Его глаза открылись, как и в тот день в Годе, когда они впервые оказались в святилище Светоносицы. Он стоял рядом с Талассой. Они находились на большой площади, затененной тисами, по которой были разбросаны могилы. Бронзовый Воин тоже стоял рядом, возвышаясь над ними на тридцать футов. К северу он них поднималась огромная пирамида, ее ворота были открыты, внутри мелькали какие-то тени, пытающиеся убежать от яркого света: немертвые.

Их окружало кольцо гаснувшего огня, земля вокруг почернела и была обожжена: остатки кометы, которая принесла их сюда. Огонь перекинулся на некоторые из тисов, дым поднимался в воздух, закручиваясь вокруг верхних этажей зданий, нависавших над площадью. Они стояли на поле боя. На земле валялись трупы, в темных лужах крови мокли оранжевые и красные знамена Огня. Там и здесь вампиры со сломанными спинами безуспешно старались уползти в тень, чтобы убежать от встающего солнца, лучи которого уже осветили высокогорные пустоши и верхушки мрачных башен волшебников.

На восточной стороне площади стояла маленькая группа солдат. Их доспехи, точнее то, что от них осталось, были покрыты красными и золотыми знаками Ре; каждый из воинов казался почти мертвым: бледные, небритые лица, черные от грязи и сажи.

Все это они разглядели в долю секунды. Серые стены храма еще лежали во тьме, но, казалось, небо над ними продолжало сбрасывать с себя полотно ночи, обнажая красные метки рассвета и его золотой блеск. Черные края ночи улетали прочь к ярко-красным точкам, как если бы их тянули невидимые канаты. Появилось голубое небо, и потом, в первый раз за эти месяцы, что-то новое появилось над пустошами, лицо восходящего солнца, более яркое, чем при любом рассвете, который Уртред когда-либо видел. Наконец оно добрался до площади. Лучи ударили сверху, заискрились на мокрых остроконечных крышах нижнего города и воде в реке.

Крик вылетел из пределов храма, когда лучи попали на немертвых, и из открытых ворот повалил густой туман: все, что осталось от испарившихся тел вампиров. Крики продолжались еще несколько секунд, потом стихли, и на площади воцарилась странная тишина.

Уртред услышал, как поет птица, очень далеко. Похоже на птичье пение в Годе, почти год назад, когда они проснулись в святилище Светоносицы. Да, песня соловья, как и тогда. Но здесь он поет на рассвете. Каким образом он оказался здесь? Быть может он потерялся в бесконечной ночи и залетел сюда, в самое ужасное место на свете? Но теперь его песня, как надежда, наполнила воздух.

Уртред повернулся к выжившим солдатам. Во главе стоял мальчик, лет тринадцати, с покрытым кровью мечом в руке. Рядом с ним стоял седой одноглазый великан лет пятидесяти.

Оба медленно согнули ноги и встали на колени, склонив голову. Под скрип сочленений доспехов и треск плащей остальные солдаты последовали их примеру.

Молчание, только птица пела опять и опять, как если бы Галастриане ожидали, что они заговорят. Таласса шагнула вперед. — Встаньте, — сказала она. — Пришел Второй Рассвет. Мы все равны под солнцем; каждый человек, который сражался за Огонь — король в глазах Ре.

Но мальчик покачал головой, отказываясь встать: он упорно глядел на камни площади. — Мы не достойны: вы — Светоносица. Ваша звезда дала нам надежду, когда казалось, что все пропало.

— Как тебя зовут? — спросила Таласса.

— Фазад.

— Послушай, Фазад. Я, Светоносица, приказываю тебе и твоим людям встать. — Они неохотно поднялись, опять заскрипели доспехи и затрещали плащи. — Таласса одобрительно кивнула. — Хорошо, — сказала она. — А теперь расскажи, как вы очутились здесь.

Наконец Фазад открыл глаза и посмотрел прямо на нее. — Я из семьи Фаларнов. Раньше жил в Тралле. Эти люди — все, что осталось от армии Галастры.

— Тралл? — спросила она. Какое-то мгновение ей хотелось сказать, что и она тоже попала сюда из Тралла. Но потом она одернула себя, слова остались непроизнесенными. Она больше не та Таласса, которая жила там. — Как ты оказался здесь? — вместо этого спросила она.

— Миледи, это долгая история, и начинается она в ту ночь в Тралле, когда город был разрушен. Ночь предзнаменований…

Солнце уже встало над ними, немного согрев площадь, и он рассказал ей свою историю. Как странно было слышать от кого-то постороннего о том, как Джайал приехал гостиницу Скерриба, как он искал Талассу Орлиный Камень, и как, когда рассвет наконец настал, Фазад скакал по болотам и видел, как в небо поднялась комета, которая, хотя он этого и не знал, перенесла ее, Уртреда, Джайла и Аланду на север, откуда началось из рискованное путешествие… Ее сознание закружилось, потерявшись в лабиринте совпадений и поворотов судьбы.

Фазад продолжал свою историю, хотя она бродила где-то далеко: Таласса едва слышала, как мальчик рассказывал о своей долгой скачке на Туче в Бардун, через Суррению и Перрикод, а потом через замерзшее море в Галастру.

— А где Туча? — спросила она.

Фазад посмотрел назад, в зал для переодеваний. Свет уже давно проник внутрь, и они увидели коня, лежавшего на боку в центре помещения.

— Он умер, когда умерла звезда. Он был существом, созданным богами, не из этого мира. Он говорил со мной не на человеческом языке, но просто передавал свои мысли в мое сознание. Он сказал мне, что последний из Иллгиллов умер — и поскольку от семьи его хозяев ничего не осталось, он тоже должен умереть.

Ее мысли вернулись обратно, в те счастливые дни перед битвой за Тралл: конюшня на Серебряной Дороге, гордый отец Джайала, помогающий сыну сесть в седло Тучи. Даже тогда никто не знал, насколько стар этот конь. Он пережил множество поколений этой семьи.

В тот день, пока мерин нес Джайала через сложный комплекс препятствий, юноша улыбался ей после каждого маневра, настолько безупречно преодолевая каждый барьер на песчаной арене, что, казалось, конь и всадник в совершенстве понимают друг друга. Даже на всегда суровом лице Барона Иллгилла появилась легкая одобряющая улыбка. И вот оба Иллгилла мертвы — и Туча, тоже.

Люди подняли головы и с любопытством глядели на нее. Она резко выпрямилась. Белый плащ сверкал в усиливающемся свете, ветер раздувал золотые волосы. Солнце поднималось все выше и выше, на площади стало тепло, незнакомое ощущение после месяцев ледяного холода. Она спросила себя, какое время года должно было быть, если бы время не прервалось. Да, осень. Почти год прошел с того дня, как она сбежала из Тралла.

— Где твои остальные люди? — спросила она Фазада.

Он указал на трупы на площади. — Некоторые лежат здесь. Но большинство не зашло так далеко.

Таласса увидела охотничий рог на поясе Гарна. — Труби в рог, сенешаль, — скомандовала она.

Гарн поднес его к губам и изо всех сил дунул, но снизу не послышалось ни одного звука: они ждали не меньше часа, но ни один человек не вскарабкался на площадь. Из армии людей больше никто не выжил. Возможно кто-то из эльфов и остался в живых: с приходом солнца они опять стали невидимыми, как все эти многие тысячи лет. Быть может они сейчас уже покинули город и отправились обратно, в родной лес.

Через час она опять заговорила, звонким, веселым голосом, как если бы играла на флейте, а буйный ветер далеко разнес ее слова. — Червь побежден. Солнце опять светит, и так ярко, как мы никогда не видели. Времена года вернутся со всеми своими богатствами, урожаи будут обильны, ветки деревьев согнутся до земли под тяжестью фруктов. Множество птиц запоют повсюду, их песня наполнит мир. Лед, который сковывает моря и порты, растает и корабли опять будут пересекать синие океаны, толкаемые мягким ветром; настанет время торговли и процветания. Города вновь отстроят, кроме одного. — Она указала на здания, окружавшие площадь. — Это проклятое место, Тире Ганд. Да будет он разрушен до основания, а его руины погрузятся в болота. Да будут на его месте пустые холмы и топи.

Уртред почувствовал, как по его спине прошла дрожь. Солнце, казалось, сжигало ее каштановые волосы, лицо бледнело и вытягивалось, и она сама превращалась, становясь похожей на ангела-мстителя. Значит то, что произошло в Тралле, должно повториться здесь, в Тире Ганде.

— Храмы Ре должны быть отстроены, — продолжала Таласса. — Человечество залечит раны этих лет. Слава времен богов вернется, опять настает время, которое назовут Золотым Веком. — Радостные крики среди выживших солдат, они опять упали на колени.

— Клянусь, я и моя армия сделаем все, чтобы это осуществилось, — сказал Фазад, тоже встав на колени. — Мы пойдем вслед за вами, пока вы не будете императрицей всей земли, — благоговейно добавил он.

Таласса едва заметно улыбнулась — внезапно с ее лица сошла экзальтация, плечи вздрогнули: тень сомнения прошла по ее лицу, хотя стоявшие на коленях солдаты не заметили ничего.

Таласса повернулась к Уртреду, и в ее взгляде был такой молчаливый призыв, что ему захотелось немедленно подбежать к ней, обнять ее, сказать что ее долг выполнен, что она прошла свой путь до конца: он использует свет поднимающего солнца и Зуб Дракона, и перенесет их в тайное место, о котором она мечтает. Но он удержал себя, потому что знал, что у нее на уме: Червь должен быть исчезнуть с лица земли, навсегда.

Таласса опять повернулась к Фазаду. — Я не стремлюсь к власти над землей.

Но тут заговорил сенешаль. — Миледи, я только старый солдат. Но я знаю, что Иллгиллы, Королева Галастры Залия, Губернатор Перрикода Сайн, — все они мертвы, Император исчез двести лет назад, и я спрашиваю, кто будет править во имя Огня?

— Ты прав: ни в одной стране нет короля. В доброе старое время был император, который ставил королей на престол. Мы должны идти в Валеду. Возможно наследники Императора выжили, ожидая когда возродится солнца. — Она повернулась к Уртреду. — Нам опять нужен Зуб Дракона.

Он кивнул, чувствуя, как она уходит от него, все дальше и дальше.

— Давайте найдем высокое место, где магия меча будет лучше всего действовать, — продолжала она, кивнул Талосу. Бронзовый Воин поднял голову и тяжело зашагал к воротам храма, каменные плиты трескались и дробились под его ногами. Взявшись за створки, он вырвал их из стены и, как перышки, отбросил в сторону. Они перелетели стены, ограждавшие вершину холма, и покатились вниз по склону на нижний город, несколько раз перевернулась и, наконец, остановились. Эхо от их падения еще долго гуляло между холмами и стенами, как двойной удар грома; поднявшаяся в воздух пыль на какое-то время закрыла лик солнца.

Когда опять наступила тишина, Таласса решительно скользнула в тень внутреннего двора, только плащ из Годы сверкнул в темноте. Все остальные пошли за ней, приготовив оружие и высматривая вампиров. Прямо перед ними поднималась пирамида храма, глубокая шахта, прорезанная в ее центре, вела вниз, в подземелье. Там задвигались темные фигуры, но Бронзовый Воин открыл пошире глаза и рубиновый свет полетел внутрь: немертвые закружились, как мотыльки обожженные пламенем, и превратились в пепел, оставшиеся со всех ног понеслись внутрь по коридору.

— Мы должны разделиться, — сказала она Бронзовому Воину. — Ты знаешь, что должен сделать — пускай здесь не останется ни одного стоячего камня.

Талос наклонил массивную голову. — Я полностью уничтожу город, потом вернусь в Лорн, найду Кузницу, в которой родился, и там буду ждать эоны, пока мир опять не затемнился и я не понадоблюсь.

— Прощай, навсегда, — ответила Таласса, потом повернулась и быстро пошла к пирамиде. Не обращая внимания на глубокую шахту, ведущую в подземный мир, она начала подниматься по невысоким ступеням на вершину, находящуюся в двухстах футах выше.

Уртред и выжившие Галастриане последовали за ней, вверх, пока весь город не оказался под ними, как на ладони. Через несколько минут они добрались до вершины, окруженной голубым стеклянным куполом, искрящимся под светом солнца. Таласса остановилась и положила руку на купол, чтобы не упасть: ветер на этой высоте был достаточно сильным. Внутри купола бродил слабый туман, на деревянном полу валялись несколько скомканных пурпурных плащей, полы которых были украшены серебром и драгоценными камнями. Возможно они принадлежали Старейшинам, оказавшимся в обсерватории в момент внезапного появления кометы и пойманным в ловушку рассветом.

Фазад и его люди образовали кольцо вокруг вершины. Бронзовый Воин стоял в внизу, во дворе, где они оставили его. Таласса, прощаясь, подняла руку, и он сделал то же самое. Уртред поднял меч вверх: конец клинка поймал лучи солнца и вспыхнул, как фосфоресцирующий огонь.

Отсюда они ясно слышали вздохи ветра, прилетевшего с высокогорных пустошей и щебетание птиц, невидимых из-за горящего диска солнца, но наполнивших хрустальную голубизну неба своими песнями.

— Мгновение, Уртред, — тихо сказала Таласса. Ее глаза пробежали над болотами и нашли один из мрачных особняков на противоположной стороне реки Фуркс.

— Что это? — спросил он.

— Дворец Фарана Гатона, — ответила она.

Уртред проследил за ее взглядом. Даже сейчас, под палящими лучами солнца, здание казалось закутанным в мрак, стены густо увиты чудовищным плющом, из которого, как темные глаза, высовывались окна, из башенок торчали шипы. Плакучие ивы простирали свою тень над рекой, их печальные листья падали в медленно текущий поток. То самое место, в которое он обещал однажды привезти ее, свою рабыню крови, когда был правителем Тире Ганда и Оссии.

— Я построю храм Ре на месте особняка Фарана Гатона, — громко объявила она, — именно там, где родился и жил монстр, который принес в мир боль и несчастья. Пускай сюда будут приходить жрецы Огня и молиться за души всех, кого убил Червь, и тех, кто поддался на лживые обещания Живых Мертвецов.

— Будет сделано, — хором крикнули Фазад и другие Галастриане.

Она глубоко вздохнула, как если избавилась от последних крупиц зла, когда-то владевших ею. — Солнце в зените. Приготовь меч. Мы идем в Валеду.

— В Валеду! — отозвалось эхо.

И они все исчезли в вспышке белого пламени.