Не понимаю, Пенни наивная или глупая. Как только вижу её в этом наряде, мне хочется материться. Я удерживаюсь лишь потому, что вокруг стоят пенсионеры, и потому что поклялся самому себе, обращать на неё как можно меньше внимания. Я едва перекинулся с ней парой слов после того как обнаружил, что интимные части моего тела с удовольствием бы трахнули её, хотя повторяю и повторяю самому себе, не обращать на неё внимания. Чем меньше говорю, тем меньше испытываю стресс. Когда она разговаривает со мной, я смотрю на её рот, и тут же растекается море непристойных мыслей. Не перестаю повторять самому себе: я не хочу трахнуть Пенни, я не хочу трахнуть Пенни. Вместо этого я хочу её трахнуть и ещё как.

Эти мысли что-то странное и необычное для меня и, как правило, я не раздумываю так много – женщина мне нравиться и я её трахаю или напротив не обращаю внимания и прощай.

На этот раз я не перестаю думать о том, чтобы сделать это с ней, даже если этого я и не сделаю. И мне неясно, почему я этого не делаю. Я имею в виду, что требуется? Но самое главное, что со мной происходит? Я видел голых женщин и даже более красивых, чем она. Почему тогда, воспоминание о девушке, увиденной в течение трёх минут, когда она переодевалась без какой-либо чувственности и в полном неведении что за ней следят, приводит меня в состояние постоянного возбуждения?

Что это значит? Мне достаточно просто подумать о её спине, о её тонком позвоночнике, чтобы чувствовать тесное пространство в штанах, занятое безудержной эрекцией?

Будь у меня лишнее время, я бы обратился к врачу, ведь никогда не знаешь, если вдруг подхватил какую-то загадочную болезнь, но у меня нет свободной минуты. Таким образом: меньше фамильярности и держись от меня подальше.

Конечно, я хотел бы задушить её за то, как она одета. Не только из-за эффекта оказываемого на меня, но и потому что я беспокоюсь, что тот же самый эффект она может произвести и на других. Я понимаю, что в некотором смысле она находится под моей ответственностью, и если кто-то переусердствует, то мне придётся вмешаться, чего я хотел бы избежать. Дурочка не понимает, что сделана из плоти и имеет ноги, которые не остаются незамеченным, особенно, если их выставляешь на обозрение из-под юбки, едва прикрывающей задницу. Повторяю: она наивная, глупая или просто маленькая провоцирующая шлюха?

Абсолютно уверен, что тип с расстегнутой ширинкой, подглядывающий за ней через окно автомобиля, наполовину обкуренный, наполовину пьяный, и кто знает что ещё, и мне хочется надрать ему задницу. Но я сдерживаюсь. Я должен успокоиться, я должен успокоиться. Я должен думать о Франческе и необходимости добраться до неё в ближайшее время. Как я всегда повторяю – все остальное дерьмо.

✽✽✽ 

Когда Пенни выходит из ворот тюрьмы – она бледная как смерть. Движется шатаясь, кажется словно маленькая девочка одела высокие каблуки своей матери. Я должен подавить абсурдный импульс поддержать её.

Она рассказывает мне о встрече с Франческой, и её голос звучит тускло и бесцветно. Затем она погружается в молчание, как будто её батарейки разрядились. Я должен быть счастлив, но это не так. Мне очень интересно, что с ней случилось. Но она не отвечает, увиливает от ответа и относится ко мне как к незнакомцу. Ладно, я чужой, но имею право знать, если Франческа вытащила свои мечи. Я должен знать всё о Франческе, и у меня ощущение, что Пенни от меня что-то скрывает.

Курю как проклятый и спрашиваю, не голодна ли она. Едим. Пьём. Писаем. Молчим большую часть времени. Затем машина решает умереть и всё рушиться.

✽✽✽ 

Мы вынуждены спать в машине. Темнота настолько плотная, что её можно разрезать. Обнаруживаю что Пенни в ужасе от этого, она тяжело дышит, как в первый раз, когда я встретил её на лестнице. Не понимаю, почему продолжаю чувствовать ответственность за неё. Я стараюсь утешить её по-своему. Когда смотришь на звезды, ты не можешь бояться.

Худшее происходит, когда мы располагаемся на заднем сидении. Может быть, лучше было разделиться, но она так замёрзла, что ей грозит обморожение. Проблема в том, что обнимать её, чувствовать так близко к моему телу, ощущать её запах, возвращает мое тело к объявлению войны здравому смыслу. Наполняю её грубыми и насмешливыми словами, словно подонок. Правда состоит в том, что я хотел бы наполнить её другим способом. Как только я вернусь, то должен срочно найти какую-нибудь цыпочку, которая мне даст. Бесполезно хорошо себя вести, если потом я должен взорваться. Я уверен, что, если выплесну накопленное напряжение, то это безумие пройдет. А пока что я должен провести ночь. Я должен приказать своему телу не делать то, что хотелось бы сделать. Должен приказать своим мыслям прекратить представлять Пенни. Её, такую сладкую и дикую, совершенно голую за исключением сапог на высоких каблуках и широко открытую для меня на этом сиденье.

Не могу дождаться рассвета, чтобы попытаться завести эту дерьмовую машину и вернуться домой, написать Франческе, ждать от неё ответа и вернуться к прежней жизни, в которой все имело обычную логику.

✽✽✽ 

Оставляю её на лестнице, даже не поблагодарив. В конце концов – предложила она, я не просил её ни о чём. Дома я раздеваюсь и иду в душ. Несмотря на холодную воду и хорошие намерения, я безнадёжно возбужден. Одной рукой опираясь на кафельные стены и под хлещущей на меня водой, я самостоятельно освобождаюсь. Это в последний раз, когда делаю что-то подобное. Думаю об этой девушке в подобном плане – представляю её под этой же водой, с приоткрытыми губами и стоном в горле. Завтра – нет, сегодня вечером – начну трахаться с кем попало. Если умеренность должна привести к таким результатам, я предпочитаю перепихнуться по полной. Уверен, что даже Франческа одобрила бы мое решение.