Изнуряющая боль и ломота во всем теле не оставили Ванессу и утром, когда она проснулась, испытывая головокружение и подавленность. Лишь сполоснув лицо холодной водой, она обрела способность рассуждать спокойно и здраво.

Ей стало ясно, что последние несколько недель она заблуждалась, попав под обаяние циничного и многоопытного негодяя и развратника. Добившись своей цели, он успокоился и утратил к ней интерес.

Было глупо расстраиваться из-за его внезапного отъезда, — так решила Ванесса, одеваясь и прихорашиваясь перед зеркалом, прежде чем спуститься в столовую на завтрак. Барон с самого начала был с ней предельно откровенен, он ясно обозначил условия их сделки. Ей отводилась роль его любовницы, и все их отношения основывались на его желании отомстить за ущерб, нанесенный ее братом его сестре. Следовательно, ей нужно было не огорчаться, а радоваться, что Дамиен к ней охладел.

Сделав такой вывод, Ванесса встретила известие о том, что он уже позавтракал без нее, вполне спокойно и даже с чувством облегчения. Ее нервы и без того были напряжены до предела, так что встречаться с ним и вновь испытывать смятение и обиду ей совершенно не хотелось.

Продолжительная верховая прогулка по аллеям парка в это прекрасное летнее утро принесла Ванессе некоторое успокоение. Но настроение у нее вновь испортилось, когда она узнала, вернувшись в усадьбу, что туда пожаловали две гостьи. Она вновь почувствовала, насколько сомнительным и непрочным является ее положение в имении барона Синклера.

Как ни странно, Оливия приняла гостей в утренней гостиной, не постеснявшись выехать к ним в своем инвалидном кресле. Появление там Ванессы ее обрадовало, она приветливо кивнула своей компаньонке и представила ей двух сидевших в креслах дам.

— Это мои соседи, леди Фоксмур и ее дочь мисс Эмилия Прайс, — с безмятежной улыбкой промолвила она и добавила: — Мы с Эмилией вместе учились в школе.

— Очень приятно, — сказала Ванесса. — Как поживаете?

Она уселась на обитый ситцем стул и вымучила любезную улыбку в ответ на откровенно враждебные взгляды двух пар холодных голубых глаз.

— Так вы и есть новая компаньонка Оливии! — скрипучим голосом промолвила леди Фоксмур. — Насколько я знаю, вас наняли совсем недавно, не так ли?

Ванесса стиснула зубы и пропустила эту колкость мимо ушей. Однако неуемная гостья на этом не успокоилась, очевидно, вознамерившись сразу же подчеркнуть свое превосходство перед наемной работницей, пусть и благородного происхождения.

— Мы здесь наслышаны о похождениях вашего покойного супруга, леди Уиндем, — язвительным тоном добавила она. — О его скандальных выходках до сих пор не могут забыть в Лондоне, а в провинции его фамилия обросла легендами.

— Не советую вам верить сплетням, — сухо ответила Ванесса. — Вы можете оказаться в нелепом положении.

Оливия, обеспокоенная их пикировкой, поспешила вмешаться и воскликнула:

— Дамы пожаловали к нам, чтобы пригласить нас на бал в своем имении, Ванесса!

— Я уверена, что леди Уиндем не заинтересуется нашей незамысловатой сельской вечеринкой. Ведь она привыкла к роскоши и блеску лондонских светских раутов! — сказала леди Фоксмур.

Ванессе не составило труда догадаться, что за этой ремаркой кроется нежелание соседей Дамиена принимать у себя его новую служанку. Но это ее совершенно не огорчило.

Зато на выпад леди Фоксмур немедленно отреагировала Оливия, решившая взять Ванессу под свою защиту.

— Уверяю вас, что леди Уиндем не избалована роскошью и придерживается либеральных взглядов, — сказала она.

— Это заметно, — с усмешкой ответила ее собеседница. — Иначе вряд ли бы она нанялась к вам в компаньонки. Однако не думаю, что ей захочется афишировать, как низко она пала.

— Я отношусь к ней скорее как к своей сестре, чем как к служанке! — горячо запротестовала Оливия. — И вообще, с каких это пор роль компаньонки считается унизительной для аристократки?

— Леди Фоксмур! — медовым голоском промолвила Ванесса. — Вы заблуждаетесь на мой счет. Я с удовольствием побываю на ваших простеньких деревенских посиделках, хотя бы из любопытства.

Леди Фоксмур поджала губы, едва не заскрежетав зубами от злости. Предпочитавшая сохранять нейтралитет мисс Прайс потупилась, изображая невинную скромницу. Оливия же раскраснелась и с трудом сдерживала свое возмущение бесцеремонным поведением соседки.

Незваные гостьи еще немного посидели для приличия и откланялись. Как только дворецкий выпроводил их за дверь, Оливия взорвалась.

— Какая наглость! — вскричала она. — Как эта старая перечница посмела попытаться отказать тебе в приглашении на бал?! Ты здесь на правах моей гостьи! Им следовало отнестись к тебе с надлежащим почтением.

— Пустяки! — успокоила ее Ванесса. — У меня нет ни малейшего желания присутствовать на этом балу. Я сказала гак, лишь чтобы ее позлить.

— Нет, я не поеду! Я пока не готова к этому. С меня довольно и невинной светской болтовни.

На этом их разговор закончился, и Ванесса решила, что Оливия успокоилась. Но поведение леди Фоксмур так возмутило ее, что вечером она пожаловалась на соседку брату. Ванесса притворилась равнодушной к их с Дамиеном беседе и сидела за столом с невозмутимым лицом. Однако постепенно она стала вникать в смысл слов Оливии, поскольку они касались ее самым непосредственным образом.

— Еще раз повторяю, Дамиен: меня возмутило, что леди Фоксмур вела себя подчеркнуто грубо и не скрывала, что хочет унизить нашу гостью. Она фактически потребовала, чтобы Ванесса не появлялась на балу, дескать, компаньонкам там не место.

Дамиен стиснул зубы, но промолчал.

— Несомненно, ей хотелось, чтобы на бал меня сопровождал ты, — продолжала Оливия. — Она дважды обмолвилась, что будет рада тебя там видеть. Было бы здорово, если бы в отместку за такое непочтение к Ванессе ты появился на балу не со мной, а с ней. Вот уж когда эта старая интриганка взбеленится! Появившись на балу с нашей гостьей, ты не только утрешь нос леди Фоксмур, но и продемонстрируешь, что не считаешь Ванессу служанкой.

— А когда состоится бал? — спросил Дамиен.

— Через неделю, ты к тому времени вернешься, — ответила Оливия.

— Да, пожалуй, — согласился Дамиен и, посмотрев на Ванессу, добавил: — Сочту за честь сопроводить вас туда, миледи.

— Вот и чудесно! — обрадовалась Оливия. — В твоем присутствии старая перечница не посмеет ее оскорбить!

— Я и сама сумею постоять за себя, — заметила Ванесса.

— Мы должны защитить честь Синклеров! — с холодной улыбкой возразил барон.

— Да, естественно, — поддержала его сестра. — Но Ванессе потребуется для бала новый наряд. И не пытайся возражать, Ванесса! Я лично выберу ткань для платья, у меня отличный вкус. Ты ведь давно подбивала меня посетить местные лавки, не так ли? Вот и съездим вместе в деревню.

Этот довод Ванесса не стала оспаривать. Ради того, чтобы Оливия наконец выбралась из усадьбы, она готова была принять дорогой подарок, пусть и скрепя сердце.

Последовавшие за этим дни тянулись для Ванессы мучительно медленно. Дамиен продолжал уклоняться от общения с ней, она же пыталась примириться с этим удручающим обстоятельством и сохранить хладнокровие. Снова и снова она внушала себе, что ей нужно помнить свое место, что она всего лишь содержанка Дамиена, но не более.

Она была для него только средством удовлетворения его физических потребностей, и с ее стороны было глупо принимать его чувственность за выражение особого расположения к ней. Точно так же пылко он вел себя и в любом другом будуаре. Дамиен Синклер был и остался коварным обольстителем, беспринципным гедонистом, способным соблазнить любую женщину и, удовлетворив свой каприз, безжалостно отвергнуть ее. Несомненно, она не первая и не последняя жертва его ненасытной похоти.

То, что она приняла, по своей наивности, за попытку наладить с ней доверительные отношения, на самом деле только уловка, хитроумный способ притупить ее бдительность, игра в кошки-мышки. И как бы ни приятны ей были полуночные беседы с ним, как бы ни хотелось ей расценивать их как проявление искренней дружбы, ей нельзя было строить воздушные замки, ожидая, что их дружба со временем перерастет в глубокое чувство. А главное — ей не следовало раскрывать перед Дамиеном свою ранимую душу.

В четверг, накануне предполагаемого отъезда барона из усадьбы, Ванесса и Оливия отправились в деревню покупать платье. Прибыв на место, они оставили лакея ожидать их в экипаже и вдвоем вошли в ателье.

Ванесса вынуждена была признать, что Оливия знает толк в одежде. Спустя час они остановили свой выбор на шикарном бальном платье из бронзированного люстрина, с пышной юбкой, отделанной золотым шитьем. В модном лондонском салоне такой наряд обошелся бы Ванессе раз в десять дороже.

Они уже покидали ателье, когда Оливия испуганно ахнула и, вцепившись в ручки инвалидного кресла, воскликнула:

— Взгляни-ка на того мужчину!

Ванесса обернулась и увидела приближающегося к ним верхом ка гнедой кляче Обри. Несомненно, Оливия тоже его узнала, судя по тому, что она побледнела и задрожала. Ванесса оцепенела, разум ее на несколько секунд помрачился, и она не сразу сообразила, как лучше поступить в этой ситуации. А когда она наконец оправилась от потрясения, было поздно что-либо предпринимать: Обри подъехал к ним совсем близко и, остановив лошадь, уставился на Оливию.

Ванесса готова была разорвать брата на кусочки. Как он посмел разыграть эту нелепую мелодраму! Даже если эта встреча и произошла случайно, все равно он виноват — нечего разъезжать верхом по соседней с имением Синклеров деревне! Женщины испуганно переглянулись. Обри стал спешиваться, Оливия чуть слышно промолвила:

— Ванесса, увези меня отсюда домой!

— Да, разумеется, — пролепетала ее компаньонка. Обри подошел к ним и, сорвав с головы касторовую шляпу, пылко воскликнул:

— Мисс Синклер! Оливия! Позвольте мне…

— Да как вы смели приблизиться ко мне?! — стиснув зубы, возмущенно спросила девушка. — Вам же известно, что я не желаю с вами разговаривать!

Обри упал перед ней на колени и с мольбой во взгляде сказал:

— Вы правы. Я понимаю, что противен вам, и не виню вас за это! Я не заслуживаю прощения, но все же хочу, чтобы вы знали, что я сожалею о своем поступке. Более того, я раскаиваюсь в нем! Мне очень стыдно! Лучше бы я оказался в этом инвалидном кресле!

— Не кажется ли вам, сударь, что вы запоздали с извинениями? Я. вам не верю! Вы уже подло обманули меня однажды, и я жестоко поплатилась за свою доверчивость.

— Я искал встречи с вами, посылал вам письма, но ваш брат запретил мне появляться у вас в имении и отсылал обратно все мои письма! — пролепетал Обри.

— Жаль, что я вовремя вас не раскусила! — воскликнула Оливия. — Представляю, как вы ликовали, добившись столь легкой победы в споре со своими приятелями.

— Нет! — покачав головой, ответил Обри. — Эта победа меня не обрадовала. Дело в том, что в процессе нашего знакомства я почувствовал к вам нечто большее, чем азарт игрока. Видите ли, Оливия, дело в том, что я влюбился в вас!

Ванесса больше не могла молчать.

— Немедленно прекрати этот спектакль, Обри! — воскликнула она, делая шаг вперед и заслоняя собой дрожащую Оливию.

Побелев как мел, девушка чуть слышно спросила:

— Как вы смеете насмехаться надо мной? Вам мало того, что вы уже со мной сделали? Вам непременно нужно еще раз поиздеваться надо мной? Вы снова заключили с кем-то пари?

— Я говорю все это от чистого сердца, Оливия! Клянусь своей жизнью, я не в силах вас забыть! — со слезами на глазах возразил Обри. — Я понимаю, что лишил себя шансов связать с вами будущее, но я не могу допустить, чтобы вы думали, что вы мне безразличны. Умоляю, поверьте, я не хотел причинить вам боль!

Оливия с мольбой обратилась к Ванессе:

— Пожалуйста, скорее увези меня домой! Мне дурно… Обри встал с колен и сказал:

— Вы вольны поступать так, как находите нужным, мисс Синклер. Я не стану обременять вас более своим присутствием. И постараюсь сделать так, чтобы вы больше меня не увидели.

Он повернулся, вскочил на лошадь и добавил, обращаясь к сестре:

— Прошу тебя, Ванесса, позаботься о ней!

С этими словами он пришпорил коня и сорвался с места.

Женщины проводили его взглядами и уставились одна на другую, не в силах промолвить ни слова.

Первой пришла в себя Ванесса. Она поправила плед на коленях Оливии и покатила кресло к карете, лихорадочно соображая, что делать дальше.

Оливия оправилась от потрясения, лишь когда карета уже приближалась к усадьбе. Подняв голову, она спросила:

— Оказывается, вы с ним знакомы!

— Обри — мой родной брат, — призналась Ванесса.

— Почему же ты утаила это от меня? — спросила Оливия, болезненно поморщившись и побелев как мел.

— Я боялась, что ты не захочешь не только дружить, но и разговаривать со мной, если узнаешь правду.

— А мой брат? Он знал об этом?

— Да, — потупившись, ответила Ванесса. — Но мы с ним сочли нужным до поры не расстраивать тебя.

— Но что привело тебя сюда?

Это был очень трудный вопрос. Ванесса не могла раскрыть наивной девушке истинные причины своего приезда в усадьбу ее брата. Оливия была слишком молода, чтобы понять ее.

— Мне хотелось искупить вину Обри и помочь тебе, — ответила она, глядя в окно.

— Значит, с самого начала ты знала всю подоплеку этой истории и молчала об этом? Почему? — вскричала Оливия.

— Если ты не в силах мне это простить, лучше скажи сразу, я немедленно покину ваш дом, — ответила Ванесса, глядя ей в глаза.

— Я отвечу тебе позже. Мне нужно все спокойно обдумать, — сказала Оливия и погрузилась в молчание.

Сердце Ванессы тревожно заныло. Очутившись наконец в своих покоях, Оливия заперлась и никого к себе не впускала до самого ужина.

Не зная, собирать ли ей саквояж или нет, Ванесса беспокойно металась все это время по своей комнате. И когда лакей сообщил ей, что Оливия желает ее видеть, она пошла к ней словно на казнь, готовая к худшему.

Оливия задумчиво смотрела в окно, сидя в инвалидном кресле. Заслышав шаги компаньонки, она обернулась и промолвила:

— Кажется, я поняла, почему ты скрыла от меня свое родство с лордом Ратерфордом: ты поступила так из опасения, что я отвергну тебя, если узнаю о нем. Ты действительно желаешь мне добра и хочешь остаться моей подругой?

— Да, Оливия! Как ты могла в этом усомниться? — воскликнула Ванесса.

— Я тебе верю и не хочу, чтобы ты покидала наше имение. Однако меня гложет сомнение в правдивости заверений Обри…

— Ты сомневаешься, что он раскаялся в содеянном?

— Нет, не в этом.

— В чем же?

— Он сказал, что влюблен в меня. Ему можно верить? Оливия вцепилась тонкими пальцами в ручки инвалидного кресла и напряглась в ожидании ответа, закусив нижнюю губу. Лицо ее побледнело, глаза смотрели на собеседницу пытливо и встревоженно. Несомненно, слова Обри затронули ее сердце.

Ее вопрос поверг Ванессу в замешательство. Она сомневалась, что Обри, этот бесшабашный вертопрах и каналья, влюблен в Оливию. И хотя его признание в любви прозвучало искренно, она была склонна полагать, что брат сделал его, испытывая чувство вины перед безвинно пострадавшей девушкой и стремясь вымолить у нее прощение.

— Даже не знаю, что тебе на это сказать, — со вздохом промолвила она. — Обри, несомненно, сожалеет о своем жестоком поступке. Но я не уверена, что он действительно влюблен в тебя, мне не хотелось бы подозревать его во лжи из корыстных побуждений или трусости, но, с другой стороны, еще полгода тому назад я не предполагала, что он способен заключить такое отвратительное пари.

Оливия горько усмехнулась и сказала:

— Самое печальное во всей этой истории то, что мне хочется ему верить. Наверное, я законченная идиотка.

Но не успела Ванесса успокоить ее и заверить, что она вовсе не дура, как девушка упрямо вскинула подбородок и процедила сквозь зубы, моментально превратившись из расстроенной простодушной девицы, обманутой возлюбленным, в горделивую дочь барона:

— Он заблуждается, надеясь одурачить меня еще раз.

Во время ужина Оливия не проронила ни слова. Встревоженный ее задумчивостью, Дамиен спросил, вполне ли она здорова. Бросив на Ванессу быстрый взгляд из-под длинных ресниц, девушка ответила, что она немного утомлена поездкой в деревню.

— Если хочешь, я отложу свой отъезд, — сказал Дамиен.

— Обо мне не беспокойся, — сказала Оливия. — За мной присмотрит Ванесса.

Услышав это, Ванесса повеселела и мысленно поблагодарила ее за тактичность и доверие. Одному Богу известно, как повел бы себя Дамиен, узнай он об их встрече с Обри. Легкомысленному юноше следовало бы исчезнуть из деревни и никогда там больше не появляться.

Истерзанная за минувшие бессонные ночи противоречивыми желаниями и мыслями, Ванесса надеялась обрести облегчение после отъезда барона из имения. Вожделение, возникавшее у нее всякий раз, когда Дамиен приближался к ней, сводило ее с ума. Она не могла избавиться от него и постоянно хотела вновь испытать блаженство в объятиях Князя Порока. Умиротворение ей могла принести лишь разлука.

В этот вечер она легла спать пораньше. Но сон упорно не приходил к ней, и она беспокойно ворочалась с боку на бок. Когда возбуждение ее достигло апогея и она готова была вскочить и начать метаться по спальне, заламывая руки от отчаяния, послышался звук отодвигаемой панели — и в комнату проник Дамиен. Ванесса затаила дыхание, притворившись спящей. Барон сел на кровать и, погладив ее по голове, тихо сказал:

— Я пришел попрощаться с тобой, мой ангел!

От его бархатистого баритона у нее сладко заныло сердце, а по спине побежали мурашки. Мысленно похвалив себя за то, что она на всякий случай поместила одну из предохранительных губок в свое заветное интимное местечко, Ванесса неохотно обернулась и сонно произнесла:

— Признаться, не ожидала: вот уже несколько ночей как вы предпочитаете почивать в одиночестве.

— А ты скучала, мой ангел? — спросил барон.

— По-моему, вы льстите себе, милорд! С чего бы мне скучать?

— Ты обиделась? Ты ждала меня?

— Напротив, я была рада отдохнуть от вашей докучливой похоти.

Дамиен усмехнулся.

— Я вижу, что должен объяснить тебе причину этой паузы в наших интимных отношениях, — промолвил он. — Мне показалось, что они стали чересчур пылкими, и я счел полезным их остудить.

Ванесса недоуменно уставилась на него, не понимая, шутит он или говорит серьезно.

Барон коснулся пальцем ее губ и добавил:

— Мой ангел, дело в том, что я начал утрачивать власть над своими чувствами. Я поймал себя на том, что хочу тебя и днем, а не только ночью.

— Что ж, скоро у вас появится возможность удовлетворить свою неумную похоть с какой-нибудь более подходящей для этого красоткой. Полагаю, что вам будет достаточно побывать на собрании вашего клуба, чтобы ваше желание исполнилось.

Уловив в ее голосе обиженные нотки, Дамиен пристально взглянул ей в глаза, пытаясь понять, насколько искренни ее упреки.

Она была бы, вероятно, поражена, узнав, что он не только не хочет с ней расставаться, но и вынужден призвать на помощь всю свою волю, чтобы на какое-то время от нее отдалиться. Раскрывать ей свою тайну Дамиен не собирался, но не мог уехать, не простившись. Помолчав, он спросил:

— Ты хочешь, чтобы я уехал?

— А какой ответ вам угодно услышать? Вдруг я скажу, что хочу, что тогда?

— Тогда я попытаюсь переубедить тебя.

В его глазах вспыхнул холодный огонь, и Ванесса вздрогнула, почувствовав всю силу его власти над ней. Он словно бы приказывал ей своим пронзительным взглядом смириться и покорно исполнить обязанности любовницы. Сопротивляться Ванесса была не в состоянии, чувствуя себя беззащитной перед обаянием этого рокового мужчины. Ему достаточно было лишь прикоснуться к ней, как она начинала таять, словно мед.

Вот и теперь одно его легкое прикосновение к ее телу повергло Ванессу в трепет. Рука барона скользнула ниже, от шеи — к ключицам и ложбине между грудями. Соски тотчас же отвердели, дыхание Ванессы стало неровным. Князь Порока начал теребить ее грудь и поглаживать бедра. Внизу живота у нее возникла тяжесть, а в самом чувствительном месте лобка — подрагивание и томление.

— Так мне остаться или уехать? — глядя ей в глаза, спросил Дамиен.

— Останься! — ответила она.

Радостный блеск в глазах выдал его подлинные чувства. Он скинул одежду и предстал перед ней во всем своем мужском великолепии. От одного вида его напрягшегося фаллоса у нее помутилось в глазах.

Осевшим от вожделения голосом Дамиен произнес:

— Я хочу обладать тобой, хочу ощутить всю нежность твоего росистого лона.

Он наклонился и жарко поцеловал ее в пухлые губы. Ванесса не смогла подавить стон, ее сердце бешено заколотилось, а тело превратилось в расплавленный воск.

— Не отвергай меня, мой ангел, и не смущайся собственных чувств, — нашептывал ей на ухо Князь Порока, задирая подол ночной рубашки и прижимаясь своим бархатистым жезлом к ее бедру.

Их уста слились, рты наполнились нектаром, а горячие тела задрожали в предчувствии пира сладострастия. Магия прикосновений Дамиена к ее телу лишила Ванессу воли и разума. Она обхватила руками его шею и, раздвинув нога, согнула их в коленях.

— Только скажи, что ты меня не хочешь, — шептал ей на ухо Дамиен, упираясь своей булавой в преддверие лона. — Прикажи мне уйти и оставить тебя в покое.

Ванесса не могла вымолвить ни слова, желая только одного — почувствовать в себе его божественную мужскую твердость, начать бешеную любовную пляску, дать волю страсти.

Так и не дождавшись ответа, барон шире раздвинул коленом ее бедра и одним мощным телодвижением заполнил собой всю ее волшебную пещеру. Она удовлетворенно охнула. Дамиен шумно вздохнул и понесся на ней вскачь, словно жеребец, закусивший удила. Ванесса взвизгнула и, закатив к потолку глаза, выгнулась дугой. Барон вошел в раж и показал ей все, на что он был способен. Она закинула ему на спину ноги и запрыгала на кровати в том же бешеном темпе, что и он. Дамиен захрипел и поддал жару. Ванесса вздрогнула и забилась в исступлении. Он поднатужился и с торжествующим рыком излил в нее семя.

Потом он еще долго лежал, не извлекая свой меч из ее ножен, и тяжело дышал, приходя в себя. Наконец он перекатился на спину и, взглянув на ее шелковистые волосы, разметавшиеся по подушке, серьезно задумался.

Его страсть к этой женщине обрела угрожающий характер. Еще немного — и она могла стать его наваждением. Уже сейчас он хотел ее и днем и ночью. Даже усмирив на какое-то время свою похоть, барон испытывал тревожное томление — верный признак того, что вожделение вот-вот вновь вспыхнет в нем.

Какой же бес в него вселился? Ни одну из своих любовниц он не желал так сильно, как Ванессу Уиндем. В чем ее секрет? Почему страсть сжигает не только его чресла, но и все тело? Что вызывает в нем странное желание сгореть в ее жарких объятиях, погибнуть в горниле сладострастия?

Барон зажмурился и встряхнул головой. Нет, не таким представлялся ему финал затеянной им интриги. Фатальная привязанность к Ванессе, которой он так опасался, крепла с каждой новой их тайной встречей. Похоже было, что вопреки своим намерениям он угодил в расставленные им же сети.