в серебряном свете она никак не могла рассмотреть лицо человека. Это был не жрец, но мужчина с длинными белыми волосами, удерживаемыми золотым обручем, в который были вделаны драгоценные камни, красные или оранжевые; и, что интересно, такого же цвета были и его глаза. У него было молодое загорелое лицо, без морщин, и бледные губы. Он взял ее за руку и они вместе слетели в колодец. Там он взял в руки бокал, как если бы хотел, чтобы она выпила из него. Внезапно стены колодца улетучились, и она увидела за ними лазурное небо, огромные серебряные дома и сверкающие шпили, рвущиеся вверх, а в небесах парили золотые драконы, оставляя за собой огненные следы. Она опять повернулась к мужчине. Глаза из другого мира, их поверхность искрилась, как у пиритов, приглашая ее войти внутрь.

— Ты смерть? — спросила она, и сама услышала в ушах свой голос, хотя была уверена, что ее губы не двигались.

Лицо мужчины перекосила странная полуулыбка, такая же чужая, как и его глаза. — Я не смерть — я Ре. — Слова были на языке, которого она не знала, и, тем не менее, поняла. — Посмотри вокруг себя, Таласса, посмотри на страну Ре — она называется Лорн, страна, в которой нет места смерти.

Таласса опять посмотрела на чудесное видение, на мир, каким он был во время Золотого Века. Она увидела огромное озеро, освещенное светом солнца и уходившее вдаль, к далеким берегам, и два больших острова, застроенных грандиозными зданиями, искрившимися в свете солнца: такого яркого света на земле не бывает. Видение казалось совершенным — и тем не менее сомнение не хотело покидать ее сознание.

— Где это место? — спросила она.

— И в этом мире и не в этом, — загадочно ответил Ре. — Только мои слуги живут в нем, и они никогда не умрут, во всяком случае до тех пор, пока не появится Светоносец.

— Все места знают смерть, — возразила она. — Это естественный порядок вещей. Почему твоя страна должна быть исключением?

Тень, как показалась, прошла по лицу Ре, но она мгновенно исчезла, как будто над горой пролетело быстрое облачко.

— Когда пришла последняя битва, я спас моих слуг, — сказал Бог. — Все остальные погибли или убежали. Но я, хотя и раненый магией Исса, остался и оградил это место, Лорн, от огня и безумия, которые в это время царили в Мире Смертных. Я сделал этот народ бессмертными, прекрасными и вечно юными. В Мире Смертных солнце всегда затемнено черными облаками, которые убивают или преобразовывают тех, кто живет под ними, так что я решил, что вместо света солнца должен светить мой кузен, Эревон, Бог Луны. — Как только он произнес эти слова, солнечный свет погас, а в высшей точке неба засияла полная луна. — Там она и светит, всегда полная, — печально сказал Бог. — А им я приказал ждать возвращения Света Второго Восхода. Так что они ждут, уже десять тысяч лет.

— Но и у луны есть циклы. Все вещи должны изменяться. Это закон природы. Все должно происходить так, как и в других местах. — И опять Таласса не знала, откуда взялись эти слова. Ей показалось, что они поднимаются из губ в сознание, не спрашивая ее разрешения.

— Да, — ответил Ре. — Все на свете должно меняться. Даже Ре поднимается с рассветом, а потом тонет в темноте. Слишком долго мои слуги жили под этой неменяющейся луной. Ты изменишь все это. Ты — Светоносица, и опять принесешь солнце в мою страну. Но сначала ты должна выпить из Серебряной Чаши. — Опять перед ее глазами появились колодец и серебряный бокал. — Это противоядие от укуса вампира. Оно ждет тебя в Лорне. Но берегись, как раз сейчас враги Лорна зашевелились в Сломанных Вязах: путешествие будет очень опасное. И поторопись, дитя. Ты должна быть в Лорне не позже, чем через месяц. — Потом видение растаяло, она проснулась и обнаружила, что лежит на кровати в странной комнате.

Было достаточно темно. Несколько секунд она пыталась вспомнить, что это за место, потом вспомнила первое пробуждение, в пещере над склоном горы: ага, там была маленькая девочка, потом она увидела горы, потом появились какие-то горцы, пришедшие приветствовать ее в руины древнего города. И тут она, наверно, потеряла сознание, потому что дальше она не помнила ничего.

А где ее одежда? Таласса поглядела вокруг и увидела, что на спинке грубого стула висит ее тонкое платье, которое она надевала в прошлой жизни, в Храме Сутис в Тралле, а рядом с ним один из тех отделанных шерстью плащей, которые Аланда и она упаковали в свои кожаные котомки до того, как сбежали из храма. Дырки на ее одежде были зашиты, хотя и грубо.

Потом Таласса поднесла пальцы к двум ранам на шее: они вздулись и заболели, как только она дотронулась до них, а вокруг них все горело. Страх вернулся. Как лечиться? Освободила ли ее смерть вампира, который укусил ее? По венам бежал странный поток, как будто ее кровь загустела и распирала кровеносные сосуды. И жажда, страшная жажда. На столе, рядом с кроватью, стоял глиняный кувшин с водой и выпеченный каравай хлеба. Она жадно налила воды в кружку и поднесла к губам, но как только губы коснулись жидкости, поняла, что это не то, что может утолить ее жажду; мертвый запах воды вызвал в ней отвращение, и она бросила кружку на пол, как будто в ней была кислота.

Таласса подавила крик, откинула меховое одеяла и опустила свои длинные ноги на пол. Первым делом она должна найти Уртреда. Он-то знает, что делать, как найти Лорн и Чашу, которые она видела во сне. Она не сомневалась, что они существуют: разве сам Ре не показал ей их?

В комнате было холодно, огня не было. Хлопая руками по голому телу, она подбежала к своей одежде и быстро накинула платье через голову, потом привела в порядок волосы, насколько это можно было сделать без зеркала и расчески. Снаружи послышались голоса. Она подошла к окну и раздвинула ставни.

Окно выходило на квадрат утоптанной каменистой земли, на которую бросал тень большой дуб, его листья слабо серебрились в свете луны. Повсюду были фонари и ярко окрашенные циновки, лежавшие прямо на земле. В центре горел большой костер. За квадратной площадью находилось несколько одноэтажных выбеленных домов, а за ними можно было разглядеть долину и силуэты гор, покрытые пурпурно-коричневыми ночными тенями.

Примерно сотня жителей деревни — мужчины, женщины и дети — сидели на циновках. Все они были одеты в простые шерстяные куртки и штаны. Среди них сидели Аланда и Джайал. Казалось, что они были погружены в серьезный разговор с человеком, в котором она узнала Гарадаса, старосту деревни. И нигде не было даже намека на Уртреда.

От лунного света у ней закружилась голова, как если бы этот свет начал сражаться с чем-то в ее душе, рана на шее начала пульсировать. На нетвердых ногах она вернулась в комнату и попыталась привести мысли в порядок. Вот, она должна выйти наружу, к своим друзьям и этим незнакомцам.

Она скользнула в плащ и подошла к двери, собираясь с духом. Почувствует ли она запах их крови? Сможет ли она сопротивляться ему? Она вышла из комнаты; в коридоре горел фонарь. Дверь в конце коридора должна привести ее на площадь. Девочка, которую она видела в святилище, сидела прямо на полу коридора, но, заметив Талассу, немедленно вскочила и улыбнулась.

Таласса неохотно улыбнулась в ответ, ей захотелось прогнать ее. Говорит ли она на ее языке? Она подумала и вспомнила, что слышала, как горцы говорили на языке, похожем на язык Тралла.

— Ты отдохнула? — спросил ребенок. Итак, она все запомнила правильно, они действительно говорили на том же языке, хотя более грубо и со смешным акцентом, так что надо было напрягаться, чтобы понимать их слова.

— Как долго я спала? — спросила Таласса.

— День, и еще половину, — ответила Имуни.

— Так долго, — вслух удивилась Таласса. Впрочем ночь перед этой она не спала вообще. Обе молча смотрели друг на друга. — Пойдем, — после паузы сказала Таласса. — Почему бы нам не посмотреть, что другие делают снаружи? — Девочка кивнула и простодушно предложила ей руку. Таласса заколебалась, но потом взяла ее. Глаза Талассы невольно остановились на голубых венах на шее ребенка, отчетливо выделявшихся под коричневым загаром. Что ощущают вампиры? Лично она не хотела ничего, никаких тайных желаний, только эта ужасная, нездоровая жажда, которую никакая вода не в состоянии утолить. Во рту все пересохло: она чувствовала, как губы прилипают к зубам; без сомнения она оскалила свои зубы в жуткой гримасе. Она наполовину ожидала, что девочка завопит и кинется прочь, но та только с любопытством глядела на нее. Тут Таласса сообразила, что она сама слишком долго стоит и пялится на ребенка. С большим усилием она заставила себя улыбнуться более естественно и взяла руку Имуни. Вместе они вышли наружу, в объятия ночи.

Как только они вышли из дома, все головы повернулись к ним и гам голосов утих. Все жители молча встали со своих мест. Гарадас протиснулся через толпу и низко поклонился. Некоторые из горцев проскользнули за ним и встали на колени прямо на камнях площади. Те их них, у кого в руках были грубые глиняные тарелки и чашки, подняли над своими склоненными головами, предлагая Светоносице еду и питье. Таласса поглядела на приношения. Она не ела по меньшей мере два дня, но аппетита у ней не было. Еще одна волна паники накатила на нее, и голова опять начала кружиться. Куда делась Аланда? Потом она заметила, что старая дама и Джайал стоят позади толпы. Оба тревожно глядели на нее, не зная, чего ожидать.

Таласса пошевелилась, чувствуя себя крайне неудобно: никогда она не была центром такого пристального внимания, даже в храме Тралла, когда она танцевала перед клиентами после Праздника Свечей.

— Пожалуйста, — сказала она после нескольких мгновений полной тишины. — Возвращайтесь к празднику. — Горцы опять вскочили на ноги. Гарадас протянул ей руку, и опять Таласса какое-то время колебалась, думая, взять ли ее. Староста перевел взгляд от своей руки на ее лицо, и ей показалось, что в его голубых глазах сверкнула искра подозрения. Но исчезла спустя мгновение. Он потянулся вперед, и своими шишковатыми пальцами крепко взял ее руку. Потом он и Имуни, вцепившаяся в другую руку, повели ее к единственному месту на площади, которое хоть чем-то выделялось в кругу циновок, накиданных вокруг костра: небольшое возвышение, сооруженное из жестких подушек, выкрашенных в те же темно-оранжевый и красный цвета, как и циновки. Там ее попросили сесть и жители деревни опять подошли к ней с тарелками, до краев наполненными плоскими хлебцами, шишковатыми яблоками, бобами и ягодами, а также предложили ей деревянные кружки, полные какой-то желтой жидкостью. И опять, при виде этого питья она почувствовала отвращение. В этот момент появились Аланда и Джайал, пробившиеся через толпу, и сели рядом с ней. Она нервно взглянула на них, потом опустила взгляд.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила старая дама.

Таласса посмотрела в глаза своей старой подруге и поняла, что Аланда все знает, знает, кем она стала. — Я хорошо отдохнула, — как можно спокойнее сказала она, пытаясь унять дрожь в теле. Потом она посмотрела вокруг. — Где Уртред?

— Он недалеко, — ответила старая дама.

— Где? — повторила Талаласса, более настойчиво. — Я должна поговорить с ним.

— Они не разрешили ему войти в деревню, — прошептала Аланда, но потом замолчала, не успев договорить: люди Годы так сильно напирали со всех сторон, что в конце концов расположились очень близко от ее трона, подтащив к нему свои яркие циновки. Гарадас уселся прямо перед ней. Седовласые мужчина и женщина, старейшины деревни, сидели по бокам от него.

— Ты Светоносица и должна поблагодарить их, — еле слышно пробормотала Аланда.

Таласса какое-то время колебалась, стараясь придумать какие-нибудь подходящие к случаю слова, но в конце концов сумела только выдавить из себя, — Благодарю вас за то, что вы пришли приветствовать меня.

— Чувствуй себя как дома, — ответил Гарадас, его темное лицо расплылось в улыбке. — А теперь мой народ хочет поднести тебе дары, — продолжал он, щелкнув пальцами.

Таласса протестующе подняла руку. — Еды и питья вполне достаточно.

— Нет. Мы ждали слишком долго. Есть особые дары, которые мы хранили для Светоносицы. — Он кивнул, и через круг наблюдателей Таласса увидела, как Имуни идет к ней с большим свертком, который крепко держала в руках. Потом девочка положила сверток у ног Талассы и развернула его. Белый плащ, выпряденный из чистейшего меха яка, полы отделаны золотом. — Это великолепно, — восхитилась Таласса.

— Каждый год каждое поколение, начиная с основания деревни, сохраняет несколько нитей самой лучшей шерсти от самых молодых животных в стаде, и каждый год женщины прядут из них это одеяние, — торжественно сказал староста.

Плащ казался невероятно большим, и Таласса испуганно представила себе, что на ее плечах он будет выглядеть как палатка, а во время ходьбы волочится за ней, как хвост свадебного платья, но все-таки она встала и сбросила с себя свой. У всех мужчин перехватило дыхание, когда они увидели ее одетой в платье куртизанки, выгодно подчеркивавшее стройное белое тело и узкие плечи. Имуни подняла плащ и Таласса покорно сунула голову круглое отверстие наверху, разрешая плащу упасть на свое тело. К ее изумлению плащ сидел на ней как влитой. Люди тоже увидели это, и возбужденный говорок пошел по площади. — Многие столетия мы измеряли этот плащ по статуе Светоносицы в святилище, — сказал Гарадас. — И только в прошлом году плащ, наконец-то, стал достаточно большим. А сейчас, на следующий год после окончания работы, пришел срок. — Таласса увидела, как беззубый старик рядом с Гарадосом с энтузиазмом закачал головой, и даже радостно захлопал кожистыми ладонями, уловив ее взгляд.

Но Гарадас еще не кончил. — Предание говорит нам, что Светоносица должна взять себе служанку из нашего народа, как один из даров…

— У меня есть Аланда; она всегда верно служила мне, — сказала Таласса, глядя на свою старую подругу.

— Пусть твоя подруга извинит меня, но предание говорит, что служанка Светоносица должна быть молодой, и лучше всего дочкой старосты, если у него есть дочь. Поэтому я отдаю тебе мою дочь, Имуни, она будет помогать тебе.

Таласса посмотрела вниз, на девочку. Та широко улыбалась, совершенно не боясь своей новой роли. Таласса спросила себя, чем будет заниматься ее служанка в этой скромной деревне, но приняла предложение также искренно, как оно и было сделано. — Мы будем друзьями, — сказала она девочке, и улыбка Имуни стала еще шире.

— А вот теперь пришло время праздновать, — сказал староста. Принесли связки дров, на площади загорелось еще несколько костров, стало светло, как денем, и даже воздух казался нежным. Снизу, с равнин, прилетел теплый ласковый ветерок. Потом появились шампуры с насажанными на них кусками ягнят. По рукам загуляли кружки с перебродившим молоком яка, и веселый говор наполнил воздух.

Теперь настало самое время спросить Аланду о том, что случилось с Уртредом, но как только она открыла рот, к ней подошли три старика. У одного из них были тамбурины, второй держал волынку, а третий костяную трубу размером с него самого. Они уселись на матрацы перед ней, и немедленно рог и труба заиграли странную воющую мелодию, которая, казалось, заставила даже искры и языки пламени подпрыгивать все выше и выше в ночной воздух. Человек с тамбурином присоединился к ним, выводя однотонную синкопированную мелодию, странным образом не соответствовавшую вою духовых инструментов. Юные девушки и девочки деревни немедленно вышли вперед, глаза их были скромно опущены, и, ведомые Имуни, начали плясать величавый танец, типа кадрили со сменой партнеров, и их пляска напоминала вечно расширяющееся и вечно сужающееся кружение лепестков цветов под порывами ветра.

Танец продолжался больше часа. Таласса взглянула вверх. Там, в вышине, она увидела луну, точно такую же, как и две ночи назад в Тралле, но здесь она светила на покрытые снегом вершины. Внезапно ее сердце наполнилось радостью жизни и счастьем быть среди друзей; то страшное существо, в которое она превратилась, не было забыто, но магия ночи приглушила чувство страха, тревога ушла на задний план. Люди здесь были добры к ней, хотя опасения по-прежнему грызли ее; она почти не сомневалась, что если они увидят, кто она такая, то, без сомнения, прогонят из деревни.

Джайал, тоже, глядел на луну. На его лбу залегла глубокая морщина, казалось, что он не замечал ни танцев, ни музыки. Пожалуй она могла угадать, что занимало его мысли: этот ужасный двойник, потом его отец, и, конечно, цели, стоявшие перед ними. В конце концов юный воин почувствовал, что она на него смотрит, так как оглянулся и их глаза встретились. Она заметила странный взгляд, с которым он поглядел на нее, и его лицо перекосила ухмылка, такую ухмылку она никогда у него не видела… Нет, видела, вспомнила она: точно так же на нее глядел Двойник, ворвавшись в ее комнату в Храме Сутис, когда она была там вместе с Уртредом. Таласса почувствовала внезапный укол страха, как если бы ее обманули, как если бы этот человек был не Джайалем, а Двойником. Взгляд Джайала задержался на ней на долю секунды, а потом торопливо скользнул в сторону.

Именно в это мгновение музыка и танец внезапно закончились. Жители деревни громко захлопали руками по бедрам, очевидно довольные, и девочки опять уселись на циновки. Имуни уселась рядом с возвышением, на котором сидела сама Таласса. Разговоры немедленно возобновились, как если бы горцы, очевидно любящие поговорить, хотели побыстрее высказать все, что они не смогли сказать за час вынужденного молчания.

Но радость в сердце Талассы уже исчезла вместе со взглядом Джайала. Она повернулась к Аланде. — Джайал очень странно ведет себя, — прошептала она.

Аланда наклонилась к ней поближе, и взглянула на Джайала. — Он стал таким с того времени, как староста рассказал ему о мертвой армии в горах и о свете на равнине. — И Аланда рассказала ей о все, что сообщил ей Гарадас о событиях семилетней давности.

— Куда пошел барон? — спросила Таласса, когда Аланда закончила.

— На север, через эти горы. — Таласса взглянула в направлении, которое указывали пальцы Аланды, и увидела мрачные очертания Сломанных Вязов и Черное Облако. Как раз в этот момент в темноте ударила молния, а за ним последовал долгий раскат грома.

— А что находится за ними?

— Страна, называемая Лорн.

— Лорн? — удивилась Таласса. — Я только что видела сон о ней.

Голубые глаза Аланды сверкнула и в свете огня костра. — Тогда еще есть надежда.

— Ты знаешь это место?

— Мой народ вышел из места, находившего рядом с ним; его прогнали оттуда пожары, возникшие после битвы богов. Кое-кто остановился здесь, в Годе. Остальные подались на юг и разошлись по всему миру. Их можно найти в Орморике, Галастре, Тралланде и Суррении. Все они были великими магами.

Таласса взглянула на людей Годы. — А есть ли на севере кто-нибудь еще кроме них?

Аланда покачала головой. — Эти люди — все, что осталось, и магия покинула их сотни лет назад.

— А что находится дальше, на севере?

— Вначале эти горы, Сломанные Вязы. Место зла. И теперь опять пришли Темные Времена. Гарадас сказал, что вскоре там появятся злые создания, этой зимой или следующей.

— И мы должны перейти через них? — спросила Таласса.

— Да. За ними лежит громадный лес, его называют Лесом Лорн или Лесом Потери, и где-то в центре его находится Лорн, недалеко от разрушенного города моего народа, Астрагала.

Таласса задумчиво склонила голову на бок. — Я вспомнила, как на болотах, умирая, Фуртал говорил о Лесе Потери.

Аланда кивнула. — Он искал его в молодости, но остался единственным выжившим из всех тех, кто шел на поиски через горы, и он так никогда и не нашел его.

Таласса печально улыбнулась. — Иногда, когда я вслух сомневалась, действительно ли он пересек Палисады, он чуть не сходил с ума от бешенства.

— Я думаю, что он был здесь, но не дальше, — сказала Аланда. Какое-то время она смотрела вдаль отсутствующим взглядом, без сомнения вспоминая о своем умершем друге, придворном музыканте Иллгилла. Потом она опять пришла в себя и повернулась к Талассе.

— Расскажи мне побольше о сне, который ты видела, — попросила Аланда. Таласса так и сделала, рассказав об озере, островах и Серебряной Чаше, а также слово в слово передала ей слова Ре о том, что она должна принести солнце туда, где вечно светит луна.

Аланда опять кивнула головой, как если бы ожидала что-то в этом роде. — Берегись, дитя. Может быть ты и принесешь им солнце, но вряд ли они поблагодарят тебя за это.

— Почему?

— Мы заберем от них стража: второй артефакт Маризиана, Бронзового Воина. Он единственный, кто не дает их врагам прорваться к озеру, тем самым врагам, которые сейчас зашевелились в этих горах.

— Аланда, я должна попасть туда как можно быстрее, — воскликнула Таласса, хватая свою подругу за руку. — Раньше, чем пройдет месяц и я стану вампиром, живым мертвецом.

И тут обе вздрогнули, когда Джайал, который, как они думали, не обращал внимания на их разговор, внезапно повернулся к ним, его глаза блеснули в лунном свете. — Да, мы должны немедленно выходить, — повелительным голосом сказал он. И тот же самый странный взгляд его глаз, который Таласса уже видела раньше.

— Джайал, как ты себя чувствуешь? — спросила Аланда.

Джайал не ответил на вопрос прямо, но наклонился поближе к ней. — Ты же провидица. Ты видишь не только как обычный смертный, но, за дверями нормального восприятия мира, ты видишь и другие вещи, не так ли?

— Да, прошлое и будущее: но только в полумраке, как через темное стекло.

— Все равно ты его знаешь, — горячо сказал он. — Последний день и еще половину я просидел здесь. Я должен быть счастлив: еда и питье; мой отец жив, и, может быть, не очень далеко. Но здесь, — сказал он, указывая на уголок правого глаза, — здесь есть пятно, которое, как катаракта, мешает мне видеть. Через нее я вижу совсем другие, странные сцены, панику, бегущих людей, темные переходы. Я чувствую растерянность и страх.

— Откуда берутся твои видения?

— От него: Двойника. Он выжил: и, тоже, сбежал из Тралла. С каждым часом я вижу все больше и больше из того, что он видит. Но это еще не все: я не только вижу, но и чувствую. Даже если между нами будет пол континента, от этого наши сознания не перестанут быть связаны друг с другом и сражаться за главенство.

— Но разве это может быть: ведь он в двух сотнях лиг от нас?

— Потому что он с каждым мгновением приближается к нам. — Джайал яростно замотал головой. — Фаран с ним. Вот почему мы должны выходить немедленно.

— Таласса слишком слаба для путешествий.

— Ты слышала ее — у ней в крови яд. Ей остался только месяц на поиски Серебряной Чаши. Подумай об этом. — Он резко встал и, бросив еще один огненный взгляд на обоих женщин, растворился в ночи, пройдя мимо горцев, которые даже замолчали, испуганные его внезапным уходом.

Таласса смотрела как он уходит, его слова смыли даже воспоминание о недолгом радостном настроении. Теперь, больше чем когда-либо, она ощутила, что ей надо посоветоваться с Уртредом. — Ты сказала, что они не дали Уртреду войти в деревню, — сказала она Аланде.

Аланда боязливо оглянулась, опасаясь, как бы местные не услышали их в тишине, наступившей после ухода Джайала. — Гарадас говорил с ним, когда мы вышли из святилища. Он сказал жрецу, что тот не сможет войти в деревню, пока на нем маска.

— И?

— Ты же хорошо знаешь: он поклялся никогда не снимать ее. Гарадас рассказал ему о башне за деревней, с тех пор он там. Они носят ему еду и питье.

Таласса подумала об жреце, одиноком, слушающем музыку, доносящуюся из деревни. По спине пробежал холодок. Безопасность была иллюзией: она всегда знала это. Она уехала так далеко от Тралла и перенеслась сюда быстрее, чем луч света. Но проклятие вампира осталось с ней. И вот, каким-то образом, Фаран взял ее след. Они опять должны бежать. Хотя бы ради безопасности горцев — они надеются на нее, как на Светоносицу, но совершенно напрасно; и не только из-за того, кем она может стать, но из-за того, что она может с собой принести. Длинный и тяжелый путь, казалось, манил ее — мили и мили гор, лесов, ледяных пустынь — и она почувствовала, что неопределенность кончилась. Она должна идти к Уртреду.

Она резко встала, голова немедленно закружилась. Разговоры, только что возобновившиеся, мгновенно прекратились. Лица жителей деревни повернулись к ней; в свете костров было видно, что они удивлены и пытаются понять, почему еще один их гость уходит так рано.

— Я хочу повидать жреца, — сказала она им. — Дитя, — она повернулась к Имуни, — не принесешь ли ты мне немного еды, чтобы передать ему? — Девочка посмотрела на отца, который медленно кивнул, но с его лица исчезла улыбка. Имуни вывалила содержимое глиняных тарелок на кусок материи, который завязала с четырех углов. Получившийся узелок она отдала Талассе.

Таласса посмотрела на всех собравшихся. — И иду к башне. Пускай никто не идет вслед за мной. Скоро я вернусь. Тем временем пускай все едят и пьют, праздник еще не окончен. — Она опять повернулась к Имуни. — Где это? — спросила она.

Девочка трясущейся рукой указала на неровную главную улицу деревни, на север. — В конце дороги, примерно в миле от деревни, — с трудом выговорила она.

Таласса посмотрела в том направлении. — Хорошо, — сказала она. — Тогда я пошла.

— Давай я пойду с тобой, — попросила Имуни.

Таласса задержала на ней взгляд. — Очень хорошо, — согласилась он, — но только до башни; я должна поговорить со жрецом наедине. — Кивнув, она разрешила Имуни вести ее по каменной дороге. За ее спиной воцарилось глубокое молчание, но она даже не заметила этого, торопливо шагая мимо низких каменных зданий по направлению к обрыву.