Когда в последний выходной я его провожал до дома, казалось мне – все у нас будет. Конкретно не договаривались, когда встретимся, как дальше организуемся, но и прощаться не стали. Я ему подмигнул:

– До завтра!

Он в шарф нос спрятал и тихонько согласился:

– До завтра…

Макс

Можно долго и тщательно готовиться к стихийным бедствиям, но когда наступает час Х, на тебя все же сваливается беспомощность. Именно это чувство меня затопило, когда Милош, сверкнув улыбкой, разглядел меня в толпе встречающих и двинулся навстречу. Беспомощность перед прошлым, перед обаянием и напором, перед ураганом по имени Милош.

– Макс! – Милош, сграбастав меня в объятия, покрутил-потискал и наконец выпустил на волю. – Я устал как бангкокская проститутка на русский Новый год. Домой?

– Конечно, – покивал я ему, стараясь унять сбившийся сердечный ритм.

Чай давно остыл, а я молчал под бесперебойный, пересыпанный шуточками рассказ Милоша, не разрешая себе прикипеть взглядом к такому знакомому и незнакомому лицу.

Милош был моим многолетним наваждением, которое вроде бы должно было изжить себя, кануть в Лету. Но каждый раз при его появлении семена этого незабытого чувства стремились прорасти и оплести мою душу новыми цепкими побегами. Он изменился, в очередной раз встряхнув мою психику кардинальными переменами. И если раньше он предпочитал эпатаж во всех его проявлениях, то сейчас рядом со мной сидел холеный, утонченный, с ноткой богемности демон. Он даже в традиционной классике умудрился выглядеть почти порнографично.

– Макс? – отвлек он меня от соскальзывания по уже проторенной дорожке в состояние трепетного обожания. – Ты где летаешь?

– Извини. Прифигел от твоего внешнего вида. А где феерия и взрыв?

– Я стал дороже, – подмигнул мне мой личный демон-искуситель. – Ну все, пора на подзарядку, я в душ, потом спать. Ок?

– Да, конечно, – подкинуло меня пружинкой заботы. – Где что лежит, ты знаешь. Я закрою шторы и приготовлю постель.

Я прислушивался к шумевшей в душе воде и понимал, что для принятия важного решения у меня не так много времени. Итак… Да или нет? Милош все так же волнует меня, в этом его позиции не пошатнулись ни на миллиметр, но есть «цербер»… «Он не узнает…» – подло шевельнулась в подкорке мысль, заставляя поморщиться от мерзкого чувства лживой трусости. Нет? Да?

Я так погрузился в этическую проблему выбора, что когда мою шею обжег быстрый поцелуй и к спине прижалось обнаженное тело Милоша, вздрогнул и отшатнулся.

– Макс? – Милош удивленно приподнял бровь. – Что-то не так?

– Милош…

Он рухнул в постель, подгребая под себя горку подушек.

– Да или нет, Макс? – раздался его раздраженный голос, озвучивший вдруг мой неразрешимый вопрос.

– Нет.

Милош резко выдернул из-под меня край одеяла и, отвернувшись, раздраженно выдохнул.

– Милош, – виновато присев рядом, попытался я объяснить свой отказ. – Понимаешь…

– Не сейчас, Макс. Я хочу секса, а не душевных излияний.

Я, вздохнув, пристроился с краю кровати. Настроение Милоша целиком и полностью зависит от количества и качества секса, поэтому надо чуть-чуть подождать. И когда беспокойная дрема стала подкрадываться ко мне, мягко ступая кошачьим лапами, я услышал:

– У тебя кто-то есть?

Теперь можно.

Перекатившись под приподнятый край одеяла, я прижался к горячему телу и уткнулся носом в развернувшегося ко мне Милоша. Он, ероша короткий ежик на моем затылке, судя по всему, улыбался.

– Не знаю…

– То есть?

– Я не понимаю, что происходит. Мы работаем в одном здании. На Новый год все и произошло. И пока длились все эти праздники, все было хорошо. Но у них случился какой-то аврал, он пропал почти на три дня, потом улетел по делам, потом день рождения его друга… В общем, видимся мы только на работе, он мне улыбнется – и все. И я не понимаю, есть ли у нас что-то или это был просто праздничный загул.

– А как хочешь ты?

– А я хочу… да. Я, кажется, влюбился, Милош.

– Неприятно слышать. Представляешь?

– Эгоист.

– Спи. Я переваривать буду. И давай под другое одеяло.

Утром по пути на работу меня развернули и погнали в другой конец города, к старому клиенту, который вздумал обновить интерьер – самое время! Там я завис почти на целый день и когда добрался до офиса, то единственным желанием было схомячить чего-нибудь горячего и запить литром кофе. Но такую «добрую фею», которая мне все это принесет, я не ожидал – вытащив стул на середину комнаты и оседлав его по-ковбойски, Милош наслаждался вниманием наших женщин. Я с подозрением во взоре замер на пороге – он расцвел мне навстречу своей фирменной солнечной.

Через несколько минут я вгрызался в горячее ароматное тесто, почти постигнув состояние Самадхи. Милош лениво выковыривал кусочки грибов из своей пиццы и ждал моего возвращения в грешную реальность.

– Ты зачем сбрую одел? Типа реклама? – проглотив последний кусок пиццы, тихо поинтересовался я, разглядывая более чем провокационный вид моего друга. Узкие серые брюки вкупе с обыкновенной белой рубашкой могли бы показаться скучным ансамблем, если бы грудь Милоша не фиксировала простая замшевая сбруя из садо-мазо игр, а подвернутые рукава рубашки не открывали бы запястья, украшенные замшевыми напульсниками с металлическими заклепками.

Павел

Мне этот день надо будет красным маркером в календаре отметить, как день… эээ… познания сущности мира и ломки стереотипов.

Сначала генеральный:

– А ты ведь давно в отпуске не был? Сейчас вроде самое время, пиши заявление. Съездишь куда-нибудь в теплые страны, отдохнешь.

Я аж вздрогнул – чего это он такой заботливый? Даже в зеркало потом посмотрелся, вроде впечатление умирающего не произвожу, а что морщины лоб собрали – так это обычное дело.

Потом Володька:

– Слушай, Паш, ты не хочешь на концерт сходить? Какая-то группа выступает, моей на работе два билета подсунули, а я, ты же знаешь…

Ну да, знаю, Володька только шансон уважает, «Сплины» ему как рыбе апельсины.

– Ты мне оба билета предлагаешь?

– А что? Если тебе не с кем, так Татьяна найдет, кому второй билет отдать.

О, это уже яснее картина – сватают. Озаботилась Володькина жена моим холостяцким бытием. От греха подальше забрал оба билета. Может, Макс?..

Но самое мозгобойное меня ждало ближе к вечеру. Наша Катенька. Я вообще старался с ней после Нового года не разговаривать. Она на меня сначала как волчица смотрела. Потом задумчиво этак. А тут сама пришла.

– Пал Георгич, а у вас сигаретки не найдется? У меня кончились.

– Катенька, есть, конечно, но у меня же крепкие…

– Да? Жаль. Я у Макса хотела стрельнуть, а он застрял где-то на выезде. А вы с ним помирились? – и взгляд чистый-чистый, одна только забота о ближнем в нем светится.

Ой, вот это «жжж» неспроста. Но я не школьник, меня к стенке припереть не так-то просто.

– Помирились, Катенька, помирились.

– Поговорили, да?

– Поговорили, да.

И жду, что она еще выложит. А Катенька, как в классических пьесах, на пороге обернулась и напоследок «выпустила стрелу»:

– А к нему друг приехал, интересный такой. Сейчас у него в офисе сидит, ждет, – и дверь тихонечко за собой прикрыла.

Ах ты ж, интриганка юная! Кажется, зря я ее безобидной пустышкой считал, просекла ситуацию на раз.

И что мне теперь делать? Лезть в Максово личное пространство? Так ведь не приглашали. Или все те дни и ночи – это приглашение и было? И вообще, чего я здесь сижу, только что на картах не гадаю? «Возьми себя в руки, дочь самурая…»

Но морды я уже бил, дверями хлопал. Может, пора разговоры разговаривать?

– Добрый вечер, – вежливо так, индифферентно здороваюсь.

– Доообрый… – тянет «взнузданный».

– Привет, – почти шепотом отвечает Макс.

– А я хотел тебя на ужин позвать, и потом еще мысль есть – улыбаюсь я Максу.

– Так накормили уже, обогрели. И вообще, Макс, где твои хорошие манеры? Познакомь нас, – парень, перетекая из позы в позу, направляется ко мне.

– Павел, это Милош. Мой старый друг. Милош, это, соответственно, Павел, – напирая на слово «старый», бурчит Макс, подозрительно оглядывая нас.

– Слушай, а какой типаж! Гладиатор! Арес! Ты его уже рисовал? – Милош (это ж надо так соответствовать своему имени – Мииилошшш, милая змеючка), абсолютно не стесняясь, ощупывает мой бицепс.

– Молодой человек, – добавляю в голос командирские нотки и стряхиваю его руку уже с бедра, – не стоит проверять мои нервы на прочность.

Милоша мой выговор явно не смущает. Он разворачивается к насторожившемуся Максу:

– И вот на этого… – оскорбительная пауза, – ты меня променял?

А я рад. Я готов орать от восторга! «Променял». Чувствую себя всемогущим.

– Мальчик напрашивается? Мальчик – идейный саб? Макс, а он тебе очень дорог? А то я могу избавить нас от его присутствия, – посмеиваясь, скручиваю «мальчика» и, как жертвенную козу, тащу к приоткрытому окну.

– Паша!.. Милош!.. – мечется Макс.

Опускаю присмиревшего Милоша на подоконник. Смотрю в глаза:

Макс

Я дергаюсь в желании спасти Пашу от Милоша, а потом как будто спотыкаюсь. Может, не надо спасать? Может, пусть привыкает? Или сам справится? Обучение боем, так сказать. Ой, кажется, надо наоборот… Паша, завязав Милоша в узелок, тащит его к подоконнику и предлагает мир. Ох, Павел…

– Мира просишь? – расцветает Милош улыбкой. – А контрибуцию потянешь?

Паша хмурится и посильнее встряхивает Милоша, видимо, пытаясь замкнуть мозги и включить систему, отвечающую за самосохранение. О чем они молча, глаза в глаза, договариваются, не знаю, но Милош, раскинув руки, предлагает:

– Ну, давай. Что ты замер?

– Хватит играть, Мил, – не выдерживаю я. – Паш, нефиг его на руках носить.

Милош моментально стекает с Павла и лениво дефилирует ко мне.

– Волнуешься? – хищно прищурившись, интересуется он. Нет, это не забота, это набирающий обороты конфликт, который заискрил между нами.

– Мил, – переплетя нервно пальцы, прошу я его человеческую составляющую. – Ослабь хватку, задушишь же…

Мил, дрогнув, отступает. Молча облачается в свое пальто из черного кашемира и показушным жестом поднимает воротник. Глядя на Павла, заявляет:

– Домой сегодня не приду. Осторожно, «цербер», не расплескай кипящее масло.

После ухода Милоша в кабинете воцаряется глубокая тревожная тишина.

– Паяц, – расслабляется наконец-то Паша.

– Это да, – соглашаюсь я. – Надо привыкнуть и подождать, когда ты ему надоешь как зритель. Стихию вообще лучше пережидать в укрытии.

– И не справлять нужду против ветра…

Я фыркаю от уместности определения.

– Макс, а какие у тебя планы на вечер? Ты к «Сплинам» как? У меня билеты есть на сегодня.

Я, забыв о только что имевших место показательных выступлениях, резко подлетаю к Павлу:

Пробившись сквозь столпотворение на входе, мы наконец падаем на свои места. От предвкушения выламывая пальцы и закусывая губы, я заряжаюсь лихорадочным предконцертным состоянием. Какое-то время раздражаюсь на провалы звукрежа, на подтягивание опоздавших, на рой мелких колких мыслишек. Оглядываюсь на моего спутника – он сидит, сгруппировавшись, как для прыжка, взгляд тот самый, «прицельный», и только одной ногой чуть слышно отбивает такт.

Но стоит зазвучать первым аккордам моей любимой песни, как рушится та стена, что держала меня на расстоянии от музыки. И дальше, падая в бездну питерского сплина, я пропитываюсь и вибрирую. Кажется, и нет никого вокруг. Есть немного мурлыкающий голос Васильева, спокойно, без пафоса и надрыва перебирающий твою жизнь. Будто пересматриваешь фотографии, вспоминая что-то забытое, что-то личное, вытаскивая что-то затертое временем, и это вновь наливается силой и смыслом, сдувая пыль рутины, оголяя узловые моменты твоей дороги.

После, шагая под прозекторским светом уличных фонарей, я ежусь от ощущения полной обнаженности. Странно это… Идти с беззащитно оголенной душой и понимать, что твой спутник чувствует тебя. Не прерывает правильное молчание своими эмоциями, не втягивает тебя в обсуждение. Дает тебе время вернуться.

– Нужен коньяк, – резюмирую я свое состояние. – У меня есть, и я тебя приглашаю.

Раскуривая сигарету, сидя на подоконнике, и баюкая в ладони тяжелый бокал, я сдаюсь.

– Прости, не подходит «Сплин» для романтического вечера. Мне сейчас хочется погрустить о несовершенстве вселенной, надраться от безысходности в лоскуты и прыгнуть из окна для полноты картины. Паш, а можно просто поспать с тобой рядом?

Позже, устроившись под теплым боком Павла и почти уснув, я слышу вопрос, который подспудно жду весь вечер:

– Макс, кто такой Милош?

Милош. Пружинка во мне срабатывает, выкинув из Пашиных рук. Я эмигрирую на край кровати, обнимаю колени и утыкаюсь в них лбом. Рассказать? Горло сжимается в тяжелом выдохе… Рассказать о том, как я, безголовый, влюбленный и наивный, влетел в карусель богемной веселой жизни, крутившейся вокруг Милоша? Как я, отчаянно желая его внимания, пытался сверкнуть и, не справившись с кутерьмой веселой и грязно-острой жизни, закрутился между шестеренок этого обманчиво простого механизма? Как эти шестеренки, разрывая мой одурманенный кокаином мозг, наматывали меня на свои зубцы и я, потеряв чувство реальности, выпадал ненужным осадком на самое дно? Рассказать, как Милош, по неизвестной мне причине, вдруг вырвал меня из всего этого и железной рукой, почти придушив, держал рядом на строгом ошейнике, пока последняя белая дурь не вышла из моей жизни? Как я, вскинувшись в ложной гордости, пытался грызть и кусать удерживающую меня руку? Как долго я взрослел? Неееет!

– Это левел для продвинутых пользователей, – в защитной реакции ощетиниваюсь я на вопрос, – а мы с тобой на стадии «обучалки». Кто знает, может, тебе и не понравится этот квест.

Павел

Можно сказать, мы со «змеючкой» поняли друг друга. И даже кое-что друг другу пообещали. Но сейчас главное – Макс. Потерявшийся между нами, вымотанный и сползающий в «ничего не хочу-не могу-не буду».

Я зову его на концерт, и он оживает, расцветает улыбкой и эмоциями. А я хочу не благодарности, я хочу иметь право заботиться о нем каждый день, каждый час. Я чувствую, что весь, со всеми моими потрохами и тараканами, принадлежу этому пацану. Вот так: теперь мое предназначение в жизни – быть для него.

– Макс, кто такой Милош?

Он тут же отгораживается от меня мысленно и отодвигается физически, рычит что-то грубое в попытке испугать и скрыть, не пустить к себе. А я смотрю на встопорщившиеся позвонки, на опущенные плечи и думаю: «А важно ли это? Я тоже не готов еще объяснять, отчего кричу иногда во сне. И почему вздрагиваю при виде забытых на детской площадке игрушек. И за что не люблю фейерверки. И почему не смотрю боевики».

– Макс, иди ко мне. Он был, и ты был, и я был. А теперь мы с тобой есть. И все будет.

Стряхиваю прошлое, обнимаю мое настоящее. Шепчу как заклинание:

– Все будет.

И вижу во сне, как серебристые птицы согласно покачивают крыльями: «Все будет»...