Она почувствовала цветочный запах сразу же, как открыла дверь своей спальни, потому что был не сезон для роз в эти бурные мартовские дни, все еще хранившие признаки зимы. Держась одной рукой за дверную задвижку, она медленно окинула взглядом спальню.

Маленький букет белых торфяных роз, поставленный на столик рядом с кроватью, привлек ее внимание во мраке комнаты.

Когда она подошла ближе, ее охватило знакомое чувство, словно поставленные белые розы принесли в ее комнату присутствие самого дарителя. Карточка, хотя в ней не было нужды, торчала в пушистой зеленой ветке, глубоко в букете:

«Я считаю дни до понедельника».

Под коротким посланием не было подписи, но герцогский герб был достаточной уликой.

«Как хорошо, — подумала она с благодарной улыбкой, — что красивый Сейнт Джон не потерял интереса».

Она вела аскетическую жизнь, без роскоши, но мысль помочь отцу таким приятным образом имела для нее определенное очарование. Если бы она бывала в обществе, если бы ее с детства учили думать о культурных ограничениях чувственности молодой леди, если бы она понимала, что чувственность молодой леди, по сути, не существовала в утонченном мире благородных молодых мисс, она бы с меньшей радостью думала о своем предприятии.

К счастью, ее не учили, и она заснула со счастливой улыбкой.

Ночные удовольствия герцога Сетского были не менее радостны, хотя он не спал, и это не имело прямой связи с блаженными снами красивой дочери графа Дамфрисского… Тем не менее действие происходило в его спальне. Он со своими распутными друзьями проводил традиционную ночь в разного рода сексуальных играх, развлекаясь в данный момент тем, что опускал золотые гинеи в «медовый горшочек» акробатической молодой леди, стоящей на голове.

Рекорд был поставлен среди громких криков и восклицаний, а молодая леди вдохновляла на дальнейшие пожертвования сладострастным отчетом о своих ощущениях.

— Ты устал? — прошептала молодая леди, сидевшая на коленях у Синджина, ее щеки с ямочками и розовые губы находились лишь в нескольких сантиметрах от него. Он был заметно невнимателен к ней и разгульному развлечению, был невероятно спокоен весь вечер.

Он посмотрел на нее непонимающим взглядом, услышав ее слова, но не обратив на них внимания, предавался приятным размышлениям. Но он улыбнулся, когда до него дошел их смысл, и сказал:

— Да.., очень.

— Может быть, пойдем спать? — В ее голосе звучало теплое предложение; ее руки, обхватывающие его шею, слегка сжались, и она подняла хорошенькие губки для поцелуев.

Инстинктивно Синджин наклонился, чтобы поцеловать ее, но ему вдруг не понравились ее губы. Подняв голову, секунду смотрел на нее с удивлением, словно ожидая увидеть другое лицо.

— Я, действительно, устал, — прошептал он, слегка встряхнув головой. — Прости меня, дорогая, — добавил он с изящной улыбкой, — но сегодня я ухожу спать один.

— Я согрею тебя, — мягко выдохнула она.

— Может быть, потом, Молли, сладкая… — сказал Синджин, отстранив ее с легким усилием. — Сейчас я предпочитаю остаться один, — и, поднявшись с обитого шезлонга, он поздравил Люси, которая сидела, считая свои гинеи, и пожелал гостям спокойной ночи.

— Нет, ты так не сделаешь. Еще только полночь, — запротестовал его двоюродный брат Руперт, спавший до двух каждый день.

— Я верю в хороший ночной сон, — шутливо сказал Синджин.

— Хорошее ночное траханье, ты хочешь сказать, — поправил его двоюродный брат с усмешкой.

— Веселье только начинается, — запротестовал еще один молодой денди, когда Синджин направился к двери.

— Веселитесь без меня, — весело отозвался Синджин и захлопнул дверь с решительной твердостью.

— Что это было? — заметил Ворвик, уставившись на закрытую дверь спальни Синджина. — Святой никогда не спит один.

— Он весь уставший, — сказала леди, которую он отставил в сторону. — Человек никогда не спит во время скачек.

— Что имеется в виду, — мягко сказал герцог Ворвик.

— Что Святой не человек? — лениво протянул кто-то.

И когда все завращали глазами, чтобы рассмотреть праздную фигуру в неосвещенной арке окна, епископ Хэтфилдский наклонил слегка голову и улыбнулся.

— Не похоже, Ратлэдж, — резко сказал наследник йоркширского царства.

— Новый повод для сплетен, — сказала одна из дам Хариет.

— Первая одинокая ночь, по крайней мере с шестнадцати лет, и никто из вас, мужчины, не держал пари на это в книге Брукеса.

— Кто мог подумать, что это возможно? — сказал новичок с некоторым благоговением в голосе. — Популярность Синджина среди женщин делала его личность героической, которую боготворили все молодые головы.

— Пусть спит, — сказала Молли. — Что, человек не может устать?

Как он устал, Синджин понял, повалившись на кровать. Он думал о том, как страшно было видеть Джорджа Прайна, присоединившегося к его вечеринке сегодня.

Не враги, но и не друзья, они, конечно, знали друг друга, потому что аристократический мир титулованных пэров был немногочислен. Все-таки почему он пришел?

Вопрос задержался у него в сознании, когда он засыпал. Это было нежелательным добавлением к его приятным мечтам о Челси. От этого его брови нахмурились, его обычно глубокий сон прервался, вздрогнув, он проснулся.

Ужасный епископ Хэтфилдский стоял там с ушами и хвостом Люцифера, смеясь над ним.