Была глубокая ночь, когда они добрались до отеля, но Хью, очевидно, останавливался здесь и раньше, потому что управляющий приветствовал его по имени и сказал:

— Ваш номер готов, капитан, — и проводил их в апартаменты на втором этаже, выходящие окнами на Сену.

Тама не обратила внимания на косые взгляды управляющего; цензура света была ей неведома; положение, которое она занимала в Японии, заведомо означало, что ее интересы превыше превратностей судьбы.

Хью также не сосредоточился на поведении управляющего, привыкнув делать то, что нравится. Но понял его сальный намек, когда этот человек произнес:

— Желаю вам, капитан, весело провести у нас время. Вам никто не помешает.

Не собираясь реагировать на циничные инсинуации, Хью сказал:

— Мне вскоре понадобится экипаж.

— Экипаж готов, месье. Указания, которые вы телеграфировали, были очень подробные.

— А кучер? Он хорошо осведомлен о парижской жизни?

— Лучше всех, месье. Он знает всех известных людей в городе.

— Пришлите его.

— Теперь, месье? — Управляющий бросил взгляд на Тама, которая, скинув жакет, стояла перед зеркалом, снимая замысловатую шляпку. — Э-э-э… это от Делароша… без сомнения, — пробормотал француз. — Перья — это его подпись. Дама, конечно же, делает честь этой шляпке, месье, если позволительно так сказать. Очень хороша!

Хью смотрел на него, считая до трех.

— Да. Так как насчет кучера?

Встретившись с тяжелым взглядом, управляющий осекся, поняв, что превысил свои полномочия, и извинился с низким поклоном:

— Прошу прощения. Я сей же момент пришлю кучера, а если вам нужно что-то еще…

— Я позвоню, — прервал его Хью.

— Да, пожалуйста. Мы очень рады, что вы опять остановились у нас.

И, снова поклонившись, управляющий попятился к двери и, заинтригованный неожиданной сдержанностью капитана, вышел. Дамы, которых он привозил в «Гранд» раньше для мимолетных развлечений, были иного пошиба. Стало быть, тут что-то другое.

Положив шляпку и перчатки на консольный столик, Тама повернулась к Хью.

— Наверное, нужно дождаться утра, чтобы повидаться с моим братом.

— Это разумно.

Она слегка приподняла брови:

— А вы всегда разумны?

— Надеюсь. — Если бы это было так, не стоял бы он в номере парижского отеля с женщиной, от которой ему следовало бежать — уже в Осаке, или в Гонконге, или, возможно, в каком-нибудь порту по пути во Францию. И в Гавре он мог бы попрощаться с ней, уже не опасаясь за ее безопасность. — Пока же мы можем, — сказал он, отстраняя все причины, по которым ему следовало бы покинуть ее, — предпринять поездку в экипаже по Парижу. До рассвета осталось совсем немного времени. Тогда, в приличное время, мы сможем прийти к вашему брату.

— Что значит — приличное?

Ее прямота всегда восхищала его — в отличие от других женщин, которых он знал.

— Самое раннее — в девять часов.

— В девять! Дома я уже четыре часа, как встала бы, закончила утреннюю тренировку доджо и занималась повседневными делами.

— В Париже в девять встают только те добродетельные души, которые посещают службу. Большинство светских людей редко открывают глаза до полудня. Но мы можем по крайней мере заехать в девять и оставить визитку.

— Если окажется, что брат в девять еще не встал, я его разбужу. Он возражать не станет.

— Вам виднее.

Она искоса посмотрела на него:

— Обычно вы не уступаете с такой готовностью.

Он пожал плечами:

— Не собираюсь становиться между вами с братом. Мне там не место.

— Вот именно. Ваше место не там.

Своим тоном она задела его — вероятно, так же не беспокоясь, как и он, что все это означает.

— Это верно, принцесса, — спокойно сказал он, не давая себя спровоцировать. Слишком много он теряет. Хотя, не будучи вполне уверен, что слово «теряет» уместно, он мягко добавил: — Послушайте, мы с вами оба устали. Давайте совершим эту прогулку и не будем думать об утре до утра.

— Хорошая мысль. — Она слабо улыбнулась, вспомнив о совете учителя Догена: чтобы преодолеть все трудности, оставь в покое мириады вещей.

Хью позвонил и велел изменить свои указания, и вскоре они вышли из отеля и увидели ждущий их экипаж. Кучер оказался маленьким, юрким уроженцем Прованса, который уже долго проживает в Париже и знает и парижское дно, и высший свет, и найдет любую улицу и переулок.

Едва завидев Тама, он сказал с галльской самонадеянностью:

— В Энгиене целая колония ваших соотечественников.

— Мы ищем принца Отари, — заметил Хыо, усаживая Тама в четырехместный экипаж. — Он не так давно переехал. — Последнее письмо, полученное Тама от брата, сообщало, что он собирается купить новый дом.

— Из Марэ в Энгиен, — сообщил извозчик. — У него чуть ли не самые лучшие конюшни.

Тама улыбнулась: ей показалось, она недалеко от дома. Брат просто обожал лошадей.

— Мы заедем к принцу в девять. Пока же прокатите нас по городу.

Усевшись, Хью закрыл дверцу и вальяжно развалился на сиденье. Когда экипаж тронулся, на него вдруг нашло наваждение, словно он уже ездил вот так с Тама. Господи, кажется, он действительно устал.

Даже ночью улицы Парижа заполонила знатная и модная публика, которая перемещалась между обедами, приемами и вечеринками, — светское общество развлекалось до рассвета.

Тама словно не замечала шума и суеты, мысли ее были обращены внутрь себя, взгляд не задерживался на внешнем мире.

Решив не расспрашивать, о чем она думает, поскольку их утренний визит вполне мог привести во многих отношениях к краху, Хью рассказывал ей о достопримечательных местах, мимо которых они проезжали, время от времени приводил исторические справки, позволяя молчанию длиться в промежутках, когда его собственные размышления выходили на первый план.

Если повезет, визит их может пройти совершенно нормально, а если нет — не избежать обмена колкостями и резкостями; результат зависит от теперешних взглядов принца Отари на этикет. В Японии половая связь не порочит женщину, но на Западе преобладают двойные стандарты. Женщине непозволительно вести себя так же свободно, как мужчине. Если принц отнесется к их отношениям неодобрительно, Хью не знал, что сделает… или не сделает. В подобной ситуации ему бывать не доводилось.

Связи, половые или какие-либо еще, не главное в толчее эмоций, мятущихся в голове у Тама. Больше всего ее тревожила стойкость ее брата — точнее говоря, недостаток этого свойства в его характере. После первой поездки во Францию он вернулся домой, очарованный всем европейским. После второго визита стал еще более равнодушен к политической борьбе, которая в конце концов привела Японию к гражданской войне. Он не был воином, его больше интересовали поэзия и живопись, а также книги.

Как он отнесется к ее требованию взять на себя роль главы дома Отари? Рискнет ли?

Она не знала.