2006 год

Открыть ей дверь в доме на Гудж-Плейс вышел парнишка лет десяти в похожем на пижаму белом костюме для карате. Он с любопытством посмотрел на гостью.

– Добрый день, – с легкостью сказала Мелоди, хотя сунутые в карманы кардигана руки мелко тряслись. – А мама твоя дома?

Он медленно, из стороны в сторону покачал головой.

За спиной у мальчика тут же появилась женщина – молоденькая блондинка в такой же толстовке из «Primark», что была и у Мелоди в ее домашнем гардеробе.

– Здравствуйте, – кивнула ей Мелоди.

– Могу вам чем-то помочь? – осведомилась женщина с заметным австралийским акцентом.

– Даже не знаю, – ответила Мелоди. – Возможно, что да. Я когда-то жила здесь, в этом доме… когда была совсем ребенком… – И она расплылась широкой улыбкой, чтобы тем самым компенсировать собственное ощущение неопределенности и глупости ситуации – то же, что она чувствовала и в мини-гостинице в Бродстерсе.

Лицо у женщины сразу смягчилось.

– Правда? – воскликнула она. – Ну, надо же!

– Да, только я очень мало что помню о той поре. И мне захотелось узнать: долго ли вы уже здесь живете?

– Я? – переспросила блондинка. – Ну, всего где-то полгода. Но я здесь няня. А моя хозяйка с мужем здесь уже… ох, даже и не знаю…

– Девять с половиной лет, – тоже с акцентом, только уже с легкой американской гнусавостью, сообщил мальчик.

– Ну да, конечно же! С тех самых пор, как родился Дэнни.

– А ваша хозяйка или ее муж сейчас дома?

– Нет, – женщина обвила руками мальчика за шею и привлекла к себе, – они оба на работе.

– Какая жалость, – пробормотала Мелоди. – Видите ли, я хотела задать им пару-тройку вопросов насчет этого дома.

– Можете спросить у меня, – предложил парнишка.

Мелоди улыбнулась.

– Увы, я сомневаюсь, что ты сможешь ответить на мои вопросы.

Мальчик усмехнулся и уставился на свои ступни.

– Скажите, а это воспримется нормально, если я оставлю свой номер телефона? Может быть, ваша хозяйка или же ее муж могли бы мне позвонить?..

Блондинка улыбнулась.

– Нет, это было бы в высшей степени нежелательно, – с огромным скепсисом в голосе ответила она. – Но если вам удастся вернуться сюда где-то около шести, или лучше даже шести тридцати, то она будет уже дома.

Женщина едва заметно подмигнула, и Мелоди с благодарностью ей улыбнулась.

– Хорошо, – ответила она, – думаю, у меня это вполне получится.

Работодательницей этой няни оказалась внушительных размеров американка по имени Пиппа. Открывать она вышла в своем рабочем одеянии – в темно-синем деловом костюме и накрахмаленной белой блузке. Тусклые светлые волосы были пострижены в практичный боб с косым пробором. Она пригласила Мелоди войти в прихожую, после чего повела в комнату, о которой обмолвилась как о «приемной».

Изнутри дом оказался совершенно не похож на тот, что вспоминался Мелоди. Полы блестели глянцевым паркетом, вся обстановка была очень элегантной, с главенствующими кремовыми оттенками. В гостиной чувствовались кое-какие признаки присутствия детей, хотя звуки детской возни доносились откуда-то из глубины дома.

– Итак, – молвила наконец Пиппа, устраиваясь на диване сливочного цвета, – вы, значит, когда-то здесь жили?

– Да, – ответила Мелоди, чувствуя, что ей нет надобности вдаваться в излишние детали. – Около тридцати лет назад.

– О, так вы были совсем еще крошкой!

– Да. Я едва вообще что-либо помню. Разве только то, что я определенно здесь была, и что там, наверху, в одной из спален, был грудной малыш, и что в этой комнате было много всякой всячины развешано по стенам, а вот на той стене висела шкура тигра с головой, а там стоял стеклянный столик, и везде, просто повсюду лежали ковры. – Тут Мелоди замолчала, переводя дух.

Пиппа посмотрела на нее каким-то странным взглядом.

– А вы, случайно, не Шарлотта?

Мелоди ахнула. Женщина сама это произнесла! Она назвала имя Шарлотты! Это означало, что все, всколыхнувшееся в ее памяти, было на самом деле. А значит, она никакая не сумасшедшая! И если Шарлотта оказалась совершенно реальным человеком – то, выходит, был в действительности и Кен, и младенец, и та женщина по имени Джейн. Это чувство облегчения сразу заполонило все ее существо, и без конца грызущие ее душу сомнения наконец улеглись.

– А вы… – заговорила Мелоди. – А вы ее знали?

– Нет, не совсем… Я ни разу с ней не встречалась, но этот дом мы приобрели именно у нее, еще в 1996-м.

– О боже, значит, она и впрямь существует! – Мелоди тут же умолкла. – Простите, просто у меня остались только очень смутные воспоминания, и я потеряла связь со всеми, кто жил в этом доме. И это так здорово – узнать, что все это мне вовсе не причудилось. А не подскажете, где сейчас живет Шарлотта?

– Ну, тогда она была в Лос-Анджелесе. А где сейчас – даже не представляю. Изначально это был дом ее матери…

– Жаклин?

– Да, кажется, так ее зовут. Насколько я помню, она довольно известный гример в Голливуде. А этот дом она подарила Шарлотте на двадцать один год, он тогда стоил, наверное, какие-то гроши. Не знаю, почему Шарлотта его продала, никогда не интересовалась…

– А у нее был еще кто-то – брат или сестра?

Пиппа пожала плечами и скинула с ног мягкие туфли.

– Я правда ничего не знаю, – ответила она. – Как я уже сказала, я не была знакома с Шарлоттой. Когда мы купили дом, в нем было совершенно пусто. До этого она сдавала его внаем. Я никогда не виделась и не разговаривала ни с кем из ее семьи. Так что я сомневаюсь, что могу быть вам полезной.

Мелоди вздохнула.

– А вы… Не хотите ли пройтись по дому, оглядеться? – предложила Пиппа.

Самой Мелоди вряд ли бы понравилось, если бы кто-то совершенно незнакомый бродил, глазея, по ее дому, однако любопытство все же перевесило в ней вежливость, и она с радостью приняла предложение хозяйки.

– Вся планировка осталась здесь прежняя, – сказала Пиппа, сопровождая Мелоди по комнатам верхнего этажа. – Мы поменяли лишь отделку. Вот здесь, когда мы купили дом, были детские комнаты, и, как видите, здесь они и остались. А здесь была хозяйская спальня. Мы только поставили свой гарнитур…

Она включила люстру, и Мелоди вновь про себя ахнула: это была та самая комната! Комната с младенцем в колыбели! Она казалась настолько реальной, что Мелоди даже ощущала ее запахи: дух горящей пыли от наброшенного на светильник платка, аромат цветочных духов, запах застарелого молока.

– Вот тут была кровать! – воскликнула Мелоди. – А здесь – накрытый какой-то тканью, похожей на шифон, столик со стоящей на нем лампой. А тут была та самая колыбелька. Колыбель с лежащей там малюткой. И я могла держать ее на руках. Я действительно брала ее на руки. Теперь я вспомнила. Хорошо все вспомнила! Кажется… это была моя сестра.

Едва слова эти слетели с ее губ, у Мелоди перехватило дыхание – словно прямо в сердце она вдруг получила сокрушительный удар тоски и скорби. Глаза защипало от слез, в горле комком застряли рыдания.

И в этот миг ее сразил новый флешбэк.

Высокий стакан лимонада. Согнутая соломинка.

Сидящий напротив отец, отчасти заслоненный вместительной емкостью с завернутыми в бумагу хлебными палочками. Запах чеснока.

Скатерть в шашечку.

Улыбающаяся Жаклин в мохнатом жакете и больших солнцезащитных очках.

И слова: «У нас с Жаклин будет ребенок. А у тебя появится маленький братик или сестренка!»

Секундная пауза.

– О чем ты задумалась?

Еще одно мгновение тишины.

– Ты рада?

Мелоди еще помолчала, и наконец слова вырвались из нее, точно маленькие пузырьки из взболтанной бутылки лимонада.

– Да, наверное, рада. Вот только маму это не обрадует.