Дарнли вертел в руках перо. Когда он лежал в постели, горестно размышляя о жестокости Марии по отношению к его собственным чистым помыслам, его охватило внезапное желание сочинять стихи. Он поднялся с мокрых простыней, провонявших потом, и кое-как устроился за маленьким столом. Его слуга Энтони Стэнден моментально оказался рядом, готовый уговаривать хозяина лечь обратно в постель, но вместо этого получил приказ принести перо и чернила. Энтони привык слушаться немедленно и не задавать никаких вопросов – это качество Дарнли больше всего ценил в нем.

Теперь Дарнли, облаченный в ночную рубашку, поверх которой он набросил на плечи меховую полость, сгорбился за столом, размышляя о стихосложении.

– «Радость»… какая рифма, «сладость»? «Не сознавая свою радость, они вкушали эту сладость»… Нет. «Младость»? «Но обожая твою младость»… «Гадость»? Ах…

Он уставился в пространство и позволил словам возникать в своем воображении и выстраиваться стройными рядами, как солдаты. Как замечательно было обладать поэтическим даром! Ах… вот оно.

Он выпрямился и начал писать.

Безупречно! И сразу же, как по волшебству, возник следующий стих:

Боль. Такая изнуряющая, что он бы не смог ее вытерпеть, если бы не знал, что она скоро пройдет. Это давало ему утешение: знать, что он властен над болью и может освободиться от нее. Тогда они с Марией будут вместе навеки. В исторических хрониках их имена всегда будут упоминаться как единое целое.

«Я сделаю нас бессмертными, – подумал он. – Разве можно предложить лучший дар любимому человеку?»

– Ваше Величество, пришел сэр Джеймс Бальфур, – объявил Стэнден.

Теперь с последними строками придется подождать. Дарнли надеялся, что не забудет их; стихотворение должно было заканчиваться словами «Прощайте же, я ухожу». Но нужно вернуться к земным делам. Дарнли приладил к лицу маску из тафты и надел шляпу, чтобы прикрыть проплешины на месте выпавших волос.

– Войдите, – произнес он и гордо вскинул голову.

Бальфур вошел в комнату и, как мог, постарался скрыть отвращение. Он был человеком средних лет, с кожей, напоминавшей тонкую бумагу, которая так туго обтягивала плоскость его лица, что казалась почти блестящей. Он носил волосы короче, чем большинство мужчин, а его глаза были такими светлыми, что походили на хрустальные бесцветные шарики.

– Ваше приглашение делает мне честь, Ваше Величество, – сказал он, опустившись на колено. – Чем могу быть вам полезен?

Прошлой осенью Дарнли помог ему получить назначение на должность секретаря Тайного совета, несмотря на его репутацию «худшего негодяя Шотландии», по праву заслуженную в борьбе с грозными конкурентами: убийство кардинала Битона, разграбление церковной собственности, предательство и богохульство. Бальфур выразил желание служить ему… до тех пор, пока кто-нибудь другой не предложит более выгодное дело. Пока таких предложений не поступало.

– Если бы я захотел, чтобы кто-то погиб при взрыве… как можно организовать это? Я знаю, что пушки взрываются, и видел взрыв потешного замка, возведенного рядом со Стирлингом специально для этой цели. Но если бы кто-то захотел взорвать жилое помещение…

Голос Дарнли дрогнул. Что, если это невозможно? Тогда он будет сильно разочарован. Он ждал, затаив дыхание.

– Это еще весьма молодая наука, Ваше Величество. Порох бывает различной взрывной силы, но в нашем климате он часто отсыревает и вообще не загорается. Гораздо легче организовать такой взрыв в Италии! – Он издал сухой, лишенный юмора смешок, такой же жесткий, как черты его лица.

– К сожалению, это не представляется возможным. – как смеет этот человек насмехаться над ним? Он такой же мерзавец, как и все остальные. – Какой способ действий вы бы избрали применительно к Шотландии?

Бальфур пытался дышать через рот, дабы избежать вони, исходившей от дыхания Дарнли. От него пахло, как на торфяном болоте, в котором разлагается труп.

– Для сильного взрыва порох должен быть плотно упакован в непромокаемую оболочку. Для небольшого взрыва хватит одного бочонка. Но для того чтобы разрушить каменное помещение… для этого понадобится сделать подкоп, – он посмотрел на Дарнли, сердито поджавшего губы. – Или нужно взрывать в доме, где есть склеп или просторный подвал.

– Вы знаете такой дом?

– Вообще-то да, – Бальфур усмехнулся. – У моего брата Роберта есть именно такое жилье – старый дом мэра в Кирк-о-Филде. Но он стоит довольно дорого, и естественно, потребуется компенсировать ущерб, – он скрестил на груди руки. – Это очень накладное убийство. Почему бы не воспользоваться кинжалом? Так гораздо экономнее, тихий и чистый способ.

– Мне не нужно тишины или чистоты! – выкрикнул Дарнли. – Я хочу, чтобы это произвело впечатление!

– Понятно. Разумеется, преимущество взрыва в том, что одновременно можно убить много людей, и если вы смотрите на дело с этой стороны, то оно не такое уж накладное. Кроме того, взрыв уничтожает все улики и служит предупреждением, для понимающих людей, конечно. Они будут знать, что это произошло не случайно.

– Вот именно, – выдохнул Дарнли.

Бальфур поморщился от запаха.

– Вы можете это устроить? – спросил Дарнли.

– Разумеется. Но даже рискуя навлечь на себя неудовольствие Вашего Величества, я должен знать, кого вы собираетесь убить.

– Зачем?

– Потому что даже у меня есть принципы, – жестко ответил Бальфур. – Я не убиваю всех подряд. Есть вещи, непозволительные для моей совести.

– Вот как? – Этот человек был лжецом, он не имел совести: он боялся лишь того, что сам может оказаться жертвой. – Тогда подойдите ближе, и я скажу вам на ухо.

Задержав дыхание, Бальфур наклонил голову к Дарнли.

– Королева, – прошептал тот.

Бальфур вздрогнул, и Дарнли заметил это.

– Теперь говорите, – велел Дарнли. – Можете ли вы это устроить или нет?

Бальфур скосил глаза в сторону и усмехнулся:

– Да, я могу взять на себя такое дело.

«А во сколько обойдется другим попытка предотвратить это? – подумал он. – Пожалуй, я смогу разбогатеть!»

– Хорошо, – сказал Дарнли. – Вы окажете мне большую услугу.