– 38 –

Когда Винс встретил Джесс, у него не было секса уже одиннадцать месяцев.

А постоянной девушки у него не было уже пятнадцать месяцев.

Последние серьезные отношения закончились, когда он сделал своей девушке предложение.

– Черт, – запаниковав, ответила она на его искреннее предложение. – Боже. Вот дерьмо.

Она сказала, что подумает, но через три недели так и не смогла решиться, и они восприняли это как знак, что им не судьба состариться вместе, и каждый пошел своей дорогой. Сердце Винса было разбито. Раздавлено на осколки. Четыре раза он пытался залечить его сексом на одну ночь, а потом решил вообще исключить отношения из своей жизни.

Теперь он жил в Энфилде. После того как его уволили из «Коулфорд Сван», он полгода пытался найти работу в Лондоне, но почему-то никто не хотел брать работника, умеющего лишь подбирать слова для описания фарфоровых кукол. Постепенно деньги закончились, и ему пришлось уехать из Финсбери-Парк и вернуться в Энфилд. А потом, просматривая газету, он наткнулся на вакансию инструктора по вождению.

Бесплатная машина. Нет начальника. Приличные деньги, если работать много часов. И хотя обучение людей вождению не соответствовало представлениям о карьере, о которой Винс мечтал всю жизнь, это было все же лучше, чем подбирать слова, пытаясь убедить людей купить ненужные вещи.

И вот ему почти тридцать два, он снимает в Энфилде тесную квартиру вместе с пятидесятилетним студентом Кливом, зарабатывает на жизнь обучением вождению и уже начал лысеть. Никто, конечно, еще этого не замечал, но процесс, несомненно, уже запустился. Волосы выпадали все более активно, и он сделал вывод, что однажды у него останется лишь хохолок на затылке, как у тролля.

Он чувствовал, что приближается к среднему возрасту и вскоре навсегда потеряет привлекательность. Уже несколько лет никто не обращал на него внимания; девушки больше не задерживали на нем взгляд. Он стал просто «инструктором по вождению» и ощущал себя инструктором по вождению. Даже начал одеваться, как инструктор по вождению. В нем было «что-то», а теперь он начал это «что-то» терять, а Винс понятия не имел, как найдет без этого девушку.

Поэтому, когда в один солнечный вторник на пассажирское сиденье его «Воксхолл Корсы» села Джесс и замахала, буквально замахала на него ресницами, он неожиданно для себя испытал мощнейший толчок сексуальной энергии.

– Привет, – сказала она. – Винсент Меллон?

Она пробежала по нему оценивающим взглядом, словно примеряла к занавескам.

– Отличная фамилия, – наконец сказала она, отпустив его руку.

– Спасибо. Она, гм… Досталась мне от отца.

– Да, – подтвердила она, убирая за ухо золотой завиток, – обычно так и бывает.

А потом она рассмеялась, здоровым, обильным, щедрым смехом, и Винс решил, что такого невероятного звука он прежде не слышал.

У Джесс не было неуверенности, характерной для новичков. Она без сомнения переключала скорости, болтала без умолку и вела машину с четкостью опытного таксиста.

Она была высокой, около ста восьмидесяти сантиметров. Каштановые волосы до плеч с прожилками золотых прядей, убранные назад пластмассовой заколкой-крабом. Кожа естественного оливкового оттенка, подчеркнутого, как позднее выяснил Винс, с помощью кисточки и разноцветных блестящих шариков.

Не его тип.

В ней не было самобытности и женственности, как в его предыдущих девушках. Она не одевалась по моде, предпочитая хлопчатобумажные брюки со шнурком, сидящие ниже бедер, или выцветшие джинсы с узкими футболками и шлепанцами. Похоже, у нее вообще не было обуви на каблуке, а из украшений она носила только маленькое серебряное сердечко на шее. Раз в неделю она посещала солярий и носила белые стринги, которые выглядывали из-под штанов, как белые кости.

Она была жестче его предыдущих девушек. В юности она сделала два аборта, и еще были какие-то истории с наркотиками, Ибицей, клубами и беспорядочными сексуальными связями, но к тридцати она очень изменилась и теперь пришла к йоге, пилатесу, рыбе на пару и сексуальному воздержанию. Она называла себя «исправившимся гедонистом».

Объяснение, почему она решила научиться водить только в тридцать, было вполне типичным для Джесс:

– Раньше мне это было не нужно. Я была вечно под кайфом, или пьяна, или с парнем.

Она работала продюсером больничной радиостанции в Чейз-Фарм, и ей почти ничего не платили. Жила она над зоомагазином в Энфилде, в однокомнатной квартире, где витал легкий аромат пропитанной мочой соломы. У нее была черная кошка Паша и две полосатые рыбки, Эс и Уизз, а все ее комнатные цветы почти засохли.

Винс узнал все это за десять дней после ее первого урока вождения, сначала из постоянного потока слов, которым она осыпала его, пока они ползли по задним улицам Энфилда, а потом когда проснулся в воскресенье утром в ее квартире, после ночи секса, реально меняющего жизнь.

Их общее воздержание стало общей темой и стимулом сдвинуться с мертвой точки. Они говорили о сексе, словно сидящие на диете и кружащие вокруг тарелки с профитролями люди, взаимно уважающие выдержку друг друга, но втайне ожидающие позволения сорваться.

– Боже, – простонала Джесс потом, откинувшись на подушки, – напомни-ка мне, почему я не делала этого целых два года?

Винс не придумал ни одной причины. У него еще никогда не было такого прекрасного секса – если бы был, он бы точно не отказывался от него целый год.

Джесс знала разные тонкости, использовала реквизит, ругалась во время секса грязными словами. Винс впервые в жизни не ощущал абсолютно никакого контроля над происходящим, и ему это нравилось.

Отчасти он ожидал, что наутро она его выгонит, будет стоять над кроватью, держа двумя пальцами его ботинки и повесив на руку его пальто, но вместо этого она приготовила завтрак – идеально сваренные яйца-пашот на тостах со сметаной и капелькой сладкого соуса чили.

– Уэвос-ранчерос в стиле Джесси, – объявила она и снова залезла к нему в кровать. – Могу посмотреть, как ты вскрываешь желток?

Спальня была покрашена в белый цвет, и места хватало только для огромной кровати. Над кроватью, напротив окна с видом на букмекерскую контору, висел огромный холст с репродукцией каллы. На маленькой белой кухне пристроились бутылки с уксусом и маслом, коробки с дорогой пастой. Ванная тоже была маленькая и белая и наполнялась громким гудением, стоило дернуть за выключатель света. В гостиной стоял маленький деревянный обеденный стол с хромированными, изогнутыми посередине подсвечниками, а перед установленным в этническом шкафу телевизором расположились два маленьких усыпанных подушками желтых дивана.

Она снимала квартиру у подруги, живущей в Сиднее, и было сложно сказать, где заканчиваются вкусы подруги и начинаются вкусы Джесс, но образ жизни Джесс явно стремился к хаосу. Одежда сушилась на радиаторах и стульях. На журнальном столике в беспорядке валялись газеты с прошлого воскресенья, обеденный стол был заляпан грязными пятнами, а на телевизоре лежал апельсин.

– Откуда шрамы? – спросила она, проведя пальцами по его челюсти.

– Не думал, что их еще видно.

– Видно. Они совсем бледные, но есть.

– Пластическая хирургия, – объяснил он. – У меня был неправильный прикус, вот такой. – Он привычно выдвинул вперед нижнюю челюсть. – Вырезали часть кости.

Джесс содрогнулась.

– Ой.

– Не думал, что ты такая чувствительная, судя по этому, – удивился Винс, указывая на татуировки на ее предплечье и бедре.

– Это просто уколы, не порезы. Между порезами и уколами большая разница. Так как ты выглядел раньше? Совсем уродливо?

– Да. Неважно. Не сказать, чтобы имел большую популярность среди девчонок.

– И к лучшему, – сказала она, пощекотав его под подбородком. – Зато ты смог развиться как личность. Если бы ты был таким красавчиком всю жизнь, ты стал бы поверхностным и скучным.

Винс чуть не ответил: «Но я и есть поверхностный и скучный. У меня не ни интересов, ни увлечений, ни амбиций. Я ничего не знаю ни о политике, ни о спорте, ни о мире. Просто смотрю телевизор и обучаю людей вождению», но решил сохранить безупречность ее комплимента и ничего не отвечать.

– Я всегда думал, что потеряю девственность с девушкой вроде тебя, – сказал он.

Джесс ошеломленно спросила:

– Что? То есть?..

– Нет-нет. Я имею в виду до того, как потерял девственность. Думал, это случится с кем-то вроде тебя, опытным… Тем, кто в теме. Понимаешь?

– Ааа. – У нее загорелись глаза. – Было бы здорово. Это моя маленькая фантазия. Лишить девственности неопытного юношу. Кто была эта счастливица?

– Джой, – резко ответил он.

– Джой? Ей что, было за семьдесят?

– Нет. Просто старомодное имя. Она была моей ровесницей.

– Сколько ей было?

– Восемнадцать. Она тоже была девственницей.

– О боже, наверное, ужасно было?

– Нет, вообще-то, здорово. Очень, очень здорово.

– Не верю! Как такое возможно? Ни один из вас не знал, что делать!

– Не знаю. Но все получилось как надо.

Остаток утра они провели в постели, где пять раз занимались сексом. Уже через десять часов отношений Винс понял, что обрел лучшего сексуального партнера в жизни. Что бы ни случилось потом, Винс будет всегда использовать секс с Джесс как эталон, по которому будет судить последующие отношения. Текли минуты, секунда за секундой, ласка за лаской, и все больше казалось, что это не просто одноразовый опыт, который Винс будет извлекать из глубин памяти долгими зимними вечерами. Они относились друг к другу с добротой, бережно. Обсуждали семьи, свою жизнь, воспоминания детства. У Джесс не было от него секретов, не было двойного дна, она рассказывала ему все, словно бросала вызов – понравится ли она ему, несмотря на все ошибки.

Они вместе ходили в ванну, и Джесс мыла Винсу волосы, нежно массируя ему голову. Они обедали в кафе через дорогу и играли под столом ногами. А потом, после еды, когда Винс предположил, что ему пора возвращаться домой, Джесс посмотрела на него и просто спросила:

– Зачем?

Он никуда не поехал, и они провели вместе остаток дня, а потом ночь, и когда Винс три дня спустя наконец вернулся в свою унылую квартиру, чтобы сменить белье, он был совершенно, безумно, неистово влюблен.

 

– 39 –

Винс точно понял, что Джесс станет матерью его детей, когда познакомил ее с братом и сестрой.

Предыдущие девушки были очень милы с Кайлом и Эшли. Они тетешкались с ними, брали на руки, играли с ними в саду, дарили подарки, болтали о всякой чепухе по телефону. У детей даже были свои любимицы. Например, последняя, отказавшаяся выходить замуж, имела большой успех у Эшли, потому что умела делать сложные прически. А та, которая была за две девушки до последней, была любимицей Кайла, потому что умела с ходу придумывать прекрасные истории про драконов.

Но стоило Джесс увидеть Кайла и Эшли, как возникла загадочная химическая реакция и все переменилось. Она превратилась в волшебницу. У нее загорелись глаза, она стала мягкой, а Эшли и Кайл магическим образом потянулись к ней. Ей даже не пришлось ничего делать, чтобы завоевать их любовь: все произошло мгновенно.

– Ты выйдешь замуж за моего брата? – спросила Эшли, устроившись у Джесс на коленях и поигрывая прядью ее волос.

Джесс загадочно улыбнулась.

– Посмотрим. Мы знакомы всего несколько дней. Думаешь, стоит?

– Да, – вмешался Кайл, – стоит. Иначе он станет старым и одиноким.

Джесс сдержала улыбку.

– Значит, думаете, он будет хорошим мужем?

Эшли и Кайл с готовностью закивали.

– Да, – сказала Эшли, – обязательно. Он очень умный и добрый, и любит детей и животных.

– Как вы думаете, а я буду хорошей женой?

– Да, – поддакнул Кайл, – идеальной.

После сказанного у него на щеках начал расползаться румянец, и вскоре он стал красным как помидор. Он резко отвернулся, и Джесс с Винсом с улыбкой переглянулись из-за плеча Эшли.

– Винсент уже однажды чуть не женился, – сказала Эшли, – но она сказала «нет».

– Он мне рассказывал. Вот дуреха, да?

– Ага, – закивала Эшли, широко раскрыв глаза от удивления, что кто-то наконец назвал вещи своими именами. – Она мне тоже очень нравилась, но теперь я ее ненавижу.

– Правильно, – похвалила Джесс. – Нужно всегда быть на стороне семьи. А особенно старшего брата.

– Да. Она была ужасной. По-настоящему она мне все равно никогда не нравилась – я просто притворялась, потому что она хорошо делала прически. Но это неважно, ведь теперь у него есть ты, и если он сделает тебе предложение, ты согласишься.

– Ну, людям нужно время, чтобы узнать друг друга как следует, прежде чем решиться на такой серьезный шаг, как женитьба. Но может однажды, когда мы с твоим братом проведем вместе больше времени, мы поженимся. – Она подмигнула Винсу, и он подмигнул в ответ. Должно было быть ужасно слушать подобные разговоры всего через одиннадцать дней знакомства, но почему-то не было. Наоборот – было здорово и потрясающе, ведь ему хотелось именно этого.

– Она классная, – сказала Кирсти, загружая посудомойку после шумного обеда.

Джесс утащили в комнату Эшли играть в Барби, а Кайл в гостиной смотрел детский канал.

– Офигенная красотка, – подтвердит Крис, слегка поглаживая живот. С годами Крис медленно, но верно полнел. У него по-прежнему были длинные, стройные ноги и широкие плечи, но кубики на животе канули в далекое прошлое, скрывшись за уютным слоем жира.

Кирсти же по-прежнему была в форме и выглядела необыкновенно молодо для сорока девяти лет в аккуратных джинсах маленького размера и бледно-голубом трикотажном топе с рукавами три четверти. Она уверяла, что ей помогают сохранять молодость дети, но дело было явно в хороших генах.

– Почему она так поздно учится водить?

– Она исправившийся гедонист, – процитировал Винс, скидывая остатки еды с тарелки в мусорное ведро. – У нее была бурная молодость.

Крис рассмеялся.

– Тогда все понятно. Есть в ней что-то такое.

– В каком смысле?

– Не знаю. Какой-то особый блеск в глазах, немного дикий, словно она может натворить дел.

– Думаешь?

– Да. Но в хорошем смысле. И она прекрасно ладит с детьми.

– Это точно, – улыбнулся Винс.

– Только посмотрите, – поддразнила Кирсти, – кое-кто замечтался.

– О да, – присоединился Крис, – смотрите-ка. Винсент-наседка!

– Ой, отстаньте. – Винс бросил в него скомканной бумажной салфеткой и улыбнулся.

Вошла Джесс за руку с Эшли.

– Джесс научила меня йоге. Смотрите. – Она медленно поставила ступню на икру и сложила ладони рук, балансируя на одной ноге. – Это называется «дерево».

– Вот как, «дерево»? – сказал Крис. – А потом ты захочешь на обед чертовы макробиотические сэндвичи?

Он улыбнулся Эшли, которая показала ему язык и увлекла Джесс в сад, чтобы узнать новые позиции в йоге.

Винс наблюдал за ними, стоя у окна. Через несколько минут появился Кайл и спросил, что они делают. Вскоре он к ним присоединился и тоже принялся выворачивать тело в странных позах, повторяя медленные движения Джесс.

Солнце только начало заходить за горизонт, отбрасывая дрожащие тени сквозь ветви маленькой плакучей ивы в саду. Соседская кошка сидела на стене, играя с маленькой зеленой бабочкой. Это были вторые теплые выходные в году, достаточно теплые для коротких рукавов, но недостаточно – для голых ног, потому что земля под травой все еще была холодной.

Винс наблюдал, как Эшли складывает ноги в позе лотоса. Сейчас, в ее возрасте, она напоминала жеребенка, с длинными руками и ногами, а девушка, которой она должна была стать, пока еще застенчиво ждала поодаль, ожидая своей очереди. Винсу стало немного грустно, когда он подумал, что через несколько коротких лет Кайл и Эшли станут подростками, а детство останется для них далеким воспоминанием, и тогда в его жизни вообще не будет детей. Никто из его друзей еще не достиг этого этапа. Они все еще наслаждались молодостью, тратили деньги на дорогой отдых, походы в рестораны и такси. Дети были просто темой для обсуждения, смутной перспективой, нечто неизбежное, но находящееся на безопасном отдалении. «Мы собираемся начать пробовать в следующем году, когда купим жилье побольше/получим продвижение/поженимся/бросим курить».

Но теперь, наблюдая за Джесс, осторожно переставляющей ноги Кайла, высокой и сильной, здоровой и полной сил, Винс понял, что она не похожа на его друзей. Ее ничто не сдерживало, она не боялась ничего потерять. Он вполне представлял ее на восьмом месяце беременности, нежно поглаживающей живот, пышущей здоровьем и переполненной гормонами. Она не станет оплакивать неминуемую потерю свободы, невозможность напиться, физические изменения в своем теле. Она раскроется в материнстве. Расцветет. И внезапно мысль о том, чтобы посеять ребенка в этом высоком, сильном теле, о том, чтобы сделать ее матерью, показалась Винсу самой сексуальной и прекрасной из всех возможных.

Семя отцовского инстинкта заронилось в Винсе с тех пор, как он впервые увидел Кайла. Оно начало выпускать корни три года спустя при родах мамы, когда на свет появилась Эшли. Но сейчас, теплым солнечным днем на кухне матери, он впервые в жизни ощутил себя полностью готовым к отцовству.

* * *

– Они великолепны! – восхищалась Джесс через час по дороге домой. – Настоящие ангелы.

– Я знаю, – гордо улыбнулся Винс. – Мама с Крисом отлично поработали. Прекрасные дети.

– Такая ответственность, да? Обзаводиться детьми. Столько возможностей облажаться.

– Да. Главное испытание в жизни.

Она повернулась и посмотрела на Винса.

– Ты когда-нибудь задумывался, справишься ли? Есть ли у тебя необходимые качества?

Винс пожал плечами.

– Да. Думал. Думаю, у меня все получится. У меня есть кое-какой опыт.

Джесс кивнула.

– Тебе повезло. А я никогда не имела дела с детьми. Ни у кого из друзей детей нет, а когда я беременела, раньше, то совершенно не была готова. Меня приводила в ужас мысль, что придется расстаться со своей независимостью, постоянно таскаться с орущим, какающим ребенком. Но в последнее время…

Винс на нее посмотрел.

Она улыбнулась:

– Даже не знаю. Здорово, да? Иметь детей. Быть семьей.

– Думаю, в этом истинная цель нашей жизни, – поддразнил он.

– Да, – задумчиво согласилась она. – Разве не так?

Она отвернулась и стала смотреть в окно, и оставшаяся часть поездки прошла в задумчивом молчании.

 

– 40 –

Они начали попытки зачать ребенка через два месяца. Их отношения еще были на ранней стадии, но когда они узнали о взаимном желании стать родителями, то решили, что ждать нет смысла. Они никому не рассказали о своем решении. Друзья Винса застряли на стадии помолвок и свадеб – никому из них не приходило в голову, что Винс и Джесс могут совершенно проскочить эту формальность и сразу приступить к основной задаче. Они не стали составлять таблицы овуляции или мерить температуру, а просто последовали совету матери Джесс – «как можно больше секса».

Первый незащищенный секс принес странное ощущение свободы, захватывающее чувство выполнения природного предназначения, гармонии с Вселенной. Оба были крайне удивлены, когда у Джесс начались месячные.

– Боже, – вздохнула Джесс, открывая коробку тампонов, – всю жизнь так стараешься не забеременеть во время секса, что кажется просто немыслимым, что можно не зачать ребенка после пятидесяти раз без презервативов.

Но тогда они не расстроились. Все получилось бы слишком быстро. Их еще не покинуло ощущение эксперимента.

Когда месячные пришли во второй раз, они удивились меньше.

– Не удивительно, – сказала Джесс. – Сам понимаешь – два аборта, наркотики. Видимо, мне уже не так легко зачать.

На третий месяц они философски настроились на долгое ожидание.

– Даже если понадобится целый год, к моменту рождения ребенка мне будет тридцать три. Все еще немного.

Поэтому они продолжали активно заниматься сексом, но перестали принимать любой симптом Джесс между менструациями как признак беременности.

Официально они даже не жили вместе. Винс проводил большую часть времени в квартире Джесс, потому что там было намного лучше, чем у него, и не было Клиффа, но по-прежнему платил за аренду и иногда ночевал у себя, если Джесс не было дома. У него не было ключей от ее квартиры, и он не заходил туда без нее. У него даже не было там своей зубной щетки: он пользовался щеткой Джесс.

Они оба словно подсознательно ждали появления тонкой розовой линии на пластиковой палочке, прежде чем официально признать свои отношения. Это подразумевало, что если они не смогут зачать ребенка, то разойдутся так же легко, как сошлись. По идее, это должно было дать Винсу пищу для размышлений, вызвать у него смутное беспокойство, но нет – он был влюблен до потери пульса.

У Джесс было мало друзей-мужчин. Чаще всего эту роль выполняли многочисленные бывшие. Кевин был ее подростковой любовью и причиной одного из абортов. Теперь он женился и жил в Брайтоне с женой и двумя детьми. Периодически они болтали по телефону и встречались, чтобы выпить, когда Кевин приезжал в Лондон без семьи. Винс видел его однажды – высокий, рыжий, со слегка отвисшим брюшком, Кевин явно не представлял никакой угрозы.

Карл входил в категорию бывших с Ибицы. Он жил на острове постоянно и периодически звонил, когда надирался, чтобы признаться Джесс в любви. Она всегда с улыбкой бросала трубку и качала головой.

– Безумец, – одобрительно говорила она. – Просто безумец. Очень жаль его девушку.

Винс видел фото молодого Карла с длинными растрепанными волосами и в огромных шортах. Он был красивым, но пустым. А еще он жил с моделью на расстоянии пятисот миль. Винс не слишком беспокоился насчет Карла.

Как и насчет Бобби. Именно Бобби сподвиг Джесс на сексуальное воздержание. Ему было сорок пять, и он недавно женился на женщине, которую отказался бросать ради Джесс. Он так глубоко запал ей в душу, что после расставания она еще три месяца посещала психотерапевта. Часть этой «терапии» включала себя периодические походы с ним на ужин и разговоры на «нейтральные» темы.

– Не знаю, что я в нем нашла, – заявила Джесс, вернувшись с одной из этих встреч. – С каждым днем он все сильнее напоминает жабу.

Единственным бывшим Джесс, который хоть немного тревожил Винса, был Джон Гэвин – любовь всей ее жизни и отец второго нерожденного ребенка. Она всегда называла его полным именем – Джон Гэвин, – потому что он был не единственным Джоном в большой компании, с которой они тусовались в двадцать лет. Джон был партнером Джесс в преступных развлечениях на Ибице, с ним она проводила ночи напролет и именно его ассоциировала со «славными деньками» своей юности.

В разных уголках квартиры стояли его фотографии. Он был высок, строен и красив красотой Пола Ньюмана, которую могли оценить другие мужчины. Работал музыкальным продюсером и жил в доме, совмещенном со студией на берегу недалеко от Лос-Анджелеса. Но куда неприятнее внешней привлекательности и крутой работы было то, что Джесс никогда ни говорила о нем плохо. Если бы она хоть раз сказала что-то плохое – хотя бы что у него ужасные ноги или что он храпит, – Винсу стало бы намного легче. Но все было наоборот.

– Обожаю его, – говорила она. – Просто обожаю. Удивительный человек. Хочу, чтобы вы познакомились – уверена, ты тоже его полюбишь.

Винс видел в Джоне Гэвине лишь одно положительное качество – огромное физическое расстояние между ними. Он был глубоко признателен Джону Гэвину, что тот поселился на другом конце Атлантического океана, и с удовольствием платил бы ему пособие за пожизненное пребывание в Лос-Анджелесе.

Поэтому тем вечером, когда Винс встретился с Джесс в пабе через дорогу от ее квартиры и она, сияя, заявила: «У меня потрясающие новости – Джон Гэвин возвращается в Лондон», Винсу пришлось сделать три глубоких вздоха, чтобы собраться и отреагировать должным образом.

– Зачем? – непринужденно спросил он.

– Не знаю, – ответила она, все еще сияя от удовольствия, – что-то с работой. Поверить не могу – ты наконец-то познакомишься с Джоном Гэвином!

– Да. Здорово. Когда он приезжает?

– В понедельник! Хочу встретить его в аэропорту. Это будет сюрприз.

– Здорово. Отличная идея.

– Я бы и тебя позвала, но, понимаешь…

Винс не совсем понимал, но ему ничего не оставалось, кроме как кивнуть в ответ.

– Нет-нет, все ясно. Понимаю, – заверил он.

– Вы познакомитесь во вторник.

– Да?

– Когда ты приедешь.

– А.

– Я предложила ему пожить у меня. Пока он не устроится и не найдет себе жилье.

– Что? Серьезно?

– Да. Что-то не так?

Винсу хотелось ответить, что да, вообще-то это проблема. Но по какой-то нелепости он по-прежнему находился с Джесс на той стадии отношений, когда хотел казаться крутым и самоуверенным парнем.

– Боже. Нет. Все в порядке. Просто… Не будет нам втроем тесновато?

– Ерунда, – благодушно фыркнула она. – Джон не займет много места.

Она произнесла это тоном, которым всегда говорила о Джоне, слово это было очередным из его уникальных достоинств.

– Но где он будет спать?

– На диване.

– А. Хорошо.

Винс вздохнул. Он представил, как они лежат втроем на диване и смотрят фильм. Представил, как к девяти вечера Джон начинает зевать, и Джесс встает, чтобы разобрать ему постель. Представил, как ждет у входа в ванную, чтобы почистить зубы, и тут появляется Джон, обернутый в полотенце, с кубиками на животе и огромными грудными мышцами. И тут ему в голову пришла фантастическая идея.

– Я тут подумал, – оживившись, начал он, – почему бы Джону не пожить у меня? У него будет своя спальня, и это в пяти минутах отсюда.

Винс ожидал, что Джесс засияет от удовольствия, но она лишь вздохнула.

– Ой, нет. Не думаю. Там ужасная квартира. И представить не могу, что Джон подумает о старом добром Кливе.

Она произнесла имя Клива так, словно речь шла о какой-то половой инфекции, и Винсу впервые в жизни захотелось встать на защиту своего угрюмого соседа.

– А что не так с Кливом?

Она бросила на него вопросительный взгляд.

– Да ладно, ты и сам прекрасно знаешь, что с ним не так. Он старый и странный…

– Он не странный.

– Хорошо. Не то чтобы странный, но носит чудную одежду и разговаривает так… медленно… что… тебе… хочется… умереть. И вообще, я четыре года не виделась с Джоном. Я хочу, чтобы он жил у меня. Он позитивно на меня действует. Делает счастливой.

Винс сглотнул. Он понимал, что Джесс не специально его расстраивает. Джесс не собиралась обманывать, в ней не было лжи и хитрости. Она считала, что люди несут полную ответственность за собственные эмоции. Она не собиралась корректировать из-за этого действия, сдерживать чувства. Окружающие должны были проявлять достаточную зрелость и воспринимать ее такой, какая она есть. Ей были неинтересны тревоги окружающих, и поэтому Винс сейчас сидел, глубоко дышал и вел себя пристойно, хотя на самом деле ему хотелось выйти из себя и устроить скандал.

– Справедливо, – наконец сказал он. – Просто подумал, что пожить у меня – неплохой вариант.

Джесс улыбнулась и пожала ему руку.

– Два моих лучших мальчика, под одной крышей. Потрясающе!

Как только она это сказала, в голове у Винса болезненно затикал таймер, отсчитывая секунды до вечера понедельника… До Джона Гэвина.

 

– 41 –

Джордж стоял возле машины, у станции.

На нем была рубашка, которую он надевал шесть лет назад, в день их свадьбы. Две верхние пуговицы были расстегнуты, и белизна плотного хлопка смотрелась свежо и прохладно на фоне оливковой кожи. Прическу он сменил. Постригся покороче, волосы плотнее прилегали к черепу. Ему шло. В руках у него был большой букет белых цветов, на расстоянии было сложно сказать, каких именно, но, наверное, калл.

Джой поплотнее закуталась в пальто и неуверенно улыбнулась. В левой руке у нее был пакет с туалетными принадлежностями, пижамой, дневником и прокладками. Она собрала его в пятницу, пока Джордж был в саду, беспорядочно закидывая вещи и чувствуя всплеск адреналина. Она забыла увлажняющий крем, и ей пришлось использовать мамин кольдкрем, пахнущий сырой кладовкой. Она привезла с собой только одну смену одежды, черную футболку, которая теперь лежала в корзине для грязного белья у ее матери. Она собиралась вернуться за остальными вещами потом, загрузить багажник маминой машины и снова проехать через весь Лондон.

Но вместо этого она возвращалась, чтобы совершить новую попытку. Капля за каплей ее сердце наполнилось разочарованием. Разочарованием в себе. Все планы, ухищрения, отвага, понадобившиеся, чтобы уйти из дома в пятницу днем, все переживания, противоречия и ужас поездки на поезде три дня назад – все коту под хвост. Стоило Джорджу позвонить, и она вернулась. Десятиминутный разговор, наполненный обещаниями перемен и исправления, признаниями в любви и обожания. Этого оказалось достаточно.

Джордж купил цветов.

Она начала все сначала.

Она показала проездной парню с пестрыми волосами, которого видела каждый день по дороге с работы и на работу и которого она понадеялась больше никогда не встречать, и глубоко вдохнула. Подходя к Джорджу, она чувствовала странное стеснение. Похоже, она уже забыла, как улыбаться.

Он же одарил ее лучезарной счастливой улыбкой, его лицо смягчилось.

– Прекрасно выглядишь, – сказал он, одним легким движением протянув ей цветы и забрав пакет, – просто красавица.

Она напряженно улыбнулась, не зная, как спустя все эти годы воспринимать комплименты Джорджа.

– Ты надел свадебную рубашку, – заметила она, прикоснувшись к одной из пуговиц.

– Да, – подтвердил он, опуская взгляд. – Я ждал случая снова ее надеть – сегодняшний момент показался самым подходящим. Нашел под воротником кусочек конфетти. Подкову. Довольно символично. – Он усмехнулся и открыл для нее пассажирскую дверь. – Рад видеть тебя, очень рад. Я скучал.

Джой села на пассажирское сиденье и с улыбкой посмотрела на Джорджа.

– Я тоже скучала, – ответила она.

Как ни странно, так оно и было. Она не скучала по долгому, неловкому молчанию во время их ритуального секса субботними вечерами. Не скучала по пустоте их совместной жизни, по нищете и запустению, до которых они практически дошли. Но она скучала по нему. В дни перед отъездом, раздумывая над запланированным важным поступком, она открывала шкаф и нюхала какой-нибудь костюм Джорджа, а вдохнув его запах, прижимала к себе костюм и плакала, уткнувшись в лацканы.

В другой раз она мельком глянула на затылок Джорджа, его мужественную шею, маленькую капельку родимого пятна бордового цвета, выглядывающего из-под волос, непокорную вьющуюся прядь и вдруг невольно увидела его маленьким мальчиком, одиноким ребенком без родителей, без друзей, у которого нет никого, кроме нее. Она хотела встать и обнять его, прижав к себе, но он бы посмотрел на нее как на ненормальную и оттолкнул. Они больше не обнимались.

В такие моменты она должна была понять, что еще не готова уйти, хотя каждая клеточка в ее теле разрывалась от желания сбежать из этого тесного, грязного, холодного, удушливого мира. Джой еще не была готова высадиться на берег. Она так долго дрейфовала по морю, что разучилась ходить по суше. Она не помнила, как жить без Джорджа. Она чувствовала себя потерянной и с ним, и без него.

– Итак, – сказал Джордж, пристегнув ремень, – я заказал нам столик в новом японском ресторане. Ты не против?

– С удовольствием. У меня рыбное настроение.

– Хорошо. Отлично. Но сначала давай заедем домой.

 

– 42 –

В день приезда Джона Гэвина у Джесс начались четвертые месячные.

Он сидел у Джесс на диване, когда Винс пришел к ней в семь часов вечера. Как только Винс вошел, Джон Гэвин встал и встретил его энергичным рукопожатием.

– Винс. Для меня честь наконец с тобой познакомиться.

– Да, – ответил Винс, глядя в самые ослепительные синие глаза, какие он только видел в жизни, – для меня тоже.

– Джесси болтает о тебе, не умолкая – Винс то, Винс это…

Он улыбнулся и отпустил руку Винса.

Джесси? Почему ему позволено называть ее Джесси? Винс назвал ее Джесси лишь однажды, и она заявила, что так ее называть можно было только отцу.

– Ну, приятно слышать, – ответил Винс, улыбаясь в ответ.

Джон оказался меньше ростом, чем выглядел на фотографиях, но это было единственной приятной для Винса деталью его внешности. На нем были простые брюки свободного покроя и водолазка из серой овечьей шерсти. Волосы коротко подстрижены, но не из-за того, что он лысел – они густо покрывали голову, словно плюшевый бархат, – ему просто шла такая длина благодаря отличной форме черепа. А еще стрижка подчеркивала его до нелепости голубые глаза и густые, темные ресницы.

Даже ступни у него были красивые.

Единственная часть тела, которой чаще всего не хватало эстетической привлекательности, которой позволялось быть ожидаемо уродливой. Ступни Джона были, как и остальные части его тела, загорелыми, стройными и гармоничными.

Винс пожалел, что не обратил утром должного внимания на свою одежду. Он проводил все дни в машине, и для него главным было ее удобство. А еще он пожалел, что не подстригся. После стрижки волосы всегда казались гуще. Он почувствовал себя бледным британцем, лысеющим и старым. И совершенно неподходящим для Джесс.

С кухни пришла Джесс в трикотажных брюках и облегающей майке без бюстгальтера. Винс беспомощно взгляну на ее торчащие соски. Еще вчера они были его сосками, но сегодня он уже делил их с Джоном.

– Привет, мой хороший. – Она запечатлела на его щеке теплый поцелуй и обхватила рукой за зад. – Я смотрю, вы уже познакомились?

Они с улыбкой кивнули.

– Начались чертовы месячные, – покачала головой Джесс, раскладывая на столе приборы. – Только что, за полчаса до твоего прихода.

– А, – проронил Винс и глянул на Джона, ожидая реакции на столь неожиданное и несколько личное заявление.

Но Джон оставался совершенно невозмутимым.

– Вот блин, Джесс, – посочувствовал он. – Как жалко.

– Хм, Джесс… Ты ему сказала?

– Да, – легко ответила она.

– Но я думал, мы решили никому не рассказывать.

– Нет, это ты решил. А я просто не хотела. До этого момента.

– А. Ясно.

– Слушайте, – вмешался Джон, – не ссорьтесь. Если вы хотите сохранить все в секрете, можете мне доверять. Я никому не скажу.

– Нет-нет, все нормально. Просто, понимаешь, когда люди знают, то начинают спрашивать, почему так долго ничего не получается, и это только нервирует, а мы хотим, чтобы весь процесс был в удовольствие.

– Справедливо, – согласился Джон, – прекрасно понимаю. По-моему, это чудесно. Так за вас рад! Малышка Джесси собирается стать мамочкой. – Он улыбнулся Джесс, и она улыбнулась в ответ. – Ты заслуживаешь этого как никто другой.

Они вдруг бросились друг другу в объятия и обнимались не меньше двадцати секунд.

– Ах, Джон, – сказала Джесс, без стеснения обхватив его руками за талию, – я так рада, что ты здесь!

– У вас очень хорошо.

Он поцеловал ее в лоб, а потом снова обнял. Пока они крепко обнимались, издавая сдавленные звуки, Винс стоял и смотрел, чувствуя себя совершенно неуместным и лишним.

– Пообещай, что больше никогда не уедешь.

– Ага, сейчас. Ты знаешь, я не могу. Но обещаю, что в следующий раз не уеду так надолго.

– Хотя бы так, – улыбнулась Джесс и отошла, легонько похлопав его ладонью по заду.

Винс прочистил горло – не ради привлечения внимания, а просто от смущения. Ему казалось, что он наблюдает за молодыми любовниками, и самым приемлемым было бы извиниться и выйти из комнаты. Вместо этого он повалился на диван и взял журнал, принесенный Джоном из самолета.

– Как, кхм… Как перелет? – выдавил он, бездумно перелистывая толстые, блестящие страницы.

– Хорошо, – ответил Джон, усаживаясь с ним рядом. – Да. Неплохо. Немного турбулентности, но в целом хорошо.

– Значит, «Верджин» – хорошая компания? – спросил Винс, указывая на журнал.

Он и сам не знал, зачем спрашивает об этом. Он не собирался лететь куда-либо в ближайшее время, но рука Джесс, лежащая на заднице Джона, надолго запечатлелась в его мозгу, и он больше не смог придумать ничего путного.

– Да, отличная. Я летел улучшенным классом – не первый класс, конечно, скорее как бизнес, но я подумал, что получится неплохая экономия.

Винс сглотнул. Джон был из тех, для кого летать первым классом – привычное дело. Этого он и боялся. Он подозревал, что простой с виду свитер из мериноса недешево стоит, а поношенные штаны – из дорогого магазина. И маленькое серебряное колечко в левом ухе все больше напоминало платину.

Состоявшийся мальчик из рабочего класса.

Красивый, богатый и успешный.

Приятный, дружелюбный и уверенный в себе.

Он обладал всем, чего не хватало Винсу. Всем, о чем Винс только мечтал.

– Ну, надеюсь, что вы голодные. Я наготовила минимум на восьмерых голодных мужчин.

– Что на ужин? – потер руки Винс, стараясь вселить в себя хоть каплю энтузиазма.

– Спагетти с фрикадельками.

– О, красота! – обрадовался Джон. – Мои любимые! Поверить не могу, ты помнишь?

– Как я могла забыть? – Джесс подмигнула ему и удалилась на кухню.

– Ух ты, – изумился Винс, слегка дрожащим от скрытого раздражения голосом, – тебе оказали честь! Мне обычно достается лишь рыба на пару с овощами.

Джон пожал плечами.

– Может, тебе стоит попробовать уехать из страны на четыре года?

Он улыбнулся, словно подчеркивая, что говорит несерьезно, но это было уже неважно.

Все зашло слишком далеко.

 

– 43 –

Джон был идеален. Абсолютно идеален во всех отношениях. Он не расхаживал по дому в одном полотенце, не мешал Винсу и Джесс. Не разговаривал во время «Клана Сопрано» и не смотрел утреннее телешоу. Не занимал телефон и не флиртовал с Джесс. Не выделывался по поводу своей крутой работы и не сорил деньгами.

Его диван был аккуратно убран каждое утро еще до того, как вставали Винс и Джесс, а подушки разложены так, будто Джон их и не трогал. Он поливал все полузасохшие растения Джесс и вернул их к жизни. Он готовил чай так, как умела готовить только бабушка Винса, и всегда пребывал в хорошем настроении, причем таком заразительном, что Винс по утрам выходил из квартиры легкой, пружинящей походкой. Однажды утром Винс пошел в ванную после того, как Джон провел там довольно долгое время, и там пахло в буквальном смысле розами.

Он даже похвалил преподавательский талант Винса.

– Боже, – сказал он, – никогда бы не подумал, что увижу Джесс за рулем и даже переживу поездку с Джесс за рулем! Но она отлично водит. Ты, наверное, прекрасный учитель.

Винс не хотел говорить ему, что Джесс оказалась прирожденным водителем и его обучение было ни при чем, и вместо этого невозмутимо улыбнулся, с благодарностью принимая комплимент.

Винс шел по узкой тропе между любовью и ненавистью. Иногда ему хотелось похлопать Джона по спине и сказать ему, какой он замечательный. Иногда – плеснуть ему в лицо кислотой.

Именно в тот момент, когда Винс наконец начал чувствовать себя мужчиной, появился Джон и поставил все под сомнение. Он решил, что такая сексуальная, классная, харизматичная девушка, как Джесс, хочет быть с ним, потому что видел ее только в одном контексте. Без Джона Джесс была просто радиопродюсером с низкой зарплатой, жила в маленькой арендованной квартирке в Энфилде, три раза в неделю ходила на йогу, закупала продукты в бюджетном супермаркете, водила «Микру», сама стригла себе волосы и очень любила секс.

Но рядом с Джоном она вдруг превратилась в экзотическую красотку, которая могла бы выйти замуж за успешного продюсера и проводить жизнь в разъездах между Лос-Анджелесом, Сиднеем и Кейптауном. У нее могли быть платиновые кредитные карты, бриллиантовые серьги и красивые дети с густыми волосами. Собственный инструктор по йоге, повар-специалист по макробиотике и полноприводный джип. Рядом с Джоном все преображалось. Рядом с Джоном отношения Джесс и Винса теряют всякий смысл, и вся идея зачатия ребенка выглядит какой-то комичной.

Проще говоря, в присутствии Джона Винс становился недостоин Джесс.

– Почему вы с Джоном расстались? – спросил он у нее однажды ночью. Он задержал дыхание, надеясь, что объяснение его успокоит – они расстались, потому что Джон был импотентом, или ей надоел, или оказался жестоким серийным убийцей. Хотя стоило ожидать, что ничего подобного он не услышит.

– Даже не знаю, – сответила Джесс, проводя кончиком пальца по его уху. – В молодости Джон был очень амбициозным. А я хотела лишь веселиться. Думаю, нам просто было не по пути, и мы разошлись.

– Ха, – сказал он, пытаясь казаться невозмутимым, – ирония судьбы, не так ли?

– Что?

– Вы расстались, потому что ты слишком любила развлекаться, а теперь ты стала такой воздержанной – может, если бы вы прожили рядом немного дольше, то снова сошлись бы.

Скажи нет, думал он, крепко сжав зубы, скажи нет. Сардонически усмехнись. Пожми плечами. Отбрось саму идею. Пожалуйста.

– Гм, – ответила Джесс, – я никогда об этом не думала. Возможно. Но, знаешь, жизнь расставляет все по своим местам. Мы с Джоном почему-то расстались. Мы с тобой почему-то встретились. Все предрешено, ведь так? История не знает сослагательного наклонения.

Винс кивнул, крича про себя «Бред собачий!». Он терпеть не мог всей этой чуши про судьбу. Его предыдущая соседка, Кесс, пыталась его ею накормить. Вся эта история с Джой и дурацкой глупой кошкой. Кесс пыталась убедить его, что это знак, хотя это значило лишь то, что Джой решила поселиться в той же части Лондона, что и он, и кошка Кесс обладала хорошим вкусом в отношении людей.

Судьба могла свести двух людей и также легко их разлучить, а, разлучив, не менее легко свести снова. У судьбы не было начала, середины и конца. Она не была изящной и не поддавалась управлению. Она была пугающей и шальной. Делала, что в голову взбредет. И если она решила вернуть Джона в жизнь Джесс, чтобы та внезапно задумалась, какого черта она пытается зачать детей с таким неудачником, как Винс, то так она и сделает.

– Значит, если Джон вернулся бы шесть месяцев назад, до того, как мы познакомились, как думаешь, что бы было?

Джесс издала звук, дающий понять, что сон интересовал ее гораздо больше обсуждения всяких «если».

– Понимаешь, – настаивал Винс, – между вами не произошло ничего плохого. Вы лучшие друзья, он очень привлекательный, вы были влюблены друг в друга. Что бы тебя остановило?

– О боже. – Джесс отвернулась. – Не знаю. Я просто больше его так не воспринимаю. Он друг. Просто… Джон.

Именно, подумал Винс, именно. В этом все и дело. Джон был просто Джон, и Джон был настоящее совершенство.

 

– 44 –

Джой убрала карту обратно в кошелек и взяла с кассы пакет.

Начался дождь, сильный и неожиданный. Толпа людей стояла у выхода из супермаркета, поставив пакеты с покупками у ног и глядя на небо через стеклянные двери.

Джой предполагала, что будет дождь, и достала из сумки зонт. Машины с шипением ехали по влажному асфальту, а люди передвигались с удвоенной скоростью. Мимо Джой пробежал какой-то парень, задев ее локтем.

Бежать нет смысла, хотела она крикнуть ему вслед, по проведенным исследованиям, если ты бежишь под проливным дождем, то промокаешь всего на пять процентов меньше, чем если идешь обычным шагом.

Сумка Джой была заполнена едой на ужин. Сегодня была ее очередь готовить. Джордж готовил по понедельникам, средам и пятницам, Джой – по вторникам, четвергам и субботам, а по воскресеньям они ходили в ресторан. Сегодня она будет готовить блюдо из «Голого повара» – большую тарелку куриного супа с лапшой. Джордж переболел простудой, и это казалось подходящим и полезным вариантом.

Удивительно, насколько быстро Джой снова привыкла к старой рутине.

Первые несколько дней Джордж вел себя превосходно. Он согласился, что им необходимы перемены, пообещал следить за своим настроением и даже предложил пригласить ее маму на обед в воскресенье. Они убрались дома, обсуждали отпуск и планы на будущее. Даже занялись сексом во вторник. Отношения казались свежими и чистыми, словно они вернулись в ранние дни, когда Джордж обожал ее, до того, как он решил, что она – причина всех его несчастий.

Но потом, со временем, все вернулось на круги своя. Дома снова воцарились грязь и бардак. Планы остались планами. Джордж опять ушел в себя. Жизнь потекла дальше, словно Джой никогда не уезжала, в одиночестве оставив его в «провинциальной тюрьме».

Теперь они жили в Эшере. Они переехали сюда три года назад, когда Джордж решил уйти с работы и написать Великий Английский Роман. Маленький коттедж на главной улице стоил в два раза дешевле их трехкомнатной квартиры в Стоквелле. Оставшуюся часть денег Джордж положил в банк под высокие проценты, чтобы оплачивать свой долгосрочный отпуск. Предполагалось, что он продлится всего год. Джордж переехал сюда, полный надежд, с наслаждением подключил ноутбук и размял пальцы. Он не сомневался, что к Новому году у него уже будет солидный манускрипт и договор с издательством. Но к следующему январю у него было готово лишь одиннадцать страниц четвертого варианта, а три предыдущих оставались недоработанными, и он их вовсе отложил в сторону.

Деньги начали заканчиваться за несколько месяцев до этого, и ему пришлось подрабатывать бухгалтерским делом – его клиентура разнилась от местного флориста до учителя фортепиано и разъездного парикмахера. Он ненавидел подработку, эти разрозненные вторжения внешнего мира в его писательское время и домашний кокон.

Джордж и Джой никогда не принимали гостей. Мама Джой делала вид, что понимает, но была явно озадачена тем фактом, что человек, за которого она была так счастлива выдать дочь шесть лет назад, ни разу не приготовил для нее даже тарелку пасты и сам приходил к ней в дом лишь ненадолго, по дороге куда-нибудь еще. Если Барбаре удавалось пригласить их на воскресный обед, Джордж начинал поглядывать на часы, как только доедал яблочный пирог, даже не пытаясь скрыть свое неудобство от пребывания на столь далеком расстоянии от своей зоны комфорта.

Несмотря на якобы прекрасное воспитание, у Джорджа были отвратительные манеры.

Несколько недель назад, в пятницу вечером, к ним зашли Джулия и Белла. Это явно была миссия спасения, замаскированная неожиданным визитом «мы проходили мимо». Джой и Джордж только что поужинали и собирались смотреть видео. Зазвонил звонок, и Джордж отдернул шторы, дрожа от негодования и ужаса.

– О боже, – сказал он, отпуская штору, – это твои жуткие друзья. Маленький отвратительный человечек и громкая девушка с грудью.

– Джулия и Белла? Да ты шутишь!

– К сожалению, нет.

Джой сглотнула. Она не видела Беллу и Джулию почти два года. Они иногда разговаривали по телефону, но пытаться ее куда-нибудь вытащить они и не надеялись. Джой давным-давно забросила свою общественную жизнь. Она не стоила долгого молчания, дурного настроения и обид. Проще было придумать отговорку и остаться дома с Джорджем. Пока она еще работала в городе, в «КолорПро», было легче. Она могла встречаться с друзьями во время обеда. Теперь же она работала в Суррее и оказалась лишена даже этих встреч, не видя в своем окружении никого, кроме Джорджа.

В других обстоятельствах, в отношениях с нормальным мужчиной, она бы удивилась, но обрадовалась неожиданному появлению на пороге двух старых друзей. Теперь же волна ужаса сковала каждую клеточку ее тела.

– Ты их приглашала?

– Нет, – воскликнула она. – Конечно, нет!

Глупое предположение. Их дом был герметично упакован от мира. Порог переступали лишь сантехники и газовщики. Пятницы проходили по особому, давно установленному ритуалу. По предположению Джой, у большинства живущих вместе пар существовали подобные традиции и рутина, но с определенной встроенной гибкостью, как высотные дома, спроектированные так, что они были способны противостоять сильному ветру. Но их рутина была такой неподатливой и жесткой, что малейшие перемены могли опрокинуть их быт, разбив на массу осколков и обломков.

В дверь снова зазвонили. Джой раскрыла рот, пытаясь что-то сказать.

– Тсс. – Джордж прижал палец к губам. – Тише, – прошептал он. Джой закрыла рот.

Теперь все ее слова и действия служили счастью Джорджа. Даже одежда подбиралась соответственно его вкусам. Когда пару лет назад в моду вернулись короткие юбки, Джордж выразил недовольство степенью оголенности ног Джой, и она немедленно вернулась к брюкам. Она могла настоять на своем и занять позицию «я буду носить все, что захочу», но точно знала, к чему это приведет, а сил на подобные испытания у нее не было.

Все сферы жизни Джой согласовывала с Джорджем. Она больше не виделась с друзьями, не произносила ругательства, не смотрела дурацкие телешоу, не называла туалеты туалетами, не делала ошибок в произношении, не красила волосы, не вспоминала прошлое, не упоминала свою семью, не держала нож как ручку и не занималась оральным сексом. Она систематически, хирургическим путем удаляла все потенциальные причины его недовольства и раздражения, и в таких экстремальных обстоятельствах им более-менее удавалось спасти свой брак. Привычно следуя установленному порядку, без вторжений из внешнего мира, они жили приятной, милой жизнью. Смотрели по вечерам фильмы, ели вкусную еду, читали хорошие книги и часами обсуждали за отличным вином политику, философию и серьезные вопросы. Они никогда не ссорились и наслаждались жизнью, поэтому Джой приходилось отвергать попытки друзей выманить ее из домашней крепости.

Большинство из них перестали ее куда-то звать уже много лет назад, но Джулия не сдавалась. «Мы идем в «Уэмбли», на Take That. Я куплю тебе билет». «Мы с Беллой едем в Стратфорд на выходные, нашли чудесный отель. Скажи, что ты поедешь». «Давай встретимся, сходим в новый бар на Руперт-стрит». И каждый раз Джой приходилось придумывать очередной предлог для отказа, чтобы не признаваться, что ее не пускает Джордж.

Раньше Джой иногда отвечала Джулии «да». Но согласие моментально сопровождалось несколькими днями тревог, прежде чем она решалась рассказать Джорджу о своих планах. Когда она наконец решала, что подходящее для жутких новостей время настало, наступало минимум пять минут глубоких вздохов и внутреннего подбора слов, прежде чем Джой заявляла обо всем безапелляционным, как она надеялась, тоном, обычно вместе с обещаниями не опаздывать. За этим следовало мрачное настроение Джорджа, которое длилось, как правило, несколько часов, а то и дней, достигая апофеоза в день ее встречи с друзьями. Оно испарялось лишь на следующее утро – они просыпались, и жизнь приходила в норму. Джой так болезненно переносила эти перипетии, что теперь воспринимала встречи с друзьями не как приятную часть жизни, а как опасное и вредное нарушение с трудом достигнутой домашней гармонии.

В тот вечер Джулия и Белла решили неожиданно появиться у дома Джорджа и Джой, потому что собирались проведать подругу, которую не выпускает из дома муж. Они не могли предвидеть и понять последствий и результатов своих действий, даже если Джой попыталась бы им объяснить – они понятия не имели, через что ей приходится проходить. Она могла объяснить причины долгого молчания Джорджа, но они бы просто отмахнулись: «Не обращай внимания. Он уже взрослый мальчик. Переживет». Она могла попытаться рассказать, как чувствует себя во время такого молчания – отвергнутой, брошенной, наказанной, подавленной – и какую атмосферу настроение Джорджа приносит в дом – унылой, мрачной, тяжелой безысходности, – но они никогда не смогли бы понять, почему она позволяет ему оказывать на себя такое психологическое давление.

На самом деле Джой и сама не до конца понимала. Она давно поняла, что Джордж был несчастным по своей сути человеком, и единственным препятствием между ним и его несчастьем была она. Она стала для него всем, а без нее Джордж, безо всякой на то вины, начинал близко подплывать к водам, где не было смысла жить и причин существовать, и Джой знала эти воды лучше многих – воды, где скрывался суицид. Она прощала его, потому что такой взгляд на мир был ей знаком, и не уходила, потому что знала – тогда некому будет удержать его от падения.

Джой смотрела на расплывчатые очертания Джулии и Беллы сквозь мутное стекло входной двери и чувствовала, как колотится сердце.

– Боже, – пробормотала она, – не представляю, зачем они пришли.

– Я их не пущу, – прошептал Джордж, сидя на спинке дивана и скрестив на груди руки.

– Что?

– Прости, но уже девять вечера, и они явились без приглашения.

– Но они прошли такой путь…

– Не мои проблемы. – Он глянул на дверь. – Нужно было предупредить.

Снова зазвонил звонок, поднялась крышка почтового ящика. В прорези для почты появилось четыре пальца.

– Мы знаем, что ты там, – послышался голос Беллы. – Мы тебя видим.

Джордж с ужасом посмотрел на дверь. Джой взглянула на него и пожала плечами, прежде чем придать лицу удивленно-радостное выражение и открыть дверь.

– О боже! – выдохнула она. – Что вы здесь делаете?

– Ездили на станцию «Ватерлоо» повидаться с сестрой Джулии, а потом увидели поезд до Эшера и подумали – проведаем-ка нашу дорогую Джой. Ой, какой у тебя милый домик! – воскликнул Белла, осмотревшись. – Тут симпатично.

– О да, – согласилась Джулия, заходя вслед за ним и принеся с собой аромат холодного воздуха и теплых пабов. – Очень мило. И уютно.

Джордж продолжал сидеть на месте, молча уставившись в экран, где фильм, который они собирались смотреть, стоял на паузе.

– Ой, – заметила Джулия – вы смотрите «Тупой и еще тупее». Обожаю этот фильм!

– Нет, – медленно ответил Джордж. – Это трейлер.

– А. – Джулия повернулась к Джорджу, только-только его заметив. – Джордж! Привет! Как дела?

– Хорошо, – буркнул он.

На долю секунды воцарилось молчание – Джулия напрасно ждала еще каких-нибудь слов от Джорджа.

– Надеюсь, мы не помешали?

Джордж молчал.

– Гм, нет, – ответила Джой. – Мы просто смотрели фильм.

Джулия и Белла закивали и огляделись.

– Вот, – произнесла Джой, наконец отходя от шока и оцепенения и осознавая, что у нее гости. – Садитесь.

Она убрала с дивана старые газеты и унесла с кофейного столика обеденные тарелки.

Они устроились на узком диване, плотно прижавшись друг к другу, и Джой увидела, что их воодушевление сдувается, как воздушный шарик, по мере того как они впитывают повисшее в воздухе напряжение. Джордж уселся на пол, скрестив ноги, взял какой-то журнал и принялся его листать.

– Хотите выпить?

Джулия и Белла закивали.

– Что у тебя есть?

– Вино. Пиво. Вода.

– Была бы рада бокалу вина.

– Вина нет, – сказал Джордж.

– Нет, есть.

– Нет. Нету.

– Ах да. – Джой старалась не казаться взволнованной. – Я и забыла.

– Не волнуйся, – успокоила Джулия. – Пиво вполне подойдет.

Она принесла им по бутылке «Хугардена» и села на пол.

– Прекрасно выглядишь, – заметила Джулия.

– Спасибо. Ты тоже.

– И ты, Джордж. Мы не виделись со дня свадьбы. Должна сказать, семейная жизнь пошла тебе на пользу. Отлично выглядишь.

Джордж оторвал взгляд от журнала и напряженно улыбнулся, а потом снова опустил голову.

На лице Джулии застыло выражение дружелюбного интереса, и снова повисло молчание. Джой поняла, что Джордж собирается справляться со вторжением в его пятничный распорядок, делая вид, что ничего не происходит. Он, очевидно, решил не проявлять гостеприимства, чтобы они поскорее ушли и больше никогда не приходили.

Беседа протекала скованно и неуклюже. Было невозможно нормально разговаривать, пока Джордж сидел в углу комнаты, нарочито уткнувшись в журнал. Визит был настолько явно задуман, чтобы проверить, как живет Джой, что когда они убедились, что Джордж действительно деспотичный и асоциальный, как они и подозревали, а Джой запуганная и покорная, как они и боялись, оставаться дальше не имело особого смысла. Но сценарий «случайного визита» нужно было доиграть до горького конца, поэтому Джулия и Белла стоически сидели, пока не допили пиво и последний поезд не стал подходящим предлогом, чтобы уйти.

Джой проводила их до двери.

– Простите, – сказала она.

– За что?

– За… это. За все. Просто…

– Даже не переживай, – крепко обняла ее Джулия. – Просто помни, мы есть. Мы всегда рядом. Ждем тебя. Да?

– Да, – благодарно кивнула Джой. – Спасибо.

– Прости за неожиданный визит, – сказал Белла, наклоняясь для привычного соприкосновения щек. – Просто очень хотелось тебя увидеть.

– Я знаю, – сказала Джой. – Все нормально.

– На той неделе мне исполняется тридцать, – сообщил он. – Я забронировал столик в «Меццо». В среду вечером. Придешь?

Джой улыбнулась, чувствуя, как к горлу подкатывает комок.

– Не знаю. Посмотрим. Я дам знать.

Он улыбнулся ей с грустной покорностью.

– Отлично.

А потом они ушли, Белла под руку с Джулией, возвращаясь к вокзалу и реальной жизни. В мир вечеринок в честь тридцатого дня рождения, друзей и спонтанности. В мир, давно покинутый Джой. На долю секунды Джой захотелось побежать вслед за ними, крича: «Возьмите меня с собой! Я тоже хочу!» Но вместо этого она развернулась и пошла в дом, готовясь к очередному долгому и тяжелому молчанию.

Тем вечером Джордж с ней не разговаривал. Не разговаривал до пяти вечера следующего дня, но когда он наконец перестал обижаться и снова начал вести себя цивилизованно, было слишком поздно – Джой уже приняла решение. В среду вечером она сидела перед телевизором и представляла столик в «Меццо», полный счастливых людей, записавших у себя в ежедневниках «День рождения Беллы» и приехавших в нарядной одежде на станцию «Тоттенхем-Корт-роуд», предвкушая прекрасный вечер с выпивкой, вкусной едой и смехом. Она представила, как кто-то поднимает за Беллу тост, как Джулия произносит речь, как открывают бутылку шампанского. Вероятно, представленная ею картина имела мало общего в реальностью, но этого хватило, чтобы осознать: больше вечеринки она пропускать не хочет.

К тому же ужасный вечер с Джулией и Беллой помог понять, что она больше не может жить с человеком, который настолько боится окружающего мира, что отказывается предложить гостям даже бокал вина. Джой казалось, что делиться вином с друзьями – нечто необыкновенно важное, естественное и очевидное, и мысль о том, что она больше никогда не сможет этого сделать, была невыносима.

Поэтому она собрала вещи и уехала.

А потом вернулась.

И вот две недели спустя она снова была на Эшер-Хай-стрит, словно никуда и не уезжала. Ничего не изменилось. У нее больше не было возможностей посещать вечеринки. Она окончательно стала заложницей комплексов Джорджа и собственной слабости. И впервые с тех пор, как она увидела Джорджа много лет назад, Джой перестала представлять себя на лодке, унесенной в открытое море, а признала, что это – ее судьба. Быть с Джорджем, жить на окраине, работать в фотосалоне. Никто ей не поможет. Альтернативы нет. Это была ее жизнь. Ее путь. Осознавая пугающую истину, она рассматривала проходящих мимо людей и увидела двух девушек. Примерно ее возраста, лет тридцати, довольно привлекательные, обыкновенная одежда, и у каждой – по коляске. Коляски увешаны пакетами, дети прикрыты накидками от дождя. Глядя на девушек, она вдруг поняла кое-что еще. Выжить на подобном пути можно, лишь став одной из них. Став матерью. Потому что только ребенок мог привнести смысл в происходящее, в их жизнь с Джорджем.

Ей нужно родить ребенка.

Джордж снова начнет ее уважать. А она начнет уважать себя и вновь обретет себя. В жизни появится смысл.

С этими мыслями она свернула с главной улицы налево, навстречу Джорджу и своей судьбе.

 

– 45 –

Через неделю Джон и Винс отправились вместе в паб. Это была идея Джона. Джесс пошла на йогу, был первый понедельник после того, как стрелки часов перевели вперед – наступило летнее время. Энфилд пребывал в слегка приподнятом настроении из-за дополнительного светового часа. Люди сидели на улицах в верхней одежде, наслаждаясь первыми осторожными мгновениями лета. Джон и Винс отправились в «Кингс Хэд» у рыночной площади и заказали по пинте «Хайнекен экспорт».

Джон со своей бритой головой, серьгой в ухе и дизайнерской одеждой прекрасно вписывался в обстановку. Он мог запросто оказаться одним из шумных рыночных торговцев, сладкоречивым поставщиком синтетического нижнего белья больших размеров, поддельных дисков или клубники. Он, как и Винс, был энфилдским мальчиком до мозга костей и, как и Винс, при первой возможности уехал из Энфилда строить жизнь в другом месте. Но, в отличие от Винса, ему удалось сделать себе имя и карьеру, он стал уважаемым специалистом в своей отрасли и даже добился заметных успехов. Он жил в разных странах, работал с разными людьми, постепенно набирая силу. Винс же переехал в Лондон лишь со смутным желанием работать в СМИ, а, потерпев неудачу, вернулся в Энфилд и согласился на единственную найденную работу, которая позволила ему почувствовать себя хоть немного взрослым. Джон был на год моложе Винса, но минимум на десять лет старше в вопросах жизненного опыта и статуса.

– Итак, – начал Винс, – какие планы?

– В Лондоне?

Он кивнул.

– Особо никаких. Просто устроить перерыв.

– Забавно – ухмыльнулся Винс, – уезжаешь из дома у моря в Калифорнии, чтобы устроить перерыв в Энфилде.

– Ага, – с улыбкой кивнул Джон. – Все шиворот-навыворот, да? Но даже когда живешь в прекрасном месте, не перестаешь любить родину. Начинаешь ее ценить даже сильнее.

– А где именно ты жил в Энфилде?

– Терки-стрит.

– Терки-стрит. Чтоб мне провалиться! – поднял бровь Винс, узнав один из самых неблагополучных районов Энфилда. – Ты проделал долгий путь.

– Да, – рассмеялся Джон. – И, честно говоря, никогда не встречал в этих странствиях своих соседей.

– А твои родные? По-прежнему живут там?

– Да. Мама. Я бы пожил у нее, но там полно детей. Четверо, от четырнадцати до восемнадцати. В трехкомнатной квартире. Только представь! – Он скривился.

– Братья и сестры?

– Да. Ну, сводные. Мама второй раз вышла замуж. Первые четырнадцать лет я был один, а потом она встретила Ричи и родила еще четверых, одного за другим. Мы жили вдвоем, а через пять лет уже всемером. Лучшего стимула унести свою задницу из квартиры и Энфилда в большой мир не придумаешь.

– Забавно, со мной тоже произошла похожая история. Я жил с мамой четырнадцать лет, а потом она встретила Криса и родила двоих детей. Но они, слава богу, дождались, пока я уеду из дома. Мне было двадцать три, когда родился Кайл.

– Вот это более цивилизованно. Детей проще любить, когда они не мешают тебе спать всю ночь, не рвут твои документы и не срыгивают на лучшую рубашку. Боже, это был настоящий кошмар – я чуть на всю жизнь не лишился желания иметь детей.

– И ты никогда не думал о своей семье?

– Боже, разумеется, думал. Я мечтаю о семье. Это мой следующий большой план.

– А. Ясно.

– Просто пока не встретил подходящую девушку.

– А вы с Джесс никогда об этом не думали – ну, после аборта?

– Она тебе рассказала?

– Да.

Он криво усмехнулся и кивнул.

– Нет. Аборт стал концом наших отношений. Джесс тогда вела дикую жизнь. Она не могла быть матерью. Случилась бы катастрофа. Отчасти причиной аборта было то, что она до десяти недель не понимала, что беременна, и приняла за это время столько наркотиков и алкоголя – бог знает, как это могло навредить ребенку. Нет. Джесс никогда не была готова к материнству. Ну, до этого момента. – Он поднял бокал, словно желая поздравить Винса. – Должен признать, – продолжил он, – я впечатлен, как тебе удалось ее приручить.

– Я тут ни при чем. Когда мы встретились, она уже была такой. Просто время пришло.

– Да. Понимаю. Джесси задает тон. Так было всегда. Джесси из тех людей, она как водитель автобуса.

– Что?

– Смотри. Допустим, жизнь – поездка по городу. Некоторые люди – таксисты, им пассажиры говорят, куда ехать. Но другие водят автобусы и сами решают, куда направляться. Люди садятся в автобус и выходят, но он едет в определенном направлении, и пассажиры не могут этого изменить. И это Джесс.

Винс кивнул. Сравнение Джона было немного глупым, но звучало правдоподобно.

– Но все равно, то, что она выбрала тебя, о многом говорит. Ребенок – это серьезно. Она сочла тебя особенным, раз захотела разделить с тобой эту часть пути.

В голове у Винса зазвучал сигнал тревоги.

– Часть пути?

Джон снова сделал паузу.

– Да, – сказал он. – Такая уж Джесс – надеюсь, ты не думаешь, что я говорю из зависти, поверь, дружище, это не так. Если ты не хочешь того же, что и она, все время и на всю жизнь, то тебя выгоняют из автобуса. А если заходит кто-нибудь, чьи желания совпадают с ее – ну, сам понимаешь…

Винс напряженно кивнул.

– Поэтому будь готов играть вторую скрипку, если хочешь остаться с ней. Джесс главная. Принимай это, принимай ее, принимай все, что она делает, и все будет прекрасно. А иначе… Я просто пытаюсь сказать – будь осторожен. В Джесс влюбляться опасно. Я‑то знаю…

Винс слегка побледнел. Он разрывался между желанием разбить об голову Джона бокал и желанием попросить дальнейших разъяснений. Но смог лишь взять пустой бокал и печально спросить у Джона, хочет ли он выпить еще.

– Прости, Винс, но, похоже, мне уже достаточно. Слишком много болтаю. Как всегда. Лезу не в свое дело. Вы с Джесс очень друг другу подходите, и у вас будут прекрасные дети, а это главное. Конец истории.

Винс кивнул и отнес пустые бокалы в бар. Его голову переполняли автобусы и дети.

Он вспомнил, как Джесс впервые залезла к нему в машину и представилась. Что она подумала, увидев Винса? Увидела ли энергичного привлекательного мужчину или донора спермы? Мужчину, с которым захотела провести остаток жизни, или того, кто может дать ей желаемое?

Он подумал об их совместной жизни. Была ли это любовь? Он любил ее, без сомнений. И она вела себя, словно любит его. Присматривала за ним, заботилась. Она была нежной и теплой. Но насколько преданной? Правильно ли это – заводить ребенка, когда они едва друг друга знают? Винс не сомневался, что Джесс будет прекрасной матерью, но станут ли они семьей?

Винс посмотрелся в резное зеркало над баром. Он выглядел усталым. Постаревшим. Он старел. Нет времени на раздумья. Если он хочет семью, действовать нужно сейчас.

Он попытался выбросить слова Джона и собственные мучительные сомнения из головы и дал бармену пять фунтов.

 

– 46 –

Винс сидел в машине у дома 10 по Ледисмит-роуд.

Было субботнее утро, полдесятого, и он ждал на урок вождения Шарлен Окамбо. Шарлен было семнадцать, и это был ее третий урок. Винсу нравилась Шарлен – она без умолку болтала о себе, друзьях и своей жизни, и это позволяло ему почувствовать себя моложе. Ее мать работала ассистентом преподавателя в Пертшире, а отец был водителем автобуса из Ганы. Она училась в Энфилдском колледже, получала высшие отметки по английскому языку и деловому администрированию и хотела основать собственную торговую империю.

А еще она всегда опаздывала на уроки минимум на десять минут, поэтому Винс заглушил двигатель, достал телефон и позвонил Джесс.

– Ой, привет, Джон, это Винс.

– Привет, старина. Как дела?

– Спасибо, неплохо. Джесс дома?

– Да, думаю да. Сейчас посмотрю… – Винс услышал, как он зовет Джесс. – Погоди секунду. Джесс? Джесс? – в воздухе повисла тишина. – Эм, Винс. Похоже, ее нет.

– Что?

– Да. Похоже, вчера вечером она не возвращалась домой. Кровать нетронута.

– Да ты шутишь.

– Серьезно. Ее нет.

Винс сглотнул. Джесс говорила, что собирается встретиться с друзьями с работы. Сказала, они немного выпьют в местном пабе и она поедет домой, ляжет спать пораньше.

– Странно, – продолжил Джон, – когда я уходил, она сказала, что еще немного посидит и поедет.

– Уходил? То есть ты был с ней?

– Да.

– С ее сотрудниками?

– Да. Я был свободен, и она меня пригласила.

– А. Понятно, – у Винса от зависти сжалось горло. Он тоже был свободен вчера вечером, но Джесс еще в самом начале отношений дала понять, что не смешивает работу с личной жизнью. Он никогда не встречал никого из ее коллег по радиостанции и не настаивал на этом – он вполне соглашался на раздельную социальную жизнь, считая это признаком здоровых и зрелых отношений. Джесс много чего делала без него, он не переживал. Но теперь она пригласила Джона на одну из своих пятничных вечеринок, пока он сидел с Крисом и мамой, смотрел «Друзей» и ел пиццу… Винсу захотелось швырнуть в стену что-нибудь тяжелое.

– Хочешь, я ей позвоню?

– Нет, – отрезал Винс. – Нет. Я сам. Как думаешь, стоит беспокоиться?

– Нет. Уверен, все в порядке. Наверное, просто слишком много выпила и осталась у кого-нибудь дома.

– Он пила алкоголь?

– Да. Пропустила пару стаканчиков.

– Но она же не пьет.

Джон рассмеялся.

– Вчера вечером пила. Завтра снова станет трезвенницей. Такая уж Джесс. Делает что хочет.

Винс проглотил очередной намек на то, что он недостаточно близок со своей девушкой, вздохнул и отключил телефон.

– Доброе утро! – в окне появилось улыбающееся лицо Шарлен.

Винс снова вздохнул и выдавил улыбку.

– Все в порядке?

– Да, – соврал он и вылез из машины, уступая водительское сиденье Шарлен. – Просто надо позвонить. Прошу прощения. Я быстро.

– Не вопрос, – ответила она, села на сиденье и принялась рассматривать свою подводку для глаз в зеркале заднего вида.

Винс крепко прижал телефон к уху и слушал гудки.

– Винс! Мой ангел!

– Привет, – поздоровался он, растерявшись от ее энергичного возгласа. – Ты где?

– У Фрэнка.

– Фрэнка? Кто такой Фрэнк?

– Фрэнк. Франко. Повар. Помнишь?

– Нет, – пробурчал он. – Не помню. Что ты там забыла?

– Винсент, умоляю, не будь таким занудой…

– Я не зануда, – прошипел он. – Я за тебя волнуюсь. Что произошло вчера ночью? Джон сказал, ты собиралась домой…

– Ну да, собиралась. Но потом некоторые девочки решили поехать в «Эрос»…

– Ты ходила в «Эрос»?

У Винса захватило дух при одной мысли о любительнице здорового образа жизни и супа мисс Джесс, бесстыдно и грязно проводящей время в «Эросе» в пятницу вечером.

– Да. Было здорово. Тысячу лет там не была. И мы встретили Франко – он работает поваром в больнице.

– А. Ясно.

В голове Винса быстро возник образ смуглого, мускулистого итальянца, одетого лишь в поварской колпак и фартук.

– Заболтались, нюхнули пару дорожек. И вдруг уже четыре утра. Я не смогла взять такси и пришла сюда с Фрэнком. Спасибо ему.

Винс не знал, что в этой истории шокировало его сильнее. Приглашение Джона на одну из ее драгоценных встреч с коллегами. Алкоголь. Наркотики. Или утреннее посещение квартиры странного итальянца. Винса охватили переживания и тревоги.

– Боже, Джесс, – выдавил он.

– Что? Надеюсь, ты не злишься?

– Джесс, – он глубоко вдохнул, стараясь, чтобы его голос звучал спокойно и рационально, – я не могу говорить. У меня урок. Увидимся вечером. Хорошо?

– Похоже, ты злишься. Злишься?

– Да. Я злюсь.

– Ну, Винс. Прошу, не расстраивай меня. У меня раскалывается голова. Только этого не хватало.

Винс снова вздохнул.

– Ладно. Увидимся позже.

Он повесил трубку.

Шарлен выразительно на него посмотрела.

– Ничего себе. Нелегкий выдался разговорчик.

– Ага.

– Хочешь об этом поговорить?

Винс посмотрел на телефон, потом на Шарлен. Да. Он хочет об этом поговорить.

– Если бы ты с кем-то встречалась, – начал он, – и этот человек пошел в пятницу вечером развлекаться без тебя, но с лучшим другом противоположного пола, и в итоге оказался в ночном клубе, принимая наркотики, – хотя вы пытаетесь зачать ребенка, – а потом встретился с другим приятелем противоположного пола, с работы, и в итоге пошел с этим человеком к нему домой в четыре утра, что бы ты сделала?

Шарлен положила в рот фруктовую пастилку и посмотрела ему в глаза.

– Бросила бы, – просто сказала она.

Винс посмотрел на нее, ожидая, что она как-нибудь смягчит свое жесткое заявление. Но нет.

Он медленно кивнул и повернулся, чтобы найти ремень. Он чувствовал странное онемение во всем теле.

– Ладно. Зеркало, поворотник… Поехали.

 

– 47 –

Свобода приходит в странных формах и весьма неожиданно.

Последний раз у Джой был целый день и одна ночь, когда Джордж провел сутки в больнице с вросшим ногтем на ноге. Теперь у Джой выдалась возможность наслаждаться редким проблеском свободы, потому что Джордж решил дать импульс своей карьере, пройдя курсы писательского мастерства. Он нашел подходящие в Винчестере – главным образом из-за того, что там было обещано множество личных встреч с ведущими литературными агентами. Джордж был уверен, что ему просто необходимо найти того, кто оценит его старания, поддержит его работу в зародыше, и успех гарантирован.

– Это все вопрос связей, – объяснял он Джой. – Отношений с этими людьми.

Джой неуверенно кивнула, сомневаясь в том, что он прав, но стараясь ничем не перебить его желание оставить ее в одиночестве на целые выходные.

Джой едва могла поверить в происходящее, когда в пятницу вечером за Джорджем закрылась дверь и его машина уехала с Эшер-Хай-стрит. Она ждала, что он вот-вот вернется и ворвется в дверь со словами «О чем я думал? Я с этим не справлюсь – не исключено, что мне придется разговаривать с незнакомыми людьми, а ты вздумаешь где-нибудь повеселиться». Но этого, к счастью, не случилось. После его ухода Джой неподвижно просидела на диване целых десять минут, на случай, если Джордж вернется и заподозрит, что она что-то задумала.

Но это было не так.

Почти.

Вечером она встретилась в районе Саут-Бэнк с Дафной и Карен. Они выпили у Королевского фестивального зала, потом прогулялись вдоль реки до пиццерии в Габриелс-Уорф. Приятный вечер, ничего особенного, так проводят время в столице тысячи людей, но для Джой посиделки в ресторане с друзьями в пятницу вечером за бутылочкой пино гриджо без ограничения по времени приравнивались к высшему наслаждению.

Наутро она проснулась в пустой постели, и ей предстоял еще целый день без осуждений и рутины. Джой решила, что больше всего хочет побродить по Лондону в одиночестве.

Когда-то Лондон был эпицентром ее существования. Где бы она ни жила, с кем бы ни встречалась, где бы ни работала, Лондон всегда был ее спутником. Надежным, цельным, не позволяющим грустить. Разные части города подходили под разное настроение. Иногда она чувствовала себя маленькой и незаметной, иногда – отважной и яркой. Молодой и беззаботной, старой и немощной. Лондон был прочным фоном для каждой главы ее жизни за последние десять лет. Лондон был ее другом.

До переезда в Эшер она еще могла поддерживать свою дружбу с Лондоном, пусть и несколько сокращенную, но когда они поселились на окраине, ей удавалось лишь мельком видеть город через окна поездов и машин, не имея возможности даже поздороваться с ним.

Она надела самые удобные туфли, купила проездной на один день и села на первый поезд до Ватерлоо.

Она перешла мост Хангерфорд, разглядывая проходящих мимо угрюмых прохожих. Их совсем не радовало, что они переходят Темзу чудесным апрельским утром.

Вам всем так повезло, хотела закричать Джой, так повезло! Вы можете делать это, когда захочется. Для вас это нормально. А вы не цените, хотя должны бы. Вы можете гулять по самому сердцу своего города в субботу утром, любоваться им, развернувшимся перед вами во всей красе, вам есть куда идти и никто вас не остановит. Наслаждайтесь каждой секундой. Смакуйте свою свободу.

На другом берегу она отправилась гулять по маленьким улочкам, любуясь рядами георгианских домов, восхищаясь, что в этом секретном маленьком треугольнике между Трафальгарской площадью, Стрэндом и рекой кто-то живет. Она села в случайный автобус до Найтсбридж, глянула на часы и с удовольствием отметила, что на этот раз время на ее стороне. Все еще утро.

Встреча с Беллой и Джулией в семь часов. Еще полно времени.

Джой смотрела в окно, и перед ней разворачивались сценки и моменты из ее собственной жизни.

Угол Джермин-стрит и Хеймаркет, где между ней и Алли разыгралась глупая пьяная ссора на ее двадцать третий день рождения.

Кинотеатр «Одеон» на Хеймаркет, где однажды в День святого Валентина она смотрела «Досье на Рэйчел» с каким-то парнем, чьего имени даже не помнила.

Китайский ресторанчик на первом этаже рядом с мерцающими огнями Пикадилли, где она обедала в одиночку, когда не смогла вернуться на работу из-за боязни взрыва бомбы.

Внутренний двор церкви Сент-Джеймс, где она сидела одним особенно жарким летним днем и болтала с беззубым бездомным, который цитировал ей Вордсворта.

Подземный переход в Гайд-парке, где ее ограбили, когда она добиралась на корпоративный матч в софтбол.

Аккуратный клочок газона возле Парк-Лейн, где она сидела, когда Алли решил ее бросить.

Угол Найтсбридж и Слоун-стрит, где она наконец поймала такси в два часа ночи, дойдя сюда пешком с рождественской вечеринки в Ислингтоне в вечернем платье и на каблуках.

Каждый уголок Лондона имел для нее особое значение. Каждый уголок хранил свое воспоминание, пусть даже незначительное и обыденное. Унизительно было не иметь возможности бывать в своем городе, когда захочется. В каком-то смысле даже большая несправедливость, чем невозможность видеться с друзьями и близкими.

Она вышла из автобуса на площади Слоун, побрела по Кингс-роуд, пока не дошла до здания мэрии Челси. На ступеньках лежало конфетти. Стройные подружки невесты в лиловых платьях суетились за стеклянными дверями. Где-то среди них Джой разглядела и саму невесту.

Она остановилась у «Хабитат», чтобы понаблюдать за церемонией. Казалось немыслимым, что она тоже когда-то была невестой, ждала в вестибюле мэрии Челси в красивом белом платье, чтобы выйти замуж. И неважно, что она чувствовала на собственной свадьбе, как скакало ее настроение, какими противоречивыми были эмоции – сейчас она испытывала лишь радостное волнение за девушку, стоящую среди своих подруг. Джой не сомневалась: шансы, что в мире найдется хоть пара девушек настолько глупых, чтобы выходить в здании мэрии Челси замуж за нелюбимого, стремятся к нулю.

Она решила дождаться выхода новобрачных. Невеста была старше нее, лет тридцати пяти. Жених примерно того же возраста. Возможно, они прожили вместе уже несколько лет, предположила Джой, может, у них общая ипотека, машина, долгие отношения. Они узнали друг друга до мелочей – слабости и недостатки, плюсы и минусы, пока точно не убедились, что не найдут никого, более подходящего. Подождали, пока не станут взрослыми. Все сделали правильно.

Джой понаблюдала, как они улыбнулись для фотографии и сели в винтажный «Ягуар», а потом медленно направилась к пабу «Ворлдс Энд», раздумывая над собственным существованием. Оно казалось особенно пресным в этот прекрасный, легкий, опьяняющий своей свободой день. Матери с уложенными в пластиковые коконы младенцами на Эшер-Хай-стрит, казалось, были за миллион миль от красивых девушек и парней, неторопливо прогуливающихся по Челси, и Джой совершенно оторвалась от своей привычной жизни. Она не ощущала себя туристом или приезжим; она вернулась домой. И она не представляла, как примирить это ощущение с будущим, которое, как казалось, готовит ей судьба – Джордж, дети и жизнь на далекой окраине.

Она еще не рассказывала Джорджу о своих планах насчет ребенка, и теперь, чувствуя, как ее тело снова наполняется жизнью, она засомневалась, что вообще об этом заговорит.

Она села в автобус № 328 на Нью-Кингс-роуд, собираясь доехать до «Лэдброк-Гроув» и прогуляться до рынка Портобелло. Люди входили и выходили, пока автобус петлял по задним улочкам Эрлс-Корт и Хай-стрит Кенсингтон. В голове пронеслись новые картины из прошлого. День, когда она приехала на Кенсингтон-Маркет с деньгами отца, буквально прожигающими в сумке дыру, и извращенная эйфория, испытанная ею, когда она увидела среди полок копошащихся, как кролики, людей с пакетами. И квартира, которую она смотрела в доме на Эрлс-Корт-роуд, где в трех комнатах жили десять австралийцев, и ей предлагали кровать на кухне.

Она передумала насчет Портобелло, когда автобус приехал в Ноттинг-Хилл. Яркое солнце привлекло сюда тысячи туристов, а ей не хотелось соваться в толпу. Вместо этого Джой села на метро и направилась в сторону Ковент-Гарден.

Она сама не знала, почему именно туда. У нее не было денег на магазины и особо приятных воспоминаний об этом месте, но день диктовал свою волю, и она двигалась по течению.

Полчаса спустя она сидела в уличном кафе в Нилс Ярд и читала газету, собираясь откусить чиабатту с ветчиной и вялеными томатами, но вдруг подняла взгляд и увидела, что к ней направляется с неуверенной улыбкой какой-то мужчина.

– Джой?

– О боже, – ахнула Джой, роняя сандвич на тарелку. – Винс. Поверить не могу.

 

– 48 –

Винс направлялся в Шортс Гарденс на Эрлхэм-стрит, проходя через Севен Диалс. Он даже почти не обращал внимания на проходящих мимо людей, полностью поглощенный спором с Джесс по телефону. Он ненадолго остановился посреди Нилс Ярд, чтобы озвучить особенно важный аргумент, и вдруг увидел ее.

Джой.

Свою Джой.

Она сидела возле кафе, листала газету и собиралась откусить кусок сэндвича.

Он сразу узнал ее, даже толком не разглядев лицо. То, как нежно ее руки держали непослушные листы, каштановые волосы на высоких скулах, узкие ступни под столом, элегантно скрещенные лодыжки. Он пообещал Джесс перезвонить и спрятал телефон в карман пальто.

Подходя к ее столику, Винс ускорил шаг. Он окликнул ее по имени, она подняла взгляд, и все будто повторилось сначала – тот момент, когда в Ханстантоне он впервые увидел ее через окно спальни, когда она сидела в шезлонге и читала журнал.

Она почти не изменилась. Волосы стали немного темнее и длиннее. На ней были джинсы, кроссовки, приталенная оливковая вельветовая куртка и толстый ярко-розовый шерстяной шарф. Она выглядела элегантно и немного необычно. По-прежнему недостижимо для него.

– Черт. Не думал, что снова тебя увижу.

– И я, – улыбнулась она в ответ. – Что делаешь?

– Купил кое-какую одежду. – Он показал ей пакеты. – А ты?

Она пожала плечами и подняла газету.

– Да просто слоняюсь без дела.

– Ты с… мужем?

– Нет. Сегодня нет. Он в Винчестере. На курсах писательского мастерства.

– А. Ясно.

– А твоя жена?

– Она мне пока не жена, – рассмеялся Винс.

– Ой, прости. Я просто подумала, раз у вас ребенок, и все такое…

– Ребенок?

– Да, – она слегка покраснела, – я вас однажды видела. Несколько лет назад. Возле «Хэмлиса». С вами был маленький мальчик…

Винс ненадолго задумался, пытаясь вспомнить день, когда он выходил из «Хэмлиса» с маленьким мальчиком.

– А, – наконец, догадался он, – ты про Кайла. Он мне не сын.

– Ясно, – смутилась Джой.

– Кайл – мой младший брат.

– У тебя есть младший брат?!

– И младшая сестра. Впрочем, они уже не такие маленькие. Девять и шесть.

– Ничего себе. Значит, твоя мама и Крис?..

– Да. По-прежнему вместе.

– Ух ты, – улыбнулась Джой, – круто. Я всегда считала их одной из лучших пар.

Она улыбалась, и он улыбнулся в ответ. На мгновение воцарилось молчание.

– Ты спешишь? – наконец спросила Джой. – Тебе куда-нибудь нужно?

– Нет, – улыбнулся Винс. – Если только еще в магазины.

– Не хочешь выпить чаю?

– Да, – ответил он, отодвигая стул и убирая под стол пакеты. – Было бы здорово.

Они позвали официанта, и Винс заказал себе латте и пирожное с шоколадным трюфелем.

– Итак, – начал он, – значит, ты все еще замужем?

– Да. – Джой слегка нахмурилась. – В декабре будет семь лет.

– Я вас видел, – сказал он, сомневаясь в необходимости сказанного, но не в силах сдержаться. – Видел, как ты выходила замуж.

– Что?!

– Да. Тот парень, странный парень, с которым ты жила, со странным именем…

– Белла.

– Именно. Он сказал, что у тебя свадьба в мэрии Челси, и я приехал посмотреть. Стоял напротив, через дорогу, и смотрел.

– Ты шутишь!

– Да-да. Как жалкий преследователь.

– Но зачем?

Он пожал плечами.

– Сам не знаю. Думаю, дело в кошке…

– Боже, да, та кошка! Обалдеть, да? Твоя кошка приходила ко мне в квартиру…

– Да. Моя соседка Кесс считала – это знак…

– Какой знак?

– Вроде как что мы должны быть вместе. – Винс рассмеялся, чтобы показать, насколько он считает все это нелепым. – Но в то утро, утро твоей свадьбы, она посмотрела на меня, издала странный звук, и я опомнился уже в метро, по дороге на Слоун-Сквер. – Он передернул плечами, пытаясь изгнать воспоминания о том, как кошка повлияла на его поступки. – Ты выглядела потрясающе. Просто потрясающе.

Джой слегка покраснела.

– Спасибо. – Она провела пальцем по краю тарелки и открыла рот, намереваясь что-то спросить. – Можно вопрос?

– Конечно.

– Несколько лет назад, до того, как я вышла за Джорджа, когда произошла вся эта история с кошкой. Мой друг Белла говорил, что ты меня ищешь. А потом я увидела тебя в тот день возле «Хэмлиса» и решила, что он врал. Но он уверял, что говорит правду. Действительно? Ты искал меня?

– Да, – выдохнул Винс, слегка вздрогнув. – Искал. Искали. Мы с Кесс. – Он взял газету Джой и спрятал за ней лицо.

Джой с улыбкой отодвинула ее в сторону.

– Правда? – Она казалась смущенной, но довольной.

– Ага. Она пыталась разобраться, почему мне так не везет в любви, и решила, что все дело в нашем неожиданном расставании. – Джой удивленно заморгала. – Да. Совсем другой разговор. Ханстантон. Наши родители. Твоя записка.

Джой подняла руки ладонями вверх и покачала головой:

– Можешь не объяснять.

– Нет, я объясню. Я ждал возможности объясниться много лет. Твоя записка. Ночью шел дождь. Я не смог ее прочитать. Разобрал только слова «Мне так стыдно». Я решил, ты меня бросила. А потом, несколько лет спустя, Крис рассказал мне, что произошло между моей мамой и твоим папой, я ведь не знал. Тогда мне никто не рассказал. Я думал, ты очень сожалеешь о той ночи, о том, что мы сделали. Думал, ты уехала, чтобы больше меня не видеть.

– Господи, нет. Та ночь, то, что мы сделали, – было потрясающе. И вообще все, что происходило. Я… Я так страдала, когда пришлось уехать. Хотела разбудить тебя и отдать записку, объяснить, что происходит, но испугалась, что ты разозлишься.

– Разозлюсь? На тебя? Почему?

– Не знаю. Просто подумала, лучше написать записку и оставить ее на крыльце. Хотела дать тебе возможность самому решить, хочешь ты меня видеть или нет. А когда ты не позвонил, подумала – вполне справедливо. На твоем месте я бы тоже не захотела связываться с моей семейкой.

Воцарилось молчание. Оба раздумывали над неверно понятыми знаками и неудачами, приведших их к нынешнему состоянию.

– Но когда твоя кошка меня нашла и ты пришел на Уилберфорс-роуд, почему ты ничего не сказал?

– Через три недели ты выходила замуж. Я решил, что уже поздно.

– Но ты приехал на мою свадьбу. Проделал немалый путь. Почему даже не поздоровался?

– Не знаю. Ты выходила замуж. Это был особенный день. Я не хотел тебя тревожить.

Она рассмеялась.

– В моем состоянии вряд ли что-то могло растревожить меня еще сильнее.

Он вопросительно на нее посмотрел.

– День моей свадьбы был… – она оторвала кусочек прошутто, свисающий с чиабатты, – мягко говоря, странным.

– В хорошем или плохом смысле? – Винс отодвинулся, пока официант ставил на столик его кофе и пирожное.

– Пожалуй, в плохом, – улыбнулась она. – Плохая свадьба. Плохой брак.

– Нет! Неужели?

– Ага. – Она кивнула и снова улыбнулась. – Вышла замуж на скорую руку. Да на долгую муку…

– Черт… Джой, мне ужасно жаль. Твой муж показался мне очень милым. Вы выглядели такими счастливыми. Я думал… Думал, у тебя все отлично, ты нашла своего человека, остепенилась.

– А я подумала так про тебя, когда увидела вас с братом. Подумала, у вас уже семья. И та девушка. С тобой была красивая девушка – вы еще вместе?

– С кем – с Магдой? Господи, нет. Мы расстались через две недели после того, как ты нас увидела. Хотя это стоило сделать гораздо раньше.

– Тогда с кем ты сейчас? На ком ты еще не женился?

– Джесс, – странным образом, ему хотелось сказать, что у него никого нет, что он свободен. – Я с Джесс.

– Джесс, – кивнула Джой.

– Это с ней я сейчас разговаривал по телефону. Вернее сказать, ссорился.

Он сомневался, стоит ли рассказывать об этом Джой, но хотел, чтобы она знала – у него тоже все не идеально.

– Из-за чего вы ссорились?

– Да… Ерунда. С Джесс бывает сложно.

– Она хорошая?

Винс хотел кивнуть, но передумал.

– Бывает. Бывает очень хорошей.

– Она мне понравится?

– Боюсь, что нет. Она не особенно нравится девушкам. Не тот тип. Не интересуется одеждой, сплетнями или секретами. Бывает грубой, бесцеремонной. И еще, довольно… эгоистична.

Джой бросила на него взгляд, который он растолковал как «тогда скажи, почему ты ее любишь, раз она такая ужасная».

– Но она классная. – Винс пожал плечами. – Преданная своим друзьям. Любящая. И прекрасно ладит с детьми…

– Значит, ты хочешь на ней жениться?

Винс рассмеялся.

– Не знаю. – Он почесал шею. – Возможно. Сейчас мы пытаемся зачать ребенка, поэтому, возможно, когда-нибудь…

– Ух ты, – кивнула Джой, – все так серьезно?

– Да. Похоже на то.

– Так о чем вы ссорились? – спросила она с блеском в глазах.

Он рассмеялся.

– Боже. Не знаю. Сейчас у нас довольно непростое время. Несколько месяцев назад из Штатов вернулся ее друг, и с тех пор она изменилась. Раньше была трезвенницей, не принимала наркотики, занималась йогой, правильно питалась, рано ложилась, все такое. И вдруг превратилась в тусовщицу. И виноват не друг. Он правда хороший парень. Похоже, он просто спровоцировал ее возвращение к старой жизни. Мы с ней должны были увидеться в городе сегодня днем, но она предпочла встретиться с новым другом Франко. Говорит, он гей, но я что-то сомневаюсь. Понимаешь, Джесс всегда делает, что она хочет. Если ее желания совпадают с твоими планами, то хорошо. Если нет, то… – Он пожал плечами.

– И как все эти тусовки сочетаются с материнством?

– Именно, – согласился он, приглаживая волосы. – В том-то и дело. Не знаю. Это меня и тревожит. Очень тревожит. Я подумал…

Он уже хотел сказать, что возможно, они совершают ошибку, им следует узнать друг друга получше, прежде чем стать родителями, но осекся. К такому крутому повороту Винс пока не был готов.

– Ой, не знаю. – Он улыбнулся и вонзил вилку в пирожное. – В конце концов, ведь все должно получиться. Однажды она забеременеет… А у тебя что? В чем заключается «плохой брак»?

Она криво улыбнулась.

– У тебя что, весь день свободен?

– Не весь день, но как минимум… – Он посмотрел на часы. – Ой, минимум три часа.

И Джой рассказала ему душераздирающую историю о девушке, которая искала стабильности и надежности после развода родителей и нашла мужчину, который ей их подарил, но только чтобы потом забрать обратно. Мужчину, который перепутал брак и вступление в собственность. Который понятия не имел, как дарить или принимать любовь. Который хотел, чтобы Джой увяла и рассыпалась на кусочки и никто больше не пожелал ее – даже он сам.

Она отважно улыбалась, пока рассказывала свою историю, но нижняя губа предательски подрагивала, намекая на глубокое несчастье и горькое сожаление.

– Я даже ходила в совет по вопросам брака, «Рилейт», – призналась Джой. – Примерно через год после свадьбы. Все было просто ужасно, мы постоянно ссорились – тогда я еще не полностью подчинилась его воле и пыталась сохранить перед всеми видимость чудесного сказочного брака. Мне просто нужно было с кем-то поговорить, рассказать, что происходит. И вот я приехала на Портленд Плейс, и приятная женщина с палочками в волосах начала задавать вопросы о моем детстве и детстве Джорджа. И пока я разговаривала с ней, мне стало очень жаль Джорджа, я увидела его несчастным брошенным маленьким мальчиком, у которого в жизни нет никого, кроме меня, кто бы заботился о нем и присматривал за ним, и тогда я не смогла сказать о нем ничего плохого. Так странно.

Она говорит: «Вы его очень защищаете, да?» А я: «Да». Она предложила мне попробовать с ним поговорить, привести на следующий сеанс. Но я никак не могла этого сделать. Если бы Джордж узнал, что я рассказала совершенно незнакомому человеку о его детстве и нашей свадьбе, он пришел бы в ужас. На этом все и закончилось. Больше я не вернулась. Справлялась сама.

– И ты никому не говорила, насколько несчастна?

Она покачала головой.

– Даже маме?

Джой снова покачала головой.

– Однажды я написала письмо в Штаты, лучшей подруге, Максин. Она не была на свадьбе и ни разу не видела Джорджа. Она была так далеко, что я решилась ей обо всем рассказать. Письмо заняло десять страниц. Максин сказала, что расплакалась, пока его читала, потом дала почитать подруге, и та тоже расплакалась! А она ведь меня даже не знает!

– Но твои друзья и близкие наверняка знают, что ты несчастна.

– Да, знают. Мы просто об этом не говорим. Я не хочу никого расстраивать. Маму, которая гордо стояла рядом со мной на свадьбе и так тепло приняла Джорджа в семью. Моих друзей, которым так хотелось поверить в красивую историю о любви…

– А ты? Любишь его?

Джой посмотрела в глаза Винсу и смущенно улыбнулась.

– Нет, – мягко сказала она. – На самом деле нет. Никогда не любила.

– Даже в день свадьбы?

– Даже в день свадьбы.

– Тогда зачем? Зачем ты вышла замуж?

– А это – самый трудный вопрос. Потому что – не знаю, честное слово, действительно не знаю…

Он изумленно посмотрел на нее. Войти в зал регистрации, произнести клятву перед своей семьей, перед друзьями – с кем-то, кого ты не любишь? Настоящий кошмар. Винс был потрясен.

– Ты должна уйти. Ты понимаешь?

Она кивнула.

– Шесть лет, Джой, шесть с лишним лет твоей жизни. Твоя молодость. Выброшена. – Он щелкнул пальцами. – Вот так. Словно мусор.

– Знаю, знаю. Настоящая свалка. Но я ее устроила, мне и разгребать.

– Слушай. Что бы ни случилось, давай оставаться на связи. Я должен знать, что с тобой происходит. Знать, что у тебя все в порядке.

– Конечно. Но ты не сможешь мне позвонить.

– Почему?

– У нас нет телефона.

– Что?!

– Знаю. – Она поджала губы. – Джордж считает, что с помощью телефона посторонние люди могут вторгаться в личное пространство. Ненавидит их. Поэтому у нас нет телефона. А у меня на работе частные разговоры запрещены.

– Боже. – Винс покачал головой, не в силах поверить. – Ну, значит, ты позвонишь мне. Вот, – он написал на салфетке свой номер, – пообещай, что не пропадешь.

– Хорошо. – Она взяла салфетку и посмотрела на номер телефона. – Но как же твоя девушка? Она будет не против?

– О нет, только не Джесс. Она считает меня чудаком, потому что я не общаюсь ни с одной из бывших. Считает, у меня плохой характер.

– Итак, – Джой сложила салфетку и убрала ее в сумку, – ты считаешь меня жалкой?

– Даже и в мыслях не было. Ты точно не жалкая. Но если через месяц ты позвонишь и скажешь мне, что по-прежнему замужем за человеком, который не выпускает тебя из дома, которого ты даже не любишь, тогда – да, возможно, я заподозрю, что ты псих.

Она рассмеялась и закрыла лицо руками.

– Как же вовремя я тебя встретила. Я как раз гуляла по Лондону и обо всем этом размышляла. Никак не могла разобраться. Но на самом деле все просто, да? Нужно просто уйти.

– Да, – одобрительно закивал Винс.

– Ведь он обычный человек. Он от этого не умрет и не взорвется.

– Возможно, даже обрадуется.

– Да. Может даже обрадуется. Бояться нечего.

– Совершенно.

– И я смогу вернуться в Лондон.

– Конечно.

– И видеться с друзьями.

– Разумеется.

– И делать, что захочу и когда захочу.

– Да.

– Черт!

– Именно.

Они рассмеялись, долго и громко избавляясь от нервного напряжения, и постепенно смех утих, и наступило молчание, но не то, которое тяготит, а то, которое сближает.

Они проговорили еще час. Поговорили о брате и сестре Винса, посмеялись над его работой инструктором по вождению. Они обсудили маму и папу Джой и поиздевались над ее работой в фотолаборатории. Они говорили о еде, фильмах, семье, чувствах. Говорили обо всем, о чем могли бы говорить последние десять с лишним лет, если бы той ночью в Ханстантоне не пошел дождь, если бы Джой не написала свою записку чернилами, если бы Алан не схватил Кирсти за футболку и шорты, тем самым столь разительно и безвозвратно изменив их судьбу.

В пять часов в кармане у Винса завибрировал телефон и уже начал воспроизводить механическую интерпретацию темы из Джеймса Бонда, когда Винс его достал. Винс извинительно улыбнулся Джой и немного вздрогнул, увидев на экране имя Джесс. Ему не хотелось отвечать. Высокая, самоуверенная Джесс с блестящими белыми зубами и торчащими резинками от трусов, с загадочными дружками и темным прошлым внезапно показалась ему невероятно далекой от них с Джой. Джесс сидела в какой-то квартире с мужчиной по имени Франко, то ли геем, то ли нет – Винс точно не собирался в этом разбираться. Может, она принимала наркотики, а может, занималась с ним сексом – он бы уже ничему не удивился – в любом случае, его это не касалось.

Телефон продолжал звонить все громче и громче. На них начали оборачиваться люди, желая посмотреть, кто не хочет ответить, раздражая окружающих таким противным рингтоном.

Винс нажал на кнопку ответа.

– Привет, мой ангел. Что делаешь?

– Пью кофе в Нилс Ярд.

Ему хотелось добавить: «С потрясающей бывшей девушкой, в которую был безумно влюблен», но он решил, что уже вырос из таких инфантильных манипуляций.

– Круто. Когда сможешь приехать домой?

Он пожал плечами и посмотрел на часы.

– Через час?

– Тогда увидимся у меня. Мне нужно что-то тебе сказать.

– Что? – спросил он, чувствуя, как холодеет от ужаса.

– Скажу, когда приедешь. Не задерживайся. – Джесс повесила трубку.

Он захлопнул крышку телефона и посмотрел на Джой.

– Мне пора ехать.

Джой пожала плечами.

– Хорошо.

– Прости. Я чудесно провел время.

– Не переживай.

– Джесс хочет мне что-то сказать.

– Ух ты. Звучит загадочно.

– Угу. – Винс достал из кармана бумажник и вытащил десять фунтов. – Весьма.

Вот и все, решил он. Она его бросает. Сейчас окажется, что у них с Франко интрижка, или она поняла, что по-прежнему любит Джона, или просто больше не хочет встречаться с лысеющим инструктором по вождению. Его отношения подходят к концу. И глубоко внутри какая-то его маленькая часть испытала почти что облегчение, словно он соскочил с крючка. Он влюбился в одну Джесс, но сейчас строил отношения с совершенно другой, и хотя Винс был по-прежнему до безумия в нее влюблен, он сомневался, что она ему по-прежнему нравится.

– Ну, – сказал он, любовно оглядывая Джой, – теперь у тебя есть мой номер. Смотри, не намочи под дождем.

Джой рассмеялась.

– Не волнуйся.

– И обещай, что позвонишь, как только все разрешится.

– Обещаю. В любом случае позвоню – хочу узнать, что там задумала Джесс. Может, она беременна.

Джой засунула руки в карманы джинсов и широко улыбнулась.

– Нет, вряд ли. В прошлом месяце мы пропустили нужное время – она простудилась.

– А, ясно. Может, она хочет попросить тебя на ней жениться. – Джой рассмеялась немного громче, чем следует. – Я так рада, что мы встретились. Как же вовремя! Можно подумать, это было…

– Предопределено?

– Да. Словно вмешались высшие силы. Может, та кошка все же пыталась нам что-то сказать.

Винс улыбнулся.

– Может.

А потом они потянулись друг к другу, чтобы попрощаться, но завершать такую важную встречу поверхностным касанием щек вдруг показалось недостаточным, поэтому Винс распахнул объятия, и как только она сделала шаг ему навстречу, в голове пробудилась тысяча воспоминаний. Он вспомнил ее, ее запах, ее вкус. Сладкую вату, шелковистые икры и песчаные дюны. Открытки, влажные от пота сиденья машины и теплую кока-колу. Первое в жизни чувство всепоглощающей влюбленности. Ощущение, что он кому-то принадлежит, кому-то нужен. Вспомнил, как однажды обрел родственную душу.

Он смотрел на макушку Джой, обнимал ее, и хотя правила приличия велели ее отпустить, сердце не позволяло этого сделать. Кроме того, она тоже крепко его обнимала.

Наконец они разомкнули объятия и нервно рассмеялись.

– Ну, – внезапно Винс почувствовал себя неловко, – был рад повидаться. Ужасно рад.

– И я. Я позвоню. Обязательно.

– Хорошо. – Он улыбнулся и взял пакеты. – Буду ждать. Очень.

И он ушел, обернувшись на выходе из Нилс Ярд, чтобы посмотреть на нее в последний раз и убедиться, смотрит ли она ему вслед.

Она смотрела.

 

– 49 –

– Смотри! – воскликнула Джесс, стоило Винсу зайти домой. – Две полоски! Я беременна!

За последние месяцы Винс столько раз представлял себе этот момент, представлял, каким цельным и счастливым почувствует себя, когда Джесс произнесет эту волшебную фразу. Но, к сожалению, реальность не слишком соответствовала его ожиданиям.

Во‑первых, с ними рядом находился Джон.

– О боже. – Винс стоял, словно прикованный к месту, и держал белую палочку, восхищенно глядя на первое внешне заметное свидетельство присутствия ребенка в животе у Джесс.

– Ух ты! Джесс! Это потрясающе! – Джон вскочил на ноги, бросился к Джесс и крепко ее обнял. – Винс! Дружище!

Он распахнул объятия навстречу Винсу, который оцепенело подошел к ним и внезапно оказался зажат между Джоном и Джесс, словно большой ребенок.

– Ребята! Вы молодцы! Это круто! Круче некуда!

И Джон расплакался. По-настоящему.

Винс уставился на него, не веря своим глазам. Большой мальчик с Терки-стрит, крепкий орешек, космополит и интеллектуал, настоящий мужчина, рыдал, как девчонка. А ведь это был даже не его ребенок. В этот момент в голову Винса начали закрадываться подозрения.

– Ух ты, – сказал он. – А это точно? – Он вернул пластмассовую палочку Джесс.

– Ну да, – ответила она, выбираясь из объятий Джона. – Эти тесты надежны почти на сто процентов. Все официально. Я беременна!

Ее лицо светилось от радости и гордости, но Винс впал в странное оцепенение.

– Как ты поняла? В смысле, почему решила сделать тест?

– Идея Фрэнка, – радостно поведала она. – Я проснулась с утра и неважно себя почувствовала, а он сказал, что я как-то изменилась, и убедил сходить в аптеку. Купить тест. Я пописала на палочку, и он оказался прав!

– Что – ты делала тест с Фрэнком?

– Ага.

– Значит, Фрэнк узнал первым?

– Ага. Он был в восторге. Видел бы ты его лицо. Я обнаружила, что беременна, прямо у него в квартире. Я сказала, что теперь он должен стать крестным. Разумеется, вместе с тобой. – Она взяла Джона за руку и улыбнулась ему.

– Боже. Джесс. Поверить не могу, ты делала тест с Фрэнком. С чужим человеком. Ты не хотела подождать? Сделать тест вместе со мной?

Джесс прикусила нижнюю губу.

– Боже. Да. Пожалуй. Я не подумала. Но разве не здорово? Ты не рад?

– Конечно, рад. Просто немного удивлен. Я думал, в этом месяце мы упустили шанс – ну, у тебя ведь была простуда.

– Да, но благоприятные дни – лишь рекомендация. Понимаешь, забеременеть можно даже во время месячных! В этом даже есть какая-то красота: мы специально не старались, но это все равно случилось – словно ребенок очень хотел появиться. Словно он заставил мое тело зачать, чтобы там поселиться.

Она улыбнулась и погладила живот рукой.

– О боже, – простонал Винс. Его одолела новая тревога. – Как же наркотики?

– Какие наркотики?

– Ты знаешь. Кокс, который ты недавно нюхала.

– Кокс? Ты про две дорожки в прошлые выходные и крошечную дозу вчера?

– Да.

– Ой, Винс, да ладно. Об этом даже переживать не стоит. Пока это лишь крошечный комочек клеток.

– Да, но может, стоит убедиться? Спросить у врача?

– Боже, я хожу к своему врачу с пяти лет. Я не рассказываю ему, что принимаю наркотики.

– Ну может, позвонить в больницу, проконсультироваться с кем-нибудь еще?

– Господи, Винс, наступил самый счастливый момент моей жизни. Мы оба ждали этого с той минуты, как увидели друг друга, а теперь ты только и брюзжишь, едва успев переступить порог. Ты не рад? Ты передумал?

– Нет-нет. Конечно, нет. Просто я представлял все несколько иначе. Думал, мы сделаем тест вместе, вдвоем. В интимной, романтической обстановке. Думал, это будет… особый момент. А вместо этого ты сделала тест вместе с каким-то парнем, которого знаешь не больше месяца, которого я ни разу не видел и который, может, гей, а может, и нет…

– Точно говорю тебе, Фрэнк гей…

– Неважно. А потом ты при Джоне сообщаешь мне, что я стану отцом. Ничего личного, Джон, но я уверен, ты меня понял…

– Конечно. Конечно. – Джон хлопнул себя рукой по лбу. – Боже. Я бестактный придурок. Мне очень стыдно. – Он взял куртку и направился к двери.

– Нет, – вмешалась Джесс, сложив на груди руки. – Джон. Не уходи. Винс говорит ерунду.

– Нет, правда. Я пойду. Винс прав. Сейчас я лишний. – Он виновато улыбнулся Винсу и ушел.

– Какой кошмар, – выдохнула Джесс, поворачиваясь к Винсу, когда за Джоном закрылась дверь. – Не думала, что ты можешь быть таким инфантильным.

– Инфантильный?! Я?! Да ты смеешься. Это не я шляюсь каждые выходные по клубам, бухаю и принимаю наркотики, пока мы пытаемся зачать ребенка.

– Ой, ради бога. Всего четыре раза за последний месяц. Напилась всего один раз. А что касается наркотиков, то не думаю, что пара дорожек может как-то навредить.

– А я думаю.

– Ну значит, у нас очень разные взгляды на жизнь. Винс, у меня две недели беременности. Там всего лишь несколько клеток, с ними ничего не случится от пары стаканов или дорожки кокса. Если бы это было так опасно, половина детей во всем мире рождались бы с проблемами. Разумеется, теперь, когда я знаю, что беременна, я прекращу пить. Но нам так долго не удавалось зачать ребенка, что мне нужно было как-то расслабиться. Теперь я с этим завязываю, мое тело становится храмом. Но ты не можешь навязывать мне чувство вины из-за нескольких ночей в клубе.

– Но ведь дело не только в этом, – возразил Винс, повалившись на диван. – Не только в этом.

– А в чем?

– Да во всем. В тебе. В нас.

– Боже, Винс. О чем ты?

– Сам не знаю.

– Ты что, испугался?

– Нет. Конечно, нет. Просто… Я не знаю. Ты и я. Мы такие разные. Совершенно разные. Как мы будем вместе растить ребенка?

– Так и есть! Поверить не могу! Ты боишься!

– Нет. Просто смотрю на вещи с другой перспективы. С тех пор как приехал Джон, ты открылась передо мной с новой стороны, и, честно говоря, это меня напугало.

– Напугало?

– Да. Теперь мне кажется, что я тебя совсем не знаю. Что никогда тебя толком не знал.

– Разумеется, ты меня знаешь.

– Нет. Не знаю. Я знал девушку, которая любила тихую жизнь, рано ложилась спать и подолгу валялась в постели. Девушку, которая уважала свое тело, возможно, даже слишком, но такой уж я ее знал.

– Но я рассказывала тебе, каким я была человеком, как человеком являюсь и сейчас. Я была честна с самого начала.

– Да, знаю. Но я думал, эта часть твоей жизни позади…

– Да. Я тоже так думала. Но встреча с Джоном… напомнила мне о старых добрых временах. Когда я была молодой и беспечной. Думаю, мне просто захотелось оторваться напоследок, немного повеселиться, прежде чем я остепенюсь.

Винс молча кивнул. В словах Джесс был здравый смысл, но какая-то его часть по-прежнему не могла поверить, что все будет хорошо, раз «тусовочная» фаза в жизни Джесс закончилась. Слишком многое его тревожило. Старые бойфренды, забредающие в жизнь Джесс, как незваные гости на вечеринку. Ее привычка разделять свою жизнь на ячейки с почти патологической скрупулезностью. Ее неспособность сопереживать, ставить себя на место других людей. Их раздельные квартиры. И тот факт, что за год отношений она ни разу не сказала ему, что его любит…

И вот. Две розовые линии. Ребенок.

Он всегда об этом мечтал, но сейчас был худший момент в его жизни.

Винс посмотрел на Джесс. Она с ногами сидела на краю дивана, сложив ладони между коленями, и умоляюще смотрела на него. Она была напугана. Бесстрашная, дерзкая Джесс была напугана. Она ожидала, что Винс вернется сегодня домой и закричит от радости, когда узнает такую новость. Она ожидала шампанское и праздник. Но никак не сомнения и растерянность. Она настолько глубоко жила в собственном мире, что впадала в панику, сталкиваясь с реальностью других людей. Она была обескуражена. Она была в ужасе.

– Все же будет хорошо, правда? – мягко спросила она. – Мы справимся со всем вместе?

Винс глубоко вздохнул и взял Джесс за руки.

– Да, – он притянул ее к себе, – все получится.

Джесс улыбнулась, почувствовав, что Винс смягчился.

– А теперь, пожалуйста, прийди в восторг?

Винс с улыбкой к ней повернулся.

– Да, – сказал он, обхватив ладонью ее живот, – хорошо.

 

– 50 –

Джой изучила бумаги, взяла черную ручку и начала писать.

1. На второй день медового месяца ответчик перестал со мной разговаривать. Он не разговаривал со мной до четвертого дня медового месяца, когда объяснил, что разозлился из-за того, что местные мужчины глазели на меня возле храма. Он утверждал, что это моя вина, потому что на мне были шорты, хотя наш гид заверил меня, что шорты – вполне подходящая одежда для посещения тайского храма. Потом ответчик сказал, что мое поведение настолько недопустимо, что возможно, нам следует развестись.

Она вздохнула и продолжила.

2. На третий год брака мы с ответчиком переехали в новый дом. Ответчик следил за переездом. Он спросил меня, как я хочу поступить с личными вещами, хранящимися в свободной спальне, – дневниками, старыми фотографиями, школьными тетрадями и т. д. Я сказала, что часть можно выбросить, но я хочу сохранить фотоальбомы, дневники и т. д. Я очень четко объяснила, что именно хочу сохранить. Но когда вернулась вечером домой, он сказал, что выбросил все, кроме одного фотоальбома. Он утверждал, что следовал моим указаниям, и отказался извиняться, хотя прекрасно видел, как я была расстроена утратой такой значительной части элементов личной истории.

Это оказалось труднее, чем она ожидала. Нужно было привести пять примеров неразумного поведения Джорджа, но их было столько, что она не знала, какие именно следует упомянуть. Джордж сказал, что она может использовать в качестве аргумента для развода измену, но она не хотела лгать. Она хотела черным по белому записать всю правду об их браке.

Джой снова вздохнула и продолжила.

3. В январе этого года двое моих друзей неожиданно зашли к нам домой около девяти вечера. Сначала ответчик не хотел открывать им дверь, но уступил, когда понял, что они знают о нашем присутствии. Тогда он отказался с ними разговаривать, а когда я попыталась предложить гостям вина, сказал им, что у нас его нет, хотя на кухне стояла открытая бутылка. Гости ушли через час, а ответчик не разговаривал со мной больше двадцати четырех часов.

4. В 1995 году мама пригласила меня провести выходные в санатории. Ей нужна была поддержка, и хотелось хорошо провести время с дочерью. Когда я заговорила об этом с ответчиком, он сказал, что у него уже были планы на те выходные, которые я собиралась провести с матерью, но какие именно планы, отвечать отказался. Утром в день моей поездки ответчик пожаловался, что плохо себя чувствует, и потребовал отменить поездку. Никаких внешних проявлений болезни не наблюдалось, поэтому я все же провела выходные с матерью. Ответчик заявил, что мой отказ является причиной для развода, и не разговаривал со мной почти неделю.

5. В 1996‑м, во время разговора про секс, ответчик обвинил меня, что я «не слишком хороша в постели». Я попросила его уточнить, и он продолжил, описав меня как скованную, холодную и не слишком привлекательную. Он не понял, насколько для меня это обидно, и, когда я заплакала, обвинил меня в излишне острой реакции на его слова.

Джой перечитала написанное, но удовлетворения не испытала. Эти пикантные подробности, маленькие анекдоты совершенно не раскрывали всей трагедии последних шести с половиной лет ее жизни. Они не объясняли, почему два человека сошлись и взорвались, превратившись в гремучую смесь ненависти и обиды. Они не отображали опустошение на лице Джорджа, когда Белла сказал ему, что Джой считает его уродливым, или переполнившее ее горе, когда она узнала, что дневники за последние десять лет ее жизни валяются где-то на свалке.

Суду понадобились примеры неразумного поведения Джорджа. Их не интересовали ее чувства, вызванные этим поведением. Перечитав написанное, она вдруг испугалась, что безликие, безымянные люди, чья работа – читать отображенные на бумаге интимные моменты, возникающие между незнакомыми им людьми, что эти люди не посчитают поведение Джорджа ненеразумным. Может, они прочитают ее текст и решат, что она глупая девчонка, слишком бурно реагирующая на невинные обиды и проявления инфантильности.

Она передала текст маме, которая сидела напротив нее на диване и смотрела «Улицу коронации».

– Что думаешь? – спросила она, когда мама надела очки.

Почитав, Барбара посмотрела на нее со слезами на глазах.

– Он действительно это тебе сказал? Что ты не привлекательная?

Джой кивнула.

– Ах, Джой, – мама печально покачала головой, – как мужчина вообще мог посмотреть на тебя, моя красавица, и сказать, что ты не привлекательна? Даже думать об этом невыносимо…

– Как ты думаешь, это подойдет? Для судей? Для развода? В смысле, тебе это кажется достаточно неразумным?

– О да. – Барбара горячо закивала. – Это неразумно. Ты получишь развод. Не беспокойся.

– Ты можешь в это поверить? Поверить, что твоя дочь разводится?

Барбара тихо рассмеялась.

– Я только-только привыкла к тому, что развелась сама. Ну мы и парочка, да?

Джой улыбнулась и взяла у матери бумаги. Наконец, подумала она. Наконец она возвращается на берег. Джордж в Эшере, а она в Колчестере. Все ее вещи здесь. Она поменяла фамилию на Даунер. Увольнялась из фотолаборатории. Заполняла бумаги для развода. Осталось только переехать обратно в Лондон, найти работу, вернуться к своей жизни, и она будет готова начать новую жизнь.

 

– 51 –

Через две недели после ошеломительных новостей от Джесс Винс посмотрел по Четвертому каналу документальный фильм.

Там рассказывалось о том, что каждый восьмой ребенок происходит не от того мужчины, который считает себя его отцом. Оказывается, женщины гормонально запрограммированы уходить из дома, когда у них овуляция. Таким образом природа стремится, чтобы дети зачинались от как можно более разнообразного генетического ореала. Создатели фильма брали интервью у мужчины где-то на Среднем Западе Америки, у которого было пять сыновей. После того, как у одного из них проявилась загадочная генетическая болезнь, пришлось сделать ДНК-тесты всем пяти мальчикам. В результате выяснилось, что только один из пяти был зачат их «отцом», а остальные четверо происходили от четырех разных мужчин, в том числе от брата «отца».

Образ героя фильма еще долго преследовал Винса, как и мысли о безумных женщинах во время овуляции, блуждающих по улице в поисках потенциальных ингредиентов для своего генетического супа. Исследования показали, что во время овуляции женщины не только больше предрасположены к сексу не со своим партнером, но и предпочитают мужчин с типичной брутальной внешностью – квадратная челюсть, треугольный торс и крепкие, белые зубы. Мужчин, весьма похожих на Джона Гэвина, с горечью заключил Винс.

Поведение и настроение Джесс не давало поводов подозревать или сомневаться в отцовстве Винса. Но с другой стороны, Винс прекрасно знал о ее необыкновенных способностях закрывать глаза на любые не устраивающие ее в данный момент факты. Джон же весьма оживленно и беззаботно относился к беременности Джесс. Может, ребенок был и не его. Может, Джесс нашла на улицах Энфилда еще какого-нибудь красавчика с точеной челюстью, чтобы от него забеременеть, инсценируя в это время простуду и не принимая ухаживания Винса.

И, разумеется, возможно, Винс был просто параноидальным идиотом и Джесс действительно забеременела от него. Но пока ребенок не родится и Винс его не увидит, ему придется жить с болезненным маленьким зерном сомнения, постепенно набухающим в сердце.

 

– 52 –

Через три недели и шесть дней после их встречи в Нилс Ярд Джой наконец позвонила Винсу.

Он не то чтобы считал дни, просто с тех пор, как Джесс сообщила о беременности, время внезапно начало измеряться неделями. Джесс была беременна две недели, когда Винс встретил Джой, а когда Джой позвонила в пятницу днем, было уже почти шесть недель. Значит, прошло три недели и шесть дней с тех пор, как он дал ей номер своего телефона.

За это время он о ней почти не вспоминал.

Изумление от открытия, что через девять месяцев (или сорок недель) он станет отцом, перечеркнуло все его предыдущее существование. Все, что он говорил, делал и думал в недели, предшествующие грандиозной новости Джесс, превратились в белый шум в ту минуту, когда Джесс показала ему две розовые линии на белой пластиковой палочке.

Когда она позвонила, он как раз высадил студента возле учебного центра и собирался смолотить тост с ветчиной и сыром в кафе за углом.

– Винс. Это Джой.

Его сердце в буквальном смысле на секунду остановилось, и он уронил тост на тарелку.

– Ух ты, Джой. Ты позвонила.

– Ну да, я ведь обещала. Прости, что так долго не давала о себе знать. Было много дел.

– Нет-нет. Ничего. У меня тоже. Боже. Как ты?

– Хорошо. Отлично. Просто отлично.

– А ты… по-прежнему с мужем?

– Нет.

– Серьезно?!

– Ага. Я ушла на следующий день после нашей встречи.

– Шутишь!

– Серьезно. Я дождалась, пока он приедет с курсов писательского мастерства, и сказала ему, что ухожу.

– Боже. И как он отреагировал?

– Довольно спокойно. Я действительно серьезно подготовилась к разговору. В меня словно вселился какой-то дух – все эти годы я была такой послушной, так боялась его и его настроений, а в тот момент почувствовала себя другим человеком, сильным и бесстрашным. Никто и ничто не могло меня остановить: я твердо решила уйти. Мне не терпелось дождаться его возвращения. Я буквально ходила из угла в угол. Мне так хотелось это сделать. Все ему сказать.

– И что ты сказала? Как сообщила?

– Я сказала: «Джордж, я ухожу». И все. Странно, но он совсем не выглядел удивленным. Несколько минут он пытался убедить меня остаться, но не слишком настойчиво. Потом спросил, есть ли у меня кто-нибудь еще. А потом мы просто разговаривали. Проговорили пять часов, и было здорово. Он как будто этого ждал, как будто испытал облегчение. Думаю, он чувствовал то же, что и я. Думаю, в прошлом месяце, когда я вернулась, он надеялся, что все может измениться, что он станет другим, и я стану другой, и мы сможем соответствовать большому романтическому идеалу, сформированному в его голове. Но потом он понял, что это невозможно, мы зашли слишком далеко и не можем вернуться даже к начальной точке. Все прошло очень, очень пристойно.

– Ух ты. Джой. Это круто. Я так за тебя рад. Ты, наверное, на седьмом небе.

– Да. Я просто счастлива. Покончила наконец с этой ситуацией. Больше никогда туда не вернусь. Знать, что он тоже счастлив, что я не разрушила его жизнь. Я только что отправила бумаги на развод. Сказала ему, чтобы оставил себе дом, мебель и все остальное. Мне правда не нужно ничего материального. Хочу полностью порвать с прошлым. Вернуть свою свободу.

– Ты это заслужила. Несомненно. Я очень, очень рад за тебя.

– И я хотела тебя поблагодарить. В тот день, когда мы встретились, у меня был, пожалуй, самый тяжелый период. Я даже думала забеременеть, родить ребенка, просто чтобы жизнь обрела смысл. Я словно… Не знаю… С тех пор как я встретила Джорджа, меня не покидает странное ощущение, будто я свернула с пути, взяла ложный курс. Я чувствовала себя кораблем, который утратил управление посреди океана, который не видит земли. Но я всегда надеялась, что когда-нибудь я найду обратный путь. Но недавно, перед тем, как мы с тобой встретились, корабль будто опрокинулся… И я начала тонуть. А потом появился ты, и я вдруг начала барахтаться, увидела над собой свет, снова смогла вдохнуть. Звучит нелепо, да?

– Нет. Вовсе нет.

– Ты спас меня. Понимаешь? Вытащил меня из воды и бросил в спасательную шлюпку.

– Как тот парень в конце «Титаника»? – рассмеялся он.

Она тоже рассмеялась.

– Да. Именно. Как парень в конце «Титаника».

– Ну, я всегда рад помочь.

– Ты действительно оказался в нужное время в нужном месте. Но если бы ты ворвался в здание мэрии Челси 24 декабря 1993 года, посадил меня в такси и отвез домой, то был бы настоящим героем!

– Блин. Теперь я чувствую себя ужасно.

– Ну, не переживай. Я пошутила. У меня было полно возможностей избежать этого брака. Я просто предпочла их не замечать. Хотела, чтобы за меня все сделал кто-то другой. Знаешь, иногда я сидела в машине Джорджа, возле алкогольного магазина или видеосалона, и мечтала, чтобы меня кто-нибудь похитил, чтобы огромный брутальный тип ворвался в машину и куда-нибудь меня увез. Куда угодно. Ужасно, да? – рассмеялась Джой.

– Одно из самых грустных признаний, которые мне приходилось слышать, – сказал Винс.

– Знаю. Душераздирающе, да?

Винс улыбнулся.

– Итак, где ты теперь живешь?

– Опять у мамы. Не слишком здорово.

– Да, я жил какое-то время дома, когда вернулся в Энфилд. Странное ощущение. Словно ты делаешь шаг назад.

– Да. Точно. Мама изо всех сил старается, чтобы я хорошо себя чувствовала, но все равно… Хочу переехать при первой возможности. Вернуться к своей жизни.

Ненадолго повисло молчание. Винс раздумывал, не предложить ли Джой пожить в квартире, которую он снимал с Клайвом. Он ночевал там лишь пару дней в неделю, и в ней не было ничего особенного, но это лучше, чем жить в Колчестере с мамой. Но потом он вспомнил о своих обстоятельствах, о Джесс, о ребенке, о том, что должно произойти в ближайшие месяцы, и передумал. Джой приняла продолжительное молчание за признак усталости Винса от разговора и решила сменить тему:

– Ну, про меня более чем достаточно. Ты-то как? О чем хотела сообщить тебе Джесс?

– Ах да. – Он положил в чай кусочек сахара. – Ты была права.

– Что – она беременна?

– Ага.

– Ой, Винс! Это же прекрасно! Замечательные новости!

– Да. – Он лениво размешал чай, наблюдая, как тает сахар. – С ума сойти, да?

– Ты, наверное, в восторге. И в ужасе.

Он усмехнулся.

– Изрядное количество первого и чертова уйма второго.

Она рассмеялась.

– Значит, ты разобрался с проблемами – тусовками Джесс, ее отсутствием, по ночам, всем этим?

– Вроде того. Теперь, когда она точно беременна, она не станет пить и ходить по клубам. Сейчас она не очень хорошо себя чувствует, так что об этом нет и речи. Не знаю, как долго это продлится, но сейчас все хорошо. Просто прекрасно. Такое вот приключение…

Джой издала странный звук, что-то среднее между фырканьем и смехом.

– Что?

– Прости. Ничего. Просто шафер Джорджа, Уилки. Он был так смущен и растерян, похоже, вообще не очень понимал, что происходит. И сказал в своей речи: «В любом случае это приключение». И как же он оказался прав!

– Ну да, опыт всегда чему-нибудь учит.

– Но ты ведь ее любишь, да? Ты любишь Джесс?

Он кивнул.

– Да. Люблю.

– И она любит тебя?

– Да. Думаю, да. Она никогда не говорила об этом прямо, но давала понять поступками. Она очень любящая.

– Это главное. Если вы любите друг друга, то справитесь и разберетесь с любыми трудностями. Потому что если я чему-то и научилась, то только тому, что не слишком весело переживать приключения с человеком, которого не любишь.

– Да, – улыбнулся Винс. – Понимаю.

Он заметил кого-то боковым зрением и посмотрел в сторону. Терри, другой инструктор. Он выжидательно смотрел на Винса, держа в одной руке чашку чая, а в другой – бумаги по работе. Винс похлопал по соседнему стулу, и Терри присел рядом с ним.

– Что бы ни случилось между тобой и Джесс, – продолжала Джой, – останетесь ли вы вместе или разойдетесь, если вы друг друга любите, это всегда будет крепким фундаментом для вашего ребенка.

– Да, ты права.

Винс смутился – рядом с ним сидел Терри, сгорая от нетерпения начать разговор.

– Забавно. Говорят, брак – самое серьезное обязательство, которое ты можешь предложить другому человеку, главное решение в жизни. Может, давным-давно так оно и было. Конечно, я пробыла с Джорджем гораздо дольше, чем если бы мы не поженились, но когда я решила с этим покончить, мне нужно было лишь зайти в книжный, взять бланк, заполнить, и теперь больше никогда не придется видеться с Джорджем. Но дети – вот настоящая ответственность, да? Они действительно заставляют людей оставаться вместе. Без детей все это лишь бумажки…

– Да, – согласился Винс, – не поспоришь. Слушай, Джой. Прости, но мне нужно идти.

– А, хорошо.

– Со мной тут хотят поговорить.

– Все в порядке. Я и так жевала твое ухо гораздо дольше, чем собиралась. Просто я же обещала позвонить, а я всегда выполняю обещания – ну, кроме тех, что даю в мэрии при регистрации брака.

Винс рассмеялся.

– Я рад, что ты позвонила. Правда, рад. Столько всего случилось с той нашей встречи в Эрлс Ярд.

– Столько всего случилось с Ханстантона.

– Точно, да. Слушай, давай не будем теряться на этот раз?

– Конечно. У меня есть твой номер. А у тебя теперь есть мой – отобразится в телефоне.

– Да. Конечно. Я сохраню. И буду на связи. Может, встретимся как-нибудь вечером, выпьем?

– С удовольствием.

– Отлично. Значит, я позвоню тебе, или ты позвонишь мне, и мы что-нибудь придумаем. Непременно.

– Круто. Буду ждать.

– И я. И слушай, ты молодец, что ушла. Очень смелый поступок.

– А я поздравляю тебя. И Джесс. Вы тоже очень смелые!

Они попрощались, Винс убрал телефон обратно в карман рубашки и повернулся к Терри.

– Старая подруга, – объяснил он.

Терри кивнул, не проявив ни малейшего интереса.

Винс взял свой полуразвалившийся тост и без особого аппетита принялся жевать. Сыр уже стал холодным и резиновым, да и чувство голода куда-то улетучилось.

Он слушал Терри, болтавшего о своей новой теплице, и думал про Джой, свободную, ничем не обремененную, готовую крепко взяться обеими руками за новую жизнь. Она словно переродилась, получила в жизни второй шанс. При этих мыслях он вдруг ощутил странное чувство утраты из-за того, что не сможет с ней разделить эту возможность. Он хотел помочь ей найти квартиру, устроиться на работу, наслаждаться каждым мигом вновь обретенной свободы.

Потому что, даже хотя он обожал Джесс, и невероятно гордился статусом будущего отца, и всегда мечтал именно об этом, где-то глубоко внутри у него сохранялось ощущение, что он сел не на тот автобус и едет не в ту часть города.

Если придать автобусной аналогии Джона логическое завершение, Винс не мог избавиться от ощущения, что в день, когда он случайно встретился с Джой и Джесс рассказала ему, что беременна, он стоял на остановке, собираясь уехать. И если Джесс не рассказала бы ему про беременность, возможно, он оказался бы в одном автобусе с Джой. Потому что все инстинкты кричали ему, что он должен быть именно там.

Пока Терри что-то болтал, Винс смотрел на телефон. Там был номер Джой. Он мог позвонить ей вечером. Договориться о встрече. Снова занять важное место в ее жизни. Но он знал, что не станет этого делать. Потому что Джой была не просто «старой подругой» – он была первой любовью, родственной душой, и он по-прежнему питал к ней пугающе сильные чувства.

Он предоставит ей возможность узнать о его мыслях. Если она позвонит, они встретятся. Если нет, значит, это знак. Винс не то чтобы верил в знаки, но иногда проще всего было действительно положиться на судьбу.

Винс не сохранил в телефоне номер Джой, а Джой не перезвонила.

 

Кухня Эла и Эммы,

1.50 ночи

– Ты шутишь! – воскликнула Натали. – После всего! Чертовых кошек-экстрасенсов, предопределенных встреч, потерянных кораблей и неправильных автобусов и бог знает чего еще вы просто потеряли связь?

– Ага.

– Но это ужасно, – сказала Эмма. – Вам же явно было суждено быть вместе!

– Думаете?

– А сам-то как думаешь? Я знаю, ты не веришь в судьбу, и сама не особенно верю. Но иногда становится очевидно, что Господь пытается тебе что-то втолковать.

Винс улыбнулся и наполнил вином бокал. Пока Винс рассказывал свою историю, все мужчины, один за другим, вышли из-за стола. Он слышал, как они болтают в гостиной, обсуждая колики и телесериалы для дошкольников. После рождения детей в каждом из них появилось что-то женское.

Но девушки остались, увлеченные историей об упущенных возможностях, неожиданных встречах и утраченной любви.

– Но, Винс, теперь ты один. А если она тоже? Можно же что-то предпринять…

– Даже не знаю. Наверное, приглашу ее выпить. Узнать друг друга заново. Посмотреть, что будет. Но этого не случится, потому что я не сохранил ее номер. Я не могу с ней связаться.

– Ну ты и задница, – в сердцах выпалила Натали, разочарованно ударив ладонями по столу. – Бог постоянно посылает тебе эту девушку, а ты даже не можешь записать сраный номер телефона. Ты просто жалкий тип!

Винс улыбнулся.

– Ну, если Бог так сильно хочет, чтобы мы с Джой были вместе, возможно, он сведет нас снова.

– Значит, ты не веришь в судьбу, но веришь в интуицию?

– А в чем разница?

– Бог знает, – вздохнула Эмма. – Но знаешь что? Когда она появится в твоей жизни в следующий раз, лучше не глупи, или ты действительно останешься в одиночестве и без любви.

Повисла короткая, недолгая пауза, потому что эта фраза показалась всем несколько бестактной в свете последних обстоятельств Винса.

– О, черт, – спохватилась Эмма. – Прости, Винс. Я не хотела…

– Ничего. Все в порядке.

– Итак, – Натали бросила быстрый взгляд на Эмму и осторожно начала допрос, – что случилось? У вас с Джесс? Почему вы расстались? – Винс улыбнулся. Девчонки явно провели не один час, гадая, по какой причине развалился его брак с Джесс, но набрались храбрости спросить лишь после бутылки каберне. – Если не хочешь, можешь не говорить… – добавила она, приняв его молчание за смущение.

– Да нет, правда, все в порядке. Я могу и рассказать. Проблемы начались, когда Ларе было шесть месяцев…