— Где тебя носило? — тихо прорычал Ганс, когда Кристина и мальчики появились в холле. Вдова как раз спускалась по лестнице, и он не желал новой сцены. — Все уже собрались, а ты опаздываешь к чаю.

— Кухарке приказано подавать чай без меня.

— Предупреждаю, если не появишься в гостиной через десять минут, я…

— Ганс! Подай мне руку!

Повелительный голос вдовствующей княгини несколько умерил пыл Ганса, но он все же угрожающе пробормотал, прежде чем обернуться к матери:

— Десять минут!

Мальчики все это время прятались за спиной Кристины и посмели пошевелиться только после его ухода. Оба робко коснулись рук матери.

— Идите к себе, — тихо велела Кристина. — Я приду к вам после чая.

— Мы всего лишь катались на коньках, — мрачно буркнул Джонни.

Кристина ободряюще улыбнулась:

— Сомневаюсь, милый, что твоего отца это интересует.

Мальчики давно уже научились не откровенничать с Гансом. Он кричал на них, а иногда и просто срывал злость.

— Сейчас прикажу, чтобы вам наверх подали пирожных.

— Мы поедем завтра кататься? — умоляюще прошептал Фриц.

— Попробуем, если встанете пораньше, — кивнула мать, жалея, что в жизни ее детей так много запретов.

— Я проснусь, когда ты скажешь, — пообещал Фриц.

— Я тоже, — поддакнул старший.

— Поговорим после чая, дорогие. А сейчас бегом наверх. Кто первый?

Входя в гостиную, Кристина чувствовала себя разведчиком во вражеском лагере. Пронизывающие взгляды собравшихся были устремлены на нее. Даже после двенадцати лет брака она по-прежнему оставалась чужачкой, «этой англичанкой», хотя, по правде сказать, их мнение давным-давно стало для нее безразлично. Пусть думают что хотят!

Братьям Ганса, как младшим сыновьям, пришлось жениться на деньгах, и, следовательно, их жены славились не внешностью, а приданым. Дочери богатых бюргеров, типичные буржуа по виду и характером, глубоко презирали аристократическое наследие Кристины, ее безупречные манеры и, самое главное, изысканную английскую красоту. Их мужья подобно старшему брату пользовались негласными преимуществами мужского пола и, равнодушные к чувствам жен, распутничали и заводили любовниц. Ах, знай она только обо всем этом до замужества…

Но сетовать уже поздно. Пока что нужно выдержать это невероятно скучное чаепитие. Кристина давно уже обнаружила что самое главное — умение правильно рассчитать время. Вот прошла минута… другая… третья… если отмечать каждую, то и конец недалек. Кроме того, теперь, когда Макс рядом, стало легче терпеть холодную удушливую скуку которой, казалось, была пронизана вся обстановка. Она может даже помечтать о блаженной радости увидеть его вновь.

Она была так счастлива, что не обращала внимания ни на злобные голоса, ни на колкости, ни на глупые сплетни. Забытый чай стыл в чашке.

Внезапно до нее дошло, что невестки дружно поднимаются с мест шурша тафтой, неуклюже топорщившейся на их пышных бедрах. Осознав, что очередная пытка кончилась, Кристина тоже встала.

— Ужин в девять, — рассеянно объявила она. — До встречи. — И, грациозно кивнув, направилась к двери.

— Она и словом с нами не перемолвилась, — взвизгнула одна невестка.

― По-моему, просто подвыпила, — вставила вторая, поджав губы.

— По крайней мере лицо у нее так и сияло, — добавила третья, и злобные гарпии обменялись многозначительными взглядами.

Ганс, терпеливо вздохнув, поднял глаза к небу.

— Еще есть время выпить перед ужином. Кто хочет партию в бильярд?

Семейные сборища были тяжким испытанием и для него, поскольку он не выносил своих невесток и терпеть не мог матери, делавшей из старшего сына мальчика на побегушках.

— Твоя жена, случайно, не беременна? — осведомилась вдовствующая княгиня, пронзив его скептическим взглядом.

— Господи, конечно, нет!

Но тут в голову Ганса пришла ужасная мысль.

— Прошу простить, у меня дела, — мрачно объявил он. — Встретимся в бильярдной.

Взбежав по ступенькам, Ганс ворвался в гостиную Кристины, словно разъяренный бык. Но комната оказалась пуста. Он рывком распахнул дверь спальни. Кристина, все еще в нарядном платье, лежала в шезлонге с закрытыми глазами.

— Попробуй мне признаться, что беременна, сука ты этакая!

Истерический вопль ворвался в ее блаженные грезы, и глаза Кристины удивленно распахнулись.

— Только не в присутствии слуг, — резко бросила она, садясь. — Лиза услышит.

Камеристка гладила ее вечернее платье в смежной со спальней гардеробной.

— Плевать мне на слуг! — прорычал Ганс. — Отвечай, стерва, ты беременна?

— Будь добр убраться отсюда.

Он не заслуживает ответа, этот негодяй, с его постоянными изменами и откровенным безразличием!

— Отвечай мне, черт возьми! — повторил он, сжав кулаки.

— Нет. А теперь вон из моей комнаты!

Презрительно усмехнувшись, она подобрала белую шифоновую юбку и шагнула к двери гардеробной.

— Ты так не уйдешь! — завопил муж:, преградив ей дорогу и пытаясь схватить за руку.

— Только коснись меня, — тихо процедила она, — и я закричу так громко, что твоя мамаша услышит меня снизу, или из своей комнаты, или где там еще покоится жирный зад этой старой клячи!

Руки Ганса бессильно повисли: связываться с матерью не хотелось. Она все еще имела огромное влияние в княжестве и твердо полагала, что прежде всего следует соблюдать внешние приличия.

— Я еще не покончил с тобой, — шепнул он.

— Зато я с тобой покончила.

По крайней мере пока его мамаша торчит во дворце.

— Если ты беременна… я убью тебя… после ее отъезда, — тихо добавил он.

Леденящая злоба в его глазах пугала, и Кристина впилась ногтями в ладони, чтобы не заплакать от страха.

— К счастью, этого не понадобится, — с усмешкой пообещала она и, обойдя его, направилась в гардеробную.

— Ты принадлежишь мне! — взвизгнул он, сверля ее взглядом. — И не забывай…

Войдя в гардеробную, Кристина отослала Лизу с поручением, чтобы немного побыть одной и прийти в себя. С чего это он вдруг пришел в такую ярость и стал задавать вопросы? Действительно ли ей грозит опасность, или он просто вспылил? И не приставит ли снова стражу, если так взбешен ее неверностью? Хоть бы это ему не взбрело в голову теперь, когда Макс рядом!

Только сейчас она позволила себе содрогнуться от страха. Что теперь будет? И что задумал ее муж?

За ужином она разыгрывала роль идеальной хозяйки, улыбалась с деланной сердечностью, отвечала на вопросы с утонченной вежливостью, смеялась над неуклюжими шутками деверей, командовала слугами. И очень мало пила, боясь, что окончательно потеряет самообладание. Только украдкой, когда становилось совсем невмоготу, поглядывала на часы, опасаясь, что они попросту сломались: стрелка никак не хотела двигаться. Но, удостоверившись, что все в порядке, вздохнула про себя и знаком велела лакею наполнить бокал деверя.

После ужина мужчины засиделись за портвейном. Дамы пили чай в гостиной, и, пока родственницы перебирали придворные сплетни, Кристина считала розы на юбках пастушек из мейсенского фарфора, украшавших камин.

Наконец появились мужчины и снова принялись за вино.

Но все проходит. Часы пробили одиннадцать, и Кристина смогла, не нарушая правил этикета, распрощаться и удалиться к себе.

Какое счастье!

Она чувствовала себя ребенком, отпущенным с уроков, и мечтала только об одном: поскорее очутиться в тишине своих покоев. В гостиной ее дожидалась Лиза, но после долгого, бесконечно утомительного вечера Кристине нестерпимо захотелось остаться одной.

— Я сама разденусь, — сказала она с улыбкой грешника, которому удалось вырваться из чистилища. — Спокойной ночи, Лиза. Разбуди меня в пять. Мы с мальчиками хотим покататься на коньках до завтрака.

Завтра она предупредит Макса.

— Да, мадам, — ответила горничная, приседая. — Позвольте только помочь вам с жемчугами.

Кристина лениво отмахнулась:

— Не нужно. Иди.