Он очнулся в светлой, очень тихой комнате. Несколько секунд Анмай Вэру сонно смотрел в потолок, пытаясь понять, как попал в это, явно незнакомое помещение. Последнее, что осталось в его памяти — слабая боль в левой руке, в том месте, куда впилась игла. Сознание погасло почти сразу, незаметно, как при переходе от яви ко сну, однако, не до конца — он все еще ощущал себя и смутно воспринимал звуки. Столь же смутной была и новая боль, когда тысячи тончайших электродов сканера памяти вошли сквозь его череп в мозг. Когда он заработал, у Вэру возникло странное ощущение — он словно бы раздвоился или его стало больше, но оно было слишком неопределенным. Затем он увидел яркую вспышку, тут же сменившуюся небытием, тьмой, но она длилась не более мгновения. Потом смутные ощущения вернулись. Он дремал или думал, что дремлет, за той гранью, что отделяет явь ото сна — а ушел он за нее для того, чтобы…

Анмай отбросил одеяло, подтянул босые ноги к животу и одним рывком вскочил, ошалело осматриваясь. Здесь была простая мебель, белые стены, белый потолок. Никаких приборов. И еще — открытое окно. Он подошел к нему и выглянул наружу.

Он увидел пышную зелень, деревья, реку вдали — и ослепительный круг белого огня в бездонно-синем небе. Солнце. В большие глаза файа ударил непривычно яркий свет и они непроизвольно зажмурились. Какое-то время Анмай стоял неподвижно, потихоньку вживаясь в окружающий мир. Солнечные лучи согревали его смуглую кожу, теплый ветер мягко скользил по ней — лишь сейчас Анмай понял, что обнажен. Наконец, он осторожно приоткрыл глаза и осмотрелся. Всюду — шумящая на ветру удивительная, пышная зелень, птицы — и никаких следов разума. Впрочем…

В небесах застыли огромные бледные луны — цилиндрические и многоугольные, в геометрически правильном узоре пятен. Анмай далеко не сразу осознал, что НАСТОЯЩИЕ луны никогда не бывают такими. Глядя на колоссальные, превосходящие все его представления о величии сооружения, он ощутил нечто, весьма похожее на благоговейный страх. Он не мог поверить, что вот ЭТО вышло из его мечты. Итак, вокруг было будущее, о котором он всегда мечтал, — мечтал так сильно, что решил оставить свое время и свой мир, хотя и не верил, вообще-то, что это получится. Вот только прыжок оказался куда больше, чем он надеялся — он на другой планете, и, похоже, прошли многие тысячи лет…

Анмай ощутил вдруг озноб, мускулы свело судорогой, тело отказалось подчиняться. Было странно, почему-то не страшно. Словно он сам наблюдал за происходящим откуда-то издалека, было все равно…

Неожиданно послышался гул. Небо закрыл плоский, словно составленный из нескольких сросшихся цилиндров корабль, судя по окнам многочисленных палуб, пассажирский. На его выпуклых золотисто-коричневых боках чернел странный символ из восьми изогнутых веретенообразных сегментов, похожий на водоворот.

Корабль пролетал перед Вэру добрых полминуты — а когда, наконец, кончился, его, как-то незаметно, переполнило бесконечное счастье. Все эти полубезумные детские мечты, долгие годы труднейшей работы, страшные войны, миллиарды жертв все же оказались не напрасны. Он все же оказался здесь… и сейчас боялся только одного — что этот невероятно реальный и прекрасный сон закончится. Но от яви не было пробуждения. Невозможное сбылось и он был свободен. На нем больше не лежит ответственность за судьбу Фамайа и он может заняться изучением новых, удивительных вещей, которых в этом новом мире наверняка невероятно много…

Анмай стоял долго, бездумно наслаждаясь солнечным теплом, пока его сильное тело не потребовало движения. Он с усмешкой подумал, — не выпрыгнуть ли ему в окно? — и с любопытством посмотрел на себя. Большой шрам на ребрах, на левом боку, и маленький, на бедре, исчезли бесследно. Он лишь сейчас вспомнил о них, усмехнулся и закинул руку за спину — шрамов не оказалось и на ней. Все остальное осталось в точности таким, как он помнил. «Мое тело — не мое собственное», — понял он, но ведь так и должно было быть. Матрицы сохраняли не только память, но и генетический код тел.

Анмай потянулся, ощутив удивительную легкость и плавность движений, затем с места прыгнул высоко вверх, сделал полный оборот, ловко приземлился на ноги и засмеялся — он не делал таких вещей уже лет с шестнадцати. Его новое тело оказалось определенно лучше старого, а вот сознание…

Он сел на пол, скрестив босые ноги, и закрыл глаза, стараясь понять, не утратил ли он что-либо из воспоминаний — при матричном переносе такое было возможно и даже вполне вероятно, но вскоре оставил эту затею. Если что-то и было утеряно, помнить об этом он просто не мог.

И лишь в этот миг он осознал, что Хьютай, его любимая, отправилась сюда вместе с ним. Они попрощались взглядами всего за миг до того, как их приняла тьма. Выйти из нее они тоже должны были вместе, но…

Анмай осмотрелся. Лишь сейчас он заметил, что в комнате нет двери. Радужное настроение покинуло его, но он не успел испугаться: часть стены беззвучно ушла вбок и в открывшийся проем вошла его подруга.

Хьютай Вэру казалась совсем юной, почти такой же, как в миг их первой встречи — высокая, гибкая, с пышной гривой вьющихся черных волос, насмешливо прищуренными длинными глазами и смуглым чеканным лицом. Она была босиком, в стянутой золотым пояском короткой, переливающейся, вроде бы шелковой тунике и золотых же браслетах на запястьях и щиколотках. С минуту они молча смотрели друг на друга. Им не нужно было слов.

— Я была разбужена первой, чтобы встретить тебя, — ответила Хьютай на его безмолвный вопрос.

— Сколько ты здесь?

— Двенадцать дней. Они сказали, что так будет лучше.

— Кто «они»? Это файа, как и мы?

— Да.

— А… какой сейчас год?

— 3760-й от основания Фамайа. Одиннадцатое июля. Когда мы… заснули, был 203-й.

— Я думал, прошло больше! А где мы?

— Они сами тебе скажут. Они ждут тебя.

— Э… а одежда? Или теперь ходят нагишом?

Хьютай рассмеялась.

— Нет. Но я бы не сказала, что тебе стоит стыдиться, — она дразняще, искоса посмотрела на него.

Анмай смутился — такой же, как в день их встречи. Хьютай любовалась им — рослый, широкогрудый юноша с падавшей на спину гривой черных лохматых волос. Его тело состояло, казалось, из одних тугих мускулов, словно сплавлявшихся под плотной кожей, скуластое лицо казалось отлитым из гладкой, темно-смуглой, подвижной бронзы, — хмурое, диковатое, очень красивое. Большие, широко расставленные глаза сейчас были растерянно опущены.

Анмай удивленно взглянул на одежду, которую ему протянула подруга. Это была туника, такая же, как у нее. Ни обуви, ни чего-либо еще в свертке не нашлось.

— Ты ничего не перепутала? Это для меня?

Хьютай усмехнулась и кивнула. Анмай, тяжело вздохнув, натянул тунику. Одевшись, он с удивлением потрогал золотую одиннадцатилучевую звезду чуть ниже левого плеча. Судя по весу, золото было настоящим. Поясок тоже весил немало.

— Я думал, что в будущем одеваются несколько иначе, — сказал он, глубокомысленно глядя на свои босые ноги.

— Мне твоя одежда нравится, — Хьютай улыбнулась. — Итак, ты готов предстать перед своими потомками?

Анмай закрыл глаза.

— Кажется, да.

Но голос его выдавал волнение.

— Не бойся. Они очень хорошие.

Они взялись за руки. Хьютай вывела его в соседнее помещение, много больше и выше первого, с огромным окном. Причудливо выгнутые светлые стены покрывал яркий цветной узор, показавшийся Вэру совершенно неуместным. За белым овальным столом сидели восемь файа. Их одежда, состоявшая из пёстрой массы спутанных цветных нитей, показалась ему чрезвычайно странной, но лица…

Анмай застыл на пороге. Ему вспомнилось, как он смотрел в глаза владыкам Межрасового Альянса, тогда, в Центральной — эти файа ничуть не походили на Советников, но Вэру потребовалось все его бесстрашие, чтобы не опустить свой испуганный взгляд.

Хьютай провела его внутрь. Они сели на два последних свободных места. До Вэру начало, наконец, доходить, что все это — вовсе не сон. Сердце его бешено забилось, ему стало вдруг довольно неуютно. Можно, открыв дверь, попасть в мечту, но нельзя вернуться. И у мечты, как оказалось, есть свои обитатели…

Примерно с минуту обе стороны молча смотрели друг на друга. Здесь было пять парней и три девушки, все рослые, отлично сложенные, с открытыми лицами — гладкими, точеными, с длинными глазами и красивыми изгибами дважды изогнутых, словно лук, губ. Никому нельзя было дать больше восемнадцати — но в их серьезной сдержанности читался опыт многих прожитых лет. Анмай ощутил себя мальчишкой рядом с ними.

Наконец, один из файа поднялся — мягко, как-то неуловимо-хищно.

— Простите наше любопытство, но сначала мы хотим задать вам несколько вопросов. Потом вы сможете задавать свои — какие и сколько пожелаете.

Он говорил вовсе не на языке Фамайа, знакомом Вэру с детства, а на каком-то ином, но Анмай с удивлением понял, что прекрасно знает его. Чувство реальности покинуло его, так резко, что у него закружилась голова.

— Мы хотим уточнить некоторые детали вашей биографии — в ней, увы, имеются значительные пробелы. Итак: сколько вам было лет, когда вы покинули свое прошлое?

— Двадцать восемь.

— Так мало? Почему вы на это решились?

Анмай смутился.

— Мне трудно объяснить все причины, но отчасти — лень и нетерпение. Я знал, что по сути это дезертирство… но мне стало страшно. Я представил, что буду сотни лет жить в подземельях плато Хаос, ожидая постройки спасательного звездолета. И понял, что не смогу. Я не хотел жить и боялся умереть. Выход был, хотя и его я боялся. Потому что знал, насколько малы шансы. Но я чувствовал, что должен это сделать. Возможно, я просто хотел смерти — я должен был… уйти, после того, как разрушил свой мир. Я надеялся, что меня… разбудят, когда корабль будет готов к старту. Но теперь я вижу, что ошибся.

— Вы не могли бы рассказать о себе? Только кратко.

Анмай ненадолго задумался.

— Я приемный сын предпоследнего Единого Правителя Фамайа Армфера Тару. Я не мечтал стать его наследником, но меня выбрали им… Страна, которой мне пришлось управлять, шла к гибели — даже быстрее, чем весь мой мир. Даже наша великая цель — та, что породила вас — уже мало кого интересовала. Сначала я не замечал этого. А когда задумался, то понял, что не смогу ничего изменить, даже ценой своей жизни!

А потом, по воле случая, мы открыли секрет могущества, изменения физики — Йалис. Это дало мне силу и возможность, и я смог… хотя и не хотел. Я разрушил свой мир — большую его часть. Это было… пусть местью, хотя тогда я не понимал этого. Но пожалуй, подсознательно я хотел сокрушить мир, который хотел жить только здесь и сейчас. Уцелело лишь плато Хаос — оно больше всего соответствовало миру моей мечты. Это была длинная и трагическая история, война в потемках. Мы не понимали, что делаем, не понимали даже друг друга. Но сейчас я вижу, что это был единственный путь.

— Простите, но следующий вопрос может быть неприятным. У вас были дети?

Анмай вновь смутился. Все тут было неправильным, все должно было быть не так.

— Дети? Нет.

— Почему?

Он растерялся, не зная, что ответить. Хьютай незаметно погладила своей ступней его босую ногу.

— Я скажу. Запретив деторождение на Хаосе мы думали лишь об опасности перенаселения. Но потом мы узнали, что Йалис разрушительно действует на плазму наследственности. У подвергшихся его воздействию рождаются дети, внешне похожие на них, но совершенно отличные по внутренней сути. Мы одни решились — и плодом нашей любви оказалось чудовище. Это было трудно пережить. Невозможно. А здесь… я не знаю. Мне трудно будет решиться… попробовать еще раз.

Спрашивающий смутился тоже.

— Мы не хотели причинить вам боль… Мы не знали… — но его глаза едва заметно ушли влево и Вэру вдруг понял, что он лжет. Как ни странно, именно это вернуло его к реальности — осознание того, что новый мир может быть опасен так же, как и старый.

Если не больше.

Он посмотрел на Хьютай и та кивнула. Улыбаться ей сейчас было почти больно. Анмай опять заставил себя ни о чем не думать. Это было не нужно.

— Мы поговорим об этом… потом, — сказала она. — Я вижу, что вашего уважаемого основателя мучают незаданные вопросы.

Анмай поуютней устроился в кресле — настал миг, ради которого он оставил свое время и свой мир. Но чувствовал он уже вовсе не радость, а страх перед тем, что ему придется узнать.

— Мой первый вопрос будет до крайности глуп, но все же… Где мы находимся?

— На Файау. Эта некогда пустынная планета — родина и центр великой цивилизации, покорившей множество миров.

— Насколько я понял, вы можете свободно путешествовать между звезд?

— Да. Для перемещений в не-пространстве не существует расстояний.

— Чем я обязан тому, что вижу вас? Почему меня не разбудили своевременно? Хотя я, конечно, ничуть не огорчен этим!

Спрашивающий сел.

— Это довольно длинная история. Отношение к вашему… побегу было неоднозначным, скорее — крайне отрицательным. А к назначенному вами сроку о вас просто… забыли. Прошло больше четырех веков и вашим потомкам пришлось отчаянно бороться за свое выживание. У них просто не было времени. Они спаслись буквально в последний миг, из бездны пламени.

— А потом? Когда вы достигли этого мира?

— Мы не достигли этого мира. «Фамайа» прошла двадцать световых лет, прежде чем встретила планету, очень похожую на нашу. Файа быстро застроили и заселили ее, но их прошлое — ваше настоящее — было осуждено, как нагромождение кровавых мерзостей. Ваше имя и то, что вы совершили во имя Фамайа, стало символом зла. К несчастью, нам очень мало известно о Первой Файау. Она существовала всего пятьдесят лет. Потом… Вы знаете о таком оружии, как релятивистские ракеты?

Анмай кивнул.

— Они обрушились на них внезапно. Никто не ожидал атаки — нельзя ведь заранее увидеть то, что движется почти со скоростью света! Население Первой Файау достигло уже двух миллионов — они все погибли в течение нескольких минут. Уцелели лишь те, кто находился в звездолете. Он оказался единственным населенным местом вне планеты. Там был технический персонал — десять или одиннадцать файа… и еще, двести тысяч матриц. Опасаясь новой атаки, они решили увести корабль, активировав Эвергет. «Фамайа» вошла в не-пространство, но прыжок был плохо рассчитан. В один миг пройдя триста мегапарсеков, они оказались в абсолютной межгалактической пустоте, но, совершив второй прыжок, достигли этого мира — истратив все топливо. Это были файа, меньше всего подходившие для возрождения цивилизации. Кроме корабля, у них не было почти ничего. Но у них остались матрицы его строителей и те сумели… хотя прошло еще тысячелетие, прежде чем мы вновь смогли строить межзвездные корабли. О ваших матрицах они ничего не знали. Они были спрятаны, очень надежно, чтобы спасти их от уничтожения. Ваши потомки хотели стереть даже память о вас, но вышло иначе. «Фамайа» ныне превратилась в музей и ваши с Хьютай матрицы нашлись чисто случайно. Они могли до конца времен пролежать неразысканными. Вот они, — файа выложил на стол два плоских, зеркально-черных прямоугольника с узко скругленными гранями.

Они были гладкими, холодными и очень тяжелыми — Анмай с трудом смог поднять один. Так же удивленно он разглядывал его всего несколько минут назад — до того, как сбросил одежду и растянулся на операционном столе. Эти матрицы они нашли на «Сурки» — захваченном ими крейсере Межрасового Альянса. Прямоугольник легко умещался на ладони. Было трудно поверить, что он может вместить сознание и память даже самой развитой личности — и даже сейчас вмещает его безмолвное сознание.

— Так мы… в другой галактике? А Межрасовый Альянс?

— Уничтожен. Нам стоило большого труда отыскать нашу родную галактику, но мы все же сделали это. Однако они нашли нас тоже. Их империя сильно изменилась, Вэру. Она стала еще хуже — если это возможно — и они обратились к Йалис. Война была неизбежна и оказалась жестокой. Когда она закончилась, от них уже ничего не осталось. Мы не знаем даже, сколько тысячелетий существовала их цивилизация, чего они достигли. Их культура была необычайно глубокой и разнообразной, — но вот какой именно, мы не узнаем уже никогда.

— А другие известные нам культуры?

— Многие погибли, а многие… еще живут.

— Уцелели ли здесь народы людей — на плато Хаос их было много?

— Нет. То есть, матрицы их сохранились, но кровь Основателей перемешалась так сильно, что сейчас никто уже не помнит, кто чей потомок.

— Я, и все вы — потомки маленькой группы файа, которую уже больше пяти тысяч лет назад увел из-под власти Межрасового Альянса первый Анмай Вэру. Удалось ли вам выяснить, где наш родной мир?

— Нет, хотя мы ищем уже почти две тысячи лет. Мы так и не нашли себе подобных, хотя и знаем, что они должны быть. Наша родина — это легенда Файау.

— Меня переполняет множество вопросов — о вашем общественном устройстве, о других цивилизациях, о Вселенной…

— Вэру, говорить об этом можно бесконечно. Поэтому я буду отвечать вкратце и как нельзя проще. Уже почти тысячу лет у нас нет файа-правителей. Вся Файау управляется разумными компьютерами, но их сознание — не сознание машин. Разум файа не может вечно находиться в живом теле. После примерно двухсот лет жизни объем его памяти становится недостаточным и тогда сознание переносят в интеллектронную сеть, где оно может существовать вечно. Эта жизнь ничем не похожа на нашу. Там возникает нечто вроде коллективного сознания, но это очень трудно понять живому существу, особенно с вашим опытом. Практически, Файау — это две цивилизации. Одна машинная, другая наша, являющаяся преддверием первой. Но и она не похожа на вашу. Нам пришлось изменить даже нашу биохимическую структуру — обычная плоть не может пережить переход в не-пространстве. То, что определяет индивидуальность вашего тела, сохранено, но основа совершенно другая. Теперь ваше тело намного устойчивее. Оно может переносить в сотни раз более высокие дозы радиации, неуязвимо для любых микроорганизмов и многих ядов. Вы стали быстрее, сильнее, выносливее, можете очень долго не спать. Но для этого пришлось очень многое изменить. Цитоскелет, основа ваших клеток — углеродные нанотрубки, которые в шестьдесят раз прочнее стали, но общая прочность тканей повысилась незначительно. В самих клетках нет даже нуклеиновых кислот. Вся наследственная информация записана на цепочках стойких белков. Ваша плоть не так хрупка, как в прошлом, но все же… уязвима и так же подвластна страданию.

Анмай поёжился.

— Я уже понял, что мое тело — не мое собственное. Но все же, я рад этому. Если вы можете путешествовать по всей Вселенной, вы должны знать всё о других цивилизациях.

— Мы знаем меньше, чем вы полагаете. Мы обследовали лишь ничтожную часть нашей галактики, не говоря уже о других. Цивилизации встречаются очень редко — одна на миллиард звезд. Очень немногие из них строят межзвездные корабли, способные перемещаться в не-пространстве, а также установки Эвергет, генераторы Йалис.

— Вам удалось найти цивилизации, превосходящие по уровню развития нашу?

— Да. Но нам приходиться… избегать их.

— У Файау есть враги?

— Сейчас и в обычном смысле — нет.

Анмай на секунду прикрыл глаза. Затем они вновь живо сверкнули.

— Вам известна загадка происхождения Вселенной?

— Нет. Мы в мельчайших деталях воссоздали процесс Творящего Взрыва, но что послужило его причиной — неизвестно. Ее невозможно узнать.

— Странно.

— Это трудно объяснить, но чтобы найти ее, нужно оказаться… снаружи.

— Снаружи Метавселенной?

— Да. Это невозможно. Наши корабли могут свободно путешествовать по этой Вселенной, но вот преодолевать Листы, границы между различными Вселенными, они не в состоянии. И мы не можем представить, даже математически, что находится снаружи. Мы лишь произвели точнейшую оценку соотношения между энергией вещества Вселенной и отрицательной энергией вакуума. Они совершенно равны. Вы понимаете, что это значит?

— Мир не существует. Энергия всего вещества, света, Листов, полностью компенсируется отрицательной энергией вакуума, так что суммарная энергия равна нулю. Так?

— Да.

— Я уже тогда догадывался об этом. Теперь я знаю. Иначе не может быть. Закон сохранения энергии непреодолим и иначе мир не смог бы возникнуть. Это значит, что наше пространство замкнуто. Мы не сможем его покинуть, потому что снаружи для нас ничего нет… точнее, нас нет.

— Для файа из архаичного периода нашей цивилизации у вас очень острый ум.

Анмай усмехнулся этой явной лести.

— Я всегда жил в вашем времени, — по крайней мере, в мечтах.

— Надеюсь, вы нам об этом расскажете?

— Да. Но ведь вы могли прочитать всю мою память прямо с матрицы. Так?

— Технически — да. Но закон об охране личности это запрещает.

Вэру помолчал. Он уже знал, как здесь соблюдают законы.

— Свободен ли я, и кем могу быть?

— Вы совершенно свободны… с этого момента. Так же, как и мы. Вы можете заниматься всем, чем пожелаете — с одним исключением. Вы не сможете стать Правителем — но и никто из нас не сможет.

Анмай усмехнулся.

— Я всегда мечтал жить в мире, где никто не имеет власти над другими. И, прежде всего, я буду учиться — мне нужно знать столько же, сколько и вы.

— Хорошо. Вы сможете узнать все, что пожелаете.

Стена напротив окна разошлась. В зал ворвался теплый ветер, неся запахи чужой пока жизни. Анмай увидел выхоленную травяную лужайку, за которой начинался открытый, ухоженный парк. По его дорожкам неспешно бродили создания, очень похожие на сидевших здесь — только, разумеется, другие. Гибкие, высокие, очень красивые, они были одеты во что-то яркое и разноцветное — нечто вроде коротких платьев или туник с большими накладными карманами. Анмай не смог понять, кто тут мальчики и девочки, да это его и не очень пока занимало. Что-то внутри него будто сломалось. От этого стало легко.

Он поднялся и подошел к проему. Хьютай последовала за ним, остальные стали расходиться. Только тот, кто спрашивал его, задержался. Это был рослый, массивный парень с темным, широкоскулым лицом. Чем-то он напомнил Вэру Найте.

— Ты хочешь еще что-то спросить? Насколько я понял, это было нечто вроде экзамена и я его выдержал. Так?

— Да.

— А если бы нет?

— Вы бы просто не вышли отсюда. Оба. У нас есть основания не доверять старым матрицам памяти.

Анмай фыркнул. Он понимал, что все решилось гораздо раньше.

— Есть вещи, которые не меняются. Кстати, как тебя зовут?

— Анкей Ираус. Я… но это сложно объяснить.

— Офицер ЧК, да?

— Да.

Анмай отвернулся. Хьютай взяла его за руку и они вышли под солнечный свет, в просторы нового мира.