Сразу после того, как бабушка узнала о поездке, она позвонила господину Дональдсону, проживающему на первом этаже и владеющему автомобилем. Мысль о своей маленькой Пенни, путешествующей в одном из тех грязных поездов, наполненных сквозняками, лишила бы её спокойного сна. Она представляла её маленькой девочкой, отправляющейся на школьную экскурсию со своими одноклассниками, которые бросали бумажные шарики и держали открытыми окна, рискуя упасть вниз. Но при этом, она была также убеждена, что Маркус хотел отвезти её для знакомства со своими родителями, прежде чем официально объявить о помолвке. В обоих случаях, автомобиль казался ей лучшей идеей.

Жаль только, что машина господина Дональдсона – старый «Бентли», небесно-голубого цвета, громоздкий и нелепый. Один из тех автомобилей, которые потребляют бензин, как испытывающие жажду верблюды, когда пьют воду, и не едут со скоростью больше пятидесяти миль в час. Когда Пенни увидела машину, она подумала о реакции Маркуса. Он, мягко говоря, остался бы в шоке.

И Маркус остался в шоке.

Было воскресное утро. Синьора Лебоски не работала в этот день и взяла на себя обязательство составить Барби компанию. Поскольку почти все пенсионеры, немного страдали от бессонницы и были лишены интересных развлечений, они массово прилипли к окнам, чтобы стать свидетелями при старте пресловутого автомобиля.

Маркус демонстрировал выражение убийцы. Он смотрел на Пенни с обещанием, что как только они выберутся из этого сборища зевак, он сорвёт с неё скальп.

— Как это пришло тебе в голову... — прошептал он сквозь стиснутые зубы.

— Это была не моя идея. Всё сделала бабушка.

— Даже одеть тебя так – тоже была идея твоей бабушки? — воскликнул он, косо глядя на неё.

Пенни пожала плечами, пробуя свести к минимуму его раздражённую реакцию. В глубине она осознавала его правоту и относительно машины, и относительно её одежды. Машина походила на неудобную кофеварку, а она оделась не вполне соответствующе для визита в тюрьму. Но в это утро, глядя на себя в зеркало, она не смогла надеть джинсы и толстовку, приготовленные накануне вечером и лежащие на стуле, рядом с кроватью. Фактически – она решила вырядиться. Не для Маркуса, по крайней мере, не напрямую. Она сделала это для Франчески, с грустью и наивностью, которые сразу не осознала. Пенни не хотела встречаться с ней – самой красивой женщиной в мире, если верить призме сердца Маркуса – и выглядеть неряшливой, уродливой и жалкой. Поэтому она надела единственное красивое платье в гардеробе её, абсолютно повседневной одежды, которое она приобрела давным-давно в секонд-хенде. Она купила это платье с намерением любоваться им, и представлять себя одетой в него неизвестно для какого случая. Маленькое платье из зелёного бархата, цвета бутылочного стекла, очень короткое и облегающее, безусловно, не подходящее и на половину к тому, что должно произойти в этот день. Её ноги украшали сапоги на высоких каблуках, в которых она двигалась неуверенными шагами, а сверху накинула кожаную куртку, насыщенного красного цвета. Она даже накрасилась. Пенни отправлялась вернуть надежду в скорбящую любовь – отнимая всякую надежду у себя самой – и не собиралась сделать это как провозглашённая неудачница.

Маркус, одетый в свои обычные джинсы, которые не могли свободно спадать, потому что их плотно фиксировали переплетения мышц, синий свитер и спортивную куртку, бросил поочередно взгляд на автомобиль, и на ее платье.

— Мы не идем на вечеринку в ночной клуб, — пробормотал он с видом того, кто смотрит на что-то очень отвратительное.

— Я так одета и такой останусь.

— К тому же, тебе придётся сесть за руль. Я не могу этого сделать, по крайней мере, ещё год. Если меня поймают, мне создадут кучу неприятностей.

— Я позабочусь об этом, в чём проблема-то?

— Когда ты сядешь за руль, твоя юбка будет доставать до пупка.

— Всё равно, ты же не смотришь на меня, не так ли? И потом ты привык к длинным ногам Франчески, мои не окажут на тебя никакого эффекта.

— На меня нет, но ты должна помнить, что многие из охранников, с которыми ты будешь иметь дело – мужчины со вкусом хуже моего.

— Какой ты добрый. В любом случае, кого это волнует, сегодня будет весело.

— Пенни, не выводи меня из себя больше, я уже на грани. Мы должны были выехать потихоньку, а тут весь дом машет нам из окон. Мы должны были сесть на поезд, а я оказываюсь перед трансатлантическим лайнером, который, по-моему, начнёт разваливаться через две мили. Ты должна была пройти незамеченной, а ты одета как блядь в стиле кубизма.

— Получай удовольствие от новой программы. Если ты хочешь отправиться на встречу с Франческой, мы делаем это на моих условиях.

— Знаешь, а ты сука больше, чем я ожидал?

— Это не моя вина в том, что ты сделал ошибочные выводы. Я всегда была сукой.

✽✽✽ 

Пенни давно не водила машину, и в начале стиль её вождения представлял собой игру из рывков и внезапных отключений. Радио не работало, кондиционер не работал, задние окна плотно не закрывались, и двигатель издавал бесноватый грохот.

Маркус сидел рядом на пассажирском сидении, суровый и раздражённый. Глазами, горящими жестокостью, он уставился перед собой. И не произнёс ни одного слова на протяжении многих миль.

— Не то что бы это в новинку, — вдруг сказала Пенни, преследуя свои собственные мысли.

Маркус проигнорировал её. Он закурил сигарету, и дым улетучился через открытые окна.

— Не то, что бы это новость! — повторила Пенни громче.

— Твою мать, что ты хочешь? — внезапно воскликнул Маркус, издав подобие рычания.

— Я говорю, это не новость, что ты не разговариваешь со мной. Три дня как ты обращаешься со мной ужасно.

— Я вообще никаким образом с тобой не обращаюсь.

— Вот именно. Что я тебе сделала? Или, возможно, я осквернила твой диван? Ты обнаружил на нём лобковых вшей? Если да, то это были не мои. Ты больше не хочешь продолжить даже курс самообороны.

— Ты платишь мне только за то, чтобы охранять тебя ночью, и я не обязан говорить. Если ты хочешь продолжить уроки самообороны, то должна заплатить. Только первый урок был бесплатный.

— У меня больше нет ни доллара.

— Твои проблемы.

— Нет, действительно, что я тебе сделала? Если я тебя обидела каким-то образом...

— Мандавошка – это вот ты. Смотри на дорогу! Держись полосы, ну где ты научилась водить машину?

— Там где ты научился хорошим манерам.

— Можешь заткнуться на секунду? Сосредоточься на том, что ты должна сказать Франческе. Это единственное, что меня интересует. Остальное – просто дерьмо.

Пенни не отпустила комментарий. Сжала сильнее руль и почувствовала, как её сердце превратилось в маленькую пуговицу. Правда была в том, что последние три дня Маркус не разговаривал с ней. Когда ночью, он сопровождал её после работы, то молчал, словно ему отрезали язык или односложно отвечал на все вопросы. Возможно, мысленно, он уже находился в будущем. Там, куда сбежал бы вместе с женщиной своего сердца. Он сопровождал её только из-за денег, в противном случае – торжественно послал бы куда подальше, в этом она была совершенно уверена. Сердце Пенни стало маленьким, подобно рисовому зернышку.

Они проехали пару часов, в основном в атмосфере угрюмого молчания и отчаянных раздумий, после чего двигатель начал кашлять. Бензин практически закончился, и пришлось остановиться на заправке.

— Я пойду пописать, а ты, тем временем, наполни бак, — сказала Маркусу Пенни.

— Стой, дура, я тебя провожу, — ответил он, ещё менее любезным тоном.

— Спасибо, в этом нет необходимости.

— А это ты на самом деле? Мы посреди орды самцов. Ты можешь сложить два плюс два и понять в чём дело?

Не то, чтобы он ошибался. Некоторые мужчины, потягивающие пиво у дверей бара, смотрели на неё с некоторым интересом или, вернее, смотрели с некоторым интересом на её зад, обтянутый коротеньким платьем. Пенни почувствовала себя неуместно выставленной на показ, и в первый раз за время этой поездки подумала, что лучше бы ей поехать в джинсах. Маркус в резкой манере взял её за руку и пошёл впереди неё к туалетам.

— Писай и побыстрее, — сказал он.

— Уверена, что граф тебе не конкурент.

— Пенни, я не шучу, поторопись, я должен также проверить этот дерьмовый автомобиль и у меня только два глаза.

Она сделала то, что должна была сделать. На выходе заправили машину бензином.

— Я бы хотела бутылку воды, — сказала Пенни. — Или я прошу о многом?

— Я схожу, а ты садись в машину.

Она села на место водителя и видела, как Маркус входит в бар. Там была небольшая толпа, состоящая в основном из дальнобойщиков и праздно шатающихся мужчин.

В определенный момент, пока она ждала, кто-то начал постукивать двумя пальцами по стеклу. Пенни вздрогнула, заметив мужчину около тридцати лет, с уродскими волосами и внешним видом байкера из семидесятых. Она даже не успела понять, что он мог бы хотеть, как за спиной мужчины материализовался Маркус. В одной руке он держал бутылку с водой, а другой сжимал затылок незнакомца, по крайней мере, на две головы ниже, оттягивая его назад.

— Свали, грязный ублюдок, — фамильярно обратился к нему с интонацией, настолько спокойной, что заставила бы дрожать лично Дракулу. Затем он отпустил его, и мужчина, первоначально решивший протестовать из-за такого обращения, увидев Маркуса, смотрящего на него глазами, в которых мерцал дьявольский огонь, пробормотал несколько слов извинения и улетучился.

Маркус сел в машину на пассажирское место и буквально швырнул бутылку между сиденьями.

— Он не сделал ничего плохого, — возразила Пенни. — Может быть, он просто хотел узнать, который час.

Маркус проигнорировал этот комментарий.

— Итак, маленькая сучка, — в гневе он начал её ругать. — Я хочу добраться до тюрьмы. Мы опаздываем. Ты действуешь мне на нервы. Отныне и на будущее, если тебе приспичит, то ты будешь писать в трусы. Мы больше не делаем остановок, даже если ты должна родить камень преткновения . И этот тип не хотел узнать время. У него из ширинки штанов торчал член.

Пенелопа вспыхнула бормоча:

— Я не... я не... я не поняла....

— Я тоже согласен с принципом, по которому женщина, если она хочет разгуливать с киской, выставленной наружу, должна иметь право – болтаться с киской выставленной напоказ, да так, чтобы её никто не тронул. Однако это работает лишь в идеальном мире. В нашем дерьмовом мире, она заканчивает с разведёнными ногами на обочине дороги через десять секунд. Меня не волнует, как ты одеваешься, думаю это ясно, но я хотел бы избежать неприятностей из-за того, что ты хочешь продемонстрировать свои красивые бедра.

Пенни кивнула, её замутило. Из всей этой нотации, её больше всего поразила фраза, очень похожая на комплимент, касающаяся её бёдер.

✽✽✽ 

Как и предупреждал Маркус, Пенни обыскали. Женщина-полицейский быстро и бесцеремонно её ощупала, заставила снять куртку, которую, в свою очередь, также обыскали. Пришлось оставить документы, и объяснить с какой именно заключённой она собиралась встретиться и причину визита.

Она представляла себе, что её заведут в безличную переговорную, в такую, где два человека общаются между собой через стеклянную стенку с помощью телефонных трубок для внутренней связи. Но она оказалась внутри обычной комнаты, полной столов, разбросанных тут и там, за которыми сидели другие многочисленные посетители. В основной части это были мужья, матери, сестры и чьи-то маленькие дети. Сквозь узкое окно в комнату проникал дневной свет. На столах стояли бутылки с водой и пластиковые стаканчики.

Пенни уселась поудобнее и стала ждать. Она была напугана. Ей не терпелось встретиться с Франческой и в то же самое время, изнутри, её сжигало лихорадочное желание – встать и уйти. Но она дала обещание, и чего бы ей это не стоило, она дорожила данным обязательством и не собиралась нарушить своё слово.

Вошли первые заключенные, и она увидела объятия и улыбки, а так же как один маленький ребенок сжимал ноги своей матери и плакал. По залу начал распространяться гул, как в школе во время перерыва.

Она ожидала увидеть атмосферу более воинственную и печальную, а вместо этого, все эти люди болтали между собой в обычной манере, даже смеялись, делились рассказами о школьных успехах детей или какую неразбериху устроил их придурок сосед. Казалось что ни одна из заключённых, одетых в оранжевые рубашки с надписью на пуговицах «СОБСТВЕННОСТЬ ШТАТА КОННЕКТИКУТ», никогда не совершала ничего более серьёзного, чем пинок ногой по банке.

Пенни посмотрела на свои часы, потом в окно и ещё раз проверила время. Наконец посмотрела на входную дверь зала, и узнала её.

Франческа.

Она сразу же поняла, почему Маркус был очарован ею, – из-за излучаемой энергетики. Это была первая реакция, мгновенная догадка.

В облике Франчески было что-то гипнотическое, то, как она смотрела на других людей, в её походке и в решительном жесте, с которым она заправила прядь волос за ухо. Она являлась не просто красавицей, её красота была дикой, страстной, понятной для всех имеющих глаза, чтобы видеть. Она была как породистая лошадь. Как сирена во всеоружии. Это был Маркус в облике женщины: высокая, крепкая, с накаченными мышцами, но одновременно с этим – ошеломляюще женственная и фатальная. Из числа тех красавиц, ради которых мужчины убивают и совершают самоубийства.

Её волосы были немного короче, чем на фото и падали на шею мягкими волнами. Ни одной тюрьме не удалось лишить их красивого, блестящего чёрного цвета. Смуглолицая, с глазами такими большими, словно две четко очерченные миндалины, тёмного цвета и вкраплениями полосок золота в радужке. Из-под рукавов оранжевой рубашки просматривались племенные татуировки, похожие на тату Маркуса.

Пенни хорошо рассмотрела её, и почувствовала как собственное сердце скользит на пол и умирает в луже слёз.

Франческа посмотрела на неё и расположилась за столом, сев на стул напротив.

— Мы знакомы? — спросила она, не слишком заинтересованным тоном, в котором звучал лёгкий латиноамериканский акцент.

— Мы нет, но... я подруга Маркуса, — ответила Пенни. Она чувствовала себя такой хрупкой, словно птица без крыльев и перьев.

Франческа подняла одну бровь.

— Маркус не заводит подруг, — заметила она, сделав на этом ударение, и внимательно осмотрела Пенелопу, в буквальном смысле с головы до пят.

— Теперь да, — ответила Пенни.

В дальнем конце зала женщина задула свечу на торте по случаю дня рождения. Кто-то аплодировал, приглашая её открыть пакет, украшенный большим желтым бантом. Кто-то другой визгливо засмеялся. Мужчина что-то рассказывал искренним тоном своей жене.

Пенни пришлось выдержать свирепый взгляд. Она объяснила, что живёт в одном с Маркусом доме, что они стали друзьями, и она пришла сюда, чтобы передать ей от него сообщение. Она промолчала, что опасалась любить его, что мечтала о нём все ночи, что просто прикоснувшись к нему, случайно или по ошибке, или сделав вид, что это случилось случайно или по ошибке, чувствовала в груди горящий костёр. Не сказала, что находиться здесь и безнаказанно притворяться послом, было наказанием для её души.

Франческа несколько мгновений сохраняла молчание. Не улыбалась и, казалось, даже не дышала. Она посмотрела в сторону окна выходящего во внутренний двор залитый солнцем.

И, наконец, возвращаясь взглядом к ней, сказала фразу, которую Пенни не ожидала услышать:

— Мне жаль тебя, детка.

— Тебе жаль?

— Мне жаль тебя из-за двух вещей: если ты влюблена в него и не нравишься ему, то жаль, потому что будешь чувствовать себя, как будто кто-то переломал твои ноги. Но если ты нравишься ему, как только я выйду отсюда, то твои ноги переломаю я. У тебя нет большой альтернативы. 

— Я ему не нравлюсь, ты можешь быть спокойна, — пробормотала Пенни и на мгновение ощутила дрожь. Между этими двумя прогнозами, тот, что вызывал больший страх и являлся более реалистичным – был первый вариант.

— Ты трахаешься с ним? — напрямую выстрелила Франческа

— Нет!

— Если ты трахаешься с ним и на этом всё, то мне плевать. Развлекайтесь до тех пор пока я здесь закрыта, но после, забудь о нём, — говоря это, она протянула в её сторону руку и стиснула её. Пальцы Пенни заныли от крепкой хватки. В то же самое время, она заметила кое-что на запястье Франчески. Чуть ниже ладони, с внутренней стороны, прослеживался шрам, длиной пять или шесть сантиметров, немного с зазубринами. Безусловно – старая рана. Конкретный след от пореза, нанесенного лезвием бритвы. Теперь он был розовым, словно перламутр. И хотя Франческа не выглядела старше двадцати пяти лет, для того, чтобы быть настолько мало заметным, он должен быть нанесён очень давно, когда она была совсем маленькая. Пенни парализовала мысль о маленькой девочке, которая пытается покончить жизнь самоубийством.

Франческа заметила этот интерес и убрала прочь руки, пряча их вдоль своих бедер. Этот жест, этот стыд, со стороны осужденной, покрытой татуировками и явно говорившей угрозы, вызвал в душе Пенни неожиданную нежность.

— Маркус всегда думает о тебе, — искренним тоном призналась она Франческе.

— А ты откуда знаешь? Ты что – его духовник?

— Нет, просто иногда мы говорим...

— Разговариваете?

— Да.

— И о чём?

— У меня нет списка всех тем наших бесед. Я пришла, чтобы ты знала – он не пишет тебе только из-за того, чтобы не создавать проблемы со стороны господина Малковича, его инспектора. Но ждёт не дождётся, когда ты выйдешь, и вы сможете вместе уехать.

— И обо всем этом он тебе рассказывает?

— Почему тебе это кажется таким странным?

— Мы никому не доверяем.

— А теперь вы доверяете мне.

— Я даже не знаю, кто ты.

Пенни улыбнулась и представилась, с шутливо формальным тоном:

— Привет, меня зовут Пенелопа, мне двадцать два года, я люблю читать и я боюсь темноты. Я и Маркус, мы встретились случайно. Нам случается поболтать, но мы не трахаемся. Если хочешь, напиши мне, а я передам ему твои письма, и тебе отправлю его письма с моего адреса. Вот это мой адрес. Доверяй мне, если хочешь, но если не хочешь – не могу тебя заставить.

— Зачем ты это делаешь?

— Ты и Маркус, вы так похожи. Он также, не перестаёт засыпать меня вопросами, почему я делаю то и это. Без причины, просто так. Человек не может быть любезным, не скрывая грязного мотива?

— Нет. Тот, кто любезен просто хочет тебя трахнуть.

— Не я.

— Ты можешь поиметь меня больше, чем другие.

— Каким образом?

— Твоё лицо, как у грёбанного ангела.

— Я не ангел.

— Бьюсь об заклад, что ты девственница.

— Это исключительно мое дело, и в любом случае данный факт не сделал бы из меня ангела. Хочешь, я передам ему что-то от тебя?

— Передай ему, что когда я выйду отсюда, то высосу его до последней капли.

Пенни покраснела, и немного поерзала на стуле от смущения. Охранник вошёл в зал и сообщил, что время визита закончилось. Франческа бросила на Пенни взгляд, одновременно ироничный и бешеный.

— Даже не пытайся забрать моего мужчину, — приказала ей прежде чем встать. Затем ушла прочь, красавица и стерва, такая, какой она и пришла.

✽✽✽ 

Маркус ждал Пенни неподалеку от тюрьмы, опираясь на «Бентли», который казался большой голубой ванной. Он был возбужден словно ребёнок. Выкурил около миллиарда сигарет, которые лежали потушенными у его ног как карнавальное конфетти из окурков. Как только увидел, что Пенни возвращается, он допросил её своим взглядом – его глаза горели с выражением мучительной страсти. Пенни рассказала почти всё, что произошло внутри. Умолчала лишь финальное сообщение, касаемо сосания его члена.

Сразу после рассказа Пенни погрузилась в гробовую тишину. Она чувствовала себя несчастной, таким несчастьем, которое приходит внезапно, без видимой причины и сжимает сердце в тиски. Она ревновала к Франческе. Вероятно, также и Франческа ревновала к ней Маркуса, но не потому, что всерьёз боялась, что может быть брошена. Ни один мужчина в здравом уме не предпочёл бы маленькую Пенни, с волосами как у старой куклы и глупыми теориями о любви, женщине, которая испускала запах женственности на каждом шагу. Франческа просто чувствовала себя оскорбленной от того что Маркус немного доверился именно Пенни. Что он разрешил ей войти в узкую и обречённую закрыться в ближайшее время дверь его жизни а, соответственно, и в их совместную жизнь. Вероятно, инстинктивно, как собака писает, чтобы пометить путь, она хотела дать ей понять, что Маркус находиться на её территории.

И он действительно был там. Этих двоих объединяла неразрывная связь, а сеть, которая их окутывала, не имела слабых петель.

В обратный путь отправились в спешке. Всю вторую половину дня они колесили длинными улицами по сельской местности. Листья деревьев были кроваво-красного цвета и Пенни вновь задалась конкретным вопросом: была ли у Франчески татуировка с пронзённым сердцем, как у Маркуса. Она была уверена, что да. Представляла их в то время, когда они вместе их набивали, словно дети, которые повреждают кору деревьев, чтобы оставить слова любви.

Ни с того ни с сего, Маркус положил руку на её плечо, заставляя вздрогнуть.

— Могу я узнать, что с тобой случилось? — спросил он, между двумя затяжками.

— Если я много говорю – ты говоришь мне заткнуться. Если я молчу, то ты спрашиваешь меня с чего бы это. Ты вечно недоволен, — раздраженно ответила ему.

— Франческа выбила тебя из колеи какой-то шуткой? Это на неё похоже.

— Нет, как тебе такое только в голову пришло?

— Ей нравится провоцировать, — заметил он, словно гордился этой особенностью.

— Сказать по правде, я раздумывала о своих проблемах, не всё же время мне думать о тебе и твоей красавице.

— Ты голодна?

— Э?

— Сейчас два часа. Ты голодна? — повторил вопрос Маркус.

— Немного, но мы в какой-то глуши, а я не симпатизирую охоте.

— Я думал, съесть бутерброд.

— Спасибо, но я не хочу вновь оказаться на заправке, где тусуются типы с торчащими из штанов членами. И не думаю, что найдём другую. Последнюю мы проехали давненько.

— Пока ты была внутри, я заглянул в багажник. Твоя бабушка наполнила его едой. Она думала, что мы много времени проведём в пути?

— Лучше не полагаться на эту еду. Моя бабушка настоящее сокровище, но не уверена что всё это съедобно.

— Может посмотрим и найдем что-нибудь съедобное? Я голоден, а когда я голодный, то не могу нормально соображать.

«Ты хочешь съесть меня?»

— Ладно, посмотрим, что она приготовила.

Они остановились на широкой поляне, покрытой сухими листьями. Виды Коннектикута могли быть прекрасными для души, готовой ими восхищаться. Но Пенни, которая обычно очень любила затеряться в природе, упиваясь красотой каждого предмета, несозданного человеком, в этот момент не имела желания и не пыталась обратить внимание на небольшой склон, усеянный сухими деревьями, который спускался в сторону реки.

На капоте автомобиля на самом деле стояла полная еды сумка. Сразу исключили печенье, пахнущее хлоркой. Мысль попробовать непонятное пирожное или торт вызывала глубочайший страх. К счастью, хлеб был нормальным хлебом, и сыр не походил на мыло. Несомненно, яблоки также были съедобные.

— Ну, по крайней мере, мы не умрем от голода. Только мне нужно пописать.

— Ты как сломанный кран и вызываешь у меня смех.

— Когда ты состаришься, и у тебя будут проблемы с простатой, смеяться буду я.

— Я не состарюсь.

— Ты навсегда останешься молодым?

— Я умру раньше.

Пенни закусила губу, думая, что да, возможно это правда. Возможно, он и Франческа не доживут до тридцати лет.

— Я провожу тебя.

— Какой джентльмен, но нет, в этот раз нет такой необходимости. В худшем случае я встречу какого-нибудь енота, но исключаю, что у него появятся развратные намерения.

Она отошла подальше и пописала. И вдруг, неожиданно после этого, её чувства обострились, и она услышала шум реки, протекающей всего в нескольких метрах. Пенни прошла вдоль склона и остановилась в шаге от воды, бежавшей быстро и завораживающе. На некотором расстоянии русло реки расширялось. Два её противоположных берега были соединены живописным железным мостом, красного цвета как сердце на татуировке Маркуса. Она упала задницей на ковер из хрустящих осенних листьев, размышляя о том, как бы ей хотелось жить в таком месте, среди природы и животных. Просыпаться по утрам, когда солнце ещё лениво светит. Разводить огород и собирать плоды. Поить животных, свободно пасущихся на огромном поле. Рубить дрова и наблюдать за их мерцанием в каменном камине. Часами гулять среди зелени, не видя ничего другого. Пить свежевыпавшие снежинки. Расчесывать длинные волосы Барби, пока она держит на руках рыжего кота. Любить кого-то под одеялом, в то время как снаружи ветер ударяет по ставням. Мечты, маленькие и большие.

— Пенни, — голос Маркуса вернул её к реальности. Он спускался вдоль склона и смотрел на неё с озадаченным видом. — Что ты творишь? Исчезаешь?

— Я не исчезла, я здесь.

— Ты напугала меня, не вернувшись.

— Ты испугался из-за меня?

Маркус на мгновение помрачнел и затем ответил издевательским тоном:

— Если ты умрешь, то кто мне будет платить пятьдесят долларов в неделю?

— А что ещё важнее – кто получит письма от Франчески?

— Да, это самое главное.

— Как здорово быть важными для кого-то. Пошли, давай поедим.

Он помог ей подняться. Они вернулись к машине и перекусили бутербродами и фруктами. Попили холодную воду из ручья. Также Маркус сделал пи-пи, но не пошёл за дерево, просто повернулся спиной и сделал всё под носом у Пенни.

Затем, уже на закате, они сели в автомобиль, чтобы продолжить свой путь.

Но мотор оставался мёртвым. Ключ поворачивался в зажигании, но никакой шум не нарушал тишину леса.

Пенни и Маркус переглянулись, прежде чем ночь поглотила всё на свете.

✽✽✽ 

Дорога не была освещена, а Маркус не взял с собой фонарик, и автомобиль походил на мертвого динозавра. Мобильные телефоны не ловили сигнал и даже если бы связь являлась доступной, кому они могли позвонить? Случись это днём, они спокойно могли бы вернуться пешком к последней, встреченной на пути заправке, которую они проехали миль десять тому назад. Но ночью идти пешком было опасно, вернее всё равно, что совершить самоубийство.

— И что же нам теперь делать? — спросила Пенни с тоном, не похожим на её обычный, отражающим постоянное стремление казаться смелой.

Голос Маркуса ответил из темноты:

— Ничего. Переночуем здесь.

— Мы спим здесь?

— У нас нет особого выбора.

— Но холодно и, бог знает, кого носит в этих краях!

— Не ты ли сказала, что водятся только еноты?

— Маркус, у меня есть некоторые проблемы с темнотой, — сказала Пенни тоненьким голоском, почти в ужасе. — Особенно, когда темнота такая кромешная.

Неожиданно он взял её за руку. В темноте, Пенни охватил внезапный жар, тяжёлый и одуряющий, а её сердце сделало сальто словно эквилибрист.

— Не кромешная. Посмотри на вверх.

Пенни подняла лицо и посмотрела на небо. Луны не было, но звезды усеивали небо как далёкие крошечные глаза. Внезапно, словно кто-то зажёг миллион свечей на день рождения, она перестала бояться. Её дыхание немного замедлилось, а тревога стала более лёгкой.

— Пойдём назад, — сказал Маркус. — Там больше места.

В этот момент, улетучился страх темноты и другой страх начал свой путь в мыслях Пенни. Они будут спать вместе на заднем сиденье автомобиля? На тех же сиденьях, где поколения молодых людей, вероятно, даже господин Дональдсон в своей юности, дарили любовь и ласку? Это осознание скрутило ей кишечник, и лихорадка, от которой она страдала последние двадцать дней, с момента, когда Маркус взял в аренду этот чёртов чердак, заглянула в интимный и секретный угол.

Вместе они переместились на заднее сиденье. К счастью, автомобиль был огромный, словно танцпол на колесах. Заднее сиденье было большое как кровать. Незадолго до этого Пенни проклинала темноту, но сейчас была ей благодарна, в противном случае Маркус увидел бы, насколько она покраснела.

Когда Маркус снял свитер, шелест шерсти показался в тишине салона почти оглушительным. Пенни спросила, что он делает.

— Одень его, ты практически голая, — сказал он.

Она не заставила его повторять много раз. Прозрачные колготки и холодные кожаные сапоги не могли достаточно её согреть. По правде говоря, чтобы согреться не достаточно было и свитера Маркуса, даже если он и доходил до колен.

— Сейчас мы поступим так, — продолжал он. — Я лягу, а ты залезешь на меня

— Правда?

— Ты хочешь умереть от обморожения?

«Нет, но я также не хочу умереть от разрыва сердца».

— Конечно, нет.

— Тогда ложись вместе со мной.

— Однако ты не распускай руки.

«Не веди себя хорошо, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!»

— Перестань говорить ерунду, — прикрикнул он, раздражённым тоном.

Короче говоря, они оказались обнимающимися на заднем сиденье старого «Бентли». Ноги Маркуса были слишком длинными, и ему пришлось согнуть их. Пенни нашла странное и удобное положение, расположившись в щели между его телом и спинкой сиденья. Касаясь его, прилипнув к его торсу, она испытала своего рода опьянение, как если бы выпила один из своих самых мощных коктейлей, что готовила ночью и никогда не пила. Как она себе и представляла, его грудь казалась высеченной из скалы. Он был твёрдый, просторный и теплый. Она попыталась заснуть, но это было непросто. В самом деле – практически невозможно. Как она могла оказаться в объятиях Морфея, пока лежала, свернувшись калачиком в объятиях Маркуса? Как она могла спать, слыша биение собственного сердца в ушах, быстро, быстро, быстро, истерично, подобно крику сумасшедшего? Она даже боялась, что он может почувствовать её сердцебиение и начнёт насмехаться над ней, над её эмоциями, её щеками, покрасневшими от желания. Она собиралась что-нибудь сказать, что угодно, лишь бы заглушить тот грохот, казавшийся оглушительнее бас-барабана, когда внезапно Маркус спросил:

— Почему ты так боишься темноты? — его голос прозвучал возле уха.

Пробежавшая дрожь подняла дыбом её волосы на затылке.

— Возможно, из-за аварии.

— Что за авария?

— Той, в которой погибли мои родители.

— Я не знал, что…

— Как ты мог узнать? В любом случае, это произошло очень давно. Мне было пять лет, мы часто путешествовали в кемпере. Однажды мы вылетели с дороги по вине нарушителя, который затем исчез. Мои родители погибли на месте. Я осталась похороненной под кучей металла на много часов, пока меня не нашли. Только представь – я даже не помню всего этого, но у меня остался ужасный страх перед темнотой.

— Твою мать.

— Э, да, на этот раз так оно и есть.

— Тебе холодно?

— Нет, теперь нет.

«Парень, мне слишком горячо».

— Спасибо, Маркус.

— За что спасибо? — выпалил он.

— Я не знаю. Думаю за всё.

— Ты что бредишь? Пенни, ты очень странная.

— Когда ты будешь уходить, придёшь попрощаться?

— Я так не думаю. Однажды ты меня больше не увидишь и бай-бай.

— И что я буду без тебя делать? — неожиданно для самой себя спросила она.

— Найди достойного мужчину, хорошо трахайся, и ты увидишь, как пройдёт ностальгия.

Пенни задумалась на секунду.

— Мне кажется, что так я и сделаю.

— Вот так, умница.

— Ты не спишь?

— В лесу?

— Тогда признай, ты боишься енотов.

— Нет, я опасаюсь засады мудаков. Вероятно, ничего не случится, но лучше быть осторожным.

— Кажется, ты всегда в состоянии войны.

— Я всегда в состоянии войны.

— Это понятно даже по твоим татуировкам. Мне очень нравятся.

— Я знаю.

— Как ты узнал?

— Они нравятся всем. Ещё не встречалась ни одна, которая не сказала бы мне про это. А потом мне делают такой минет, что закачаешься.

— Ты делаешь это специально, да? Ты хочешь поставить меня в неловкое положение, чтобы наказать из-за чего то, о чём я не догадываюсь и не понимаю.

— Это истинная правда. Лучшие минеты в своей жизни, я получил от девчонок, что вначале оценили мои татуировки.

— Не в моём случае.

— И тогда прекрати или условный рефлекс возбудит меня.

— Ты больной.

— Я мужчина с полуголой цыпочкой, практически запрыгнувшей на меня. Твоя грудь мне давит на плечо, а в руке я держу твою задницу. Нет необходимости, чтобы ты была, бог знает какой горячей штучкой, чтобы спровоцировать мои мысли. Такое происходит с телом, даже если голове безразлично.

— Я имею в виду, думаешь только...

— Я бы так не сказал. Если бы я думал только этим, мы бы не разговаривали. Ты лежала бы подо мной обнаженная. Вместо этого я здесь, выслушиваю твой бред, так что я думаю головой, и ещё как.

Пенни больше ничего не сказала. Подводя всему итог, ей льстило открытие что она не осталась незамеченной. Её мучило, что его голове было наплевать. Что тело и разум, идут по двум дорогам, лежащим далеко друг от друга. Вот, пожалуйста, Маркус был готов трахнуть её, но без участия в банкете его мыслей и сердца, пронзённого терновым венцом. Она была одной из многих, и было хорошо понять это прежде, чем причинить себе серьёзную боль. Она видела Франческу, не так ли? Невозможно соревноваться с ней. Она должна найти решение как выйти из этой глубокой передряги.

✽✽✽ 

На следующее утро, машина чудесным образом завелась. Казалось, что она сделала это специально, подобно старой сводне. Они вскочили на рассвете, руками напились из ручья и отправились в путь. Воздух был морозный, а цвета приглушёнными. Но по мере того как всходило солнце, листья переставали казаться мрамором и вновь становились похожими на сгустки капелек крови.

Они не говорили на продолжении всей поездки, как будто их разделял какой-то секрет. У каждого были свои. Когда они прибыли к дому, Маркус попрощался с ней на лестнице, даже не глядя.

— Только убедись, что не придушишь меня всеми этими «спасибо»! — сказала она его спине, удаляющейся от неё. Он не повернулся, поднял руку, показывая средний палец, и исчез из поля её зрения.