51

Двумя неделями ранее

Отправляясь в Лондон с восемью четырнадцатилетними подростками, Грей чувствовал себя немного дрессировщиком. Он предполагал, что вне школы эти дети ездили на метро, ходили по тротуарам мимо прохожих и видели рекламные щиты с малоодетыми людьми, но в контексте школьной поездки они вели себя, будто их только что выпустили из камеры сенсорной депривации. Они все трогали, то и дело повисали на любой перекладине и орали – господи, как же они орали. А ведь это были блестящие ученики, лучшие из лучших, некоторые даже – потенциальные гении, и ехали они на полуфинал математических соревнований для школьников, организованных университетом.

День бы ветреный, пасмурный, ожидался дождь. Грей страдал от похмелья и мечтал взять кофе в одной из десятков кофеен, пройденных мимо на пути с вокзала Виктория. Но он был привязан к детям, с них ни на минуту нельзя было спускать глаз. Наконец они достигли места проведения соревнований. Пафосность места успокоила детей, как только они вошли: куполообразный потолок из витражного стекла, огромные люстры, мраморные статуи и полированные панели из красного дерева. Дети стояли притихшие и восхищенные, пока Грей их регистрировал. Потом он отправил их в помещение, где кипели территориальные склоки и разборки детей из разных школ, оказавшихся в непосредственной близости. Он раздал всем воду и черновики и снова направился к стойке регистрации.

– Могу я отойти на пару минут, купить кофе?

– У вас в группе все зарегистрированы?

– Да, они в комнате для подготовки.

Регистратор кивнул, и Грей убежал.

Разбушевавшийся ветер подбрасывал в воздух листы газет и городскую пыль. Грей поплотнее завернулся в пальто и направился к кафе «Коста», которое заметил раньше. Он заказал экстракрепкий американо и шоколадный маффин, вышел из кафе, снова направился к университету и вдруг увидел его.

Ему сразу стало дурно. Вчерашний алкоголь, который он пытался сдержать все утро, встал поперек горла, и Грей испугался, что его вырвет. Он замер на месте, держа кофе в одной руке и маффин в другой, не в силах оторвать взгляда от мужчины, идущего по другой стороне тротуара. По-прежнему очень стройный, в розовой рубашке с полосатым галстуком и облегающих строгих брюках. Он выглядел продрогшим, ему явно не хватало куртки или пальто. Волосы стали длиннее – тогда они были очень короткими, – и их трепал ветер. Похоже, это его раздражало, и он постоянно пытался поправить прическу. Грей узнал его по углу челюсти, по форме носа. Он был привлекательным парнем и теперь стал привлекательным мужчиной. Он не выглядел на свой возраст, но Грей точно знал, сколько ему лет. В их последнюю встречу он был поджарым девятнадцатилетним наглецом. Теперь ему должно быть сорок один.

Пальцы Грея разжались, и стакан упал на землю. Дымящийся кофе разлился под его ногами и потек в водосток.

Он быстро посмотрел в сторону университета, а потом на мужчину. Тот поворачивал за угол. Грей ускорил шаг и последовал за ним, остановившись, когда он зашел в офисное здание.

Покачиваясь от ветра, Грей внимательно оглядел здание, запомнил название над дверями и направился обратно к студентам, почти позабыв о цели поездки и думая только об одном.

Марк Тейт жив.

А если Марк Тейт жив, то, может, жива и Кирсти?

 

52

Лесли Уэйд заходит в кафе, и Элис сразу понимает, что она – журналист. Очень маленькая, резкая женщина с короткими белыми волосами и в броских, украшенных стразами очках для чтения.

– Итак, – говорит она, разглаживая бумажную салфетку ярко-розовыми ногтями и с интересом разглядывая Фрэнка, – вы – загадочный сын-подросток.

– Да?..

Она кивает.

– Это была очень странная история. Невероятно странная. Что вы помните?

Фрэнк качает головой:

– Как папа умирал у меня на руках. Сестру в море. Белый дом. Парня по имени Марк. А потом я снова увидел его. В Лондоне. Он зашел в офис. И я вспомнил. Он напал на мою сестру. И я уронил кофе, – он снова качает головой. У Элис болит за него сердце. – И больше я ничего не помню. Элис нашла меня тут, на пляже.

Растопырив пальцы, Лесли кладет ладони на стол, опускает и снова поднимает взгляд.

– Итак, – начинает она, – в 1993 году молодой человек по имени Грэхем Росс был найден местной жительницей сидящим возле тела отца на пляже. Он не знал, как его зовут, кто этот человек и как он там оказался.

Элис задерживает дыхание. Оказывается, такое происходило с Фрэнком и раньше.

– Его сестра пропала, как и ее бойфренд, Марк Тейт. Никого из них так и не нашли. Предположительно – никаких свидетельств от Грэхема получить не удалось – Грэхем и Кирсти Росс отправились на вечеринку в доме тети Марка, где были наркотики и алкоголь. Они все решили устроить ночное купание, у них возникли проблемы, а мистер Росс, не обнаружив детей в доме миссис Тейт, отправился искать их на пляж и умер от обширного инфаркта, пытаясь их спасти. Шок от смерти отца прямо у него на руках вызвал у бедного Грэхема временную потерю памяти.

– Он и сейчас потерял память, – говорит Элис.

– Правда? – удивляется Лесли, опуская руки на колени. – В таком случае, он должен быть в больнице. Вы не считаете?

Элис занимает оборонительную позицию:

– Я ему говорила. С самого начала. Но он отказывался. И мы с ним шли в полицейский участок. Сегодня. Прямо сейчас. Это наш прощальный кофе.

Лесли ничего не отвечает и поворачивается к Лили:

– Напомните, какое вы имеете отношение к этой истории?

– Я же говорила. Я замужем за человеком, который предположительно утонул здесь в 1993 году.

Лесли на мгновение умолкает, вздыхает и говорит:

– Послушайте. Может, нам лучше не отводить пока Фрэнка… Грэхема… В больницу или полицию. Я подумала, может… – блестящие розовые ногти стучат по столу. – Может, мы могли бы что-нибудь сделать. Своими силами.

Дерри резко поднимает взгляд:

– То есть вы хотите сделать историю?

– Ну, не сказать, чтобы историю, скорее яркий репортаж. Понимаете? О том, что случилось с мальчиком на пляже. Вроде того.

Лесли улыбается кошачьей улыбкой. Элис прекрасно понимает, что она задумала, но ей все равно. Она хочет еще немного побыть рядом с Фрэнком.

Дерри с тревогой смотрит на Элис. Элис кивает головой. Дерри закатывает глаза.

Лесли уже достала из сумочки блокнот и шариковую ручку и сидит в боевой готовности.

– Итак, Фрэнк, Грэхем… Как вас называть?

– Фрэнк, – шепчет он, и Элис тает.

– Итак, Фрэнк. Вы покинули Рэдинхауз, вернулись домой вместе с мамой, без папы и без сестры. Что было дальше? К вам вернулась память?

– Думаю, да. Скорее всего. Теперь я вспомнил маму. Она еще со мной. Живет буквально за соседней дверью. Я вспомнил папу и сестру. Вспомнил тот вечер в пабе, с Марком и его друзьями, как мы пошли к нам домой, и я позволил им убедить Кирсти пойти с нами на вечеринку. Вспомнил кое-что из вечеринки. Громкую музыку, странных людей. Как я целовался с девушкой по имени Иззи. И вспомнил, что было до каникул, своих друзей в Кройдоне…

– Ты из Кройдона? – перебивает его Элис. Это всего несколько километров от Брикстона. Все эти годы они были так близко.

– Да. Вроде да. Не слишком круто, да?

– Что ты, мне нравится Кройдон! Какой там торговый центр!

Фрэнк улыбается ей и снова поворачивается к Лесли, которая деликатно покашливает.

– Когда мы вернулись, я просто начал жить дальше. Пошел в школу. Общался со старыми друзьями. Сдавал экзамены. Думаю, я лечился. Довольно долго. Но так и не восстановил воспоминания о той ночи, приняв версию полиции. Что мы все прыгнули в море, обожравшись наркотиков, и Марк с моей сестрой утонули. Это было просто логическое умозаключение, без воспоминаний. Иногда мне казалось, будто я забыл нечто очень важное, что могло бы пролить свет на ситуацию. Но воспоминания оставались где-то в глубине. До того дня в Лондоне. Когда я его увидел.

– Да, – говорит Лесли, держа ручку наготове. – И что ты помнишь теперь?

– Я… – он плотно закрывает глаза. – Господи. Простите. Меня заклинило на моменте с упавшим кофе. Просто… – он опускает голову, зажмурив глаза. – Дайте мне минуту.

– Разумеется, Фрэнк. Не торопись. Мы никуда не спешим, – заверяет Лесли.

Фрэнк пытается вспомнить соревнования по математике. Они выиграли? Какой был результат? У него в сознании всплывают имена: Зак, Назия, Мухаммед, Сэм, Аиша, Кристал, Ханна, Кинг. Дети из его группы. И что потом? Возвращение в школу? Еще уроки? Нет. Наступили пасхальные каникулы. Занятий в школе не было. Потом все поехали домой. Но как поехал домой он? На машине? На автобусе? Фрэнк видит номер 712. Видит, как он проходит через турникет, садится сзади, кладет на колени кожаный портфель. Возвращается в квартиру. Она находится на грязной улице. Загорается свет, он проходит по коридору к входной двери. В квартире пахнет кошачьей едой. Он вычищает миску, моет ее и наполняет снова. Кошка по имени Бренда кружит у его ног.

Он проверяет домашние работы. Смотрит телевизор. Ищет в Интернете название офисного здания, куда зашел Марк Тейт. Это финансовая компания. Переходит на страницу сотрудников и прокручивает ее, пока не находит его фотографию. Оказывается, его зовут Карл Монроуз. Фрэнк достает из холодильника обед – кажется, лазанью, которую на прошлой неделе принесла мама, когда у него был грипп.

С поедания разогретой лазаньи в пустой квартире его мысли вдруг перескакивают на вокзальную платформу номер четыре, откуда отходит поезд в Восточный Гринстед: он следует за усталой толпой и не сводит взгляда с затылка Марка Тейта. Снова скачок во времени, и вот он уже в школе, сидит в чьем-то кабинете. В школе непривычно пусто, а на нем – джинсы. Все еще каникулы. Он просит предоставить ему выходной. У него умирает дедушка. У него что, есть дедушка? Человек за столом, пожилой, с обветренным лицом и аккуратно подстриженными кудрявыми волосами, кивает и с печальным видом говорит: «Возьмите несколько дней. Мы сможем заменить вас примерно на неделю». На его двери висит табличка «Мистер Джозия Хардман. Директор».

Элис ставит перед ним чашку чая и спрашивает:

– Все в порядке?

Ее голос звучит приглушенно, как эхо далекой музыки.

Он вспоминает телефонный звонок матери: «Я уезжаю на курсы. В какое-то захолустье. Связаться не получится».

Вспоминает ответ матери: «Будь осторожен. Я буду скучать».

Он вспоминает, каково это, каково всегда было чувствовать себя единственным выжившим в маленькой семье своей мамы. Знать, что каждая его поездка, каждый его выбор, каждый новый человек рядом с ним вызывают у мамы животный страх. Знать, что он никогда не сможет ее оставить. Что он привязан к ней, как владелец верной, но усложняющей жизнь собаки, до самой ее смерти.

– Я проследил за ним, – наконец говорит он. – Поехал за ним на поезде.

Лили с ужасом смотрит на него.

– За Карлом? Вы следили за моим Карлом?

– Да. Помню, как сел на поезд до Восточного Гринстеда, на пять ноль шесть. Я ехал в другом конце вагона. Следил за ним, как ястреб. Он вышел в…

– Окстеде, – говорит Лили.

– Да, в Окстеде. И я пошел за ним. Мимо магазинов. Через дорогу. Мимо стройки.

– А потом? – спрашивает Лили.

– В многоквартирный дом.

– О боже, – произносит Лили, – вы были у нас дома. Господи. И что вы там делали? Следили за нами? А может, вы убили его? Отвели на ту стройку. Схватили его и убили, да? Я видела мерцающий свет. В одном окне. Я знала: что-то не так.

На них оборачиваются люди: Лили агрессивно тычет во Фрэнка пальцем и почти перешла на визг. Она достает из своей блестящей маленькой сумочки айфон.

– Я звоню в полицию. Они разыскивают моего мужа, у меня есть прямой номер. Звоню немедленно…

Лесли успокоительно берет Лили за руку:

– Не надо. Это не лучшая идея.

– Это отличная идея. Вероятно, он еще жив. Они могут поехать и найти его.

– Нет, – повторяет Лесли, уже более твердо.

Мозг Фрэнка работает, редактирует, обновляет и перезаполняет. Он вдруг оказывается в пустой комнате. Видит большие стеклянные окна, заклеенные пленкой. Телефон, летящий по воздуху. И что-то еще. Звук. Голос. Крошечный кусочек непонятно чего.

Место действия меняется. Теперь Фрэнк преследует Марка Тейта, следует за ним в кофейню. На нем бейсбольная кепка, и он наблюдает, как Марк Тейт заказывает кофе и круассан с шоколадом, грубо и небрежно обращаясь с не слишком симпатичной девушкой за кассой. Фрэнк следует за ним по улице, обратно до офиса. У него колотится сердце, под бейсболкой собирается пот. Каждый раз, глядя на Марка Тейта, он вспоминает ту спальню, слышит, как рвется футболка сестры, чувствует глубокую, горячую пульсацию сломанного запястья, громкую музыку, сотрясающую пол. Фрэнка переполняют ужас и отвращение, гнев и ненависть. Он хочет только одного – убить Марка Тейта. Но сначала он должен поговорить с ним, узнать, что случилось с Кирсти. Жива ли она? А если нет, то как долго продержалась в темных водах? Где ее тело? И почему? Почему, почему, почему?

Фрэнк придвигает поближе свадебный альбом Лили и заставляет себя посмотреть на лицо Марка. Вспоминает, как увидел его впервые, жарким днем на пляже, за доли секунды оценил углы и пропорции этого лица и счел его неприятным. То же самое он испытывает и сейчас, глядя на этого сорокалетнего мужчину, берущего в жены девушку в два раза моложе себя.

– Вам хорошо с ним? – спрашивает он, глядя на Лили.

– Он обращается со мной, как с принцессой.

– Но вам хорошо с ним?

– Не понимаю, о чем вы.

Теперь Фрэнк оказывается в гостях у Китти. Она сидит там, стройная и хрупкая, и ее руки слегка трясутся, когда она поднимает чайник. Он принимает ее поведение за недружелюбие, думает, что она недовольна незваными гостями. Но, может, она боялась Марка? Что, если?..

Мысли покидают его. Он закрывает альбом и обхватывает голову руками.

– Я взял на работе небольшой отпуск, – говорит он. – И должен был вернуться на той неделе. Наверное, меня уволят.

– Значит, у вас был план? – допытывается Лесли.

– Думаю, да. Не знаю… Я хотел поговорить с Марком. Заставить его рассказать, что случилось с Кирсти. Мне нужно было найти место, где это сделать. И нужно было время. И тогда…

Он возвращается в пустую комнату с зеркальными окнами. Видит собственное отражение на фоне ночной темноты за окном. Он один, с рюкзаком, заполненным вещами. Он прячет рюкзак в пустой кухонный шкаф.

– Я нашел место, и я… – его начинает мутить от избытка воспоминаний. – И я отвел его туда.

 

53

Грей никак не мог просто подойти к Марку посреди улицы. Марк бы убежал. Поднял бы крик. Стал бы отрицать, что он Марк Тейт, и начал жаловаться прохожим, что к нему пристал сумасшедший. Устроил бы сцену, а потом, избавившись от Грея, исчез. Опять.

И тогда Грей никогда его не найдет.

Поэтому Грей придумал план.

Он сказал директору, что его давно умерший дедушка при смерти, и попросил отпуск. Всего на несколько дней. Он сказал матери, что ему нужно уехать на курсы. И начал выслеживать Марка.

Марк Тейт был рабом своих привычек. Каждый день – один и тот же темно-синий костюм по фигуре, один и тот же кофе с шоколадным круассаном из одной и той же кофейни в одно и то же время, одно и то же скользкое приветствие привлекательной девушке на входе. Он был обычной рабочей пчелкой. Все те разговоры о миллионерах – куда только делись грандиозные планы?

Во вторник, убедившись, что Марк Тейт явился на работу, Грей пошел домой. Собрал в рюкзак все необходимое: веревку, еду, плед, ножи, фотоаппарат, туалетную бумагу, ремень, наволочку, надувную подушку, спальный мешок, зарядку для телефона и фонарик. Оставил для Бренды три открытых упаковки кошачьей еды и гору печенья и поехал в Окстед.

Прошел уже знакомым маршрутом от станции к дому Марка, но остановился на подходе и проделал дырку в заборе, окружающем строительную площадку. Вчера вечером он искал о ней информацию в гугле, и его подозрения подтвердились: там никто не работает, у компании кончились деньги и они ищут нового инвестора. Стройка простояла в замороженном состоянии почти год, если верить статье в журнале по недвижимости. Совершенно заброшенная.

Как и вчера, он прошел к задней стене переднего дома – единственного полностью законченного. Вдоль стены тянулась канава – по предположению Грея, для хранения мусорных контейнеров, – а на ее дне была небольшая дверка в подвал. Как и вчера, она была не заперта.

Он спустился в канаву и, пригнувшись, пробрался через дверку. Внутри он прошел тем же маршрутом, что и вчера: по цементному полу подвала, через тяжелые двери на другом конце, вверх по служебной лестнице и в фойе.

В фойе были установлены камеры, но Грей сомневался, что в них еще кто-то смотрит. На всякий случай он спрятал лицо и держался поближе к стенам. Он поднялся на второй этаж и открыл дверь в первую квартиру слева.

Сюда. Он приведет Марка Тейта сюда. Сюда, где его никто не услышит и не увидит, где его можно будет держать, сколько угодно. Это была квартира в стиле «лофт», с открытой планировкой, голыми кирпичными стенами и сияющей белой кухней, поставленной вокруг деревянного центра. Грей быстро подготовил комнату. Электричества не было, но он обнаружил, что лампа на вытяжке над варочной поверхностью работает независимо от основной сети, как и бледно-зеленая подсветка под кухонными шкафами. Водопровод тоже не работал, и он распаковал бутылки, купленные только что, на станции. Обрезки веревки он бросил в кучу возле стильного радиатора, к которому планировал привязать Марка. Надул подушку и разложил спальный мешок. Достал и разложил на кухне еду – недельный запас печенья и чипсов. Отнес туалетную бумагу в новую ванную. В рюкзаке остались только ножи, наволочка и фонарик.

Потом вернулся обратно на главную улицу, нашел кафе и просидел там четыре часа, составляя отчет для руководителя и поджидая, когда Марк Тейт вернется с работы.

Если бы Грею сказали, что однажды он будет прятаться в тенях заброшенного здания с ножом в одной руке и наволочкой в другой, наблюдая, как на часах сменяются минуты – 5:50, 5:51, 5:52, – и с бурлящим в крови адреналином поджидая кого-то, чтобы схватить его и сделать своим пленником, он бы никогда не поверил. Но он действительно стоял, сжимая в руке заточенный кухонный нож, и слушал шаги человека, который убил его отца и, вероятно, сестру. Грей выпрыгнул из тени и обхватил Тейта рукой за горло:

– Не двигайся и молчи, у твоего горла – нож, так что не вздумай дергаться.

Он затянул его через дыру за забор. Ноги Марка Тейта упрямо цеплялись за цемент, ладони оттягивали руку Марка, обхватившую шею.

– Прекрати сопротивляться, немедленно. У меня есть нож. Хочешь умереть?

Марк Тейт послушался. Грей набросил ему на голову наволочку и стащил его в канаву, провел через подвал, вверх по ступеням и в первую квартиру. Там он швырнул Тейта на пол и быстро привязал к батарее веревками и пластиковыми стяжками. При этом Грей не проронил ни слова.

– У меня ничего нет, – скулил Тейт сквозь хлопковую наволочку. – Только десятка. И дешевый телефон. Но дома у меня есть деньги. Отпустите меня домой. Я их вам принесу.

– Марк, – сказал Грей. Одно слово. Этого было достаточно. Марк замер. – Марк Тейт.

Он произнес это, словно наткнулся в баре на старого приятеля.

Потом подошел и сдернул с головы Марка наволочку.

О, момент узнавания был прекрасен! Грей пожалел, что не захватил камеру. Крайнее изумление и недоверие отобразились на гладком, моложавом лице Марка. Он слегка вздрогнул.

– Что за?..

– Последний раз я видел тебя бурной летней ночью, когда ты исчез в Северном море с моей сестрой. Вау. Сколько лет, сколько зим!

Грей чувствовал себя немного пьяным, словно он выпил несколько рюмок.

– Как дела? Смотрю, ты устроил себе прекрасную новую жизнь! Красивая жена, хорошая работа. Здорово. Дети есть?

Марк оцепенело покачал головой.

– Нет, – озвучил Грей. – Пожалуй, это даже к лучшему. Если учесть, какой ты псих.

Марк сглотнул и посерел прямо на глазах.

– Хочешь чего-нибудь? Воды? Печенья? Чипсов? Надо было принести сюда пива. Хотя, если учесть, что в ближайшее время ты будешь привязан к радиатору, мочевой пузырь, пожалуй, лучше держать пустым.

Снаружи раздавались удары хлопающей на ветру пластиковой ограды и гул машин со скоростной пригородной трассы. Грей слышал глухое дыхание напуганного Марка и настойчивую вибрацию телефона где-то в кармане его дорогого костюма.

– Что она будет делать? Твоя юная жена? – спросил Грей, когда телефон умолк. – Если ты не вернешься домой с работы?

– Она будет волноваться, – быстро ответил Марк. – Она совсем недавно в этой стране. Никого здесь не знает. Она испугается. Можно я отправлю ей сообщение? Предупрежу, что задерживаюсь?

– Нет. Вопрос первый: какого черта? То есть… Ты же утонул.

– Как видишь, нет.

Снова завибрировал телефон. Грей вздохнул.

– Итак, что тогда произошло? Давай подумай о перепуганной женушке. Отвечай.

Марк неловко поменял позу, натянув веревки и стяжки, и откинул голову назад, пытаясь сбросить с глаз челку.

– Я выбрался. На два километра выше по побережью. Выбрался, нашел телефонную будку и позвонил тете, она приехала и отвезла меня в Харрогейт. Я чуть не умер. Потеря крови. Переохлаждение. Все было как в тумане, я не приходил в сознание несколько дней.

Грей ударил кулаком по полу.

– Мне насрать, что случилось с тобой. Что произошло с Кирсти? Ты выбрался, а она?

Казалось, его вопрос даже удивил Марка.

– Она просто… Ушла под воду. Она была у меня в руках, я тащил ее к берегу. Она была со мной. А потом… Утонула.

– Ты отпустил ее? – Грей вспомнил, как Кейт Уинслет отпустила Леонардо Ди Каприо в ледяную воду в финале фильма «Титаник», представил синие губы и воды, сомкнувшиеся над лицом Кирсти, и содрогнулся: возможно, последним, что она видела в жизни, было холодное, жестокое лицо Марка Тейта.

– Да. Нет. Не знаю. Я же сказал, я был почти без сознания. Я замерзал. Держал ее. А потом уже нет. И она утонула. Мне не хватало сил за ней уследить. Меня просто вынесло обратно на берег.

Грей выпрямился.

– Тебя вынесло обратно?

– Думаю, да. Не знаю. Я потерял много крови. Все как в тумане…

– Но если тебя вынесло, почему не вынесло ее?

– Не знаю. Что тебе не понятно?

В его голосе послышалась сталь, та самая темная пустота, которую помнил Грей. Это был голос парня, который пинал стену после того, как Кирсти не захотела с ним целоваться, парня, который пытался ворваться к ним в дом, когда она отказалась его видеть, парня, который прижимал нож к горлу его сестры и прыгнул с ней в Северное море. Это был голос человека, который похитил у Грея жизнь.

У Тейта снова завибрировал телефон. Грей переборол искушение обшарить карманы Марка, вытащить аппарат и растоптать его.

– Ты искал ее? – спросил он. – Когда спасся? Пытался ее найти?

Марк едва заметно покачал головой.

– Я же сказал, я чуть не умер. Буквально. Я очнулся только через три дня. К тому времени все считали меня умершим. Я не мог вернуться. Никуда.

Грей обхватил голову руками.

– Господи. Может, она там. До сих пор там, на камнях. Все эти годы мы могли ее похоронить. Боже, да ты вообще можешь представить? Моя жизнь… Превратилась в дерьмо. Настоящее дерьмо. Из-за тебя. Из-за того, что ты сотворил с моей семьей. С моей матерью. Со мной. Мы были… Идеальной семьей. Правда. Самой лучшей. Простой, скучной, провинциальной, предсказуемой и банальной. У нас была мещанская мебель. Мещанская еда. Мещанская машина. Моя сестра была так невинна. А родители были… Да, мы не вели за столом оживленных бесед, обсуждая последние новости. Мы вообще не обсуждали ничего важного. Но это ничего не значило. Мы вообще были незначительными. Не делали ничего значительного и не собирались это менять. Честно говоря, ты вообще мог замочить нас всех, и ничего бы не изменилось. Но мы были идеальны. А ты нас уничтожил. Уничтожил меня, – Грей умолк, сдерживая слезы. – А как насчет твоей семьи? Твоей мамы? Как вы с Китти могли солгать ей, что ты мертв?

– Потому что… – Марк тяжело вздохнул. – Мама меня ненавидела. Папа тоже. А с Китти у меня была особая связь. С самого детства. И она догадалась. Хотя я ничего не говорил. Она догадалась, что случившееся связано со мной. И хотела защитить меня, как защищала всегда. А потом до нее дошли слухи, что ты потерял память, полиция списала все на несчастный случай и уже не надеется отыскать тела. И она спрятала меня на два года. И все это время мы ждали звонка в дверь, ждали, что ты вспомнишь. Но этого так и не случилось, и я потихоньку начал новую жизнь. Прожил год в Корнуолле, перебиваясь случайными заработками, потом уехал в Шотландию, потом опять вернулся в Корнуолл, стараясь держаться как можно дальше от Харрогейта. Снимал комнаты. Накопил денег на фальшивые документы. Нашел работу. Меня повысили. Потом снова повысили. А потом…

Он умолк и посмотрел направо, в сторону своей квартиры.

– Я встретил женщину. Женился. Тяжело было без семьи. Делать все самому. Жить без настоящих друзей. Но теперь наконец у меня кое-что есть. Кое-кто. И она принадлежит только мне, – у него снова завибрировал телефон. Он уронил голову на грудь, подождал, пока звонки не прекратятся, и снова поднял взгляд. – И я люблю ее сильнее, чем когда-либо в жизни…

Грей пристально посмотрел на Марка. А потом рассмеялся.

Марк вздрогнул.

– Серьезно? Ты правда надеялся вызвать у меня жалость? Ты что, псих? Ой, я же забыл – да.

У Марка на щеке дрогнул мускул, и он снова попытался стряхнуть с лица волосы.

– Расскажи, когда это к тебе чудесным образом вернулась память?

– Как только я увидел тебя. На прошлой неделе.

– Ты видел меня на прошлой неделе?

– Да. В городе. У вокзала. Ты шел в офис. И я все вспомнил. Все.

– Что именно ты вспомнил?

Грей бледнеет, снова прокручивая в голове произошедшее. У него дрожит голос.

– Вспомнил все. Как ты пришел за нами в сад. Мы смотрели на павлина. Он танцевал. Помню, как ты запер нас в комнате. Как ты трогал мою сестру. Пытался ее изнасиловать. Потом преследовал нас на скалах, затащил мою сестру в воду. Помню, как папа… Умер… На пляже. Все. Все, что было заперто у меня в памяти целых двадцать лет. Все, что не давало мне жить. Теперь я вспомнил. И ты наконец заплатишь. Я вызову полицию. Они арестуют тебя, и остаток жизни ты проведешь в тюрьме.

Марк хохочет.

– Правда? Ты так считаешь? На основании сомнительных воспоминаний человека, который был в ту ночь под наркотиками? И потом утверждал, что ничего не помнит? К которому чудесным образом вернулась память, спустя целых двадцать лет? Ты правда думаешь, они поверят человеку, который нападает на улице, угрожая ножом, незаконно врывается на частную территорию и держит там пленника? Тому, кто, честно говоря, выглядит весьма, весьма безумным?

– Но ты притворялся умершим! У тебя поддельный паспорт!

– Это ты так считаешь.

– Что значит: это я так считаю?

– Если ты вызовешь полицию, я скажу им, что, видимо, просто похож на человека, погибшего много лет назад, что ты напал на меня, что ты очень опасен и, вероятно, безумен. И буду твердо отрицать, что я Марк Тейт.

– Но они проверят твой паспорт. И поймут, что Карла Монроуза не существует.

Марк медленно покачал головой:

– Я заплатил за паспорт много денег. Чертовски много денег. Он защищен от полиции.

– Чушь.

Марк пожал плечами:

– Я плачу налоги. Голосую на выборах. Свободно выезжаю за границу. Я – Карл Монроуз. Давай, – он кивком указал на телефон Грея. – Звони им. Увидишь, что будет. Давай.

Грей пристально посмотрел на Марка, а потом на свой телефон. От осознания собственного поступка его охватила волна дурноты.

– Давай же, – подначивал Марк. – Чего ты ждешь?

Телефон стал влажным от липких пальцев Грея. Он отвернулся от Марка. Его тело затряслось. Он не мог рассуждать разумно.

– Или можешь развязать меня. Развязать и отпустить. И дальше жить своей жизнью. И я буду жить своей жизнью. Да?

Грей обернулся:

– Нет! Нет! У меня нет жизни. Неужели ты не видишь? У меня нет чертовой жизни, ее забрал ты!

Марк вздохнул. В его кармане снова завибрировал телефон.

– Давай, – настаивал он. – Она теряет терпение. Скоро она сама вызовет полицию. Они отследят меня по телефону. Найдут привязанного к радиатору невинного человека и безумного психа с ножом. Отпусти меня сейчас, и я навру ей что-нибудь про задержку поезда.

Грей закрыл глаза и подумал о матери. Сломанной, одинокой, чей смысл жизни зависит только от Грея. Подумал о мелочах, которые делали его человеком: своей работе, своих учениках, своей кошке, своей любительской футбольной команде. И представил, как унизительно будет уехать в полицейской машине и оказаться в камере для допросов, где пара детективов с каменными лицами будут грустно смотреть на него, как на психа. А потом подумал: может, он и есть псих? Конечно. О чем он думал? Выслеживая человека в Лондоне и Суррее? Похищая его прямо с улицы? Привязывая его? Чего он хотел добиться?

Снова завибрировал телефон. Звук проник в его сознание, словно осколки стекла. Грей подождал, пока звонок не смолкнет, и повернулся к Марку.

Тот улыбался, самодовольно, как продавец, заключающий сделку по дрянной машине.

– Давай, Грэхем. Отпусти меня.

На Грея опустилась красная пелена.

Его зрение помутилось. Он бросился на Марка.

 

54

Лили хватает Фрэнка за руку и почти кричит:

– И? Что? Ты убил его? Он мертв? Или он еще там? Отвечай! Отвечай немедленно!

Он тупо смотрит на нее, качает головой, и она кричит:

– С меня хватит!

Достает телефон, но колеблется, прежде чем набрать номер полицейской Трэвис. А что, если этот странный человек прав? И ее муж совершил все эти жуткие вещи? Вдруг они заберут его и отправят в тюрьму? Нет, в полицию звонить не стоит. Пока. Она выходит из кафе и находит номер Расса. Он отвечает после первого же гудка:

– Лили?

– Расс, ты где?

– В офисе.

– Расс, выезжай немедленно. Тебе нужно съездить в одно место. Оно называется «Бульвар Вульфс Хилл». Это строящийся квартал на Лондон-Роуд. Рядом с нашей с Карлом квартирой. Там никого нет, фирма обанкротилась. Ты должен…

– Лили, подожди. Я на работе. Иду на встречу.

– Не ходи на встречу! Езжай на «Бульвар Вульфс Хилл». Там Карл. Я сейчас с человеком, который его туда привел. Он привязал его к радиатору. Вечером во вторник. Ты должен поехать и найти его. Он в первой квартире. Пожалуйста.

Он вздыхает.

– Лили, – мягко говорит он. – Давай с начала. Ты где?

– В кафе. В Рэдинхауз-Бэй. Я пришла сюда узнать насчет женщины, живущей в том доме. И встретила этих людей. Они услышали, что я интересуюсь Карлом. Один из них потерял память, он приехал сюда во вторник. Он увидел фотографию Карла и узнал его. Он сказал, раньше Карла звали Марк и двадцать лет назад в этом городке произошло что-то плохое, Карл кому-то навредил. Он сказал, что проследил за ним на прошлой неделе, отвел на стройку, привязал его и ушел. Расс, пожалуйста, умоляю, найди его! Скорее!

– Лили, – вздыхает Расс, – может, тебе стоит позвонить в полицию?

– Нет. Расс, я не могу. Этот человек, здесь в кафе, говорит, что Карл был преступником. Делал дурные вещи. Я не очень верю ему…

Она осекается, вспомнив, как он душил ее во сне, как время от времени мрачнел без видимой причины, вспомнив поддельный паспорт, поддельную мать.

– Но все же я не хочу рисковать. Мы должны убедиться сами.

Его голос смягчается:

– Хорошо. Хорошо.

Она слышит, как звуки в телефоне смолкают, закрывается дверь, шуршат бумаги. Похоже, Расс садится.

– А теперь, – говорит он, – назови мне точный адрес и скажи, что я должен сделать.

 

55

Элис смотрит на Лили в окно кафе. Потом протягивает Дерри ключи и просит:

– Можешь на секундочку заскочить ко мне? Открыть заднюю дверь, выпустить собак. Если найдешь что-нибудь на полу, не обращай внимания.

Дерри пожимает плечами и уходит. Лесли отправляется на кассу заказать еще кофе. На улице Лили ходит туда-сюда и активно жестикулирует, беседуя с кем-то по телефону.

Элис поворачивается к Фрэнку.

– Как ты? – спрашивает она, положив руку ему на плечо.

Он пожимает плечами.

– Еще воспоминания?

Он смотрит в окно, вздыхает и качает головой.

Лили на улице заканчивает телефонный разговор.

– Что они сказали? – спрашивает Элис, когда она заходит обратно в кафе.

– Я не стала звонить в полицию. Я позвонила другу. Он поедет на стройку. Скоро мы все узнаем, – она обводит их взглядом. – Что будем делать теперь?

Лесли отвечает:

– Ответ очевиден, разве нет? Мы можем сделать только одно. Отыскать Китти Тейт.

– Нужно вернуться в дом, – говорит Элис. – Может, мы сможем отыскать ее адрес.

– Я уже осмотрела дом, – сообщает Лили. – И ничего не нашла.

– Дом большой, – мягко говорит Элис. – Может, стоит поискать еще раз?

Эта девушка всего на пять лет старше Жасмин. Элис представляет дочь в чужой стране, в отчаянном поиске мужчины, который ее туда привез. Представляет, какими ей кажутся они с Лесли: старыми и чужими, пугающе незнакомыми. И она впервые улыбается Лили.

После коротких колебаний Лили опускает плечи и соглашается:

– Вы поищите, а я поспрашиваю людей в городе. И приду позже.

Элис наблюдает, как она выходит из кафе, недолго мешкает у входа и поворачивает налево. Какая судьба привела эту девушку в тихий, немного богемный город, затерянный на побережье Йоркшира? И что бы она делала сейчас, в эту минуту, если бы Марк Тейт не вмешался бы в ее жизнь?

Она представляет его, прикованного к радиатору в пустой квартире. И думает о том, что пришлось сделать человеку, которого она называет Фрэнком, чтобы его туда посадить: нож у горла, мешок на голове, завязанные руки, похищение, взятие в заложники. Все эти действия никак не вяжутся с мягким человеком, который жил у нее последние пять дней: с мужчиной, с которым она спала, который сидел рано утром с ее дочерью, который подружился с ее самой недоверчивой собакой и которого одобрил ее сын-подросток. Она снова вспоминает, что на прошлой неделе привела с пляжа вовсе не человека, а просто пустой сосуд, который могла наполнить всем, чем пожелает. Она пропитала его качествами и чертами характера на собственное усмотрение. И не подумала, что за приятным, мирным фасадом может скрываться социо-пат или даже убийца. Она подвергла опасности детей. И себя саму.

Но вот они вместе идут к дому Китти Тейт, и у Элис все равно болит сердце, и нестерпимо хочется его обнять. Кем бы он ни был. Что бы ни натворил.

* * *

Фрэнк смотрит на Элис и неуверенно улыбается. Интересно, о чем она думает? Сожалеет о каждой минуте, проведенной в его компании? Вспоминает проведенную с ним ночь? Или уже внутренне воспринимает его как монстра, которым он может оказаться?

Вернувшись из небытия, он с самого начала чувствовал отзвуки насилия, рук, сжимающих горло, убийства, медленно пожирающего изнутри. Что обнаружит друг Лили, когда откроет дверь квартиры номер один? Пустую комнату? Мертвое тело?

Он осознает, что оторвался от остальных.

– Фрэнк? Ты куда? – кричит Элис.

Он смотрит на них и на дорогу, ведущую к морю.

– Можем мы?.. На секунду?

Какая-то сила влечет его вниз, с холма, на пляж. Он уже ходил по этой дороге. Много-много раз. Остальные кивают и следуют за ним. Он идет по узкому тротуару, переходит дорогу и видит его, коттедж «Рэббит». Только теперь он называется по-другому. На табличке, висящей снаружи, написано «Коттедж “Айви”». Его покрасили в небесно-голубой цвет, а в окна вставили двойные стеклопакеты.

Фрэнк смотрит на маленький домик и чувствует, как его душа открывается, подобно створке колодца. Здесь они были все вместе в последний раз. Если бы тем вечером он вернулся из паба вместе с семьей, если бы остался с родными, а не бегал за девушками, если бы не выпил три рюмки текилы и не привел сюда малознакомых людей, тем вечером они бы все легли спать, проснулись бы утром вместе и провели вместе день, и следующий, и следующий, а потом вернулись бы на юг и были бы вместе остаток жизни. Кирсти бы познакомилась с нормальным парнем, и у Грея появился бы зять, а потом племянник или племянница. Может, он даже сам бы обзавелся женой и детьми. Его мать отнеслась бы к опустевшему гнезду как нормальный человек, не как замученный тревогами невротик. Его отец постарел бы, поседел, и они оставались бы нормальной, скучной и идеальной семьей до скончания времен.

Он один виноват во всем. Во всем. Во всем.

На булыжной мостовой появляется Дерри с ключами от дома Элис в руке. Она с удивлением смотрит на них.

– Спасибо, что предупредили, куда пойдете, – иронизирует она. – Я вернулась в кафе, и женщина на улице сказала, что вы все отправились сюда.

Элис извиняется, Дерри пожимает плечами и прячет руки в карманы. Все направляются обратно в город. Фрэнк оказывается рядом с Дерри. Какое-то время они идут молча, но потом Дерри спрашивает:

– Так что, Фрэнк, ты убил его?

– Кого? – изумленно переспрашивает Фрэнк.

– Марка Тейта. Ты его убил? Ты постоянно смотришь на свои пальцы, – она опускает взгляд на его руки, – как будто не узнаешь их. Как будто они тебе не принадлежат. Ведь… Это было бы логичным объяснением. Объяснило бы твою потерю памяти, твой полуночный побег в никуда. Разве нет?

Фрэнк смотрит на Дерри, пытаясь понять ее мотивы. Она испытывает его? Атакует? Или пытается поделиться интересной теорией?

– Я правда не знаю, – признается он. – Да, я мог его убить. Вполне мог. Своими руками.

– И если убил?

– Тогда он заслужил смерть. А я заслужил тюрьму.

Он пожимает плечами, освобожденный и уравновешенный этой мыслью.

Остаток пути они проходят молча.

 

56

У Марка снова зазвонил телефон.

Грей замер, отступил на шаг, запустил пальцы в волосы. Встревоженная жена. Он представил, как она нервно сидит на краешке дивана, сжимая в руке платок, и нажимает на кнопку звонка, как безумная, снова и снова. Она продолжит названивать, пока не сядет батарея. Грей наклонился, выдернул трубку из кармана Марка, издал дикий, раскатистый боевой вопль и швырнул его прочь. Он ударился о вытяжку с жутким треском, проехал по полу и закатился в дальний угол. Лампа на вытяжке зашипела и заморгала. Наступило молчание, и Грей почувствовал облегчение.

– Молодец, придурок, – сказал Марк. – Теперь она испугается еще сильнее. Ты настоящий лузер.

Ярость моментально вернулась, став в два раза жарче и сильнее.

И Грей наконец поддался первобытному порыву, одолевавшему его с того момента, как он впервые увидел Марка Тейта двадцать два года назад. Он подошел к Марку Тейту, сомкнул руки на его шее и мысленно зааплодировал себе, наблюдая, как его пальцы лишают Марка Тейта дыхания. Пальцы сжимались все сильнее, сильнее… Наконец Марк ослаб, перестал сопротивляться, смягчился, осел. Он больше не дышал и заткнулся – навсегда.

Когда они поднимаются на скалу, к дому Китти, Фрэнк берет Элис за руку и взволнованно прижимает к себе.

Она поворачивается и смотрит на него. Он с изумлением понимает, что она сейчас для него самый родной человек в мире. И что он может больше никогда не увидеть это лицо после того, что собирается рассказать.

– Я вспомнил. Я задушил его. И он мертв.

– Черт… Ты уверен?

– Абсолютно.

Она кладет руку ему на затылок и гладит по волосам. От этого жеста ему хочется плакать.

Они обмениваются взглядами. Фрэнк кивает.

Элис поворачивается к остальным.

– Фрэнк вспомнил, – печально объявляет она. – Марк мертв. Фрэнк говорит, что убил его.

Наступает резкое, ужасающее молчание. Наконец Дерри произносит:

– Ну и молодец, Фрэнк. Этот ублюдок давно напрашивался.

 

57

Лили видит, как они стоят возле дома и оживленно беседуют. Она вздыхает, выпрямляет спину и направляется к ним с бодрым приветствием:

– Привет!

Все поворачиваются, и она вздрагивает.

– Что случилось? – спрашивает она.

Все обмениваются тревожными взглядами, и женщина по имени Лесли отвечает:

– Ничего. Все хорошо. Есть новости?

Лили снова вздыхает. Ее быстрое расследование почти ни к чему не привело. Последний раз Китти Тейт видели в Рэдинхауз-Бэй примерно два года назад – хозяйка магазина дорогой обуви. Китти сказала ей, что заехала на один день, чтобы показать покупателю фортепиано, но оставаться на ночь не станет и отправится под вечер домой. Она примерила пару кожаных туфель, но ничего не купила. Она выглядела несчастной.

Никто точно не знал, где сейчас живет Китти. Почти все отвечали: «В Харрогейте». И все.

– Говорят, ее здесь не было много лет, – отвечает Лили. – Но я знаю, что была. Она была здесь вчера. Это просто загадка, – она пожимает плечами.

– А твой друг? Который едет в пустую квартиру? Есть от него новости?

Она качает головой:

– Я звонила ему несколько минут назад. Он ехал на поезде, был в двадцати минутах от города. Придется подождать.

– Ну что, – говорит Лесли, глядя на дом. – Пойдем?

Мужчина, Фрэнк, ведет себя очень странно, когда заходит внутрь. Двигается осторожно и медленно, неосознанно прикасаясь к стенам и другим поверхностям. Смотрит вверх, потом вниз, и Лили замечает, что у него трясутся руки.

– Все точно так же, – говорит он. – Так же, как было. Только… – он поворачивается к Элис, – все какое-то мертвое…

«Да, – думает Лили. – Да. Это мертвый дом».

– Но в одной комнате сохранилась жизнь, – говорит она. – Пошли.

Они молча следуют за ней наверх.

На втором лестничном пролете Фрэнка начинает трясти.

– Он привел нас сюда. Загнал нас. А здесь, – он показывает на ступеньку, на которой стоит, – он повалил мою сестру и попытался изнасиловать у меня на глазах.

Он опускается на колени и проводит пальцами по старому ковру.

– Смотрите, кровь. Это кровь Марка. С его головы. Когда я рассек ее крючком для вешалки. Ваш муж, – обращается он вдруг непосредственно к Лили, – у него есть шрам? Под волосами? Примерно здесь?

Он показывает на макушку.

– У моего мужа очень густые волосы, – говорит Лили. – Я бы не заметила.

Но это ложь. Она чувствовала шрам, о котором он говорит, нащупала его ночью, когда зарывалась пальцами в волосы Карла. У него там есть полоска кожи, жесткая, как кусочек старой жвачки. Однажды она про него даже спросила, и он ответил, что поранился в детстве. После этого она полюбила шрам как частичку Карла и символ его личной истории, которой он так редко делился. Она искала его во время любовных игр, проводила по нему пальцами, мимолетно, тайком. А теперь этот шрам стал доказательством. Доказательством того, что мужчина, которого она любила сильнее всего на свете, ради которого бросила семью, пожертвовала домом и своей жизнью, оказался жестоким и злым человеком.

Она заставляет себя об этом забыть и ведет всех в комнату на чердаке.

– Та самая комната, – говорит Фрэнк, когда она открывает дверь. – Комната, где он нас запер. Только выглядит совсем иначе.

Они стоят, разглядывая пустое помещение.

– Итак, разделимся, – предлагает Лесли. – Нам нужно тщательно обыскать это место и найти адрес хозяйки.

Вскоре Элис находит его на транспортной накладной в задней части ящика старого шкафа на кухне.

Миссис Китти Тейт

Олд Ректори

Коксуолд

Харрогейт

YO61 3FG

Все смотрят на бумажку. Лили не знает, что думать. Она хочет познакомиться с этой женщиной, которая по какой-то причине защитила Карла от полиции много лет назад, изобразила его мать по телефону в день свадьбы, с этой печальной, одинокой женщиной, которая пахнет жасмином, носит красивую одежду и прячется от жителей этого городка в мертвом доме на холме. Лили хочет встретиться с ней, чтобы во всем разобраться. Но еще она боится, боится услышать вещи, из-за которых возненавидит Карла. Потому что пока она его ненавидеть не может. Знает, что должна, но не может.

В этот момент раздается звонок – это Расс. Она смотрит на телефон, потом на окружающих, и они смотрят на нее со страхом, тревогой и нетерпением. Она глубоко вздыхает и берет трубку.

– Алло, Расс. Ты уже там?

– Да, я здесь. Но Карла здесь нет.

Она убирает волосы с лица и вздыхает.

– Ты уверен, что не ошибся местом?

– Да. Да. Квартира один. «Бульвар Вульфс Хилл». Он точно был здесь, я вижу веревки, стяжки, полный бардак. Думаю… Он, скажем так, провел здесь какое-то время. Но теперь его нет. Он ушел.

От облегчения у нее екает сердце.

– Ой, слава богу. Слава богу.

Остальные смотрят на нее, широко раскрыв глаза.

– Ну, да, – продолжает Расс. – С одной стороны, это хорошо. Но с другой… Ты знаешь, где он? Что делает? Лили, он может быть опасен, ты понимаешь?

Она рассерженно вздыхает, понимая, что он прав, но не в силах совладать с эмоциями.

– Только не для меня.

Лили вешает трубку.

Остальные выжидательно смотрят на нее.

– Его там нет, – сообщает она.

– Получается, он сбежал? – спрашивает Элис. Вид у нее изумленный.

Лили вздыхает.

– Да. Освободился и сбежал.

Она старается не думать о том, что он не попытался с ней связаться, не отыскал ее.

Дерри и Элис поворачиваются и вопросительно смотрят на Фрэнка.

– Так ты его не убивал? – спрашивает Элис.

У него бледный, потрясенный вид.

– Не знаю. Я думал… Но может, и нет. Может, он просто потерял сознание? Правда не знаю.

Наступает всеобщее молчание.

Потом Лесли смотрит на часы и говорит:

– Так. Сейчас четверть первого. Я съезжу в офис и скажу, чтобы сегодня меня не ждали. Потом поеду в Коксуолд и отыщу Китти Тейт. У вас какие планы?

Дерри говорит Элис, что заберет Роману из школы, и остальные остаются ждать, когда подъедет Лесли. Они садятся на ступени большого белого дома в неловком молчании. Стоит прекрасная погода: бледно-голубое небо и мягкий бриз, играющий с цветками вишни.

Наконец Лили поворачивается к Фрэнку и говорит:

– Значит, ты думал, что убил его?

Он удивленно смотрит на нее, словно забыв о ее существовании. Потом кивает и просто отвечает:

– Да. Думал, – он отворачивается и смотрит на свои руки. – Человек, которого ты любишь, – чудовище, – тихо добавляет он.

– А ты? Ты пытался его убить. Бросил, считая мертвым.

Фрэнк вздыхает. Воцаряется тишина. Слышны только отдаленные крики чаек, щебет маленьких птичек в живой изгороди, песня зяблика высоко на дереве.

– Я был не прав, – наконец отвечает он. – Но я не чудовище.

 

58

Несмотря на обилие тем для обсуждения, поездка из Рэдинхауз-Бэй в Коксуолд проходит на удивление тихо. Лесли делает несколько срочных звонков по поводу других материалов, над которыми работает: женщина, изнасилованная в Халле, три филиппинца, найденных мертвыми в трюме корабля, стоящего в доках Гула, реакция жителей на закрытие популярного паба в Беверли.

Элис отключается и смотрит в окно. Пейзаж красив: испещренные солнцем поля сурепки и подсолнухов. Потом она поворачивается к Фрэнку. Он, притихнув, тоже смотрит в окно.

– Как думаешь, где он? – спрашивает Элис.

Фрэнк пожимает плечами:

– Он и раньше исчезал. Может быть где угодно.

Она понижает голос:

– То, о чем ты рассказывал, – она изображает, будто душит человека, – ты уверен, что это было? Ты точно это сделал?

– Уверен, – твердо говорит он. – Было.

Элис кивает. Невозможно представить, что сейчас творится в голове у Фрэнка. Она вспоминает его в ту первую ночь, босоногого, только что вышедшего из ванны, в толстовке Кая. Тогда он был опустошенным, не обремененным воспоминаниями. Но теперь изменился, потяжелел под грузом вновь обретенных воспоминаний.

Они проезжают дорожный знак «Коксуолд». Через минуту навигатор сообщает Лесли, что пора повернуть направо. Последняя часть пути проходит в молчании. Элис любуется живописной деревушкой: широкая дорога с ярко-зелеными газонами по сторонам, ведущая к красивым домам из светлого камня, с трактирами и маленькими кафе. Они проезжают солидную церковь на вершине холма, и навигатор сообщает, что теперь надо повернуть налево, на узкую дорогу, уводящую в сторону от деревни. Перед ними возникает внушительный особняк с тремя крыльями, с посыпанным гравием подъездом и старыми деревьями. Огромная магнолия в цвету занимает центральное место перед входом.

Лесли заглушает двигатель, и какое-то время они все смотрят на дом.

– Я пойду, – заявляет Лили, отстегивая ремень. – Мы с ней все-таки связаны, поэтому пойду я.

Лесли начинает протестовать, но Лили резко выставляет ладонь перед ее лицом и настаивает:

– Нет. Я приехала сюда одна, чтобы отыскать эту женщину. Вы все тут ни при чем.

– Эмм… прошу прощения, – говорит Лесли, – но без нас вы до сих пор шатались бы по Рэдинхауз-Бэй, блуждая от магазина к магазину со своим альбомчиком в руках. Извините, но у Фрэнка и Элис не меньше прав на разговор с этой женщиной, чем у вас. Ее племянник разрушил жизнь Фрэнка, сотворив бог знает что с его семьей. Пойдем все вместе, или я разворачиваюсь и мы едем домой.

– Вас интересует только история.

– Да. Разумеется, меня интересует история. Это моя работа. Но это не значит, что меня не волнует итог истории или ее участники.

– Хорошо, – сдается Лили после обиженного молчания, напомнив Элис обеих дочерей. – Пойдемте все вместе.

Передняя дверь находится в левой части дома. Лесли звонит в звонок. Раздается стук каблуков по плитке, открывается дверь, которую удерживает цепочка, и появляется лицо женщины, бледное и красивое: впалые щеки, розовые губы, пышные светлые волосы с проседью, аромат жасмина.

– Здравствуйте! – спокойно приветствует их она, но потом, разглядев, начинает беспокоиться: – Ой! Простите, я ожидаю доставку. Чем могу помочь?

– Меня зовут Лили, – представляется Лили, – мы с вами говорили вчера по телефону. Я жена вашего племянника, Марка.

– Не глупите. Марк умер.

– Вообще-то нет, – вмешивается Лесли, выходя вперед. – Мы знаем, что он жив, благодаря этому человеку, – она показывает на Фрэнка. – На прошлой неделе он запер вашего «мертвого» племянника в пустой квартире, и тот рассказал всю правду, в том числе как вы забрали его с берега в ночь, когда он якобы утонул, отвезли домой и сохранили все в тайне даже от его матери.

Китти Тейт подозрительно смотрит на Лесли.

– А вы кто такая?

– Лесли Уэйд, – протягивает руку Лесли. – «Рэдинхауз Газетт».

Китти пытается захлопнуть дверь прямо у них перед носом, но Лесли успевает просунуть в дверную щель ногу.

– Я работаю неофициально. Просто помогаю. Никакой огласки нет. Пока. А если и будет, то в виде исследовательской статьи, с большим охватом, полным интервью, без непристойностей.

Китти снова пытается закрыть дверь.

– Посмотрите! – продолжает Лесли. – Видите этого человека? Это Грэхем Росс. Помните его? Китти, это брат Кирсти. Мальчик, который приходил в ваш дом, которого ваш племянник взял в заложники и сломал ему руку. Истязал. Он прожил всю жизнь в неопределенности, потому что не мог вспомнить, что случилось той ночью, – она прерывается, удерживая дверь от попыток Китти ее захлопнуть. – А теперь он вспомнил. Вспомнил, что сделал Марк Тейт. Китти, вы ему обязаны. Обязаны рассказать, что знаете.

Китти вдруг отпускает дверь и выглядывает наружу. Смотрит на Фрэнка и вздыхает. Ее глаза наполняются слезами.

– Бедный мальчик.

Потом она выпрямляется и поворачивается к Лесли:

– Он может войти. Но только он один.

– Но как же так! – возмущается Лили.

Не обращая внимания, Китти обращается к Фрэнку:

– Пожалуйста, заходи. Я расскажу тебе все, что смогу.

Фрэнк смотрит на Элис, потом – на Китти.

– Пожалуйста, можно я возьму подругу? Элис обо мне заботилась. Она ни при чем. Просто хороший человек.

Китти коротко кивает и распахивает перед ними дверь.

Они поворачиваются к Лили и Лесли с улыбками сожаления.

– Ну, пойдем, попробуем пока кремовый чай? – предлагает Лесли.

– Что такое кремовый чай?

– Такая еда. Пошли.

Китти проводит их на кухню. Помещение отделано темным деревом и белоснежным пластиком, над центральным островом висят светильники, в другом конце стоят два больших дивана. Французские окна выходят в ухоженный сад. Китти сажает их за стол, заваривает чай в большом чайнике в горошек и открывает пачку имбирного печенья.

Наконец она разглаживает темно-синие брюки и садится.

– Мне так жаль, – говорит она Фрэнку. – Так жаль твоего отца и твою сестру, и так хотелось бы… – она вздыхает. – Я так и знала. В тот день, когда он вернулся с пляжа, рассказал про «милую семью» и попросил приготовить пирог, я сразу поняла: что-то не так. Добром это не закончится. Марк всегда был… – она умолкает, снимает с чайника крышку, помешивает и закрывает снова. – Проблемным. Брат моего мужа с женой усыновили его уже в довольно взрослом возрасте. То ли в восемь, то ли в девять лет. Их дочь была уже подростком, стала более независимой, и им, видимо, захотелось все повторить. Но с младенцем они возиться были не готовы. Поэтому решили взять ребенка постарше. А Марк был таким красивым маленьким мальчиком, они просто влюбились в него и не думали о последствиях и возможных проблемах с ребенком, пережившим жестокое обращение. Они думали, что смогут залечить его раны и наверстать упущенное, но, увы, ошибались. Его жестокость была врожденной.

Она наливает чай в три чашки, ставит чайник на подставку и передает Элис молочник:

– Добавляйте молоко по своему вкусу. В общем, они не смогли с ним справиться. Марк хотел все и сразу: лучшую одежду, лучшие игрушки, все время и внимание родителей. Его сестра, Камилла, уехала жить к друзьям, когда ей исполнилось семнадцать, – не смогла этого выносить. Но, по какой-то неведомой причине, со мной и с моим мужем Марк вел себя нормально. Может, потому что у нас не было своих детей. Потому что он жил не с нами и мы не пытались его воспитывать. У нас была вся эта земля, – она показывает в окно, – собаки, большой дом у моря. Он проводил у нас каникулы и большую часть выходных. И с ним никогда не было легко. Марк никогда не был простым ребенком. Но с нами он становился не таким сложным. У меня с ним была особенно крепкая связь. Но когда он стал старше… – Она передает Элис тарелку с печеньем. – Я начала замечать проявления его темной стороны. Особенно рядом с девушками. Он был задирой. Думал, что девушки должны исполнять все его пожелания. Я видела, как ужасно он обращается с милыми девушками, которые приходили к нам домой, очарованные его красотой, – Китти со вздохом качает головой. – Уже тогда я начала беспокоиться, что однажды может случиться что-то плохое. Но он приходил к нам, приносил сумку с вещами, коробку конфет и обнимал меня. Я любила его объятия. Моему мужу никогда не нравилось обниматься, а мне, видимо, этого не хватало. Он приходил, брал собак и часами бросал им мяч, я смотрела на него и думала: он перерастет все свои глупости, встретит чудесную девушку, образумится и все будет прекрасно.

Но потом мой муж умер, – Китти вздыхает. – Это стало для Марка ударом. Думаю, он почему-то винил в этом меня. Объятиям пришел конец. Как и конфетам, веселью и смеху. Должна признать, его присутствие стало для меня довольно тягостным. К этому моменту он окончательно отдалился от родителей и жил у нас. Они отреклись от него, когда ему было восемнадцать, после того случая…

– Случая? Какого случая? – спрашивает Фрэнк.

Китти снова разглаживает брюки.

– С девушкой. Подругой его сестры. До суда дело не дошло, но ситуация была неприятная, и родители решили окончательно разорвать отношения. Непростительный поступок, – она медленно качает головой. – Сначала я была благодарна, что он рядом со мной после смерти мужа, но через несколько недель он… Жить с ним становилось все сложнее. Тем летом мы отправились в Рэдинхауз-Бэй, как делали много лет. Я надеялась, там станет полегче. Но там он начал злиться еще сильнее, злиться на меня, злиться на весь мир. В нем была… Какая-то враждебность. Я начала запирать дверь спальни на замок.

Китти посмотрела на них, подчеркивая резкость последней фразы.

– Но однажды он ворвался в дом, переполненный радостью, заговорил о пироге и о вас, «милой семье». Я догадалась, что дело в девушке, и в глубине души понадеялась: может, это она? Загадочная девушка, которая образумит его. А потом вы пришли в гости, и я увидела малышку Кирсти: такую юную, невинную, совершенно неспособную справиться с раненой душой Марка. И у меня упало сердце.

Элис смотрит на Фрэнка. Интересно, о чем он думает? Он выглядит таким закрытым, таким отчужденным.

– Итак, – продолжала Китти, поглаживая пальцами чашку, – он ходил с ней гулять, был от нее без ума, дарил цветы, водил ее в кино, а потом вдруг пришел домой и заявил, что все кончено, что ему плевать, вернее, «насрать», что он найдет и получше, а она просто маленькая… – Китти осекается. – В общем, он произносил не самые лучшие слова. Но это продлилось всего несколько дней, потом он вроде пришел в себя, приехала его знакомая девушка, он сказал, певица. Он собрался с друзьями на ее выступление. Я испытала облегчение. Большое облегчение. Казалось, он наконец смог пережить смерть моего мужа. Странное увлечение твоей сестрой как будто осталось в прошлом. Он попросил меня уехать на одну ночь, хотел пригласить друзей после концерта и, может, каких-то приятелей из города. Пообещал, что вечеринка ограничится баром. Что все будет под контролем. И разумеется, я согласилась. Я была готова на все, лишь бы он стал немного счастливее. И уехала сюда на одну ночь. Мне даже хотелось побыть одной, отдохнуть от Марка. Но потом… – у нее на щеке дергается мускул, и она стучит ногтями по чашке. – Звонок из телефонной будки, примерно в час ночи. «У меня проблемы». Боже. Никогда не забуду. У меня проблемы. Казалось, я ждала этого звонка с нашей самой первой встречи. И вот. Он едва дышал от боли. «Я умираю», – повторял он. Я умираю! Он не позволил мне вызвать полицию. Я даже не спросила почему – в глубине души я знала причину. Не что случилось, но почему. Я сразу села в машину и приехала за ним в Миддлхерст-Бэй. Он сидел на камнях, в луже крови. Он был бело-синего цвета. Словно труп, выброшенный на берег. Я припарковалась и спустилась вниз по камням, в совершенно неудобных туфлях – я надела первые, что попались под руку. По дороге я порезала чем-то ногу. У меня до сих пор есть шрам. Вот здесь, – она закатывает аккуратные брюки и показывает бледный вертикальный шрам на левой голени. Медленно расправляет штанину и продолжает: – Море той ночью было оглушительно-бурным. Я видела спасателей с фонариками на лодках, видела синие огни в городе. Той ночью старый сонный Рэдинхауз-Бэй ожил. Никогда не забуду. Я спустилась к нему и умудрилась поднять его на ноги. У нас было всего несколько минут. А потом он показал на откос внизу. «Проверь, – сказал он, – мертва ли она».

Фрэнк каменеет, у него расправляются плечи.

– Я спустилась по скалам вниз и увидела ее…

– Ее? – резко переспрашивает Элис. – Вы имеете в виду Кирсти?

– Да, – отвечает Китти. – Конечно. Марк вам не сказал?

– Не сказал что? – голос Фрэнка напоминает мягкий стон.

– Ох, – похоже, Китти растерянна. – Я думала… Что именно он вам сказал?

– Что он отпустил ее. Что она «исчезла» и он никак не мог ей помочь.

– Ох, – Китти бледнеет, ее пальцы находят жемчужину, висящую на золотой цепочке на шее. – Я… Я… Я не знала, что произошло. Сначала я подумала, что они перебрали, полезли в море и потом он пытался ее спасти. Я подошла к ней и проверила пульс, она была еще жива. Но без сознания.

– И вы не вызвали «Скорую помощь»? – жилы на шее Фрэнка напрягаются от ярости. – Вы не…

– Он приставил мне к горлу нож.

– Кто? – скептически спрашивает Фрэнк. – Марк? Я думал, он был ранен? Потерял много крови?

– Он был ранен. Ну, мне так казалось. Когда я вернулась от Кирсти и он спросил: «Ну что?», я ответила: «Она дышит». Он сказал: «Поехали отсюда скорее!» Разумеется, я отказалась. Разумеется. Я сказала: «Нет, я вызову врача!» Тогда он поднялся на ноги и вытащил нож. Обхватил меня сзади, приставив нож к горлу, и я подумала: «Вот и все. Сейчас он убьет меня».

Китти умолкает, чтобы сделать глоток чая.

– Мы отнесли твою сестру ко мне в машину и положили на заднее сиденье.

– Она была еще жива? – не веря своим ушам, уточнил Фрэнк.

– Еще жива. Да. Была жива.

– А вы… Пытались привести ее в чувство?

– Он бы мне не позволил.

– И она умерла? Да?

На глазах у Китти выступают слезы. Она кивает.

– Очень скоро. Мы были на полпути домой.

– На заднем сиденье вашей машины?

Китти начинает плакать. Слезы текут по впалым щекам, и она вытирает их пальцами.

– Мне ужасно жаль. Просто я… Я так испугалась. У него был нож. Я не знала…

– Где она? – Фрэнк тоже плачет. – Где Кирсти?

– Она… О боже. Мне ужасно, ужасно жаль. Мы припарковали машину у меня в заднем гараже, – она показывает в дальнюю часть своего прекрасного сада. – И просидели там несколько часов. В буквальном смысле. С Кирсти на заднем сиденье. У меня была истерика. Жуткая истерика. Мы ждали стука в дверь. Ждали воя сирен, – она на мгновение закрывает лицо руками. – Мы включили местное новостное радио. Ждали и ждали, пока на следующий день наконец не услышали: поиски прекращены. Местные жители на своих лодках все еще надеялись найти тела, но официальные поиски прекратились. Тем вечером ко мне зашел вежливый полицейский и сообщил новости. Марка и твою сестру считали утонувшими. Твой отец был героем, который пытался спасти их ценой собственной жизни. О тебе ничего не сказали. Мне пришлось изобразить шок.

– Но что вы сделали с моей сестрой? – глухо спрашивает Фрэнк. Он поднимается на ноги. – Где она?

Китти съеживается, словно пытаясь исчезнуть. Потом поднимается на ноги и говорит:

– Пойдем.

Элис с Фрэнком встревоженно переглядываются.

– Просто пойдем.

Они встают и следуют за Китти к французским окнам. Она вытаскивает из-за занавески ключ и отпирает дверь. Ведет их через сад, украшенный клумбами с луговыми цветами, заросшими лишайником, кадками и плакучими ивами, в самый дальний конец, где виднеются поля. Там растет дуб, старый и огромный, гигантский шар зеленой листвы на фоне ярко-синего неба.

Китти останавливается рядом с розовым кустом, усыпанным маленькими белыми бутонами.

– Кирсти здесь.

– Вы похоронили ее?

– Нет, не я. Конечно, не я! Ее похоронил Марк. Запер меня в доме и ее похоронил. А я посадила розовый куст. Потом.

Фрэнк опускается на колени, на мягкую весеннюю траву. Опускает ладони и гладит землю. А потом, сдерживая ярость, смотрит на Китти.

– Все эти годы, – надтреснутым голосом говорит он. – Моя мама…

– Не прошло ни дня, чтобы я не думала о твоей маме.

Фрэнк снова поднимает на нее сердитый взгляд:

– Где он? Вы знаете, где он?

– Нет. Не знаю. Мы не общались с того дня, как он заставил меня поговорить по телефону с той девушкой и сделать вид, что я его мать. Не знаю зачем. Видимо, чтобы мне досадить. Сделать больно, – она вздыхает. – Я пожелала ему удачи и сказала, что исчезаю из его жизни, хотя и так почти в ней не участвовала. С тех пор как он сменил паспорт. Ему стало слишком опасно приезжать ко мне или разговаривать со мной. Я сказала, что больше не хочу участвовать в этом фарсе. Выслала ему денег. И понадеялась, что он наконец успокоится и начнет нормальную жизнь. Судя по голосу, эта девушка… Вполне самодостаточна. Я услышала в ее голосе силу. И решила уйти из его жизни.

Фрэнк по-прежнему смотрит на землю, где двадцать два года назад похоронили его сестру. Он разбит.

Элис опускается рядом и обнимает его за плечи.

Он смотрит на Китти.

– Какие были ее последние слова?

Его вопрос пропитан горечью.

– Грэхем, слов не было. Она даже не открывала глаз.

– Я не понимаю, – по его щекам струятся слезы. – Все эти годы вы сидели в своей дизайнерской кухне. Обедали. Смотрели телевизор. Любовались видом, зная, что она там? Как вы могли?

– Но я здесь не живу! – восклицает Китти. – Разумеется, нет! Я живу в Рэдинхауз-Бэй, на чердаке. Я ненавижу это место! Мне очень хочется продать этот дом и куда-нибудь переехать. Но я не могу. Как можно продать дом с телом в саду? Я приехала сюда только из-за той девушки, которая сейчас с вами, – она указывает жестом на входную дверь. – Она мне звонила. Вчера утром. Не знаю, зачем я ответила, правда не знаю. Она дозванивалась часами. Я думала, это Марк, и не отвечала. Наконец звонки прекратились, и через полчаса отобразился другой номер, мобильный. Я инстинктивно, не задумываясь, сняла трубку. Боже. А потом зазвонили в дверной звонок, и я подумала – это она! Побросала в сумку все вещи и сбежала.

– Но мы там были, – говорит Элис. – Это мы звонили в звонок. Мы не видели, как вы уезжали. И машины снаружи не было.

Китти вздыхает.

– Я ушла через заднюю дверь, спустилась по наскальным ступеням. Я оставляю машину внизу, на пляжной парковке. Не хочу, чтобы люди знали, что я здесь. Предпочитаю быть… Невидимкой. И поэтому я здесь, Грэхем, в этом ужасном, губительном доме. Не из-за бессердечности. Честное слово, мое сердце не прекращало болеть с той ночи, как умерла твоя сестра. Ни на секунду.

Разговор смолкает, но все трое остаются на местах: Китти и Элис стоят, Фрэнк опустился на колени возле розового куста. Ужасная немая сцена скорби, вины, ужаса и лжи.

Наконец Элис медленно поворачивается к дому и говорит:

– Нужно увидеть остальных. И сделать несколько звонков.

 

59

Лили изучает еду, стоящую перед ней. Большая булка, которую официантка опустила на ее блюдце со звуком, напоминающим удар камня. Две тарелки – одна над другой, – соединенные серебряным стержнем. На них – множество маленьких пирожных, и некоторые настолько красивы, что их жалко есть. Крошечные, словно детские, сэндвичи. Один из них только с огурцом.

Лесли разливает чай по маленьким чашечкам и с интересом смотрит на Лили.

– Ну, рассказывай. За что ты полюбила Марка?

Лили пожимает плечами. Это вовсе не дружелюбный вопрос. На самом деле, Лесли имеет в виду: Как тебя угораздило выйти замуж за такого монстра?

– Я полюбила его, потому что он был добрым. И красивым. И сильным. Потому что он уважал меня. И мою семью. Потому что я чувствовала внутри него боль и хотела помочь ему с ней справиться. Я влюбилась в него, потому что он был именно таким мужчиной, о котором я мечтала.

– Но ты никогда ничего не чувствовала? Что с ним что-то не так? И он что-то скрывает?

– Нет. Никогда. Мы были счастливы.

– Почему же он не нашел тебя?

– Мы же не знаем, когда ему удалось сбежать. Возможно, вчера вечером или сегодня утром. Может, он искал меня в квартире. И не нашел.

– Он не звонил?

– Нет.

Лесли поднимает бровь и смотрит на нее с сожалением.

– Он пытается меня защитить. Вот и все.

– Вполне возможно. – Лесли выбирает один из маленьких сэндвичей и отправляет его в рот. Потом смотрит на Лили и говорит: – Ешь.

– Я не голодна.

Это ложь. Она умирает с голоду.

– Давай. Мы можем провести здесь несколько часов. Очень вкусно. Попробуй вот этот, – она кладет Лили на тарелку маленький сэндвич. – Ростбиф с хреном. Восхитительно.

– Нет, спасибо.

– Ну тогда хотя бы съешь свою булочку.

Лили берет в руки каменную булку, отрывает кусочек и кладет в рот. На вкус как цемент.

– На нее нужно положить сливочный варенец. И джем.

– Сливочный? Варенец? – кривит губы Лили.

– Ой, ради бога, – Лесли передает ей маленькую миску с желтоватой массой. – Это всего лишь сливки. Боже. Наверняка вы в Украине едите разную малополезную еду. Это просто булочка с кремом. Она тебя не укусит.

Лили осторожно делает, как велела Лесли: берет немного желтого крема, чуть-чуть джема, кладет в рот и решает, что ей вполне нравится. Хотя ничего не говорит.

– Что будешь делать? – спрашивает Лесли. – Если его найдут? Отправят в тюрьму? Куда ты пойдешь?

Лили вздыхает.

– Я даже не думала об этом. Возможно, поеду домой. В конце концов, мое свидетельство о браке – недействительно. Мне не позволят здесь остаться.

– А ты хочешь остаться?

– Да. Думаю, да. Я считаю, что была готова покинуть Киев, попробовать себя где-нибудь еще. Но пока мне ничего не удалось. Хотелось бы остаться. Но, – она пожимает плечами, – такова жизнь.

– Какая у тебя профессия? – спрашивает Лесли.

– Я учусь на бухгалтера.

Лесли снова поднимает бровь – на этот раз не со скепсисом, а с удивлением. Очевидно, по ее мнению, Лили совсем не похожа на бухгалтера. Может, это и хорошо.

У Лесли звонит телефон, и она снова орет в трубку, раздавая указания. Она выходит на тротуар и начинает ходить туда-сюда, отчаянно жестикулируя. Наблюдая за ней, Лили посещает странная мысль: когда-нибудь, в старости, она хотела бы стать похожей на нее.

Лили съедает булочку и начинает исследовать остальную еду. К возвращению Лесли она съедает три маленьких сэндвича и пирожное с сиреневыми цветочками. Лесли понимающе улыбается.

– Интересно, что там происходит? – говорит Лили.

– Да, – печально вздыхает Лесли. – Мне тоже.

В этот самый момент над дверью звенит маленький медный колокольчик, и в кафе заходят Элис и Фрэнк. Похоже, оба в шоке. Вид у них довольно плачевный. Элис помогает Фрэнку сесть и заказывает чай.

– Что? – спрашивает Лили. – Что там? Вы нашли его?

– Нет, – отвечает Элис. – Нет. Его там нет, и Китти не знает, где он. Но он где-то на свободе, и он опасен.

– Опасен? – Лили пристально смотрит на нее. – Что вы имеете в виду?

Элис терпеливо пересказывает им историю – такую печальную, ужасную и мрачную и при этом такую правдоподобную, что Лили почти забывает: речь идет о ее муже. Но уже на половине истории она знает, что делать дальше. Когда Элис заканчивает рассказ, Лили уже держит в руке телефон. Все кончено. Ее любовь. Ее брак. Ее приключение. Чувства к человеку, которого она на самом деле не знала. Что там говорила на прошлой неделе мама насчет лука? Что нужно разглядеть в человеке все самое плохое, прежде чем решиться разделить с ним жизнь. У нее не было времени разглядеть худшее в Карле Монроузе, но теперь ей все показали, и – нет, она не может любить такого человека и с ним жить. А еще она не может позволить такому человеку исчезнуть и жить на свободе.

Она набирает номер сотрудника полиции Беверли Трэвис и говорит:

– Добрый день, миссис Трэвис. Это Лили Монроуз.

Раздается знакомый терпеливый вдох.

– А, миссис Монроуз, добрый день. Простите, что не связались с вами раньше. Мы по-прежнему ждем…

– Прошу вас. Возьмите листок бумаги. Записывайте. Настоящее имя моего мужа – Марк Тейт. Его считали утонувшим в городке Рэдинхауз-Бэй в августе 1993 года, в возрасте девятнадцати лет. Он виновен в – как минимум – смерти двух человек и физическом насилии над еще одним. Несколько лет назад он сменил личность, взяв имя Карл Монроуз, и в последний раз его видели во вторник, четырнадцатого апреля, примерно в семь часов вечера, в квартире номер один по адресу «Бульвар Вульфс Хилл», Лондон-Роуд, Окстед. Он очень опасен. Я и еще несколько человек попросим защиты на время, пока вы будете его искать. Спасибо.

Она слушает молчание, повисшее на другом конце линии. Представляет, как ручка Беверли Трэвис замирает над блокнотом, а челюсть отвисает.

– Где вы находитесь? – спрашивает полицейская, и Лили слышит в ее тоне незнакомые нотки участия.

Лили рассказывает.

– Никуда не уходите. Оставайтесь на месте. Я свяжусь с полицией Йоркшира. Они немедленно отправят за вами служебную машину.

Лили вешает трубку и смотрит на остальных:

– Вот и все.

Она кладет телефон на стол и чувствует, как сердце разбивается пополам.