Следующие несколько дней прошли спокойно. К счастью, больше им не попадались битком набитые постоялые дворы. Маркусу удавалось заказать отдельные комнаты каждую ночь, когда они останавливались на ночлег. Облегчение, которое он прочитал в ее глазах, ранило его сильнее, чем он был готов признать. Он действительно ей не нравился.

Три ночи подряд они заводили своих животных в конюшню.

Три ночи подряд он провожал ее до двери комнаты.

Он распорядился, чтобы ужин подавали отдельно в каждую из комнат. Им не приходилось терпеть компанию друг друга, когда солнце садилось за горизонт, и это было к лучшему. Ему требовалась передышка… чтобы избегать искушения.

Она болтала без умолку весь день, постоянно рассуждая на разные темы, пока они ехали на север.

Однако, когда он вечером оказывался один в своей комнате, ему становилось не по себе. Он барабанил пальцами по столу, замирал каждый раз, когда слышал в коридоре шаги. Он все еще слышал ее голос в голове, и ему очень не хватало его в звенящей тишине комнаты. Он возненавидел эту тишину.

Маркус медленно бродил из угла в угол, пока не приносили ужин. Он всегда был рад ему, потому что, поев, мог упасть на кровать и уснуть. Во сне он мог забыть о ней. Сбежать.

Три ночи все это повторялось снова и снова.

Наступило четвертое утро, похожее на предыдущие. Казалось, что даже мул уже выучил распорядок дня, потому что топал намного быстрее. Они приближались к Глазго. Он старался об этом не думать, как и о мужчине, который там жил. Он собирался объехать город стороной.

Только каждый раз, когда ему удавалось выбросить из головы мысли о Глазго и Струане Маккензи, по иронии судьбы им встречался дорожный знак, который сообщал о расстоянии до города. Дорожные знаки, казалось, дразнили его, словно бы предлагая встретиться со сводным братом. Маркус не знал, что сделал бы или сказал в такой ситуации. Их прошлые ссоры никогда не заканчивались хорошо. В конце концов их вражда чуть не убила его.

Около полудня Маркус заметил, что Элис уже не такая разговорчивая, как прежде. То есть она молчала.

Он покосился через плечо. Она опять отставала. Мул снова тащился по дороге как черепаха. Она покачивалась в седле с безразличным видом, даже не подгоняя его, как обычно.

Маркус развернул коня и галопом подъехал к ней, намереваясь заставить мула двигаться быстрее. Девушка опустила голову. Казалось, она задремала.

– Элис?

Маркус почувствовал, как у него в груди шевельнулось беспокойство. Он нагнулся, чтобы взять поводья и заглянуть ей в лицо.

Услышав свое имя, она вздрогнула и подняла голову. Маркус осекся, и слова, которые он хотел произнести, застряли у него горле.

У нее были красные остекленевшие глаза. Казалось, она вот-вот упадет в обморок.

– Элис?

Она едва держалась в седле, способная в любой момент рухнуть на землю.

Коротко выругавшись, он наклонился и подхватил ее в тот момент, когда она уже начала падать. Посадив ее перед собой на Буцефала, он снова выругался.

Ее голова безвольно свисала на грудь. Маркус потрогал пальцами ее щеку, надеясь разбудить ее. Ее глаза оставались закрытыми. Кожа девушки горела. У нее была сильная лихорадка. Он ожидал нащупать холодную кожу, но вместо этого ощутил жар ее тела.

– Черт подери. Элис!

Он огляделся, словно ожидая увидеть врача среди деревьев, которые обступили дорогу с обеих сторон. Только вокруг никого не было. Ветер выл среди голых ветвей, покрытых снегом. Никогда еще мир не казался ему таким безлюдным. Никогда еще он не чувствовал себя таким беспомощным.

Вокруг не было ни людей, ни каких-либо строений. Они находились одни на этой дороге, протянувшейся от одной деревни до другой. Он снова посмотрел ей в лицо. Веки ее были опущены, она хрипло дышала, пребывая в беспамятстве.

– Ах, дорогая, почему ты не сказала мне, что захворала? – пробормотал он, удобнее устроив ее в седле перед собой.

Он не ждал от нее ответа, но не мог перестать разговаривать с ней. Пока он говорил с ней, ему казалось, что она слышит его. Что она все еще с ним. Что еще не все потеряно.

– Все будет хорошо.

Он нес за нее ответственность. И никто другой. Эта мысль ударила его, словно молотом. Тряхнув головой, он прошептал ей на ухо, чувствуя ее нездоровый жар:

– Все будет хорошо.

С ней все будет хорошо.

Маркус отвернулся и в отчаянии осмотрелся в последний раз.

Он знал, что делать. У нее была лишь одна надежда.

Она нуждалась в тщательном уходе, и существовал только один способ его получить.

Элис плыла по воздуху, словно птица, но не хлопая крыльями. Да, она не сидела в клетке. Никакие замки не мешали ей выбраться на волю, но она не чувствовала себя полностью свободной. Она ощущала, что попала в ловушку, не более свободная, чем прежде.

Она вслепую бродила в тумане, не видя ничего, кроме серой пелены.

Было жарко. Потом холодно. Потом снова жарко.

Казалось, что время остановилось, пока она дрейфовала в тумане, блуждая безо всякой цели.

Элис захныкала и крикнула, пытаясь привлечь внимание. Чье угодно. Его внимание. Маркуса.

В какой-то момент она ощутила его присутствие. Она поняла, что это он, когда чья-то рука коснулась ее. Нежное прикосновение, похожее на шепот ветра. Он приглаживал ее взъерошенные перья, ласково касаясь, словно боялся, что может их сломать.

Она услышала его голос. Глубокий, мощный голос обволакивал ее, обещая, что все будет хорошо.

Элис узнала этот голос. Почувствовала его в глубине души. И она поверила ему. Она поверила в него.

Все должно закончиться хорошо. С ней все будет хорошо.

Каким-то образом эти слова помогли ей расслабиться. Его голос заставил туман немного рассеяться, и тот перестал душить ее… Его голос помог ей искать выход, который привел бы ее обратно к Маркусу.

Одного взгляда на огромное строение было достаточно, чтобы Маркус понял: здесь живет Струан Маккензи. Этот человек не поселился бы в доме с менее величественным фасадом. Он сумел выбраться из нищеты и трущоб Глазго и теперь был богат, как легендарный царь Крез. Такой человек не поскупился бы на то, чтобы купить себе и жене настоящий дворец, особенно жене, в которую он был по уши влюблен.

Если же Маркус ошибся и явился не к тому особняку, ему было все равно. Дальше он уже ехать не мог, учитывая, в каком состоянии находилась Элис.

Он не потеряет ее. Она нуждалась в уходе, который ей предоставят в этом доме. Если ему придется признаться, что он герцог Отенберри, чтобы его впустили, так тому и быть. По опыту он знал, что люди обычно становились более сговорчивы, когда узнавали о его титуле.

Маркус слез с Буцефала, осторожно поддерживая девушку, чтобы не уронить ее. Он решил не ждать конюха, чтобы дать ему распоряжения насчет животных.

Выпрямившись, он крепче сжал ее в руках и бросился к парадному входу, топая по промерзшей земле. Он оставил животных посреди двора в надежде, что какой-нибудь лакей позаботится о них.

Маркус принялся стучать сапогом в большие двойные двери. Никакого ответа. Выругавшись, он постучал снова, глядя на посеревшее лицо Элис. У него в груди все сжалось при виде этого мертвенно-бледного лица.

Казалось, что прошла целая вечность, прежде чем двери распахнулись. На него уставился рыжеволосый мужчина в ливрее. На его лице читалось раздражение, явно вызванное настойчивым стуком Маркуса.

Он окинул Маркуса внимательным взглядом, прежде чем уставиться на Элис.

– Она мертва? – в шутку спросил он.

– Нет, и она не умрет. – Он протолкнулся мимо слуги. – Пошлите за доктором и покажите ближайшую спальню. У вас есть служанка, которая поможет раздеть ее? Она вся мокрая от снега. Ей нужно что-то теплое…

– А вы кто такой? – воскликнул слуга, покачав головой и нахмурившись.

– У нас нет на это времени, – отрезал Маркус.

– Сэр, я настаиваю, чтобы…

– Это резиденция Струана Маккензи?

– Да.

– Тогда скажите ему, что герцог Отенберри готов воспользоваться его гостеприимством.

Дворецкий воззрился на него с открытым ртом. Он не двинулся с места и, казалось, перестал мигать.

Тихо выругавшись, Маркус добавил:

– Скажите, что приехал Отенберри… его брат.

Сказав это, Маркус отвернулся от дворецкого и стал подниматься по мраморной лестнице на второй этаж, не ожидая от него помощи.

Оказавшись на втором этаже, он прошел мимо высоких двойных дверей в гостиную. Двери были немного приоткрыты, и изнутри доносились приглушенные голоса, но он не обратил на них внимания. Сейчас Элис нужна была постель. Это его заботило больше всего.

Он пошел дальше по коридору, игнорируя протесты слуги, бежавшего за ним.

Держа Элис на руках, он смог открыть дверь в одну из комнат, но обнаружил, что она заставлена музыкальными инструментами. Разочарованно хмыкнув, он продолжил поиски, пока не нашел пустую спальню.

Он вошел внутрь и положил девушку на кровать. Обойдя огромное ложе, он стянул покрывало и набросил его на Элис.

– Разожгите огонь в камине, – рявкнул он появившемуся в дверях слуге. – И позовите служанку, чтобы помогла раздеть ее. – Он замолчал и свирепо уставился на замершего мужчину. – Уже послали за доктором? Чего ты стоишь и пялишься на меня?

Мужчина вздрогнул и открыл было рот, чтобы возразить, но в этот момент послышался женский голос:

– Маркус? – Услышав свое имя, он посмотрел в сторону двери, где стояла Поппи Маккензи, в девичестве Поппи Фэрчерч. – Что ты здесь делаешь?

– Мне нужна ваша помощь, – ответил он, с трудом узнавая свой глухой голос.

Поппи широко раскрытыми глазами посмотрела на Маркуса, после чего перевела взгляд на Элис, лежавшую на кровати. Лицо Поппи слегка покраснело.

– О! – Она поспешно подошла к кровати. – Что с ней случилось?

Он тоже посмотрел на неподвижно лежавшую Элис.

– Я не знаю. Мы ехали на север, и она заболела… у нее лихорадка.

Поппи перевела взгляд на слугу:

– Ты послал за доктором?

– Миссис Маккензи, – срывающимся голосом начал слуга, – что… кто…

– Пошли немедленно, Гивенс. – Несмотря на мягкость, в ее голосе зазвенел металл. – Поспеши. Разве ты не видишь, что наша гостья больна? Нет времени для объяснений. Делай как велят.

Бросив на Маркуса последний расстроенный взгляд, слуга выбежал из комнаты.

– Спасибо, – пробормотал он, наблюдая за тем, как Поппи кладет ладонь на лоб Элис.

– Конечно. – Она покачала головой и посмотрела на Маркуса. – Мы же семья, в конце концов.

Это заявление застало его врасплох. Прежде он определенно не считал ее или ее мужа частью своей семьи.

Маркус подавил вздох, почувствовав, как что-то стиснуло ему грудь. Он решил, что ему повезло, раз у Поппи к нему такое отношение. Если бы он не был братом Струана Маккензи, его бы сюда не пустили и Элис не получила бы помощь хорошего доктора. А Маккензи наверняка пользовался услугами только лучших лекарей.

– Что ты здесь делаешь?

На этот раз голос был лишен всякого дружелюбия.

Маркус выпрямился и замер возле кровати.

– Маккензи, – приветствовал он брата, посмотрев на здоровяка, который закрыл собой весь дверной проем.

– Отенберри, – отозвался тот, войдя в комнату, тяжело ступая по толстому ковру. Мужчина остановился возле жены и покосился на Элис, спавшую на кровати. – Кто она?

– Элис, – ответил Маркус. – Элис Белл.

Маккензи бросил на него холодный взгляд.

– Одна из твоих… подружек?

Маркус хотел было огрызнуться, но из-за присутствия Поппи ему пришлось подумать над ответом.

– Она моя домоправительница, – отрезал он.

– Домоправительница? – Поппи удивленно посмотрела на него. – Ты путешествуешь со своей домоправительницей?

– Я везу ее в свое поместье на севере. Она будет там работать.

Даже самому Маркусу это объяснение показалось глупым. Еще более глупой выглядела бы другая версия событий. Правдивая версия.

Она была его женой, потому что он купил ее на аукционе на рыночной площади.

– Домоправительница?

Маккензи презрительно усмехнулся, явно не веря ни единому слову Маркуса.

Он решил, что она его любовница. Сожительница. Маркус с удовольствием заехал бы кулаком в лицо брата, но ему пришлось сдержаться. Ему нужен этот ублюдок. Ради Элис ему придется вести себя вежливо.

– Она больна. Ей нужна помощь. Мне нужна ваша помощь.

Маркус посмотрел Маккензи в глаза, сказав это. Он даже не представлял, что ему когда-нибудь придется говорить подобное этому человеку.

Маккензи молчал, глядя на брата в упор.

– Струан, – прошипела Поппи, многозначительно посмотрев на мужа, а потом на его брата.

Наконец Маккензи кивнул, сдаваясь:

– Очень хорошо. Я не бессердечный человек. Конечно, они могут остаться здесь, пока она не выздоровеет. Мы позаботимся о ней.

Он посмотрел на жену, и выражение его лица моментально смягчилось, в его глазах читалось обожание. Маркусу стало тошно.

Кто-то постучал в полуоткрытую дверь. Служанка заглянула в комнату, держа в руках полотенца и чистую одежду.

– Миссис Маккензи? – спросила она. – Вы меня звали?

– Да, да, заходи и помоги нашей гостье.

Поппи махнула мужчинам рукой:

– Вы оба выйдите. Струан, дай ему выпить. Мы переоденем и приведем девушку в порядок, пока не пришел доктор.

Маркус кивнул, но заколебался возле двери. Он не хотел уходить. Посмотрев на Элис, он увидел, что ее лицо сохраняло тот же мертвенно-бледный цвет. Губы приобрели синеватый оттенок. Ее прекрасные брови казались еще темнее, чем обычно, на фоне бледной кожи.

– Пойдем, – сказал Маккензи. – Поппи же сказала. Она не передумает, в этом можешь быть уверен.

Маркус кивнул, но с места не двинулся. Он не мог. Не мог заставить свое тело сдвинуться с места. Он словно бы прирос к полу.

– Ей очень холодно. Быстрее накройте ее одеялом. – Он посмотрел в сторону камина. – Надо разжечь огонь.

– Маркус, мы знаем, что нужно делать. Теперь иди.

Поппи покачала головой. За ее спиной служанка стянула с Элис одеяло и начала расшнуровывать ее страшные сапоги. Он заметил, что носки сапог протерлись почти насквозь. Почему он не замечал этого раньше? Эти сапоги были не просто ужасны, они совсем не подходили для этой погоды. Маркус мысленно выругался, коря себя за глупость.

– У нас все под контролем. – Поппи прикоснулась к его рукаву и посмотрела Маркусу в глаза. Ее голос смягчился. – Теперь иди. Мы пошлем за тобой.

Маккензи ждал у двери.

Поппи помахала Маркусу рукой, чтобы тоже ушел:

– Иди со Струаном.

Вздохнув, Маркус покорился. С большой неохотой. Он вышел из комнаты, не спуская глаз с Элис.

– Идем, – сказал Маккензи, когда они вышли в коридор. – Я налью тебе виски. – Какое-то время они шли молча. Толстый ковер скрадывал шум их шагов. – Значит, домоправительница? – удивленно переспросил он.

Маркус напрягся.

– Да, именно так.

– Я никогда не смотрел на своего дворецкого так, как ты смотришь на эту девушку.

– Неужели? – выдавил из себя Маркус.

– Да. Так я смотрю только на Поппи.

Маркус резко остановился.

Светловолосый гигант двинулся дальше. Маркус сердито уставился ему в спину. Он считал, что Струан не знает, о чем говорит. Его ладони сжимались в кулаки и разжимались снова. Он общался со Струаном Маккензи всего несколько раз. Но каждый раз повторялось одно и то же: он испытывал такую сильную злость, что ему хотелось взвыть. Это было странно, и он это сознавал. Такой гнев не имел причины.

– Я не такой, как ты, – бросил он.

Конечно, он не такой, как его брат. У них нет ничего общего. Даже во внешности. Ну, точнее говоря, почти ничего общего.

Маккензи усмехнулся.

– Это понятно. Ты был золотым мальчиком, гордостью и радостью нашего отца… а я был грязным секретом.

– Только этот секрет плохо скрывали, – напомнил он.

Маккензи пожал плечами:

– Уже не секрет, да.

Да. Это давно перестало быть секретом.

Маккензи появился где-то за год до этого, прибыв в поместье Отенберри и взбесив Маркуса. Он никогда и представить не мог, что у него есть брат, а тем более старший брат. Струан должен был стать наследником их отца. Если бы не его незаконнорожденность, так бы и случилось.

Ирония заключалась также и в том, что Маккензи больше походил на усопшего отца, чем Маркус. Такой же цвет волос. Такие же глаза. Одинаковые черты лица. Удивительно, что именно Маркус стал наследником. Законным наследником, которого принимали в высшем свете и который был важен для старого герцога.

Только по прихоти судьбы Маккензи оказался вне закона. Обычный бастард.

Тряхнув головой, Маркус последовал за ним в зал. Теперь это все не имело значения. Его отец умер. Он стал герцогом. А Струан нет. Они были чужими друг другу, хотя их связывала кровь отца.

Они вошли в богато украшенный кабинет, обшитый панелями из красного дерева. Маккензи налил им виски.

– Итак. – Сводный брат протянул ему стакан. Маркус взял его и кивнул. – Кто эта девушка на самом деле? Только не говори, что она домоправительница. Я не поверю. Ты заботишься о ней, но не так, как заботятся о домоправительнице.

Маркус открыл рот, чтобы возразить, но ничего не сказал. Маккензи уже все решил насчет него и Элис. Какой смысл его переубеждать?

Он не мог заставить себя спорить с Маккензи. Девушка больна, и ему это явно небезразлично. Он чуть не загнал Баки, чтобы быстрее добраться сюда. Ему было небезразлично, черт возьми.

Маркус посмотрел на открытую дверь. Элис лежала в спальне недалеко отсюда, где о ней хорошо заботились. Она находилась в руках Поппи, и в этом ему сомневаться не приходилось. С ней все будет хорошо. Она выздоровеет, и они поедут дальше.

Он поднес стакан к губам и сделал большой глоток, гадая, как скоро он сможет вернуться в ее комнату и проверить, как она себя чувствует, но при этом не показаться дураком. Проглотив порцию янтарного напитка, он посмотрел на свой стакан и вспомнил ее топазовые глаза. Он надеялся, что очень скоро она проснется и он снова увидит в них огонь.

Тихо выругавшись, он осушил стакан и тяжело опустил его на стол.

– Я пойду посмотрю, как она себя чувствует. Доктор уже, наверное, пришел.

А если не пришел, то Маркус сам приведет его. Даже если для этого понадобится прочесать весь город. Он не подведет ее.

– Не стоит. Поппи сказала, что пошлет за тобой, а я бы на твоем месте ей не перечил.

– Перечил? – Он удивленно посмотрел на своего брата-здоровяка. – Я не боюсь твоей жены.

– А зря. Она страшна во гневе.

Он встал со стула.

– Я не вижу ничего странного в том, что беспокоюсь о своей служанке. Поппи должна понять.

Маккензи усмехнулся:

– Служанка. Ну конечно.

Не обратив внимания на насмешку, Маркус вышел из кабинета и направился к комнате Элис. Он решил остаться там и проследить за тем, чтобы она получила самый лучший уход. Он был готов сделать для нее все, что было в его силах.

Когда он открыл рот тогда, на площади, во время аукциона, то взял на себя ответственность за ее судьбу. Теперь он не будет избегать ответственности. Это зашло слишком далеко. Он не проявил к ней достаточно внимания, и в этом была его вина.

Он снова вспомнил ее потрепанные сапоги. Бледное лицо. Горячую кожу и блестящие глаза. Ему следовало лучше заботиться о ней.

Впредь он будет более внимателен.