Глава 1
— Он не может тут же распорядиться повесить нас.
Слова Герлин де Лош должны были успокоить ее супруга, но прозвучали так, словно она скорее хотела подбодрить себя. На лице Флориса, которое на протяжении всей поездки из их крепости Лош в Париж выражало нечто среднее между печалью и обеспокоенностью, теперь появилась лишь неуверенная улыбка.
— В этом я уверен. Ведь мы благородного происхождения. Мы имеем право на смерть от меча, — наконец попытался пошутить рыцарь.
Герлин натянуто рассмеялась.
— Ах, Флорис, с другими ленниками Ричарда также ничего плохого не случилось. Даже напротив. До сих пор король благосклонно принимал все присяги на верность. Ведь Филипп рад, что эти владения достались ему не в результате боевых действий. Он получил то, что хотел. Так почему бы ему просто не подтвердить, что свое положение ты занимаешь по праву, и…
— Мне на ум приходит достаточное количество причин, — заметил Флорис и, похоже, уже в десятый раз проверил свой усыпанный драгоценными камнями пояс, надетый поверх тонкой шерстяной туники. Он был опоясан мечом, но не облачился в доспехи. Ведь в этот день он был скорее просителем, чем гордым рыцарем и хозяином крепости Лош. — Ты ведь помнишь битву при Фретевале? И историю с ребенком.
— Это было так давно… — произнесла Герлин и долгим взглядом посмотрела на сына.
Дитмар, которому вскоре должно было исполниться десять лет, стоял позади родителей, одетый так же, как и его приемный отец Флорис. Герлин сшила его одежду из той же дорогой шерстяной ткани, что и одеяния супруга, темно-синий цвет прекрасно подходил им обоим, светловолосым и голубоглазым. Сама же Герлин выбрала самое неприметное одеяние, простое платье золотисто-коричневого цвета со скромным декольте. Роскошные каштановые волосы она спрятала под строгое покрывало.
— Король уже и не вспомнит, кто мы такие, — заявила она.
Флорис с сомнением посмотрел на нее. Он не мог себе представить, как можно забыть его супругу, хоть однажды заглянув в ее сияющие голубые глаза. И король Франции Филипп ІІ Август наверняка хорошенько ее рассмотрел.
— Сеньор и мадам де Лош? Его величество ожидает вас!
Флорис ничего не успел сказать в ответ — открылась дверь и из приемных покоев короля в зал, где Герлин с семьей ожидала приема, вышел Юстин де Френес, старый друг и боевой соратник Флориса. По лицу Юстина было видно, что он испытывает облегчение. По крайней мере, король явно не собирался его вешать.
— Как настроение? — все же обеспокоенно осведомился Флорис.
Герлин еще раз придирчиво осмотрела свой наряд и одеяние сына. В тревоге она коснулась пальцами шеи, где в этот день простая цепочка заменила медальон, с которым она обычно не расставалась. На самом деле она чувствовала себя уязвимой без украшения, подарка королевы Алиеноры в день ее первой свадьбы. Однако перед приемом у французского короля она решила снять его. Она не могла дать ему повод вспомнить, кто она такая…
— Сейчас его величество пребывает в прекрасном расположении духа… — язвительно заметил Юстин, — …и настроен чрезвычайно благосклонно. Он даже не стал расспрашивать меня о короле Ричарде. А также об обстоятельствах, при которых я получил свои владения.
Юстин также владел крепостью неподалеку от Вандома и получил свои владения вскоре после того, как Флорис и Герлин получили свои. Обе крепости относились к землям английского короля на французском континенте. Эти территории когда-то достались Плантагенетам как приданое королевы Алиеноры, и Ричард Львиное Сердце всячески защищал эти земли от попыток французской короны захватить их. Флорис и Юстин сражались в войске короля Ричарда и отличились заслугами. Их наградой стал лен на спорных территориях, которым они управляли уже девять лет. После очередного, хоть и не разрушительного, но чрезвычайно неприятного поражения от Плантагенетов в 1194 году французский король больше не пытался объединить свой домен Вандома с другими землями.
«А теперь, — с горечью констатировал Флорис, — мы преподносим ему эти территории на блюдечке».
— Рыцарь де Трилльон…
Слуга появился снова, в этот раз чтобы вызвать Флориса и его семью к королю — под именем, данным Флорису при рождении, и это был дурной знак: Филипп Август все же не забыл о происхождении хозяев крепости Лош.
— Ну, удачи! — пожелал им Юстин, красивый и все еще молодой рыцарь в темно-красной тунике.
Флорис и Герлин кивнули ему в знак благодарности. Он наверняка не станет дожидаться, чтобы узнать, чем все закончится для его друзей. Он был однозначно рад покинуть Лувр хозяином своей крепости. Судя по всему, король благосклонно принял его клятву верности.
Флорис, Герлин и испуганный Дитмар последовали за слугой в приемные покои короля. Они были обставлены новой и дорогой мебелью, как и другие комнаты дворца, который располагался возле оборонительных сооружений, за городской чертой. Филипп Август велел построить Лувр, поскольку старые оборонительные сооружения на острове Сите уже были недостаточными для все растущей столицы его империи. Герлин и Флорис с восхищением рассматривали сооружения. Девять лет назад, когда они впервые оказались здесь, замок все еще строился.
Разумеется, в приемных покоях монарха окружали многочисленные советники и придворные, рыцари, оруженосцы и прислуга. Герлин и ее семья пробрались сквозь толпу роскошно одетых господ и нескольких дам, и для них это было сродни наказанию шпицрутенами. Наконец они опустились на колени перед троном французского короля. Вначале Филипп Август не проявил к ним особого интереса. Он оживленно беседовал с дамой. Была ли это королева или же его фаворитка? На самом деле Герлин это мало интересовало. Уж лучше бы он обратил все свое внимание на нее… или же, возможно, лучше не все. Она скромно опустила взгляд, когда король наконец попросил посетителей подняться.
Флорис же, напротив, вынудил себя смотреть в глаза будущему господину. В отличие от Герлин, он еще никогда с ним не встречался, но наверняка узнал бы его: Филипп Август был высоким привлекательным мужчиной с длинными русыми волосами, на которых сейчас красовалась золотая диадема как знак его королевского сана. Взгляд его голубых глаз, расположенных близко друг к другу, был пронизывающим. Сейчас он испытующе всматривался в рыцаря. И в подростка, который преклонил рядом колени, равно как и в Герлин, его супругу.
— Я не ожидал увидеть вас здесь, сеньор де Трилльон — или, точнее де Лош, — наконец обратился король к Флорису. — И вас, госпожа Герлиндис, когда-то хозяйка Лауэнштайна, если я не ошибаюсь. Разве вам не следовало отправиться в Англию, чтобы представить Плантагенетам неожиданного наследника?
Герлин залилась краской.
— Ваше величество, — поспешила она ответить, пока Флорис не начал говорить, — я должна извиниться перед вами…
Король улыбнулся.
— Вам действительно есть за что. Но давайте же вспомним все еще раз. Без сомнения, вы являетесь той дамой, которая несколько лет назад появилась при моем дворе, чтобы представить мне своего ребенка в качестве сына английского короля…
Герлин закусила губу.
— Не совсем так, — сказала она. — На самом деле парижская городская стража схватила меня… при чрезвычайно трагических обстоятельствах. Меня сочли еврейкой. И я не хотела закончить свои дни на костре…
— Но для… опасений такого рода не было повода.
Филипп помедлил с ответом, он неохотно вспоминал о бесчинствах, чинимых против парижских евреев в то время.
— В те дни был, — решительно заявила Герлин. — В любом случае солгать вам показалось мне единственным выходом. О чем я, разумеется, очень сожалею.
Король фыркнул.
— Вот как! Теперь вы об этом сожалеете, в то время как пару месяцев назад наверняка все еще гордились тем, что обвели короля Франции вокруг пальца. Как вообще отреагировал на эту историю король Ричард, упокой, Господи, его душу? Полагаю, он также едва устоял перед искушением сжечь вас на костре!
Герлин снова покраснела.
— Ему… не пришлось признавать ребенка, — произнесла она, на что король расхохотался. — Хотя…
Герлин хотела заметить, что ее семью и семью английского короля объединяли тесные дружеские связи, но Филипп Август понял ее по-своему.
— Хотя ему прекрасно подошел бы маленький очаровательный сын, — смеясь, сказал король. — На самом деле для него и всей Англии это стало бы настоящим подарком. Ведь ребенок, похоже, превратился в здорового и крепкого юношу.
— Так и есть, господин, — согласилась Герлин и подтолкнула Дитмара вперед. — Позвольте представить вам Дитмара Орнемюнде из… из Лоша в данный момент, но он является законным наследником Орнемюнде из Лауэнштайна.
Дитмар послушно поклонился, но французский король не успел осмыслить услышанное.
— Итак, наследником скольких отцов когда-то станет этот молодой человек? — осведомился он. — Хотя Ричард Плантагенет упустил возможность приструнить нерадивого братца с помощью собственного отпрыска.
— Только… — Герлин пустилась было в объяснения, но Флорис воспользовался возможностью заговорить о своем унизительном прошении.
— Простите, ваше высочество, однако, раз уж прозвучало имя короля Иоанна… Мы… я… Присяга в верности…
Король Филипп махнул рукой:
— Да, господин Флорис, я знаю, что вас привело сюда. И, разумеется, я чувствую себя польщенным, — ведь даже мои заклятейшие враги…
— Я был верным подданным короля Ричарда, — с достоинством заявил Флорис, — но тем не менее никогда не был вашим врагом.
Король рассмеялся.
— Тогда у вас достаточно странная манера выказывать свою дружбу, — заметил он. — Разве вы не сражались против меня?
— Как и все другие рыцари и владельцы крепостей на землях Плантагенетов, которые являлись вассалами законного наследника…
Впрочем, на самом деле Флорис в те времена был еще странствующим рыцарем и не был ничьим вассалом. В действительности он присоединился к королю Ричарду потому, что восхищался им как рыцарем и полководцем. Однако об этом ему лучше было не упоминать.
— А король Иоанн сейчас разве не является законным наследником? — Голос короля прозвучал насмешливо.
Флорис закусил губу. Это был вопрос, которого опасался как он, так и остальные хозяева крепостей. Как собственник лена во владениях Плантагенетов он был обязан оставаться верным одному из них. Находясь здесь, он совершал предательство по отношению к своему господину, какими бы вескими не были причины.
— Ваше высочество, — с выражением муки на лице произнес Флорис, — вы знаете короля Иоанна, и я здесь, чтобы принести вам присягу на верность. Я здесь, чтобы…
— Вы здесь, чтобы перебежать на другую сторону! — резко произнес король. — Потому что вам не нравится, как правит ваш король.
— Вы наш король! Или… или Артур де Бретань…
Флорис отвернулся. На самом деле шли горячие споры о порядке наследования. Вассалы короля Ричарда в его французских владениях после внезапной смерти своего господина принесли присягу сначала его преемнику Иоанну, хотя о своих правах на наследство заявил также некий юный принц Артур де Бретань. Разумеется, затем между армиями Филиппа и Иоанна снова завязались бои, и англичанин не стал поддерживать своих людей, а трусливо сбежал в Англию. Тогда большая часть Нормандии отошла Филиппу. А вскоре после этого Иоанн похитил аквитанскую принцессу и женился на ней, и ее семья начала тяжбы относительно вассальной принадлежности. После того как Иоанн наотрез отказался явиться на суд, ему заочно вынесли решение: официально Иоанн терял все свои французские владения и земли переходили в руки короля Филиппа. Разумеется, вассалы Плантагенета теперь были готовы признать это законным. Причем взятие под стражу принца Артура де Бретань также сыграло свою роль. Поговаривали, что Иоанн велел казнить соперника.
Для его ленников на материке это стало той каплей, которая переполнила чашу терпения. Так же решительно, как сражались за Ричарда Львиное Сердце, они безоговорочно решили перейти на сторону Филиппа. Иоанн был не достоин наследства. Один за другим его ленники представали перед Филиппом Августом, чтобы принести ему клятву верности. Но лишь немногих король подвергал такому допросу, как Герлин и Флориса де Трилльон из Лоша.
— И что должно убедить меня, что вы действительно так думаете? — строго спросил король. — В сражениях с королем Ричардом вы всячески старались насолить мне…
Флорис опустил взгляд. Он надеялся, что король не знает, кому Ричард был обязан своей блистательной победой под Фретевалем, но, разумеется, роль Флориса и Герлин в этой истории не осталась для Филиппа тайной.
— Также не стоит забывать об обмане вашей супруги. Сомнительное происхождение вашего сына… Вы ведь намереваетесь однажды передать Лош этому молодому человеку, не так ли? — Король сурово посмотрел на Дитмара.
Подросток поднял глаза.
— Нет, господин! — неожиданно произнес он звонким голосом. — Э-э… ваше величество, господин… Я… Когда-то я вступлю в права наследства во Франконии.
Король нахмурился.
— Которое ждет вас там, Дитмар… Орнемюнде?
Герлин удивилась, что король запомнил имя мальчика, хотя Орнемюнде был весьма разветвленным дворянским родом, который был ему, несомненно, известен.
— Нет, ваше высочество, — невозмутимо заявил Дитмар. — Мне придется его отвоевать. На данный момент оно находится в руках захватчика. Но мой приемный отец, господин Флорис, окажет мне всяческую поддержку и…
Король рассмеялся. Его растрогала серьезность мальчугана.
— Вот как! — бросил он и снова обратился к Герлин и ее супругу: — Как уже было сказано, обстановка в крепости Лош нестабильная и, мягко говоря, неясная. Возможно, уже завтра вы соберете всех рыцарей и направитесь к крепости в немецких землях. Поэтому я повторяю свой вопрос, господин Флорис: откуда мне знать, могу ли я доверять вам?
Герлин задумалась. У нее появилась идея, но, возможно, она только еще больше выведет короля из себя, если озвучит свое предложение. С другой стороны, вряд ли можно было попасть в бо́льшую немилость.
— Ваше величество, — начала она, — а что, если мы предоставим вам гарантии? Вы принимаете нашу присягу на верность, а мы отдаем вам моего сына в качестве заложника!
Похоже, у Флориса перехватило дух от дерзости Герлин. На самом деле такие сделки были обычным делом, однако не между королем и каким-то не занимающим высокого положения хозяином крепости. Обмен заложниками в основном происходил между правителями и дворянскими родами равного или хотя бы приближенного к равному происхождения. Когда ребенок одного рода рос при дворе другого, это служило своеобразным пактом о ненападении. Пребывание собственного отпрыска в замке противника гарантировало соблюдение договоренностей, чего нельзя было добиться одной лишь властью. Филиппу Августу ничего не стоило избавиться от Флориса де Трилльона и его условно законного потомства: ему достаточно было просто пленить рыцаря и выбросить его семью из крепости.
Монарх сначала также изумленно смотрел на Герлин, но затем снова расхохотался.
— Вы поразительны, Герлиндис из Лоша! — воскликнул он между приступами смеха. — Почему бы вам не сказать прямо: вы хотите остаться в своей уютной крепости и греть постель для своего рыцаря, а я тем временем должен воспитывать вашего сына, чтобы затем он смог успешно отвоевать свое наследство во Франконии!
Герлин улыбнулась. Ее улыбка всегда была обворожительной. Даже Ричард Львиное Сердце попал в плен ее чар.
— Я уверена, — сказала она, — что мой сын будет с честью сражаться на вашей стороне!
Король подозвал к себе мальчугана.
— Хотел бы ты быть оруженосцем при моем дворе? — спросил он.
Дитмар кивнул.
— Я должен был расти при дворе короля Ричарда, — прямодушно заявил он — обстоятельство, о котором Герлин хотела бы умолчать, — но… но…
Герлин закусила губу. Если он сейчас скажет что-то о главном дворе христианского мира, каковым, несомненно, считался двор короля Ричарда и его матери королевы Алиеноры, все будет напрасно!
Но Дитмар оказался достойным сыном своего отца, который не был выдающимся воином, но слыл чрезвычайно одаренным дипломатом.
— …но сейчас, когда я увидел эту крепость… Она просто невероятна, ваше величество, эти стены, башни, замок… Это… это… Ваше величество, если вы позволите мне служить здесь… Это наверняка главнейший двор христианского мира!
Король благосклонно улыбнулся.
— Умный мальчуган, госпожа Герлиндис, — отметил он. — Ну хорошо, Дитмар, ты останешься здесь в качестве оруженосца. А вы, мадам и сеньор из Лоша, можете теперь принести мне клятву верности и быть свободными. Я уверен, крепость Лош будет и впредь управляться согласно моей воле.
Глава 2
— Он не может тут же распорядиться повесить нас, — заявила Мириам.
Она повернула свою белую породистую мулицу к нагруженной товарами повозке, которую Авраам уныло направлял по заросшей травой и пахучими кустарниками местности между Альмерией и Гранадой. Дорога все время шла в гору, лошади и мулы торгового каравана, к которому присоединилась пара, недовольно фыркали. Да и Мириам отнюдь не наслаждалась поездкой, хотя им часто встречались причудливые нагромождения скал, воздух был кристально чистым и перед ними открывались захватывающие дух виды на укрытые снегом горы. На одном из отрогов горного хребта располагалась и Гранада, их конечная цель. Там находился дворец эмира, который призвал их к себе.
— И я не предсказала ей ничего плохого, — продолжала Мириам, теребя покрывало, которое практически полностью скрывало ее лицо. В арабском дорожном платье было чрезвычайно жарко. — Я никогда этого и не делаю. Я только написала ей, что…
— Возможно, ей вообще нельзя было к тебе обращаться, — предположил Авраам. В широком полотняном маврском одеянии он чувствовал себя гораздо удобней, чем его жена. Здесь евреи и мавры одевались одинаково: широкие штаны и длинное ниспадающее платье. Желтая полотняная кипа выдавала приверженность Авраама к иудаизму, однако носить ее было не обязательно. — В гареме наверняка подобное запрещено. И, возможно, астрология также противоречит их вере. Христианские фанатики ведут себя порой в этом отношении весьма странно…
— У эмира есть личный звездочет. — Мириам это было известно. — Значит, астрология не может быть под запретом. Да и женщины в Мохакаре почти все умеют писать. Если ко мне и обращался кто-то, то в основном из гарема. У обычных женщин ведь нет денег на гороскоп. И вообще, то, что жена эмира знала обо мне… Об этом не могли ходить слухи — женщины из Мохакара и Гранады никогда не встречаются. Значит, они сообщили друг другу обо мне в переписке. Нет, если над этим хорошо поразмыслить, у эмира не может быть никаких претензий ко мне! Дело наверняка в той реликвии, которую ты ему продал.
— Это была совершенно безукоризненная реликвия, — защищался Авраам. — Палец святого Евлогия с подтверждением подлинности из Александрии… Подарок эмира для христианской общины в Гранаде — никто ведь не станет оспаривать его достоверность!
Пока оба все еще размышляли — они не занимались ничем другим с того момента, как узнали о требовании эмира явиться, — в головном отряде торгового каравана началось какое-то волнение. Авраам и Мириам различили трех явно христианских рыцарей, которые, похоже, двигались навстречу каравану. Они оживленно вели переговоры с предводителем торговцев, еврейским купцом из Альмерии. Приставленный для защиты торговцев маврский рыцарь восседал рядом на лошади, однако не вмешивался. Возможно, разговор велся на незнакомом для него языке. Остальные путники и сопровождающие шести груженых повозок каравана не выглядели обеспокоенными встречей с незнакомцами — в Аль-Андалусе не следовало постоянно ожидать вооруженного нападения со стороны грабителей или рыцарей-разбойников, как в немецких или французских лесах. Мириам и Авраам не знали, связано это с тем, что рыцари более образованные и сосуществование различных слоев общества было в целом вполне мирным, или же с жесточайшими наказаниями, которые мусульманское правосудие применяло даже к высокопоставленным нарушителям порядка. В Кронахе, где родился Авраам, нередко совершались преступления, которые не карались, — то ли потому, что убийцы, грабители и насильники были благородного происхождения, а жертвами являлись горожане или крестьяне, то ли потому, что горожане и крестьяне вымещали свое недовольство на евреях, которые обладали еще меньшими правами.
В Аль-Андалусе царил порядок. Христиане и евреи платили более высокие налоги, чем маврское население, но взамен они также находились под защитой закона. Торговля велась свободно, никто не выселял евреев в специальные кварталы, которые закрывались на ночь, и им также не запрещалось носить при себе меч. Теперь обеспокоенный Авраам схватился за свое оружие. Эти мужчины впереди совершенно ему не нравились. Он стал подгонять своих мулов и вскоре приблизился к передним повозкам.
— Возникли какие-то проблемы? — осведомился он у несколько растерянного юного рыцаря.
Уважаемый торговец, который управлял первой повозкой, был мировым судьей в Альмерии. Он разговаривал на ломаном французском с христианскими рыцарями, которые были хоть и не в доспехах, однако в кольчугах, и путешествовали на боевых конях. Они выглядели так, словно искали неприятностей.
— Хорошо, что ты здесь, Авраам, — сказал Барух ибн Саул явно с облегчением. — Господа не говорят по-арабски и совсем плохо на кастильском. А мой французский никогда не был совершенен.
Авраам кивнул.
— Я с удовольствием буду переводить, господин, — предложил он, радуясь возможности еще раз произвести хорошее впечатление на уважаемого торговца, пусть даже участвуя всего лишь в переговорах по улаживанию недоразумения.
Авраам не слишком серьезно относился к правилам, принятым в торговом сословии. Он не обманывал напрямую, но пытался навязать своим клиентам вещи, которые на самом деле им не были нужны, и заставлял их за это дорого платить. Да и его процветающая торговля реликвиями была для серьезных купцов как бельмо на глазу — они ведь могли понять, что не каждая щепка, которую Авраам продавал маврским воинам в качестве амулета, на самом деле была частью Ноева ковчега. Да и в более дорогих талисманах для верующих рыцарей вряд ли можно было отыскать волосок из гривы мифического коня или мула, который когда-то отвез пророка Мухаммеда на небеса. Что уж говорить о различных частях тела христианских святых, которые приняли где-то на Ближнем и Среднем Востоке мученическую смерть.
Сейчас же Авраам вежливо поклонился французским рыцарям.
— Что вам угодно, благородные господа? — спросил он дружелюбно, но не раболепно.
От раболепного тона при общении с христианами он отучил себя за семь лет жизни в Аль-Андалусе, что было ошибкой, как оказалось сейчас.
— Ты смеешь обращаться к нам, еврей? — Предводитель рыцарей презрительно произнес последнее слово.
Авраам пожал плечами.
— Я думал, несколько слов на вашем языке упростят взаимопонимание, — заметил он. — Но в таком случае…
Он сделал вид, что собирается развернуть повозку, — совершенно безнадежный маневр. По одну сторону дороги был обрыв, по другую — отвесные скалы. Совершить разворот было чрезвычайно сложно, разве только если все повозки развернулись бы одна за другой, начиная с последней.
— Если я правильно понял господина, мы должны уступить ему дорогу, чтобы он мог ехать своим путем, — мрачно произнес Барух ибн Саул на иврите. — Потому что он рыцарь, а мы всего лишь евреи. Нашему юному другу, — он указал на маврского рыцаря, к которому уже присоединился другой вооруженный всадник, — лучше не переводить их слова, равно как и маврским торговцам в третьей повозке. Похоже, ни один из них не обладает терпением.
Авраам нахмурился.
— Разве они не могут просто проехать мимо нас? Если мы прижмем повозки к скалам, это станет возможным.
Барух ибн Саул пожал плечами.
— Я полагаю, они хотят проскакать мимо нас галопом посередине дороги. Они ищут повода повздорить, Авраам, но, возможно, ты сможешь все уладить.
Авраам кивнул и попытался поговорить с рыцарями еще раз.
— Позвольте поприветствовать вас от имени Тарика ибн Али аль Гаудиса и Мухаммеда ибн Ибрахим аль Басра в их стране, — произнес он и указал на маврских рыцарей. — Они также принадлежат к рыцарскому сословию и заботятся о безопасности наших товаров. — В соответствии с обычаем Авраам не стал упоминать, что за это мужчины получают приличное жалованье. — Судя по всему, имеются определенные разногласия относительно проезда по дороге, при этом мы, разумеется, признаем, что вы выполняете безотлагательное и чрезвычайно важное поручение. Мы бы с радостью предоставили вам возможность проехать первыми, но, как вы сами видите, это было бы сопряжено с огромными трудностями. Если мы станем разворачиваться здесь, вам придется ожидать гораздо дольше, чем в случае, если вы примете предложение господина Тарика. — Хотя маврский рыцарь не вымолвил ни слова, он, несомненно, последует указаниям Баруха. — Прошу вас, позвольте нашим рыцарям сопроводить вас, — придется проехать в обратном направлении всего полмили. При этом вы можете… гм… поведать друг другу о совершенных подвигах. — Авраам не стал объяснять, как это было бы возможно без знания языка, но, похоже, этому рыцарю для хвастовства не нужны были понимающие слушатели. — Как только дорога расширится, мы покорно посторонимся и позволим вам проехать.
Барух благосклонно закивал Аврааму. Хоть он и плохо говорил по-французски, но, похоже, все же понял, о чем шла речь.
К сожалению, французские рыцари не хотели слышать логических доводов.
— Еврей, мы из эскорта графа Тулузы и должны передать важные вести! — хвастливо заявил один из них. — И я уж точно не уступлю дорогу какому-то жиду, не сдвинусь даже на ширину ладони! Так что с дороги!
Он указал на обрыв и ухмыльнулся. Даже для одиночного всадника было бы затруднительно отъехать в сторону. Для тяжелой повозки это было невозможно.
Авраам вздохнул. А затем он выхватил меч. Для маврских рыцарей это послужило сигналом. Оба не стали долго колебаться. Их проворные породистые кобылы устремились на тяжелых боевых коней французов, которые ринулись им навстречу. Тяжелые пики ударялись о легкие доспехи, мавры метали свои копья, христиане наносили удары с лошади. Сначала казалось, что у французских рыцарей больше шансов выиграть битву. Они, несомненно, были опытней обоих юных мавров, чью первую атаку они хладнокровно отбили. Но они не рассчитывали на сопротивление торговцев!
Еврейские и маврские торговцы и не думали во время нападения прятаться за повозками, пока рыцари будут сражаться за них. Так что после второй атаки на французов посыпался град стрел, в них летели камни, и большинство мужчин выхватили мечи. Авраам отважно бросился на рыцаря, который был выбит из седла во время первой атаки, и ошеломил его серией умелых ударов.
Семейство Авраама всегда расстраивало то, что у него гораздо лучше получалось владеть мечом и кулаками, чем торговать и учиться. Уже в юном возрасте он выдавал себя за христианина и не страшился никакой драки в кабаке. Мириам достаточно спокойно наблюдала за сражением. За нее Авраам также бился не один раз. Она была обязана жизнью его отваге и боевым навыкам, и в сражении с этими рыцарями, ко всему прочему, важную роль сыграл эффект неожиданности. Наверняка они никогда не противостояли еврею, размахивающему мечом. Авраам вскоре оттеснил своего соперника к обрыву, и тот вряд ли ощутил, что летит в пропасть: меч Авраама уже успел пронзить его сердце.
Юный Тарик разделался в рыцарском бою со вторым французом, третий испустил дух под ударами палок и ножей конюхов и возниц, которые набросились на него, как только он упал с лошади.
— К сожалению, теперь чрезвычайно важных писем графа Тулузы кому-то придется дожидаться некоторое время, — заметил Авраам и вытер свой меч. — Господам стоило отъехать назад. Ранен ли кто-то с нашей стороны?
Никто не отозвался. Превосходство торговцев оказалось подавляющим — и совершенно неожиданным для рыцарей.
— Тогда можно отправляться дальше, — сказал Барух ибн Саул, когда конюхи сбросили тела других рыцарей в ущелье, разумеется, сняв с них предварительно все вооружение. Авраам пробежал глазами единственное письмо, которое нашли у погибших.
— Своего рода любовное послание, — сообщил он нетерпеливо дожидающимся торговцам. — Совершенно не срочное. Как мы и предполагали, эти мужчины просто искали повода повздорить.
Барух ибн Саул кивнул.
— Благодарю тебя, Авраам ибн Яков, за неоценимую помощь. Я надеялся, что дело ограничится услугами переводчика. Но и твое владение мечом также очень впечатляет. — Торговец достал из-под козлов бурдюк с вином и подозвал Авраама к себе. — Нам следует поблагодарить Вечного за победу и выпить за это по глотку вина, ты ведь не против? Пойдем, поручи свою повозку одному из моих конюхов и составь мне компанию.
Авраам кивнул, несмотря на то что ему хотелось отказаться от угощения, ведь ему наверняка придется вести неприятный разговор с торговцем. Барух ибн Саул был другом отца Авраама, и речь, несомненно, пойдет о представительстве его торговой конторы в Аль-Андалусе. А этому Авраам, как он сам мог себе признаться, не придавал должного значения.
— Ты везешь шелка на рынок Гранады? — осведомился Барух сразу же, как только Авраам сел возле него и повозки отправились дальше. — Выгодно ли это? Разве нет торговцев, которые этим занимаются?
Авраам пожал плечами.
— В Гранаду я направляюсь по другому делу, — уклончиво ответил он. — И я подумал… раз уж выпала такая возможность…
— Хорошо придумано, — похвалил Барух. — Даже если некоторые будут не слишком рады новому конкуренту.
Авраам вздохнул. Похоже, кто-то из торговцев уже успел нажаловаться.
— Итак… доволен ли твой отец тем, как идет торговля? — продолжал Барух свой допрос.
Он говорил по-арабски, Авраам уже привык к общепринятому здесь фамильярному обращению. Сам Авраам изучал арабский язык еще в юности, однако владел им не так хорошо, как его жена, которая с усердием штудировала работы арабских астрологов. Теперь он задумался, не уйти ли ему от темы, прикинувшись, что не понимает, чего от него хотят.
— Ну… у нас есть свой доход, — наконец признался он.
Это было правдой, Авраам и Мириам не испытывали недостатка в деньгах. Они жили в красивом доме в еврейском квартале небольшого городка возле Альмерии, причем выбор пал на крошечный Мохакар не потому, что он являлся центром торговли, а потому, что только здесь они смогли отыскать дом с башней. Для наблюдений за звездами башня была необходима Мириам, к тому же Авраам обещал ей такой дом, когда они поженились. Мириам проводила на верхушке башни, обдуваемой всеми ветрами, счастливые ночи со своей астролябией — и в объятьях Авраама, который страстно любил ее под звездным небом.
Однако странствующие торговцы редко оказывались в городке, который хоть и находился на побережье, но не имел собственного порта. Да и ближайшие мастерские были только в Альмерии, на расстоянии более чем тридцати миль. Идеальное месторасположение для своей дочерней фирмы в Гранадском эмирате Яков из Кронаха наверняка представлял по-другому.
— И кто же стал вашим новым деловым партнером в Гранаде? — не унимался Барух. — Возможно, я чересчур любопытен, но, насколько мне известно, торговые связи между Франконией и Гранадой налаживает один кастильский купец.
Авраам задумался, стоит ли ему солгать, но, если он выдумает какие-то торговые связи, Барух наверняка сообщит обо всем его отцу. Он сделал большой глоток вина — и начал жаждать встречи с эмиром. Она не могла быть намного хуже этого допроса.
— О, мы встречаемся не с каким-то купцом, нас ждет аудиенция у эмира.
Голос Мириам прозвучал нежно и мягко, как мед. Она ехала на муле возле повозки Баруха, и Авраам увидел по ее глазам, что она улыбается. Одного теплого взгляда глаз орехового цвета было достаточно, чтобы он почувствовал себя лучше. Да и Барух ибн Саул приветливо смотрел на женщину. Он уже не один раз видел Мириам без покрывала. Несмотря на то что жены евреев на людях старались придерживаться обычаев арабов, во время встреч с единоверцами или в дни шаббата в синагоге они открывали свои лица, при этом волосы оставались прикрытыми. Красота молодой супруги Авраама ибн Якова была известна всем.
— И речь идет не о шелках, — мягко заметила Мириам. — Нет, я… мы думаем, что речь идет обо мне!
Барух ибн Саул испуганно посмотрел на нее и затем на Авраама, словно от того можно было ожидать чего угодно.
— Авраам ибн Яков! Ты хочешь продать свою жену?
Глава 3
Авраам и Мириам все еще смеялись над растерянным выражением лица Баруха, когда к вечеру добрались до Гранады, сняли комнаты на постоялом дворе и наконец порознь посетили купальни. Аврааму пришлось заплатить небольшое состояние за отдельные комнаты в трактире, но Мириам настояла на том, чтобы в тишине подготовиться к приему у эмира.
— Возможно, он распорядится казнить только тебя, — дразнила она мужа, — а меня заберет в свой гарем.
— Это не смешно, — пробормотал Авраам.
Чем меньше времени оставалось до аудиенции, тем все более сильные опасения его охватывали. Он не знал, действительно ли считались преступлением те небольшие прегрешения, которые сопутствовали его торговле, но постепенно начал сомневаться, стоит ли ему торговать мусульманскими реликвиями. Наверняка эмира не заботило то, что он обводил христиан вокруг пальца, но волосы из гривы священного коня Барака, которые на самом деле были выдернуты из гривы мулицы Мириам Сирены…
— Пойдем, Авраам, он ничего с нами не сделает, — попыталась успокоить его Мириам. Она выглядела невероятно прелестно, сменив простое дорожное платье на широкие, расшитые золотом шелковые штаны и соответствующее длинное платье светло-зеленого цвета. Она вплела жемчужные нити в темно-русые волосы, однако, разумеется, это великолепие будет едва заметным под тонким, как паутина, покрывалом, которое позволяло лишь угадывать правильные черты ее лица и слегка загорелую кожу. Эмир сможет восхищаться только ее глазами, в связи с чем Мириам тщательно подкрасила их — штрихи кайалом делали ее глаза более раскосыми и подчеркивали их теплое сияние. — Если бы он хотел взять тебя под стражу из-за обмана, а меня по другой причине, он мог бы просто отправить городских стражей. Тогда нас привезли бы в Гранаду в цепях. Вот увидишь, все не так плохо. А что ты будешь делать, если он и правда захочет меня купить?
Мириам с сожалением набросила на плечи серый дорожный плащ поверх дорогих одеяний, но им нужно было проехать еще несколько миль до Альбайсина, холма, на котором располагался дворец эмира. Фундуки, традиционные постоялые дворы для торговцев, обычно находились вне городских стен или по крайней мере на окраинах, и теперь Мириам и Авраам проезжали мимо рынка ремесленников Гранады. И если бы не беспокойство, связанное с предстоящей аудиенцией, они могли бы насладиться многообразием предложенных товаров, ароматом пряностей и многоцветьем тканей и гончарных изделий. Однако сейчас они пытались как можно быстрей добраться до дворца.
В Гранаде они очутились в конце очереди других просителей и посетителей, которые ожидали приема у эмира. Похоже, в этот день правитель вершил правосудие, причем публичное. Слуга указал Аврааму и Мириам места в задних рядах переполненного зала для приемов. Как и в большинстве маврских домов, здесь было совсем немного мебели. Полы были устланы коврами, советники эмира сидели у его ног на мягких подушках. Сам эмир восседал на высоком, заваленном подушками помосте, возле которого просители бросались на колени, склоняя головы перед правителем.
Мириам и Авраам с возрастающим беспокойством наблюдали за тем, как посетители и посланники из других эмиратов приветствовали эмира, как улаживались споры земледельцев и скотоводов и высказывались предостережения непокорным поданным, которые в чем-то провинились. Похоже, любой, кто считал себя потерпевшим, мог пожаловаться эмиру. На душе у Авраама становилось все тревожнее — вполне возможно, что на него подано не меньше жалоб. Мириам же, напротив, заметно успокоилась. До этого момента эмир не рассмотрел ни одного действительно серьезного правонарушения и не наложил ни одного достойного упоминания наказания. Все было так, как она себе и представляла: настоящими преступлениями занимался кадий, а эмир лишь проявлял благосклонность, мудрость и демонстрировал свою близость к народу, внимательно выслушивая каждого горожанина, которому нужны были совет или помощь.
Авраама и Мириам церемониймейстер подозвал последними. Оба бросились к ногам эмира, как и все просители. Авраам уже готов был произнести приветственную речь. Он долго обдумывал, как можно подольститься к эмиру, но все же не проронил ни слова, как и полагалось. Ни один проситель не смел обращаться к эмиру, пока ему этого не позволяли.
Эмир сначала повернулся к придворному, стоящему рядом.
— Евреи… из Мохакара? — удостоверился он.
Тот кивнул.
Эмир, совсем еще юноша со светлой кожей, но черной бородой и волосами, сделал благосклонный жест, позволяя посетителям перейти из лежачего положения в положение стоя на коленях. При этом темный дорожный плащ Мириам немного сдвинулся, и стало видно праздничное убранство под ним.
— Это ты предсказываешь будущее по звездам? — с удивлением спросил эмир. — Клянусь Аллахом, я представлял тебя совершенно по-другому! Я думал, ты старая карга.
Мириам подняла взгляд, чтобы он увидел блеск в ее глазах.
— Я буду печалиться до конца своих дней, — сказала она, — из-за того, что мой вид разочаровал моего господина.
Эмир громко рассмеялся.
— Быть разочарованным красотой, которой благословил тебя Аллах, означало бы оскорбить его, милостивого и великодушного, — учтиво произнес он. — Пусть я и твой господин, но становлюсь смиренным при виде тебя. — Мириам смущенно улыбнулась. — Причем, похоже, Аллах щедро одарил тебя и другими достоинствами. Но об этом… — Эмир поднялся. — Жители Гранады, на этом сегодняшний прием окончен. С помощью Аллаха я пытался ответить на ваши вопросы и разрешить ваши споры. На выходе вас ожидают небольшие подарки. Я благодарю вас за доверие. Господь укажет вам безопасный путь домой! — В зале раздались рукоплескания, а эмир повернулся к Аврааму и Мириам. — А вас я попрошу следовать за мной в мои личные покои. Нам нужно обсудить то, что следует знать не каждому…
Эмир направился к выходу, и Авраам, испытав безмерное облегчение, удивился не столько его величественной манере держаться, сколько невероятно дорогой парче, из которой была сшита его одежда. Поставка товаров к этому двору наверняка приносила немалый доход, возможно, все же следовало постараться заполучить заказы, за которые ему не было бы стыдно перед отцом.
Теперь слуга поклонился не только Аврааму, но и Мириам, и сделал знак следовать за ним. Вскоре они очутились в меньшей, с подушками и помостами для сидения, комнате, стены которой были искусно разрисованы переплетающимися растениями. Слуга принес фруктовые напитки и выпечку в меду. Эмир как раз вошел через другую дверь. Он сменил тяжелое одеяние из парчи на не менее дорогое шелковое платье. Мириам поняла намек и сбросила свой тяжелый дорожный плащ. Эмир не мог оторвать от нее взгляда, но все же взял себя в руки.
— Итак, что ты ей сказала? — обратился он к Мириам безо всяких предисловий.
Девушка нахмурилась.
— Кому сказала?
— Сюзанне, которую сейчас зовут Айешей, — с тех пор как она приняла ислам. Ты предсказала ей будущее по звездам. И… ты сообщила о каких-то переменах, о которых… она и помыслить не могла бы. Что ты ей сказала? — Эмир опустился на подушку и жестом позволил Мириам и Аврааму также присесть.
Мириам залилась краской.
— Я… написала ей, что звезды предсказывают ей прекрасную жизнь, полную любви. И это ведь правда, в… в гареме эмира… — Она запнулась.
Мириам не пришло в голову, что с девушкой в женских покоях дворца всякое могло случиться. Наверняка плелись интриги среди обитательниц гарема. Но Сюзанна была христианкой и рабыней — в иерархии гарема она занимала слишком низкое положение, чтобы кто-то стал посягать на ее жизнь.
— И?.. — настаивал правитель.
— Ну, что… в ее жизни недавно произошли перемены… — Об этом было несложно догадаться. Сюзанну захватили в плен во время нападения мавров на христианское поселение в Кастилии. Поскольку она была невероятной красавицей, ей суждено было попасть к визирю наместника Мурсии, а тот подарил ее эмиру Гранады. Хоть Мириам и не удалось узнать подробностей от евнуха, который передал ее письмо, однако было очевидно, что девушка роптала на свою судьбу. — Но также то, что тяжелый период уже позади, — продолжала Мириам, — и я вижу сияющую звезду, которая будет оберегать ее.
Эмир просиял. Теперь он выглядел не как строгий правитель, а как юноша, получивший подарок, о котором давно мечтал.
— Так и есть! Именно так она меня и называет! Ее сияющей звездой, чей блеск освещает ее ночи.
— Тебя, господин? — изумленно спросила Мириам.
Она подразумевала скорее ангела-хранителя, или что там представляют себе христиане, чтобы утешиться в тяжелые времена. Несомненно, Сюзанна ставила под сомнение свою веру, из ее письма было очевидно: она боялась, что Господь оставил ее.
— А почему же не меня? — теперь строго спросил эмир. — Ты же не хочешь сказать, что видела кого-то другого?
Мириам покачала головой.
— Я не так уж много увидела, господин, — призналась она. — Я астроном, я могу рассчитать траектории звезд и предсказать, но не течение жизни твоей наложницы. Однако, если кто-либо пожелает, я могу составить гороскоп. И…
— И в этом случае Аллах, несомненно, указывал тебе путь! — радовался эмир. — Не говоря уже о том, что он наделил тебя изумительной интуицией, с помощью которой судьбами людей можно управлять как угодно.
— Ну… — Мириам смущенно опустила взгляд. На самом деле у своего бывшего учителя, Мартинуса Магентиуса, она научилась не только определять движение звезд. Звездочет также умело навязывал людям свою волю. Мириам сама была жертвой его обещаний и угроз. И Авраам указал ей выход из весьма затруднительного положения. — Звезды, господин, являются воплощением красоты, — наконец произнесла она. — Как я могу с их помощью предсказывать людям что-то плохое? В этом я убедила и твою возлюбленную, господин. Господь подарил нам звезды для наслаждения. С их помощью Он смотрит на нас с небес с любовью…
Эмир улыбнулся.
— Да, это она также говорила. Господь послал меня ей, теперь она это знает. И с моей помощью она также познает величие Аллаха. Как я уже говорил, она приняла ислам. А я сделал ее своей третьей женой. После того как она месяцами меня избегала! Она только плакала и молилась своему христианскому Богу — обо мне и моей любви она не хотела ничего знать. Пока не получила твой гороскоп! Я обязан тебе своим счастьем, Мириам из Мохакара — или откуда ты родом. Вы ведь не из Аль-Андалуса, не так ли?
Мириам покачала головой.
— Нет, господин. Я родом из Вены, мой отец был минцмейстером при герцоге Фридрихе Австрийском. А Авраам родился в купеческой семье, он из Кронаха. Мы прибыли сюда, потому что мы… Ну, при твоем правлении, о великий, мы можем жить здесь в мире.
Она надеялась, что это касалось и Сюзанны — Айеши — в гареме эмира. На самом деле Мириам не рассчитывала, что эмир возьмет эту девушку в жены. Тогда она наверняка вплела бы в звездный гороскоп предупреждение о ревнивых первой и второй женах.
Лицо эмира немного омрачилось.
— Значит, вы не из французских земель? — спросил он.
Мириам и Авраам покачали головами.
— Нет, — наконец заговорил Авраам. — Но мы оба говорим по-французски. И если мы можем быть тебе чем-то полезными…
Эмир рассмеялся.
— Нет, благодарю вас, как в переводчиках я в вас не нуждаюсь, я сам достаточно хорошо владею французским, чтобы… ну, чтобы понять посетителя. Да для этого много и не нужно, а мужчина этот — неотесанный чурбан.
— Граф Тулузы? — вырвалось у Мириам. Она молниеносно сделала выводы.
Эмир изумленно посмотрел на нее.
— По каким звездам ты прочла об этом сейчас? Но, как бы то ни было, этот человек является одной из причин, почему я вызвал вас к себе. Я ведь могу рассчитывать на вас как на верных подданных?
Авраам и Мириам одновременно кивнули.
— У тебя нет вернее подданных, чем мы, евреи! — заверил эмира Авраам.
Он редко говорил что-то настолько искренне. Еврейское население безоговорочно поддерживало эмира, пусть даже это ему дорого обходилось. Что касается дополнительных налогов, в этом эмир был таким же ненасытным, как и христианские правители. Но здесь никогда не случались погромы и другие бесчинства.
— Хорошо, — произнес эмир. — Тогда я буду говорить прямо. Христиане открыто угрожают нам, потому что мы не молимся их Богу, — но наверняка также из зависти нашему богатству. Папа Римский созывает один крестовый поход за другим. В данный момент его яростные речи направлены против христианских изменников, которые проживают во Франции. Но через время бороться будут с нами, в этом я уверен. И, несмотря на все отряды помощи, как правило, из Марокко и других африканских земель, которые поддерживают нас, мы не ровня им — христиане сильны. Особенно теперь, когда они чувствуют поддержку своей Церкви.
— Она им заранее прощает все грехи, — горько заметил Авраам.
Эмир кивнул.
— Они опасны. Вот почему я не хочу наживать себе новых врагов среди них — больше, чем это необходимо. Поэтому я и терплю чревоугодие, колкости и глупость этого графа в моих владениях…
— Что ему здесь вообще нужно? — осторожно поинтересовался Авраам.
Эмир улыбнулся.
— Он отправился на поиски реликвии, — пояснил он. — Господин влюблен. Недавно он женился на арагонской принцессе, прогнав до того момента трех или четырех жен. Похоже, он не самый примерный христианин. Но новая супруга, Элеонора Арагонская, является пылкой почитательницей святой Перпетуи. Ее когда-то бросили на растерзание львам в Карфагене. Во времена римлян. Ну и теперь она желает часть тела мученицы для своей придворной часовни.
— И ее супруг ищет реликвию в Гранаде? — спросил Авраам. — Как ему пришла в голову эта мысль?
— Кто-то дал ему совет отправиться сюда, — сказал эмир, пожимая плечами. — А что касается нас, то мы сейчас спрашиваем о ней в округе. Но то ли христианские общины в этом эмирате не обладают реликвией Перпетуи, то ли они не признаются в этом. Они ведь тоже хотят сохранить свои святыни. Вообще-то… я не хотел говорить об этом с торговцем. Если они и расстанутся с реликвией, то за очень высокую цену.
Авраам расплылся в улыбке.
— И теперь ты думаешь, что я…
Эмир подмигнул ему.
— Ты славишься умением оживлять даже коня Мухаммеда, — заметил он. — А как ты объясняешь потерю всех волосков из гривы во время полета на небеса над Иерусалимом? Но вернемся к святой Перпетуе. Это не должно составить для тебя особого труда.
Авраам снова улыбнулся.
— Но мне понадобится некоторое время на поиски. К тому же, скорее всего, львы не так уж много и оставили. Разве кошки не обгладывают каждую косточку?
Эмир кивнул с полной серьезностью.
— Разумеется, к реликвии должен прилагаться сертификат подлинности, — заявил он. — Но, я вижу, мы понимаем друг друга.
Авраам поклонился, однако его все еще не покинуло беспокойство, возникшее с момента получения приглашения эмира. Действительно ли это была настоящая причина, по которой их вызвали в Гранаду? Подарок в знак благодарности Мириам и заказ на реликвию можно было организовать и через гонца.
— Вторая моя просьба к вам является гораздо более деликатной. — Эмир сделал глоток фруктового сока и только затем продолжил: — Она потребует от вас некоторых жертв. Причем я не хочу и не буду вас вынуждать. Из своего опыта я знаю, что принуждение не приносит желаемого результата, когда рассчитываешь на дипломатические способности подданного… — Эмир перевел взгляд с Авраама на Мириам.
— Дипломатические способности? — переспросила девушка.
Эмир кивнул.
— Дело в том, что наш граф Тулузы является большим поклонником астрологии. У него всегда был придворный звездочет, но он недоволен нынешним. Что неудивительно — это дряхлый старик, который почти полностью ослеп. Он уже едва может различить звезды. А теперь в Арагоне графу сказали, что в исследовании звезд никто не сравнится с мастерами из Аль-Андалуса.
— Это правда, господин, — уверенно заявила Мириам. — Я всегда хотела стать их ученицей. Но, разумеется, они не обучают женщин — в этом отношении ситуация ничем не отличается от Запада. Поэтому мне остаются только книги.
Эмир улыбнулся:
— Вот как! Тогда есть кое-что, чем я могу тебя завлечь. Господ звездочетов я могу заставить… Но не стоит отвлекаться от графа Раймунда. Он бы очень хотел заполучить придворного астролога-мавра.
— Астрономия и астрология — разные науки, — осмелилась заметить Мириам.
Эмир с укором посмотрел на нее.
— Ты считаешь меня глупым? — спросил он строго. — Возможно, графу Раймунду это и не известно, но я знаком с основами астрономии и прекрасно знаю, что такие серьезные астрономы, как Гиппарх, не признавали астрологию. Вот поэтому у меня нет придворного звездочета и уж тем более подходящего раба, которого я мог бы просто подарить. Разумеется, в Гранаде есть люди, которые составляют гороскопы, — женщины из моего гарема ежегодно тратят небольшое состояние, чтобы узнать, подарят ли они когда-нибудь мне сына. И когда рождается ребенок, для него также составляется гороскоп — это, к счастью, обычно дает положительные результаты. Кстати, раз уж я заговорил об этом, ты ведь также зарабатываешь на жизнь составлением гороскопов.
— Неохотно, господин, — призналась Мириам. — Но дело в том, что никому не платят за открытие новых звезд и расчет их передвижений. А астролябии и телескопы — недешевое удовольствие…
Эмир улыбнулся.
— На самом деле я хотел подарить тебе золотую цепочку в знак благодарности, но вижу, что тебя делают счастливой другие вещи. Ну что ж, это упрощает задачу. Я могу гарантировать тебе, Мириам из Вены, что лучшие астрономы Гранады посвятят тебя в тайны их науки и что ты до конца своих дней будешь обеспечена самыми современными приборами, которые тебе понадобятся, чтобы открывать новые звезды.
Мириам просияла, а вот Авраам сник. Он понимал, к чему все клонилось.
— Я назову первую в твою честь! — пообещала Мириам эмиру. — Или в честь твоего первенца.
Эмир рассмеялся.
— Это было бы слишком просто. Тебе придется предложить мне немного больше. Одним словом, Мириам из Вены, я прошу тебя поступить на службу к графу Тулузы в качестве придворного астролога. Разумеется, твой супруг может тебя сопровождать. Ты тоже немного смыслишь в звездах, Авраам из Кронаха?
— Прежде всего я имею представление о христианских дворах, — неохотно заявил Авраам. — Евреям там жить опасно. Если Мириам когда-нибудь скажет что-то не то…
Эмир потер висок.
— Я полагаю, что твоя супруга обладает превосходными качествами дипломата, — сказал он. — И ей, разумеется, удастся оказывать определенное… влияние на графа мавров из Аль-Андалуса…
— Я смогу, господин, — заверила эмира Мириам.
Она всегда с легкостью относилась к перевоплощениям. Когда Авраам познакомился с ней, она путешествовала под видом христианки, хоть и не знала, как правильно креститься.
— Если этот граф вообще станет слушать евреев! — заметил Авраам. — Я настаиваю на том, что жизнь еврея при христианском дворе, не важно в каком положении, всегда будет в опасности!
Эмир кивнул.
— Я понимаю, — сказал он. — Вы… вы ведь не станете принимать ислам?
Мириам и Авраам одновременно покачали головами.
— При всем уважении к твоей вере, господин… — начал было объяснять Авраам.
Мириам улыбнулась и перебила его.
— Об этом никто не должен знать! — сказала она.
— О чем? — нехотя спросил Авраам.
— О том, что мы не мавры, — пояснила Мириам. — Если мы возьмем арабские имена, никто и не заметит, что мы евреи. У мавров ведь принято обрезание, не так ли?
Эмир кивнул.
— Если вы согласитесь на такое…
Авраам хотел возразить, но Мириам сделала ему знак молчать. Это был ее шанс, такую возможность нельзя было упускать! Она составит графу парочку гороскопов, и затем ей будут доступны небеса. Чтобы получить знания по астрономии, ей приходилось идти и не на такие жертвы. И к тому же была еще одна причина: Мириам никогда бы в этом не призналась, но, как бы сильно она ни любила их дом в Мохакаре, как бы ни радовалась тому, что в Аль-Андалусе безопасно, она уже давно начала скучать. У нее было мало общего с еврейскими матронами и совершенно ничего общего с маврскими женщинами, которые стирали белье в фонтане и бесконечно судачили обо всем. Какое-то время все было чудесно, но Мириам не хватало вызова. В своих исследованиях она не могла сдвинуться с мертвой точки, учителя отказывались обучать ее, а торговые дела Авраама шли не слишком успешно.
— Я сразу же составлю графу гороскоп! — решительно заявила она. — Даже если он не слишком будет рад услышать, что произошло вчера с тремя его рыцарями, он поймет, что звезды не лгут!