Наутро Иван Павлович проснулся, когда артековцы ещё спали.

Он вышел на балкон артековской гостиницы. Казалось, что море было закрыто белым занавесом. Адалары виднелись еле заметным пятном, солнце совсем не было видно; а всё небо затянуло тучами.

«Плохой будет денёк», — подумал Иван Павлович.

Так же считал и Фелька, с которым спустя час Иван Павлович изучал маршрут похода.

— Торопиться надо, — сказал Фелька. — Днём надо закончить поход. Вечером дождь будет.

— А ты почему знаешь? — спросил Иван Павлович. — Сводку слушал?

— Зачем сводку. Мы и так понимаем. Смотрите вон: птицы играют и поют. А перед дождём они смирные.

Иван Павлович вспомнил, что перед дождём действительно всегда бывает тихо и сумрачно, а теперь всё было наоборот: в артековском парке перекликались и пели на все лады птицы. А небо продолжало хмуриться, и хотя солнце за облаками поднималось выше, света не прибавлялось. Тучи будто загасили солнце и совсем замуровали небо.

Когда отряд туристов вышел за пределы Артека, дорога разделилась надвое. Одна шла прямо к морю, другая направлялась к вершине Аю-Дага.

Иван Павлович на мгновение прищурился, и в памяти возникло виденное много лет назад: сдвинутые на затылок бескозырки, усталые лица, полосатые тельняшки и чёрные бушлаты.

Он услышал густой гул самолётов, летящих на бреющем полете, и частую дробь пулемётов…

— Иван Павлович, по какой дороге пойдём? — спросила Вера.

— А? — Он как бы очнулся от забытья.

Рядом с Верой стояли Фелька и Архип.

— А вы, таёжники, Как думаете?

Мальчики молчали. Чувствовалось, что они смущены присутствием взрослого и потому не решаются высказать своё мнение.

Ивана Павловича тянула к себе дорога к морю. Тут было всё не так, как тридцать лет назад, но казалось, что за первым же, поворотом возникнет, памятный дот, а за ним извилистая линия траншеи.

— Мы пойдём верхней дорогой, — твёрдо сказал Иван Павлович. — Черепахи водятся и в лесах и у моря, но главным образом в степях и на пустырях. Вот мы и…

Он не закончил. Тёмное небо вспыхнуло и раскололось надвое огромной молнией, а затем грохнул и пророкотал сильный удар грома.

Ошибся Фелька: гроза началась раньше, чем её ожидали. Дождя, правда, ещё не было, но его приближение чувствовалось во всём: холодный ветер пронёсся по траве, срывая листья и разметая, кружа их и завихряя. Снова молния озарила лес, гору, артековские корпуса, и в то же мгновение грянуло так оглушительно, что вершины деревьев пригнулись, и дети невольно так же пригнули головы, закрыв руками уши…

Вера повела отряд туристов обратно в Артек. Вита повернулась и крикнула:

— Папа!

— Иди, иди, дочка. В строю не задерживаются. А я попозже приду.

Он встал между Архипом и Фелькой, и, может быть, потому, что они оба коренастые и низкорослые, отец показался Вите выше, чем был на самом деле.

В эти мгновения она пожалела, что была девочкой, а не мальчиком. Ей очень хотелось остаться с отцом и вместе с ним отправиться на поиски черепахи. При этом она не думала, что, будь она мальчиком, её всё равно не пустили бы в поиск. Архипу и Фельке Вера разрешила остаться с Иваном Павловичем не потому только, что они были мальчиками, но потому главным образом, что они ходили уже на охоту и, как говорится, были проверены в деле.

Крупные капли дождя зашуршали по листьям. Мохнатая туча встала дыбом, гром гремел с такой силой, что ударял по барабанным перепонкам. Но настоящий дождь начался, когда отряд был уже у спальных корпусов. Штормовки, конечно, изрядно намокли, но блузки и рубашки были сухими.

В тот день Вита не могла заснуть во время абсолюта, хотя обычно сон нападал на неё, как только голова прикасалась к подушке.

«Где папа? — думала Вита. — В гостинице или там, в степи, под горой? Он же промокнет насквозь…»

Не спали девочки справа и слева от Виты.

Джен сказала:

— Ты не думай о папе. Он — солдат. А солдату дождь, как одеколон у парикмахера.

Маша сказала коротко:

— Спи, Вита. А проснёшься, и увидишь, что всё, хорошо…

Нет, не так-то хорошо было Ивану Павловичу.

Свирепый вихрь бушевал, заставляя деревья гнуться и свистеть. Ослепительные молнии, пушечные раскаты грома следовали один за другим.

Иван Павлович пробирался извилистой тропинкой и с каждым её поворотом всё больше и больше убеждался в том, что это та самая тропинка, которая вела к низине у подножия Аю-Дага. Ещё в давние годы войны ему довелось видеть там черепах. Но тогда было не до них. Когда он узнал о черепахе-почтальоне, он не сказал о тех черепахах, времён войны, потому что никогда, не говорил о том, чего не знал достаточно точно и достоверно. Сохранилась ли та тропинка между треугольных камней, которые выстроились в ряд, будто маленькие пирамиды? Не сменили ли своё жилище черепахи за эти десятилетия?

Иван Павлович считал так: зачем говорить о том, что ещё требует проверки? И вообще лучше меньше говорить, да больше делать.

Для этого он и приехал в Артек, хотя это оказалось для него не таким простым делом, как ему думалось, когда он расставался с Витой после больницы. Но уж приехав, он решил разыскать тропинку и попытаться найти черепаху-почтальона во что бы то ни стало.