Я стал взрослым в сорок три года. К тому времени я двадцать один год был женат. У меня было двое детей. Два высших образования и одно незаконченное. Я год просидел без работы и знал, что такое, когда нечего есть. В 90-е годы я потерял магазин, но сохранил жизнь. Построил дом, вырастил огромный каштан. Написал и издал роман. Был преуспевающим адвокатом. Стал вполне влиятельным чиновником. Одна женщина из-за меня ушла от мужа… Но взрослым я стал только в сорок три года.
Именно тогда я впервые принял решение сам. Ни с кем не советуясь. Просто объявил о нём тем, кто в этот момент был рядом и кого это как-то касалось. Принял и исполнил. И когда я говорил о нем, было, наверное, что-то такое в моих интонациях, отчего мне никто не возразил. Наверное, было понятно, что это именно решение, а не повод для обсуждения.
Помню, когда я говорил о своем разводе, о переезде, о доме – каким ему быть, его планировке… вроде, всё это и подавалось как решение… а получалось… не знаю – диалог, обсуждение, компромисс, выход из положения. Всё, что угодно, но от моего первоначального решения, там мало что оставалось…
А тут всё было моё. И это было страшно. Я решил усыпить свою собаку…
Он был со мной почти четырнадцать лет. Появился на моё тридцатилетие. С ним я из молодого человека превратился в мужчину средних лет. А он успел состариться…
Мой пес. Который всех любил, всем радовался. Мой непослушный пес, которого иной раз не дозваться было на улице, но который, однако, никогда не ел без команды «кушать». Мой огромный пес. Самый добродушный в мире. Но он с рождения дочки не отходил от неё, её коляски. Весь напрягался, стоило только кому-то двинуться в её сторону. И угроза в его позе виделась однозначно. Мой маленький пес, который щенком улепётывал от огромного ротвейлера, запрыгивал мне на руки, а потом ещё долго не мог стоять на лапах от пережитого страха. Мой любимый пес, который по звуку лифта чувствовал своих и уже стоял весь напружиненный у входа, подергивал попой, что-то там даже потявкивал, хотя вообще он был большой молчун. Мой ленивый пес, который по утрам приходил в спальню, клал морду на кровать, шумно вздыхал – хотел уже гулять, но стоило ему сказать «ложись», тут же заскакивал и, свернувшись клубком, мог проспать ещё час. Мой хулиганистый зверь, который однажды распатронил и разнес по всей квартире двухкилограммовый пакет муки и, когда я вошел, виновато сидел в углу, переминаясь на месте от радости, что видит меня, но не покидая его. Мой самый интеллигентный пес, который не сгрыз ни одного тапка, туфли, ни вообще чего бы то ни было, но сжевал в промокашку первую заработанную мной тысячу долларов.
Мой пес. Мой любимый зверька. Мой Пунч. Пунчер…
Это не была его кличка. Просто он был боксером. А в боксе есть такой термин «панч». Панч, пунч… невелика разница. Как-то так и пристала…
Всё было, как в учебнике по менеджменту. Информация. Осознание. Решение. Оценка ресурсов и возможностей. Исполнение.
Всё это заняло неделю…
В понедельник вечером мы гуляли. Обычный наш маршрут – по скверу вдоль проспекта. Туда и обратно. Полчаса… И в какой то момент обернувшись, я увидел… а мой пес-то… он ведь не смог поднять лапу… попробовал, но не устоял… и присел, как щенок… Мгновение, взгляд – мой на него, его на меня… Информация. И на самом деле – её много. Просто я не замечал… Не замечал, что ходит он сгорбясь. Что рельеф его тела, это уже давно не упругие, анатомически отлитые мышцы, а просто худоба. Что со своего коврика он поднимается с трудом. А перед лестницей из пяти ступеней стоит, вздыхает, словно набирается сил. Что он давно уже не доедает. Даже мясо в чистом виде. Не слышит звука лифта. Что уже давно он не тянет меня на прогулках куда-то вперед, а всё больше тащится позади. Не делает стойку, увидев других собак, а только, опустив голову, провожает взглядом…
Информация. Её было много. Просто она не доходила до меня. Не замечалась, не складывалась в картину… Год назад ему удалили поджелудочную… Доктор уже тогда предлагал усыпить. Он будет мучиться, сказал он. И вы ничем ему не поможете. Он будет мучиться сам, мучить вас. Его будет тошнить. Наступит недержание. Как вы на всё это будете смотреть?
А тогда смотрели легко. Операция прошла удачно. Никаких метастазов. Почти сразу было видно, что ему стало легче. Он даже немного поправился. Даже что-то там вроде попыток бежать было. И ни о чем плохом думать не хотелось. До сегодняшнего дня.
Что ж, информация у меня была. Полная, исчерпывающая, однозначная. Было понимание. Я только ещё решение не принял.
Я подошел к нему. Присел. Обнял. Слушал, как он вздыхает. Ну, он всегда был любителем повздыхать. К его брылястой морде, со слегка опущенными нижними веками очень шло. Такой вздох, типа, глубокое понимание жизни. Особенно трогательно это выходило, когда его прогоняли от праздничного стола. Отойдет шага на три-четыре. Голова опущена. Слегка обернется. Глаза темные, большие, глубокие. Грустные. Вздохнет и идет дальше – нет в жизни справедливости…
…Совсем нет. Тогда, год назад, это была беседа с врачом. И что бы тогда ни решили… в беседе участвовало несколько. И оно было бы общим… А тут я оказался один…
И я не знаю откуда оно взялось, когда, в какую секунду. Но вдруг осознал его в себе как данность. Только оно. Только такое. Только сейчас… Да, сейчас. Пока жена с дочкой далеко. При них будет невозможно. И при них будет невозможно наблюдать то, о чём предупреждал доктор…
Он вздыхал. А я обнимал его за шею. Крепко-крепко. Боялся встать, отпустить… И, хотя я не знал как, где-то уже был предопределен каждый шаг, и часы тикали. Их было ещё много, этих часов. Но их уже можно было сосчитать…
Мы вернулись домой. Я вымыл ему лапы. Сварил кашу на мясе. Остудил. Накромсал мелкими кусочками вырезку.
– Кушай, – тихо сказал я. Кого я хотел проверить? Его?! Правильность своего решения?! Он сидел и смотрел на меня. Я сделал пригласительный жест рукой. Ну, вот. Теперь ест. Правда, так же без аппетита особого… Я вдруг понял, что мне предстоит его покормить ещё десять раз… Всего десять раз. Сварить кашу. Остудить. Нарезать мясо. Вытереть после еды морду… Десять раз… Почему-то уже тогда знал, что это будет пятница…
Я опустился на пол. Прислонился к стиральной машинке и заплакал. А он не слышал.
Спал я очень плохо. Бесконечная дрема. Погружаешься в сон, но какая-то мысль, и ты снова всплываешь и долго лежишь с открытыми глазами… Ни о чём особо я не думал. Так… что-то вспоминалось, как вспышки… Мелькала какая-то мысль, что своим надо будет как-то сказать… Или наврать? Но это можно жене с дочкой – они далеко и будут только через восемь дней… А вот родителям – не получится… Да, надо что-то говорить… Но, наверное, в последний момент? Да?! Что ещё… подумалось, надо покопаться в интернете… как это всё делается… Но это – завтра. На сегодня хватит решений… И вообще хватит… Я слышал, как он храпел там у себя на коврике… как цокали его когти, когда он переходил с места на место… И ведь он ничего не знает. Я знаю, а он – нет… И мы живем под одной крышей, как раньше, все тринадцать лет… как ещё вчера вечером, сегодня утром… Странное ощущение – живет… сопит… ходит с места на место… выбирает, где лучше… для него всё, как всегда… А на самом деле всё изменилось… Для него изменилось, а он не знает и потому спокойно спит… Для меня – всё останется, но я знаю и нет мне покоя…
Это было в понедельник.
На работу я приехал только к одиннадцати. Я и не думал, что Москва в это время такая пустая. Как же хорошо ехал – небыстро, но и без пробок. Солнце светило. «РетроFM» развлекало меня. Почему бы так всегда не ездить? К одиннадцати? Вот что изменится?! Никто мне не звонит. Ни руководитель, ни подчиненные. Всё идет, всё происходит. Чем подрываться в полседьмого? Что-то там изображать на коврике… типа йоги? И в полвосьмого лететь на работу? Только мельком и увидев жену и дочку?.. А ведь я мог бы поболтать с ними за завтраком. Проводить дочку в школу. Держа за руку, между прочим. О чём-то с ней поболтать? Дома ведь так просто не скажешь: как дела? Что нового? И что она тебе на это ответит? Что-нибудь столь же дежурное?.. А так идешь… а кто это с тобой поздоровался? Из другого класса? А вы дружите со старшеклассниками? Аа-а-а-а, ты с ними в баскетбол играешь… Только ты?.. И ваш разговор пошел, пошел… и нет ничего лучше в такое утро, чем рассказ твоей дочки. Рассказ, который льется уже сам собой без всяких вопросов… А потом ты можешь с женой доехать до «Кофе Хауза» у метро. Выпить по чашке кофе. И тоже немножко поболтать. Не всегда будет такая возможность ведь… Да хотя бы один посидеть. Посмотреть, как просыпается, раскачивается и начинает суетиться город… Или… пойти гулять со своим псом. Любимым псом. Которому уже больше тринадцати лет. Пойти гулять не когда это тебе удобно. И настолько – насколько тебе это удобно. А тогда, когда он проснется. Выспится, потянется, зевая во всю пасть, и в своем хорошем собачьем настроении побежит к тебе, притащит поводок. И вы пойдете туда, куда ему хочется… Понятно – собака в городе должна подстраиваться под хозяина, под ритм его жизни. Но ведь наступает день, когда, наверное, уже ты должен подстраиваться под него? Да?! А когда?.. Я подстроился вчера. А когда надо было? Может быть, год назад?!
Сегодня утром я не стал его будить. Я вышел в коридор. Он уютно спал на своем матрасике в углу. И я подумал, что ничего не случится, если сегодня он выспится. И, уже собранный для прогулки, я ещё почти два часа валялся перед телевизором, щелкал каналами… В девять он сам пришел. Выспавшийся, довольный и, наверное, удивленный такому началу дня.
Мы гуляли. Я никуда не спешил. Не звал его, не тянул. Он шел куда хотел. Обнюхивал, осматривал, оглядывался по сторонам. Делал свои дела. Подолгу стоял, вздыхая. Снова куда-то брел. А я за ним. Иногда он оборачивался – смотрел на меня. Наверное, удивлялся – всё сегодня не так… А я старался не смотреть на него, не встречаться взглядом. Взгляды возвращали бы нас друг к другу, связывали. А то что я решил… требовало забыть всё… Не смотреть, не думать, не вспоминать, не сомневаться… И пусть идут часы, их всё меньше… Скоро всё кончится… Просто будь с ним внимателен и добр… Любить не надо… просто внимание.
Он сам повернулся и побрел к дому…
Уезжая, я всё же обнял его. Мой Пунч.
Я прошел в свой кабинет. Сказал помощнице, чтобы не беспокоили. Свет и тени от полузакрытых жалюзи лежали на полу, стенах, столе. Было уютно. Дым от сигареты медленно поднимался, то исчезая в полосах света, то появляясь в тени. Ничего не хотелось делать. Все проблемы, вопросы, решения были где-то далеко отсюда. Иногда казалось, что их и вовсе нету…
Но в конце концов, я включил компьютер. Набрал в поисковике самый подходящий, как мне казалось, текст… Эта паутина! Это же безумие!!! – два миллиона сайтов!!! Рекомендуют, обсуждают, рекламируют, советуют, сочувствуют, упрекают… А проку-то?! Я всё равно один со своими решениями. А тут – просто инструменты, на выбор…
Я ничего не знал – как это происходит? Куда надо ехать? Что с собой иметь. И вздохнул с облегчением, когда на первом же сайте прочитал: …выедем к вам на дом…
Понадобилось какое-то время, прежде чем я набрал номер. Курил. Думал. Что скажу… ведь надо же, наверное, как-то объяснить… может, предложат провести какие-то обследования… Что я?! Соглашусь? Нет?! как я буду тогда выглядеть в их глазах?! Надо же какие-то бумаги подписать, да?! И у меня могут спросить документы на него… А какие документы? Он – неплановой вязки… Из всех документов у меня только медицинская книжка его…
А всё прошло совсем по-другому. И в то время, когда кто-то внутри меня надеялся, ждал каких-то вопросов, советов, рассказов про чудодейственные лекарства, какого-то элементарного сочувствия, сам я отвечал на вопросы про возраст, про породу, агрессивен ли пес. Про вес.
– А вес-то тут причем?
– От этого зависит стоимость.
О чём я говорю с ней?! Как она вообще выглядит, девушка на том конце провода? Нашла же себе работу, а?!
– Не знаю. Я не взвешивал его.
– А сейчас возможности нет? Вы дома?
– Взвесить? Нет. Нет, я на работе. Это так важно?
– Вы же говорите, боксер? Старый? Будем считать, что меньше двадцати килограммов. Это будет минимальная цена.
Где-то параллельно мне проскакивает мысль – а ведь кому-то это важно, что цена минимальная. Мне вот – неважно. Но между мною и ними нет никакой разницы. Больше денег, меньше – ничего изменить нельзя.
Потом мой голос произносит адрес. День? – Пятница. Ближайшая. Время? – В двенадцать.
Откуда я взял это время? Откуда вообще эта слабость у нас к каким-то датам, часам? Тридцать первое декабря? Понедельник? Начало месяца? Двенадцать дня или двенадцать ночи? Что угодно можно загадывать и планировать – всё равно, кто-то другой всё решит – когда, во сколько, где, как…
– Нет, лучше в час.
– Так в двенадцать или в час?
Безумие! Безумие!!! Ты движешься по заранее определенному маршруту. Что хочешь изменить?! Продлить его жизнь?! Отдалить момент, когда ничего нельзя будет уже изменить?! Хочешь ещё час думать, что ты не убийца, что ли?! И на сколько? На час?! Да ты в своём уме?! А?!
– Да. Давайте в двенадцать.
Вызываю своих начальников отделов. Говорю, что до конца недели меня не будет. Звонить могут в любое время. Буду в Москве. Если что, могу подъехать. Но лучше все вопросы и бумаги отложить до понедельника. Сейчас есть что-то срочное? Нет? Отлично. Всем спасибо.
Звоню в приемную шефа. Сегодня дежурит Ольга. Это хорошо. Она мне нравится. Хочу поговорить с руководителем и отпроситься, но он до конца недели на совещаниях на выезде. Ну и отлично. Ольга, – говорю, – меня не будет. Надеюсь, я ему не понадоблюсь. Но, если что – мне нужно полчаса, чтобы приехать. Да… Ольга… ещё одно… комната для отдыха свободна? Я зайду минут через десять.
Есть у нас такая комната. Для руководителей. Можно посидеть в удобном кресле. Подремать под телевизор. Поговорить о чем-то ни о чем. Можно выпить кофе. Вообще то, можно и просто выпить. Но, по-моему, это делаю один я. Бокал белого вина летом. Или немного виски ближе к вечеру, если не за рулем. Ольга как то сказала, что шеф в курсе моих таких выходок, но у неё сложилось впечатление, что ему это совсем безразлично.
Я сделал большой глоток коньяка… Только и оставалось, что стоять у окна. Солнце… белый асфальт… люди… какой огромный город… сколько мыслей, слов, желаний, надежд, отчаяния, потерь… Но мы ни о ком ничего не знаем… Калейдоскоп судеб обращается во что-то бесцветное…
Откидываюсь на кресле. Ещё глоток. Вот его я уже чувствую. Тяжелеет лицо.
– Что с вами? – это Ольга.
Я слышал, как она входила. Но даже не открыл глаза. Не хотелось шевелиться.
– Так. Ничего особенного.
Мы долго молчим. Чувствую, как она ждет. Заставляю себя поднять голову и посмотреть на неё. Интересно, что она видит в моем лице, кроме двух больших глотков коньяка? Но в её глазах нет осуждения, только внимание. По-моему, я ей нравлюсь.
– Что случилось? Я что-то могу для вас сделать?
– Кофе, если не сложно. А лучше – просто посидите. До меня только дошло, что я уже не только всё понял, всё решил… я уже и всё организовал. И мне осталось просто как-то прожить трое суток. Протянуть семьдесят два часа… И ему тоже… И сейчас я не выдержу. Начну рассказывать. Бессвязно, перескакивая с одного на другое. Со слезами и соплями. С бессмысленными вопросами – типа, а как быть?! И уж если так… пусть сейчас со мной будет Ольга. Ольга, которая не моя подчиненная, не моя начальница. Не жена мне и не любовница. Ольга, которая просто хорошо ко мне относится.
– У вас что-то дома случилось?
– Нет.
– Тогда что же?
– Нет, Ольга… ещё не случилось.
– В смысле?
– Ольга, – говорю я, – Ольга…
Что я хочу от неё?! Сочувствия? Просто рассказать? Выдать свою страшную тайну? Услышать оправдание себе? Чтобы мне стало легче жить? Чтобы разделить с ней это всё? Втянуть её, будто и она причастна теперь к этому решению? Что хочу?!. но я рассказываю…
…Как мы бегали с ним… как прохожие останавливались посмотреть на него… как он порвал кожаный ошейник на площадке – так рвался на задержание… как он встречал нас после отпуска – не знал, к кому первому прыгать… как любил забраться на застеленную кровать и свернуться там калачиком, коситься на тебя глазами, чуть приподняв морду – прогонят? Нет?.. как ронял дочку в густую осеннюю листву и тыкался мордой, пытаясь помочь ей встать… всё рассказываю… и про звонок часом раньше в клинику… и что до конца недели меня не будет… Зачем ей это всё?! У неё что, нет своих забот и проблем? Может спросить лучше о них? Но она молча слушает меня. То ставя передо мной кофе, который я не пью, то поднося бумажную салфетку… Да ещё вызывает мне такси… Конечно, ничего не случится, если вас не будет эти дни… Конечно, вам надо побыть с ним… Конечно, это трудное решение… Может быть, я так не смогла бы… Но это не упрек… И правильно, что это сейчас… что никому не говорите, не перекладываете на них… Наверняка, он был счастлив с вами…
…«Счастлив с вами»… Эти слова мне ещё придется услышать позже. Лучше бы она их не произносила.
– Как в песне, – говорю я, – ежели кто холит её и нежит, так это тот, кто потом зарежет.
– Зачем вы так? Это совсем другое.
Я не говорю вслух, но думаю – а что? Убийство может быть другим? Это же не война?! Это же близкое тебе существо… Тот, кто никогда ничего тебе плохого не сделал?! Ведь в самом деле не сделал! Никого такого другого нет… «Убийство»?! Я сказал это слово?! Вот он и ответ… зачем и почему я с ней говорю. И что хочу услышать… Что скажет… Как называется то, что я собираюсь сделать?! Если смотреть на это со стороны?! Так что это, а?!
Я не сказал этого слова. Ольга и так догадалась. Она качает головой. Нет… это не так… и никто не может вам так сказать… Но если вам пришло это в голову… всё, что я могу посоветовать… сходите в церковь?!
– И что я там скажу? Попрошу прощения? Или разрешения?
– Не знаю… Просто побудьте там… и мысли, и слова сами придут… Вам будет легче.
Церковь. Да, точно. Почему мне самому не приходило в голову?! Но это завтра, или послезавтра – я редко посещаю церковь – когда уже совсем некуда податься…
Такси приехало. Сижу ещё пару минут. Не хочется уезжать.
– Вы пишите, если что… ладно? Звоните в любое время.
– Спасибо, Ольга.
Недалеко от дома, у метро, я захожу в кафе. Просто посидеть, прикинуть – что сделал, а что ещё предстоит… И всё мне более-менее понятно… И понятно, что я буду делать оставшееся время. Буду дома. Буду с Пунчем. Просто будем рядом. До самой пятницы… А там… там – как оно будет… И дел у меня нет никаких. Вот только сегодня надо сказать родителям. И, наверное, сыну… А жене с дочкой напишу потом… А что сказать-то?! Я не знаю что, но говорить надо, и набираю номер. Несколько гудков, и на том конце папин голос:
– А я как раз тебе хотел звонить, но думал подождать обеда. Вдруг какие-то совещания.
– Нет, пап. Ничего такого. А что ты хотел?
И он рассказывает мне о каких то проблемах с подрядчиками… что то там из договора цитирует… Почему у него такой бестолковый юрист? Вроде, и зарплата приличная?! Могу, конечно, чего-то не понимать – папа умеет рассказывать однобоко – только то, что в его пользу, но, по-моему, вопрос очевидный и простой. Полно судебной практики на эту тему. Надо бы всё это остановить, сказать главное. Но я молчу. Слушаю в пол-уха. Как то реагирую. Говорю, что проблем нет… Как сказать-то ему?!.. Ведь он даже не догадывается, что этот его вопрос… сколько там денег?.. тысяч двести? Что он сказал?.. ну, типа того… Это же не вопрос в сравнении с тем, из-за чего звоню я… И когда я скажу, ему тоже весь этот спор станет неинтересен… Интересно, а какая должна быть сумма, чтобы эти вопросы стали равнозначными?!.. Бред… так можно двинуться… О чём я думаю?!.. Да, но сейчас папе его вопрос кажется важным… а мне совсем нет… Просто именно сейчас он знает об этой жизни меньше меня, вот и всё…
– Пап, – говорю я, – давай твой юрист позвонит мне на следующей неделе. Мы увидимся, я ему всё расскажу. Ладно?
– Конечно. Когда? В понедельник? Во вторник?
– Папа…
– Не понял… Во вторник?
– Папа, – ещё раз говорю я, и голос мой срывается, – папа, ты где сейчас?
– В офисе. А что? Что у тебя с голосом?
Ну вот. Я начал, и самое сложное позади. Делаю ещё вдох и вываливаю всё. По-моему, получилось коротко и ясно. Но он не сразу понял. Что-то переспросил.
– Папа, ты извини. Мне всё это сложно повторять, а ты же ведь всё услышал?.. в пятницу… и ничего не говори мне, ладно?
Он отвечает после долгой паузы:
– Ты не хочешь приехать к нам?
– Нет. Буду тут. Взял отгулы до конца недели.
Слова ничего не меняют, но сказать «с ним» я не мог. Отец его очень любит… Они вообще с ним большие друзья. Да, именно друзья. Я хозяин. Меня он слушает. Выполняет мои команды. А с ним… ну, они, правда, на равных. И сколько радости всегда, когда отец приезжает. Весь изогнется, попой крутит, подскакивает. Только ему ставит лапы на грудь и пытается лизнуть в лицо. Хотя нет. В лицо ещё целует дочку. Но тут он старший. Снисходительно старший… И сказать «с ним» – это боль. Лучше – «тут»… Я и не знал, что во мне столько деликатности…
– Папа, – повторяю я, – я буду тут эти дни. В субботу приеду к вам на дачу.
– Я понял… Маме ты скажешь?
– Слушай, ну я уже сказал тебе. С меня хватит… Ещё своим надо написать.
– Хорошо.
– Ладно, пап… я позвоню в субботу, когда буду выезжать.
– Да, конечно.
– Пока, – и я отключаю мобильник…
Всё. Теперь всё. Остается просто ждать… Сейчас пять вечера. Вторник… Ещё шестьдесят семь часов… восемь прогулок… восемь кормлений… Это много?! – Это очень много!!!.. Это мало?! Это очень мало… почти ничего…
Ещё пятьдесят коньяка. Сколько я выпью за эти шестьдесят семь часов? Что будут делать в это время те, кому я рассказал?.. А те, кто ещё не знает?.. А те, кто вообще ничего об этом моем решении, о моем Пунче, обо мне ничего не знают?! Они куда-то идут… что-то делают… на что-то рассчитывают… что-то решают… что-то у них получается в их жизни… что-то нет… Но все они – мимо, мимо… Мне нужно как-то прожить эти без малого трое суток…
Уже совсем поздно вечером я сижу на полу, привалясь к дивану. Что-то смотрю в телевизоре. Просто фон в моей пустоте… Пунч рядом. Положил мне голову на колени. Моргает, ворочает своими глазами. Вздыхает… Он всегда чувствует настроение. Моё. Жены. Папы. Вот так же придет, положит голову тебе на колени и вздыхает. Смотрит на тебя снизу вверх, чуть подергивая хвостом… Я перебираю ему шкуру на загривке. Её можно собрать в многочисленные складки, как у шарпея. Жесткая шерсть. Белая птичка на рыжем. Совершенно симметричная. Он вообще необыкновенно красив. Высокий, стройный, атлетичный. В белых носочках и с белой полоской на лбу. И с этой птичкой… Несколько раз нам предлагали его вязать. Но, узнав, что он неплановый, отказывались. Впрочем, у него с этим всё было хорошо… Да, он незаконнорожденный. И, если бы не случайность, последовал бы за всем пометом… Эта случайность разделила их на тринадцать лет…
Когда мне его принесли, его звали Лестер. Совершенно дурацкое имя. Уже через два дня я придумал другое – Лектор. Людоед Лектор. Он очень любил все эти игры – накинуться и пожирать тебя. В шутку, конечно. И с самого начала поразил своим умом. Кушать по команде я его научил в первый же день. Вот так вот… В общем, Людоед Лектор он и есть Людоед Лектор.
Я перебираю ему шкуру на холке, и он погружается в дрему от удовольствия. Что-то происходит на экране телевизора. Колышутся занавески у открытого балкона. Остывающий воздух волнами проникает в комнату… Сидеть бы так… долго-долго… гладить его… А ведь у меня тринадцать лет была такая возможность… Ну так я и гладил… Но, наверное, недостаточно? А теперь что? Хочешь за два дня нагладиться? Или ему дать то, чего недодал?! Стыдно, да?!..
Наверное, так начинается шизофрения – с беседы с самим собой. В качестве обвинителя и защитника. И при этом, есть ещё ты сам – обвиняемый и подзащитный в одном лице… Раздвоение, если не растроение личности… Или это очередная порция коньяка?.. Отчего-то вдруг вспомнилось, как он впервые увидел снег… боялся на него ступить… тявкал из подъезда… подпрыгивал на лапах от непривычных ощущений… Пунч… Мой Пунч…
Он уходит в свой угол. У него вообще-то много излюбленных мест в квартире – по ночам ходит с одного на другое. Но сейчас мне бы хотелось, что бы он ещё полежал со мной рядом…
Поздно ночью от Ольги приходит смс:
«Как вы?»
«Более-менее. Спасибо».
«Вы пишите мне. В любое время».
«Обязательно».
Кажется, мне немного легче.
На следующий день – в среду… я вообще-то никогда особо за днями недели не слежу… вот в эту неделю только точно знал – когда был вторник и когда настанет пятница… так вот, в среду я был в церкви.
После прогулки и кормления, вышел к метро, хотел выпить чашку кофе и зайти в «Азбуку вкуса» купить виски. А оказался в церкви. Это немногим дальше. Так вот странно как-то случилось.
Я вообще-то не хожу в церковь. Не скажу, что я атеист, но моя вера – она какая-то странная. Когда от меня – что от меня?! – ни от кого уже ничего не зависит. Когда только и остается, что ждать… и верить, и надеяться… И я был в церкви всего-то раза два-три. Не знаю молитв, не умею креститься – вхожу, просто кланяюсь. И всегда мне приходится спрашивать, где за здравие, а где за упокой…
Я набрал много свечей. Что-то бросил на храм. И долго стоял. У одного алтаря. У другого. Всех вспоминал. Кто рядом. И кого уже нет. И о ком только слышал. Старался не забыть никого… Чего я здесь-то хотел?! О чём просил?! Просто плакал. Извинялся… за то, что вот такой я… За то, что всем вокруг только плохо от меня… За то, что живу неправильно… Нет, я ничего не просил… извинялся… Единственное место, куда можно прийти, когда больше идти некуда… И можешь плакать сколько хочешь… над другими… над собой… над жизнью… никто не осудит…
Вернувшись домой, я застал там сына. Он был в своей комнате. Что-то высматривал на книжных полках. Уже около года он не живет с нами. С двумя какими-то приятелями из института снимают квартиру. Типа, как в Америке. Я видел их как-то пару раз – вроде, ничего так ребята.
Пунч стоял возле него, опустив голову. Хвостик слегка подрагивает.
Сыну было семь, когда он у нас появился. Помню, поначалу он несколько раз прятался от щенка в комнате, запирался, кричал, что не выйдет. «Он меня кусает». Ну а тот тоже дурень ещё – зубы как иголочки, и сам не знает, что может больно прикусить… Ничего, потом в снегу часами сражались.
Так ничего и не взяв, сын выходит. Думаю, он вообще не за книжками приезжал.
– Привет, – говорю я и прохожу на кухню. Хорошо, что сейчас я без виски.
– Привет, – отвечает он.
Лишь мельком вижу его лицо. Глаза красные. Интересно, что он думает обо мне? И скажет ли когда-нибудь?! Бессмысленно стою у окна. Входная дверь не хлопает. Что-то там цокает когтями по паркету пес. Кажется, сын ему что-то шепчет. Минута, другая. Уходи же ты уже, а?! Слышу, как открывается дверь.
– Пока, пап.
– Пока, – я не выхожу.
– Да… хотел сказать… гулять с ним сейчас не надо. Дедушка с бабушкой заезжали. Они выходили.
Всё же выглядываю в коридор. Ну, а что я прячусь? Что-то изменится?!
Сын не смотрит на меня. Ещё раз треплет Пунча по загривку. Он бы и обнял его. Но не хочет при мне. Уходит.
В бутылке виски осталась ещё пара глотков. Закусываю яблоком. Выхожу на балкон. Закуриваю. Наблюдаю, как сын садится в свой SAAB. Всегда ему нравилась эта машина. Жена отдала, когда купили ей новую. Пунч рядом. Тоже что-то высматривает… Все приехали к нему сегодня. Попрощались. В оставшееся время мы будем вдвоем… Что у него осталось? Несколько кормлений, сон… несколько прогулок… и моё общество… И всё ведь?! Что за день?!
Мы возвращаемся в комнату. Где-то проносится мысль… а дочку… дочку, которую он ронял в кучи листьев и пытался поднять носом и только смешил её этим… он же её вообще не увидит… и жену не увидит… Она, может, и была против собаки… в принципе против… но я знаю, что подругам рассказывала, какой он умный, и как здорово, что он есть. Она носила его маленьким на руках… Это уже его прошлое…
Даже удивительно, сколько у человека слёз…
Вечером звонит папа. Ожидаемо. Через этот разговор нужно пройти. Я понимаю его. Но и он пусть поймет меня и моё молчание. Я буду просто слушать.
– …Мы сегодня заезжали днем…
Просто слушать.
– …Так радовался… наш старичок…
…Мимо… всё мимо…
– …Погуляли… поел с аппетитом…
…Просто фон… эти слова не имеют ко мне отношения… звучат в стороне…
– …Столько вспомнилось всего… Знаешь…
…Папа, только не спроси, не скажи… а может, не стоит?!
– Знаешь, может тебе всё же приехать к нам в пятницу? На дачу? Ну что ты там будешь один?
Он не хотел. Мы оба это понимаем. И мне, и ему тяжело. И он заботится обо мне… Но он признал… в пятницу… я останусь один… Хотя, наверное, просто хотел меня поддержать.
– Нет, папа. В субботу. Как договорились.
– У тебя точно всё нормально?
Странно, как иногда обычные слова вдруг приобретают иную окраску и смысл. Как бывают неуместны… Вот это вот слово «нормально»… Но других нет.
– Да, папа. У меня всё нормально… Я ещё позвоню. Пока.
– Пока.
…Сейчас среда. Десять вечера. Позади сорок восемь часов. Впереди тридцать восемь. Вечность и ничто. Забвение и память… Через тридцать восемь часов моя жизнь станет другой. Весь мир внутри и снаружи изменится. И никогда уже не будет таким, как раньше. Я это чувствую. Он уже изменился. В нем появилось моё решение… Спать…
Глубокой ночью пишу смс.
«Ольга, спасибо, что разрешили мне писать вам. Ничего, что так поздно?»
«Что вы? Я рада вашему смс. Всё равно не сплю. Как вы?»
«Неплохо».
«Можно вопрос?»
«Конечно».
«Как он?»
Долго читаю. И раз и ещё раз. И ещё. И думаю. Думаю, думаю.
«Он сопит на своём коврике. По-моему, он ничего не понимает».
«Держитесь».
И уже утром я прочитал её последнее смс.
«Думаю о вас. Всё время думаю о вас обоих. Хотя его и не знаю… Бедные вы, бедные».
Четверг был во всём обычным днем. Во всём, кроме того, что я всё считал… Утром всего было по четыре – четыре прогулки, четыре кормления. В одиннадцать – по три… В два часа дня – по два… К пяти вечера я уже изрядно выпил. Но всё равно сходил в магазин за виски и колой… А ещё было много размышлений. О пятнице. Нет, не о пятнице. О завтрашнем дне. И это большая разница… Нет, я ничего не передумал. Просто… это должен был быть такой день… ничего в нем не должно было быть лишнего. А ещё… этот день от меня не зависел. И я ничего о нём не знал. Как и что… Но всё время думал.
И много переписывался с Ольгой.
«Что вы делаете?»
«Если честно, то пью».
«Может, это и правильно. Только не очень сильно. Хорошо?»
«Поздно, Ольга».
«Я рада, что вы шутите. Так и вижу ваше лицо. Вы всегда надо всем смеетесь».
«Спасибо».
«Хотите, я приеду вечером? Посидим немного в кафе?»
«Вы извините. Но только не сегодня».
«Я не то что-то сказала, да?»
«Всё хорошо».
… ... … ... … ... … ...
«Про меня спрашивают?»
«Да. Очень много. Вы всем нужны».
«Что говорите?»
«Что у вас дела. Вы в разъездах до понедельника. Просили не беспокоить даже по мобильному».
«Спасибо. Но, кажется, в выходные мне предстоит думать, что наврать в понедельник».
«Сомневаюсь, чтобы кто-то, кроме первого, посмел задать вам такой вопрос».
«Не преувеличивайте».
«Я не преувеличиваю».
«То есть? Я ужасно крут?»
«Типа того».
«А первый?»
«Его самого нет. Какие-то дела».
«Надеюсь, не такие, как у меня».
«Не нужно так. Не мучайте себя. Это же не вы решили».
«А кто?»
«Кто-то другой. За вас. За нас всех».
«Бог или Дьявол?»
«Перестаньте богохульствовать. Не люблю».
… ... … ... … ... …
И уже вечером.
«Вчера говорила с мамой».
«Интересно. Вы это к чему?»
«Спрашивала её про Чару. Сама я плохо её помню».
«Это ваша собака?»
«Да. Давно».
«…И что?»
«Говорила… если бы знала наперед, как она будет умирать… усыпила бы».
«Так себе утешение… Вы правда, столько думаете об этом?»
«Да. Сегодня вечером была в церкви. Молилась за вас».
В этом месте переписки мне захотелось выкинуться из окна. Как же всё это может быть?! Вот это всё?! В одном месте?! Моё решение? Церковь? Ольга в ней? Мой Пунч? Её молитва? Его тринадцать лет? Оставшиеся тринадцать часов? Вообще, весь завтрашний день? Кто всё это придумал?
«И что? Меня простят… там?»
«Нет… Но вас там и не осудят».
«А вы? Вы простите?»
«Я молилась за вас… Это ответ?»
«Да… Спокойной ночи, Ольга».
«Спокойной ночи. Вам обоим… Завтра я с утра на телефоне. Для вас. В любое время».
«Я знаю. Спасибо, Ольга».
Пятница, 9.00 утра. На самом деле я проснулся намного раньше. Сразу открыл глаза… И долго лежал, наблюдая, как серая муть за окном превращается сначала в белое, а потом в голубое ясное утро. Солнце… А потом, пока я делал зарядку… нет, не было в ней никакого сакрального смысла или он мне не был известен… просто не хотелось быть свиньей… пока потом умывался, принимал душ, брился, набежали облака. И день стал серым и ветреным.
Мы гуляли. Он делал свои дела. Обычные дела. Как ни в чём не бывало… Я уже знал, что получаса ему более чем достаточно.
Потом мы мыли с ним лапы. Как всегда вздыхал. Кушали. Он – свою кашу с мясом. А я кое-как впихнул в себя пару яиц всмятку и запил холодным чаем. Ну нельзя же употреблять виски на совсем пустой-то желудок?!
Я вычесывал его резиновой рукавицей. Нет, никаких мыслей о том, как встречают казнь по рассказам Достоевского не было. Всяких этих хороших завтраков с бокалом вина, сигаретой. Чистого белья. Цирюльника и священника. Просто ему это всегда нравилось. Опускал голову, сопел и только дрожь от удовольствия, как у людей мурашки, пробегала по телу. Мог так стоять, наверное, час…
Но эти мысли пришли. И я не мог понять, что мне делать? Остановиться, чтобы не было этого страшного сходства?! Или продолжать?! Ведь он ничего не знает. Для него – это обычная процедура, обычного дня…
…Последний раз…
Я как-то не успел подумать, что и последняя прогулка, и последнее кормление… уже в прошлом…
Смс от Ольги:
«Я тут… Я – с вами».
«Я знаю. Скажите что-нибудь?»
«Поверьте… Вы избавляете его».
«Правда?»
«Конечно».
Пятница. 10.30. Пунч спит. А у меня кончилась кола. Ещё бы – столько пить?! Но я – трезв.
Когда я выхожу из квартиры, он поднимает на меня голову.
– Спи, малыш. Спи. Я скоро.
И я правда спешу. Мой расчет прост. Две минуты туда. Две там. Две обратно. Будем считать десять… Десть украденных у нас с ним минут. Но ведь он спит?! А мне так будет чуть проще.
Но у ларька заминка. Две девчонки у окошка. Что-то там выясняют у продавца, считают какую-то мелочь. Лица уже вполне девушек, а вот так… когда в себе… когда не надо на показ… совсем ещё детские. Напряженные, раскрасневшиеся… и неловко им, и возможности явно отстают от желаний. Что-то комбинируют. «…а если две пачки вот того… и пакет этого… и вот это… это сколько получится…» Как я понимаю – мороженое, чипсы и какая-то вода… Почемуто мне приятна мысль, что не пиво… Но время… минуты бегут… Девочки! Их же не вернуть!?
– Барышни, – говорю, – можно я без сдачи? А?! Очень спешу.
По их взглядам понятно, что они обо мне думают. Алкоголик. Душа горит и страждет. Но отходят. Я беру двухлитровую колу. Отдаю пятьсот рублей. Наклоняюсь к самому окошку, чтобы девчонки не слышали. Продавец меня знает – часто покупаю тут сигареты.
– У меня просьба. Здесь же больше? Я сейчас уйду… скажите девочкам, что вы неправильно посчитали, и на самом деле – им на всё хватает. Ладно?
Он смотрит на меня. На них.
– Девочки, – говорю, – хорошие. Вежливые, скромные… И не пиво же покупают?
– Ай! Да! Это да! Таких иногда вижу.
– Спасибо.
Отхожу. Бросаю взгляд на девчонок. На лицах досада, граничащая с отчаянием. Пикник у них там, что ли? Опаздывают?! И не знают, что придумать… Надеюсь, всё будет как надо… Это я что?! Грехи замаливаю?! Пытаюсь откупиться?! Хоть что-то хорошее сделать?!
…Редкие тяжелые капли дождя… одежду пробивают сразу…
Пятница. 11.00. Пунч спит. Я на кухне. В бокале виски с колой и льдом. Кола была теплой. Жду, когда мой микс охладится… В этот раз соотношение один к двум. Обычно один к трем… Слышу, как трескается от перепада температуры лед… Я не спешу… Мне совсем уже некуда спешить… Пара больших глотков. Выхожу на балкон. Закуриваю… Ну вот… я и пьян… И только внутри что-то не отпускает, не дает расслабиться… Ожидание… Странное ощущение… и пьян, и трезв…
Удивительно… но я не знаю, чем занять этот бесконечный час. У меня нет мыслей о будущем. Нет воспоминаний о прошлом. Нет надежд. Нет сожалений. Пусто… Я живу только этой минутой. Солнцем, которое только что снова выглянуло. Стремительно исчезающей под его лучами каплей дождя на перилах. Тихим шипением пузырьков в бокале. Вон теми двумя фигурками на тротуаре. Это же те девчонки, да?! Удачи вам! Монотонным гулом автомобильной пробки на проспекте. Прорезающим его звуками клаксонов. Зеленью газона перед домом и тропинкой на нем. Несколькими голубями, описывающими широкий круг. Дымом моей сигареты. Пощипывающим язык глотком коктейля. Стоять бы так и стоять. Сколько раз хотел завести себе складной стул на балконе… Но пыли много… Надо, наверное, как и говорит жена, застеклить его… Интересно, как они там?.. Наверное, только просыпаются?.. Сколько у них сейчас времени? Если правильно помню – восемь утра… Надеюсь, дочка подучилась плавать… Надо её отдать с осени на занятия… Кстати, новый клуб открылся с бассейном… Заеду – посмотрю…
От всего этого бреда меня отвлекает ольгино смс:
«..?»
«Ещё нет», – пишу я. Убираю телефон в карман. Вновь опускаю глаза вниз, на улицу… Уже – да.
Пятница. 11.50… уже да… Этот автомобиль замечаю сразу. Это не наш. Не нашего двора. Все машины у дома известны. Примелькались. Вот тот «Лексус» и «Мерседес», это кто-то из фирмы в нашем доме. Паркетом торгуют. Так себе машинки. Старенькие. Вот этот «Мондео», это нашего соседа этажом ниже… Вот тот «Шевроле»… тоже кто-то из нашего дома. Почти всегда на приколе стоит… А это грузовичок «Рено»… это чужое… и это к нам…
Но у нас же ещё десять минут?! Доктор?! Нельзя!!! Вы не имеете права!!! Вы не можете подняться раньше!!! Вы же не скорая помощь!!! Я вызывал на двенадцать… у нас ещё десять минут!!! Какие десять минут?! Всё же кончено… осталась формальность… Остановить? Не открыть? Отдать деньги, и пусть уезжает?.. Но всё будет как заведено… и я ничего не сделаю… Обреченный на казнь может броситься вправо… влево… ещё что-то сделать… Но он покорно идет…
Мир уплывает. Лишь три точки остаются в нем. Три точки в искривленном пространстве. Машина, я… Пунч… Машина – я – Пунч… Через несколько минут мы сойдемся в одну… Ничего нет…
Деревянные ноги едва вносят в комнату. Озноб. Руки, колени. И кажется, сердце проломит сейчас грудную клетку… Коридор… Сумрак… Он храпит… Звук лифта… Как же долго… Остановился… Но это не у нас… Снова лифт… И знаю точно, куда он едет… А Пунч всё спит… Двери лифта… Я слышу как они закрылись… Тишина… Тишина… Тишина… Не к нам?!
Пятница. 12.00… К нам… Звонок… а звенит, как обычно, надо же?! Пунч не слышит. Просыпается, лишь когда я открываю дверь и свет с лестничной клетки накрывает его. Поднимает голову. Их глаза встречаются… Или мне это просто кажется?
Он встает навстречу с трудом. Но хвостик его весело подергивается. Любит он, любит гостей. Обнюхивает руку доктора, его чемоданчик. Что там? Сопит, чихает. Снова носом к чемодану. Что там такое?.. Доктор смотрит на него.
– Совсем старенький, – говорит, – сколько ему? У меня в справке сказано тринадцать?
– Да, – у меня срывается голос. Откашливаюсь, – даже чуть больше.
– Для боксера… да ещё в городе… это много. Обычно девять, десять… Ну, одиннадцать.
– Ну вот… А у нас вот так.
Доктор ещё смотрит на него какое-то время. Не отводит руку. Не убирает чемодан… А я на доктора. Ничем не запоминающееся лицо. Мужчина средних лет. Немного, наверное, моложе меня… И совсем не палач… Впрочем, кто тут палач… это вопрос…
– Лапу поднять может?
– Нет… Уже нет…
– Я и думаю… Видите, как спина сгорблена? Ему очень больно.
– Думаете?
– Знаю.
– Или это вы для меня говорите?
– Послушайте, – теперь он смотрит на меня, – это ваша собака… Только вам решать… Но, поверьте… он очень мучается… и ничего нельзя сделать… Такое бывает и у людей…
– Я не хотел вас обидеть. Просто… не знаю…
Он кивает.
– Куда можно пройти?
Я жестом приглашаю его в комнату. Облака разбежались, и она вновь залита светом. Доктор проходит. Пунч не отступает от его чемоданчика. Да что же он такое нашел? На меня бы взглянул…
– Доктор, я, наверное, должен показать какие-то документы?
– Какие?
– Ну… на него… Что это мой пес… Что не украл…
– И так видно… коврик… миска… игрушки… Думаю, ему повезло с хозяевами?
– Спасибо, доктор. Но я что-то сомневаюсь…
– А вы не сомневайтесь. Я много видел… Счастливую собаку сразу узнаешь… Скажите, вы точно решили?
Я киваю головой. И я не буду пытаться бежать ни вправо, ни влево… Я иду, куда ведут…
– Знаете, – говорит доктор, – никогда не могу найти слов… Два-три вызова в неделю… а вот найти слов не могу… Но то, что вы решили – правильно… Собаки ведь не говорят, как им…
Киваю головой. Кому? Себе? Ему?
– Вы не хотите виски? Можно со льдом? С колой?
– Нет. Спасибо. А вы – выпейте.
Что я и делаю.
– Скажите, ему будет больно?
– Нет, конечно. Что вы… Снотворное. Потом – специальный препарат… Останавливает сердце… Как он к уколам?
– Очень спокойно, доктор. Вы знаете, он вообще, очень терпеливый пес… Сколько ему этих уколов переделали…
– Хотите ещё с ним побыть? Я могу выйти на балкон?
Присаживаюсь. Обнимаю его. У него по-прежнему мощная шея. Прижимаюсь. Сильно-сильно… И что-то обрывается внутри.
– Нет, доктор. Не уходите… Давайте.
Пунч пару раз глубоко вздыхает. Наверное, укол… Мой малыш… Мой чудесный, терпеливый пес… Самый лучший на свете…
Он как-то быстро обмяк в моих руках. Заскользил вниз. Лапы разъехались. Он ещё попытался их собрать, как-то сесть, но не смог. Вздохнул. Лег. Глаза закрыты. Я посмотрел на доктора.
– Я не сказал, да? Это наркоз… в вену… он действует намного сильнее… – и он вышел на балкон.
Ненавижу. Меня обманули. Я не успел ему сказать всего…
… во всем моем плане только этого и не предусмотрел – наркоз будет в вену…
Он тихо дышал. Я лежал рядом. Обнимал его. Чувствовал, как покалывает кожу его шерсть… Мы будем так лежать долго-долго… Наркоз пройдет… пойдем на улицу… завтра поедем на дачу… будешь греться на солнышке… Мой дорогой… Я люблю тебя… Ты мне веришь?.. Прости меня… Прости…
Доктор тронул меня за плечо.
– Вам, наверное, лучше уйти пока. Я позову.
Ещё раз прижимаюсь к нему. Целую в сухой горячий нос. Помню, в один из дней, в самом начале, когда его подарили… как-то утром поцеловал его в нос… А он только проснулся. И нос не мокрый, а сухой. Перепугался, рванул к врачу. С дороги звоню приятелю-собачнику, что делать?! Тот только смеялся…
Выхожу на балкон. Внутри пусто. Пусто настолько, что кажется меня и самого нет. Стараюсь не заглядывать в комнату, даже не оборачиваться, но, каким-то, даже не боковым, а затылочным зрением вижу, как доктор склонился над ним со стетоскопом. Что-то слушает… Это уже не имеет ко мне отношения. Полторы минуты как не имеет никакого отношения. Всё в прошлом. Закончились тринадцать с лишним лет моей жизни…
Доктор стоит рядом.
– Вы извините, доктор, я пока не пойду в комнату. Деньги там на столе. Спасибо вам.
– Да. Я видел. Сейчас уеду. Вы не угостите сигаретой?
– Конечно, – протягиваю я ему пачку.
– Вы не тревожьтесь, – говорит он, – его кремируют.
– Спасибо, доктор… Я уже сам хотел спросить. Правда, кремируют?
– Не думайте о нас плохо.
– Я и не думаю.
– Вы что сегодня будете делать? Вам лучше не оставаться одному.
– Да. Вы уедете… и следом я.
Мы входим в комнату. Он лежит, как я его и оставил. Но это уже не мой пес. Не мой Пунч… Что-то совсем чужое. Инородное. Лишнее тут и неуместное в этой жизни… Не имеющее ко мне никакого отношения.
Доктор достает какую-то пеленку. Говорит – завернуть. Мне кажется, она будет мала. Приношу ему простынь. Но я не хочу видеть, как он его будет заворачивать… Стою на балконе, пока не хлопнула дверь…
Возвращаюсь. Набираю смс. «Ну, вот и всё». Отправляю в два адреса. Ольге и маме. Почему-то именно маме. Наверное, хочется стать маленьким. И снова к ней на руки. И всё забыть. Она отвечает первой: «Мы с тобой. И мы тебя очень любим, дорогой мой».
Ну, да. Говорю я себе. Любите… А за что?! А?!
Потом пишет Ольга: «Вы не хотите выбраться куда-нибудь?» Пишу в ответ: «Хочу. Составите компанию?» – «Конечно. Буду рада».
Умываюсь. Собираюсь уходить. Вспоминаю ещё об одном важном деле. Под столом в комнате большая сумка. Запихиваю в неё его коврик. Поводок. Оба. Длинный и короткий. Ошейники. Кожаный и два металлических. Миску. Подставку под неё. Его шампуни. Какие-то лекарства. Рукавицы для расчесывания. Жиловые кости. Игрушки. Всё, что вижу. Что имеет отношение к нему… Бросить сумку в мусорный бак не поворачивается рука. Просто ставлю рядом…
Пятница. 13.30 и позже. Мы встретились в каком то кафе на Кузнецком мосту. Она пила «Мартини», я – виски. Что-то меня пробило поговорить о работе… проект какого-то постановления… вдруг показалось очень важным что-то изменить в тексте… Гуляли. Цветы ей подарил зачем-то. Хризантемы. Сидели в каком-то подвале у «Ленкома». И снова я пил виски… Потом ресторан на Каретном ряду… «Рататуй», что ли? Почему-то очень хотелось с ней там поужинать. Посидеть в темном зале с пианисткой… И опять виски… Кажется, она останавливала меня. Но как-то не настойчиво… И ещё билеты хотел купить. На «Шум за сценой». Лучшей комедии не видел. Потащил её к театральным кассам, но билетов не было… Где то ещё гуляли… Последнее, что хоть как-то помню… такси… расслабило… уткнулся ей в плечо… кажется, даже, плакал… Не помню… а она меня гладила…
…В ту ночь он спал беспокойно. Всё вздыхал. Всё ходил-бродил по комнатам, искал – где удобнее… И его когти цокали по паркету… Под утро пришел ко мне. Положил голову на кровать. Вздохнул. Я почувствовал его дыхание. Наверное, уже время идти гулять с ним.
Я закричал и проснулся. Его не было. Меня трясло.
– Тихо. Тихо… Что с тобой? Ложись, – это Ольга коснулась моего плеча ладонью. Потянула, – успокойся… Всё хорошо…
Она прижималась ко мне своим горячим телом и дрожь уходила… Только откуда она здесь? Что было? Зачем?.. не хотелось думать… Я заснул.
Часов в десять мы позавтракали в кафе у метро. Почти не говорили. Мне было неловко. Что-то всплывало в памяти… Мы по-прежнему, обращались друг к другу на «вы».
Потом я поймал ей машину и сразу расплатился с водителем. Вернулся домой. Вспомнил, что моя машина так и осталась на работе. Взял машину жены и поехал к родителям на дачу.
День был солнечный и теплый. Один из последних летних дней… Несмотря на вчерашнюю алкогольную интоксикацию, чувствовал я себя хорошо. Только внутри было какое-то странное ощущение… как будто я разучился радоваться…
…И сейчас, спустя почти десять лет… каким то странным образом… то там, то здесь… я обнаруживаю на одежде его шерстинки… обычно рыжие… но, иногда – белые… это с той птички, на холке…