Среда 16 марта 2011 года

Джим, я заново пережила это. С начала и до конца. И теперь чувствую жуткую слабость. Как будто во мне не осталось сил. Но я это запишу. На всякий случай. Может, для того, чтобы ты лучше меня понял. Или чтобы кто-то это прочел, когда меня уже не будет. Не хочу говорить такие вещи, Джим, но ведь мне уже шестьдесят пять. И я больна. Согласись, Джим, никто не вечен, в том числе и я.

В общем, я опять про тот день – тот самый день накануне Пасхи, когда я пылесосила в его комнате. Мне тогда подумалось, будет ли кто-то любить его, кроме меня.

Он не выходил из комнаты весь день. Это было нормально. Нормально для него, нормально для многих мальчишек-подростков. Но это был канун Пасхи, и к нам приехала Мэган. Мы все сидели внизу, в кухне. Нам было весело вместе, кажется, мы играли в «Тривиал персьют». Ну, ты понимаешь – музыка, вино, взаимное подшучивание, как это обычно бывает в дружных семьях. В общем, я решила подняться наверх, в надежде вытянуть Риза к нам, и даже захватила с собой тарелку липкого сливочного пудинга. Придя к нему, я села рядом с ним на кровать. У него был такой подавленный вид!

– Что с тобой, мой дорогой мальчик? – спросила я. – Почему ты такой печальный?

Вместо ответа он лишь пожал плечами. Он всегда пожимал плечами.

А ведь он был моим любимцем. Не в смысле, что это был идеальный ребенок, просто он был мой малыш. Он родился таким крошечным! Когда мне дали его подержать, казалось, будто мне вручили пакет с воздухом. Он был моей тенью, постоянно ходил следом за мной. Всегда обращался ко мне за советом, поддержкой, буквально во всем, когда другие уже утратили ко мне интерес. И всегда смотрел на меня печальными, пустыми глазами.

Я положила его голову себе на плечо. Я была слегка навеселе.

– Отстань! – сказал он. – От тебя пахнет вином.

Но он сказал это в шутку. Поэтому я похлопала его по руке и сказала:

– В таком случае не дыши. А я хочу обнять моего сыночка.

Сначала он сопротивлялся. Вырывался, как это обычно делают дети, когда им кажется, что они уже взрослые для телячьих нежностей, но все равно не прочь, чтобы мама их потискала. Я видела, что ему хочется, чтобы я обняла его, что он жаждет моего внимания. Я крепко прижала его к себе, и напряжение тотчас оставило его. Он стал податливым. В следующий миг его лицо оказалось рядом с моим. Сначала я подумала, что это шутка, что он просто пытается понюхать мое дыхание. Я уже было приготовилась сказать что-то вроде: «Ну хорошо, не буду», когда его губы накрыли мои губы, а его язык скользнул мне в рот, упираясь мне в зубы. Он пытался меня поцеловать. Затем он навалился на меня всем своим тощим мальчишеским телом, и я бедром сквозь его брюки ощутила эрекцию. Боже мой! Это ведь мой собственный сын! Мой милый малыш!

О, Джим! Я грубо оттолкнула его. Он отлетел к стене и уставился куда-то в пространство. Тыльной стороной ладони вытер рот. Наверно, я должна была что-то сказать. Я не должна была молчать. Должна была найти нужные слова, поговорить с ним. С моим сыном. Я не должна была бросать его там одного. Но я бросила. Я пулей вылетела из его комнаты, как будто спасалась от какого-то монстра. Выбежав в коридор, я столкнулась с Бет. Она вопросительно посмотрела на меня, затем заглянула в комнату к Ризу. Она поинтересовалась, все ли со мной в порядке, и я в ответ пробормотала, что да.

Мы с ней вместе спустились вниз и закончили игру. Про Риза никто не спросил. Никто не удивился, почему я вернулась в кухню одна, без него. Никто ничего не заметил.

Бррр, ужасно. Ужасно. УЖАСНО. Я не видела его целый день. Было пасхальное воскресенье, и к нам приехали гости. Я хотела поговорить с Колином о том, что случилось. Я ожидала подходящего момента. Удобный момент. Чтобы поговорить спокойно, наедине. Но потом я увидела в коридоре Вики с бутылкой божоле в руках и подумала: не сейчас. Я не могу говорить об этом СЕЙЧАС. Поэтому мы пили, мы смеялись, и я подумала: ЗАВТРА. Я поговорю об этом завтра. Когда уедет Мэган. Когда в доме снова будет тихо. И конечно, к тому времени было уже поздно. Я ОПОЗДАЛА.

Джим, скажи честно, что ты думаешь? Это моя вина? Это я убила его? Или же любая мать на моем месте чувствовала бы себя точно так же? Я никак не могу прийти к окончательному выводу. Не могу. Я мечусь между раскаянием и яростью. Боже, что он пытался сделать со мной! С собственной матерью! Я не знаю, что мне думать, Джим. Надеюсь, теперь тебе понятно, почему я старалась об этом не думать. Избегала говорить на эту тему. Мне лично понятно. Бог мой, страшно даже представить, что было бы, если бы я всю жизнь прожила с этим мерзким, этим тошнотворным ощущением ужаса? Пойми, я не просто потеряла сына, я потеряла себя как мать. Ибо что это за мать, если она воспитала сына, который хочет секса с собственной матерью? Это не сын, это чудовище.

Джим, ответь мне как можно скорее. Ты даже не представляешь, чего мне стоило написать тебе все это. Хочу услышать от тебя, что я поступила правильно. УМОЛЯЮ ТЕБЯ.

xxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxx

 

Четверг 17 марта 2011 года

Спасибо, мой дорогой, спасибо. Ты такой чуткий, Джим, я бы даже сказала – эмоционально прозорливый. Не могу поверить, что раньше мне не приходили в голову параллели, которые теперь мне видятся буквально во всем. Они как нити, которые связывают все воедино. Именно в этом причина того, почему я так болезненно отреагировала на интрижку Бет и Билла, на то, что Колин ушел к Кайли. И да, еще тот мужчина, который изнасиловал мою мать, а потом лапал меня. Согласись, все это попахивает кровосмешением. Все это в некотором роде извращение. Знаешь, Джим, что самое печальное? Ужасно-ужасно печальное? После того дня я перестала обнимать своих детей. Я могла, например, пожать им руку, приобнять за плечо, но я никогда больше их не обнимала. Я всегда была готова отпрянуть. Бедняжка Бет, она пострадала больше всех.

К сожалению, любовь моя, я слишком устала и не могу печатать дальше. (Проклятый кашель. Антибиотики не действуют совершенно, я же боюсь даже подумать о том, что мне снова придется съездить в это жуткое место, набитое больными людьми, где эта женщина с руками мясника снова будет меня трогать.)

Я напишу тебе еще чуть позже, мой дорогой, а пока ты даже не представляешь себе, как мне помогают твои теплые, проникновенные, умные слова. Помогают буквально во всем.

Боже, как я люблю тебя.

хxxxxxxxxxxxxx

 

Пятница 25 марта 2011 года

Боже, мой, Джим, не делай этого со мной, прошу тебя, мой дорогой. Ты нужен мне. У меня такое ощущение, что с меня содрали всю кожу и оставили лежать на песке. Последний раз ты писал мне неделю назад. Мне этого не вынести. Раньше ты никогда не делал таких перерывов. О господи, скажи, с тобой все порядке? Вдруг с тобой что-то случилось? У тебя неприятности? Одна я просто не выживу. Я открыла ящик Пандоры, мой дорогой, открыла ради тебя. Нет, я рада, что это сделала. Это должно было произойти. Но мне нелегко с этим справиться. Да и чувствую я себя тоже неважно. Не знаю даже, сумею ли я добраться до врача. Я едва ноги таскаю.

Прошу тебя, Джим, напиши мне. Хоть что-нибудь. Даже что-то плохое. УМОЛЯЮ.

хxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxx

 

Четверг 31 марта 2011 года

Так значит, все, Джим? Между нами все? Ты, наконец, устал от меня? О господи, я тебя не виню. У меня бы не повернулся язык. Ведь ты только взгляни на меня. Я уже целую неделю хожу в одном и том же. От меня плохо пахнет, Джим. Я точно это знаю. Пахнет болезнью, немытыми волосами, я истощена. Я на грани издыхания. Ты где???????

хxxxxxxxxxxxxxxxxxxxx

 

Среда 6 апреля 2011 года

Я больше не могу здесь находиться. Теперь, когда я снова впустила в него Риза, я ненавижу этот дом. Я устала, я замерзла, я грязная, и я еду к тебе. Я как-нибудь найду дорогу в Гейтсхед. Прошу тебя, жди меня там. Я не знаю, как жить дальше. Я уже одной ногой в могиле. Увидимся через несколько часов. Даже не пытайся меня остановить.

xxxxxxxxxxxxxxxxx