Некоторое время стоявшую в комнате тишину нарушали только звуки тяжелого дыхания. Наконец маркиз открыл глаза.

— Покрывало розовое, — сообщил он. Ресницы Кристины медленно поднялись.

— И балдахин тоже.

Его взгляд остановился на ее лице.

— Привет.

— Теперь, когда я вернулась на этот свет, — пробормотала она, жмурясь от удовольствия, — и тебе тоже привет.

— Бывают в жизни минуты, — объявил он.

— Теперь я знаю, почему Лулу делает то, что делает.

Макс чуть поморщился при мысли о том, что она может последовать примеру Лулу.

— Я бы не советовал.

— Почему вдруг? — весело осведомилась Кристина. — Странно слышать такое от человека твоей репутации.

— Не важно.

Он и сам не знал, почему так вскинулся.

— Наверное, потому, что остальные мужчины на тебя не похожи.

— Я не это имел в виду.

Но, чувствуя себя в блаженном единении с миром, она оставалась равнодушной к словесным изыскам, пояснениям, и сомнения были ей неведомы.

— Обещаю не задавать трудных вопросов. За исключением, возможно, одного, — с сияющей улыбкой объявила Кристина. — Позже. И если не посчитаешь меня чересчур дерзкой, я бы сказала, что на тебе слишком много одежды.

— Прошу прощения, мне казалось, что кто-то требовал, чтобы я действовал со всей скоростью.

— Ах, — засмеялась Кристина, — я ничем не лучше Лулу. У тебя когда-нибудь была возможность сначала снять сапоги?

Это был не тот вопрос, на который он приготовился ответить.

— Дай мне минуту отдышаться, и я их сброшу.

— Извини за то, что так настаивала, но все казалось таким чудесным, и я боялась, что потеряю эти восхитительные ощущения и больше никогда не почувствую… видишь ли, со мной никогда не бывало раньше такого, поэтому я просто не могла остановиться и переждать в надежде, что, может быть…

Кристина смущенно замолчала.

— Понимаю, — кивнул он, пытаясь скрыть удивление. Либо князь не желал дарить жене наслаждение, либо считал секс средством самоудовлетворения и не обращал внимания на партнершу. Хотя, зная Джину… весьма сомнительно, что она способна простить любовнику подобный эгоизм.

— Поэтому, если ты не слишком… э-э… устал и не хочешь уйти или что-то в этом роде, я хотела бы сделать это еще раз. При условии, что ты не против, — быстро добавила она с видом ребенка, просящего второе пирожное.

— Почему же мне быть против?

Ее глаза широко распахнулись. После секса Ганс немедленно покидал ее спальню.

— Правда? Ты — олицетворение соблазна.

— И ты тоже, — шепнул он, глядя на нее. Ее щеки пламенели от страсти, светлые волосы лежали непокорными завитками на висках. Она выглядела свежей, как утренняя роса, уязвимой, словно молоденькая девушка, и в нем снова возникло безрассудное желание защитить ее.

— Я так рада, что ты пригласил меня на прогулку.

Макс ответил не сразу, потому что, кроме природной сдержанности, предвидел многие трудности, связанные с совсем иными, чем секс, проблемами. И главные из них — безоговорочная симпатия… или того хуже — привязанность.

— Не волнуйся, — заверила она, поняв, о чем он думает, — я не стану навязываться.

— Дело не в этом. Просто я…

— Просто на тебя большой спрос. Я понимаю.

— Нет. Просто ты притягиваешь меня сильнее, чем хотелось бы, — выпалил Макс, спрашивая себя, в уме ли он.

Недаром искренность всегда считалась страшным недостатком в амурных делах.

— И ты терпеть не можешь эмоциональных проявлений. Ясно. Я не буду ничего требовать, хотя, если не слишком рассердишься, я все еще горю и пульсирую этой восхитительной ноющей болью и хочу тебя очень сильно и очень скоро, — призналась она, наморщив носик. — Прости. И это после того, как я пообещала не быть требовательной!

Макс рассмеялся.

— Не стоит извиняться. Я более чем счастлив угодить даме.

Еще будет время анализировать причину непонятных чувств после того, как он ею насытится.

— Я была бы крайне благодарна, — улыбнулась она. — Не очень разозлишься, если я поцелую тебя? Я испытываю поистине всепобеждающее желание целовать тебя, касаться, держать в объятиях и остаться с тобой в этой кровати навсегда, и…

Он заставил ее замолчать поцелуем, желая того же, что и она, хотя на этот раз секс был не просто сексом, хотя после придется докапываться до источника столь нежных чувств, хотя слово «навсегда» должно было бы напугать его до чертиков…

И когда он спустя долгое время отстранился, Кристина прошептала:

— Как ты можешь вызывать во мне такие ощущения всего лишь поцелуем?

Он не знал. И совершенно не понимал, отчего нельзя отнестись к этому свиданию как к одной из многих постельных битв.

— Сейчас вернусь, — пробормотал он и поднялся, думая, что следовало бы немедленно уйти — от нее, из этой комнаты, из дома Шейлы.

Неужели она сказала что-то отпугнувшее его?

Он уезжает?

Охваченная паникой, Кристина пыталась разгадать смысл его короткой реплики хотя бы по тону, которым она была сказана. Но он всего лишь шагнул к умывальнику, вымылся, поправил свои бриджи для верховой езды, смочил еще одно полотенце, схватил с вешалки сухое, вернулся к кровати и молча вытер сперму с ее живота. Значит, они уезжают. Она так быстро ему надоела? Он передумал и хочет поскорее от нее отделаться? И больше она не испытает такого острого наслаждения?

Не знакомая с негласными правилами поведения в подобных ситуациях, никогда до этого не имевшая любовника, с ужасом ожидающая скорого конца своего приключения, Кристина с надеждой смотрела на него, пытаясь разгадать его намерения.

— Кстати, — неожиданно заметил Макс, прерывая неловкое молчание, — на тебе тоже чересчур много одежды.

Он швырнул полотенца на пол и сбросил куртку.

— Подними ногу, — мягко приказал он, потянувшись к ее сапожку.

Кристина немедленно сделала, как он велел.

— Я подумала, что ты хочешь уйти. Но я не могу и помыслить о возвращении.

— Никогда?

Мало того, что он не совсем понимает намерения своей новоявленной любовницы, но еще и сам не знает, с чего вдруг вздумал допрашивать ее. Бросив изящный сапожок на пол, Макс вновь напомнил себе об опасности слишком тесного сближения.

— По крайней мере не сейчас. По чисто эгоистическим причинам, — добавила Кристина, поднимая вторую ногу.

— Можно отправиться куда-нибудь еще.

Макс стянул ее второй сапог, на этот раз уже всерьез опасаясь, что сошел с ума. Да что это, черт возьми, на него нашло?

— Правда?

Она так и светилась надеждой, и он, сам себе не веря, услышал собственный голос:

— Я мог бы послать записку Шейле… изобрести какой-нибудь предлог…

Господи, у него такое чувство, будто какой-то незнакомец захватил его тело и разум и теперь высказывается с полным пренебрежением к стремлению всячески избегать слишком тесного сближения. Но в процессе стягивания белой кружевной подвязки и чулка он вдруг решил, что, какой бы сумасбродной ни казалась идея, сознание того, что эти длинные стройные ноги обвивают его талию, само по себе уже является достаточно веским мотивом. И сумасбродство неожиданно приняло форму вполне осуществимого плана.

— Впрочем, Дитрих знает, что мы здесь.

Макс стащил вторую подвязку и чулок.

— Мы пробудем здесь недолго.

— Ты часто это делаешь? Ах, не знаю даже, почему спрашиваю, разве что чувствую себя так, словно бросаюсь с края земли, и…

— И я бросаюсь вместе с тобой, — мягко перебил он. — Только не спрашивай почему, ибо я понятия не имею. Разве что хочу любить тебя, пока не лишусь сил и никого уже не смогу любить, пока окончательно не потеряю голову и не смогу пошевелиться.

Лицо его на мгновение помрачнело.

— И поверь, я не слишком счастлив при мысли об этом.

— Мне очень жаль.

— Не стоит.

Открытая мальчишеская улыбка вознаградила Кристину за все сомнения.

— Говоря по правде, я не могу этого дождаться.

Она села и порывисто обняла его.

— Ты просто поразителен: идеальный, чудесный любовник, и я, кажется, вновь стала пятнадцатилетней девчонкой.

Кристина осеклась, потому что в пятнадцать лет не посмела бы сделать то, что сделала полчаса назад. Но ведь тогда ее и не предавали каждый час, каждый день, каждую ночь.

Сознательно отрешившись от мучительных дум, Кристина улыбнулась человеку, сумевшему хоть ненадолго освободить ее. Тому, кто окунул ее в море несказанного наслаждения.

— Итак, скажи мне, сколько еще времени нам позволено провести в этой чудесной розовой постели и как часто ты будешь любить меня. А главное, подтверди, подтверди, что это не сон.

Откинувшись назад, чтобы лучше видеть ее лицо, Макс даже улыбнулся такой горячности.

— Если это и сон, прошу, не буди меня, — с необычной нежностью прошептал он. — И мы без опаски можем пробыть здесь целый час. Никто не хватится нас до обеда. И поскольку время ограничено, мне остается взять тебя всего лишь тысячу миллионов раз.

Глаза ее радостно просияли.

— Ты слишком добр ко мне.

— В моих намерениях нет ничего великодушного, дорогая. Ничуточки. А теперь подними голову, и я расстегну эти бесчисленные пуговки на блузке.

— Лучше я. Так будет скорее. — Она поспешно принялась за длинный ряд пуговиц. — Если у нас всего только час…

Он сжал ее руки и, погладив, заверил:

— На этот раз мы не спешим. Дитер вернется домой не раньше чем через полчаса, и если даже кто-то вздумает пуститься на поиски…

Она попыталась что-то ответить, но Макс заглушил протесты быстрым легким поцелуем.

— На этот раз, — пробормотал он, снова прижимаясь к ее губам своими, теплыми и твердыми, — я заставлю тебя кончить… медленно… очень медленно.

Кристина улыбнулась и глубоко вздохнула:

— Попытаюсь расслабиться. И не знаю, как благодарить тебя за это… это невероятное чудо. Мне тридцать лет, из которых я замужем двенадцать, и все это время не подозревала, чего лишена.

— Рад услужить, мэм, — шутливо отрапортовал он, наклонив голову.

— Далеко не так, как я, — промурлыкала она.

— Подожди до следующего раза.

— Неужели будет еще лучше? Невозможно!

Макс рассмеялся.

— И лучше и… дольше, — вкрадчиво начал он, — и глубже и медленнее, и я надеюсь, что на твои крики не примчится хозяин.

Кристина потрясенно моргнула.

— Я не кричала.

Макс молча кивнул.

— О Боже…

Глаза его весело заискрились.

— Ничего страшного, пока дверь остается запертой.

— И ты не возражаешь?

— Почему это вдруг?

Кристина залилась багровым румянцем.

— Это кажется таким…

— Страстным и чувственным?

— Чувственным? — нерешительно промямлила Кристина, словно впервые выговаривала подобное слово.

— В этом нет ничего плохого, дорогая. Наоборот, это огромное преимущество. И у тебя большой природный талант.

— Это действительно так?

Он и вправду имеет дело с воплощенной невинностью! И это несмотря на то, что она уже не так молода и может считаться почтенной замужней дамой!

— Клянусь, — прошептал он.

— Мне вдруг захотелось отыграться за все потерянное время.

Макс не понял, шутит ли она или говорит всерьез. Уж очень тихо говорит.

— Я готов, — предложил он, вынимая шпильку из ее волос, — помочь тебе возместить все, что было утрачено, и на много лет вперед.

Он вытащил вторую шпильку.

— А если я окажусь слишком требовательной? — спросила она, заранее радуясь столь соблазнительной возможности.

— Сделаю все, чтобы ублажить тебя, — лукаво подмигнул он.

Кристина счастливо вздохнула.

— Должно быть, ты — греза каждой женщины, обернувшаяся явью.

Максу вдруг стало не по себе, такое неподдельное восхищение звучало в ее словах.

— Держи, — велел он, ссыпав шпильки в ее ладонь.

— Предупреждаю, — игриво заметила она, согретая его близостью и своим трепетным предвкушением, — что могу оказаться далеко не столь уступчивой, как была раньше. Видишь ли, я впервые испытала наслаждение и, придя в восторг от собственных подвигов, чувствую себя всесильной.

— Интересно, — хмыкнул он — человек, который всегда чувствовал себя всесильным. — И что теперь? Собираешься взять власть надо мной?

— Возможно, — улыбнулась она. — Как только научусь плавать немного лучше… говоря метафорически. Лулу сказала, что ты для этого самый подходящий наставник, и была права. О Господи…

Мимолетная гримаска изумления промелькнула на ее лице.

— Наверное, мне не стоило говорить этого. А мужчины тоже так откровенны со своими друзьями?

— Не знаю. Лично я — нет.

Еще две шпильки оказались в его пальцах, и бледно-золотые волосы рассыпались по ее плечам.

— Думаю, в твоей жизни столько дам, что нет необходимости обсуждать…

Она внезапно задохнулась. Он пропускал сквозь пальцы шелковистые пряди, и осторожные касания пробуждали необычайно сильные волны жара, обжигавшего ее лоно. Кристина в изнеможении прикрыла глаза.

Втайне довольный тем, что ушел от скользкой темы, с наслаждением перебирая роскошные пряди, он нетерпеливо ожидал, когда эта потрясающая женщина, которую он с такой неохотой взял сегодня на прогулку верхом, оседлает его. Запустив руки в золотистую гриву, он привлек Кристину ближе к себе. Она с готовностью подалась вперед, и он лизнул ее губы.

— Мне все равно, кто возьмет верх, пока мы будем свято, соблюдать условия.

— Какие именно? — шепнула она, дотронувшись до его языка своим.

— Мы даем друг другу вдвойне все, чего бы ни захотелось.

— Чудесно, — выдохнула она. — По рукам.

Такая сговорчивость заставила его плоть мгновенно рвануться вверх, и Кристина, ощутив эту напряженную твердость сквозь мягкую замшу, погладила ее ладонью. До чего же он велик!

Мысль об этом опалила ее жаром.

— Попытаюсь быть послушной и не спешить, но…

Она на миг затаила дыхание, ощутив ладонью внезапный резкий толчок.

— …но не могу ни за что ручаться…

В эту минуту и он, казалось, потерял всякую способность сдерживаться. Маленькая ручка будила в нем давно забытые желания и ощущения. Однако, понимая, что медленный путь приносит более сладкие плоды, Макс убрал ее руку.

— Позже, — пообещал он и, схватив ее, уложил на подушки. — Потерпи минуту, я сейчас.

Нагнувшись, он поспешно стянул сапоги, чулки и обернулся к ней:

— Кажется, мы снова возвратились к тому, с чего начали. Я сниму с тебя блузку, ты сорвешь с меня рубашку и так далее. Посмотрим, сумеем ли мы раздеться до того, как кончим.

— Значит, не одна я так нетерпелива!

Его ресницы чуть опустились.

— Мои друзья были бы шокированы.

— И мои тоже.

— Я не жалуюсь.

— И я тоже. Наоборот, — заметила она, лениво потягиваясь, так что большие груди соблазнительно встали острыми холмиками. — Боюсь, что эта вакханалия чувств так захватила меня, что я готова пренебречь всеми наставлениями своей матушки.

— Так, значит, она ничего не рассказала об этих наслаждениях? — осведомился Макс, касаясь затвердевшего соска, натянувшего ткань ее блузки. — Знаешь, я даже рад.

Он чуть сжал тугой бугорок большим и указательным пальцами и не смог заставить себя признаться, что ревновал бы ко всем мужчинам, бывшим до него. Вместо этого он выпалил:

— Рад, что все это ты берегла для меня.

— И это, — прошептала она, предлагая ему другую грудь. Восхитительная боль между бедер подстрекала ее на такие выходки, о которых она и не помышляла раньше.

Макс легонько стиснул второй сосок, ощущая, как он набухает под его пальцами, и, стоило ей качнуться к нему и тихо застонать, легонько толкнул ее назад, так что соски нестерпимо заныли.

О Боже, она сейчас кончит от одного прикосновения, полностью одетая, а ведь он даже не поцеловал ее.

— Пожалуйста, — едва слышно попросила Кристина. Он понял, о чем она просит, но отпустил ее, и она тихо протестующе застонала. Но Макс ответил нежным поцелуем, снова уложил ее и пообещал:

— Скоро. Очень скоро.

Расстегнув пуговки, он с ловкостью, приобретенной опытом, стянул блузку с ее плеч, ниже, еще ниже, приподнял Кристину и держал, пока она не высвободила руки из рукавов.

В комнате было довольно прохладно, но Кристина так разгорячилась, что ощутила лишь облегчение. И судорожно принялась расстегивать пояс юбки.

— Не смей, — велел он, отводя ее руки. — Я не разрешаю.

Ее горящий взгляд встретился с его властным.

— Придется.

Он понимал, что она имеет в виду.

— Как только я раздену тебя, — пообещал он, берясь за пуговицы юбки.

— Жаль, что я не могу послать тебя ко всем чертям, — бросила она, изнемогая от нервного ожидания.

Макс чуть приподнял брови:

— Вы меня удивляете, княгиня.

Он не думал, что она может ругаться. Еще вчера она казалась такой чинной, почти чопорной!

— Может, и я заставлю тебя томиться, когда буду раздевать.

— Если сумеешь продержаться так долго.

Он приподнял ее бедра, стащил юбку и бросил в изножье кровати.

— М-м-м… как сладко.

Она осталась обнаженной: изящный изгиб бедер, светлые завитки венерина холма, нежный розовый живот — вся эта красота предстала его взору. И она желала его: об этом свидетельствовали предательские капельки влаги на кружеве волос.

Но тут она выгнула спину бессознательным движением куртизанки, и ее полные груди затрепетали.

— Ты не носишь корсета, — почти деловито заметил он, словно речь шла о какой-то обыденной детали. Сорочка тесно облегала ее груди.

— Только когда сажусь в седло.

— И кого же ты хочешь оседлать на этот раз? — двусмысленно улыбнулся Макс. Перед глазами встала такая соблазнительная картина, что его плоть набухла еще сильнее.

— Тебя, конечно, — не задумываясь ответила Кристина, в глубине души зная, что еще немного, и она будет лежать с широко разведенными ногами в ожидании, когда он войдет в нее.

— Что же, посмотрим, какая ты наездница.

— И сможешь ли ты меня укротить.

— Да, борьба будет нелегкой, — рассмеялся он и стянул рубашку через голову, не желая тратить время на возню с пуговицами.

— Но это я должна была тебя раздеть.

— Я передумал.

— Тебе можно, а мне нет?

— Я больше тебя. Сильнее.

— Это несправедливо!

— Но тебе все равно понравится. Подвинься.

Несколько напряженных мгновений она смотрела ему в глаза.

— Будь хорошей девочкой, — попросил Макс. Чуть поколебавшись, она подчинилась.

Он устроился рядом и прислонился к изголовью.

— Я готов, если готова ты, — полушутливо-полувызывающе бросил он. Тон показался ей сардоническим, темные глаза почти не видны за опущенными веками.

— Ты раздражаешь меня.

На загорелом лице ярко блеснули белоснежные зубы. Но и улыбка была скорее хищной, чем игривой.

— Насколько? — допытывался он, с трудом снимая бриджи: его плоть налилась до невероятных размеров. Кристина почти ощущала, как этот чудовищный отросток погружается в нее, и волна удовольствия мигом заглушила ее неприязнь.

— Тебе лучше? — пробормотал он, угадывая ее мысли.

— Немного.

И она может быть смелой! Макс протянул ей руку.

— Знаешь, это ново для нас обоих: необычное, возможно, неразумное желание. Но иди ко мне, дорогая. — На этот раз улыбка осветила его глаза. — Я тоже не в силах ждать.

— Ты сводишь меня с ума. Я обезумела от похоти, — простонала она, взяв его за руку. Макс заметил, что Кристина дрожит от нетерпения. Он рывком поднял ее и усадил на себя. Гадая, испытывали ли другие женщины столь же неудержимую потребность в ласках этого человека, Кристина затаила дыхание, пока он медленно насаживал ее на свою окаменевшую плоть. Нежные складки послушно раздвигались, растягивались, медленно поглощая напряженный стержень. Руки, сжимавшие талию Кристины, постепенно опускали ее вниз, пока она не вобрала его полностью.

И в этот момент окончательного вторжения оба затаили дыхание.

Он трезв. Сейчас десять часов утра. И все же он одержим, одержим безумным, ошеломляющим наслаждением, подобного которому еще не переживал.

Потрясенная, трепещущая, одолеваемая восхитительными ощущениями, Кристина благодарила судьбу и мистические таинственные силы, подтолкнувшие ее к решению ехать сегодня на прогулку.

Он шевельнулся. Слегка.

И она пронзительно вскрикнула.

На какое-то мгновение оба потеряли связь с реальностью. И тут она вдруг ощутила силу его плеч под своими ладонями, а он — судорожное сжатие ее пальцев. А когда взмолилась: «еще… еще…», он немедленно доставил это удовольствие ей, а заодно и себе, впервые в жизни задаваясь вопросом, можно ли умереть от наслаждения. Но почти сразу пожалел об этом, предпочитая ограничиться обычным вожделением. Но тут она немного наклонилась, прижавшись к нему теплой грудью, и лизнула в щеку:

— Я хочу большего.

Он приподнялся, рванулся вперед изо всех сил, и она тут же взлетела к вершине, опустив голову, овевая теплым дыханием его щеки, стискивая его фаллос пульсирующими мышцами лона.

Потребовались вся его сила воли и немалый опыт, чтобы сдержаться и не излиться в нее. Но это слишком опасно, да и она еще не до конца насытилась. Он бы довел ее до пика еще несколько раз, если бы не потерял голову окончательно.

Но он в самом деле одержим. Странное состояние для человека, завоевавшего славу лучшего любовника не только среди дам общества, но и во многих борделях, как здесь, так и за границей. И когда она наконец обмякла, он подмял Кристину под себя и снова вонзился в гостеприимное лоно: для нее, для себя и во имя одержимости.

Она была совершенно мокрой, а ее длинные ноги идеально вписывались в изгибы его бедер.

— Я не отпущу тебя, — пробормотала она, обезумевшая, балансирующая на краю новой пропасти, настолько близкая к небесам, что почти ощущала запах лилий. — Прости…

— Зато я буду иметь тебя последующие сто лет, — выдохнул он, не уверенный, что целого века будет достаточно, если учесть то, что он сейчас испытывает. — Прости…

И тут она подняла бедра, чтобы вобрать его глубже. Макс ахнул, сосчитал до десяти и прошептал:

— Скорее, потому что я больше не могу ждать.

Но он все же был джентльменом и прошел хорошую школу. И поэтому сумел дотерпеть, пока она снова не кончила. И жалкие остатки самообладания позволили ему отстраниться и излиться на ее живот в бесконечных судорогах экстаза. Сердце отбивало барабанную дробь, мозг отключился, и осталось только бесконечное наслаждение, омывающее его теплыми солнечными лучами.

Потом Кристина притянула его голову к себе и стала покрывать поцелуями глаза, нос, губы, подбородок, тонкие черные брови и широкую улыбку.

— Это все мои «спасибо», — сообщила она, утонув в тепле его глаз. — А если у тебя есть время, у меня найдется куда больше.

— Для такого у меня всегда есть время, — заверил он, чмокнув ее в переносицу. — Но если дашь минуту… мне нужно полотенце, тебе нужно полотенце, нам обоим…

В дверь тихо постучали, и выражение счастья на лице Кристины сменилось гримасой ужаса. Предостерегающе прижав палец к губам, Макс спрыгнул с постели.

— Кто это? — холодно, почти безразлично спросил он, схватив одновременно бриджи и полотенце.

— Это я, хозяин.

— Сейчас выйду.

Повернувшись к Кристине, он ободряюще улыбнулся и принялся натягивать штаны.

— Не волнуйся, это мой камердинер Дэнни. Он всегда опережает остальных ровно на шаг. — Однако, спеша к порогу, он слегка хмурился и, прежде чем заговорить с лакеем, плотно прикрыл за собой дверь.

— Нас ищут?

— Нет, хозяин. У меня новости получше. Думаю, вам невредно узнать, что князь Ганс уехал сегодня утром с этой бабенкой, ну… актрисой… как ее… Кемпбелл.

Брови маркиза мгновенно разошлись.

— Да неужели?

— Точно, хозяин. Примерно в восемь — восемь тридцать. Удрали в его экипаже едва ли не нагишом, если понимаете, о чем я. Похоже, они за всю ночь глаз не сомкнули.

— Думаю, для них здесь чересчур уж тесно. Столько народу!

— Я слышал, жена пыталась урезонить его, — сообщил Дэнни, пожав плечами. — Может, ему надоело миловаться чуть ли у нее не под носом. Да и подружки ее мешали. Ну а когда грум княгини вернулся, как раз после их отъезда, я и сообразил, что вы захотите здесь побыть немного… как бывало раньше. Поэтому и расспросил Дитера… так, обиняком. Правда, он ничего не заметил, но я догадался, где вы сейчас. Ну и решил известить вас на случай, если отъезд этого типа… князя… что-то значит.

— Значит, и много, — подтвердил Макс. — Спасибо.

Он поспешно повернул голову на звук открывшейся где-то двери, сознавая, какой опасности они подвергаются здесь, так близко от поместья Шейлы.

— Нас уже хватились в доме?

Дэнни покачал головой.

— Большинство гостей еще на охоте, а остальные дамы еще не вставали.

— Превосходно.

И хотя он не слишком заботился о мнении гостей Шейлы, все же был доволен, что Ганс уехал… доволен ради Кристины.

— Сообразил, что вам нужно знать, как обстоят дела. Видать, вы не слишком хорошо спали прошлой ночью, верно?

Дэнни, вероятно, знал Макса лучше, чем кто бы то ни было. Макс нашел замурзанного пятилетнего мальчишку на скамейке рядом с каретным сараем в Хелене. Тот, обливаясь слезами, ждал отчима. Мать мальчишки похоронили накануне, а отчим обещал скоро вернуться. Но его так и не нашли.

— Значит, я и тебе не дал уснуть, — вздохнул Макс. — Извини.

— Да нет, ничего… только я мог бы оседлать вам коней сегодня утром.

— Леди попалась норовистая. — Макс нетерпеливо пошевелил пальцами в поисках подходящих слов. — Да и сейчас еще пугается каждого шума. Но ты приехал вовремя. Мы хотим убраться отсюда и поехать… куда-нибудь в другое место. Сам еще не знаю, куда. Я пошлю леди Темпл записку с правдоподобными извинениями. Теперь, когда князь убрался, вряд ли наше отсутствие будет так уж заметно. Но мне… нам понадобится одежда. Только будь осмотрительнее.

— Горничная княгини — девушка неплохая. И понимающая. Так что тут проблем не будет.

Дэнни никогда не испытывал особых трудностей, если требовалось добиться благосклонности очередной девицы, к которой был неравнодушен.

— Даже в этом случае, — предупредил Макс, — постарайся не проболтаться.

— Не волнуйтесь, хозяин. Я привезу одежду, и никто ничего не заподозрит.

— Я пошлю записку с сообщением, где мы остановились. — Макс кивнул на дверь. — Здесь нельзя оставаться. Княгиня нервничает.

— Верно, хозяин.

К тому времени как Макс закрыл дверь и подошел к Кристине, Дэнни был уже в конце коридора.

— Они знают? — боязливо прошептала она. Кристина уже успела надеть юбку и блузку и сейчас сидела на стуле, натягивая сапожок.

— Никто нас не ищет.

Кристина облегченно вздохнула и отбросила сапожок, но уже через секунду с подозрением уставилась на Макса:

— В таком случае почему сюда явился твой камердинер? И почему ты не улыбаешься?

— Дэнни привез новости. Хорошие или плохие — решать тебе.

— Звучит не слишком ободряюще, — заметила Кристина, слегка хмурясь.

— Это насчет твоего мужа.

— Значит, новости вряд ли хорошие. — Она расправила плечи. — Говори.

— Он уехал часов в восемь утра…

Лицо Кристины озарилось радостью.

— Чудесно! Господи, это просто чудесно!

— Я еще не закончил.

— Хочешь сказать, что плохие новости…

— Зависит от того, как на это посмотреть. Он взял с собой Джину.

— Вот как?

Она разгладила морщинки на юбке.

— В нынешних обстоятельствах мне вряд ли стоит оскорбляться, не так ли?

— Возможно, нет. Но если предпочтешь…

Она покачала головой:

— Нет. Удивительно, как мало сейчас значит для меня Ганс, и я уж точно не собираюсь обременять тебя. Я только хочу сказать, что больше не желаю сидеть и ждать… сидеть и ждать в надежде, что он изменится. И за это должна благодарить тебя.

— Не стоит. Ты сама приняла решение, когда отослала Дитера.

Кристина поджала губы.

— Тут ты прав. Итак, я вырвалась из брачного чистилища… во всяком случае, сделала первый шаг.

Взгляд темных глаз был безмятежным. Его спокойствие казалось истинным противоядием в отравленном ложью мире ее семейной жизни.

— Я считаю себя счастливчиком, потому что мне повезло оказаться рядом.

— Ты — моя вселенная, дорогой. Друг, город, страна, вся округа. Нет, не волнуйся. Это всего лишь на ближайший уик-энд, а потом каждый вернется в свою жизнь.

— Я не тревожусь.

И, как ни странно, это было именно так, несмотря на то что всю свою взрослую жизнь он как огня боялся слишком властных женщин.

— Значит, тебе не терпится пуститься в новое приключение, моя внезапно обретшая свободу возлюбленная? Постель пошире, другой вид из окна? Стены потолще? — поддразнил он.

— А я твоя… возлюбленная?

Ей неожиданно понравились звучание этого слова, нежные интонации, сам человек, который его пробормотал. Она никогда не была чьей-то возлюбленной, и только сейчас поняла это, хотя двенадцать лет назад выходила замуж, исполненная надежд на счастье.

— Да, — просто ответил он, не спрашивая, почему она вдруг запнулась.

— Мне не терпится пуститься в новое приключение, пока ты будешь рядом.

— Рассчитывай на меня.

— Только не слишком далеко, — попросила она, вновь загораясь под его жгучим взглядом. — Где-нибудь в тепле и уюте…

Она с надеждой посмотрела на постель.

― Нет.

Мягкий, но категоричный отказ.

— Но ты сказал, что нас не ищут.

— А вдруг хватятся?

— Пошли Шейле записку.

— Будь благоразумна, дорогая. Дитер знает.

— Неужели нам обязательно ехать прямо сейчас?

Кристина слегка заерзала на стуле: восхитительная пульсация между ног все усиливалась, мешая связно мыслить.

Схватившись за подол тяжелой бархатной юбки, она резко дернула его вверх, терзаемая новыми неистовыми желаниями, беспомощная против ненасытной потребности в его ласках. И продолжала поднимать ее выше, обнажая колени, бедра, гребешок светлых завитков…

— Где твои панталоны?

— Я не знаю.

— Как же ты собиралась сесть в седло без них?

— Какой ты ворчливый! Не сердись на меня.

До чего бессмысленными казались эти вопросы, едва проникавшие в ее воспаленный мозг!

— Позволь мне почувствовать тебя в себе еще один раз… на прощание, — едва слышно попросила она. — Пожалуйста…

Ему следовало бы не слушать ее, потребовать, чтобы они немедленно покинули это место, но какой мужчина смог бы устоять перед этим откровенным призывом?

— Только раз, — предупредил он. — Дитер может вернуться.

— Я буду так тебе благодарна, — продолжала она, безразличная к его увещеваниям. — Смотря, я истекаю соком. И так хочу тебя!

Крохотная струйка жемчужно-белой жидкости поползла по внутренней стороне ее бедра. Макс глубоко вздохнул.

— Ты понимаешь, что мы не можем здесь долго оставаться?

— Как скажешь. Я сделаю все, как ты скажешь.

Перед глазами Макса пронесся вихрь самых непристойно-сладострастных картин, но он был слишком благороден, чтобы играть ее репутацией, и не такой уж новичок в игре, чтобы сгорать от нетерпения.

Зато она не могла ждать.

Поэтому он подошел к ней, опустился на колени и, разведя ее бедра шире, медленно раскрыл скользкие складки ее лона. Его пальцы проникли внутрь, но, когда он наклонился, Кристина остановила его, потянув за волосы и подняв голову:

— Что ты делаешь?

Он отнял руки.

— Заставляю тебя кончить.

— Но так нельзя… я… ты не можешь…

— Как хочешь. — Он слегка отодвинулся, словно желая встать. — Нам и без того пора.

— Я не об этом.

Она не отпускала его, по-прежнему вцепившись в волосы.

— Просто я никогда…

— Это оргазм, дорогая. Тебе понравится…

— Не мог бы ты…

— Так быстрее.

Макс разжал ее пальцы и нежно поцеловал.

— Доверься мне, — прошептал он, кладя ее ладони себе на плечи. — Теперь держись.

Держаться? Разве может она управлять своими желаниями?

Раскрасневшаяся Кристина дрожала, задыхалась, и, если сама она не знала, как близка к разрядке, Макс видел все.

Его пальцы обдавали прохладой ее пылающую плоть, и, когда он притронулся к влажной расщелине, она содрогнулась, сжимаясь при малейшем прикосновении. В ушах звучали строгие наставления матери о приличиях, скромности и достойных манерах. Почувствовав, как она напряглась, он поднял голову:

— Здесь только мы, мы вдвоем, и я отведаю вкус твоей сладкой киски, хочешь ты этого или нет.

Сгорая от стыда за свое распутство, за его уговоры, она зажмурилась:

— Нет…

Бесплодный, напрасный протест, вероятно, дань материнским предостережениям.

— Но тебе нравится, когда я дотрагиваюсь… здесь… и здесь…

И, наклонившись, он осторожно лизнул набухшую горошинку плоти. Кристина изогнулась и едва подавила вопль, не в силах противостоять взметнувшейся волне желания.

— А теперь, если пообещаешь не кричать, я заставлю тебя кончить дважды.

Раскрыв створки ее лона еще шире, он обвел пальцем пульсирующий скользкий бугорок.

— А если будешь хорошей и послушной, обещаю поиметь тебя в экипаже, как только мы уедем отсюда.

Сунув два пальца в ее узкий грот, онприжал ладонь к клитору и медленно повернул.

Кристина застонала, когда первая рябь наслаждения сотрясла ее плоть.

— Помни, ты не можешькричать…

Он почти ощущал, как пронзает ее оргазм, и, подавшись вперед, опустил голову, втянул в рот тугой, подрагивающий узелок и стал сосать.

Она честно пыталась держать губы сомкнутыми все то время, когда экстаз захлестывал ее живот, бедра, ноющее лоно, там, где шевелились язык и губы маркиза. Но он продолжал сосать, и неодолимое блаженство поднималось выше, выше и выше… предательское… неумолимое, могучее. И она лишилась разума. Даже угроза оставить ее без второго оргазма больше не волновала, растаяв в жарком пламени страсти.

Кристина закричала: высокий, жалобный вопль разрядки, и Макс улыбнулся сквозь вкус и запах женщины.

Он рассчитывал на ее неукротимую чувственность.

Теперь они могут ехать.

И их новый, никому не известный приют даст возможность изведать пределы их желаний.