Князь Шуйский установил новый рекорд жестокости, загнав до смерти десятки лошадей в своей безудержной гонке. Но что значили лошади для того, кто ни во что не ставил и человеческую жизнь? А его гнала вперед ярость.

Вскоре Татьяна получила известие о его приближении, ее охрана галопом пронеслась по лесам и долам, не разбирая дороги, чтобы сообщить ей, что ее супруг во главе многочисленной дружины спешит к ней.

Странным образом Татьяна не испытала страха, а лишь ощутила, что времени оставалось в обрез. Поскольку дружина была слишком сильна и оказать ей сопротивление не представлялось возможным, она распорядилась, чтобы вся дворня немедленно бежала в усадьбу Биронов. Поцеловав Зою на прощание, она передала ее нянькам.

– Я скоро приеду за вами, – заявила она перепуганным женщинам. – А до тех пор не возвращайтесь ни при каких обстоятельствах, что бы ни случилось. Записки от меня недостаточно. Я прибуду сама или не появлюсь вообще, – мягко, но не терпящим возражения тоном сказала она. Они со Ставром реально осознавали подстерегавшие их опасности и заранее обсудили планы на подобный случай.

– Нам тоже пора ехать, госпожа. – Тимофей стоял в дверях, протягивая ей ее отороченную мехом шапку. – Воля уже оседлана и ждет вас.

Княгиня и Тимофей должны были послужить приманкой, чтобы отвлечь людей Шуйского от убегавших слуг. Двум верховым было легче скрыться в дремучем ельнике, где Тимофей знал каждую звериную тропку и убежище. Они считали, что риск невелик. Несмотря на ноябрьские холода, снег еще не выпал, и их будет трудно выследить.

Так что пока дворовые увозили Зою в безопасное место, Татьяна и ее верный слуга ждали на въезде в усадьбу, высматривая дружину князя Шуйского. Когда показались первые конники, княгиня и Тимофей пришпорили лошадей и галопом понеслись к спасительной чаще деревьев.

Мгновение спустя прогремел мушкетный залп, вполне, впрочем, безвредный на таком расстоянии. Однако через несколько секунд жужжание стрел наполнило воздух. Дальнобойный лук был гораздо эффективнее, и Татьяна и Тимофей, спасаясь, низко склонились над головами коней.

Татьяну было легко узнать по развевающимся волосам, а ее мстительный муж не собирался дать сбежать своей заблудшей жене.

– Лошади! Цельтесь в лошадей!

Животные пали, пораженные тучей стрел, сбросив наездников на землю.

Рот князя чуть тронула кривая ухмылка.

Быстро вскочив на ноги, Татьяна кинулась к Тимофею. Тот лежал на земле в неловкой позе, его ноги были придавлены конем, одна рука торчала под неестественным углом.

– Бегите, моя госпожа, – прошептал он, изо рта его хлынула кровь. Бежать было некуда. Ее перехватят задолго до того, как она доберется до леса. – Сейчас еще есть время.

Она встала на колени перед Тимофеем и рукавом вытерла ему кровь.

– Все домашние убежали. Мы сделали это, ты и я, – шептала она, глядя, как под его головой растекается кровавое пятно.

Она мягко коснулась его щеки. Сколько раз он утешал ее в юности? Выслушивал ее детские беды? А сейчас его взгляд затуманился, жизнь уходила из него по вине безжалостного царя и ее гнусного супруга, возжелавшего завладеть ее состоянием. Она почувствовала всю горечь утраты, ее охватили гнев и ярость. И в момент, когда все рушилось, она взяла судьбу в свои руки.

Ледяное спокойствие наполнило ее душу, когда она опустилась на колени перед человеком, который верно служил ей. Татьяна бережно закрыла его безжизненные глаза и встала на ноги. В своем горе, не чувствуя страха, она отряхнула траву с юбки и плаща, привела в порядок одежду, словно собиралась встретить дорогих гостей, а не шайку вооруженных бандитов.

Небрежность и обыденность ее жеста насторожили Шуйского, когда он остановил коня и пристально взглянул на женщину, которая словно бы не замечала его присутствия. Она поправляла расшитые обшлага перчаток для верховой езды, и ее безучастное равнодушие наполнило его ужасом. Это был век суеверия и фанатичной набожности, страх перед Богом и варварские предрассудки сосуществовали в языческой душе человека. А вдруг милость Божия защитила его жену? Ни единый выстрел, ни одна стрела не тронули ее.

Она наконец подняла глаза, и он вздрогнул перед неумолимой злобой и презрением в ее глазах.

– Мой друг Тимофей погиб, – вымолвила она, а ее ледяной взгляд пронизал его холодом до самых костей. – Это была бесполезная смерть. Господь покарает тебя за это гибелью, – произнесла она, указывая на него перстом и взглядом, горящим фанатичной мстительностью.

Она была воплощением богини смерти, облаченная в верный плащ, с пронзительным, завораживающим взором и убийственным холодом в голосе.

Под темной бородой и смуглой кожей Шуйского проступила мертвенная бледность. Но в этот момент кто-то из его людей хихикнул, и это укрепило его решимость.

– А может, он покарает именно вас, сударыня. – Его взгляд скользнул по ее округлившемуся животу. – За ваши грехи. – Доказательство неверности жены подстегнуло его мстительную ярость и умерило страх, на лице появилось мрачное выражение. – Когда я вернусь с головой вашего любовника, вы сможете подарить ему последний поцелуй перед тем, как умрете сами.

Татьяна покачала головой.

– Я сейчас вижу Ставра. Он смеется над вашими хилыми потугами. – Взмахнув рукой жестом, охватившим всех присутствующих конников, она добавила тихо, словно понимая, что ей не требуется повышать голоса, чтобы быть услышанной. – Он насылает на всех вас проклятие Господне, называя бессильными ничтожествами.

Людей князя охватило смятение. В длинном, до лодыжек, черном плаще, с развевающимися на ветру темно-рыжими волосами, безжалостным взглядом, проникающим в самую душу, она казалась им черной колдуньей, насылающей на всех проклятие.

Даже княжеский конь непрестанно перебирал ногами, словно и его затронули ее бесовские чары. Крепче сжав коленями конские бока, Игорь проклял в душе царя, заставившего его жениться на этой злобной гарпии. Неуверенный, ощущая безотчетный страх перед столь яростным фанатизмом, князь прибегнул к угрозе:

– Вашему гетману будет не до улыбок, когда мы найдем его.

Татьяна вздернула подбородок и пронзила своего мужа испепеляющим взглядом, исполненным непреклонности.

– Ты не сможешь даже тронуть его!

Привстав в стременах, он пришпорил коня и понесся во весь опор, не желая продолжать спор, который мог лишь унизить его в глазах его дружины или хуже того – сделать жертвой дьявольского проклятия жены. Он кожей чувствовал, как ее взгляд прожигал дыру в его спине, а ежели она действительно обладает даром Божиим, то может быть опасной. Видимо, все же царь Иван, ослепленный соблазном завладеть ее состоянием, кое-чего не учел. Наверное, теперь разумнее избрать более безопасный способ, чтобы расправиться с княгиней Татьяной. Он мог бы отправить ее в монастырь, держать под стражей где-нибудь в удаленном имении и спокойно оформить развод. Использовать любую возможность, лишь бы не подвергаться риску мести ее злобных богов.

Но гетман все равно умрет. Тут не было места сомнениям. Раз он имел прелюбодейную связь с его женой, даже Небесный суд оправдывал мужа за убийство.

Пришпорив коня, князь в сопровождении дружины взял курс на юг.

Согласно донесениям, граф Бирон участвовал в военной кампании короля Сигизмунда на юге. Прозрачные и непостоянные границы между Россией и Польшей открывали свободный доступ к расположению армии Сигизмунда. Можно было легко сойти за одну из славянских дружин, выступавших на стороне польского короля.

Через неделю отряд князя Шуйского обнаружил кавалерию Сигизмунда, раскинувшую лагерь севернее Днепра. Они ждали подкреплений, прежде чем начать наступление на новые бастионы крымского хана. Задержка оказалась на руку Шуйскому, который предпочел бы не углубляться в Крым.

Поскольку граф Бирон был одним из известных молодых львов под командованием Сигизмунда, чтобы найти гетмана, достаточно было следовать за его славой.

Граф был явно раздражен неожиданной и длительной задержкой. Единственное, чего желал Ставр, это скорейшего начала боевых действий и быстрой победы, чтобы, как на крыльях, помчаться назад к Татьяне. Его приоритеты изменились, жизнь приобрела новый смысл, и превыше всего он желал теперь окончания военной кампании. Сгорая от нетерпения, он мысленно проклинал осторожность Сигизмунда.

Зато дружинники Ставра, несказанно довольные неожиданно свалившейся на них возможностью побездельничать, проводили дни и ночи напролет в пьяном угаре. Они знали, что крымский хан в пышной столице будет наслаждаться прелестями своего гарема, пока Сигизмунд не соизволит начать штурм. Склонность хана к разврату была хорошо известна. А они тем временем в полной мере наслаждались местными, хотя, может, и не столь прекрасными, представительницами женского пола.

В тот день, когда Шуйский добрался до этих мест, генералы приняли наконец решение – наступление начнется на рассвете следующего дня. Ставр почувствовал глубокое облегчение. Мысленно он уже наметил план операций. Через три-четыре месяца он сможет вернуться домой.

Он попытался отказаться от приглашений своих людей на последнюю перед началом военных действий пирушку. Однако поддавшись настойчивым уговорам дружинников, в конце концов сдался. Но в ту ночь он пил мало, не было настроения. Он отверг привычные для его людей любовные утехи, что было нелегко, ведь к нему проявляли повышенный интерес все посетительницы кабака. Вежливо, но настойчиво он объяснил местным женщинам, что влюблен. Впрочем, он стал казаться им еще более привлекательным. Красивые офицеры, которые признавали, что у них есть сердца, казались совершенно неотразимыми.

Лишь после полуночи Ставру удалось убедить своих людей оторваться от застолья. Потребовались тычки и толчки, прежде чем последний дружинник оказался на улице и верхом на коне. Предстоял пятидневный бросок в Крым, и его люди отлично знали, что у них будет предостаточно времени, чтобы прийти в себя от пьянки. Распевая пьяные песни, они кое-как построились за командиром, который повел их беспорядочным строем по узкой проселочной дороге. Нарождающаяся луна бросала тусклый свет, который с трудом пробивался сквозь кроны деревьев. Но дорога была знакомой, а тех, кто на ходу дремал в седле, кони сами везли в лагерь.

Совершенно трезвый, несмотря на поздний час, Ставр единственный был достаточно насторожен, чтобы заметить отблеск доспехов во тьме леса, окружавшего дорогу. Поначалу он не обратил на них особого внимания – по соседству было достаточно солдат. Это могла быть застава или ночной дозор. Однако услышав крик птицы, он медленно вытащил меч из ножен. Птицы не поют по ночам. Держа меч в поднятой руке – сигнал его людям, – он почувствовал, как у него волосы встают дыбом.

– Приготовиться к бою, – тихо подал он команду по цепочке.

Теперь движение было явно заметно за каждым деревом и кустом.

– К оружию! – вскричал Ставр, а его конь поднялся на дыбы, учуяв засаду.

И тут вдруг волна конников с саблями наголо вылетела на них из тьмы леса под боевой клич Шуйского.

– Держись! Держись! – кричал Ставр, преодолев шок от неожиданного появления Шуйского так далеко от Москвы, призывая своих дружинников устоять под натиском бесчисленной массы конников. И несмотря на одурманенные вином головы, его бойцы мгновенно ожили, инстинктивно отвечая на удары, защищаясь с отчаянным мужеством против превосходящего числом противника. В ожесточенной рубке они яростно прокладывали себе путь сквозь ряды нападавших. Но несмотря на их храбрость и отвагу, силы были слишком неравны. Один за другим падали мертвыми бойцы Ставра, пока вокруг него не осталась лишь горстка воинов.

А еще через несколько минут кровавой схватки он остался один.

Но и отряд князя был жестоко изрублен. Многие были убиты, а оставшиеся в живых предпочли скрыться во тьме, спасаясь в лесной чаще. Большинство не хотели жертвовать жизнью ради человека, которому они служили только из страха. Может, Шуйский не заметил их поспешного бегства или не мог воспрепятствовать ему, только, когда бой затих, он тоже оказался один.

Ну наконец-то, подумал Ставр, пытаясь перевести дух: человек, которого он так давно хотел убить, находился всего в нескольких шагах от него.

Каким юным он оказался при ближайшем рассмотрении, с удивлением обнаружил Шуйский, окидывая оценивающим взглядом любовника своей жены. И с удовлетворением заметил, что у того серьезно повреждена левая рука.

Впрочем, оба они были измучены, покрыты кровоточащими ранами и едва держались на ногах, тяжело дыша. Однако каждый был полон решимости прикончить соперника.

– Ну вот мы и встретились… наконец… казацкий пес, – хрипло прорычал Шуйский.

– Да, у меня есть кое-что твое.

– Теперь уж… ненадолго. – Шуйский поднял свой меч и кинжал, оценивая расстояние до раненой руки гетмана.

– С сегодняшней ночи – навсегда. – Ставр крепче сжал меч и кинжал, забыв о боли в левой руке, страстно желая, чтобы человек, помыкавший Татьяной, нашел смерть от его руки. Он бросился на князя.

В лунном свете зазвенела сталь. Шуйский отчаянно пытался парировать выпады гетмана. Оба сознавали, что сражались не на жизнь, а на смерть. Здесь не могло быть компромисса, ни один не попросит и не даст пощады, никто не призовет их остановить смертельную схватку.

Столь разные, как день и ночь, каждый оспаривал у другого свое право на жизнь. Их свирепая, безжалостная борьба, их сила были равными, и никто на свете не смог бы предсказать исход поединка.

Ведомые яростью и жаждой мести, они обменивались выпадами, наносили удары и раны, но ни один не был способен нанести последний, роковой удар. Силы убывали, они уже едва держались на ногах. И хотя гетман был вынужден по большей части сражаться лишь правой рукой, его юность и проворство брали свое. Он явно оказался не по зубам Шуйскому, терявшему последние силы. Почувствовав смертельную опасность, тот прибегнул к коварной уловке.

– Ты не доживешь до того… ты не увидишь, как родится твой ублюдок, – прохрипел он.

Ребенок! У Татьяны будет ребенок!

В этот момент Ставр на какую-то долю секунды ослабил бдительность.

И тут князь пронзил его мечом.

Сраженный смертельным ударом, гетман упал на землю, а Шуйский, весь дрожа, пошатнулся и едва не последовал за ним. Он был слишком слаб, чтобы насладиться своим триумфом, его мозг лишь фиксировал сам факт того, что он выжил. У князя едва достало сил, чтобы вскарабкаться на коня. Оказавшись в седле, он обхватил руками шею коня и потерял сознание.

Когда он чуть позже пришел в себя, ему стало ясно, что у него не было ни малейшей возможности выполнить обещание и привезти голову гетмана. Но он получит удовольствие, сообщив жене, что ее любовник мертв.

А затем придет черед ее самой и ее ублюдка.

Он повернул коня к дому.