— Что, черт возьми, ты там делала? — выпалил Данкэн в ту же секунду, когда она вышла из комнаты, его голос был похож на глухое рычание.

— Не выходила замуж за Джорджа Прайна, — резко ответила Челси. — Сейчас я иду домой, а ты можешь идти со мной или оставаться здесь, как хочешь.

Следуя за ее быстрыми шагами по черному ходу, Данкэн разгоряченно сказал:

— Синджин заплатит за это. Ты знаешь?

— Лишь после того, как я расскажу отцу о том, что сделала. А не после того, как ты расскажешь о том, что сказал красивый герцог о женитьбе. Я думаю, что он не из тех, кого нужно дубиной пригонять к алтарю. Я, в любом случае, не хочу выходить замуж. — Она говорила с глухой страстью в голосе.

И отказалась добавить хоть слово на эту тему, пока не предстала перед разгневанным отцом примерно тридцать минут спустя.

Он грохотал и угрожал, Данкэн и Нейл добавляли свои замечания, разумные и неразумные. В этом ужасном столкновении Челси стояла твердо, с растрепавшимися волосами, подол ее платья запачкался от мок рой травы на лугу, но спину она держала совершенно прямой.

— Вы не можете заставить Сейнт Джона жениться на мне, если только не притащите его связанным по рукам и ногам на церемонию, и тогда вам придется связать меня тоже, потому что я не собираюсь выходить за него замуж. Можете хоть ангелов звать на помощь.

— Он погубил тебя, девочка, — рычал отец,:

— ни один англичанин не уйдет от расплаты за это!

— Он даже не знал, кто я такая, — терпеливо повторила Челси в десятый раз. — Он думал, что я одна из шлюх из Лондона. Я сказал ему, что мой поступок направлен против Джорджа Прайна, и в том, что произошло, виновен ты, а не Сейнт Джон. Я не хочу, чтобы меня меняли как товар в уплату твоих счетов за скачки, и если ты не объяснишь епископу дипломатическим путем, что сватовство закончено, я расскажу ему все в деталях.

Десять минут она находилась под градом мужских оскорблений, мужского гнева и мужского взгляда на честь и практические стороны брака. Она устала, ее выдержка была на исходе, и ее собственное чувство обиды обострилось.

— Может быть, некоторых женщин можно заставить выйти замуж, но не меня, — продолжала она, с трудом сдерживая свой гнев. — Я не знаю, как сказать это еще проще.

Отец посмотрел ей прямо в глаза, это длилось несколько секунд, словно он, наконец, понял смысл ее слов. Он вдруг вспомнил свою молодую жену, ее юную гордость и прямоту.

— Прости меня, — пробормотал он с раскаянием и печалью от своих воспоминаний, — за мою эгоистичность. — И, отвернувшись, он подошел к окну.

Вглядываясь в первые розовые предрассветные блики, он сказал глухо и тихо:

— Прости, что все зашло так далеко.., что тебе пришлось.., пришлось сделать то, что ты сделала, из-за того, что Я не хотел слушать тебя.

— Это не настолько ужасно, папа, — мягко ответила Челси. — Никто не узнает, кроме Сейнт Джона, а он не скажет.

— Не скажет, отец, — согласился Данкэн. — Я тоже с ним поговорю.

— Тебе не нужно разговаривать с ним обо мне, — вставила Челси. — Я не согласна с таким взглядом на вещи. Я в состоянии заниматься нашим хозяйством, конюшнями, вести расходные книги по нашим чистокровным лошадям и счета, — а меня тем не менее считают неспособной ясно объясниться с человеком в том, что касается моей репутации.

— Его собственная репутация, вот что меня заботит, — сказал отец. — У него множество амурных связей, и это постоянный предмет сплетен!

— Ему можно доверять, папа. — Она предпочла не упоминать о том, что его заинтересованность в ней будет сдерживать свободу его поведения.

— Нужно поговорить с ним, чтобы укрепить его молчание, — с жаром произнес граф.

— Я бы предпочла, чтобы свои угрозы ты направил в адрес епископа Хэтфилдского и оставил в покое герцога Сетского. Моя выходка, конечно же, не имеет никакого значения в его распутной жизни, и чем меньше разговоров, тем лучше. — Она надеялась избежать некоторых мужских угроз, на которые Синджин будет обязан ответить, защищаясь. — Если ты все же будешь угрожать ему, папа, он вызовет тебя на дуэль, и тогда мое имя обязательно станет предметом для сплетен.

Пожалуй, он не вспомнит обо мне, когда проснется, его дом полон, ну.., приглашенных женщин.

— Данкэн, ты все же поговори с ним. Я просто хочу быть уверен в его молчании.

Челси была рада и этому, ведь отца не разубедишь.

Помимо этого, отец пообещал послать свои сожаления Джорджу Прайну по поводу обеда вечером и заверил ее, что епископу дадут понять, что его брачное предложение отклонено.

— Спасибо, папа, — с благодарностью ответила Челси. Ее беспокойство, связанное с Джорджем Прайном, было закончено. — А теперь, если вы позволите, я хотела бы пойти спать, — сказав, она покраснела, потому что причина ее усталости была всем очевидна, и, пробормотав что-то о том, что она пропустит утреннюю разминку лошадей, она поспешила из комнаты.

Но кроме смущения, более сильное приятное чувство удовлетворения и очаровательные воспоминания наполнили ее сердце. «Герцог Сетский был таким, каковым его представляли в смысле умения обольщать, но, кроме этого, он был милым и забавным. Именно поэтому, — печально подумала она, — он был необычайно опасен для моего душевного спокойствия».

Она ожидала, что заснуть будет трудно, таким бурным и волнующим был ее вечер, но она мгновенно уснула, измученная переживаниями последнего часа и странно блаженно приятного воспоминания о занятиях любовью.

Герцог Сетский оделся вместо сна, зная, что он скоро будет принимать посетителей из дома Фергасонов. На их месте он сделал бы то же самое. Он не обижался.

Позвав своего секретаря, он прошел с ним в библиотеку, где у них был ранний завтрак в ожидании уполномоченных от семьи Фергасон.

То, что произошло, было несчастной случайностью, но делом поправимым. Его секретарь должен был присутствовать, чтобы записывать предложения по разрешению дела. Самое малое, Фергасоны будут требовать денежной компенсации.

Его спор с Челси был другим делом, связанным с исходом скачки. И он улыбнулся в предвкушении дневного соревнования.

Немного времени спустя доложили о приходе Данкэна, настроение которого было не таким милосердным, как у герцога, и по его требованию секретарь Синджина их покинул, и двое мужчин сели для выработки решения.

" — Мы друзья с Кембриджа, — сказал Данкэн неприветливым голосом. — Поэтому я пришел попытаться разумно разобраться с этим. — Его темные брови приняли угрюмый вид. — Челси рассказала нам, что ты не виновен.

— Я, правда, не знал, кто она. Было темно, ты знаешь, сколько женщин прислала Хариет… — Синджин повел плечами, как бы извиняясь. — Хотя я не прощаю себя за то, что случилось, однако твоя сестра, — он кашлянул с легким замешательством, — решительная молодая дама.

Данкэн слышал историю Челси много раз за последний час, чтобы не согласиться.

— Да.., к сожалению, — неохотно подтвердил он.

— Скажи, что ты хочешь, чтобы я сделал, — сказал Синджин — он дорожил дружбой Данкэна. — Если бы я знал, Данкэн, — продолжил он с явной усталостью в голосе, отчетливо выговаривая слова, — я бы отослал ее обратно домой. Ты знаешь, я не гублю девственниц. — Он этого никогда до сих пор не делал, и его сознание было неспокойным еще и оттого, что он все еще продолжал желать Челси. Хотя и не должен был.

— Я сказал отцу. Но сплетни о твоих связях так быстро распространяются, что он хочет получить заверения в твоем молчании относительно этой ночи.

— Конечно, имя твоей сестры в безопасности.

— Он взбешен, знаешь. И, черт возьми, Синджин, я тоже, но у Челси свое мнение.., черт побери, как жаль, что Прайн увивался за ней.

— Может быть, она не правильно поняла интерес твоего отца в брачном соглашении.

— Более вероятно, что старик не понял ее чертовской решительности не быть с ним связанной.

— Итак, Прайну отказали?

— Да, он получит отказ официально.

Почему отказ этому распутному епископу имеет для него какое-то значение? Не должен, но это было так, и Синджин почувствовал страстное удовлетворение. Он успокоил себя, подумав, что был бы так же рад за любую молодую даму, избежавшую супружеской близости с грубым виконтом Ратлэджским. Но если бы он был честен с собой, он бы признал, что альтруизм не имеет ничего общего с его удовлетворением. Он предпочитал ни с кем не делить замечательную мисс Фергасон, если говорить правду. И затем, чтобы успокоить свое новообретенное осознание случившегося, он сказал Данкэну:

— Позволь мне деньгами слегка исправить несчастные обстоятельства прошедшей ночи. Поскольку я был средством в отказе Прайну, по крайней мере, разреши мне покрыть часть этой потери.

— Господи, нет, Синджин, ты не должен платить за дерзость Челси.

Не смущая Данкэна, Синджин больше не мог навязывать деньги, и вместо этого он сказал:

— Сенека видел вашего земляничного чалого на склонах вчера утром и сказал, что он красавец. Он продается?

— Тун? Нет, это воспитанник Челси, но заезжай как-нибудь посмотреть конюшни, если хочешь. Тебя может заинтересовать внук Эклипса [Эклипс — знаменитый жеребец, считается родоначальником современной чистокровной породы скаковых лошадей.

Впервые, участвовал в скачках, когда достиг пятилетнего возраста и принимал участие в забегах всего два сезона. В течение этого времени не знал поражений. Более двухсот лет документалисты превозносили его удивительные способности как на беговой дорожке, так и в племенном стаде.

В апреле 1769 года, в разгар тренировочных забегов в Банстед Даунсе, имели место секретные предварительные состязания. Легенда гласит, что «жучки» прибыли слегка с опозданием, но они сумели найти некую женщину средних лет, которая дала им всю необходимую информацию. На вопрос, видела ли она скачки, та ответила, что не может с полной уверенностью сказать, были ли это скачки или нет.

Однако она запомнила лошадь, одна нога которой была белой. Она бежала первой с чудовищным отрывом от остальных. Лошадь, шедшая второй, пыталась держаться лидера, но все равно отставала на огромное расстояние. Женщина утверждала, что «тому нипочем не догнать белоногого, беги они хоть до края света».

Третьего мая 1769 года в Эпсоме Эклипс впервые официально участвовал в забегах на четыре мили. Он с легкостью выиграл первый забег, когда появился некий Деннис О'Келли, азартный игрок на тотализаторе, родом из Ирландии. Ему не понравилась расстановка сил на второй забег, и он предложил заключить пари на любую сумму, что он назовет порядок, в котором лошади придут к финишу. Его пророчество — одна из самых известных фраз в истории скачек: «Эклипс — первый, остальные — нигде».], он отлично смотрелся бы с теми геродотовыми кобылами, которых ты купил в Гаферсале прошлой осенью.

И их разговор перешел на обычную тему о лошадях и скачках, долг Данкэна был выполнен, уверения в молчании Синджина получены, честь красивой молодой мисс Фергасон была в безопасности.