Тоби поставил на кофейный столик миску с кукурузными чипсами и посмотрел на часы. Было без двух минут восемь, оставалось ровно две минуты до собрания жильцов. Первой объявилась Руби. В десять вечера она должна была выступать в одном из пабов в Тафнелл-парке и поэтому появилась в сценическом костюме – на Руби были остроносые сапоги, прозрачная черная блузка без рукавов, узкие джинсы в тонкую полоску и бриллиантовое колье.
– Красивое ожерелье, – сказал Тоби.
Руби плюхнулась на диван и зачерпнула горсть чипсов.
– Тим подарил, – сказала она жуя. – Клево, правда?
Руби быстро умяла всю горсть, облизала пальцы и зачерпнула еще немного.
– Не ешь все, – сказал Тоби. – Оставь другим.
Руби вздохнула:
– Слушай, я единственная, кто пришел вовремя. Так что – кто успел, тот и съел.
Она съела еще горсть и продолжила:
– Ничего не скажешь, напустил ты тайны. Собрание жильцов. Хм…
Она приложила палец к губам и с нескрываемым сарказмом произнесла:
– Интересно, к чему вся эта таинственность?
Позади них, на лестнице, раздались шаги, и в гостиную вошли Мелинда с Коном. Они оба сели на другой диван, и Кон взял горсть чипсов из миски.
– Только посмотрите, – сказала Руби, – наша счастливая парочка. И как вам живется вместе?
Кон вопросительно вскинул брови. Мелинда метнула в Руби разъяренный взгляд, но решила ее игнорировать.
Последней явилась Джоанна, только с работы, с пакетом Jane Norman. Она просунула голову в дверной проем и быстро проговорила:
– Извиняюсь, мне очень нужно в уборную. Если надо, начинайте без меня.
Тоби присел на край журнального столика и нетерпеливо постучал пальцами по колену. В гостиной царило молчание, которое нарушал лишь хруст чипсов. Наконец вернулась Джоанна, и Тоби встал и оглядел комнату. Четыре пары глаз с нетерпением уставились на него. Настал тот момент, который Тоби никогда и представить-то себе не мог, и все шло так, как ему и во сне присниться не могло.
– Спасибо за то, что пришли, – начал он. – Знаю, как сложно было вам с вашим плотным графиком выкроить минутку.
Руби фыркнула, как обычно фыркают школьницы, сидящие на задних партах.
– Во всяком случае, я собрал всех вас не просто так. У меня очень важное объявление, и оно касается каждого из вас. Как вы знаете, этот дом пятнадцать лет назад купил мне отец, чтобы я и моя жена могли жить здесь вместе. Вы также знаете, что три недели спустя жена от меня ушла. С тех пор этот дом стал прибежищем для тех, кому пришлось туго, чтобы они могли переждать здесь сложные времена, местом для тех, кому нужно было время, чтобы осуществить свои мечты и планы и, надеюсь, найти способ двигаться дальше. Я бы, наверное, и дальше сдавал бы комнаты в своем доме, но в течение нескольких дней произошли два очень важных события. Сначала умер Гус, а потом я получил письмо от отца с сообщением, что он возвращается в Лондон и хотел бы встретиться, узнать, как мои дела. Три дня спустя я получил наследство от Гуса и письмо, в котором он подробно рассказал, на что мне следует его потратить, эти деньги я использовал, чтобы сделать ремонт в особняке. И, э-э… наладить свою жизнь. Потому что Гус почувствовал, и я сейчас чувствую то же самое – я завяз в болоте собственной жизни, а скорее, и вовсе заблудился по пути. Так вот. Как только закончится ремонт, я собираюсь продать дом. И, как ни печально, я вынужден предъявить вам ультиматум: через месяц вы должны съехать.
Тоби остановился и оторвал взгляд от пятна на ковре, с которым разговаривал последние две минуты.
– Ох, – сказала Руби, демонстративно положив руку себе на грудь. – Вот это поворот.
Остальные трое беспомощно посмотрели на Тоби.
– Ну, – сказал в конце концов Кон, – думаю, это здорово. Правда.
– Да, – произнесла Мелинда. – Рады за тебя, Тоби. Ты заслуживаешь лучшего.
Тоби посмотрел на Джоанну. Ее лицо не выражало совершенно ничего. Она медленно положила руки на колени, затем медленно встала. И вышла из комнаты, практически бесшумно.
– Джоанна, открой, это Тоби.
Дверь открылась, и в проеме появилось лицо Джоанны. Она выглядела заплаканной.
– Что? – спросила она.
– Я хочу поговорить с тобой, – сказал Тоби.
– О чем?
– О том, что произошло только что. О том, что нужно съехать.
– Все хорошо, – ответила она.
– Ну, нет, все явно не хорошо, – возразил Тоби.
– Нет, все отлично, – буркнула Джоанна и начала закрывать дверь.
Тоби просунул нос ботинка в проем и показал Джоанне бутылку белого вина, которую держал в руках.
– Слушай, – произнес он, – расскажи мне. Давай выпьем и поговорим.
– Нет, – ответила Джоанна. – Но спасибо.
Она попыталась закрыть дверь, но Тоби втиснулся в проем плечом.
– Я никуда не уйду, – сказал он. – Пока ты меня не впустишь.
– Черт, да пожалуйста. – Джоанна распахнула дверь и пристально посмотрела на Тоби. Ее глаза были красные и опухшие от слез. – Я правда не хочу ни о чем разговаривать. Это твой дом, и ты можешь поступать с ним как тебе вздумается. Просто, на мой взгляд, ты мог бы дать нам всем больше времени. Думаю, ты не вчера решил продать дом. А, наверное, еще тогда, когда умер Гус. Мне непонятно, почему ты озвучил это только сегодня.
Тоби улыбнулся.
– Ну, – сказал он, – если ты позволишь, я могу объяснить почему.
Джоанна покачала головой, когда он очередной раз попытался зайти в комнату.
– Тут бардак, – сказала она. – Пойдем к тебе.
Джоанна выглядела как маленький ребенок – светлые волосы, красные глаза и вздернутый нос.
Тоби протянул ей бокал вина, и она с благодарностью взяла его.
– Я понимаю, – сказал Тоби, – может показаться странным, что я только что вежливо попросил всех вас съехать, но есть причина, почему я не мог сделать этого раньше.
Джоанна слабо кивнула и отпила вино.
– Дело в том, что я чувствовал определенную ответственность за всех вас и, получается, не мог просто вышвырнуть вас из дома, не будучи уверенным в вашем будущем. Так что я попытался узнать вас всех немного лучше. Что в твоем случае, должен сказать, было непросто. Не в моих правилах шпионить и вмешиваться. В этом плане мы с тобой очень похожи. Мы с тобой скорее стараемся сохранять дистанцию, держаться подальше от окружающего мира. Однако за последние пару недель я вылез из своей скорлупы. Я действительно чувствую, что у меня правильное впечатление – все остальные мои жильцы готовы двигаться дальше. Но ты, Джоанна, я не знаю… Ты… невыносима, – тихо произнес Тоби.
На ничего не выражающем лице Джоанны появилась кривая ухмылка.
– Да, – сказала она. – Знаю.
– Я понятия не имею, кто ты, откуда, что хочешь и почему ты здесь. Так что я решил позволить тебе вернуться в тот мир, из которого ты пришла. Как загадка. Тайна. Потерянная душа… – произнес Тоби.
– Но я не потерянная душа, – попыталась возразить Джоанна, однако Тоби лишь отмахнулся:
– О Джоанна. Конечно же, ты потерянная душа. Тебе уже немало лет, но у тебя нет ни профессии, ни дома, ни друзей. Ты меняешь свой внешний вид с частотой незрелой девочки-подростка, тратишь все деньги на одежду и косметику, но никуда не ходишь. А потом приходит этот мужчина, этот грустный мужчина со слезами на глазах, человек, которого ты любила, который, судя по всему, до сих пор любит тебя. Он оставляет письмо, которое заставляет тебя плакать, но ты ничего ему не отвечаешь. И ведешь себя так, словно ничего не случилось… Что за тайну ты оставила позади, когда пришла сюда? Что у тебя могло произойти настолько ужасного, что ты предпочла поселиться в одном доме с кучей незнакомцев? Почему ты позволила себе стать какой-то странной, непривлекательной тенью? Хотя я знаю, что в твоей жизни была любовь, я знаю, что ты испытала гораздо больше, чем кажется.
– Тоби, – сказала Джоанна, – ты слышишь, что ты говоришь? Ты себя слышишь?
Тоби бросил на нее вопросительный взгляд. Джоанна пояснила:
– Этот вопрос ты должен задавать не мне. А себе.
Он вздохнул:
– Да в этом-то все и дело, Джоанна. Себе я уже его задал. И теперь я знаю ответ. Я позволил себе стать какой-то странной, непривлекательной тенью, потому что сначала умерла моя мама, и моим воспитанием занимались, в первую очередь, учителя в школе, и лишь затем – мой отец, который меня ненавидел. А потом меня бросил и он, чтобы создать новую, как я подозреваю, лучшую семью где-то в другой стране. Но я не возражал, потому что у меня была любовь, красивая новая жена, красивый новый дом. Ну а потом от меня ушла и жена, и я решил, что больше никому не дам себя бросить. Я хотел оставаться на одном месте и не подвергать испытаниям собственную психику. Я закрыл дверь и отгородился от окружающего мира. Отрастил волосы; стал непривлекательным. Я проводил все время исключительно в своей комнате, а в те редкие минуты, когда мне нужно было выйти на улицу, я знал, что я в безопасности, что никто не будет пытаться со мной познакомиться, потому что я тот самый странный парень с длинными волосами, в уродских шапках и старых, рваных ботинках. Я сам себя превратил в чудовище, Джоанна, чтобы не подпускать к себе никого. Как-то раз я посмотрел документальный фильм о сиамских близнецах, там эти женщины-близнецы обсуждали свою сексуальную жизнь, словно в этом не было абсолютно ничего необычного. Словно парень, который хочет переспать с женщиной, к голове которой прикреплена другая женщина, – это нормально. Тогда я подумал, что, наверное, ужасно, что эти женщины не могут рассчитывать в жизни ни на что другое, кроме странного секса и странных мужчин. Просто я в течение многих лет думал, что это и мой удел – что все, кто хотел бы со мной быть, и я сам, – и то, каким я был, и то, каким я пытаюсь больше не быть, – по определению не могут быть нормальными. И только сейчас, только благодаря этому дому я начал наконец выбираться из той крошечной норки, которую сам для себя вырыл. Только сейчас я постепенно начал признавать свою «странность» и двигаться дальше. Но ты, Джоанна? Когда же ты самой себе признаешься и сможешь сказать, во что ты позволила себе превратиться?
Джоанна сглотнула и с несчастным видом начала вертеть бокал в ладонях.
– То есть я вот такая? – спросила она, и ее глаза наполнились слезами. – Я фрик?
Тоби кивнул:
– Да.
Джоанна вздохнула и уронила голову на грудь, шепча:
– Я просто… Я не знаю, как еще можно себя вести. Я больше не могу вспомнить, каково это – быть собой.
– Быть собой? – сказал Тоби. – А какой ты была?
– Я была… – всхлипывая, произнесла Джоанна. – Я была тем, кто запутался в жизни, но потом нашел свой путь снова. Я любила. Я была счастлива. Я была…
Она запнулась, посмотрела в свой бокал, потом перевела взгляд на Тоби, и глаза ее стали еще печальнее.
– Мамой, – добавила Джоанна.