ГОД СПУСТЯ

Мара испробовала все возможности. Оставалась одна, последняя: подавить собственную гордость и обратиться к Фалькону Уайтлоу за помощью, которую тот предложил ей когда-то. Она даже представить себе не могла, как заговорит с ним. Наверное, он и рта не позволит ей раскрыть, захлопнет перед ней дверь. Мара с ужасом вспоминала, что наговорила ему в сердцах тогда, на похоронах. Хотя это было правдой.

Но Сюзанна больна, очень больна, и ей необходимо лечение, которое могло стоить тысячи долларов. Мара обращалась во многие агентства, и им готовы были оказать помощь, но при условии, что они переедут из Далласа в другой штат. В жизни часто оказываешься перед жестоким выбором, когда обстоятельства вынуждают тебя покинуть дорогие места.

После смерти Гранта Мара потратила всю свою страховку и купила им с Сюзанной дом. Она решила больше никуда не переезжать. Если есть возможность остаться в Далласе, где наконец-то у них появились корни — неглубокие, правда, но все-таки корни, — Мара хочет жить здесь. Она испробовала все средства для достижения своей цели, и вот осталось одно: обратиться к Фалькону Уайтлоу, попросить у него денег на лечение девочки.

Просить — это отвратительно, но Мара готова была смирить себя ради Сюзанны. Хуже всего, что обратиться надо было к единственному на свете человеку, которого Мара ненавидела и который был повинен в ее теперешнем трагическом положении. Если бы Грант был жив, они получали бы его медицинскую страховку, но он погиб в тот момент, когда остался без работы, поэтому страховки не полагалось. Мара пережила все кошмары матери: больной ребенок и нет денег на лечение.

О медицинском страховании Мара не думала, когда сделалась вдовой. Деньги, которые остались от покупки дома, она отдала за обучение в колледже, полагая, что правильнее всего вложить деньги именно в образование. Это был действительно разумный шаг, однако именно он привел их с Сюзанной к катастрофе.

Мара не сразу поняла, что Сюзанна больна. Первые месяцы после смерти Гранта девочка выглядела утомленной и безразличной, даже перестала интересоваться игрушками. Мара считала, что Сюзанна просто сильно горюет по отцу. Но вот наступил день, когда девочка не смогла встать с кровати. У нее поднялась высокая температура, и Мара, как ни старалась, не могла ее сбить.

Мара отвезла Сюзанну в пункт «Скорой помощи» и с ужасом смотрела, как ее маленькую, беспомощную дочурку опутывали какими-то трубками и проводами. Диагноз поразил Мару как удар грома. Она замерла в кресле напротив заваленного бумагами стола доктора Сортино, не в силах поверить услышанному.

Острая лимфатическая лейкемия.

— Но дети же умирают от этого, — с трудом выдохнула она.

Карие глаза доктора посмотрели на нее с сочувствием, у него было симпатичное худощавое усталое лицо.

— Не так часто, как раньше. Почти три четверти детей с таким диагнозом выживают.

— А остальные? — спросила Мара, не сознавая бессмысленности своего вопроса. — А Сюзанна?

— Наша химиотерапия дает девяносто процентов выздоровления. И во всяком случае остается еще трансплантация костного мозга.

Мара уставилась на него невидящими глазами. Химиотерапия. Она не была знакома ни с кем, кого лечили химиотерапией, но она знала, что от химиотерапии людей беспрестанно рвет и у них выпадают волосы. Мысль о том, что такая участь ждет ее родную дочь, что прекрасные черные волосы Сюзанны выпадут, заставила Мару потерять сознание.

— Миссис Эйнсворт? Вам лучше? — доктор Сортино стоял рядом с ней, поддерживая ее, чтобы она не упала с кресла. Мара почувствовала, как к горлу подступают рыдания.

— Нет! Мне плохо! Нет! — Она устремила горящий взгляд в лицо человеку, который принес ей такую страшную весть. — Я… я в ужасе, я не понимаю! Почему Сюзанна? Почему это случилось с ней? Она же совсем маленькая! Ей всего восемь лет!

Сочувствие исчезло из глаз доктора Сортино, в них появилось выражение смирения и печали после ее внезапной вспышки. Он возвратился на свое место, словно хотел отгородиться столом от гнева и отчаяния этой женщины.

— Мне жаль, миссис Эйнсворт, что так случилось, — сказал он. — Очень много факторов могли послужить причиной заболевания вашей дочери. Мы еще не сделали все необходимые анализы, чтобы определить истинную причину болезни. Но ее можно излечить… в большинстве случаев это удается. Вам повезло. У Сюзанны есть отличный шанс. Другие заболевания…

Он пытался внушить Маре, как ей повезло. Но Мара не почувствовала себя счастливой от его объяснений: лейкемия — серьезное заболевание. Ее драгоценная, ее замечательная дочка может умереть!

— Когда вы начнете лечение? — спросила Мара. — Она должна остаться в больнице? Как мы узнаем, действует лекарство или нет?

И вот тут-то доктор Сортино заговорил о страховке. Выяснилось, что лечение стоит чудовищно дорого и у больницы нет возможности бесплатно содержать пациентку, нуждающуюся в химиотерапии.

— Есть другие больницы, где вам позволят оплатить сначала только часть стоимости лечения, — сказал доктор.

Но эти больницы находятся в другом штате. Мара попыталась купить страховку, но болезнь Сюзанны явилась препятствием для ее приобретения.

— Как раз для лечения дочери она мне и нужна! — доказывала Мара.

После того как страховые общества отказали в помощи, она обратилась в ассоциацию по защите детей. И получила тот же ответ. Помощь можно было получить только при условии, что она уедет из Далласа.

Мара понимала, что нелепо так цепляться за привычное место, но ей казалось, она не сможет прожить несколько недель или даже месяцев в каком-нибудь отеле в чужом городе наедине с Сюзанной и своими страхами. Ей необходим был собственный дом. Ей необходима была поддержка друзей, которые у нее появились за последний год. Да и Сюзанна нуждалась в стабильной обстановке.

Ее дочь должна войти в счастливые 73 процента излеченных от лейкемии. Другого исхода Мара просто не могла себе представить. Но ей нужны были деньги, и как можно скорее. О том, чтобы занять, не могло быть и речи. Мара только что закончила первый курс колледжа и работала на полставки поваром в одной из студенческих столовых. Она зарабатывала не так уж много и не была уверена, что сможет вернуть такой долг. И у нее не было разрешения брать работу на дом.

Перед тем как отправиться в бар с Фальконом Уайтлоу, Грант сказал ей, что Фалькон богат, как Крез, что ему в наследство досталась одна из лучших ферм в Далласе. Фалькон даже не заметит потери нескольких тысяч долларов, так необходимых Сюзанне. Кроме того, она намерена отработать эти деньги.

Мара выросла рядом с матерью и знала, как вести хозяйство на ферме. Она хотела предложить Фалькону свои услуги в качестве экономки в обмен на оплату лечения Сюзанны и боялась только, что ей придется работать у него долгое время. Даже начальный курс лечения стоил 25000 долларов.

Подобные соображения и привели Мару на ферму «Би-Бар» Фалькона Уайтлоу. Признаться, ферма оказалась совсем не такой, какой она себе ее представляла. Местность была равнинная, поросшая травой, но вокруг дома когда-то давно посадили дубы. Дом напоминал испанскую гасьенду, с красной черепичной крышей и белеными стенами.

Ощущая комок волнения в горле, Мара взялась за дверной молоток и несколько раз ударила по темной дубовой панели.

Никто не ответил.

Она постучала сильнее, настойчивее и громче.

Наконец дверь отворилась.

Фалькон проснулся с похмелья и с трудом натянул джинсы, чтобы открыть дверь. Джинсы едва держались у него на бедрах, он даже не потрудился застегнуть их до конца, и из-под них выглядывал треугольник белых трусов. Фалькон почесал живот и наступил одной босой ногой на другую. Яркий солнечный свет, ворвавшийся в дом, как только он приоткрыл дверь, ослепил его. Он сощурился и приставил руку к глазам, нажимая большим пальцем на висок, чтобы приглушить головную боль.

— Кто это? — буркнул он.

Мара недоверчиво посмотрела на небритое лицо с мутными глазами, на взъерошенные волосы и сказала:

— Уже 11 часов! Вы что, только встаете?

— Господи Боже мой, — простонал Фалькон. Он никогда не забудет этого осуждающего голоса, даже через миллион лет. Из всех дней, когда она могла появиться в «Би-Баре», она выбрала именно этот! Он медленно опустил руку и мучительно сощурился, чтобы глаза наконец освоились и подтвердили то, что уже слышали уши.

Да, это и впрямь была Мара Эйнсворт. И все тот же обвиняющий, издевательский взгляд, как на похоронах Гранта!

Фалькон решил захлопнуть перед ней дверь. Он ничего ей не должен. Год назад он предложил ей свою помощь, она отказалась, и в весьма недвусмысленных выражениях.

Зачем она здесь сейчас?

Судя по лицу, собирается изображать строгую пуританку. Он не намерен играть с ней…

Мнение Мары, что Фалькон беспутный, безответственный тип, подтвердилось, когда она осмотрела его с головы до пальцев босых ног. Резкий запах пива ударил ей в нос, она брезгливо поморщилась. Он пьян. Вернее, не успел опохмелиться. Еле держится на ногах.

— Может, вы пригласите меня войти? — поинтересовалась она.

Фалькон сильно запаздывал с ответом, очевидно, был просто не в состоянии это сделать, и Мара не стала дожидаться приглашения. Она отстранила Фалькона и прошла прямо в гостиную, оставив его стоять в дверях.

Дом был темный и холодный. Массивная кожаная мебель, казалось, была завезена сюда еще испанскими конквистадорами. Кирпичный пол устилали циновки племени навахо, и Мара не могла оторвать взгляда от полок, уставленных ценными индейскими украшениями. Испанскую тему в комнате дополняли роскошные декоративные вазы в нишах. Красивый ухоженный дом. Странно, учитывая образ жизни обитавшего здесь холостяка.

— Мне нужно с вами поговорить, — сказала Мара, не поворачивая к нему лица. С ней творилось что-то непонятное: ею овладело непреодолимое животное влечение к этому человеку. Нет, она по-прежнему ненавидела его. Смешно и думать, что он может быть хоть сколько-нибудь привлекателен для нее.

Наконец Мара повернулась к хозяину дома с единственным желанием забыть про мощный электрический импульс, пронзивший ее насквозь, когда Фалькон в первый раз взглянул на нее в день их знакомства. Определенно что-то случилось в тот жаркий летний день на улице Далласа. Она презирала себя за то, что почувствовала тогда. И это повторилось теперь с новой силой.

Животный магнетизм, вздохнула она про себя.

Фалькон с тихим щелчком захлопнул дверь и прислонился к ней. Он стоял, сложив на голой груди руки, скрестив ступни ног, и пристально разглядывал Мару.

— Не думал, что вы когда-нибудь захотите меня увидеть.

Она вспыхнула. Краска залила ее шею и ударила в щеки, проступив на них двумя яркими розовыми пятнами.

— Я… я и не хотела. Его зрачки сузились.

— Но вы здесь?

Она тяжело перевела дух и кивнула.

— Ну что ж. — Он помолчал. — Что ж.

Фалькон не знал, что еще сказать. Какой-то невероятный поворот событий. Как раз тогда, когда он наконец вроде бы сумел убедить себя, что сможет без нее прожить, Мара появляется на пороге его дома. Надо признаться, она застала его не в лучшей форме.

Фалькон не предложил ей сесть: почему ей должно было быть лучше, чем ему!

Но это ничуть не мешало Фалькону испытывать ни с чем не сравнимое, всепоглощающее влечение к этой женщине, которое охватило его в первый же момент их встречи. Его губы растянулись в самодовольной улыбке. Значит, она готова признать, что между ними существует взаимное притяжение, и пришла извиниться за нанесенные ему оскорбления.

Кровь Фалькона заклокотала, плоть напряглась. Он и не собирался скрывать своего возбуждения. Раз она сама явилась к нему в дом, ей остается только смириться со всем увиденным.

Мара пришла в смятение от его жадного, откровенно сексуального взгляда. Мягкая ткань джинсов не скрывала выпуклости в сокровенном месте. С ней также творилось что-то необычное. Но еще больше смутило Мару то, как реагировало на это ее собственное тело. У нее перехватило дыхание и все внутри замерло в ожидании.

Но нужно было говорить о деле и уходить.

— Я пришла за помощью, которую вы предлагали мне год назад. Мне нужны деньги. Много денег.

Мара заметила, как резко изменилось выражение его лица, и поспешила закончить речь, прежде чем он выставит ее за дверь.

— Сюзанна очень больна. Она может умереть. — Мара проглотила болезненный комок, каждый раз встававший у нее в горле, когда она произносила эти слова. У нее лейкемия.

Фалькон мгновенно выпрямился, от его распущенности не осталось и следа: теперь он стоял посреди комнаты, опустив руки по швам.

— Грант последние месяцы перед смертью нигде не работал, и мы остались без медицинской страховки, денег на химиотерапию нет. Я обращалась в разные места, но всюду нам предлагали покинуть Даллас, а Грант говорил, что вы богаты, для вас это небольшие деньги, и я думаю, что для Сюзанны и для меня будет лучше, если мы останемся здесь. Вы поможете нам?

Во время этого произнесенного на одном дыхании монолога Фалькон придвинулся к Маре на несколько шагов. Но когда он протянул руку, чтобы выразить ей свое сочувствие, в чем она так очевидно нуждалась, она инстинктивно подалась назад.

Значит, ей нужны только его деньги, а сам он нисколько ее не интересует. Это ясно как день.

— Я буду работать на вас. — Она задыхалась. — Вести хозяйство, готовить, стирать — все что угодно. Я умею вести бухгалтерские книги. Я отработаю долг до последнего пенни, обещаю. Я… я совершенно раздавлена: Помогите, прошу вас…

У Фалькона ныло все внутри. Мара, прелестная Мара, опустилась до униженной мольбы. Она не просит дать ей деньги — она хочет их отработать. Не желает быть ему обязанной. Настолько презирает его.

Это было написано у нее на лице, когда Мара смотрела на него. Она до сих пор обвиняет его в смерти Гранта. И не собирается его прощать. Никогда.

Почему тогда он должен давать ей деньги?

Потому что это был шанс, пусть незначительный, но все-таки шанс хоть отчасти разделить с ней ее беду. Единственная возможность приблизиться к ней!

И это бедное дитя. Он вспомнил Сюзанну, блеск ее карих глаз, выглядывавших из-за маминой юбки, и ребячливое хихиканье, прежде чем она совсем от него спряталась. Дети вообще не должны серьезно болеть! Но представить себе это забавное, милое существо прикованным к постели…

— Как же… Но ведь она поправится?

— Есть надежда, где-то три к одному, что ей поможет химиотерапия. Но клиника не приступит к лечению, пока они не получат гарантию, что я могу заплатить. Вы могли бы… вы поможете нам?

— Назовите мне сумму. Завтра я встречусь со своим бухгалтером и выпишу вам чек.

— Благодарю вас, — сказала Мара. Он заметил, что она сделала было к нему шаг, будто хотела обнять его, разделить с ним переполнявшую ее радость, но потом, должно быть, вспомнила, кто он такой, и осталась на месте.

— Благодарю вас, — повторила она. Теперь Мара уже не смотрела на него, а смотрела на свои руки: она сжала их в кулаки с такой силой, что они побелели.

— Я могу начать работать прямо сейчас, — сказала она.

— В этом нет необходимости, — жестко ответил он.

У нее поднялись брови:

— Я вас не понимаю.

— Не хочу, чтобы вы ходили тут с видом собственной непогрешимости, следили за каждым моим шагом и казнили меня взглядом своих огромных голубых глаз. Вы получите деньги, но в ваших услугах я не нуждаюсь.

Мара почувствовала себя глубоко оскорбленной и еле удержалась, чтобы не отказаться от этих денег, но мысль о дочери заставила ее взять себя в руки. Она прикусила нижнюю губу и промолчала.

— Может, прекратим этот разговор? — раздраженно сказал Фалькон. — У меня раскалывается голова, мне нужно принять аспирин.

— Я верну вам долг, — почти шепотом проговорила Мара, — потом когда-нибудь. — Она поспешила к двери. Для этого ей нужно было пройти мимо Фалькона. Он стоял, преграждая ей путь, и не двигался. Она слегка его задела, их тела соприкоснулись, и ее охватила дрожь.

— Вот черт, вы что, боитесь платяных вшей, что так брезгуете дотронуться до меня?

— Нет-нет… я только…

— Убирайтесь к черту, — гневно воскликнул Фалькон. Он распахнул дверь и держал ее открытой до тех пор, пока Мара поспешно не вышла, успев все-таки сунуть ему в руку записку с домашним адресом, а потом с грохотом захлопнул ее у нее за спиной. — На черта нужны мне эти женщины?

Фалькон в клочья разорвал листок, мельком все же заглянув в него. Он даже не встретится с ней, чтобы передать ей чек, — пусть этим занимается его бухгалтер. Не могло быть и речи о том, чтобы он помогал ей. Эти деньги предназначаются Гранту и больному ребенку. Ей он не даст ничего. Он надеется, что их пути никогда не пересекутся.

Больше его и Мару Эйнсворт ничто не связывает.