Повсюду. Они занимались сексом везде. Во второй половине дня, прежде чем пойти в библиотеку, Пенни поднималась в мансарду и, не разговаривая, не сказав друг другу ни слова, они только трахались и ничего больше.

Он ждал, раздевал, и брал её, наслаждаясь внутри её тела.

Она поднималась, раздевала и принимала его, наслаждаясь им в своём теле.

Ночью они повторяли те же самые сцены. Секс, только секс, голодный, грубый, лишающий дыхания. Было только это и ничего другого.

Пенни, если и повторяла для себя это часто, то не подозревала что Маркус, повторял для себя эту фразу ещё чаще, чем она. Потому что, чем больше ты повторяешь одно и то же, тем больше тебе это кажется правдой.

Теперь, для неё тело Маркуса больше не имело секретов. Она научилась расшифровывать его татуировки и, поискав в интернете, узнала смысл многих из этих племенных знаков. Означали, как она и догадывалась – силу и бесстрашие. Она не поняла ещё смысла пронзённого сердца, но не думала, что наступил момент спросить его об этом. В конце концов, он вёл себя, как будто её ненавидит, словно использует тело, посылая при этом, куда подальше всё то, что было вокруг. Давал ей удовольствие, и этого было достаточно.

«Всё равно, ровно через три недели, он уйдет.

Кто знает, что написала в письме Франческа.

Почему он ей ещё не ответил?

Ровно через три недели он исчезнет.

Но сейчас я не хочу об этом думать.

В настоящий момент я просто хочу этого.

Ровно через три недели он исчезнет».

✽✽✽ 

Барби собралась пойти к парикмахеру и Пенни её сопровождала. В последнюю неделю она уделяла бабушке мало внимания и в этот день Пенни полностью посвятила себя ей. Она подарила ей прекрасное, наполненное лаской утро, причудливый маникюр и помаду клубничного цвета. Самой себе она подарила новую цветную прядь – вместо прежней розовой, уже практически выцветшей, сейчас появилась изумрудно-зелёная, яркая и символизирующая надежду.

Однако по возвращении судьба преподнесла ей ещё кое-какой подарок. Пока Пенни готовила поесть, а бабушка любовалась на свои ногти украшенные цветочками, кто-то постучал в дверь.

Пенелопа сильно вздрогнула, увидев Маркуса. Он стоял опираясь одной рукой на дверной косяк, демонстрируя злое выражение. Кивнул ей, приглашая выйти на лестничную площадку.

Эта новизна сама по себе не беспокоила её – по крайней мере, они говорили, а не просто катались по любой доступной поверхности, которая могла бы их поддерживать, пока они дарили друг другу оргазмы. Но лицо Маркуса выдавало испытываемое им беспокойство, и это пугало её.

— Что происходит? — спросила она, вытирая мокрые руки о белый фартук завязанный на талии.

Это было так необычно, встретить его с видом добродетельной домохозяйки, посвящающей себя простым вещам как готовка и кормление пожилой родственницы. Это выглядело странно, после всех последних дней, переполненных потом, стонами и глубокими поцелуями.

— Мистер Малкович хотел бы тебя видеть. Он у меня наверху. Ты можешь подняться на минутку?

— Хорошо, сейчас приду, что-нибудь случилось?

— Случилось то, что если он не продолжает доставать меня, то не может хорошо себя чувствовать.

Комментарий Маркуса вскоре стал понятным. На самом деле, как только инспектор увидел Пенни, объяснил ей сразу, в нескольких словах причину своего визита.

— Моя жена и я, мы хотели бы пригласить вас на ужин в наш дом.

Пенни уставилась на Маркуса с удивлением, пока он, прислонившись спиной к двери ванной, в тайне от своего гостя, язвительно закатил глаза к небу.

— В ваш дом? И это... в общем, это обычная процедура?

Мужчина кивнул широко улыбаясь.

— Ну, конечно, как инспектору по наблюдению за поведением условно освобождённых заключённых, мне приходилось иногда брать кого-то, так сказать, под своё крыло. В частности, ребят которых я счёл наиболее достойными, тех, кто по моей интуиции были хорошими в душе и оказывались на плохой дороге по ряду печальных событий. Это позволяет контролировать их более тщательно, но также как бонус какого-то особого обращения. Моя жена помогает мне и поддерживает меня. И видя любовь, что связывает вас с нашим парнем, мне кажется естественным пригласить и вас, мисс Миллер.

— Ох… эм… конечно, мне кажется идея великолепная.

За спиной у Малковича, Маркус состроил гримасу и поднял вверх средний палец.

— Итак, если вы не заняты сегодня вечером, хотели бы вы? Могли бы? Обещаю, что не опоздаете на работу и к десяти вечера освободитесь.

— В таком случае мне подходит. Я... иду туда, куда идёт Маркус. В настоящее время нас объединяет нерушимая любовь, — прокомментировала Пенни, надеясь, что инспектор не заметил румянец на её щеках. Напротив, инспектор его заметил и правильно истолковал – не как яркое указание на враньё, а как выражение робкого и правдивого чувства. Маркус, всё ещё стоявший за спиной мужчины, сказал в адрес Пенни – беззвучно и по слогам – «лживая сука». Она удержала желание вернуть ему этот взгляд с другим, в точности таким же. Или подобным. Потому что она, так никогда бы и не сумела продемонстрировать похожую невовлечённость.

Таким образом, они договорились встретиться вечером и, когда гость ушёл, Маркус закурил и сказал сквозь зубы и дым:

— Он ищет способ получше, для того, чтобы отправить меня назад, но до сих пор не нашёл.

Пенни покачала головой, она не думала подобным образом. Ей удалось уловить спрятанную доброту в жесте мужчины, который только что ушёл.

— Думаешь так потому, что ты всегда видишь плохое, повсюду, в других и в себе. Не допускаешь, что кто-то может быть деликатным по отношению к тебе, потому что ты, так не поступаешь и даже не знаешь, что это. А я напротив, верю, что он, в свою очередь, хочет защитить тебя и серьёзно намерен вернуть на правильный путь. Мне кажется, что он ответственный служащий и хороший человек, тот, кто делает больше, чем его обязанность, оказывая помощь парню.

— Ты поняла это, всё сразу и за один разговор?

— Если окажешь больше доверия другим, то ты останешься удивлен.

— Даже не подумаю об этом.

— Да, для тебя всё вокруг дерьмо. Для тебя важны только три вещи. Франческа, трахаться и копить деньги, и не обязательно в этом порядке.

— Ты, вместо этого, имеешь великие идеалы, — ироничным тоном заметил Маркус. С сигаретой между губ, отросшей щетиной и взглядом без нежности, он казался таким, что, даже, если и приложит усилия, то не сможет выдавить из себя ничего, кроме ненависти. В последнюю неделю даже стал ещё хуже. Весь этот секс окончательно отдалил его от неё. Попадая внутрь и прикасаясь всеми возможными способами, они поднимались на две планеты, расположенные на астрономическом расстоянии друг от друга.

Пенелопа покачала головой, пережидая обычную боль внутри, ту, что разбивала ей сердце, в настоящее время хрупкое как стекло, каждый раз, когда она напоминала себе, что Маркус никогда не был действительно её.

— Я верю во что-то хорошее. Я хочу любить и быть любимой, делать что-то для других, и реализовать свою мечту.

Маркус рассмеялся. Смехом без радости.

— Теперь ты будешь мне это рассказывать. Интересно почему я думаю, что все эти красивые мечты включают в себя кучу денег.

— На что ты намекаешь? Да, если бы у меня были деньги, всё стало бы проще, но я стремлюсь к своим мечтам в равной степени, даже если у меня ничего нет.

— Если ты его окучишь, твоего золотокудрого Игоря, может быть и найдёшь деньги.

— Для тебя вполне нормально то, что ты называешь меня шлюхой, поскольку относишься ко мне как к шлюхе. Однако прошу тебя, не добавляй лишнего. Я не хочу ненавидеть тебя, потому что в таком случае буду не в состоянии притворяться перед Малковичем, что я без ума от тебя.

Он погасил окурок сигареты в стакан.

— Сделав это вступление, раздевайся – мне нужно немного разрядиться от стресса.

Пенни решительно подошла к двери.

— Нет, — ответила ему. — Если тебе нужно сбросить стресс, то делай это в одиночестве. Я женщина, а не резиновая кукла.

✽✽✽ 

Она оделась в простом и целомудренном стиле, чтобы произвести впечатление хорошей девушки, хотя и знала, что больше не является такой. Юбка в складку и блузка как у студентки, гладко, до щёк зачёсанные волосы, минимум макияжа и туфли без каблуков. В рюкзак она положила менее целомудренную одежду, которая понадобится после ужина, чтобы пойти на работу. Она казалась себе одной из тех опасных убийц, кто отправляются на слушание в суд, который должен принять решение – оправдать их или отправить на электрический стул и поэтому одеваются таким образом, чтобы попытаться обмануть присяжных.

Напротив, Маркус, плевать хотел на свой внешний вид. Он надел чёрные джинсы, рваные на одном колене, кожаные ботинки и кожаную куртку, которая наводила мысли о банде головорезов на мотоциклах. Он не побрился, и производил ещё больше впечатление немного сволочного бандита.

Семья Малковича жила в пригородном районе; не роскошном, но утопающем в зелени, и это сделало их в глазах Пенни более симпатичными. Тот, кто выбирает в качестве своих соседей деревья, не может быть плохим человеком.

Маркус вошёл в дом, продолжая курить из вредности. Пенни протянула миссис Малкович поднос печенья, которое она приготовила для неё и хозяйка дома засияла от радости. Это была маленькая и тучная женщина, с прической двадцатых годов, образованной мягкими волнами волос, зафиксированных, кто знает, каким количеством лака и ртом, подведённым в форме сердца. Её глаза излучали искренность.

Она провела Пенни по всему дому, с гордостью показывая свои маленькие вещи – коллекцию стеклянных лебедей, красивые гобелены в спальне и фотографии сына. Особенно фотографии сына.

Пенни увидела крепкого мальчика, с двумя яркими тёмными глазами, и на мгновение она вдруг почувствовала, что уже его знает. Затем поняла. Его взгляд был похож на тот, как смотрит Маркус. С яростью на весь мир.

Когда миссис Малкович сказала ей грустным голосом, что Кэмерона, так его звали, больше нет, Пенни поняла, что он не просто уехал, а умер. Она так сильно расстроилась, что готова была расплакаться. Миссис Малкович увидела её блестящие глаза и растрогалась.

— Какая ты милая, Пенелопа. Когда Монти сказал мне, что наш Маркус, наконец, нашёл хорошую девушку, то я не сразу поверила. Но теперь, когда тебя вижу, я счастлива. Он нуждается в этом, ты знаешь, он так много страдал.

Пенни заколотило. Вероятно, это неправильно, напротив – абсолютно неправильно, потому что, если Маркус хотел рассказать ей о своём прошлом, то сделал бы это сам, но она не устояла перед любопытством. Она не знала другие способы, как можно узнать о нём больше и, учитывая, что они находились одни и миссис Малкович, казалась, склонной к беседе, бросила наугад:

— Я знаю, он рассказал мне кое-что... про свою мать.

Энни Малкович печально кивнула.

— Женщина не может делать... я хочу сказать... делать эту работу, если мы можем называть это работой, в доме с ребёнком в соседней комнате. Бедняга с трудом пошёл в школу. Дом часто наполнял всякий сброд, мужчины, часто жестокие. Потому что тот, кто делает такого рода вещи, конечно, не может называть себя хорошим человеком. В дополнение, Мэри, так её звали, но я уверена, ты это уже знаешь, пила. Какое кошмарное детство для нашего бедного Маркуса.

— Должно быть, ему жилось ужасно... — прошептала Пенни, глубоко задумавшись. Представила Маркуса ребёнком, закрытым в комнате и затыкающим уши, пока, не слишком далеко, его мать, может быть, пьяная, становилась жертвой жестоких мужчин. Она не испытывала неприязнь к этой женщине, как очевидно, не испытывала и Энни Малкович. Пенни стало её жаль. Ей показалось, она тоже стала жертвой несчастливых обстоятельств. Как маленький Маркус.

Не удалось помешать слезам, скатиться по щекам.

— Да, девочка, — продолжила хозяйка дома. — Я тоже, каждый раз начинаю плакать, когда вспоминаю эту историю. Особенно, когда случилось то, что случилось. И как удивляться тому, что мальчик, воспитывающийся в такой среде, кто помогает матери, которую часто избивают чередующиеся клиенты, однажды повзрослев, пытается убить одного из них?

Пенни задрожала, не переставая плакать.

— К счастью не убил, а только ранил, однако с этого момента проснулись социальные службы, они увидели то дерьмо, что происходило в этом доме, и забрали мальчика. Государство поступило не плохо, имею в виду, что так не могло продолжаться и дальше, но я не уверена, что эта организация стала лучшим решением, учитывая также, что именно там он познакомился с Франческой Лопес.

— Она тоже была... — вырвалось у неё.

— Он тебе не рассказал про это? Я не удивлена, возможно, опасался вызвать у тебя ревность или что-то в этом роде. Франческа Лопес, вместо того, чтобы помочь ему, потащила ещё глубже на дно. Она была агрессивной девочкой, представь себе, что Франческа подожгла дом, в котором жила с отчимом после смерти матери. Она была настоящей бандиткой, одной из тех, кому нравиться бить людей, даже без всякой причины. Вместе с ней, Маркус нашёл в себе и выплеснул наружу худшее. Поэтому я и Монти почувствовали себя счастливыми, когда появилась ты. Ты знаешь, как дать ему любовь, ту, которую он никогда не имел. Франческа дала ему только ненависть.

Пенни положила руку на сердце. Она представила себе их обоих, одиноких как два далёких цветка в пустыне, полной песка, и растущих в наполненном насилием детстве. Погруженные в вечный мрак, они встретились, переплелись и зацвели. Вспомнила их фото – эти лица, лишённые молодости, даже если они и были молодые и гнев, который просачивался из их глаз. Она поняла раз и навсегда, с той же болью ребенка, который стал свидетелем смерти Санта-Клауса, что ничего из того, что она могла бы сказать или сделать, не заменило бы всё пережитое ими. Маркус и Франческа держались вместе на плаву, когда бушующее море бросало их вниз, вместе утоляли голод и жажду, они выросли вместе, и были предназначены, чтобы быть вместе навсегда, какой бы ни была продолжительность этого «навсегда».

Ей вновь захотелось плакать, потому что её любовь была обычной, эгоистичной. Она хотела его для себя и на этом всё. Но никогда не смогла бы получить.

Энни Малкович положила руку на её руку, немного приостановив грустные мысли Пенни.

— Жизнь ни для кого не легка. Каждый из нас имеет свой балласт. Но теперь у Маркуса есть ты. Давай пойдем вниз, моя дорогая, ужин готов.

✽✽✽ 

Желудок Пенни скрутило, но она заставила себя отдать честь приготовленным блюдам миссис Малкович. У неё создалось впечатление, что порой, Маркус смотрел на неё вопросительно. Она отвечала ему широкими улыбками, всё ради хозяев дома, которые интерпретировали эти взгляды как обмен между влюблёнными и были более чем удовлетворены увиденным.

После обеда они оказались в гостиной, разговаривая обо всём на свете.

— Прошу тебя, мальчик мой, продолжай в том же духе, — сказал Монти Малкович. — Работа, дом и Пенни. Я написал мировому судье очень удовлетворительный отчёт о твоих положительных достижениях. И могу рассказать тебе хорошие новости. Я выступил гарантом, что ты не попытаешься покинуть штат и у меня есть это для тебя.

Он достал из ящика пластиковую карточку. Это было водительское удостоверение Маркуса.

Он что-то проворчал, по всей вероятности – благодарность или, может быть, ничего и положил документ в карман.

— Спасибо, — вместо него открыто сказала Пенни.

— Конечно, я понимаю, что водительские права без машины бесполезны. Поэтому, я уже связался с продавцом недорогих подержанных автомобилей. Вот его адрес. Это честный человек и заслуживает доверия, продаст тебе машину на выгодных условиях, — и вручил Маркусу визитку со стилизованным рисунком автомобиля.

Маркус взял, продолжая хранить молчание.

Пенни вновь поблагодарила за него, и убедилась в одном – Малковичи, действительно пытались спасти ребят от пути погибели, но испытывали по отношению к Маркусу особое чувство покровительства потому, что он напоминал им сына, умершего, кто знает при каких обстоятельствах.

Около десяти часов, вызвали такси, и Малкович оплатил проезд до места назначения. Прежде чем уйти, Пенелопа импульсивно обняла жену и мужа с искренней симпатией. Маркус ограничился лишь двумя, молчаливыми рукопожатиями.

Когда они уходили, Пенни обернулась чтобы посмотреть на прощание, и увидела пожилую пару, выглядящую как два брошенных родителя, которые пытаются спасти чужих детей, потому что не сумели сохранить своего собственного.

✽✽✽ 

В такси, Маркус смотрел на неё с любопытством.

— Могу я узнать, что с тобой не так? Ты бледна как смерть. Что ты делала почти полчаса с той наверху? Вы долго не возвращались и мне пришлось выслушать миллион всякого дерьма со стороны Малковича.

— Они хорошие люди и не говори о них плохо.

— Я хочу знать, почему, когда ты спустилась, то выглядела заплаканной.

— Возможно, я растрогалась, восхищаясь коллекцией стеклянных лебедей дорогой Энни?

— Чушь собачья. Что случилось?

— Ничего серьёзного. Только... она рассказала мне о своём умершем сыне и я не смогла сдержать слёзы.

Маркус разглядывал её, не слишком убеждённый таким ответом.

— Уверена, что она не выдала тебе также какую-нибудь жалостливую историю на мой счёт?

— Ну, нет, конечно же, нет.

Он собирался ответить, когда Пенни увидела что-то за окном, что привлекло её внимание. Она потянулась в сторону Маркуса, в буквальном смысле перелезла через него и приставила ладони по бокам у глаз, чтобы лучше видеть.

— Остановитесь! — приказала таксисту и тот импульсивно затормозил.

— Что происходит? — спросил мужчина индус, выглядящий уставшим.

— Оставьте деньги за всю поездку. Мы сойдем здесь.

Потащила Маркуса в сторону красочного и грандиозного Луна-парка, который занимал территорию двух или трёх кварталов. В воздухе звучала весёлая музыка и, хотя наступило только начало ноября, Пенни показалось, что пришло Рождество.

— Пойдём? — спросила его с горящими глазами.

— Забудь об этом. Там неразбериха из детей и парочек. И потом, мне надо работать.

— Окей, тогда ты иди, а я останусь, — сказала она голосом, слегка покрытым вуалью печали. Она не собиралась уходить. Ей нравилась идея прогулки по Луна-парку, такому большому, как те, что раньше видела в фильмах. Конечно, оставаться одной не было лучшим вариантом, но она бы приспособилась.

Маркус остановился посреди площади перед входом, где небольшая толпа выстроилась в очередь, чтобы попасть внутрь, положив одну руку на бедро, а в другой держа только что зажжённую сигарету.

— Ты достающая маленькая стерва, — пробормотал он.

— Увидимся позже! — воскликнула она, направляясь к хвосту очереди.

На мгновение он остановил её за запястье.

— Только в одиннадцать, уходим.

— Ты хочешь сказать, что остаёшься?

Он не ответил, а только внимательно посмотрел на неё. Уголёк сигареты дрожал, пока Маркус затягивался, не отводя от неё глаз.

— Ты загадка и это в твоём стиле, — сказал он, наконец.

— В каком смысле?

— Я не могу понять, что находится в твоей голове. В определенные моменты ты вполне взрослая, твою мать, если так и есть, но потом, как сейчас, на лице появляется абсурдное выражение и у меня закрадывается ужасное подозрение, что занимался сексом с замаскированным ребенком. Тебе действительно уже стукнуло двадцать два года?

— Не волнуйся, тебя не посадят в тюрьму за развращение несовершеннолетних. Отпраздную двадцать три года двадцатого декабря. Во всяком случае, никто из нас не состоит из чего-то одного, не так ли? Ты тоже, думаешь, что состоишь из единого целого, но внутри имеешь огромное количество индивидуальностей, в чём я уверена. А теперь пойдем, не будем тратить время на болтовню.

Инстинктивно, она взяла его за руку, не задумываясь о смысле этого жеста и его возможной реакции, и только после того, как они зашли внутрь, она заметила, что он не убрал руку. Пенни сжала сильнее и подумала, что у счастья запах сахарной ваты и холодной ночи, и Маркуса, который курил и ворчал, но оставался рядом.

Пенни веселилась как ненормальная. У них не было времени, а также денег, для того чтобы покататься на всех аттракционах и поиграть во всё, но и просто смотреть доставляло удовольствие. Она позволила себе роскошь пострелять из деревянной винтовки по куче банок, и выиграла плюшевого утёнка на батарейках. И если нажать ему на спину, то он говорил ворчливым голосом: «Но, какой я крутой». Она не оставила приз для себя, а подарила ребёнку который плакал, потому что сахарная вата упала на землю, заставляя своим подарком снова его улыбаться.

Вдруг они оказались перед двумя высокими дворцами из папье-маше. Один, окрашенный в розовый цвет, имел сияющую вывеску «ТУННЕЛЬ ЛЮБВИ», а другой, весь чёрный, криво написанную «ЛАБИРИНТ УЖАСОВ».

— Даже не думай об этом, и я говорю серьёзно, — сказал Маркус, осматривая розовый замок, как будто это была бесформенная гора дымящегося навоза.

— Войти в тоннель любви, говоришь? Точно нет, — заверила она. — Но тот, ужасов – создан для нас. Давай посмотрим, достаточно ли ты храбрый?

— Чего я должен бояться? Какого-то скелета из пластмассы?

Она засмеялась.

— Никогда не знаешь, возможно, обнаружишь, что ты больший трус, чем ты думаешь. Если ты пойдёшь со мной, я обещаю, что после него мы сразу уйдём.

— Согласен, но если всё это лишь повод, чтобы потрогать меня, ты знаешь, что тебе не нужны предлоги. Просто скажи, и я сниму с тебя трусы.

— Маркус, ты, как всегда джентльмен. Деликатный, как немногие. Но не волнуйся, у меня нет скрытых намерений. Мне сегодня едва исполнилось десять лет, и я хочу просто повеселиться и съесть сахарную вату. А сейчас мы пойдём?

✽✽✽ 

Клиенты Луна-парка, похоже, были очень романтичными, поскольку лабиринт ужасов представлял пустыню, за исключением какой-то мумии с завязанными глазами и пары поддельных зомби, которые неожиданно выскочили из темноты. Пенни и Маркус проследовали по длинному коридору, который постоянно разветвлялся, и они наталкивались на различных монстров, в сопровождении фоновой записи с дьявольским смехом и музыкой, соответствующей атмосфере.

Однако неожиданно, Пенни испустила крик в месте, слабо освещённом одним мигающим неоном. Когда она поняла, чего она испугалась, то нервно расхохоталась. Она увидела саму себя, отражающуюся в кривом зеркале. Выглядела в три раза выше и толще.

Отражение в этом же зеркале Маркуса и так уже больше её, казалось гигантским.

— Я говорил тебе, что всё это лишь предлог, — сказал он.

Пенелопа вздрогнула и только сейчас поняла, что прижимается к его груди.

— Прости, — прошептала она, отодвигаясь.

— Тебе не за что извиняться, — ответил ей с насмешливым тоном. — И что потом? Я дал тебе понять, что не хочу, чтобы меня трогали?

Она не ответила. Шагая вперёд, прикусила губу. В сопровождении одной и той же музыки, которая навязчиво повторялась, они некоторое время шли по лабиринту в молчании. Иногда выскакивал какой-то новый монстр, но не вызывал страха. Пенни больше боялась того, что собиралась сказать.

— Раньше, я солгала тебе, — прошептала она, как будто не хотела, чтобы он действительно услышал.

— Когда? — спросил Маркус отдалённо встревоженным тоном.

— Миссис Малкович рассказывала мне о тебе, а я провоцировала, чтобы узнать больше. Прости меня. Я поступила бесцеремонно. Если ты хочешь убить и похоронить меня здесь, валяй.

Маркус ничего не сказал. Он попытался найти в карманах сигарету, но не нашёл ни одной.

— Что она тебе рассказала? — спросил он.

Пенни быстро и в общих чертах повторила услышанные откровения, стараясь не сыпать соль на рану и не добавляя негативные комментарии об его матери и Франческе.

— Прости меня — повторила в конце.

Пенни увидела, как в тусклом свете Маркус пожимает плечами.

— Выходит ты плакала из-за меня.

— Также.

— Там нет ничего, о чём стоит плакать. Можешь сэкономить свою жалость.

— Это не сострадание.

— Ах, нет? И что это такое?

«Это любовь, придурок».

— Мне жаль, потому что ты...

— Ударил в спину ножницами этого сукина сына? Облом, что я не убил. Но это не зависело от меня. Если бы мне позволили это сделать, то перерезал бы ему яремную вену. К сожалению, Шерри встала на моём пути.

— Она жила с вами?

— Рядом с нами. Она была с одним и перестала трахаться, когда услышала крики. Пришла и забрала у меня из рук ножницы. Я специально их заточил. Знаешь, это было предумышленное убийство. Этот тип уже пытался причинить матери вред, так что я подготовился. Когда я увидел брызги крови, то наслаждался. Мужик был бесполезным говном. Один из таких, кто идет к проституткам и бьёт тех ногами.

— Ты прав.

— Что?

— Ты прав, один из таких – полное дерьмо, это точно. Если бы он умер, то это не была бы большая потеря. Хотя я рада, что Шерри тебе помешала.

— После этого, меня закрыли в том чёртовом учреждении. Паршивое место. К счастью, пару лет спустя, там я встретил Франческу. Они не хотели, чтобы мы были вместе, но по ночам мы перелезали через ворота, которые отделяли мужские и женские половины, и делали то, что приходило в голову. Ведь это же не тюрьма с максимальной охраной. Эта часть жизни там была настоящим кайфом.

— Она первая девушка, с которой...

Маркус рассмеялся.

— О, нет. В первый раз я это сделал в четырнадцать лет с одной двадцатилетней шлюхой. Имею в виду настоящую шлюху, она была одной из многочисленных цыпочек, которые посещали мою маму. Но не воображай, что я был вынужден, или ещё что-нибудь подобное. Были шлюхи, порядочные, те, кто не прикасались ко мне, даже случайно. Это я её попросил. Настаивал так сильно на этом, что, в конце концов, уговорил. С Франческой произошло гораздо позднее.

Мы очень много развлекались, она и я, мы становились едины, и когда трахались, то забывали обо всём что было вокруг. Так что мы много трахались, поскольку вещей, о которых хотелось забыть, также и для неё, накопилось больше чем пальцев на одной руке.

— Ты когда-нибудь занимался сексом только по любви? Просто для удовольствия быть с кем-то, а не для того чтобы позабыть или избавиться от мыслей?

Он снова засмеялся, так громко, что его голос, смешиваясь с жуткой музыкой, казался почти отвратительным.

— Секс служит для этого, Пенни. Пока наслаждаешься, ты забываешь то дерьмо, что сидит у тебя внутри. Нет другого вида секса.

Пенни опустила взгляд на неровный пол лабиринта, покрытый длинным черным ковром. Она почувствовала, насколько малюсеньким стало сердце, таким, что могло потеряться в звёздном пространстве с копейку.

— И потом, ты видел свою мать? — спросила Пенни, меняя тему разговора.

— Да, после того, как я вышел из учреждения. Но она умирает.

— Она умирает?

— Её поймал рак матки, представь себе, как будто какой-то демон хотел наказать её.

— А твой отец?

— Сын шлюхи может когда-нибудь знать кто его отец? Даже она не имела ни малейшего понятия. Не то, чтобы меня это волновало.

— И ты и Франческа…

— Мы остались вместе. Жили с ней сумасшедшей жизнью. Мы делали самые глупые и опасные вещи. Потом случился тот хаос и нас закрыли.

— И ты оказался здесь.

— И я приехал сюда.

— Теперь уже недолго.

— До возвращения Франчески?

Пенни слабо покачала головой. Мысль об их сильной связи забрала все её силы. Она больше не хотела слушать, не хотела больше ничего знать. Не существовало никаких шансов на то, что настоящее может быть на высоте того необыкновенного, сумасшедшего, жестокого, эротичного и кровавого прошлого.

— Нет, конец лабиринта. Я вижу свет и музыка закончилась. Лучше поторопиться, или меня уволят. Не знаю как ты, но я не могу себе этого позволить.

✽✽✽ 

— Ладно, я выйду здесь, увидимся позже, — сказала Пенни, выпрыгивая из другого такси, которое они были вынуждены поймать, чтобы не опоздать. Она всё ещё была одета как девочка из колледжа и должна была переодеться.

Тем не менее, едва выскочив из автомобиля, она почувствовала, как будто неожиданно катапультировала в колодец, полный пепла. Перед входом в «Well Purple» стоял Грант, и она была полностью уверена – поджидал её. Он нервно бродил, глядя на наручные часы и, возможно, спрашивал себя, почему это она ещё не приехала.

Пенелопа замерла, парализованная, у окна машины.

— Всё хорошо? — спросил Маркус.

— Да, — соврала она, уставившись на Гранта, который до сих пор её не заметил.

Но Маркус должно быть услышал что-то в её голосе, какую-то неестественную вибрацию, ложь во спасение на заднем плане, потому что он также вышел из автомобиля и посмотрел в сторону Гранта.

— Что происходит? — спросил вновь. — И не пудри мне мозги.

Пенни заставила себя натянуть улыбку.

— Ничего, на самом деле, просто я опаздываю. Я пойду или мне устроят нагоняй.

Ускорилась, освобождаясь от объятия Маркуса, который положил ей на плечо руку, и прошла мимо Гранта, надеясь, что тот не заметит её и уйдёт, думая, что этим вечером она не появиться на работе. Но он повернулся, и застукал именно тогда, когда она уже переступила порог. И губы хорошего парня исказила змеиная улыбка.

Пенни пробралась сквозь человеческий поток, который уже наполнил бар, вошла в крошечную комнату для персонала, чтобы переодеться. Помещение закрывалось раздвижной дверью без замка, и за всё время этой сумасшедшей операции она оставалась, прикована взглядом к этому гигантскому вееру из пластика, окрашенному в ядовито жёлтый цвет, опасаясь, что Грант преподнесёт ей какой-нибудь неприятный сюрприз. Вздохнув с облегчением, она начала надевать туфли, когда неожиданно увидела его перед собой. Музыка и голоса в зале заглушили скрип, производимый дверью, когда она открывалась. Сейчас он стоял напротив и смотрел на неё со своей обычной самодовольной ухмылкой угрожающего лицемера.

— Любовь моя, — сказал он. — Я волновался. — Приблизился, медленно и элегантно, как мужчина, который хочет подарить букет цветов, но при этом, из его глаз сочилась свирепость демона, с нимбом производимым пламенем.

Пенелопа встала и попыталась не показать свой глубокий страх.

— Проваливай нахер, мне надо работать.

Но Грант не остановился. Подошёл ещё ближе и Пенни пришлось отступить, хотя она и ненавидела быть добычей или жертвой.

— Ты стала ещё красивее. Ты что-то сделала? Запах секса. Ты чертовски сексуальна.

— Если ты не сдвинешься...

— Я двигаюсь, двигаюсь, не собираюсь же я делать это здесь. Хотел только поставить в известность, что я не исчез и действительно так сильно хочу тебя, что рано или поздно вставлю тебе до полусмерти.

Пенни отклонила голову набок, она ненавидела даже прикосновения его дыхания. От него исходил аромат насыщенного и дорогого парфюма, который вызывал у неё тошноту сильнее, чем реальная вонь. Он был слишком умён, чтобы напасть на неё там, куда в любую минуту кто-то мог войти, но его близость производила эффект равнозначный агрессии и вызывала отвращение.

Поэтому, когда Грант протянул руки чтобы дотронуться до её плеч, и несмотря, что этот жест не являлся прелюдией к прямой атаке, Пенни, вспоминая то, чему учил её Маркус, скинула обе руки, толкнула его в сторону, подняла колено и ударила его ногой в место, где она была уверена, сделает больше боли. Грант крикнул, сгибаясь пополам и выплёвывая ей в лицо град оскорблений, перемешанных с жалобами.

Пенни ожидала, что в следующий момент он рухнет вниз, хватая воздух как отравленное насекомое, но Грант не рухнул на пол, а напротив, он остался стоять и начал двигаться в обратном направлении, как если бы тестировал своё неуклюжее движение назад. Именно тогда Пенни увидела Маркуса, подошедшего к Гранту сзади. Он был слишком высокий и внушительный, чтобы его не заметить. Маркус схватил Гранта за плечо, завёл и согнул ему руку за спину и ударил о стену с такой жестокостью, что она подумала – стена сломается.

— Но что такое… — прошепелявил Грант, с носом и ртом раздавленными об стену, практически целуя её. Из одной ноздри стекала струйка крови, в то время как слёзы от боли, которую ему нанесла она, продолжали стекать по щекам.

Маркус, нажимая с силой, удерживал его в такой позе.

— Кусок дерьма, — сказал ему на ухо таким тоном, что даже без этой чудовищной хватки, вызывал страх только своим голосом, — сейчас я тебя выпотрошу, порежу на куски и потом сожгу, и от тебя ничего не найдут, даже ни одного зуба.

Грант продолжал мямлить и ныть, как трус со сломанным носом и помятыми яйцами. Пенни положила одну руку на плечо Маркуса и сжала её.

В его глазах виднелся вооружённый убийца, там был маленький мальчик, который хочет полностью отрезать голову мужчины, нападающего на его мать, только взрослее – намного больше – и более смертоносный.

Пенни не могла позволить ему это сделать. Она собиралась сделать то, что много лет тому назад сделала Шерри. Вынула символические ножницы из его рук. Сказала ему:

— Я прошу тебя, отпусти его.

Маркус ослабил хватку на руке Гранта. Уставился на Пенни, смотрящую на него, молчаливо умоляя не идти дальше и не разрушать себя, уничтожая Гранта. Глаза Пенни были блестящие, открытые и похожие на взгляд матери. Грант, между тем, воспользовался этой, воображаемой заминкой, чтобы вырваться и убежать. Бежал даже не оборачиваясь, заметно прихрамывая и проводя рукой по носу.

Маркус повернулся в его направлении, как будто собирался догнать, но Пенни удержала его обеими руками.

— Если его покалечишь, то тебе это выйдет дороже. Он дерьмо, но мне ничего не сделал.

— Всё ещё нет! Твою мать, Пенни, с некоторыми людьми не существует другого решения. Он должен умереть. Если он не умрет, то рано или поздно сделает больно тебе или кому-то ещё.

— Тогда будем надеяться, что он умрёт, но не от наших рук. Иди работать, я уверена, что он не вернётся.

Маркус покачал головой.

— Я уже позвонил в «Maraja», чтобы предупредить, что сегодня не приду. Я останусь здесь, и если он вернётся, клянусь, я отведу его в переулок и разобью о стену голову. Пенни, я не шучу.

— Я знаю, что не шутишь, но... не делай ничего подобного. Я не позволю тебе просрать свою жизнь. Через две недели выйдет Франческа, ты должен думать только об этом и тогда вы уедете из этого дерьмового места. Я справлюсь, как всегда делала по жизни. Теперь позволь, я пойду работать, или Дебби превратиться в настоящую ведьму.

Она направилась по направлению к барной стойке, но заметила что качается. У неё на ногах была одета только одна туфля. Пенни одела и второй и почувствовала себя уставшей, такой измотанной – ей казалось, она держит на своих плечах всю тяжесть этого здания, включая людей и их сердца, их мысли и выпитый алкоголь. И Маркус, который уставился на неё, не отрывая взгляда, Маркус с его глазами убийцы, который прошептал за мгновение, прежде чем выйти из комнаты:

— Если он прикоснётся к тебе, то умрёт и это обещание.

✽✽✽ 

Как и сказал, в эту ночь Маркус не пошёл работать. Он оставался там до тех пор, пока Пенни не закончила, всегда рядом, настороженный и злой. Она и так уже расстроенная по более серьёзным причинам, была вынуждена наблюдать за бесчисленными попытками абордажа Маркуса со стороны других девушек. Однако все, в определенный момент уходили, как отправленные в отставку.

Вдруг, две из них подошли к стойке, чтобы заказать выпить.

— Но как ты это сделала? — спросила одна, после того как попросила джин с тоником.

— Прости? — не понимая, в свою очередь спросила Пенни.

— Замутить с тем красавчиком, — ответила та, делая кивок в сторону Маркуса. — И должно быть, к тому же, он влюблён. Не захотел дать мне даже номер телефона. Сказал что он с тобой. Объясни мне, как ты это сделала?

Пенни вздрогнула и на мгновение ощутила глупое опьянение от мысли, что она действительно подружка этого красавчика, а не выдуманная отговорка, чтобы этим вечером держать подальше девушек, потому что у него не было никакого желания развлекаться.

— У меня есть скрытые таланты, — хладнокровно ответила она, не поддаваясь искушению плюнуть в приготовленный напиток.

Грант больше не появился, и возвращение домой прошло спокойно. За исключением гнева Маркуса, который, хотя и остыл немного, но всё равно ещё кипел в нём, как жар под горячим пеплом.

— Вечером я тебя провожаю, а потом заберу. Если что-нибудь случится, то я хочу, чтобы ты позвонила мне на мобильный, — заявил он безоговорочным тоном.

—Маркус…

— Никаких возражений, это то, что ты делаешь.

— Наш контракт истекает, ты вправе больше не заботиться.

— Не принимай это всерьёз.

— Я принимаю это всерьёз, и ещё как. В конце концов, речь идёт о моей шкуре, — возразила она. — Но это моя проблема, а не твоя.

— Проблема также и моя! — проревел Маркус, останавливаясь на дороге. Притянул её к себе, и Пенни оказалась в его объятиях, внезапно, без предупреждения, без подготовки для своего бедного маленького сердца, такого наполненного и такого пустого.

— Почему? — спросила, вполголоса.

Он ответил как то неразборчиво.

— Я не знаю почему, но это так и на этом всё.

— Спасибо, что беспокоишься обо мне, но... не делай так больше, ладно? И сейчас мы пойдем домой. Я смертельно замёрзла и очень сильно устала.

Маркус кивнул, выглядя мрачнее тучи. Он шёл, спрятав руки в карманах, даже не курил. Казалось, что погрузился в миллиард мыслей – все его и только его.

Когда они дошли до дома, он освещал путь фонариком вплоть до двери квартиры, дождавшись, когда она войдет, а потом сразу пошёл прочь, не издав ни звука, не кивнув и даже не предложив ей подняться к нему.

✽✽✽ 

Пенни переоделась и легла в постель за рекордное время. Она действительно была раздавлена. Сколько в один день сконцентрировалось эмоций. Она вспомнила то, что узнала о Маркусе, и заплакала, спрятав под подушку голову.

Через некоторое время её заставил подпрыгнуть шум. Села и ещё раз увидела его на пожарной лестнице. Испугалась, предполагая, что случилось что-то серьёзное, что, возможно, он разыскал Гранта и убил его. Пенни открыла окно наполненная ужасными опасениями. Он вошёл, принося запах мыла и холода.

— Заходи, ты замёрзнешь, — сказала она, заметив, что Маркус был одет только в футболку, джинсы и расстегнутые ботинки на босу ногу.

— Что случилось?

Он энергичным жестом провёл рукой по лбу, как если бы хотел навести порядок в море мыслей, которые там теснились, сваленные в беспорядке. Потом, он оказался перед ней, такой высокий, что казался колонной посреди комнаты, и сказал вполголоса:

— Пообещай мне, что даже когда я уеду, ты будешь осторожна.

Пенни кивнула, стараясь не думать об этом, таком близком моменте.

— Обещаю.

— До моего прихода он тебя трогал? Сделал с тобой что-нибудь?

— Он попытался, но я его остановила. Что случилось, Маркус?

— Ничего. То есть... не знаю…. — Он замолчал на несколько минут, затерявшись взглядом в бесконечности, и три горизонтальные морщины пролегли на лбу. Спустя некоторое время он внимательно посмотрел на неё и спросил на одном дыхании, — я такой же, как и тот, другой?

Пенни не смогла удержаться и не вздрогнуть.

— Как Грант? Но что такое ты говоришь?

— Я думал об этом и, в конце концов, мне не кажется что я лучше, чем он. На самом деле я даже хуже. Я наделал кучу дерьма, Пенни. И у меня столько этого дерьма внутри.

— Каждый из нас его имеет, поверь мне. И не сравнивай себя с Грантом, пожалуйста. Он сумасшедший маньяк.

— А я – нет? Я зверь, Пенни, и ты это знаешь.

— Ты на самом деле неутончённый кусочек – властный, сквернослов и в принципе мудак, и в постели ты... бандит. Хотя... это ты настоящий, ты не представляешься джентльменом, чтобы потом принуждать меня, если я скажу «нет». Я уверена, что если тебе сказать нет, то тебя это остановит. И, хотя это может показаться странным, но у тебя имеется вежливость, характерная для тебя. Всегда меня спрашиваешь, хочу ли сделать что-то, не словами, спрашиваешь глазами, и я вижу это. И ты хочешь… заставить меня чувствовать себя хорошо, когда... когда мы это делаем. Не думаешь только о себе. Ты желаешь, чтобы я тоже... я имею в виду, получила удовольствие. Кроме этого, знаешь, что я тебе скажу? Если зверь ты, то, по всей видимости, и я тоже, потому что мне нравится, что ты делаешь и как ты это делаешь. И я также, когда мне надо, выражаюсь грубо, не так ли? Поэтому не сравнивай себя с ним, согласен?

Маркус улыбнулся, и это было, как если бы луч света неожиданно осветил угол, до этого погружённый в темноту.

— Так что, если я скажу, что в данный момент я хочу сделать это, ты не будешь осуждать меня?

Пенелопа подавилась смешком сквозь пальцы. Она заперла дверь и задернула на окне шторы. Затем вернулась в центр комнаты к Маркусу, который рассматривал её, и, приподнявшись на цыпочки, поцеловала его в губы. Лёгким и невинным поцелуем, как только что выпавший снег.

Он, в ответ, взял её на руки, сел на кровать и посадил на свои колени. Держа её так, с осторожностью, расстегнул рубашку от пижамы Пенни и начал ласкать её грудь. Он наблюдал за ней, пока это делал, смотрел на её кожу в спокойном полумраке комнаты, на её возбуждённые соски и запрокинутую назад голову. Затем спустился ниже, слегка прикоснувшись к прессу, бёдрам и шелковистому чреву. Он опустил пижамные брюки, и нежно прикасаясь кончиками пальцев, опалял её ноги. Так продолжалось долго, долго и без попыток проникнуть в неё каким-либо образом, если только не силой своего взгляда.

Потом он раздел её полностью и разделся сам. Обнажённые они оказались на кровати Пенни, на кровати, не видевшей таких встреч, под одеялом и, даря прикосновения, как будто они не знали друг друга и, как если бы изучали карту, чтобы спасти свою жизнь.

— Я не принёс с собой презерватив, — прошептал ей на ухо, — я не могу войти внутрь.

Она кивнула, но на мгновение, только одно, она подумала, что всё равно хотела бы его внутри, хотела его плоть, и его семя, и его сына.

Сразу после этого подумала, что она сумасшедшая и довольствовалась его пальцами. Когда она кончила, Маркус закрыл её губы большим пальцем и лукаво улыбался, пока она двигала бёдрами, преследуемая этими изысканными спазмами. Когда кончил он в её руках, Пенни заглушила его поцелуем.

Она была уверена, что никогда не смогла бы получить больше – в эту ночь, эта медленная и молчаливая связь, эти поцелуи, эти ласки, были больше всего похожи на любовь, которую Маркус когда-либо мог дать.