Диана оделась. Теперь она была готова «на подвиги». Однако ей показалось, что ее длинные ноги до неприличия оголены, хотя шорты Энтони доходили ей до колен. Ей самой было странно, почему она вдруг комплексует. Дома она щеголяла и в более откровенных нарядах и не испытывала при этом никакой неловкости. Тем более то, что надето на нее сейчас… В общем, трудно даже представить себе более непривлекательный и бесполый наряд. Да и кто ее будет рассматривать? Разве что Ева. Диана очень надеялась, что ей повезет и удастся счастливо избежать встречи с Энтони.

Закрыв за собой дверь, она спустилась по широкой лестнице.

Внизу она остановилась и с восхищением огляделась. Вчера Диана заметила только, что дом огромный. Сейчас она поняла, что он еще и красивый. Белые отштукатуренные стены. Высокий сводчатый потолок. Повсюду зеленые растения. Огромные окна, в которые свободно льется яркий свет тропического солнца. И обстановка под стать архитектуре: все простое и строгое, без излишеств. И все очень красивое.

Диана вдруг поймала себя на том, что невольно занялась сравнением этого дома с домом отца. Особняк Сазерлендов был вещественным воплощением богатства и власти. А этот дом был совсем другим. Как видно, Энтони хорошо разбирался в том, что делает дом настоящим домом.

И это лишний раз доказывает, что внешний вид обманчив, напомнила себе Диана. Для Энтони это настоящий дом, а для нее свой — тюрьма.

Кухня представляла собой громадное светлое помещение, уставленное живыми цветами в глиняных горшках. Раздвижные стеклянные двери открывались в просторный внутренний двор, вымощенный кирпичом.

Диана нерешительно застыла в дверях. Она думала, что Ева уже ждет ее здесь, чтобы загрузить поручениями на день. Но в кухне не было никого. Девушка пожала плечами, прошла к плите и взяла кофейник. Рядом с плитой стояли две большие керамические кружки. Она налила себе кофе, густого и темного, и сделала первый глоток.

Ммм. Изумительно. Просто амброзия. Пища богов. Экономка Энтони, может быть, и безропотная рабыня хладнокровного деспота, но сварить настоящий кофе она умеет…

Дверь в патио открылась. Диана обернулась. В кухню вошла Ева с большой плетеной корзиной, до верху полной помидоров, лука, зеленого и красного перца. При виде Дианы она с изумлением приподняла брови, а потом, вежливо улыбнувшись, закрыла за собой дверь, опустила корзину на пол и направилась к холодильнику.

— Добрый день, мисс. Простите, что заставила вас ждать.

Диана поставила чашку на стол.

— Я жду ваших распоряжений.

Улыбка Евы стала неуверенной.

— Что вы сказали, мисс?

— Спросила, что мне надо делать? Вычистить унитазы? — Диана развела руками, — вытереть пыль? Подмести полы? Вы мне просто скажите, и я приступлю к работе.

Экономка уставилась на нее как на умалишенную.

— Если вы скажете мне, мисс Сазерленд, что вы хотите на завтрак…

— Называйте меня просто Диана. И я сама приготовлю себе завтрак, если вы мне покажете, где я могу взять продукты.

Бедная женщина, ничего не понимая, застыла едва ли не в ужасе.

— Пожалуйста, мисс, пройдите в столовую. Я все вам принесу.

— Я здесь не гостья, Ева. Разве он вам не сказал?

— Вы не гостья? Ничего не понимаю. Если вы не гостья господина, тогда кто…

— Я нанял мисс Сазерленд на работу.

Диана резко обернулась. Энтони стоял в дверях.

— И вы не должны ей прислуживать, — продолжал он, обращаясь к Еве, — она позавтракает сама, а потом вы ей скажете, чем заняться.

Ева побледнела.

— Мистер Родригес, пожалуйста, я не могу…

— Вы можете поручить ей любую работу, хотя я сомневаюсь, что она что‑то умеет. Разве что самые элементарные вещи. Может быть, у нее получится подмести полы.

Не задумываясь о том, что она делает, Диана схватила кружку с недопитым кофе и запустила ее в Энтони. Кружка ударилась в стену. Осколки попадали на пол.

На мгновение все замерли. Потом Ева истово перекрестилась и зашептала молитву. Энтони громко выругался. Прежде чем Диана успела сдвинуться с места, он был уже рядом. Его голубые глаза почернели от ярости. Пальцы больно впились девушке в плечи.

— Если ты и дальше будешь вести себя как капризный ребенок, Диана, то вряд ли облегчишь себе жизнь. Убери это безобразие!

Ева выступила вперед.

— Нет, не нужно. Я сама…

Но Энтони не дал экономке договорить и снова обратился к девушке:

— Я сказал, убери, что ты тут намусорила.

Диана прикоснулась к руке Евы.

— Вам незачем убирать за мной, — сказала она, не сводя взгляда с Энтони, — я только жалею, что промазала.

Какое‑то время Энтони наблюдал за тем, как Диана собирает с пола осколки, а потом повернулся к экономке.

— Я еще раз повторяю, Ева. Если мисс Сазерленд хочет нормально питаться и иметь крышу над головой, она должна это заслужить, — и с этими словами он покинул кухню.

Это уже ни в какие ворота не лезет, думала Диана, высыпая осколки кружки в мусорное ведро. Ева, похоже, была того же мнения.

— Что происходит? — прошептала она с выпученными глазами.

— Ваш хозяин — просто зверь! — в ярости выпалила Диана, — Грубое животное!

— Нет! Не надо так говорить, мисс. Я в жизни его таким не видела.

— Это все потому, что вы позволяете ему требовать, вместо того чтобы вежливо попросить. Вы могли бы найти себе место получше! Почему вы не уйдете? Чем он вас так запугал?

— Вы не правы. Поверьте, мистер Родригес — очень добрый человек. Его отец англичанин. А мать креолка.

— Правда?

Ева кивнула.

— Да. Мы с его матерью из одной деревни.

— Значит, вы его знаете уже давно? Женщина снова кивнула.

— А где он вырос? Как прошло его детство? — спросила Диана. Ева поджала губы и принялась разбирать корзину с овощами.

— Прошу прощения, мисс. У меня много работы.

Отец — англичанин и мать — креолка. Это многое объясняет. Ростом и телосложением Энтони походил на англичанина. И его голубые глаза — тоже, стало быть, от отца. Но высокие скулы, очень смуглая кожа, иссиня‑черные волосы…

Смесь кровей наделила этого человека редкостной красотой и еще более редким темпераментом. Холодная аристократическая надменность в сочетании с бурными страстями…

Диана нахмурилась.

— Ладно, — беспечно проговорила она, — и чем мне заняться? Да бросьте вы, Ева. Не надо так на меня смотреть. Вы же слышали распоряжение нашего хозяина. Если вы не дадите мне никакой работы, он нас обоих четвертует.

Она улыбнулась. Через пару секунд Ева улыбнулась в ответ.

— Ну, может быть… если вас не затруднит, достаньте посуду из посудомоечной машины… А потом… потом, если хотите, можете порезать овощи. На обед, да?

Диана согласно кивнула.

— Нет проблем.

Но вскоре она поняла, что ошиблась. Работа элементарная, но даже такое несложное дело оказалось для Дианы непосильным.

Не то чтобы она никогда в жизни не резала овощи. Энн, их экономка, редко допускала Диану в святая святых, то есть на кухню, где владычествовала безраздельно. Лишь изредка она разрешала молодой хозяйке немного помочь ей с готовкой.

Но здесь Диана столкнулась с действительно сложной задачей. Она еще не приступила к перцу, как из‑за лука, просто до неприличия злющего, буквально расплакалась. То и дело шмыгая носом и утирая глаза тыльной стороной ладони, девушка чувствовала себя созданием более чем никчемным. Выходит, Энтони был прав, когда говорил, что она вообще ни на что не годится.

Но подобные мрачные мысли только подстегивали ее. Для себя Диана решила, что скорее умрет, чем не выполнит эту работу. Слезы лились градом.

— Клянусь костями моих добрых предков — здесь что‑то происходит! — Рассерженный рев вошедшего Энтони, казалось, заполнил собой всю кухню.

Лицо Дианы, прежде такое красивое, распухло от горючих слез. Уж не истерика ли с ней?

Боже Милостивый, что случилось? Что он с ней сделал? А все из‑за этой проклятой гордости…

— Ева! Что у вас произошло? Экономка беспомощно развела руками.

— Она помогала мне готовить обед.

— Она не порезалась? Я не вижу крови… — Энтони, скрежеща зубами, наступал на экономку. — Она обожглась! Где? Матерь Божья, Ева, где она обожглась?

— Черт знает что! — Диану трясло от ярости, — ты опять за свое? Я вполне в состоянии поучаствовать в разговоре, мистер Родригес, и я пытаюсь сказать, что я не порезалась, не обожглась и ничего со мной страшного не случилось.

— Тогда почему ты плачешь?

— Я не плачу! Это все из‑за лука. Лук очень жгучий, глаза слезятся. Неужели так трудно понять?

Энтони вдруг весь напрягся.

— Дайка я соображу. Ты заливаешься горючими слезами над обычной резальной доской с овощами?

Диана упрямо вскинула голову.

— А вы как‑нибудь сами попробуйте порезать лук, Ваше Величество.

Энтони до сих пор еще чувствовал, как в висках стучит кровь. Черт бы ее побрал, эту женщину! Зачем эта дерзость и ребяческая заносчивость, когда он пытается ей помочь? И откуда в ней столько злости? Нос покраснел и распух, в глазах стоят слезы… а ей все неймется.

Он усмехнулся. Диана окинула его леденящим взглядом.

— Что такого смешного?

— Ничего, — быстро сказал Энтони, — ничего смешного.

— Хорошо. Потому что я собираюсь вернуться к работе. Я и так потеряла время.

Энтони приобнял девушку за плечи и вывел ее через стеклянные двери во внутренний двор.

— Куда ты меня ведешь?

— Туда, где смогу присмотреть за тобой.

Они спустились по ступенькам и вышли в сад.

— Что такое? — язвительно осведомилась Диана, — боишься, что я подам на тебя в суд за издевательства?

— Я совершил ошибку, — спокойно ответил Энтони, — прежде всего надо было проверить твои способности и только потом доверять какое‑то дело.

— Я же вообще ничего не умею, ты не забыл? Сам же сказал это!

Энтони распахнул какую‑то деревянную дверь и подтолкнул Диану вперед. Знакомые запахи — лошадей, кожи и сена — ударили ей в ноздри.

— Говори потише, — предупредил Энтони, — иначе напугаешь лошадей.

— Ну разве не мило? Ты не хочешь расстраивать лошадей!

— Да, верно. Арабские кони очень чувствительны. Мои лошади не объезжены для увеселительных прогулок.

Диана прищурилась.

— Ты всегда так презрительно отзываешься о богатых, а сам‑то ты кто, интересно?

— Все правильно, — натянуто проговорил Энтони, — я тоже богатый. Но я таким не родился, я всего добивался сам. Разговор сейчас не обо мне, а о тебе. Скажи, пожалуйста, что ты умеешь делать, но так, чтобы без капризов.

— Могу ухаживать за лошадьми. Могу чистить их, убирать навоз…

— У меня есть для этого конюхи. Что ты еще умеешь? Должно же быть в тебе хоть что‑то!..

Диана опять начала раздражаться.

— Ты же сам сказал, Энтони, что я существо бесполезное и никчемное!

Такой разъяренной Энтони видел ее впервые. Щеки у Дианы горели, глаза блестели, как серебристый лед после зимнего дождя.

И вдруг его снова обуяло желание, такое могучее и неистовое, что он даже сам испугался. Надо срочно выйти отсюда на воздух, где можно будет дышать, где близость этой невероятной женщины, ее скрытая мягкость и неизбывная женственность не будут сводить его с ума.

Как может женщина с припухшими от слез глазами, одетая в футболку и старые шорты, которые сидят на ней, как на корове седло, быть такой красивой? Такой привлекательной и желанной?

— Уйди с дороги, — выдохнул он и направился к выходу, обойдя Диану так, чтобы ее не задеть.

Диана бросилась следом за ним.

— Что случилось, Энтони? До тебя наконец‑то дошло, что ты заключил весьма невыгодную сделку? — она забежала вперед и, повернувшись к Энтони лицом, продолжала свою язвительную тираду, — мне надо было заранее тебя предупредить, что вряд ли будет какая‑то польза от такой избалованной, необразованной и абсолютно никчемной…

Энтони в который уже раз схватил ее за плечи и яростно встряхнул.

— Заткнись, — выдохнул он, — просто заткнись… — он издал громкий отчаянный стон и впился губами ей в губы, — вот на что ты годишься, вот что ты делаешь лучше всего, — с жаром выпалил он, переводя дыхание.

— Ты предназначена для моих рук, для моей постели. И ты это знаешь.

— Нет! Будь ты проклят!

— Я уже проклят, — хрипло выдавил он, — проклят тем, что хочу тебя. И не надо мне сопротивляться. Не надо сопротивляться себе самой. Признайся, с тобой то же самое происходит. Ты хочешь меня.

— Нет… нет…

Он опять поцеловал ее в губы, требовательно и страстно. Диана на мгновение замерла, а потом тихо вскрикнула и сдалась. Она больше уже не могла сопротивляться желанию, которое так настойчиво пыталась подавить еще пару часов назад у себя в спальне. Энтони был прав. Она желала его так… она даже не представляла, что можно так сильно желать мужчину.

Она запрокинула голову, вцепившись пальцами в плечи Энтони, и подставила губы его поцелуям.

Энтони привалился спиной к стене, увлекая Диану за собой.

— Ди, — прошептал он. — Ди, желанная, моя чудесная девочка…

Зарывшись пальцами ей в волосы, он чуть отстранил ее от себя. Теперь Энтони смотрел ей в глаза.

— Я хочу тебя. Прямо сейчас. Я не могу больше ждать.

Диану буквально трясло от возбуждения. И эти его слова…

— Здесь? — прошептала она, — на конюшне?

— Да. Нас никто не побеспокоит. Мои люди на выгуле с лошадьми.

— Но… но…

Диана умолкла и задохнулась, когда его руки скользнули ей под футболку и прикоснулись к обнаженным грудям.

— Тони, Тони…

Он рывком стащил с нее футболку и швырнул ее в угол. Она инстинктивно прикрыла грудь, но Энтони взял ее руки и прижал их к бокам.

— Нет, — выдохнул он, — не надо прятаться от меня, Диана. О, ты такая красивая.

Девушка затаила дыхание. Он отпустил ее руки, потом прикоснулся к ее груди, провел пальцами по соскам. Она застонала от наслаждения.

— Тебе нравится, когда я касаюсь твоей груди?

Его голос был хриплым от страсти. Он гладил ее и ласкал, не сводя потемневших глаз с ее лица.

— Скажи, что тебе нравится. Скажи, что ты хочешь…

— Я… я…

Она облизнула губы. Ее тело уже ответило ему. А теперь ей предстояло произнести слова, которые она не решалась произнести даже мысленно.

— О, Тони, — прошептала она, — я хочу тебя.

Энтони прижал ее к себе и поцеловал долгим неистовым поцелуем. Потом подхватил на руки и отнес в дальний конец конюшни к затененному стойлу, устеленному свежей чистой соломой. Он бережно поставил ее на ноги, не переставая целовать. Снял с крюка попону, расстелил ее на соломе и лег, увлекая Диану за собой.

— Я об этом мечтал, — прошептал он.

— Правда?

— Да. Как какой‑то мальчишка. Я мечтал целовать тебя так.

И он с жаром приник к губам.

— Мечтал прикоснуться к твоей груди. Вот так.

И он ласкал ее долго и страстно.

— Я мечтал, что ты станешь моей.

И он расстегнул молнию у нее на шортах. Провел рукой по ее животу, а потом его пальцы скользнули к ее сокровенному естеству, уже влажному от желания.

Диана затаила дыхание, а затем прошептала, широко распахнув глаза:

— Энтони, подожди…

Но он не стал слушать и их губы снова слились в поцелуе, а руки его продолжали ласкать ее возбужденное тело. Внезапно Диана издала тихий, диковатый вскрик и выгнулась в экстазе.

— Тони! — Голос ее сорвался. Она провела рукой по его лицу. — Тони, я никогда…

Он улыбнулся и прижался губами к ее ладони. Потом слегка отстранился, быстро скинул рубашку и снова сжал Диану в объятиях.

Ощущать ее тело — это было так просто и в то же время божественно. Более эротических переживаний Энтони еще никогда не испытывал. Сначала он упивался сладостью ее губ. Потом он принялся целовать ее руки, потом взял ее за запястья и приложил ладони к своей груди. Все это время он смотрел ей в глаза, потемневшие от желания. Очень медленно и осторожно он снял с нее шорты.

Обнаженная, она лежала перед ним в истоме страсти. Энтони смотрел и не мог наглядеться. Он в жизни не видел такой красивой женщины. Тонкая талия. Высокие упругие груди. Совершенные бедра. А нежные завитки волос у входа в святая святых ее женского естества — золотисто — каштановые… Это было настоящее чудо.

Ему так хотелось зарыться лицом ей между бедер, вдыхать ее запах и ощущать на вкус нежные соки цветка, сокрытого внутри ее тела.

Но он и так уже был на грани опустошения. Еще немного — и он взорвется, а ему не хотелось войти в нее лишь для того, чтобы тут же кончить, как какой‑нибудь неискушенный юнец. А именно это и произошло бы, если бы он отдался этому первобытному порыву, пылающему у него в крови. Энтони снова поцеловал ее в губы, погружаясь в ее неизбывную нежность и неистовый жар, а потом резко поднялся.

При звуке расстегивающейся молнии Диана затаила дыхание. Сердце ее изнывало от страсти, тело стремилось отдаться Энтони безраздельно, но в голове все же мелькнула мысль, что, если это произойдет, ее жизнь уже никогда не будет такой, как раньше.

Мысль была здравая, но время для здравых мыслей прошло. Энтони стоял перед ней, распаленный желанием. Глаза — голубые, как море. Лицо пылает от страсти. Сердце у Дианы забилось чаще.

Какой он красивый! Само совершенство. Широкие плечи. Крепкие мышцы. Золотистый загар. Кожа — как атлас, натянутый на стальную основу. Ей хотелось смотреть на него. Хотелось касаться его всего.

Энтони как будто прочел ее мысли. Одним движением он сбросил шорты и предстал перед ней обнаженный, великолепный и даже величественный в своем возбуждении.

Взгляды их встретились. Он улыбнулся и снова лег рядом с Дианой, нежно шепча ее имя. Она не отрываясь смотрела ему в лицо. В прекрасное, надменное лицо… и странные чувства переполняли ее, настолько сильные и глубокие, что Диана… расплакалась.

Энтони взял ее лицо в ладони.

— Что с тобой, моя маленькая? Почему ты плачешь?

Потому что я только что поняла, что обожаю тебя, подумала Диана, но вслух она этого не сказала, а лишь покачала головой и протянула к нему руки.

При виде этого сердце мужчины взорвалось нежностью. Он поцеловал ее в исступленном нетерпении, потом лег на нее, осторожно раздвинул ей бедра и начал входить — медленно, с наслаждением — в ее сокровенную жаркую глубину.

На его коже блестели бисеринки пота. Ему было трудно дышать. Он хотел делать все так, чтобы Диана успела получить не меньшее наслаждение, чем он.

Но он уже не мог ждать, он и так ждал слишком долго. Наконец завладеть ею, утонуть в ее теле и закружиться с ней вместе в темном сияющем вихре, среди россыпи звезд…

Энтони застонал и устремился в нее… и натолкнулся на препятствие. Диана была девственницей!

Тело его напряглось. Сердце, казалось, сейчас разорвется. Он был первым мужчиной, который познает сокровенные тайны ее женского естества. Он был первым, кто доведет ее до экстаза любви. Он был первым!

— Тони… — выдохнула она, — пожалуйста… пожалуйста…

Энтони впился губами в ее губы. Не отрываясь, не прерывая неистового поцелуя, он приподнял ее и прижал к себе. И на этот раз он вошел в нее, сокрушая все барьеры…