Лондонский протокол, объявлявший об этом событии, был обнародован в 1830 году. Можно ли считать случайным совпадением то, что в этом же самом году вспыхнуло восстание на польских землях, находившихся под властью Российской империи? Независимая Греция, конечно, добавила решимости полякам. Но еще больше должна была их вдохновить Июльская революция во Франции, покончившая с правлением династии Бурбонов.

Описанию долгой борьбы поляков за независимость мы должны предпослать хотя бы краткий обзор того, как они эту независимость утратили. Что должно было произойти, чтобы страна, простиравшаяся в XVII веке от Балтийского моря до Черного, побеждавшая Россию, Турцию, Австрию, Швецию, вдруг исчезла с карты Европы?

Политическое устройство Польши с самого начала представляло собой уни= кальный гибрид монархического и аристократического правлений, немного напоминающего венецианский вариант. Знатная верхушка страны, шляхта, собиралась на свои сеймы для обсуждения важных государственных дел и для выборов очередного короля. Однако решение большинства не делалось обязательным для меньшинства. Любой шляхтич имел «право вето», он мог встать на собрании и выразить свой протест, что аннулировало принятое решение. Это открывало возможность для иностранных правительств вмешиваться в борьбу за власть. Так, например, в 1733 году сейм избрал королем Станислава Лещинского. Но Россия и Пруссия поддержали меньшинство, выступавшее за угодного им претендента, Августа Третьего Саксонского, победили в разразившейся «Войне за польское наследство», и Август Третий сделался их послушной марионеткой на 30 лет своего прав-ления. Русский историк Ключевский имел полное право сказать, что «польская конституция была узаконенной анархией».

Польша, ослабленная политически и экономически, стала игрушкой дипломатических интриг своих грозных соседей. «После второго раздела (1793) десятимиллионная Речь Посполитая... сократилась в узкую полоску между средней и верхней Вислой и Неманом... Восстание 1794 года с объявлением войны России и Пруссии и с диктатурой Костюшко было предсмертной судорогой Польши... Конвенция трех держав, поделивших между собой остаток страны, закрепила международным актом падение польского государства (13 октября 1795 г.)».

Вторжение в эти страны наполеоновских войск вернуло полякам надежду на независимость. Они смело сражались за Бонапарта под Мадридом и под Москвой, но в 1815 году все надежды были окончательно разбиты.

Правда, следует отдать должное тому, как повела себя победившая Россия. На Венском конгрессе, где решались послевоенные судьбы стран и народов, царь Александр Первый настоял на предоставлении полякам широкой автономии внутри монархий, в которых они проживали. В российской части «была выработана конституция, по ней законодательная власть принадлежала избираемому сейму... Так случилось, что завоеванная страна получила учреждения более свободные, чем какими управлялась страна-завоевательница».

Воцарение Николая Первого положило конец либеральным преобразованиям его предшественника. Напуганный восстанием декабристов (1825) и революционным брожением в Европе, он считал своим долгом подавлять все свободолюбивые порывы в своей империи. И когда поляки, ободренные французской Июльской революцией, восстали в ноябре 1830 года, он без промедления отдал приказ своим войскам подавить этот мятеж.

Как это всегда бывает, в рядах восставших не было единства. Дальнозоркие, провидя безнадежность чисто военного противостояния, склонялись к выдвижению умеренных требований и лозунгов. Близорукое большинство рвалось покончить с властью захватчиков и объявило своей целью свержение российского импе-ратора. «Чем мы хуже французов, свергнувших своего монарха?!» Они начали с атаки на резиденцию российского губернатора, великого князя Константина, брата царя. Во главе польского правительства встал князь Адам Чарторыйский, пользовавшийся большим авторитетом в своей стране и в Европе.

Военные действия продолжались в течение года. Поляки не раз проявляли отменное мужество, но их разрозненные отряды не могли противостоять регулярным русским войскам, ведомым опытным генералом Паскевичем. В октябре 1831 года осажденная Варшава капитулировала, и начались аресты, казни, высылки в Сибирь, конфискации и усиленная русификация покоренных территорий. Были закрыты университеты, прекращена деятельность сейма, запрещены любые военные организации.

Европейское общественное мнение выступало с бурными протестами, на которые Пушкин откликнулся знаменитым пророссийским стихотворением «О чем шумите вы, народные витии?». Но никакой реальной военной помощи польское восстание не получило. Франция, так активно помогавшая американцам и грекам в их борьбе за независимость, здесь ограничилась дипломатическими нотами. И причина этой сдержанности была очевидна: прямая помощь означала бы конфронтацию не только с Россией, но и с Австрией и Пруссией, которые отнюдь не желали пробуждать надежды на независимость у поляков, проживавших внутри их границ.

То же самое произошло и тридцать лет спустя, во время Польского восстания 1863 года. Франция, Англия, папа римский направляли ноты в Санкт-Петербург, но не пушки и порох в Варшаву. Туда прибыл с большим войском генерал Муравьев, который своими суровыми карами заработал прозвище «Вешателя». Но общественное мнение в России было настроено решительно против поляков. Поэты Тютчев и Некрасов приветствовали строгости Муравьева, поэт Фет писал Толстому, что он готов снять саблю со стены и идти «рубить ляха без жалости». Один Герцен в лондонской эмиграции вступился за восставших, но после этого популярность его «Колокола» в России резко пошла вниз.

Только разгром Австрии и Германии в Первой мировой войне дал Польше реальный шанс на обретение независимости. Но и тут, чтобы это произошло, молодая польская армия под командой генерала Юзефа Пилсудского должна была отчаянно отбиваться от большевистских корпусов Буденного и Тухачевского, подступавших к Варшаве в 1920 году. Конечно, за последовавший двадцатилетний период между мировыми войнами страна не могла набрать достаточно сил, чтобы выдержать одновременное вторжение полчищ Гитлера и Сталина в 1939 году. Еще полвека должно было пройти, прежде чем распад коммунистического лагеря дал Польше возможность стать по-настоящему самостоятельным государством, завершающим сегодня вступление в индустриальную эру.

«Польская спесь», «заносчивая шляхта», «гордые ляхи» — эти выражения не зря утвердились в русском языке. Так же утвердились в мировом общественном мнении представления о России как о «тюрьме народов», о вечном «угнетателе», о враге всего талантливого и своеобразного. Но есть один фактор в истории двух соседних славянских народов, который заслуживает внимания, — невероятное число польских фамилий в пантеоне русской славы XIX века.

Конечно, родословную всех проследить невозможно, польские корни часто теряются во мраке ушедших веков, но само такое сгущение не может быть случайным. Должно было существовать в устройстве Российской империи какое-то благотворное начало, чтобы в ней могли созреть и творить литераторы Баратынский, Гоголь-Яновский, Достоевский, художники Генрих Семирадский, Михаил Врубель, Казимир Малевич, ученые Николай Лобачевский, Софья Ковалевская, Константин Циолковский, исследователи Николай Пржевальский и Леон Барщевский, философы Николай Лосский и Василий Зеньковский. Число офицеров и генералов польского происхождения, прославившихся на службе русским императорам, перевалит за тысячу, даже знаменитый Григорий Потемкин был из известного польского рода Потемпковских.

Думается, это «благотворное начало» напрямую связано с тем, что Петр Первый в своей борьбе с засильем знатного боярства ввел в начале XVIII века так называемую Табель о рангах. Это была система, позволявшая неродовитым, но одаренным и энергичным молодым людям подниматься по лестнице чинов как военных, так и статских в соответствии с проявленными способностями и исполнительностью. Переход в православие сильно помогал карьере, но вообще иностранцы и иноверцы не подвергались дискриминации, костелы, кирхи, мечети имелись в обеих столицах и других крупных городах. В дворянском сословии множество родов вели свою историю от татар, ливонцев, шведов, шотландцев, немцев, греков и, конечно, поляков, поступавших на службу к русским царям. Не здесь ли таится разгадка могущества Российской империи, только возраставшего на протяжении двух веков?