— Где ты был? — строго спросила Мара. Фалькон никак не ожидал встретить Мару на кухне в такое время. Она сидела с чашкой кофе прямо напротив двери. Кофе явно остыл — видимо, она давно ждет его. Он не пришел ужинать — ему тяжело было находиться рядом с ней, зная, что он не может к ней даже прикоснуться. Он не уходил далеко, весь вечер провозился в конюшне — чистил седла, которые теперь прямо сияли. Неужели она действительно беспокоилась?

— Я был в конюшне, — просто ответил он. — Чистил седла.

— Я боялась, что с тобой что-нибудь случилось. Уже поздно. Раньше ты всегда успевал вернуться до темноты.

— Ты боялась за меня? — Фалькон не поверил своим ушам. — Прости меня, в следующий раз обязательно сообщу тебе, куда я пошел.

Если бы три месяца назад кто-нибудь сказал Фалькону, что ему захочется перед кем бы то ни было отчитываться, тем более перед женщиной, он бы живот надорвал от смеха.

Теперь он был готов на все.

Мара встала и направилась к раковине.

— Сюзанна спрашивала о тебе, — обронила она, как бы скрыть свое участливое отношение к нему.

— Как она? — с тревогой спросил Фалькон. Мара поставила в раковину чашку и повернулась к нему:

— Врач считает, что ей должно стать лучше. Некоторое время Фалькон стоял совершенно ошеломленный, не в состоянии сдвинуться с места. Но потом он пришел в себя, схватил Мару за талию и закружил.

Мара крепко в него вцепилась, боясь, что он ее уронит.

— Отпусти меня.

Фалькон поставил ее на пол, но его руки по-прежнему лежали у нее на талии. Ему необходимо было за что-нибудь держаться, иначе он взлетел бы в небо от счастья.

— Не могу поверить, что такое бывает. Как быстро. Прошло всего десять недель!

— Да, — сказала она. — Это… чудо. Фалькон смотрел на Мару и не мог понять, почему она не радуется.

— Ты сказала: может наступить облегчение. Ты чего-то недоговариваешь? Когда мы узнаем все точно?

— Завтра доктор Сортино возьмет у нее спинномозговую жидкость на биопсию. Мы все узнаем, когда будет готов результат анализа.

— Сюзанна ненавидит все эти уколы, горько сказал Фалькон. При этих словах его рука, лежавшая на талии у Мары, сжалась. — Это очень больно.

— Да, — согласилась Мара, — ты идешь с нами завтра?

В первый раз за время их совместной жизни Мара просила его сопровождать их. Первый знак, что он нужен ей не только ради денег.

— Я с удовольствием пойду с вами. Первый раз, с тех пор как он переступил порог в этот вечер, она улыбнулась.

— Мне будет очень приятно! Сюзанна постоянно меня спрашивает, когда же ты пойдешь вместе с нами в больницу.

— Она спрашивает?

Мара отступила назад, Фалькон опустил руки.

— Она очень привязалась к тебе за это время.

— Я тоже к ней привязался, — сказал Фалькон.

— Ну вот, это все, что я хотела тебе сказать — спокойной ночи, Фалькон.

— Мара, подожди. — Ему не хотелось отпускать ее. Хотелось чувствовать ее тепло, засыпая, держать ее в своих объятиях. Он вспомнил, что Зак предлагал ему поставить ультиматум — сколько недель тому назад это было? Он и сейчас не мог бы этого сделать. Ни тогда, ни сейчас. Если в состоянии Сюзанны наметятся перемены к лучшему, возможно, он предъявит своей жене супружеские права.

— В чем дело? — осведомилась Мара.

— Как ты думаешь, если Сюзанна пойдет на поправку, не навестить ли нам «Ястребиное гнездо» ближе ко Дню труда? Мара прислонилась к холодильнику и скрестила на груди руки, как бы защищаясь.

— Ты полагаешь, мне или Сюзанне пойдет на пользу встреча с твоими родителями?

— Ты моя жена, — возразил он, — а Сюзанна моя дочь.

Только на время.

Эти слова висели в воздухе, разделяя их незримой стеной. Если Сюзанна действительно пойдет на поправку, это все изменит коренным образом. Мара больше не будет в нем нуждаться. Она сможет переехать в Даллас, в дом с крытым крылечком и беленым забором.

— Я хочу, чтобы они познакомились с тобой, Мара. Даже… даже если наши с тобой отношения не сложатся. Я думаю, что ты особенная женщина. Я почувствовал это сразу, как только взглянул на тебя в нашу первую встречу.

Мара вспыхнула, и бросила на него быстрый взгляд.

— Я была замужем, когда ты встретил меня в первый раз, — напомнила она.

У Фалькона дрогнули губы, и Мара тотчас пожалела о своих словах. Она всего лишь хотела дать понять, что ему не следовало смотреть на замужнюю женщину подобным образом. Она и не думала напоминать ему о катастрофе, оставившей ее вдовой. Фалькон повернулся на каблуках, и Мара сразу догадалась, что он снова уйдет из дома, если она не попытается его остановить.

— Я кое-что сделала в твоем кабинете. — Она сказала это, когда он уже поворачивал ручку кухонной двери.

Фалькон обернулся, глядя на Мару через плечо.

— Что ты сделала?

Она улыбнулась одним уголком рта.

— У тебя на столе полный беспорядок, и в компьютерных файлах — тоже.

— Ты работала на моем компьютере? — Он повернулся к ней, по-хозяйски расставив ноги и уперев руки в бока.

— Я навела порядок, — ответила Мара. Фалькон скептически приподнял бровь.

— Порядок?

Господи, помоги мужчине, когда женщина берется наводить порядок.

— Пойдем, я покажу тебе, что я сделала.

Фалькон понял, что ему протянута оливковая ветвь, и подхватил ее.

— Ладно. Пошли.

С тех пор как Мара переехала к нему, Фалькон стал замечать кое-какие усовершенствования в доме. На кухне появились цветы в горшках, а в гостиной декоративные деревья в кадках.

Кожаный диван, вносивший мрачную атмосферу в комнату, она выложила узорчатыми подушками, для каждой вазы нашлось у нее место в нише. Она раздвинула тяжелые шторы в гостиной, чтобы туда проникал дневной свет, а яркие хлопчатобумажные занавески приятно оживили кухню.

Дом содержался в идеальной чистоте. Она не зря предлагала свои услуги в качестве экономки, но доверить Маре хозяйственную бухгалтерию Фалькон все равно не решался.

Мара не стала целиком переделывать его кабинет — вряд ли это пришлось бы Фалькону по вкусу. Она действовала осторожно: тут переставит одно, там другое. И ясное дело, все шпоры и уздечки, которые он чинил, были отправлены подальше от кухни.

Но стоило Фалькону примоститься рядом с Марой за компьютером, как он убедился, насколько серьезно она взялась за учет. Теперь было наглядно видно, какой жеребец покрыл ту или иную кобылу, каких коров осеменил тот или иной бык. Она также рассчитала количество скормленного скоту зерна и прибавку в весе каждого отдельного животного.

— Это невероятно! — воскликнул изумленный Фалькон. — Где ты этому научилась?

— Помнишь, я рассказывала тебе, что выросла у мамы на коленях, так вот, еще я не раз заглядывала через плечо к отцу, когда он сидел за работой. — Она хитро улыбнулась.

— Я в восхищении. Но с такими знаниями ты запросто могла бы найти неплохую работу на богатой ферме.

— Я не закончила колледж, — призналась она, — я училась только на первом курсе, когда заболела Сюзанна.

Фалькону пришло в голову, что для ведения его бухгалтерии колледж ей не понадобится, но, если с ним что-нибудь случится, без образования ей не обойтись.

— Тебе просто необходимо закончить колледж, — убежденно сказал он.

— Пока Сюзанна не поправится, об этом лучше забыть.

— Я надеюсь, что завтра мы получим обнадеживающие результаты. Ты должна учиться, а я поищу кого-нибудь, кто сможет ухаживать за Сюзанной, пока ты на занятиях.

— Я и так слишком многим тебе обязана.

— Ничем ты мне не обязана, — возразил Фалькон. — Я делал только то, что хотел делать. И выбрось из головы все мысли о долге.

Он задержал дыхание. Кое-что она все-таки могла бы для него сделать. Она сама предоставила ему блестящую возможность заговорить о своем желании, не выдвигая ультиматумов.

— Кое-что ты, конечно, могла бы для меня сделать, — наконец сказал он.

— Что именно?

Секунду он колебался, потом рискнул:

— Мне нужна женщина, Мара. Ты моя жена, и я хочу спать с тобой.

Она вздрогнула, но не произнесла ни слова. Он поднес руку к ее щеке и нежно погладил.

Она прикрыла глаза и прикусила нижнюю губу:

— Я хочу того же, что и ты. Я знаю, я обязана тебе…

Фалькон резко отдернул руку, Мара открыла глаза. Он выпрямился во весь рост, лицо его напряглось.

— Если ты всего лишь обязана мне, лучше забыть об этом.

Она встала на цыпочки и схватила его за руки, чтобы он не успел уйти.

— Я пытаюсь! Мне необходимо то же, что и тебе, — призналась она дрогнувшим голосом. — Но я не могу забыть Гранта: я любила его, а ты причастен к его смерти.

— Грант был в стельку пьян, он сам угробил себя в этой аварии.

Лицо Мары помертвело.

— Кто сказал тебе, что Грант пил? Фалькон уставился на нее в недоумении, не понимая, что ее так задело.

— Кто сказал тебе, что Грант был алкоголик? — настойчиво повторила Мара.

— Алкоголик? Он? — глупо переспросил Фалькон.

Мара зажала рукой рот. Она никогда не произносила вслух роковое слово. Она жила с Грантом, прекрасно отдавая себе отчет в его слабости к спиртному, но притворялась, что ничего такого нет.

Фалькон схватил ее за руки:

— Так ты обвиняла меня в смерти Гранта, хотя знала о его проблеме с алкоголем?

— Не было никакой проблемы…

— Говори правду.

— Он не работал почти шесть месяцев, когда повстречался с тобой…

— Не из-за этого ли его постоянно выгоняли с работы? Он пил на работе?

— Я не знаю, — жалко пробормотала Мара. — Он находил всякие причины каждый раз, когда его выгоняли.

— И тебе ни разу не пришло в голову проверить?

— Я доверяла ему! — сердито воскликнула она. Слезы в ее глазах выдавали правду. Раз или два ему удалось одурачить ее, но потом у нее уже не оставалось иллюзий.

— Как же ты могла любить его? — спросил Фалькон, искренне озадаченный тем, что она была столь предана человеку, который причинял ей такую боль.

Она беспомощно пожала плечами.

— Он был хорошим отцом. Когда был трезв.

— И хорошим мужем.

Когда не напивался и не приставал к другим женщинам.

Мара не могла больше выносить пристального взгляда Фалькона и лгать — и ему, и себе. Легче было обвинять Фалькона, чем признать Гранта алкоголиком. Легче обвинять Фалькона, чем признать свою собственную вину. Потому что, когда все было сказано и расставлено по своим местам, ответственной за смерть Гранта оказывалась она.

Она знала о болезненном пристрастии своего мужа. Ей следовало принять меры, не спускать с него глаз.

Мара знала, что в ее мыслях нет логики. До того как умер Грант, она прочитала достаточно книг, многое почерпнула, учась в колледже, из лекций по психологии и социологии, чтобы понимать, что Грант сам был ответствен за свои поступки. Но она не могла отделаться от чувства вины. От мысли, что ей следовало спасти Гранта. А она даже не пыталась это сделать.

— Ты не виновата, — тихо промолвил Фалькон.

Мара подняла голову: ей нужно было видеть его глаза.

— Он был типичным алкоголиком. Это была его проблема. Ты не должна винить себя.

— Как ты догадался…

— Что ты обвиняешь себя? Она кивнула.

— Я не перестаю думать о том, что, может быть, я могла бы предотвратить смерть Гранта. Что, если бы я обращала внимание на то, что он слишком много пьет…

— Если бы я не оставил на столе ту двадцатку… Если бы я остался с ним и проследил, чтобы он не садился пьяным за руль…

— Слишком много всяких «если», — заключила Мара.

— Думаешь, мне это не знакомо!

— Я чувствую то же, что и ты…. Но я была его женой. Я должна была позаботиться о нем. В тот день, после встречи с тобой, я умоляла его позвонить тебе и встретиться где-нибудь в другом месте, только не в баре. Он ответил, что уже слишком поздно заново договариваться. Но клятвенно обещал не пить ничего, кроме содовой. Перед этим он несколько месяцев воздерживался — и я ему поверила. Мне следовало знать, что он не способен удержаться от искушения выпить, когда ему предлагают, особенно если хотел скрыть от человека свою слабость. Мне следовало самой забрать его оттуда.

— А как насчет Гранта? Не виноват ли он сам в какой-то степени? Или даже больше? — предположил Фалькон.

Мара вспомнила все гадости, которые она наговорила Фалькону, все безобразные обвинения в его адрес.

— Я должна извиниться перед тобой. За все, что я тебе наговорила, — робко сказала Мара.

— Извинения принимаются, — ответил Фалькон полушутливо.

Мара чувствовала себя неловко. Ее враждебность к Фалькону основывалась исключительно на его безответственном поведении в баре, которое и повлекло за собой, как она думала, смерть Гранта. Раздираемая противоречиями, она стояла в нерешительности, не зная, как ей теперь себя вести.

— Может, начнем все сначала? — предложил Фалькон.

— Ты простишь меня…

— Ты просишь меня простить тебя? Мара глубоко вздохнула:

— Фалькон, я так виновата перед тобой, прости меня. За все мои слова. Я была невыносима.

— Невыносима, — согласился Фалькон. Мара посмотрела на него с нескрываемым удивлением. Его губы растянулись в довольной улыбке.

— Извини, — сказал он, — не смог удержаться.

— Веди себя прилично, — насупилась она. Они же поддразнивают друг друга, внезапно пришло в голову Маре. Это было начало. Неплохое начало.

Мара знала, что существует только один способ убедить Фалькона, что он прощен окончательно и бесповоротно: он давно дал ей понять, чего от нее ждет; и если она хотела быть честной сама с собой, то должна была признать, что вполне разделяет его желание. Она потянулась.

— Я устала… пойдем спать. Фалькон удивленно поднял брови, но его рука нашла ее руку.

— В мою комнату?

Мара кивнула. Ей не хотелось беспокоить Сюзанну или ни с того ни с сего объяснять ей, почему она спит с Фальконом.

Мара вдруг застеснялась.

— У меня такое странное чувство…

— Я знаю, что ты имеешь в виду. — Он скривил губы. — Я неделями мечтал о тебе. И до сих пор…

— Не напоминай мне, — попросила Мара, прикладывая руку к зардевшейся щеке.

— Не думай, что я жалуюсь, — вдруг весело добавил Фалькон.

В гостиной он потянул Мару за руку, и они очутились на диване. Он бережно усадил ее к себе на колени, она склонила голову ему на плечо, рука ее обвилась вокруг его талии.

— Мне так этого не хватало, — прошептал Фалькон.

— Именно этого? — поддразнила его Мара.

— О, другого тоже, но оно может подождать. Это признание принесло Маре облегчение. Она боялась, что, как только она согласится на близость с Фальконом, он набросится на нее и потащит в постель. Ей приятно было сознавать, что он хочет от нее не только страсти, но и нежности. Она вздохнула.

— Что с тобой? — участливо спросил он.

— Я только что вспомнила, как несправедлива была к тебе.

— Я больше не безответственный тип?

— Ты спустил свое состояние, — напомнила ему Мара.

Фалькон напрягся. Это правда. Хотя он и не убивал ее Гранта, он не был достаточно надежным человеком, достойным стать ее мужем. Особенно после всего, что она перенесла с Грантом. Он крепче прижал ее к себе. За последние десять недель он и пальцем не шевельнул, чтобы доказать ей, что подходит ей больше других.

Если, конечно, не считать того, что он бросил пить и пускать деньги на ветер. Это кое-чего стоило. Мара для него значила все. И Сюзанна. Он должен был убедить ее, что они — одна семья.

— Я не собиралась больше выходить замуж, — обронила Мара.

Фалькон и слышать об этом не хотел.

Он прикоснулся ртом к ее затылку, затем его губы проделали неторопливый путь от шеи к уху, дразнящим движением языка он приласкал чувствительную мочку.

Ее рука скользнула вниз, к напрягшейся выпуклости в его джинсах. Через ткань она ощутила жар его тела и всю силу желания. У него перехватило дыхание.

— Мара, — прошептал он.

— Да, Фалькон.

— Радость моя, пойдем в постель. Она не произнесла ни слова, просто встала и направилась в его спальню, предоставив ему следовать за ней.

Мара чувствовала, что рискует. Чем сильнее она привязывалась к Фалькону, тем больше ей хотелось покинуть его, как только Сюзанна выздоровеет. Она боялась связать себя с ним. Хотя Фалькон не пил на протяжении последних месяцев, это еще не значило, что он никогда не вернется к старому образу жизни. Грант тоже не пил подолгу в течение тех восьми лет, что они прожили вместе. Мара боялась, что Фалькон окажется таким же, как ее муж. Кроме того, ее мучила ужасная неизвестность, что будет с Сюзанной, и не было гарантии, что Фалькон не погибнет в результате какого-нибудь несчастного случая у себя на ферме или за рулем автомобиля. Как могла она позволить себе привязаться к другому человеку, если его так легко потерять?

Но, Господи, как ей хотелось хотя бы на миг забыть об осторожности! Чем дольше они жили с Фальконом, тем глубже становилось ее чувство к нему. Он был такой забавный и щедрый, великодушный и искренний. Он всегда относился к ней и к Сюзанне с сочувствием и заботился о них обеих. И он был такой прекрасный любовник. Этот человек мог бы стать замечательным мужем для какой-нибудь женщины… И вот сейчас он принадлежит ей.

Она понимала: нечестно ждать от Фалькона целомудрия, раз они женаты. Сегодня ночью он нужен ей. Но больше она ничего не может обещать. Ничего больше…

Мара нерешительно встала в ногах кровати, испытывая мучительную неловкость и волнение. Их первая близость, неистовая и печальная, была скорее актом отчаяния, нежели любви. Теперь же ей необходимо было утешение, прощение, и Фалькон предлагал ей это, его страсть прогоняла прочь мысли, открывая дорогу чувству.

Мара не знала, что ее ждет сейчас. Фалькон тоже сознавал, как сильно отличается сегодняшняя ночь от той, первой. Он хотел показать Маре не только свою страсть, но и глубокую нежность, которую он испытывал теперь.

— Можно, я тебя раздену? — шепнул он. Мара кивнула, неожиданно смутившись. Ее саму удивила эта застенчивость, ведь он все уже видел. Но когда Фалькон стал раздевать ее и в его глазах появилось восхищение, а его губы и руки будто впервые изумленно исследовали ее тело, Мара подумала, что в тот раз у них не было времени по-настоящему разглядеть друг друга.

— Я тоже хочу дотронуться до тебя, — сказала она.

Он покачал головой.

— Нет. Подожди… подожди чуть-чуть. Я хочу почувствовать тебя, увидеть, какая ты…

Губы Фалькона дотронулись до ее соска. Мара тихо застонала и вся отдалась его власти. Фалькон ласкал ее кожу, и прикосновения кончиков пальцев, мозолистых и нежных, заставляли ее вздрагивать.

Фалькон пытался лаской и поцелуями выразить то, что не смел сказать, — как он восхищается ею, как она нужна ему и как много для него значит. Даже в мыслях Фалькон не решался произнести слово любовь, потому что это было бы приговором себе, ведь он знал, что Мара его ненавидит. Но она его простила… Может быть, теперь она перестала ненавидеть его.

Мара была поражена тем, как ее тело реагирует на прикосновения этих рук и губ. Она переживала такие чувства, каких никогда не испытывала с Грантом за все восемь лет их брака. Что же сейчас происходит с ней в объятиях другого мужчины?

Мара чуть заметно напряглась при этой мысли, но Фалькон сразу же это заметил. Мара больше не отдавалась беззаветно его ласкам, как минуту назад.

— Мара? — чуть слышно шепнул он. Она крепко обхватила его обеими руками за талию и прильнула к нему всем телом.

— Обними меня, Фалькон, — шепнула она горячо, — люби меня… Я тебя хочу!

— Да, любимая, да!..

Фалькон так и хотел сделать. Но когда она застонала от наслаждения, содрогаясь под ним, Фалькон испытал пронзительное чувство отчаяния. Он считал, что его любовь одностороння. Это он занимался любовью с Марой, Мара же занималась с ним сексом.

Фалькон постарался подавить горькое чувство. У него еще есть время завоевать ее любовь. Еще есть надежда на счастливый конец.

Его разрывали противоречивые желания: он хотел, чтобы Сюзанна выздоровела, и в то же время он хотел, чтобы Мара подольше оставалась с ним. Он надеялся найти способ убедить Мару, что она не может жить без него.

Потому что сам знал: он не может без нее жить.