Он был весь — огонь гнева и непреклонная твердость привыкшего повелевать самца. Он целовал ее властно, варварски грубо, наполняя ее рот подвижным и жадным языком.

Она старалась вырваться, увы, напрасно, и когда он оторвался от нее, она тяжело дышала от приложенных усилий.

— Черт тебя побери! Отпусти меня, пока я не надавала тебе по ушам!

— Неразумно угрожать мужчине, когда находишься в его власти.

Ей бы следовало внять его совету, но у нее у самой играла кровь. Когда он наклонил голову, чтобы снова ее поцеловать, она впилась зубами в его нижнюю губу.

Найл выругался и резко отшатнулся. Но Сабрина не осталась победительницей. Она испуганно вскрикнула, когда он забросил ее на плечо и понес, как куль с овсом.

— Отпусти меня. Отпусти немедленно, скотина! — кричала она, вне себя от гнева.

— Нет, женщина, я не отпущу тебя, пока мы с тобой не разберемся!

Рэб, что злило ее еще сильнее, в их с Найлом поединке сохранял нейтралитет. Он всего лишь игриво лаял, когда Найл понес Сабрину к хижине.

Ударив сапогом по двери, Найл распахнул ее, вошел и ногой закрыл за собой дверь.

Внутри было почти темно. В очаге горел торф, наполняя помещение теплом и дымом. В тот самый миг, как Найл поставил Сабрину на земляной пол, она набросилась на него.

Найл небрежным движением перехватил ее руки, сжав запястья, а сам окинул взглядом скромное убранство хижины. С почерневших потолочных балок свисали сухие травы и всякие инструменты. В углу стояла кровать с набитым вереском матрасом.

— Ферпоса нет. Думаю, он не станет возражать, если мы воспользуемся его кроватью.

Сабрина со злостью уставилась на Найла:

— Ты, наверное, спятил! Неужели я позволю тебе заниматься со мной любовью?

— Сними свои мокрые юбки, мадам, или я это сделаю сам.

— Черт бы тебя побрал, ты не посмеешь даже пальцем ко мне прикоснуться!

Найл стиснул зубы. Он чувствовал сильнейшую потребность поставить на Сабрине клеймо, на веки веков сделать ее своей — заклеймить своим запахом, волшебством своих прикосновений, выбить у нее из головы всякие мысли о другом мужчине.

Взгляды их встретились.

— Даже не думай отказывать мне, жена.

Он прильнул губами к ее губам, схватил юбку за подол и потянул вниз. Когда он накрыл ладонью ее грудь, тело ее откликнулось с унизительной быстротой, соски тут же превратились в тугие, дрожащие от напряжения пики.

— Думаешь, найдется мужчина, который способен удовлетворить тебя так, как я?

— Да! — запальчиво воскликнула она. — Любой муж чина будет лучше тебя!

Он поднял Сабрину и швырнул ее на матрас. Сабрина вскочила на колени. Она задыхалась. Если бы она могла до тянуться до его физиономии, то исцарапала бы его.

Она великолепна в своей необузданности, подумал Найл и ощутил, что плоть набухла и стала горячей. Сабрина действительно чертовски хороша — темные, мечущие молнии, глаза, разрумянившиеся щеки, отяжелевшая грудь. Он не мог отвести восхищенного взгляда от сосков.

— Ты хочешь меня, — сказал он. — Я же вижу.

— Убирайся, самоуверенный грубиян!

Он пренебрежительно рассмеялся и шагнул к ней.

— Держись от меня подальше! Я не хочу, чтобы ты меня трогал!

— Я не только буду тебя трогать. Я заставлю тебя умолять меня о ласке.

— Не бывать этому!

Он не мог не ответить на ее вызов и отбросил в сторону плед.

— Хватит притворяться, детка! Кровь в тебе бурлит, и ты изнемогаешь от страсти! Тебе сейчас очень нужен мужчина.

— Мужчина — да, но не безжалостный варвар.

— Я умею быть нежным, и ты это знаешь. — Он снял рубашку, обнажив грудь. Расстегнув бриджи, чтобы высвободить член, он стоял перед ней полуобнаженный. — Готов поспорить, что скоро ты будешь лежать подо мной, задыхаясь и обезумев от желания.

— Ты, изверг, я не хочу тебя! И ничего ты от меня не дождешься.

— Посмотрим!

Глаза их встретились в молчаливой схватке. В маленькой хижине росло напряжение, воздух был наэлектризован. Сабрина знала, что он намерен добиться от нее полной капитуляции.

Беспомощно она облизнула пересохшие губы, когда он приблизился к ней еще на пару дюймов.

— Я… Я буду кричать.

— Конечно, когда сожмешь мое копье в своих шелковых ножнах.

— Я исцарапаю тебя, искусаю! Найл забавлялся ее неистовством.

— Надеюсь. Мне нравится, когда ты вцепляешься ногтями мне в спину. Из злючек получаются классные партнерши в постели.

— Партнерша! — Она невольно сжала кулаки.

Найл поставил колено на матрас и с вызовом смотрел на нее сверху вниз. Сабрина невольно опустила глаза, остановив взгляд на его возбужденной плоти. Зрелище было впечатляющее. Сердце ее бешено колотилось. Найл возьмет верх, если она позволит ему до себя дотронуться. Резко отвернувшись, она устремилась к изножью постели, надеясь удрать, но Найл бросился следом. Накрыв ее своим телом, он вжал ее в матрас.

— Давай-ка, разыграй для меня злючку, Сабрина, дай мне почувствовать твой гнев. Ты жарче и туже, когда злишься, и это меня возбуждает.

Не обращая внимания на ее активные усилия по спасению, Найл засунул напряженный член ей под юбки, касаясь мягкой сливочной кожи ягодиц.

— Вот так, борись со мной, моя сладкая тигрица. Я хочу, чтобы ты извивалась и задыхалась, когда я войду в тебя. Чтобы стонала, умоляя меня дарить тебе наслаждение.

— Я не буду…

Ее соски уже превратились в тугие почки, возбужденные влажным батистом, но когда он накрыл ее груди ладонями, лаская и сминая их, соски напряглись еще сильнее, напряжение становилось невыносимым. Она чувствовала, как между бедрами нарастает жар.

— Посмотрим, как ты будешь сопротивляться, когда я войду в тебя. — Он задрал кверху ее юбки, обнажив бедра. Она чувствовала, как воздух холодит ягодицы, чувствовала его теплые пальцы у себя между ногами.

— Найл, чума на твою голову, нет!

— Да, сладкая моя. — Голос у него был бархатный. — Я не смилуюсь над тобой, покуда ты не воспламенишься, изнемогая от страсти.

Когда, достигнув оргазма, они спустились с неба на землю, Найл откатился, освободив Сабрину от тяжести своего тела. Он все еще тяжело дышал, и кожа его блестела от пота.

Сабрина продолжала молчать. И это встревожило Найла. Он внимательно посмотрел на нее:

— Я обидел тебя?

— Смертельно, — пробормотала она, и по ее тону он понял, что гордость ее пострадала куда сильнее, чем плоть.

Однако он почувствовал облегчение. Тут он вспомнил, что одежда на ней мокрая после купания в озере, стащил ее и укутал Сабрину в плед.

— Я не собираюсь оставаться с тобой в постели, — проворчала она, когда он сел рядом и принялся пятерней причесывать ее мокрые волосы.

— Ты не можешь вернуться домой как мокрая курица.

— Надо было подумать об этом до того, как швырять меня в озеро.

— Ты получила по заслугам, — хмуро ответил Найл. И у него заиграли желваки.

— Я не заслужила того, чтобы меня изнасиловали!

— Брось, признайся себе самой… — Он наклонился и поцеловал ее в голое плечо. — Ты наслаждалась каждой минутой.

— Я признаю лишь то, что ты дерзкий самодовольный дьявол!

— А ты была великолепна в гневе — мокрая, как рыба, и цепкая, как тигрица.

Она повернулась и ударила его в плечо. Его налитые мышцы даже не дернулись.

С мрачной улыбкой он схватил ее за руки и, разведя их, прижал ее к кровати. Когда ее обнаженная грудь выскочила из-под пледа, он взял сосок в рот.

— Наказание, — подразнивая ее, сказал он. Сабрина прогнулась дугой.

— Не смей!

— Такая смирная, покорная жена, — насмешливо произнес он. — Такая сговорчивая и послушная.

Она зло уставилась на него.

— У тебя на удивление хорошо получается возбуждать во мне ярость.

— А тебе, дорогая, удивительно здорово удается возбуждать меня.

Отпустив ее, Найл поднялся и стал развешивать у огня на веревке ее мокрую одежду.

Сабрина с тревогой наблюдала за тем, как он снимает оставшуюся одежду с себя, как возвращается к кровати. Не смотря на ее очевидное нежелание, он лег рядом с ней, забравшись под плед, и укутал их обоих.

Он обнял ее, и Сабрина, лежа рядом, почувствовала, как его тепло согревает ее. Она свернулась калачиком, прижавшись к нему, и к горлу подступил комок. Ей хотелось плакать. Он взял ее, охваченную гневом, и она покорилась. Это было так унизительно. Возможно, его на миг обуяла похоть, но сердце у него осталось нетронутым, в то время как она свое сердце позволила ему растоптать.

Любить его — это безумие, в отчаянии думала Сабрина. Ничего, кроме боли и унижений, эта любовь ей не принесет. Она знала, что конфликт между ними не улажен. Напряженность осталась. Она была почти физически ощутимой.

Она не ошибалась. Когда Найл заговорил с ней снова, в голосе его слышались едва уловимые нотки угрозы.

— Ты моя жена, мышка. Не забывай об этом. Я буду тебе благодарен.

Сабрина выпрямилась:

— Я не забываю об этом ни на минуту.

— Тогда знай. — Он дышал ей в затылок. — Я не допущу, чтобы Кейт Бьюкенен был твоим любовником.

— Мне такое даже в голову не приходило. С чего ты взял — не знаю.

— Да уж, — кисло протянул он.

— Но это правда! Ты даже слушать меня не стал. Я собиралась обсудить с ним, как заключить мир.

— Мир?

— Да, мир. — Сабрина мгновенно вспыхнула. Приподнявшись на локте, она принялась горячо объяснять ему суть проблемы: — В обстоятельствах недавних угонов скота есть что-то странное. В их последовательности, так сказать. Кейт Бьюкенен клянется, что они не нарушали условий, на которые согласились.

Найл презрительно хмыкнул.

— Вначале я ему не верила, но Кейт, судя по всему, говорит правду, утверждая, что не они первые совершили набег.

— С какой стати ты оправдываешь этих ублюдков? — окинув ее гневным взглядом, спросил Найл.

— Я никого не оправдываю. Я хочу докопаться до истины. Найл перекатился на спину.

— Проклятые Бьюкенены — воры и убийцы. Они повинны в смерти твоего отца.

— Может, они и причастны к гибели моего отца, но они его не убивали. Это был несчастный случай.

— У нас, горцев, отличная память, — мрачно пробор мотал Найл.

Сабрина прикусила губу. И все же она хотела убедить Найла посмотреть на ситуацию более объективно. Он так давно считал Бьюкененов своими врагами, что даже не представлял, как может быть по-другому.

— Я могу понять, почему ты питаешь к ним такую ненависть, — осторожно сказала она. — Но у нас никогда не будет мира, если мы не покончим с раздробленностью.

— Значит, у нас никогда не будет мира.

— Я не могу с этим согласиться. — Сабрина серьезно посмотрела на него сверху вниз. — Ты мог бы с ними хотя бы поговорить?

— Нет.

Его упрямство подогрело ее гнев.

— Знаешь, махать мечом любой дурак может, и только мудрый вождь способен решить проблемы без кровопролития.

Найл с кривой усмешкой смотрел на закопченные потолочные балки.

— Ты лезешь в дела, в которых ни черта не смыслишь.

— Пытаюсь разобраться. — Она стиснула зубы. — Я согласилась стать твоей женой, чтобы спасти свой клан, но все окажется напрасным, если тобой будет двигать слепая ненависть. Продолжать войну — безумие. Ты вождь, Найл. От тебя зависит, окончится междоусобица или нет. Люди из клана Дункана готовы за тобой последовать. — Она помолчала, размышляя, стоит ли продолжать этот разговор. — Можешь считать меня упрямой дурой, но Кейт Бьюкенен говорил искренне.

— Ты на удивление наивна, Сабрина, — проворчал Найл. — Позволяешь использовать себя как наживку. Встречаться с ним здесь было верхом глупости. Проклятые Бькженены спят и видят, чтобы у меня выросли рога.

— Кейт Бьюкенен никаких нежных чувств ко мне не питает, уверяю тебя.

— Тебе не приходило в голову, что человек Оуэна из одной лишь подлости мог бы соблазнить жену своего врага?

— А тебе до этого что за дело? — с горечью спросила Сабрина. — Пострадала бы лишь твоя гордость.

Найл, прищурившись, посмотрел на нее:

— Ты ведь не стала бы делать Кейта своим любовником, верно?

Сабрина поняла, что спорить бесполезно, и замолчала. Спустя какое-то время, глядя в потолок, она сказала:

— Я думала, у нас современный брак. Каждый может жить своей жизнью. Тебе должно быть безразлично, есть ли у меня любовник или нет. Ты ведь никогда не хотел этого проклятого союза, как ты выразился сегодня.

Он нахмурился:

— Я сказал, что позволил бы тебе тайную связь на стороне после того, как ты родишь мне наследников. Разумеется, не сразу, а через какое-то время. Но я не потерплю, если ты будешь водить шашни с проклятыми Бьюкененами.

— Ладно. Обещаю найти кого-нибудь другого, когда позволят приличия.

Перевернувшись на бок, Найл впился в Сабрину взглядом. Ее дурацкое стремление установить мир раздражало его меньше, чем угроза завести себе любовника.

Решив разрядить напряженное молчание, он положил руку ей на шею в том месте, где бился пульс. И тут им овладело неистовое желание доказать ей, что она хочет только его, Найла.

На этот раз он занимался с ней любовью дольше, чем обычно, и все было как всегда, Сабрина отвечала на его ласки самозабвенно, охваченная желанием, которое он неизменно пробуждал в ней.

Потом оба в полном изнеможении лежали рядом. Сабрина задремала. Найл же не мог уснуть. Он держал ее в объятиях, мрачно уставившись в одну точку. Найл поморщился, вспоминая об их ссоре у озера. Он едва не ударил Сабрину и очень расстроился, когда понял, что вел себя как настоящий ревнивец. Да, это была ревность. А вовсе не уязвленная гордость или ненависть к врагу. Он повел бы себя точно так же, будь на месте Бьюкенена любой мужчина.

Найл покачал головой, спрашивая себя, как могло случиться, что он воспылал такой страстью к собственной жене. Он думал, что со временем охладеет к ней, однако день ото дня его страсть разгоралась все сильнее, становилась сродни болезни. И сейчас им владело желание овладеть ею, доказать, что она принадлежит ему одному и никогда не будет принадлежать никому другому.

В рассеянности он убрал с ее лба влажный завиток.

Ревность была ему чужда. Никогда еще он не проникался ни к одной женщине столь сильным чувством. Сильным настолько, чтобы ему было дело до того, есть у нее кто-то еще или нет. Так было до тех пор, пока в жизни его не появилась Сабрина.

Этому чувству, этой потребности не было разумного объяснения. С ранней юности в его распоряжении были самые красивые женщины, но ни в одну из них он не влюблялся. Сабрина не была красавицей, но становилась неотразимой, когда ее взгляд загорался гневом, когда она, нагая, извивалась под ним, кожа ее розовела от желания, а глаза лучились страстью.

Он хотел ее с силой, превосходящей пределы разумного.

И при воспоминании о бешеном соитии, произошедшем совсем недавно, он снова почувствовал острый приступ желания. Они были как животные, но, надо признать, ее голод был сродни его голоду — она отвечала ему полной мерой. Ее страсть потрясла его до основания. Желание такой взрывной силы он не испытывал многие годы, а может, вообще никогда.

Найл еще сильнее насупился, приподнявшись на локте. При этом он понимал, что не только страсть влечет его к Сабрине. Она вошла в его жизнь против его воли. И тут он понял, что ищет ее общества. Он лелеял в душе ту близость, что чувствовал к ней. Ему втайне нравилось упорство, с которым она добивается лучшей доли для своего клана, включая и «мир» с Бьюкененами.

Глаза его потемнели при взгляде на нее. Как случилось, что планы его пошли вкривь и вкось? Пытаясь превратить Сабрину из серой мышки в женщину, которая стала бы для него желанной, он дал ей слишком много власти над собой. Она стала как заноза у него в сердце. Восхищение переродилось в манию, во что-то еще более темное и примитивное.

Чувство, которому он не знал названия, змеей свернулось у него внутри, опасное и обоюдоострое, как боевой меч.

Поморщившись, он тряхнул головой. Видит Бог, ему не нравилось это чувство. Оно делало его незащищенным, ранимым. Эта отчаянная потребность быть с ней, постоянно обладать ею доводила его до отчаяния. Он не был зеленым юнцом, чтобы бездумно поддаваться страсти. Он не желал, чтобы похоть определяла его по ступки.

Надо срочно избавиться от этого опасного безумия — не то он выставит себя круглым дураком. Что ему нужно — так это еще одна женщина. Еще одна любовница. Ему надо испытать физическое наслаждение в объятиях иной женщины, чтобы та заставила его забыть о Сабрине, чтобы успокоила лихорадку в крови. Он должен избавиться от этих непонятных чувств к ней, доказать себе, что она над ним не властна.

Найл вспомнил о Еве Грэм. Она-то способна излечить его от этой странной болезни, помочь ему справиться с безумной ревностью и чувством собственника. Возможно, тогда он сможет держать под контролем тот вечный голод, что пробуждала в нем собственная жена.