Кон распахнул дверцу шкафа и пробежал взглядом по висящим на вешалках нарядам. Но, как назло, вся его одежда в этот день выглядела не так – слишком яркая, слишком чистая, слишком нарочитая. Его джинсы были слишком новыми, слишком синими, на них было слишком много молний и застежек. Становилось понятно, как серьезно Кон подходит к выбору своего гардероба. Но этим утром он хотел выглядеть так, словно оделся наспех, в первое, что под руку попалось, так, как, например, одевался Тоби. Кон даже подумал, а не зайти ли к Тоби и не попросить ли у него что-нибудь, но тут же отбросил мысль об этом – слишком уж гейским казался ему такой вариант.

Кон перебрал все свои свитера. Бежевый. Ему нужен был бежевый свитер. Или совсем белый. Что-то простое. Все, что он смог найти, – свитер Paul Smith из шерсти мериноса в бледно-желтую клетку, но в нем он выглядел словно студент Оксфорда. Или, например, льняная светло-зеленая рубашка French Connection? Слишком по-летнему. В итоге Кон остановил свой выбор на старых джинсах Levi’s в сочетании с белой фланелевой рубашкой в крупную клетку серого цвета. Обуться он решил в свои коричневые замшевые кроссовки Puma. Части наряда между собой не очень-то гармонировали: рубашка была слишком яркой, джинсы порвались на колене, и дырка выглядела фальшивой, хотя была настоящей, а кроссовки выглядели слишком новыми, но это было ближе всего к тому, как он хотел одеться в этот день.

Со своей кровати Мелинда наблюдала за тем, как сын подбирает одежду.

– Что это на тебя нашло? – с подозрением спросила она.

– Что? – не понял Кон.

– Почему ты надел старые джинсы?

– Не знаю. Просто захотелось что-нибудь из старенького надеть.

– Из-за Руби? – прищурилась Мелинда.

– Руби? – со смешком произнес Кон.

– Конечно. Это ведь ты на нее пытаешься произвести впечатление?

– Что? – переспросил Кон. – Зачем мне это?

– А то ты сам не знаешь?!

Кон вздохнул и, оглядев себя в зеркале, провел рукой по волосам.

– Нет, мама, я не пытаюсь произвести впечатление на Руби. То, что было между мной и Руби, – ерунда, помнишь, что я тебе сказал? Ерунда. Она меня не интересует.

– Тогда зачем ты?.. – спросила было Мелинда, но остановилась на полуслове. – А впрочем, неважно. Ох, мужчины. Вы все для меня загадка.

По правде говоря, для Кона и самого было загадкой, почему то, что случилось в пятницу вечером, вообще случилось. Он заглядывался на Руби уже довольно долго, но не так, как разглядывают кого-то конкретного, а так, как мужчина смотрит на красивую девушку. Мир вокруг Кона был полон красивых девушек, словно на свернутых в рулон фотообоях. Иногда, впрочем, какая-нибудь отдельная представительница соскакивала с этих фотообоев. Иногда он начинал думать о девушке, даже когда ее не было в поле зрения, иногда он думал о том, чем она сейчас занята, иногда ему хотелось подольше ее рассмотреть, чтобы унести ее частичку с собой. И если такое с ним случалось, девушка эта явно была чем-то особенным. Руби же совсем из другой оперы.

Он шел мимо нее по лестнице, думая, что она красивая, и тут же переставал думать о ней вовсе. Он видел, как Руби ест банан, думал, что она сексуальная, и тут же переставал думать о ней. Он видел, как она шла по дороге в обтягивающих джинсах и сапогах на шпильках, и думал, что соблазнительная, и тут же переставал думать о ней. С Руби всегда было именно так. Никакого разглядывания, никаких размышлений. Незачем останавливаться и задумчиво глядеть ей вслед. На Руби можно было лишь тупо поглазеть. Вот почему то, что на дне рождения Тоби они переспали, застало Кона врасплох. Очевидно, свою роль тут сыграло и количество выпивки, и чувство новизны. А Руби дразнила Кона – мол, у тебя никогда не было женщины старше тебя, и голос в его голове вторил: переспать с женщиной старше себя. Галочка в списке ста вещей, которые нужно сделать до того, как тебе стукнет тридцать, – пометить, не забыть, сделать, когда представится шанс. Вот он и представился. Кон знал, что совершает ошибку – к тому моменту, когда они с Руби покинули паб, это было понятно, только сделать ничего уже было нельзя. Кон не мог пойти на попятный; тогда бы он точно выглядел как идиот. Так что он просто последовал за ней в спальню, положил ее среди всего этого девчачьего хлама на кровати – подушек, валиков, перьев и блесток – и с головой ушел в процесс. Как порнозвезда, словно бы работал на камеру. Он каждый день будет видеть Руби: они ведь живут в одном доме. Нужно было выложиться на полную катушку, иначе он никогда не сможет смотреть ей в глаза. И Кон постарался.

Он не знал, что будет дальше. Но повторять этого не хотел – и так уже было слишком. Руби была не в его вкусе, и не больно-то она его интересовала. Впрочем, судя по тому, как часто она меняла мужчин, это уже не проблема. Кон был не чем иным, как очередной отметкой на ее спинке кровати. И это его устраивало.

– Как думаешь, в этой рубашке я не выгляжу как ботаник? – спросил Кон свою мать.

– Нет, – улыбнулась Мелинда. – Хорошая рубашка. И потом, какая разница? Ты ведь собираешься на работу. Кого там вообще волнует, как ты одет?

– Никого, – ответил Кон. – Никого.

Она сидела за своим столом у окна, и яркий солнечный свет по диагонали падал через стекло на ее рабочее место. Одета она была в шифоновую блузку кремового цвета, хлопковый жилет с карманами и узенькую джинсовую юбку с бахромой на подоле. На ней были остроносые туфли на небольшом каблуке, а прекрасные волосы были убраны назад. Дейзи выглядела как маленькая фея, вся такая воздушная и пастельная.

При звуке подъезжающей тележки Кона она вздрогнула и вскочила на ноги.

– О боже, – запричитала она. – То есть прости. Уже что, три часа?

Кон кивнул.

– Дерьмо. У меня до сих пор ни черта не готово!

Она начала судорожно шарить по столу, словно пытаясь разом найти все необходимые конверты и бумаги.

– Подождешь пару минут, хорошо?

И так было всегда. В редакции всегда работали исключительно чокнутые подростки, вчерашние школьники, которые вдруг решили подработать перед универом, или вчерашние выпускники университетов, которые едва успели вернуться с другого конца земли, где целый год либо учились дайвингу, либо курили косячок. Такие не носят часов. И никогда не следят за временем. У них всегда все в спешке, в последний момент. Обычно Кона раздражало подобное отношение. Но не в этот раз. Сейчас он обрадовался и готов был сколько угодно смотреть, как Дейзи порхает вокруг него, словно сбитая с толку прекрасная бабочка.

– Так, – произнесла она, стряхивая кучу конвертов кремового цвета. – Как твои дела?

– Хорошо, – ответил Кон. – По правде сказать, даже очень хорошо.

Ему показалось, что нужно обязательно проявить учтивость. Кона воспитывала бабушка, а она всегда заставляла его правильно говорить и прививала надлежащие манеры. Правда, потом все сама испортила: отправила учиться в ужаснейшую общеобразовательную школу в Тоттенхэме, где хорошие манеры и правильное произношение были не в фаворе. Но дома с ним разговаривали только так: «Никогда не спрашивай: «Что?», говори: «Прошу прощения?»; не «Можно мне чуть-чуть?», а «Нельзя ли мне немного?»; «Убери руки со стола». Его бабушка была совсем не из тех продвинутых бабуль, что носят спортивные костюмы и серьги. Она привыкла делать все по правилам: ее тоже воспитывала бабушка, и в семье была четкая преемственность поколений.

– Как ты? – спросил Кон, чтобы приободрить Дейзи.

– С ума сойду с ними! – ответила та, судорожно пытаясь надеть резинку на кучу конвертов. Наконец ей это удалось, и она протянула конверты Кону. – Они все завтра уезжают в командировку, так что, конечно, все должно было быть сделано пять минут назад. И еще важничают, делают вид, что именно их письмо важнее всех остальных. Разумеется, вся эта куча копится и копится, и угадай, кто оказывается на самом дне? Естественно, я.

Дейзи остановилась – перевести дыхание – и откинула со лба непослушную прядь.

– Посмотри только, я дошла до ручки. Это я, которая никогда не позволяет довести себя до ручки. Никогда, – подчеркнула она. – Во мне просто нет такой функции. Но сегодня, говорю тебе, жду не дождусь, когда день закончится и все они окажутся в самолете, летящем на Маврикий. Завтра будет очень, очень спокойный день.

Пока Дейзи говорила, она нагрузила тележку Кона горой мешков с нарядами и всевозможными пакетами.

– Ты ведь сейчас снова в почтовый отдел? – спросила она.

– Да, – ответил Кон.

– А знаешь, – сказала Дейзи, взглянув на часы, висящие в другом конце зала, – пожалуй, я пойду с тобой. Они ждут чего-то от Miu Miu и подняли такой кипеж, словно, если вдруг это что-то не придет, всех нас постигнет кара Божья. Посижу, подожду. Забери меня из этого ада хоть на минутку, пожалуйста!

Кон и Дейзи вошли в лифт, и оба уставились на двери. Молчание уже стало неловким, но тут Дейзи наконец нарушила тишину.

– Так что? – сказала она. – Где, ты говорил, ты живешь?

– В Финчли, – ответил Кон.

– Финчли? Где это? Где-то на севере?

– Да. К северу от Хэмпстеда. К югу от Барнета.

– Там хорошо?

– Да. Нормально. Я живу в хорошем доме, так что неплохо. А ты? Где ты живешь? – спросил, в свою очередь, Кон.

– В Уондсворте, – сказала Дейзи. – Не лучшее место, конечно, хотя район хороший. Зато сам дом ужасный.

– Что не так с домом?

– О, это дом парня моей сестры, и он просто крохотный. Знаешь, крохотный такой домик с крошечными комнатками. Кухня размером примерно с этот лифт. Но вообще мне не стоит жаловаться. Очень мило со стороны сестры и ее парня, что позволили мне жить с ними, и, по крайней мере, это хоть какое-то жилье. У кого-то и этого нет, – пожала плечами Дейзи.

Кон кивнул и вспомнил об одной главе своей жизни, но решил не рассказывать о ней Дейзи. Не факт, что она его пожалеет, наоборот, еще хуже, если она сочтет это очень крутым. Дело в том, что однажды ему пришлось две недели ночевать между дверьми одного из магазинов на Вуд-Грин. Хотя, возможно, Дейзи увидела бы его с новой стороны, расскажи он ей об этом – таким можно похвастаться перед ее многочисленными сестрами, названными в честь каких-то дурацких цветов: «О, позвольте представить вам моего нового друга, Кона – такой ужас, ему пришлось спать на куске картона и мыться в общественном туалете!»

Лифт остановился на цокольном этаже, и двери открылись. Дейзи помогла Кону вывезти тележку в коридор.

– А с кем ты живешь в твоем этом «правда классном» домике? С друзьями? С девушкой?

Кон заволновался. Она так произнесла это: «С девушкой?», словно хотела выяснить, точно ли у него никого нет. Кон вдруг почувствовал – есть вероятность, что эта девушка из другого мира, мира, где катаются на лошадях и всей семьей ездят отдыхать куда-нибудь на Карибы, мира вечеринок, где все парни носят смокинги, и вправду будет с ним, юношей из Тоттенхэма, которого воспитывала бабушка и детство которого прошло на втором этаже муниципальной квартиры.

– Нет, – ободряющим голосом произнес Кон. – У меня нет девушки. Я живу с мамой.

– То есть в ее доме? – не поняла Дейзи.

– Нет. Я имею в виду, она живет со мной. У меня, – уточнил Кон.

– То есть ты снимаешь квартиру и живешь там с мамой? – все еще в растерянности спросила Дейзи.

– Да. Но не только с ней. Нас много, – пожал плечами Кон.

– У вас там что, коммуналка, что ли? – опешила Дейзи.

Кон улыбнулся – такая, как Дейзи, точно оценила бы принцип коммуналки.

– Да, – сказал он. – В каком-то смысле да. Один поэт сдает комнаты в своем особняке.

– Ух ты, поэт! – с восхищением произнесла Дейзи.

– Да. Он немного странный, вроде как отшельник, но хороший парень. А дом просто огромный. Кто только в нем не жил! И художники, и певцы, и актеры… Правда, крутое место, – заверил ее Кон.

Когда Кон с Дейзи вошли, все сотрудники почтового отдела подняли головы, и их взгляды автоматически нацелились на стройные ножки Дейзи, но она, казалось, вообще не замечала, что все на нее пялятся. Обычно, когда кому-нибудь «сверху» приходилось спуститься «вниз», чувствовалось, что задерживаться в этой чуждой среде им не хотелось, а хотелось побыстрее получить то, за чем пришли, и поскорее уйти назад, к ярким огням нормальной жизни. Но Дейзи была абсолютно невозмутима. Казалось, она совершенно не замечала, что находится в шумной комнате, полной людей, а на заднем плане орет «Radio One».

Кон подвел Дейзи к стеллажу с посылками.

– Есть что-то от Miu Miu в редакцию Vogue? – спросил он сидящего за рабочим столом Найджела.

– Да, – ответил тот, доставая огромный пластиковый пакет. – Буквально пару минут назад доставили.

Найджел передал сумку Кону и улыбнулся Дейзи.

– Привет, – с глупым видом сказал Найджел. – Кто вы?

Кон метнул в него укоризненный взгляд. Дейзи не для того пришла сюда, чтобы флиртовать с толстяком в свитере Primark.

– Привет, – улыбнулась она. – Я – Дейзи.

– Привет, Дейзи. Меня зовут Найджел.

– Вам нравится Miu Miu, Найджел? – кокетливо спросила Дейзи.

Найджел улыбнулся.

– Обожаю, – сказал он.

– И обувь у них, по-моему, прекрасная.

– О да, – согласился Найджел. – Прекрасная обувь. Но не такая прекрасная, как Christian Louboutin. Вот те делают действительно классные туфли.

Дейзи засмеялась, а затем и Найджел рассмеялся. И Кон в изумлении смотрел, как они вместе смеялись, сорокалетний толстый мужик из Эно и этот белокурый ангел с восьмого этажа. И тут-то Кон все понял. Дейзи сошла с картинки и была у него в руках. Это был просто вопрос времени.