Уже две недели Алиса кружилась в вихре светских удовольствий — князь Михаил и княгиня Катерина возили ее на балы, танцевальные вечера, званые ужины. Князь нарочно отдалил Алису от своего сына, поскольку знал, что скоро Ники понадобится женщина, и он поймет, что Алису никто не заменит. Сама же Алиса вымещала свою обиду, желая доказать Николаю Михайловичу Кузанову, что прекрасно может развлекаться и без него.

Однако очень скоро ей это надоело. На утро после какого-то особенно утомительного вечера она проснулась и поняла, что так больше продолжать не может. Надо уезжать. Она была вымотана, ее снова тошнило. Прошлой ночью она вернулась после бала в четыре утра и спала очень плохо. Эта лихорадочная светская жизнь ее утомила, у нее больше не было сил притворяться бодрой, воодушевленной, заинтересованной, поскольку единственный человек, который Алису действительно интересовал, даже не удостаивал ее взглядом. План не сработал. Усталая, отчаявшаяся, Алиса решила, что, как бы ее ни уговаривали родители Ники, она уедет.

Оставалось решить, как достать денег. Николай всегда был щедр на подарки, однако прежде ей и в голову не приходило, что она может воспользоваться ими по своему усмотрению. Но теперь чаша ее терпения переполнилась. Алиса послала со слугой записку Алексею, попросив его съездить с ней по магазинам. Она торопливо оделась в скромный уличный костюм, надела соломенную шляпку, отделанную бархатом, залпом выпила чашку чая, понадеявшись, что это избавит ее от тошноты, и, подойдя к шкатулке с драгоценностями, достала после секундного колебания роскошное изумрудное ожерелье, подаренное ей Ники. Затем она спустилась вниз, где ее уже поджидал верный Алексей.

— Благодарю вас, Алешенька. На вас всегда можно положиться.

— Вы же знаете, Алиса, что я исполню любую вашу просьбу.

Он произнес это со всей искренностью девятнадцатилетнего юноши, и Алиса невольно улыбнулась.

Вскоре они уже катили в коляске по Морской, где располагались лучшие магазины. Алиса поделилась с Алексеем своими планами, и он обещал помочь найти ей квартиру. Он был счастлив хоть чем-то ей угодить.

Ювелир, продавший ожерелье Ники, тотчас согласился взять его обратно.

— Разумеется, мадам, как пожелаете.

Назначенная цена изумила Алису. На эти деньги она вполне могла бы прожить, правда, скромно года три. Обе стороны обменялись благодарностями, и сделка состоялась.

Алиса вернулась в особняк в прекрасном расположении духа. Она докажет Ники, что может жить самостоятельно! В конце концов, она не совсем одинока — Алексей обещал, что по первому требованию будет к ее услугам.

— Через несколько дней отправимся на поиски квартиры, Алеша. А потом вы поможете мне обустроиться на новом месте.

Однако к концу дня мысль о самостоятельном житье уже не казалась Алисе столь привлекательной. Лежа в кровати, она мрачно размышляла о том, как будет существовать без Ники. Злость прошла, она уже не была так раздражена и утомлена, как утром, и сомневалась в том, удастся ли ей осуществить свой план.

Размышления ее прервал громкий стук в дверь, и в ту же секунду, как всегда, не дожидаясь ответа, в спальню вошел Ники. Он подошел прямо к кровати и, саркастически улыбнувшись, швырнул Алисе ожерелье.

— Госпожа Форсеус, — заявил он ледяным голосом, — мне, право, весьма жаль, что вы столь поспешно избавляетесь от моих подарков. Это попахивает меркантильностью. Если вам так отчаянно не хватает денег на булавки, вы бы лучше обратились ко мне или к моему отцу.

— Как… как вы узнали? — пробормотала Алиса. С посещения ювелира прошло не более четырех часов.

— Мы с господином Фаберже знаем друг друга не первый год, поэтому он немедленно известил меня о том, что мой подарок перепродали. Он полагал, мне следует знать о том, что моя возлюбленная нуждается в средствах. Вы проигрались в карты, дорогая?

— Нет! — резко ответила она. — Я уезжаю, и мне нужны деньги.

— Уезжаете?! С кем? Если это Чернов, я… — Он угрожающе нахмурился и шагнул к ней.

— Не говорите глупостей! — поспешила ответить Алиса, глядя ему прямо в глаза. — Я просто решила снять квартиру.

Ники, не выдав того, какое облегчение почувствовал, удивленно приподнял брови.

— Если тебе более ничего не нужно, почему ты не сказала об этом прямо?

— Я уже несколько дней не имела возможности вас видеть, мсье.

— Не волнуйся, любовь моя. Эту оплошность мы исправим. Велю Ивану, чтобы он завтра же нашел что-нибудь подходящее. Действительно, жить вместе с моими родителями чертовски неудобно. — Он улыбнулся во весь рот. — Мне бы давно следовало об этом подумать.

— Вы меня неправильно поняли, князь, — воинственно заявила Алиса. — Я хочу жить одна. Понимаете, одна! — повторила она отчетливо.

Улыбка тотчас исчезла с его лица.

— В таком случае, мадам, вам придется остаться здесь. Я вовсе не желаю, чтобы вы стали легкой добычей моих развратных приятелей, которые будут счастливы взять вас под свое покровительство. Деньги можете оставить себе, но если попытаетесь убежать, я вас запру на замок… И отец мне не указ! — сказал он решительно. — Учтите, я не шучу! Убежите — найду вас в тот же день, и тогда вы узнаете, каков я в гневе. Черт возьми, я заставлю вас повиноваться! — Сказав это, он развернулся и вышел из спальни.

«Как птица в золоченой клетке, — подумала она. — Ну почему, почему я так несчастна, так одинока?! Если бы он просто сказал, что любит меня… Ну почему он этого не говорит?»

Светская жизнь продолжалась, и, казалось, Ники с Алисой ведут ее назло друг другу. Ники всякий раз появлялся на балах или ужинах, если знал, что его родители повезут туда Алису, но общался при этом в основном с юной Эмилией. Впрочем, обычно он рано уезжал, и вечера, как прежде, проводил в клубе. Он много играл, много пил, бывал раздражен и дерзок с окружающими. Видно было, что он не находит себе места, и даже самые преданные из друзей его сторонились, не желая попадать ему под горячую руку.

Ровно в два часа ночи появлялся Юкко, Ники тотчас прекращал игру, неважно, в проигрыше он был или в выигрыше, вставал из-за стола и вместе с Юкко удалялся.

А на следующий вечер Ники, неизменно удивляя этим окружающих, появлялся на очередном балу или рауте, где присутствовала его «кузина». Он стоял у стены с бокалом в руке, едва сдерживая гнев, и наблюдал за Алисой, кружащейся в вальсе или флиртующей с молодыми офицерами.

Как-то раз некая пожилая дама подошла к Ники и сказала со светской улыбкой:

— Кажется, у вашей кузины нет отбоя от поклонников. Странно! Ходят слухи, что вы испытываете к этому несчастному созданию весьма нежные чувства.

«Несчастное создание» как раз заливисто хохотало над какой-то шуткой графа Борзова. Она была в восхитительном платье из зеленого газа, расшитом шелковыми цветами, и на груди ее сверкало изумрудное ожерелье.

— Похоже, соперники вас одолевают. Надо признать, ваша кузина весьма соблазнительна.

— Графиня, — ответил Ники с напускным спокойствием, — моя «кузина», — это слово он произнес подчеркнуто нежно, — порой бывает не слишком разборчива в общении. Но надеюсь, что со временем я помогу ей избавиться от этого недостатка. — Холодно кивнув, он отошел в сторону.

Ники был отлучен от спальни Алисы, и вынужденное воздержание злило и раздражало его. Эмилия, к которой он, впрочем, не испытывал никакого расположения, была недоступна, да он и не находил никакого интереса в совращении этого дитяти. Четыре случайные встречи со светскими львицами в счет не шли. Это были мимолетные забавы, о которых он наутро и не вспоминал. Другие женщины просто перестали его интересовать. Черт бы подрал Алисину строптивость! Он думал только о ней — о ее красоте и страстности — и злился на нее, да и на себя.

Эти две недели вымотали его. Он раздражался все больше и с трудом держал себя в руках.

Как-то раз они неожиданно столкнулись в бальной зале. Алисины поклонники помчались принести ей мороженого, и тут она услышала за спиной знакомый смешок. Прямо за ней, прислонившись к колонне, стоял Ники.

Все эти дни, встречаясь с ней дома за завтраком, Ники держал себя подчеркнуто холодно. Сейчас же его золотистые глаза смотрели на нее с неподдельным восхищением.

— Черт возьми, ты выглядишь чрезвычайно соблазнительно. Хотя я и не в восторге от того, что ты демонстрируешь свои прелести всем и каждому. Твое платье, похоже, открывает гораздо больше, нежели скрывает. — Он подошел к ней, и ее, как облаком, окутала его язвительность.

— Во всяком случае, тот, кого бы я выбрала, мог бы рассчитывать на жаркие объятья! Едва ли ты получаешь это от той разряженной куклы, за которой так упорно ухаживаешь. Кстати, какова она в постели? — зло спросила Алиса.

— С каких пор ты научилась говорить пошлости? Разве я похож на соблазнителя невинных девочек? Поверь, если мне наскучит ее хихиканье, я уж найду кого-нибудь пострастнее, — добавил он холодно, пожирая взглядом ее едва прикрытую декольте грудь. — Позволь похвалить твой наряд. Я никогда не видал столь соблазнительно раздетых дамочек. Но боюсь, одеваясь подобным образом, ты будишь в окружающих мысли, далекие от пристойных. Все мы, затаив дыхание, ждем, когда же обнажится так соблазнительно прикрытая облачком кружев грудь. — Указательным пальцем он провел по упомянутому кружеву.

— Не смей до меня дотрагиваться! — хрипло прошептала Алиса.

Однако Ники, казалось, не слышал ее.

— Думаю, в игорном зале сейчас держат пари, выскочишь ты сегодня вечером из платья или нет. Может, позволишь мне помочь тебе разоблачиться окончательно? — сказал он с издевкой. — Хотя, думаю, эти услуги с удовольствием окажет тебе любой из присутствующих здесь мужчин.

Алиса густо покраснела.

— О, румянец смущенья! Но ведь тебя никто не заставлял надевать это платье, ты выбрала его сама. Глядя на тебя, можно подумать, что ты решила отринуть девический стыд и готова прыгнуть в любые распахнутые тебе объятья.

— Думаю, мои новые возлюбленные во мне не разочаруются. Благодаря вашему искусному обучению, князь.

— Уж не помню, всему ли я тебя обучил. — Ники притворно задумался. — Впрочем, уверен, твоя изобретательность придет тебе на помощь. Однако хочу тебя предупредить: твои возлюбленные не будут разочарованы, в этом сомненья нет, а вот тебя, возможно, разочарование постигнет.

Это было уже слишком. Алиса развернулась и ушла, кляня про себя его дерзость. Она продолжала вальсировать, но все ее партнеры, ловя на себе холодный и пристальный взгляд князя Кузанова, который, стоя у колонны, потягивал шампанское, чувствовали себя весьма неуютно. А князь брал бокал за бокалом с каждого подноса проходящего мимо лакея и пил так жадно, будто хотел поскорее опьянеть.

Лейтенант Бобринский, окончательно потерявший голову, допустил серьезную ошибку — закружившись с Алисой в вихре вальса, он через арку вылетел с ней в зимний сад. Ники спокойно допил шампанское и последовал за ними. Алиса с лейтенантом сидели на чугунной скамейке под цветущей гарденией. Лейтенант Бобринский со всем пылом юности объяснялся смущенной Алисе в любви, предлагая ей руку, сердце и свое весьма значительное состояние.

Ники издали наблюдал за этой сценой, постепенно распаляясь все больше и больше, и наконец не выдержал. Он подошел к парочке в тот момент, когда Алиса сбивчиво говорила, что очень польщена вниманием лейтенанта, но…

Она не успела закончить фразу — Никки прервал ее:

— Как ни лестно твое предложение, Павел, но, боюсь, госпожа Форсеус рассчитывает заполучить в мужья меня.

Лейтенант пытался что-то возразить, но Ники, мило улыбнувшись, попросил его не перебивать.

— Прошу тебя, Павел, оставь нас, — добавил он, взглянув на лейтенанта так воинственно, что тот, пробормотав какие-то извинения, поспешил ретироваться.

— Тебе обязательно нужно было вмешаться? — сердито спросила Алиса.

— Неужели ты серьезно подумывала о браке с этим молокососом, дорогая? — полюбопытствовал Ники.

— Гораздо серьезнее, чем о браке с тобой! — отрезала она.

— Любовь моя, позволь тебе не поверить. Впрочем, поскольку я тебе предложения не делал, истину установить вряд ли не удастся, — заметил он. — Но подумай, дорогая, как удивился бы Павел, если бы ты родила сразу после венчания. Конечно, если бы ребенок был его, он мог появиться хоть на полгода раньше положенного срока. Павел — прямой потомок Екатерины Великой и графа Орлова, он понимает, что для людей, занимающих в обществе высокое положение, такие мелочи не важны. Но в данной ситуации…

— Он знает, что я недавно потеряла мужа. Бывает, что дети рождаются и после смерти супруга, — бросила она, с ненавистью глядя на ухмыляющегося Ники.

— Боюсь, что этот ребенок окажется подозрительно похож на меня, — напомнил он. — Фамильные черты видны в каждом моем отпрыске. Так что пришлось бы объясняться. Разве я не прав?

Алиса решила не отвечать на его наглое замечание — впрочем, ответить ей было нечего.

— По-видимому, будет лучше, если я не доношу этого ребенка, — сказала она, желая ранить его как можно больнее. — Тогда и спорить будет не о чем.

Николай нахмурился.

— Не смей и думать об этом, — сказал он с открытой угрозой. — Это чересчур опасно. У Ильина была одна актрисочка, так вот она умерла после подобной операции от потери крови.

Слова его возымели действие. Алиса смертельно побледнела.

— Лейтенант Бобринский хотя бы относится ко мне с почтением и уважением, — с горечью произнесла она.

— Каждый осаждает крепость по-своему, любовь моя, — усмехнувшись, возразил Ники. — Не обольщайся, дорогая, у всех на уме одно и то же, только говорят об этом по-разному.

— Позвольте с вами не согласиться, князь. Вы явно недооцениваете моих кавалеров. Я уже получила несколько предложений руки и сердца. Разве это не говорит о том, что мои ухажеры — люди порядочные?

Ники холодно взглянул на нее.

— Мне нет дела до их порядочности. Но если ты посмеешь выйти замуж, уверяю тебя, я сделаю все, чтобы ты вновь овдовела! — Он выругался. — Замуж! Это мы еще посмотрим!

В нем заговорила княжеская гордость Кузановых. Эта женщина принадлежала только ему. Он пробудил в ней страсть, он по-настоящему сделал ее женщиной. Она не станет легкой добычей для всех этих развязных юнцов, для похотливых стариков, для великосветских развратников. Да как они смеют звать ее замуж?! Нет, он больше не будет терпеть этого! Его не допускали к ней в спальню, родители охраняли ее, как невинную девицу перед свадьбой, но он положит этому конец. Она снова будет моей, решил Ники, и кровь закипела в его жилах.

— Две недели я наблюдал за тем, как ты кокетничаешь со всеми подряд. Я терпелив, но всему есть предел. Больше ты не будешь строить глазки другим мужчинам! — сказал он тихо и решительно.

— Ты терпелив?! — фыркнула Алиса. — Скорее ты убедишь меня в том, что земля плоская или что солнце восходит на западе!

— Я терпелив, — повторил Николай сквозь зубы. — Иначе стал бы я столько времени сдерживаться!

Да, он отлично понимал, что Алиса кокетничала со всеми напропалую для того, чтобы досадить ему, но когда ее стали звать замуж, он понял, что это уже чересчур. Никогда и ни с кем Ники не делил своих любовниц.

Да пошли они все к черту! Он решил, что сегодня же ночью увезет Алису в «Мон плезир» — было у него такое небольшое имение к северу от Ладожского озера. В этом далеком имении, подальше от посторонних глаз, они и проведут лето. Вдвоем.

— Ну вот что, довольно тебе выставлять свои прелести на всеобщее обозрение — теперь и мой черед ими полюбоваться. — Ники дышал тяжело и прерывисто и был чернее тучи. — Все, дорогая, мы уезжаем! Поблистала в свете — и хватит. А вмешательства отца я больше не потерплю. Я человек взрослый и независимый.

— Он тебе этого не позволит! — Алиса была на грани истерики, а Ники взял ее за руку и потащил к двери.

— Посмотрим, что у него получится, — холодно ответил Николай и неожиданно рассмеялся. Он столько дней сдерживался, вел себя как подобает, но больше так продолжаться не может. В конце концов, он сам себе хозяин! К черту приличия, к черту светские условности!

Схватив Алису за руку, он потащил ее к дверям в парк, не обращая внимания на удивленных гостей, прогуливавшихся на террасе. Она пыталась вырваться, колотила его кулачком по руке, но все было бесполезно.

— Немедленно отпусти меня, негодяй! — кричала Алиса, забыв о том, что на них смотрят и что она дает гостям великолепную пищу для новых сплетен.

Николай же, не обращая ни малейшего внимания на ее вопли, спустился к лужайке и быстрым шагом направился к воротам, где его ожидала карета. Пройдя мимо длинной череды экипажей, он дошел до своего, распахнул дверцу, бесцеремонно швырнул Алису на сиденье, сел сам и велел Федору ехать домой.

Едва экипаж тронулся, Алиса кинулась на него, визжа, ругаясь и царапаясь, как дикая кошка. Ники схватил ее за плечи и сильно встряхнул. Он долго сдерживал свою злость, обиду, раздражение, но всему есть предел!

— Я не потерплю твоих шашней с другими мужчинами! — прорычал он. — Ты — моя, и никто не посмеет посягать на мою собственность! Понятно? — Он сжал ее еще сильнее и повторил хрипло: — Понятно?

Алиса смотрела на него с ненавистью, ноздри ее раздувались от гнева, глаза сверкали.

— Отвечай! — Он снова ее тряхнул.

Алисе очень хотелось дать ему пощечину, но она не могла высвободить рук. Вне себя от ярости она плюнула ему в лицо и злобно рассмеялась.

— Ведьма! — Ники утерся рукавом. — Ничего, я тебя укрощу!

Он схватил Алису за волосы и, запрокинув ее голову назад, затолкал ей в рот свой шелковый платок, так что она не могла больше кричать. Затем, оборвав оборку с ее платья, он крепко-накрепко связал Алисе руки и ноги.

Когда карета подъехала ко дворцу Кузановых, мрачный Ники вышел, закрыв за собой дверцу, и быстро отдал приказания Федору:

— Госпожа Форсеус заснула, так что ее не беспокой. Подготовь вторую карету, еще одного кучера и четверых слуг. Нужно еще два верховых. На все про все тебе дается полчаса.

Федор не был ни слеп, ни глух и прекрасно понимал, что госпожа Форсеус вовсе не заснула. Но он привык к выходкам молодого хозяина, поэтому только кивнул и с невозмутимым видом отправился исполнять приказания.

Николай помчался в дом, чтобы успеть собраться и уехать до того, как родители вернутся с бала. Дворецкий выслушал отданные им на бегу указания: послать горничных наверх, чтобы они собрали вещи, слугам велеть носить багаж к каретам. Немедленно вызвать Ивана — князю нужны были деньги, а кроме того, надо было написать прошение об отпуске командиру полка. Повару — собрать провизию, водку, коньяк. На все — полчаса.

Ники поднялся в детскую, разбудил Кателину и шепнул ей на ушко, что они едут в деревню. Кателина, готовая за дядей Ники идти куда угодно, тут же вылезла из кроватки и кинулась собирать свои игрушки.

— Дядя Ники, а ты меня научишь кататься на лошади? Ты обещал! А на охоту возьмешь?

— Возьму обязательно, лапушка. И верхом ездить научу, и на охоту возьму. У тебя будет даже пони с тележкой.

— Ой, дядя Ники, как здорово! Я оденусь быстро-быстро, — пообещала она.

Ники поцеловал ее в щечку, велел Ракели и Марии за десять минут собрать вещи Алисы и Кателины и пошел к себе — дать инструкции Ивану и взять кое-что из своих любимых охотничьих костюмов.

Через полчаса караван тронулся в путь. Кателина, Ракель и Мария ехали в первой карете, во второй — Алиса с Ники, Арни ехал верхом.

Когда выехали из города, Николай развязал Алису и вынул кляп. Ни чувства вины, ни сострадания он не испытывал.

Алиса, закрыв глаза, сделала несколько глубоких вдохов, а потом холодно взглянула на Ники. Когда она наконец заговорила, голос ее звучал спокойно и ровно: у нее было время продумать все, что она скажет.

— Я не вещь, которую можно перевозить с места на место, — заявила она.

— О, безусловно, не вещь, но ты — моя собственность, — сказал Ники сурово. — В «Мон плезире» я полновластный хозяин, и все повинуются только мне. Сейчас я преподам тебе первый урок. Я буду учить тебя слушаться! — Он не собирался более подавлять свои желания и притянул Алису к себе.

— Ну что, будешь опять кокетничать с лейтенантом Бобринским или с кем-нибудь еще?

— Если захочу, — ответила она с вызовом.

— Не захочешь! — Быстрым движением он разорвал ее платье, обнажив грудь. Алиса ахнула, а Ники, коснувшись ладонью ее сосков, спросил ласково: — Так как же, радость моя?

Алиса замотала головой. Она чувствовала, как он возбужден, но не желала поддаваться.

— Говори громче, дорогая, я тебя не слышу.

Алиса попыталась отстраниться, но Николай схватил ее за плечи.

— Хорошо, любовь моя, обсудим это позже, — сказал он с придыханием, распаляясь все больше. — Пора приступить ко второй части урока. Карету покачивает, это меня возбуждает, а ты так близко… Пожалуй, мне понадобятся твои услуги.

Зажав лицо Алисы руками, Ники жадно поцеловал ее.

— Ты… ты самый отвратительный из всех мужчин! — с трудом переведя дыхание, хрипло сказала Алиса.

— Неужели? — ехидно спросил Ники. Он был возбужден сверх всякой меры и сдерживать себя более не собирался. — А может, я все-таки не так уж плох?

Он вошел в нее одним движением, и Алиса была не в силах сдержать крика. Уже через несколько секунд все было кончено. Ники неторопливо оделся и уселся напротив Алисы, которая была в ярости от того, что он. просто использовал ее, как шлюху.

— Собаки и те делают это лучше! — бросила она с отвращением.

Ники холодно и невозмутимо взглянул на нее, потом презрительно усмехнулся.

— Дорогая моя, я надеюсь, ты не станешь такой извращенкой, как Софи. Это так вульгарно! — После чего он закрыл глаза и погрузился в сон.

Алиса закуталась в то, что осталось от ее платья, повернулась на бок и горько заплакала.

Ехали они пять дней, останавливались ненадолго — подкрепиться и дать отдохнуть лошадям. Ники более до Алисы не дотрагивался, казалось, он просто не замечал ее присутствия, и она безумно злилась. Каждое утро она обещала себе, что отныне не скажет ему ни слова, но уже к обеду набрасывалась на него с упреками, желая пробудить в нем хоть какие-то чувства. Напрасно. Николай по-прежнему был невозмутим и молчалив. Большую часть пути он сидел напротив Алисы, вытянув ноги и положив их на ее сиденье, и потягивал коньяк.

Вечером четвертого дня, который он провел в карете с Кателиной, рассказывая ей сказки, Ники снова пересел к Алисе. Она тотчас снова накинулась на него, обвиняя в том, что он над ней издевается. Больше всего ее бесило то, что Кателина считала, будто эта поездка — веселое приключение, придуманное замечательным дядей Ники специально для нее. Да и слуги Алисы были рады, что снова едут в деревню — им густые леса были гораздо приятнее и привычнее городской сутолоки и шума. Похоже, Ракель с Марией тоже были на стороне Ники и смущенно переглядывались, когда Алиса в их присутствии пыталась ругаться с ним.

Ники терпеливо выслушал поток брани, а потом сказал устало:

— Дорогая, прошу, остановись. Твоя ругань нисколько меня не возбуждает. Я ведь по натуре очень мягкий человек.

«Как Чингисхан!» — мрачно подумала Алиса. А Ники продолжал:

— Я ценю в женщинах податливость. Постарайся побольше молчать. Я уже четыре дня терплю — не дай бог, рассержусь по-настоящему. Удивляюсь тому, сколько в тебе злобы. Неужели это школа господина Форсеуса? — Он помолчал и добавил с горькой усмешкой: — А впрочем, мне некого винить. Меня самого поражает, с какой жестокостью я обошелся с тобой в первый вечер нашего путешествия. Возможно, меня может извинить то, что я был возбужден и взволнован, к тому же и ты меня провоцировала. Прошу меня простить. Больше это не повторится.

— По-видимому, я должна быть тебе за это благодарна? — бросила Алиса.

Ники, пропустив эту язвительную ремарку мимо ушей, спокойно продолжал:

— Однако должен тебя предупредить, что, если ты и по приезде в «Мон плезир» не будешь… удовлетворять мои просьбы, придется применить некоторые способы принуждения. Впрочем, не беспокойся — они будут гораздо мягче, нежели те, которые я с такой невоздержанностью использовал пять дней назад.

— Вы — сама доброта, мсье, — сказала Алиса сердито. — Но я не собираюсь задерживаться в «Мон плезире» надолго. Вы не сможете заставить меня остаться!

Ники коротко рассмеялся, давая понять, что он придерживается другого мнения, и сказал невозмутимо:

— Я бы не стал это утверждать с такой уверенностью. Впрочем, ты вольна не согласиться и сама это проверить. Я сейчас не в лучшем расположении духа, — добавил он серьезно, — четыре дня и пять ночей я выслушивал твои оскорбления. Боюсь, я не смогу долго оставаться галантным. Даже моему терпению приходит конец. Причем внезапно.

Алиса собралась было что-то возразить, но сдержалась: ее остановил стальной блеск его глаз. Остаток путешествия прошел во враждебном молчании. К вечеру они добрались до имения.

Дед Николая в 1796 году решил построить к северу от Ладожского озера деревянный дом, где мог бы отдыхать от тягот и суматохи придворной жизни. Построен он был крепостными без чертежей, «на глаз», и оказался изумительным творением народного гения.

Это был трехэтажный дом с двумя боковыми пристройками. Все окна и двери были в резных наличниках, по второму этажу, где располагались спальни, тянулись балконы, а главный вход украшали бревенчатые колонны.

В 1798 году строительство было завершено, так же, как и внутреннее убранство. Роскошные резные зеркала, наборный паркет, резная мебель — все это было делом рук крестьян, не умевших даже написать свое имя. Комнаты были на редкость уютны. Домотканые коврики, медвежьи шкуры, льняные скатерти с кружевом и вышивкой — во всем этом чувствовался русский стиль. Повсюду стояли в вазах свежие цветы.

Впрочем, Алиса толком ничего не успела разглядеть, потому что, едва они приехали, Ники подхватил ее на руки, отнес в свою спальню, положил на кровать, а потом молча развернулся и вышел, заперев за собой дверь.

Спустившись вниз, Николай велел отвести Кателину и слуг в западное крыло. Удостоверившись, что они устроились удобно, он объяснил Кателине, Ракели и Марии, что Алиса устала за время путешествия, чувствует себя неважно и несколько дней проведет у себя в комнате. Кателине он обещал, что завтра же они поедут кататься на лошадях.

Слуги, узнав, что Алиса несколько дней будет отдыхать, ничего дурного не заподозрили — молодой князь Кузанов умел очаровывать людей. Ракель и Мария считали его человеком добрым и великодушным: с ними он был приветлив, с Кателиной заботлив и ласков. К тому же они видели, как терпеливо сносил он Алисины придирки во время путешествия. Ракель то и дело принималась расхваливать князя. «Уж насколько он лучше старого господина Форсеуса», — простодушно говорила она Алисе, всякий раз вызывая гнев своей госпожи.

Велев принести ужин наверх, Николай отправился в восточное крыло. Алису он застал расхаживающей взад-вперед от огромной кровати к окну, из которого открывался вид на огромный, тянувшийся до самого берега озера луг.

— Ты так дорожку вытопчешь в моем Карабахском ковре, любовь моя. Постарайся расслабиться и успокоиться. Ты здесь надолго.

— И на сколько же, позвольте узнать?

— Пока мне будут нужны твои услуги. Если тебе удастся мне угодить, я, возможно, выпущу тебя скорее.

Алиса от удивления раскрыла рот.

— Ты что, в самом деле собираешься держать меня взаперти?

— Вот именно.

— Ты не посмеешь! Я буду кричать! Я расскажу Ракели и Марии, что ты за чудовище… Да я превращу твою жизнь в ад! — воскликнула она в отчаянии.

— Думаю, дорогая, поразмыслив как следует, ты не станешь этого делать. Ну, рассуди здраво: до ближайшего города триста верст, я владелец этого имения, и все слуги подчиняются мне одному. Если ты расскажешь Ракели, Марии или Кателине о твоем, скажем так, заключении, я отправлю тебя в лесную избушку в двух верстах отсюда, куда никто, кроме меня, добраться не может. Кателине и твоим слугам я скажу, что ты ненадолго вернулась в Петербург, и попробую развлекать твою дочку самостоятельно. Это мне особого труда не составит: как ты могла заметить, мы с ней подружились. Ну а по вечерам, когда Кателина заснет, я буду отправляться в избушку, где тебе придется развлекать меня до утра.

Алиса слушала его с отвращением, и на сердце у нее была тоска.

— Если же ты, напротив, решишь остаться в этой комнате и повиноваться мне, — продолжал он почти ласково, — я позволю Кателине каждое утро к тебе приходить, как это у вас заведено. А еще я позволю тебе с балкона смотреть, как я учу Кателину ездить верхом и управлять тележкой. Ее, кстати, эти перспективы весьма воодушевили. Так что выбирай: если ты предпочтешь послушание, я разрешу тебе видеться с Кателиной и со слугами, если ослушаешься — запру тебя в лесной избушке. Думаю, все взвесив, ты примешь мои условия.

Алиса, усевшись на кровать, судорожно пыталась придумать какой-нибудь выход, сообразить, как выбраться из ловушки, в которой она оказалась. Но у нее ничего не получалось.

— Право, радость моя, я вовсе не хочу тебя принуждать, но приди, пожалуйста, к решению поскорее. Ведь если ты заупрямишься, мне придется сегодня же вечером отправить тебя в лес. Сама понимаешь, утром это сделать гораздо труднее, — добавил он ухмыляясь.

«Выбора нет, — с тоской подумала Алиса. — Этой паутины мне не разорвать. Если я останусь в доме, может, легче будет придумать, как убежать, да и с Кателиной можно будет видеться…»

— Хорошо, — сказала она угрюмо, — я останусь здесь.

— Прекрасно! Я знал, что ты соблаговолишь согласиться, ты ведь весьма неглупая женщина. А теперь, поскольку, думаю, ты не собираешься ложиться спать в том же платье, позволь тебе предложить принять ванну, дабы смыть дорожную пыль, и переодеться во что-нибудь поудобнее.

В тот же самый момент, как будто нарочно, раздался робкий стук в дверь. Ники ее отпер, и в комнату вошла целая процессия слуг. Двое внесли огромную фаянсовую ванну, а остальные быстро наполнили ее из ведер горячей водой. На комод положили стопку чистых полотенец, и слуги безмолвно удалились.

— Прошу, мадам, ванна к вашим услугам, — величественно сообщил Ники.

Алиса предпочла бы гордо отвергнуть его предложение, однако после пяти дней, проведенных в душной карете, соблазн был слишком велик. Ее смущало только, что в комнате не было и намека на гардеробную или ширму. Впрочем, пожалуй, было поздно строить из себя скромницу. Алиса скинула туфли и, заведя руки за шею, начала расстегивать бесчисленные пуговицы на спине.

— Позвольте мне послужить вам горничной, — предложил Ники, прислонившись к одной из витых колонн у кровати.

— Благодарю, не надо! — отрезала Алиса. — Я справлюсь сама.

Однако через несколько минут она поняла, что справиться с нижними пуговицами ей не удастся. Ники следил за ее стараниями с легкой улыбкой. Алиса кинула на него убийственный взгляд, и он тотчас придал лицу серьезное выражение.

— Прошу, дорогая, воспользуйся моими услугами, пока вода не остыла окончательно, — сказал он через полминуты. — Поскольку мы в силу обстоятельств вынуждены обходиться без слуг, очень прошу тебя забыть на время о наших… разногласиях и принять мою помощь. Меня не привлекает мысль о том, что мне все это время придется видеть тебя в одном и том же платье.

«О, если бы взглядом действительно можно было убить, я давно бы уже отошел в мир иной», — усмехнулся он про себя, наблюдая за исходящей яростью женщиной.

Алиса не удостоила его ответом, лишь молча повернулась, подставив ему спину. Через несколько минут Ники, все это время ругавшийся себе под нос, что весьма Алису позабавило, наконец расстегнул все пуговицы.

— Боже мой, мадам, эти крохотные петли действительно не для мужских рук. Никогда не встречал столь непреодолимых препятствий к наслаждению.

— Насколько я вас знаю, мсье, — заметила Алиса со злорадством, — вы никогда не позволили бы подобным мелочам встать на пути между вами и страстью.

— Должен признаться, эта дилемма предоставляет лишь два выхода — либо заняться любовью с одетой дамой, либо отослать ее домой в платье, разорванном пополам. Первое я, если только не очень пьян, отвергаю в принципе — это слишком неудобно. А от второго воздерживаюсь из соображений приличия, поскольку мужья и слуги всегда замечают такие пустяки, как разорванное платье дамы, вернувшейся с утреннего визита или с раута.

— Думаю, вы не понимаете, — не удержалась Алиса, — что мне одинаково трудно увидеть в вас как человека, который в такие минуты заботится об удобствах, так и приверженца приличий.

Алисины едкие замечания его не слишком волновали, поскольку он все-таки одержал победу, и она теперь была целиком в его власти. Однако Ники сгорал от желания наказать ее должным образом за те муки, которые испытывал из-за нее в течение всех долгих пяти дней пути.

— У вас превосходное представление обо мне, мадам, — заявил он и одним движением стащил с нее нижнюю рубашку, которая упала на пол, прямо поверх платья. Следом за ней отправился корсет. — Как видите, я все-таки кое-что умею, — добавил он с ленивой улыбкой.

Алиса стояла перед ним в одних панталонах, пунцовая от стыда, и Ники тихо рассмеялся.

— Вижу, ангел мой, ты в обычном расположении духа. Ну, легкого тебе пара. — Он отвел золотистый локон, упавший на ее грудь, наклонился и кончиками пальцев коснулся одного из сосков. Сначала он его погладил, затем сдавил сильнее. Алиса вздрогнула, и Ники, довольный тем, что продемонстрировал свою власть над ней, победно улыбнулся. — Мне крайне не хочется оставлять тебя сейчас, но дорожная пыль меня раздражает. Я пойду искупаюсь в озере. А тебе советую поторопиться. Памятуя о том, в каком вы положении, мадам, я думаю, что прохладная вода вам неполезна.

Он послал ей воздушный поцелуй и удалился, заперев за собой дверь. А Алиса застонала от бессильной ярости и от стыда за собственное тело, которое так предательски откликалось на все прикосновения Ники…

Час спустя Алиса и Ники, заметно посвежевшие после купанья, снова сидели в комнате, залитой золотистыми лучами солнца. Стояла тяжелая тишина. Ники, удобно устроившись в глубоком кресле, делал вид, что читает, а Алиса бесцельно бродила взад-вперед по роскошному карабахскому ковру. Мысли ее путались, поскольку сосредоточиться ей мешала злость на Ники и на то, как бесцеремонно и жестоко он демонстрирует свою власть над ней. Черт бы его побрал! Неужели нет никакого выхода?!

Вскоре в дверь постучали, и слуги внесли ужин, оставив его на столе у выложенной изразцами печи.

— Мы сами себя обслужим, Настя, — вежливо сказал Ники женщине, которая руководила слугами.

— Сегодня вашему сиятельству что-нибудь еще понадобится? — спросила она.

— Нет, ничего. Я пришлю за тобой утром. Госпожа Форсеус выберет меню на завтра.

Слуги искоса бросали взгляды на угрюмую красавицу, стоявшую у окна. Когда дверь за ними закрылась, Ники, положив ключ в карман жилета, предупредил:

— Только не пытайся выкрасть ключ, пока я сплю. С девочкой ты далеко не убежишь, я тебя поймаю в два счета. Кроме того, я не хочу, чтобы Кателина испугалась.

Алиса чуть не расплакалась. Не хватало еще, чтобы он научился читать ее мысли! А Ники как ни в чем не бывало подошел к столу и снял серебряные крышки с блюд.

— Ужин отменный. Иди сюда, дорогая, садись. Я велел подать все твои любимые блюда. Прости, стерляди нет — мы уезжали столь поспешно, что я не успел о ней распорядиться, — добавил он с легкой усмешкой.

Усевшись за стол и оглядев его, Алиса поняла, что он действительно выбрал то, что она больше всего любила: грибной суп с мадерой, рыбу в белом вине, огурцы со сметаной, пирожные с земляникой, ржаной хлеб, а на десерт — засахаренный миндаль.

Ники уселся в кресло, пододвинутое к столу.

— Я бы хотел выпить бокал шампанского, — сказал он негромко, поправляя манжеты рубашки. — Не соблаговолишь ли налить?

— Я не твоя служанка! — возмутилась Алиса.

— Сейчас ты моя служанка, милая. А если не будешь слушаться, я тебе не дам еды. Вот видишь, как все просто! — Он уже заметил, что с беременностью аппетит у Алисы стал отменный, и решил прибегнуть к самому действенному способу убеждения.

— Ты этого не сделаешь! — воскликнула пораженная до глубины души Алиса.

— Можешь проверить, — ответил Ники невозмутимо. — Я бы хотел бокал шампанского, — повторил он.

Алиса упрямо сидела на месте, вся кипя от возмущения, глаза ее гневно сверкали. Она решила, что скорее умрет с голоду, нежели станет выполнять его приказы.

— Ох, милая, боюсь, с тобой будет нелегко. А я так рассчитывал на приятный вечер!

Ники снова закрыл крышками блюда с горячим и сам налил себе шампанского. Он сидел в кресле, пил шампанское, смотрел на огонь и время от времени обращался к Алисе с каким-нибудь вопросом, но она сидела, поджав губы, напротив него и не удостаивала его ответом.

Неспешно выпив бутылку «Вдовы Клико» и откупоривая вторую, Ники сказал извиняющимся тоном:

— К сожалению, не могу больше ждать. Прошу простить мою невежливость, но я примусь за ужин.

Он положил себе всего понемногу и начал неторопливо есть, запивая все шампанским. При этом он продолжал беседовать с ней, нахваливал утку, отметил, что соус к рыбе удался как нельзя лучше, и у Алисы в буквальном смысле слова потекли слюнки — она сидела и судорожно сглатывала, чего Ники нарочно предпочитал не замечать. Она с утра почти ничего не ела, да и все время в дороге приходилось перекусывать наспех. Сейчас ее обуял безумный голод, который лишь усиливался от вида и запаха блюд, которыми угощался Ники. Ну что за негодяй! Она умирает от голода, а он сидит и тщательно жует каждый кусочек!

Через несколько минут Ники мягко повторил:

— Я бы выпил шампанского, — и протянул Алисе свой бокал.

Проклиная его, себя и все на свете, Алиса встала и налила-таки пенящейся жидкости в бокал.

— Ну, теперь я могу поесть? — спросила она язвительно.

— Потерпи немного, дорогая. Сначала покорми меня. Пора учить тебя послушанию. Прежде всего следует заботиться обо мне.

Стиснув зубы и подавив в себе ответ, вертевшийся на кончике языка, Алиса встала, подошла к Ники и положила ему на тарелку еще рыбы. Он одобрительно улыбался, делая вид, что не замечает взглядов, которые она на него бросала. Когда же Алиса вернулась на свое место и потянулась было за едой, Ники кончиком серебряного ножа остановил ее руку в воздухе.

— Прости за задержку, но я должен преподать тебе еще один урок. Я так и не получил надлежащих ответов на вопросы, которые задал тебе в первый вечер нашего путешествия. Надеюсь, ты продумала ответы. Я сказал, что не потерплю ухаживаний других мужчин. Припоминаешь?

Алиса угрюмо покачала головой.

— В этом богом забытом углу такое едва ли возможно. Случись где бал, все равно до него целых триста верст езды.

— Может статься, ты здесь не навсегда. Так я жду ответа. — Нахмурившись, он взглянул ей прямо в глаза. — Собираешься ли ты в будущем кокетничать с другими мужчинами?

Алиса не отвела взгляда, но промолчала.

— Так собираешься? — повторил Ники.

— Возможно, — ответила она, зевнув.

Черт побери, волю ее сломить было весьма непросто!

— Что?! — прошептал он с угрозой и негромко повторил: — Что ты сказала?

Алиса попыталась взглянуть на него воинственно, но ее остановил гневный блеск его глаз.

— Не собираюсь, — едва слышно выдохнула она.

Он откинулся в кресле и чуть заметно улыбнулся.

— Ты учишься быть благоразумной, радость моя. Иди сюда, сядь ко мне на колени. Теперь я тебя покормлю.

— Я вполне в состоянии накормить себя сама, — заявила она, глядя на него с ненавистью.

— Иди сюда, — негромко повторил он, и ей пришлось повиноваться.

Усадив Алису на колени, Ники неторопливо ее кормил. Она ела и не могла насытиться — еда была изысканной и разнообразной.

— Больше не хочу, — сказала она наконец. — Могу я вернуться на свое место?

— Еще чуть-чуть, — настаивал Ники.

— Нет! — Алиса, как капризная девочка, сжала губы и отвернулась.

— Ну, любовь моя, еще несколько кусочков. Я хочу, чтобы мой ребенок был крепеньким и здоровым, к тому же мне нравится, как ты округляешься, — шепнул Ники, просунув руку ей под рубашку. — Грудки такие полные, мягкие… — пробормотал он. — Словно так и ждут, когда к ним кто-то припадет! Сними рубашку, дорогая, я хочу их поласкать.

— Нет, Ники, — ответила она и сама почувствовала, что ее голос звучит как-то неубедительно. — Они так болят в последнее время…

— А если я буду осторожен? — хрипло произнес он и, склонив голову, поцеловал ее грудь.

Едва его губы коснулись ее сосков, Алиса тут же позабыла про все свои возражения.

— Ах, любовь моя! — вздохнул Ники, проведя ладонью по ее округлому бедру и заглянул в ее глаза, уже затуманившиеся от желания.

Алисе казалось, что мир растворяется и уплывает куда-то, она таяла в неге и наслаждении.

— Вот видишь, ты уже передумала. Я тебя знаю лучше, чем ты сама, — шептал он. — Ты многому научилась, только никак себе не сознаешься в том, что создана для любви. Нет ничего постыдного в том, чтобы отдаваться своим желаниям. — Его чуткие пальцы умело возбуждали ее, распаляя огонь страсти. — Твое тело ждет меня, хочет меня так же, как я хочу тебя! — Ники взял ее на руки и понес на кровать. — Скажи, что ты хочешь меня, — прошептал он.

— Ники, я тебя хочу… — В голосе ее звенело чувство, руки ее сами искали его.