— Куда прикажете прокладывать курс, мистер Моннер? — поинтересовался капитан Воронин, когда они оказались в рубке управления. Рубка управления «Пульсара» — это довольно большая треугольная комната в верхней части треугольного же корпуса корабля. Вообще, «Пульсары» по своей форме больше других стремились к правильному треугольнику, так что треугольных помещений внутри было много. В рубке корабля было человек двадцать, и тут было тесновато… Опять же, как и в других помещениях корабля, ибо комфортными условиями для экипажа «Пульсары» похвастаться не могли. Оборудование было настолько старым, что хотелось скрестить пальцы на удачу, а навигатор уже мрачно пошутил, что надежнее летать по школьным атласам. Тем не менее, капитан Воронин сквозь зубы (глотая крайне нелестные эпитеты в адрес начинки корабля) подтвердил, что все, что только можно, они уже проверили, и за несколько полетов он ручается… Большего, в принципе, и не требовалось…

— Система Милена. Планета Милена III. Надо же полюбоваться на свое приобретение вживую, а не на голоизображениях… — в управлении галактической собственностью мистеру Моннеру выдали файл с самой полной информацией о системе… Изображений звезды и планет во всех ракурсах и спектрах там было достаточно, но хотелось увидеть свою землю, зародыш своей мечты воочию. К тому же будет полезно оставить в регистрации отлетов Пайзариса столь полезную для конспирации запись.

Отдав все распоряжения, мистер Моннер покинул рубку — там и так было тесно, и направился в собственную каюту, которую он пока еще и не видел. Каюта была под стать оборудованию, хотя тут намек на прошлый комфорт все же имелся… Скажем так, давно забытый намек… Можно даже сказать, неправильно понятый… Было заметно, что помещение убирали… Интересно, кто? Что-то сомнительно, что роботы-уборщики остались работоспособными… Тем не менее, все было чисто, как в комнате новобранцев перед проверкой. Ветхая кровать была застелена столь туго, что мистер Моннер не смог подавить в себе желание прыгнуть на нее с разбегу… Кровать уже вышла из того возраста, когда понимала подобные шутки — пластиковая ножка хрустнула, и мистер Моннер кубарем скатился на пол и стукнулся локтем и коленкой.

— Мда… Номер не прошел… Хорошо, хоть один был… — процедил он, потирая ушибленные места. Что поделать — пластик стареет вместе с людьми, и сколько бы ни говорили о новых формулах и вечных соединениях, всегда на чем-то сэкономят…

Вздрогнувший пол сообщил о включенных двигателях… Мистер Моннер понадеялся, что реактор проверили основательно, иначе такой же вот конфуз в двигательном отсеке может быть ну совсем не смешным. Мистер Моннер решил повременить с вызовом техников для ремонта кровати — сейчас каждый человек должен быть на своем посту и внимательно смотреть, как бы чего… Вместо этого он вышел в коридор и направился в рубку — присутствовать при первом старте.

В коридоре было слышно пение… Отставные военные пели старую песню моряков, выходящих в море. Это была песня еще того периода, когда плавали по воде одной единственной планеты, и морское ремесло было столь же опасным, как сейчас плавание в космосе.

В рубке царило напряжение. Все всматривались, сжав зубы, в показания приборов, и в этой тишине было особенно слышно то потрескивание старой техники, которого быть не должно… Не самый приятный звук, если честно… Проверки двигателей уже проводились, но не на полной мощности… Сейчас был момент истины.

— Все системы в норме, корабль готов к старту — отрапортовал старпом, и капитан скомандовал:

— Отстыковка — корабль тряхануло, и они оказались предоставлены сами себе… Мистер Моннер не мог слышать, как набирают мощь двигатели, но ему казалось, что он их слышал. Старый, потрепанный временем и беспощадными инженерами крейсер разворачивался у станции.

— Малый вперед, медленный набор маневровой скорости. Расчет траектории планетарных маневров — сухим стальным голосом командовал капитан. Он волновался, но понимал, что не имеет ни малейшего права демонстрировать это внешне.

— Есть малый вперед. Расчет траектории завершен. Разрешение на вылет из системы получено — неслось со всех сторон. Позади оставались всевозможные станции и орбитальные комплексы…

Мистер Моннер и капитан Воронин быстро переглянулись, и капитан скомандовал:

— Разгон на сверхсвет.

Время как будто застыло, стало слюдяным. Переход в иное состояние прошел тяжелее, чем когда-либо, но он состоялся… «Хорошо, что я всех этих стариков по больнице прогнал… А то было бы сейчас куча обмороков» — подумал Крун Моннер, приходя в ясность ума. Они неслись сквозь пространство и материю, перестав подчиняться законам первого и быть вторым…

Перелет должен был быть долгим — желающих форсировать движение не было. Теоретически, в таком состоянии уже мало что может случиться, но это только теоретически. Скрипящая обшивка и потрескивающая аппаратура постоянно напоминала всем о бренности бытия.

Лететь до Милены было чуть ближе, чем до Кариды, но дальше, чем до Хондры… Короче, в полете прошел примерно месяц. Скажем сразу — это был очень долгий и тяжелый месяц, полный неснимаемого напряжения и тревоги. Если бы Крун Моннер не был полностью седым, то он бы окончательно поседел… Примерно как капитан Воронин, которого теперь в шутку называли «белой вороной». За самим мистером Моннером прочно закрепилось прозвище «майор». Дело было не в его официальном звании, а в том, что он был как бы старше капитана, но его должность и роль не оглашалась… Ну, а раз старше, то значит — майор. Мистера Моннера его прозвище устраивало, чего нельзя было сказать о капитане…

— Нет, ну почему нельзя было меня обозвать «Белым Орлом», например? — ворчливо спрашивал капитан во время короткого обеда, когда они с мистером Моннером сидели за одним столиком.

— Ты себя в зеркало видел, орел? — усмехался мистер Моннер — к тому же фамилия у тебя не Орлов, так что терпи… Все лучше, чем боцмана…

Команда отставников с некоторым неудовольствием вспомнила, что служба в космофлоте — это не только бравые походы и веселые попойки, но и вечно орущий на команду боцман! Здорового, как горилла, и столь же воспитанного боцмана команда с первых дней звала Проктологом за регулярные обещания устроить ревизию внутренних органов, преимущественно через задний проход. Притом касалось это как промывки мозгов, так и вырывание гланд за излишний шум.

Несладко приходилось абсолютно всем. Сломанная в первый же день кроватная ножка была своеобразным индикатором общего состояния судна. Феликс Соммерсет, прямо скажем, не перестарался, выискивая для старого приятеля более-менее приличную колымагу, а явно взял что-то из самых раздолбанных образцов… Ну да, ей же не государственную комиссию проходить… Но если с ножкой кровати команда техников справилась играючи, то навигационное оборудование сбоило конкретно. Навигатор творил чудеса, сполна отработав новую печень, которую сам теперь поминал через слово…

— Печенку в дюзу, опять сдохло! Братва, с отвертками на выход! — неслось через рубку по всем отсекам даже сквозь противовзрывные переборки. О том, что он кричит в рацию, дедуля иногда забывал… — В прошлый раз мы так чуть в пульсар не влетели… Познакомились бы, так сказать, с собратом…

Для того состояния, в котором пребывали сейчас все молекулы корабля, было много научных названий, но сами космонавты обычно говорили просто «иное». Так короче. И законов для него открыто было много… Может, мы и расскажем Вам об этом как-нибудь поподробнее, вооружившись толстенным учебником по субквантовой физике, но сейчас просто скажем, что, как бы того не хотелось, но двигаться по галактике по прямой нельзя… Вернее, можно, но только до первого «особого» объекта, вроде того же пульсара или черной дыры, действие которых распространялось даже на «иное» состояние.

Короче, весело было всем. Сигналы тревоги раздавались чаще, чем смены, и веселье с шутками и прибаутками первых дней быстро улетучилось… Но зато ему на смену пришел настоящий командный дух, который не купишь ни за какие деньги. Все они были старыми, закаленными профессионалами. Но теперь они стали командой.